Текст книги "Путь к рассвету"

Автор книги: Питер Дэвид

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)

Глава 9

Под столицей располагались катакомбы, которые многими считались не более чем мифом. Считалось, что великий Император Олион соорудил их много веков назад. Как гласит легенда, Олион был сущим параноиком в своем страхе перед народным восстанием. И потому приказал соорудить катакомбы как место, где можно спастись от любой погони. Говорят, что лишь он один, помимо самого создателя катакомб – убитого по приказу императора сразу по завершении строительства, – знал все ходы этого лабиринта. По катакомбам можно было бежать из города в отдаленные окрестности, где имелось много тщательно замаскированных входов и выходов, что позволяло беглецу выбраться из столицы незамеченным, при этом ускользнув от погони.

Но так говорилось лишь в легенде. На деле ни одного входа в катакомбы, конечно, уже не существовало. А если бы и удалось его отыскать, то наверняка оказалось бы, что в тоннелях кишат паразиты, и по ним просто не пройти.

Тем не менее, много лет назад, будучи еще совсем молодым человеком, в поисках ископаемых останков первобытных центаврианских культур, Ренегар – не по годам физически развитый уже в том нежном возрасте – в буквальном смысле слова провалился в миф.

Ренегар предпринял единоличные раскопки на границе пригородной зоны. Грунт вдруг провалился, и он упал прямо в материализовавшиеся из древних преданий катакомбы. Когда он пришел в себя, отряхнулся от пыли и сумел справиться с поднимавшимся чувством паники, он прямо-таки пришел в восторг от своего открытия. По правде говоря, местное население, действительно состоявшее из многочисленных паразитов, не было в особом восторге от его вторжения, но перспективы исследований казались юноше слишком заманчивыми, чтобы отказаться от них из-за подобных мелочей.

У Ренегара почти не было друзей, а родители мало интересовались, когда и куда он исчезает, и потому он не склонен был ни с кем делиться своим новым захватывающим открытием.

Он доставил в подземелья эхолокаторы и другие сканирующие устройства, которых, конечно, не существовало много веков назад, при строительстве катакомб. За несколько лет он сумел составить довольно подробную карту лабиринта… правда, не без помощи и содействия взрывных устройств. Камнепады и другие природные катаклизмы привели к тому, что некоторые коридоры стали непроходимыми, и Ренегар уже вскоре обнаружил, что разумное использование бомб может оказать ему колоссальную помощь. Ключевое слово здесь, конечно, «разумное». Когда он попробовал применить бомбу в первый раз, взрыв едва не унес его самого в царствие небесное. Но необходимость была прародительницей всех изобретений, и в последующие годы, при различных поворотах судьбы, хорошее знание взрывотехники и археологии, полученное в результате исследования катакомб, принесло Ренегару немалую пользу.

А для катакомб, в свою очередь, нашлось новое применение.

Ренегар направлялся к месту сбора уверенными, ровными шагами, знание катакомб настолько уже укоренилось в нем, что он больше не нуждался в картах, составление которых столь болезненно обошлось ему в юности. Какой-то грызун перебежал ему путь, и Ренегар пинком отбросил его с дороги. То, что его нисколько не беспокоило наличие вокруг подобных существ, было очень кстати, потому что иначе он легко мог бы и потеряться в ходе изучения рукотворных пещер.

– Ренегар! – раздался впереди шепот, и он мгновенно узнал прозвучавший голос. – Это ты?

– Конечно, я. Кто же это еще мог бы быть? – мрачно спросил Ренегар. Он вскарабкался по еще одному подъему, завернул за угол и обнаружил перед собой всех остальных, кому он решился – в припадке безумия, как ему иногда казалось – доверить не только свою жизнь, но и будущее всей своей планеты.

В их число, естественно, входил Вир. А также Дунсени. Было также еще много других людей, которых Вир сумел привлечь за прошедшие годы, но никто из них, за исключением самого Вира, не знал всех остальных участников подполья. Возможно, в этом и крылась своя сермяжная правда, размышлял Ренегар, но в результате на самого Вира падало слишком большое напряжение.

