Текст книги "Путь к рассвету"

Автор книги: Питер Дэвид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

Глава 14

Далеко, далеко от всего этого:

На смертном одре лежала некая женщина-центаврианка.

Служанки, ухаживавшие за ней, порхали вокруг нее, как мотыльки, перелетали с места на место, меняли примочки на ее голове, горевшей в лихорадке, пытались предотвратить обезвоживание и позаботиться обо всех ее нуждах. Но умирающая мало обращала на них внимания, возможно, даже не понимала, что они находятся рядом с ней. Она безотрывно смотрела в потолок, хотя глаза ее при этом были такими остекленевшими, что трудно было понять, видит ли она в самом деле хоть что-нибудь.

Временами даже казалось, что смотрит она вовсе не на потолок, а сквозь него. И видит места, в которые невозможно заглянуть, миры, удаленные на много световых лет отсюда, и события, которых она не могла видеть, о которых она даже не могла знать… и тем не менее, почему-то, знала…

* * *

В тот момент, когда Г’Кар почувствовал, как чужие пальцы сжали его горло, он понял, что пути назад уже не будет. Он понял, что это и в самом деле битва всей его жизни… и битва за его жизнь. Но не на Лондо он смотрел, удваивая усилия, чтобы сокрушить горло императора. Он полностью сфокусировался на том глазе, который, проснувшись, уставился на него: единственном, немигающем глазе.

И он видел в этом глазе ужас, и этот ужас придал ему новые силы.

«Сильнее, Лондо! Спаси нас! Спаси нас! Мы не хотим умирать!»

Лондо видел зловещий красный глаз Г’Кара, уставившийся на его плечо. И понял, что, в конце концов, Г’Кару пришлось вести битву не с ним, а с угнездившейся на нем тварью. Разум Лондо практически отключился от происходящего. И это было символично: ведь уже много лет, как Лондо стал марионеткой темных, закулисных сил, зримым воплощением которых и являлся Страж.

Но даже размышляя подобным образом, Лондо чувствовал, как руки его наращивают усилия, сжимая смертельные тиски на горле Г’Кара. Паника Стража вливала в одряхлевшее тело императора новые силы, и ему хотелось кричать: «Быстрее, Г’Кар! Быстрее! Прежде чем станет слишком поздно!» Но его дыхательное горло, уже слишком сильно поврежденное, не могло справиться с этой задачей. Шансы на победу отсутствовали, и лишь по воле Стража он продолжал молча сражаться.

«Лондо! Ты можешь его остановить! Ты можешь убить Нарна, и мы сможем жить дальше, и нам станет гораздо лучше, у тебя будет гораздо больше времени на самого себя, мы можем даровать тебе это, мы будем к тебе добрее, и Дракхи будут к тебе добрее, люби нас, Лондо, останови его!»

Лондо слышал, что когда умираешь, вся жизнь пробегает заново у тебя перед глазами…

По мере того, как пальцы Г’Кара все глубже впивались в него, его разум начинал меркнуть, и Лондо ожидал, что сейчас-то он и увидит все, но не было ничего… Время растягивалось, а перед глазами у него по-прежнему не было ничего… время сгущалось вокруг него, а перед глазами так ничего и не было…

Ничего…

«Лондо… бейся… бейся… спаси нас… Шив’кала… Дракх, властелин сумрака, спаси нас… не исчезай, не уходи, спаси нас, спаси тех, кто служит тебе…»

Слова, слова, слова… так много слов…

Поначалу это казалось Г’Кару невероятным. Он, в конце концов, родился воином, и терпеть не мог слова, и все же именно слова стали в конечном счете его главным оружием, наносящим раны более глубокие, чем любой клинок, разбивающим больше дверей, чем любой таран. Слова, слова, слова… слова из прошлого нахлынули на него:

«Никто не является тем, кем кажется…»

«Я не для того сражался, чтобы, сбросив одного тирана, тут же самому занять его место…»

«Во внешних мирах кто-то есть, На’Тот…»

«Того будущего, к которому мы привыкли, больше нет…»

Эти и сотни других фраз выскакивали из разных уголков его памяти, боролись друг с другом за то, чтобы быть вновь услышанными, за то, чтобы он вспомнил именно эти фразы, пережил и оценил их один последний раз, в тот последний миг, когда он соскользнет в небытие.

