Текст книги "Дуэль умов"

Автор книги: Питер Черчилль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Закусив на вилле у Антония, Мишель пошел на свидание с Жюльеном. Они должны были встретиться на Жардэн Флёри рядом с отелем «Мажестик» в магазине Роже Рено. Это было превосходное место: один выход вел в сад, а другой – на улицу за домом. Стоило лишь приоткрыть шторы, и подходы к дому с обеих сторон хорошо просматривались. В магазине продавались модные безделушки и пуговицы самых разнообразных форм и размеров, которые Роже сам выдумывал и изготовлял на своей фабрике. Занимаясь этой безобидной торговлей, он предоставлял свой дом для группы Карте, одним из главных членов которой был сам. Его молодая хорошенькая жена Жармен хозяйничала в магазине и выполняла обязанности агента-связника в организации.

Жюльен уже ждал Мишеля. Он вручил ему расшифрованные радиограммы, полученные за день. Они были написаны на небольшом листке бумаги, отчетливым почерком. Мишель прочитал их:

НОМЕР 57. ДЛЯ МИШЕЛЯ. ГОТОВЬТЕСЬ СЕГОДНЯ НОЧЬЮ ПРИНЯТЬ ФЕЛЮГУ С ШЕСТЬЮ АГЕНТАМИ ДЛЯ САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ РАБОТЫ. ОДНА ТОННА ТОВАРА БУДЕТ ЗАТОПЛЕНА У ЛЕКУЛЬОН. МЕСТО ОБОЗНАЧЕНО БУЕМ. ЗАБЕРИТЕ ОДНУ ТОННУ КОНСЕРВОВ. ОТПРАВЬТЕ МАКСИМУМ ЛЮДЕЙ. ПЬЕРО И ДВУХ ДРУГИХ В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ. ЛЕТЧИКОВ САЖАЙТЕ В ДРУГОМ МЕСТЕ. СИГНАЛ С ФЕЛЮГИ – ДВЕ ВСПЫШКИ КРАСНЫМ. СИГНАЛ С БЕРЕГА – ТРИ ВСПЫШКИ БЕЛЫМ.

НОМЕР 58. ДЛЯ МИШЕЛЯ. МОЛОДЕЦ. ХВОСТОВОЙ ПУЛЕМЕТЧИК ВИДЕЛ, КАК ВАС КРУТИЛО. ЖЕЛАЕМ УДАЧИ, ЛЮБИМ И ЦЕЛУЕМ.

– На кой черт эта сентиментальность?! – буркнул Мишель.

– Они считают, что это сбивает с толку дешифровщиков противника.

– Здесь есть подвижные радиопеленгаторы?

– Пока нет.

– Передайте вот это, – сказал Мишель, быстро набросав на клочке бумаги:

ВАШИ 57/58 ПОЛУЧЕНЫ. ПРЕКРАТИТЕ ЧУДАЧЕСТВА.

– В самом деле передавать? – спросил Жюльен.

– Да. Возможно, меня уволят и пошлют на работу в кабинет министров.

Мишель обратил внимание на то, что в магазин то и дело заходили люди, но почти никто не интересовался товарами. После того как ему пришлось пожать руку пяти или шести таким «клиентам» из группы Сопротивления, Мишель повернулся к Жюльену и, безнадежно пожимая плечами, произнес:

– Никакой конспирации…

– Абсолютно никакой. Но зато все выглядит так естественно. Они никогда не шепчутся но углам с видом заговорщиков и поэтому не навлекают на себя подозрений. Приемы конспирации, которыми нас усердно пичкали инструкторы, здесь совершенно не годятся.

– Беда в том, что любого из них могут схватить, а ведь они столько знают!

– Это неизбежно.

Мишель решил, что, кроме салона Сюзанн, ему немедленно нужно найти еще одно место встречи. Он обязан навести здесь порядок.