И это напряжение постепенно начинало сказываться. Вир выглядел все более усталым, даже несколько подавленным, по сравнению с тем, каким он был раньше. Но он по-прежнему создавал вокруг себя атмосферу мрачной решимости, словно выбрав некое направление движения, твердо намеревался двигаться вперед в этом направлении до самого конца, независимо от того, каким этот конец окажется.

– Ты видел? – спросил Вир без предисловий, и Ренегар сразу точно понял, о чем идет речь.

– Как я мог не видеть? Этот проклятый Дурла был повсюду. А что, это правда? То, что некто пытался убить их обоих? Императора и Дурлу?

– Вообще-то, только Дурлу. Император просто появился в ненужном месте в ненужное время, – ответил Дунсени.

– Этими словами можно подвести краткий итог всей его жизни, – мрачно заметил Вир. А затем, более деловым тоном добавил. – Но смертью Исона дело не ограничится. Дурла ни в коем случае не оставит это покушение без последствий. Если один из Домов выказал намерение свергнуть его, Дурла непременно решит, что и все остальные Дома постараются теперь образовать альянс ради достижения этой цели.

– Ты хочешь сказать, что Дурла теперь объявит войну Домам? – спросил некий угрюмого, но грозного вида боевик по имени Ади.

– Без сомнения. И это сыграет нам только на руку.

– Как? – вопрос прозвучал одновременно у многих участников собрания, но ответил на него Дунсени.

– Главы Домов держат в своих руках огромные ресурсы. Возможно, за Дурлой и в самом деле стоит армия, что делает его позиции неприступными, но и у Домов есть свои ресурсы, начиная от людей, и кончая оружием. И даже этим дело не ограничивается. Среди военных тоже есть несколько ключевых фигур, которые связаны старинной традицией лояльности Домам, и эту глубоко укоренившуюся традицию не смогут превозмочь никакие попытки Дурлы переманить их на свою сторону. Вступая в битву с Домами, бросая прямой вызов главам Домов, Дурла сеет раздор среди тех, на кого сам же и опирается сейчас.

– Он не понимает всю степень опасности, если думает, что сумеет встать выше них… а именно так оно и есть, – сказал Вир. – Это старейшая ошибка, которую раз за разом допускают величайшие воители во всех мирах галактики. Они недооценивают противника. И в результате терпят поражение.

– Это… относится и к вам.

Все разом обернулись, чтобы увидеть, кто произнес эти слова, и все разом испуганно охнули.

В сумраке катакомб стояло серокожее существо.

Ренегар мгновенно схватился за оружие, но тут вновь пророкотал голос монстра.

– Слишком поздно. Что бы вы ни сделали со мной, это уже ничего не изменит. Я видел вас, я успел пообщаться с моими собратьями, и они придут сюда, отыскивая вас. Я видел ваши лица. Вы покойники. Но для начала… – чудовище выждало драматическую паузу, -…я спою вам куплет моей новой песни.

Собравшиеся недоуменно переглянулись.

– Тооооолько я… И моя тееееееень… – доносились завывания из темноты.

– Скажите мне, что это сон, – попросил Ади.

Вир наблюдал всю эту сцену с мрачной невозмутимостью.

– Финиан, – сурово сказал он. – Что это еще за дурачество? Я ведь сразу узнал твой голос. Я знаю, что это ты.

В ответ существо безвольно рухнуло на пол прямо перед замершей в недоумении толпой. Только теперь они увидели рану, зиявшую у него на затылке. Из раны продолжала сочиться какая-то густая жидкость. Совершенно очевидно, жизнь покинула тело этого существа, кем бы оно ни было. А затем все взоры обратились на техномага по имени Финиан, появившегося неожиданно в поле зрения.

– Я напугал вас? – спросил он.

– Да, – прямо ответил Вир.

– Вот и хорошо, – эти слова произнес уже не Финиан, а Гвинн, женщина-техномаг, которая почему-то проявляла большой интерес к событиям, происходящим на Приме Центавра. Финиан, как и всегда, внешне выглядел человеком открытой души, круглолицым и голубоглазым, не способным, казалось, ни на какой обман. Конечно, одного этого было уже достаточно, чтобы не доверять ему.