Г’Кар навалился на Лондо и рухнул вместе с ним на пол, не отпуская рук с горла императора, и не отводя взгляда со злобного существа, уставившегося на Г’Кара своим единственным глазом. Как бы ему хотелось услышать, как это безротое существо вопит от ужаса. И тут он понял, что каким-то непостижимым образом, на самом деле он и вправду слышит его… Нет, не слышит… чувствует…

Чувствует его… Чувствует все…

Чувствует вновь агонию, пережитую им при виде висящего на дереве отца, при последнем вздохе сказавшего сыну, что тот может гордиться им…

Чувствует теплоту крови, облившей его… крови первого убитого им центаврианина…

Чувствует боль от раздавливающих его гравиколец, надетых на него Деленн…

Чувствует боль потери и унижение, вызванное предательством Лондо Моллари по отношению ко всему его народу…

Чувствует позор бесчестья, будучи изгнанным из Совета Вавилона 5 после падения Нарна… И прилив отчаянной гордости за свою прощальную речь на этом совете…

Чувствует мучительную боль выколотого глаза… и понимание, что это было ничто по сравнению с плетьми Картажи, обрушившимися на его спину…

Чувствует эйфорию триумфа, разрывая свои цепи в тронном зале Картажи и видя шок на лицах центаврианских поработителей, только теперь осознавших, с кем они имеют дело…

Чувствует просветление, которое он пытается передать в своих писаниях…

Чувствует дружбу с Лондо, чего, как он думал, никогда уже не может случиться…

Чувствует гордость за свои первые успехи… мягкую упругость женского тела, прижавшегося к нему… запах свежего воздуха… тепло солнечного восхода… прохладу заката… руки на его горле… боль… отступает… его труд… еще не завершен… не до конца… влага… на его руках, слезы Лондо, оплакивающего свою судьбу, слезы, залившие руки Г’Кара… рука… короля… спасти короля… спасти Вселенную… спасти… Лондо…

Лондо! Не сдавайся! Ты можешь спасти нас! Тьма… в ней всегда скрывается кто-то… И я боюсь тьмы… Лондо… Возлюби нас… Лондо… Лондо…

* * *

Ничего… По-прежнему ничего… Неужели? Он был… ничем?

«Ничего. Я не видел… ничего».

Когда Кош вынырнул из своего скафандра… Чтобы спасти Шеридана в тот раз… Лондо тоже стоял там… и слышал, как все вокруг шепчут в изумлении:

«Валерия… Дрошалла… Г’Лан…»

Они все… что-то видели… И лишь Лондо, прищурившись от ослепительного света… не видел…

«Ничего. Я не видел… ничего».

Ничего… Никчемность пустой души… Пустота прoклятой души… Ничего…

«Лондо! Спаси нас… спаси… спаси…»

Спаси… спаси нас…

Спаси меня…

А затем…

…Затем мысленный образ того самого момента, который долгие годы уже сидел глубоко в его памяти… внезапно ожил… детали обрели плоть, и он, наконец, увидел… он увидел…

…существо. Огромное существо, с распростертыми крыльями, смотревшее куда-то вверх… Нет, не вверх, вниз… прямо на него, с улыбкой, и у него было лицо… Женское лицо, сверкающее, игривое… Это была Адира, и она улыбалась ему, и говорила ему, что нечего бояться, и протягивала к нему свои руки… и он дотянулся до ее рук… и почувствовал, что из глаз у него хлынули слезы, слезы радости… А позади нее, начал прорисовываться берег моря…

Черные щупальца обвились вокруг его рук, пытаясь оттащить его назад…

…И он бился с ними, в последней своей битве, единственной настоящей битве в своей жизни, единственной, исход которой действительно мог иметь для него какое-то значение, и его пальцы уже почти дотянулись до нее…

«Лондо… ты не смеешь уйти… ты ведь наш навсегда… ты…»

Никогда больше я не подчинюсь никому, я свободен, – провозгласил он мысленно, и потянулся к ней, к ее теплу, к ее красоте, красоте этого крылатого сияющего существа, и его пальцы наконец дотянулись до нее… И в тот самый момент, когда они соприкоснулись, живительной молнией вырвалась энергия, и эта энергия заполнила его, и взорвалась внутри него, и весь мир обратился в чистую, незапятнанную белизну…