Что касается Гвинн, она, как всегда, держалась высокомерно. Она взирала на всех так, будто наблюдала за ними с большого возвышения, отчего все их тревоги и заботы казались детскими и наивными. Ренегар не доверял ни одному из техномагов. Как гласило общепринятое мнение, попытки довериться техномагам в прошлом никогда до добра не доводили.

– У вас есть все основания испугаться, – продолжила Гвинн. – Мы обнаружили его, когда он блуждал по катакомбам. Но случилось нечто вроде… несчастного случая. Здесь же случаются камнепады, порой в самый неожиданный момент. Вот и на него упали камни, и среди них несколько довольно больших булыжников. А когда камни, да еще такого размера, начинают падать неожиданно… – Гвинн пожала плечами. – Результат, как вы видите, может оказаться трагическим.

– А кто же это такой? – спросил Ади, с любопытством разглядывая труп.

– Это Дракх, – ответил Вир. – Одно из тех мерзких чудовищ, о которых я вам уже рассказывал. Всем вам рассказывал, – Вир возвысил голос. Но не потому, что кто-то не слышал его. Стены туннеля разносили эхо его слов. – Твари, которые заразили чумой Землян. Твари, которые тайно обосновались на Приме Центавра. И, как я считаю, те, кто на самом деле посылает «видения», о которых постоянно трезвонит наш возлюбленный Премьер-министр.

– Но что делает он здесь, под землей? – требовательно спросил Ренегар.

– Мы не знаем наверняка, – честно признала Гвинн. – Возможно, он выследил тебя, Ренегар. А может быть, и нет.

Ренегар смертельно побледнел.

– Не может быть, – выпалил он. – Эта тварь не могла знать, что надо выслеживать именно меня…

– Может быть, и нет, – согласился Финиан. – Может быть, он просто провалился в катакомбы сам по себе, и вдруг услышал ваши речи. Но я так не думаю. Я полагаю, что Дракхи держат под наблюдением всех и каждого… И в поведении Ренегара им что-то показалось подозрительным.

Все осуждающе воззрились на Ренегара. Он, ощетинившись, отступил на шаг.

– Я не знал!

Начал подниматься осуждающий ропот, но Вир, прикрикнув, остановил его.

– Никто не собирается винить тебя, Ренегар, – заверил он своего соратника.

– Тогда, возможно, следует винить кого-то другого, а, Вир? – откликнулась Гвинн. – Ты ведь не игру затеял.

– Что, по-вашему, я этого не знаю! – огрызнулся Вир. – Гвинн, одна из этих проклятых тварей сумела залезть в мою собственную голову! Я прекрасно знаю, на что они способны!

– Значит, ты понимаешь, как необычайно вам повезло, что мы перехватили этого красавца, – сказал Финиан. – Мы считаем, что хотя Дракхи и обладают способностью к телепатическому контакту друг с другом, но этот контакт не возникает мгновенно. Есть некий ритуал, совершая который, они как бы соглашаются «подключиться» к общей сети. Но для этого требуются определенные усилия и время, и я сомневаюсь, что этому Дракху могло хватить времени, чтобы вступить в контакт. Пока что Дракхи просто заметят, что один из них исчез с лица планеты. Убедившись, что войти в контакт с ним не удается, они выпустят свои сенсоры, чтобы попытаться обнаружить его. Мы сделаем все, чтобы им это не удалось.

– Но мы, тем не менее, не сумеем обеспечить прикрытие для всех вас, – добавила Гвинн.

– А мы об этом и не просим, – отрезал Вир. – Мы нисколько не нуждаемся в том, чтобы другие все время поддерживали нас под руки. Мы и сами неплохо справляемся. Мы сумели затормозить военную машину Дурлы…

– Но этого явно не достаточно.

Эти слова опять сказал Дунсени. Быстрыми, широкими мазками он обрисовал им все, что сумел услышать на совещании в Вертикали Власти.