* * *

Далеко, далеко от всего этого:

Глаза женщины-центаврианки ожили, впервые за долгое время вернувшись из далеких миров в окружавшую ее реальность, и увидели служанок, хлопотавших вокруг нее. И голосом, поразившим всех своей силой и твердостью, она сказала:

– Ого. И теперь-то вдруг я ему понадобилась? Как это типично для него…

…И сразу после этого в глазах ее отразился покой, и они закрылись навсегда, и Тимов, дочь Алгула, императрица в изгнании, отошла в мир иной…

Глава 15

Ренегар и Гвинн стояли возле шаттла Вира, яростно жестикулируя ему, призывая поскорее подняться на борт. Гвинн, похоже, пыталась выставить про себя оценку Сенне, критическим взором оглядывая ее с ног до головы. Судя по всему, Сенне не грозило дождаться одобрения с ее стороны. Впрочем, это удавалось лишь очень немногим. И потому она перевела взгляд на небеса, явно предвидя возможность того, что кто-нибудь из Дракхов каким-то образом обнаружит их и отомстит за все происшедшее. Но приблизившись к шаттлу, Вир вдруг замедлил шаг, а затем и вовсе остановился.

– Какого черта? Что ты делаешь? – требовательно спросил Ренегар.

Сенна обернулась и в недоумении глянула на него.

– Вир?

Вир, словно школьник, сжимал в руках большой ранец. Внезапно он впихнул его в руки Сенне, поспешно чмокнул ее в щеку, развернулся и направился ко дворцу.

– Я возвращаюсь, чтобы помочь Лондо.

– Ты не в силах помочь ему, – решительно возразила Гвинн. – Ты только погубишь самого себя.

– Погублю самого себя? – устало повторил Вир. – Ты ведь так до сих пор и не поняла, не так ли, Гвинн. Все, что могло пойти мне на пользу, давно уже сгинуло. Я привык с презрением относиться к возможности собственной смерти. И насколько я понимаю, это как раз и было бы для меня теперь лучшим исходом. Я не в силах погубить себя; Вира Котто погубили уже давным-давно. Я могу лишь покончить с собой, и поверьте мне, в данный момент такая перспектива меня совершенно не волнует.

Он вновь развернулся и побежал назад, во дворец. За его спиной Ренегар выкрикнул:

– Ты вновь строишь из себя дурака!

– Долгая практика, – откликнулся Вир.

Ренегар, не веря своим глазам, следил, как он удаляется, а затем покачал головой и обратился к женщине-техномагу:

– Будем ли мы ждать его возвращения?

– Только если мы такое же дурачье, как и он, – отрезала Гвинн. – Пошли.

Она направилась к шаттлу, и остановилась в дверях… Ей даже и оглядываться не нужно было, чтобы понять, что Ренегар не сдвинулся с места. Равно как и Сенна.

– Улетайте без меня, если хотите, – заявил Ренегар. – Я буду ждать здесь.

– И я тоже, – поддержала его Сенна.

Гвинн тяжело, с изнеможением вздохнула, а затем сказала:

– Нет. Мы улетаем. Прямо сейчас.

Ренегар молча отвернулся, а затем вдруг почувствовал руку Гвинн на своем плече. Вторую руку колдунья положила на плечо Сенне. И забормотала какие-то странные слова, и каждый из них вдруг почувствовал некий зуд, быстро подбиравшийся к их головам… А затем Гвинн просто потянула их за собой, и оказалось, что оба они не в силах сопротивляться ее настойчивому желанию затащить их в шаттл.

* * *

В тронном зале царила могильная тишина. Почему-то Вир предчувствовал, что так оно и будет, еще до того, как зашел сюда. И знал, что он увидит, зайдя в тронный зал. В самом деле, там они и лежали, Лондо и Г’Кар, вцепившись руками друг другу в горло. И от этой сцены почему-то веяло ощущением завершенности, окончательности, словно после многих лет ожидания свершилось, наконец, то, чему суждено было свершиться.

Большая императорская печать валялась на полу рядом с ними. Вир медленно подобрался к ней и поднял. Он вертел ее в руках, упивался ее тяжестью и качал головой от недоверия. У него было ощущение, что, подняв эту печать, он принял на свои плечи всю тяжесть ожиданий Примы Центавра, всю тяжесть перечеркнутых надежд и разбитых обещаний славного будущего.