К тому времени, когда Дунсени закончил свой рассказ, Вир мерил шагами ширину пещеры взад и вперед.

– Очевидно, что Дурлу не удовлетворит ничто, кроме безграничной власти над всей галактикой, – сказал он.

– Дурлу и Дракхов, которые поддерживают его сейчас, – уточнил Финиан.

Все согласно закивали.

– Что нам надо делать, это ясно, – сказал Ренегар. – До сих пор мы действовали отлично. Но нужно идти дальше. Мы должны принять вызов Дракхов и встретиться с ними лицом к лицу. Мы должны выдворить этих тварей с нашей планеты!

Раздались возгласы одобрения, но затем их вновь перекрыл голос Вира:

– Если мы сейчас встретимся с Дракхами лицом к лицу, они просто сметут нас!

– Но ты же сражался с ними, – возразил Ренегар. – Ты мне сам говорил. Ты взорвал их фабрику смерти, доставшуюся им в наследство от Теней.

– Да. Это было, – подтвердил Вир. – Но я просто оказался необычайно удачлив. Почти никого из Дракхов не было там поблизости, когда все это случилось. Если бы они там были, База Теней до сих пор верно служила бы им. Проблема в том, что на Приме Центавра Дракхи находятся всегда. Они следят за Лондо, они следят за Дурлой, и они следят за мной. Их агенты проникли повсюду, их влияние распространилось везде. И кроме того, мы до сих пор не знаем, насколько сильна их власть над Лондо. В нашей мозаике еще слишком много недостающих деталей, чтобы можно было увидеть картину целиком.

– Но мы готовы биться за свободу! – заявил Ренегар.

– Но мы не готовы совершить самоубийство, – возразил Ади.

– Ты трус!

– Я не трус, – не так-то просто было довести Ади до такого состояния, чтобы он начал обижаться на оскорбления. – Но я также и не идиот.

– Он прав, – поддержал его Финиан. – И Вир тоже прав. Силы, собранные вами, еще слишком малы, чтобы можно было осмелиться на прямую конфронтацию с Дракхами. В этой схватке у вас будет лишь единственный шанс, и если окажется, что вы недостаточно подготовились к ней, то вас просто уничтожат.

– Так что же нам тогда делать? – требовательно спросил Ренегар.

– Что нам делать? – повторил Вир. – Именно то, что мы и делаем. Готовиться. Медленно и методично.

– И в конце концов погибнуть? – воскликнул Ренегар. – Так, как погиб Рем Ланас?

В пещере повисла мертвая тишина. Потеря Рема Ланаса была еще слишком свежей и кровоточащей раной.

– Может быть, – сказал, наконец, Вир. – Но может быть, когда настанет нужный момент, мы будем готовы нанести удар и победить.

– Чем больше пройдет времени, тем больше кораблей будет у Дурлы, тем более весомое преимущество будет на его стороне, – вновь возразил Ренегар.

– Не обязательно, – сказал Финиан. – Ваши атаки на объекты военного строительства замедляют осуществление его планов… в то время как вам удается привлечь на свою сторону все больше новых людей. И уж по меньшей мере, вы сеете зерна подозрения, и когда роль Дракхов будет раскрыта перед всем народом, люди начнут толпами вставать под ваши знамена.

– Кроме того, Дракхи становятся чересчур самоуверенными, – продолжила Гвинн. – Чем ближе к завершению строительство флота, тем более решительно они дирижируют процессом. Видите ли… Дракхи никогда не знали славы. Они просто нежились в тени Теней. Тени были куда более великими, чем их слуги, но если Дракхи поверят, что им теперь по силам бороться за те же самые цели, которые ставили перед собой Тени, то они начнут ощущать себя столь же непобедимыми.

– И это будет их ошибкой, – сказал Вир. – Кроме того… нам нужны их ресурсы.

– Какие ресурсы? – спросил Ади.