Глаза его были сухими. У него не осталось уже слез, которые следовало бы обронить здесь.

Он вгляделся в лицо Лондо. Жизнь покинула императора. Но перед смертью на лице у него, как ни странно, застыла умиротворенная улыбка.

Затем он перевел взгляд на Г’Кара, на его единственный глаз…

Глаз, горящий красным… и этот глаз еще двигался. Едва заметно подергивался.

– Великий Создатель… – выдохнул Вир, не в силах поверить своим глазам. – Г’Кар…

Глаз Г’Кара на мгновение сфокусировался на Вире, а затем ушел куда-то в сторону: он словно указывал Виру… на нечто… у самых его ног.

Вир инстинктивно посмотрел в ту сторону, куда указывал глаз Г’Кара… и, охнув от ужаса, отступил на шаг.

Существо, похоже, мучилось от непереносимой боли. Его щупальца бесшумно бились, а ужасный единственный глаз заплыл, покрывшись коростой. На боку у него зияла дыра, словно у шершня, вырвавшего свое жало, чтобы оторваться от жертвы. И оно было всего в дюйме от Вира, и оно еще не умерло, цепляясь за жизнь со сверхъестественной решимостью.

Страж, лежа на полу, смотрел на Вира, хотя, возможно, он не столько видел, сколько просто ощущал его присутствие рядом с собой.

И Вир закричал, но в крике его уже не было ужаса. Наоборот, в его крике бушевали гнев и ярость, каких ни разу он не испытывал ранее в своей жизни. Схватив императорскую печать, он обрушил ее вниз, на Стража. Раздался тошнотворный хлюпающий звук, и Вир мог поклясться, что одновременно услышал у себя в голове визг… Конечно, он понимал, что на самом деле это невозможно, ведь у твари не было рта, и тем не менее он услышал. И он был уверен, что это не игра воображения.

Когда Вир поднял с пола печать, то увидел, что раздавленная масса на полу все еще трепещет. Впрочем, ему было неважно, в самом деле она шевелится, или нет, приступ ярости оказался настолько силен, что Вир бросил бы печать в эту тварь еще и еще раз, даже если бы она не сдвинулась и на сантиметр.

Он метнул печать в Стража третий раз, четвертый, пятый. Он уже сбился со счета. Он потерял ощущение времени и не помнил уже, зачем он это делает. А затем с изумлением вдруг осознал, что рыдает, и слезы, которых, как ему казалось, у него не осталось уже, хлещут из глаз, словно прорвав плотину. Вир перебрал все ругательства, какие только смог измыслить об этой твари и тех, кто стоял за ней, все оскорбительные слова из своего тайного запаса, слова, которые он еще никогда не решался произнести, и, как ему казалось, никогда не посмеет произнести. Тронный зал наполнился звоном императорской печати, которая становилась все более помятой и покореженной с каждым новым ударом.

Наконец, ярость Вира иссякла, он отступил на шаг, чтобы увидеть результаты своего буйства. Страж превратился в бесформенную вязкую массу, разбрызганную по полу. Вир отбросил в сторону печать, не задумываясь об ее священном статусе в традиции его народа. Печать осталась лежать на полу, как бесполезный кусок металла, каким – насколько Вир понимал – она теперь и стала.

Он взглянул на Г’Кара, и сразу понял, что жизнь покинула великого Нарна. Теперь уже Вир засомневался, а был ли тот и в самом деле жив, когда Вир зашел в тронный зал. Может, подергивание его алого глаза было не намеренным, безмолвным предупреждением… а просто посмертным спазмом, столь сильно напоминавшим последний героический поступок. Сейчас Вир не мог сказать этого наверняка, и вряд ли сможет узнать хоть когда-нибудь.

– Скажи своим хозяевам, – прорычал Вир, обращаясь к покрывавшему пол мерзкому желе, которое когда-то было живым существом, – что их время истекло. Прима Центавра принадлежит только центаврианам, и больше никому.

– Попробуй сказать это сам.

Эти слова прозвучали как хриплый шепот, раздавшийся за спиной у Вира. Он резко обернулся и увидел прямо перед собой полдюжины Дракхов. Одного из них он узнал сразу же.