– А разве вы не видите? – мрачно ухмыльнулся Вир. – Те Дракхи, которые обосновались на нашей планете… они далеко не единственные. Целая вонючая раса мерзавцев пытается замарать все, что было доброго и благородного на Приме Центавра. И мы хотим не просто остановить их. Мы хотим уничтожить их. Мы хотим заставить их заплатить за Рема Ланаса… за то зло, которым они поразили каждый офис и каждого мало-мальски важного чиновника в нашем мире, вплоть до самых верхов, включая и самого императора.

Руками своих марионеток, таких как Дурла, они создают машину разрушения галактических масштабов. Мы задержали процесс создания этой машины, поскольку нам нужно было время, чтобы собрать свои активы. Но в конечном счете, флот все равно будет построен. Это неизбежно… Но это также именно то, что нам и нужно…

– Ну конечно, – догадался Ади. – Потому что когда флот будет достроен, мы сможем обратить его против самих же Дракхов.

– Да, – подтвердил Дунсени. – Они думают, что флот обрушится на Альянс… Но на самом деле они своими руками создают флот, который выступит против Дракхов.

– Точно. – В пещере было не так уж много света, но отблески его танцевали сейчас в глазах Вира, придавая его лицу прямо-таки дьявольский вид. – Если мы будем терпеливы… и внимательны… и нарастим наши силы… нас ждет триумф. Это и в самом деле возможно в долгосрочной перспективе. Когда-то я встретил некоего прислужника Теней. Я сказал ему, что дождусь того момента, когда его отрубленная голова будет насажена на пику, и когда это случится, я загляну в его мертвые глаза и сделаю вот так, – и Вир показал, как именно, помахав своими пальцами самым насмешливым образом. – На это ушло несколько лет… но именно этим дело и кончилось. (16)

– И сколько времени должны мы терпеть? – спросил Ренегар. – Потому что если мы не будем осторожны, на пиках окажутся наши головы, так, как это случилось с беднягой Ланасом.

– Мы будем терпеть столько, сколько необходимо, – твердо заявил Вир. – Помните, в нашем маленьком движении уже участвует больше, гораздо больше людей, чем собралось здесь. И мы сможем выполнить нашу работу. У нас есть связи. Мы продолжим собирать информацию, как, впрочем, и с выгодой использовать ее. Но если мы раньше времени ввяжемся во что-нибудь, цунами событий смоет нас… и утопит. А мы должны оседлать гребень этой волны, более того, постараться подняться над ней.

– Но на нашей стороне техномаги, – указал Ренегар. – Правда, вы двое пока что оставались, можно сказать, на заднем плане. И то, как вы расправились с этим, – он пнул ногой мертвое тело Дракха, – это похоже на некий прощальный жест. Вы все время остаетесь в стороне, или, когда все же появляетесь на сцене, произносите несколько загадочных фраз. Но в остальном, по большей части, держитесь сами по себе.

– Просто потому, что вы не наши марионетки, – ответил Финиан. – Вы поступаете так, как сами желаете, когда и где сами желаете. И мы, между прочим, вовсе не подряжались прикрывать ваши спины. – Он указал на убитого Дракха. – Ну, разве что когда вот такое имеет место.

– Но не надо полагаться, что так будет всегда, – предупредила Гвинн. – Ваш безграничный энтузиазм нас просто обескураживает. Ну, и кроме того, у нас есть и свои собственные проблемы, которыми приходится заниматься. Так что я предлагаю вам не испытывать наше терпение…

– Потому что вы коварны и быстры в своем гневе? – спросил Вир. Когда Гвинн кивнула, имея при этом несколько удивленный вид, Вир пояснил. – Лондо однажды сказал мне, что именно такую фразу он услышал от техномагов много-много лет назад. (17)

– Значит, ничего не изменилось, – сказал Финиан.

Вир отчетливо чувствовал, что разговор надо срочно повернуть в другом направлении, и потому решительно заявил:

– Очень хорошо… Значит, вот как мы будем действовать. У всех вас есть знакомые на разных уровнях иерархии Домов. Поговорите с ними. Попытайтесь прочувствовать их настроения. Попытайтесь найти глаза и уши в тех Домах, где у нас пока не было контактов. Дурла ведет дело к тому, чтобы обрушиться на них гораздо жестче, чем раньше. Он начинает ощущать необходимость либо просто разбить их, либо вовсе стереть полностью. Мы должны дать им понять, что есть альтернатива. Что им вовсе не обязательно просто укатиться прочь с дороги.