– Шив’кала, – сказал Вир.

– Вир Котто, – ответил Шив’кала. – В конце концов… мы встретились лицом к лицу… Настоящие враги наконец раскрыли себя.

– Вы не сможете контролировать меня, – заявил Вир.

– Ты еще так мало знаешь, – прорычал Дракх. – Но мы тебя выучим.

Дракхи надвигались на него, и Вир попробовал поскорее ретироваться. Однако пройти к двери оказалось уже невозможно. Дракхи взяли его в полукольцо, и единственный оставшийся проход вел к окну, выпрыгнув из которого, могли бы найти свою смерть даже не один, а целая сотня Виров.

Вир не колебался. Он вскарабкался в оконный проем, и встал, балансируя, на подоконнике. Ночной воздух, наполненный жаром пожарищ, обдувал его.

– У вас мне учиться нечему, – решительно заявил он. – Разве что тому, как далеко нужно быть готовым зайти, если желаешь отстоять свободу своего духа и разума.

Вир глянул вниз, пытаясь подготовить себя к фатальному прыжку. И вытаращил глаза от удивления, поскольку увидел внизу, прямо под собой… шаттл. И не просто шаттл. Его шаттл. Он быстро приближался к окну снизу, громко рыча двигателями.

Дракхи были уже рядом, и времени для поиска иных вариантов не оставалось. Вир подпрыгнул в воздух, понимая, что его прыжок можно назвать каким угодно, только не грациозным, и приземлился прямо на крышу шаттла. Он вскрикнул, поскольку приземление вышло не самым удачным, правое колено пронзила боль. Он подумал, что, наверно, разорвал себе связки, но куда более существенным было то, что он начал соскальзывать вниз. Поверхность шаттла, абсолютно гладкая, не давала возможности уцепиться пальцами хоть за что-нибудь. Но тут открылся люк, и там был Ренегар, который успел ухватить Вира, прежде чем тот соскользнул окончательно.

– Есть! Держись! – крикнул Ренегар, и заволок Вира внутрь корабля с такой легкостью, будто тот не весил абсолютно ничего.

Вир успел еще услышать, как Дракхи завизжали от ярости, когда он кувырнулся внутрь шаттла.

И тут все заглушил залп орудий.

Вир вскарабкался на ноги, и при виде зрелища, открывшегося ему в иллюминатор шаттла, сердца его запели от радости. Вооруженные до зубов гвардейцы, во главе с Касо, ворвались в тронный зал, ведя непрерывный огонь. Дракхи развернулись к ним навстречу, грозные силы тьмы в своем последнем и решительном противостоянии против невесть откуда возникших сил света. Серокожие прислужники теней вступили в бой, но судя по всему, их стойкости не могло хватить надолго. В их городе, который силы зла обратили в дымящиеся руины, по крайней мере один отряд Дракхов был вынужден принять бой, который можно было сравнить разве что с отчаянной и безысходной битвой на Рубеже. Воображение дорисовало Виру, как пол тронного зала устилается телами Дракхов…

…Но затем он не мог не вспомнить, что одно из тел, устлавших тронный зал, принадлежало тому, кто по праву должен был бы сейчас сидеть на троне.

– С тобой все в порядке, Вир? – спросила Сенна. Она стояла возле него, и Вир только сейчас заметил, что Сенна осматривает его, пытаясь удостовериться, не страдает ли он от полученных в схватке с Дракхами ран. – Ты цел?

– На самом деле… это два разных вопроса, – с печалью в голосе ответил Вир. – Да, я цел. Но вот насчет того, что со мной все в порядке… Мне кажется, со мной уже никогда не будет все в порядке.

– Лондо… Ты смог помочь ему? – спросил Ренегар… и увидел, какое выражение появилось на лице Вира.

Сенна тоже все поняла.

– Ты хочешь сказать… он…

– Он умер от рук Г’Кара, и одновременно Г’Кар умер от его рук.

– Но почему? – с отчаянием в голосе спросила Сенна. – Я не понимаю. Я нисколечко этого не понимаю. Зачем им понадобилось убивать друг друга?

– У меня есть некоторые догадки на этот счет, – задумчиво ответил Вир. – Но, мне кажется, правду мы никогда не сможем узнать.

Сенна начала всхлипывать. Похоже, ей не хватало слов, чтобы выразить, какое горе она испытывала сейчас. Вир подобрался к ней ближе и обнял.

– Он старался. Он отчаянно старался стать лучшим императором, какой только может быть, – всхлипывая, проговорила Сенна.

– Он сделал гораздо больше, чем смог бы любой другой на его месте…

– Прошу прощения, – оборвала его Гвинн, и голос у нее был несколько раздраженным. – Нельзя ли оставить сентиментальные славословия до более подходящих времен? У нас сейчас слишком много других забот.

– Заткнись, Гвинн, – огрызнулся Вир. – Ты техномаг, и я прекрасно понимаю, что есть огромная уйма вещей, в которых ты разбираешься отлично, а я не в силах понять. Но есть на свете и такое, в чем ты абсолютно ничего не смыслишь, и сейчас как раз именно такая ситуация, и потому я повторю тебе еще раз, особенно раз речь идет о Лондо: заткнись. Заткнись, черт меня побери! Уяснила?

Не в силах удержаться от сарказма, Гвинн отвесила ему легкий поклон и сказала:

– Конечно, Вир Котто. В конце концов, я же всего-навсего привела сюда этот корабль, использовав свои магические умения чтобы отыскать тебя, и спасла тебе жизнь. Конечно, это отнюдь не те заслуги, за которые полагается хотя бы капля благодарности.

Вир позволил себе пропустить эту ремарку мимо ушей, частично из-за стремления сохранить достоинство, частично из-за того, что в глубине души он прекрасно понимал правоту Гвинн. Но, черт возьми, ей всегда удавалось преподнести свое мнение столь раздражающим образом, что он никак не мог заставить себя показать ей это свое понимание. И потому решил просто сменить тему.

– Те бомбы, которые не были взорваны… Мы уверены, что все они обнаружены?

Ренегар кивнул.

– Как только мы узнали об их существовании – хотя, конечно, я предпочел бы узнать об этом как-нибудь по иному, нежели увидев, как они взрываются – Финиан сумел засечь их энергетический след и быстро локализовать их всех. Они были замаскированы, но от техномага невозможно скрыть то, что он ищет.

– Лондо никому об этом не говорил, – качая головой, сказал Вир. – Он никому не доверял… даже мне… не сказал даже мне…

– Разве можно винить его за это? – спросила Сенна. – Он, должно быть, полагал, что вы и сами сумеете найти их. И он, должно быть, боялся, что если сам попытается что-нибудь сделать, то Дракхи тут же в наказание взорвут бомбы. Боялся. – Сенна повторила это слово, словно не могла до конца осознать его смысл. – Сколько же лет провел он, живя в страхе…

– Не думал, что ты решишься назвать это «жизнью», – сказал Вир. – Где эти бомбы теперь?

– У Финиана, – незамедлительно ответила Гвинн. – Он очень спешил отправить их куда-нибудь прочь с этой планеты, подальше от тех мест, которые находятся под контролем Дракхов. Он обезвредил их, но, тем не менее, считал неправильным оставить где-нибудь, где они снова попадут в лапы Дракхов и могут быть использованы для новых бедствий.

– И где он теперь?

– В другом звездолете.

– Ты можешь каким-нибудь образом связаться с ним?

Гвинн кивнула.

– Конечно. Куда ты хочешь их доставить? По правде говоря, Финиан был бы только счастлив избавиться от них как можно скорее.

Вир даже и не колебался.

– На Минбар. Я собираюсь вручить их Шеридану. Маленький аванс… за ту помощь, которую он нам окажет.

– О какой помощи ты говоришь?

– Я подозреваю, – сказал Вир, похлопав ладонью по ранцу, лежавшему на полу – ранцу, в котором находились мемуары Лондо – что эти слова Лондо могут оказаться очень убедительным аргументом, который докажет Альянсу всю степень участия Дракхов в делах Примы Центавра и всю степень их вины за случившееся. Альянс вряд ли будет в восторге от того, что его держали за дурачка, а что касается лично Шеридана… – Вир покачал головой. – Скажем так, из всех Землян, каких мне доводилось видеть, он наиболее чутко воспринимает любую несправедливость. Сейчас, когда Дракхи в некотором замешательстве, не будет слишком сложно убедить Альянс объединить свои силы с центаврианским флотом. В данный момент наши корабли в полной боевой готовности находятся на позициях, ожидая, чтобы кто-нибудь протрубил им сбор…

– И этим кем-то будешь ты?