Кроме того, наши удары по объектам военного строительства продолжатся. Перекачка наших военных материалов и компонентов через Вавилон 5 будет продолжаться и впредь, а я буду продолжать прилагать все усилия, чтобы никто не стал ассоциировать эти материалы с уже готовыми бомбами.

* * *

Разговор продолжался еще некоторое время, Вир излагал основные соображения касательно того, каким образом собирается выжить их движение сопротивления. Техномаги перестали болтать между собой, молча слушали и даже, что примечательно, иногда одобрительно кивали. Наконец, Вир сказал.

– Ну, вот так… Есть у кого-нибудь вопросы?

– Да. У меня есть вопрос, – сказал Ренегар.

Вир выжидающе на него посмотрел.

– Мы победим? – спросил Ренегар.

Не колеблясь ни мгновения, Вир ответил:

– Да. И не просто мы победим… Но Дракхи потерпят поражение. Вы видели лицо врага, – он указал на погибшее чудище. – Ничего сверхъестественного в них нет. Их можно ранить. Их можно убить. И раз так, то мы с вами можем разить их и убивать. И мы будем их убивать. Какой бы ни оказалась цена за освобождение Примы Центавра от этой… раковой опухоли, которая пожирает саму нашу душу. Но именно в этом конечная цель нашего подпольного движения сопротивления.

– Учитывая, в каком месте мы собрались, – сказал Ади, озираясь по сторонам, – было бы правильнее называть наше движение не «подпольным», а «подземным».

Это замечание вызвало нечто очень необычное для их секретных собраний: взрыв смеха. И буквально на одно мгновение у всех возникло чувство, что они собрались здесь не в качестве участников тайного заговора, а как простые люди, наслаждающиеся обществом друг друга. Ренегар подумал про себя, интересно, будет ли у них хоть когда-нибудь возможность и в самом деле собраться вместе именно в таком качестве, смогут ли они когда-нибудь жить нормальной, беззаботной и непритязательной жизнью. И он сказал об этом вслух.

Вир скептически посмотрел на Ренегара и так ответил ему:

– Ренегар… если бы тебе вдруг удалось начать жить беззаботной жизнью… ты бы просто не знал, что тебе с ней делать.

Ренегар обдумал эти слова, а затем кивнул.

– Очень похоже, что ты прав, Вир. Но… – добавил он, – было бы так приятно… на собственном опыте выяснить, был ли ты все-таки прав или нет?

На это замечание Вир возразить уже не смог.

Выдержки из «Хроник Лондо Моллари».

Фрагмент, датированный 24 сентября 2276 года (по земному летоисчислению)

Примечание для историков: Хотя центаврианский год, естественно, отличается от земного, мы взяли на себя смелость несколько изменить при публикации этих хроник дату описываемых в данной главе событий, с единственной целью избежать недоумения земных читателей при упоминании о «годовщине возвращения Г’Кара». Мы, Центаврианское Историческое Общество, с уважением относимся к увлечению Императора Моллари всем, что связано с Землей, и полагаем, что он одобрил бы наши усилия минимизировать любые возможные затруднения для земных читателей его записок. Что же касается блюстителей чистоты хронологии, нам остается только надеяться на ваше прощение.

Г’Кар стоял в дверях, в той же позе, в какой он всегда стоял там. Высокий, стройный, со взором, устремленным прямо перед собой. И я, сидя напротив за столом, как обычно, жестом пригласил его войти.

– Можно было бы подумать, – говорил я ему, пока он пересекал комнату, – что по прошествии стольких месяцев ты уже мог бы решить, что нет нужды соблюдать церемонию.

– Церемонии, Ваше Величество, это все, из чего складывается наша жизнь. Если не соблюдать церемонии, то окажется, что вы всего лишь смешно одетый центаврианин, наряд которого, к тому же, слишком быстро теряет свой вид, собирая на себя пыль, лежащую вокруг.