Вир кивнул.

– И как же ты намерен это осуществить? – спросила Гвинн.

– Начну с того, – медленно приступил в изложению своих намерений Вир, – что командиры нашего флота уже должны были прийти к пониманию, что план военной кампании, который они считали инициативой правительства Центавра, на самом деле был результатом манипуляций Дракхов. Что Дракхи были намерены просто использовать нас как пушечное мясо. И что Дракхи манипулировали всеми, включая их высокочтимого и любимого Премьер-министра Дурлу. Провидения Дурлы на самом деле внушались ему Дракхами, и это вряд ли придется по душе тем людям, кто еще недавно считал свою миссию столь ясно очерченной.

Можно догадываться, что уже сейчас, когда мы с вами разговариваем тут, военные командиры проводят свои совещания, пытаясь понять, как события станут разворачиваться дальше. Некоторые решат побороться за власть и влияние. Возможно, некоторые корабли даже вступят в междоусобную схватку. Но когда новый лидер будет объявлен и полномочия его будут подтверждены, велики шансы, что весь флот с готовностью выстроится перед ним в ожидании команд, поскольку впервые сможет получить себе реальную единую цель.

– И ты все еще полагаешь, что сумеешь стать для флота таким лидером? – спросил Ренегар. – Как ты это намерен осуществить?

– Начнем с того, что моя роль в разоблачении Дракхов хорошо известна теперь всем. Кроме того, Лондо когда-то готов был сдвинуть небо и землю, только бы добиться поддержки техномагов, поскольку считал, что это резко повысит его шансы в борьбе за трон. Я знаю об этом, потому что именно меня он призвал тогда к себе на помощь, пытаясь добиться свидания с техномагами. Ну, а я… я теперь и сам намерен получить благословение, и не от одного, а сразу от двух техномагов. Можно это устроить, Гвинн, или я стал чересчур самонадеянным?

Гвинн была занята управлением шаттлом, быстро и уверенно уводя корабль прочь от объятого пламенем мира. Она проворчала в ответ:

– Об заклад биться об этом я бы не советовала.

Вира этот ответ вполне удовлетворил, и он продолжил:

– Я также думаю, что смогу положиться на чрезвычайно влиятельного Генерала Рийса. Я уже вступал в контакт с ним незадолго до разоблачения Дракхов, и проинформировал о том, что может случиться. Конечно, это была авантюра с моей стороны, но общение с Генералом убедило меня, что из всех людей он, возможно, будет более всех разъярен распространением влияния Дракхов в нашем мире. Он был лоялен Дурле; но когда оказалось, что Дурла не тот человек, на которого можно положиться, когда речь заходит о судьбе Примы Центавра, Рийсу понадобилась новая фигура, на которую могла бы переключиться его лояльность. И у меня есть все основания полагать, что я могу оказаться такой фигурой, и когда это случится, благодаря Рийсу и другие ключевые военные руководители перейдут на мою сторону.

– Если только сам Рийс не решит взять власть в свои руки.

Вир покачал головой.

– Только не Рийс. Верьте или нет, но это было бы не в его стиле. Он генерал старой школы, и свято верит, что и он сам, и вообще все военные были, есть, и всегда должны быть лояльны императору. Но титул императора по традиции всегда переходил лишь к одному из самых высокорожденных. А Рийс – выходец из низов, и всегда гордился этим. У него не может появиться желания перетасовать все центаврианское общество лишь для того, чтобы выиграть партию в игре за власть.

Если же взять меня… Я выше его по рождению… и не важно, насколько сильно моим родителям хотелось бы от меня отречься, – добавил он с подкупающе неуместной честностью. – К тому же, я считаю, что мои претензии поддержит также и Джон Шеридан, Президент Альянса, ну, и, наконец, большая часть уцелевшего нобилитета.

– Ты, должно быть, уделял чертову уйму времени размышлениям о том, как стать императором, – заметил Ренегар.

– Я ведь брал уроки у лучшего учителя, – ответил Вир.