– Знаешь, Г’Кар, что мне нравится в тебе? То, что ты даешь мне возможность от души посмеяться.

– Но сейчас вы не смеялись.

– Значит, сейчас ты мне не так уж и нравился. Садись, садись. – Г’Кар никогда не садился в моем присутствии, пока я не приглашал его сесть. Мне кажется, он считает это какой-то странной игрой. – Итак… Как прошел твой сегодняшний день, Г’Кар?

– Точно так же, как и вчерашний, Лондо, и скорее всего – я подозреваю – точно так же, как и завтрашний. Если, конечно, ты не решишь казнить меня сегодня.

– Почему именно сегодня? – спросил я. Я подал знак стюарду, что нам пора подать новую бутылку вина, и он отправился доставать ее.

– А почему бы и не сегодня? – вопросом на вопрос ответил Г’Кар. – Ведь рано или поздно, вам наскучит видеть во мне шута, и тогда… – Он пожал плечами и провел ребром ладони себе по горлу.

– Так вот, значит, что ты обо мне думаешь, Г’Кар? Полагаешь, что я вижу в тебе всего лишь «шута»? – я удрученно покачал головой. – Как трагично.

– Из всех трагедий твоей жизни, Лондо, самой незначительной я искренне считаю то, что тебе пришлось выслушать высказанное здесь мною мнение.

– Это правда, это правда.

После этого в нашем разговоре возникла пауза. Молчание, нисколько не смущавшее двух старых знакомых, и без слов понимавших друг друга. Я не знаю, даже сейчас, могу ли осмелиться назвать его другом.

Нам принесли новую бутылку, поставили перед нами стаканы и наполнили их вином. Г’Кар поднял свой стакан и вдохнул аромат содержимого, демонстрируя утонченность, разительно контрастировавшую с его грубоватой внешностью.

– Это вино, – объявил он, – исключительно удачного сбора.

– Разве не все мое вино хорошего сбора?

– Но не такого исключительно хорошего, – ответил Г’Кар. – Чему обязан такой честью?

– Прошел ровно год, – напомнил я ему. – Целый год с тех пор, как ты спас мою жизнь и попал под мое покровительство. Ровно год с тех пор, как мы начали еженедельно обедать вместе. Я удивлен. Я полагал, что эта дата должна была, словно выжженная огнем, отпечататься в твоей памяти.

– Слишком много вопросов занимают сейчас мой ум, Лондо, – ответил он. – Мои извинения. Должно быть, что-то экстраординарное вытеснило в моей памяти столь знаменательную дату с подобающего ей места на шкале самых важных событий. Итак, раз мы празднуем годовщину, означает ли это, что ты решил отпустить меня?

– С чего это вдруг у меня могло бы возникнуть подобное желание? – удивился я. – Позволить моему самому великолепному другу, Г’Кару, улететь отсюда ни с того, ни с сего? Нет, нет… Боюсь, я не могу этого допустить, хотя бы потому, что в результате предстану в дурном свете в глазах тех, кто внимательнее всех следит за мной.

– Поскольку я представляю собой потенциальное орудие, которое можно задействовать в случае ухудшения нынешней ситуации.

Как ни прискорбно, я не нашел, чем возразить ему.

– И то правда, – неохотно признал я. – Мой Премьер-министр и его союзники совершенно недвусмысленно дали мне понять, что тебе позволено остаться в живых лишь потому, что живешь ты здесь, мод моей протекцией. Если я позволю тебе покинуть дворец, значит, я позволю тебе нарушить законы Примы Центавра. А наши законы запрещают всем чужеземцам появляться на Приме Центавра, равно как запрещают использовать «сеть хамелеона». А мне непозволительно демонстрировать снисходительность к преступникам.

Г’Кар допил вино. Стюард тотчас направился к нему, чтобы вновь наполнить стакан, но Г’Кар, как обычно, положил на него сверху ладонь, показывая, что он больше не хочет.