– Но зачем? – спросила Сенна.

Вир взглянул на нее, явно не совсем понимая, что она имеет в виду.

– Что зачем?

– Зачем тебе стремиться занять трон императора? Это означает ответственность, опасность и…

– Нужда, – сказал Вир. – Я вижу в этом… нужду. Я ведь уже много лет шел к этому, Сенна. Я вижу, что наше общество нуждается в хорошем императоре, и я… ну… просто делаю то, в чем нуждается общество. Я же все время только этим и занимался, пожалуй, с тех самых пор, как впервые прибыл на Вавилон 5. Лондо нуждался в помощнике, и я стал его помощником. Лондо нуждался в совести, и я стал также и его совестью… Хотя не уверен в том, что так уж хорошо с этим справился. Нарны нуждались в том, чтобы кто-нибудь помогал им бежать в безопасные места, и я обеспечил им эту помощь. Прима Центавра нуждалась…

– Я сейчас сильно нуждаюсь в том, чтобы ты помолчал, – едко заметила Гвинн. – Мою нужду ты тоже сумеешь удовлетворить?

– Вы дадите мне благословение, о котором я просил?

– Для вас – все что угодно, Ваше Величество.

Вир кивнул, демонстрируя истинно императорское самомнение. Но несмотря на некоторую легкомысленность момента, Вир не мог стереть из памяти образ погибшего Лондо.

Да, в общем-то, и не хотел этого.

Выдержки из «Хроник Вира Котто».

Фрагмент, датированный 12 января 2278 года (по земному летоисчислению)

Мне следовало бы попытаться найти некие запоминающиеся вступительные слова для этой летописи, но почему-то в голову ничего не приходит.

Лондо с легкостью сумел бы найти такие слова. И Г’Кар тоже. Когда я вспоминаю, как они лежали вдвоем, вцепившись друг другу в горло, то каждый раз поражаюсь злой иронии. Двое людей, которым было даровано несравненное умение манипулировать словами, ну разве что если не принимать во внимание Джона Шеридана. И вот, источник их силы, их слова… Они так и не дали друг другу шанса воспользоваться ими. О чем они думали в эти последние мгновения, каковы были их чувства? Г’Кар… что ж, во многих отношениях, мне так и не удалось понять его, даже в конце.

Что же касается Лондо, то я могу лишь догадываться, что, скорее всего, он испытал облегчение.

Но наверно, мне все же следует представиться. Я Вир Котто, который когда-то считался позором своей семьи. На меня смотрели как на некое недоразумение, и в основном именно поэтому «изгнали» на космическую станцию, которая называлась Вавилон 5.

Смешно получается с этой космической станцией. Чтобы поддерживать искусственную гравитацию, станция, вытянутая в длину на несколько километров, вращалась вокруг своей оси, и если смотреть со стороны, казалось, что вращается центральная ось какого-то великого колеса. И иногда я думаю, что Вавилон 5 стал центральной ступицей всей нашей Вселенной, вращаясь в самом центре и раскручивая вокруг себя водоворот событий, изменивших ее облик.

Это хорошо. Мне это нравится. Глубокие мысли, многозначительные фразы… да. Да, определенно, именно такими вещами и полагается заполнять дневники императоров. Даже не похоже, что я сам все это написал… но именно таких слов от подобных писаний ждут люди. А ведь всем нам постоянно приходится идти на уступки толпе и давать людям именно то, чего они от нас ожидают.

Как бы то ни было, но все началось с того, что меня выпроводили на Вавилон 5, чтобы я служил там помощником у низкопробного политикана по имени Лондо Моллари. Наверно, никто тогда не предполагал, что в результате этой встречи я буду заброшен в конце концов на высочайшую вершину власти на всей Приме Центавра. Как бы мне хотелось, чтобы моя семья выжила при бомбардировках и смогла увидеть мое возвышение собственными глазами. Впрочем – я знаю, что слова мои очень холодны, но зато они правдивы – если бы моя семья дожила до дня, когда я добрался до таких высот, с них бы сталось заминировать бомбами собственного изготовления императорский дворец, чтобы взрывом смести его с лица планеты. Они предпочли бы все что угодно, только не столь унизительную для них шутку судьбы, как возвышение такой личности, как я, до высот верховной власти.