– И почему же это непозволительно? – спросил он. – Быть снисходительным, я имею в виду. Несомненно, такие качества, как милосердие, должны высоко цениться народом. Особенно принимая во внимание некоторые брутальные деяния некоторых ваших предшественников. Народ Примы Центавра наверняка расценит проявление милосердия как положительное изменение в поведении властей.

Я усмехнулся.

– Какая красивая теория, Г’Кар. Но народ не желает, чтобы поведение властей изменялось. Ни в положительную, ни в иную сторону. Они хотят ни большего, ни меньшего, чем то, к чему уже привыкли. Верь мне или нет, но до сих пор находятся такие, кто считает Картажу лучшим из всех императоров, какие были на Приме Центавра. Что его устремления вели нас к такому дню, когда миллиарды жителей галактики боялись бы Примы Центавра из-за ее непредсказуемости. А сейчас многие верят, что я и в самом деле намерен отпустить тебя, и тогда они с радостью смогут воспользоваться подходящим поводом подорвать мой авторитет… устроить под меня подкоп. Как бы нежно я к тебе ни относился, я не считаю, что за твою свободу можно заплатить такую высокую плату, как кризис доверия, который может стоить мне трона и, более того, самой жизни.

Но знаешь, Г’Кар… Все это, по большому счету, к делу отношения не имеет. Мы должны рассмотреть другие вопросы. Новая тема! – объявил я, и постучал ложкой по своему бокалу, словно обращался к целому залу, заполненному шумной компанией.

Пока мы разговаривали, нам принесли еду, и она источала просто великолепный аромат. Я жадно набросился на обед, поскольку за день почти ничего не ел. Г’Кар, как всегда, к своей порции почти не прикоснулся. Учитывая столь скудный рацион, оставалось только гадать, откуда он черпает энергию, чтобы поддерживать свое существование.

– И какую же новую тему ты предлагаешь, Лондо? – поинтересовался он.

Я позволил себе молча дожевать пищу. Вряд ли было бы достойным с моей стороны изрыгать изо рта слова вперемежку с овощами, словно многоцветный фонтан.

– Я думаю, пришла пора тебе выбрать тему, Г’Кар. Последние несколько раз выбор почему-то все время оставался за мной. Конечно, я ни разу не ошибся, а каждый раз получался очень оживленный разговор, это точно, но мне кажется, все же пришла пора тебе схватить быка за бока.

– Кого? За что?

Я беззаботно махнул рукой.

– Любимая поговорка землян. Не обращай внимания.

– Ну почему ж? – возразил Г’Кар. – Возможно, эта тема окажется очень интересной. Твое преклонение перед всем, что связано с Землей и ее обитателями. Я этого никогда не понимал. Ты изучаешь их, ты цитируешь их. Их достижения бледнеют на фоне всего того похвального – и не очень – что создано на Приме Центавра. Они довольно-таки юная раса. По крайней мере, так казалось поначалу.

И все же центавриане что-то в них видят. Некую искру, некий потенциал. По крайней мере, ты-то уж точно видишь. В конце концов, если бы не центавриане, земляне никогда не освоили бы технологию использования зон перехода. Или по крайней мере, отстали бы с этим на десятки, а может, и на сотни лет. Они бы никогда не стали той силой, какую сейчас являют собой в галактике. – Единственный живой глаз Г’Кара искрился от возбуждения. – Что ж у вас с ними такое было, Лондо? Должен признать, я не понимаю и не вижу объяснений этому, равно как и вообще никто из моего народа. В чем корни вашего преклонения?

Я усмехнулся.

– Это случилось незадолго до моего времени… Лет сто тому назад или около того, как ты сам понимаешь. Так что, строго говоря, я не могу рассказать тебе все из первых уст. Но… Я читал кое-что. Комментарии, заметки, переписку между императорами того времени и их министрами, всякое такое.

– И что же ты открыл?

Я склонился вперед и жестом предложил Г’Кару сделать то же самое, поскольку мне не хотелось, чтобы кто-нибудь подслушал нас. Он нагнулся ближе ко мне.