Затем Мишель решил заехать на квартиру, которой пользовался, когда был здесь прошлый раз. За железнодорожным мостом, как раз перед спуском, ведущим в нужный ему район, он увидел на левой стороне дом, который, судя по описанию Жюльена, принадлежал Эдуарду. Мишель представил себе, как крупье с загадочным выражением лица роется в фишках и время от времени произносит отчетливо, чтобы его не упрекнули в воровстве: «Благодарю вас, сударь. Для персонала». И опускает фишки, брошенные ему удачливым игроком, в специальную прорезь для чаевых. Вот он снова пускает шарик в рулетке и, когда тот попадает в одну из лунок, произносит неизменно ровным голосом: «Номер один. Красное, нечет…» А затем: «Делайте ставки… Ставок больше нет… Игра окончена…» И так весь вечер и почти всю ночь. И этот человек в свободное время принимал у себя радиста, не получая с него ни цента. Это он нашел в себе мужество и сделал своего сына Жоржа участником Сопротивления. Это он уговорил жену прятать у себя дома летчиков со сбитых английских самолетов. Летчики попадали в эти края по целой цепи конспиративных квартир, через Голландию, Бельгию и Францию. Здесь их прятали, иногда по нескольку раз перевозя с одного места на другое, пока наконец не удавалось перебросить через Пиренеи. Мысль о том, что Жюльен замешан во всем этом, заставила Мишеля содрогнуться. «Что тут творится! – думал он. – Авгиевы конюшни в сравнении со всем этим, пожалуй, кажутся чистенькой птичьей клеткой».

Невольно вспомнилось замечание, которое вскользь бросил шеф, давая наставления: «Правда, задание не вполне соответствует вашему профилю». Подражая его менторскому тону, Мишель три раза повторил эту фразу и громко рассмеялся. Не потому, что ему удалось произнести ее точно таким же тоном: теперь он знал, что скрывается за этой скупой фразой.

Свернув на тропинку, Мишель подъехал к небольшому домику, где в январе сушил одежду. Там он застал Франсин, жену сторожа. Она была одна в кухне и встретила его с тем же откровенным радушием, как и раньше.

– Джозеф умер в марте, – немного погодя произнесла она.

– Какое горе…

– Он был уже пропащим человеком… Спился и все пропивал. – И, чтобы не дать Мишелю выразить свое сочувствие, быстро продолжала: – На жизнь мне хватает. Зарабатываю шитьем да плету сандалии. – Она показала на веревочные сандалии, разбросанные по всей комнате.

Мишелю собственные затруднения сразу показались мелочными, когда он увидел, как мужественно борется с лишениями эта женщина. К горлу подступил комок, но, пересилив себя, он начал:

– Франсин…

– Что?..

– Если мне придется бежать, моторная лодка все еще на месте?

– Да! И койка для вас всегда найдется.

– Спасибо. – Вот все, что он мог произнести.

Мишель медленно подошел к Франсин, обхватил руками ее преждевременно поседевшую голову и поцеловал в щеку. Потом, слегка отпрянув, устремил на нее полный восхищения взгляд. На него, не мигая, смотрели спокойные черные глаза. Мишель быстро сунул в карман ее передника тысячефранковую бумажку и вышел.

* * *

Пора было ехать в Антиб. Девять километров по прибрежной дороге, мимо дома, в котором некогда останавливался герцог Виндзорский, через железнодорожный мост, а затем по берегу залива Жуан – чудесная прогулка! Лучи заходящего солнца ласкали Мишеля, на душе было радостно и легко. Сейчас он не думал о многочисленных трудностях своей сумбурной жизни. На пустынном песчаном пляже, который тянется вдоль Жуан-ле-Пэн, можно искупаться, освежить мозг и тело. Пожалуй, соленая вода окажет благотворное воздействие и на левую ногу, которая все еще болела, поэтому во время езды на велосипеде вся тяжесть ложилась на правую.

После обеда Мишель надел плавки и положил полотенце в багажник над задним колесом велосипеда.

На просторном пляже лишь кое-где виднелись люди, греющиеся на песке в лучах солнца. Мишель облюбовал укромное местечко, аккуратно сложил одежду и вошел в прохладную воду. Он плавал около четверти часа, осторожно делал упражнения левой ногой, чтобы она окрепла.

Потом поехал дальше. После морской ванны тело приятно пощипывало.

Карте с женой и четырьмя дочерьми занимал верхний этаж скромного четырехэтажного дома, всего в каких-нибудь трехстах метрах от места, где Мишель высаживал радистов с подводной лодки.

В комнатах на стенах были развешаны рисунки Карте. К шести часам в квартире собралось много народу, словно здесь устраивался прием с коктейлями. Из-за свойственной французам словоохотливости было шумно.

Одну из групп, на которые разбились гости и хозяева, составляли Карте, Клод Дофин с сестрой, Пьеро и средних лет мужчина, внушительного вида, с военной выправкой (познакомившись с ним, Мишель узнал, что это полковник Вотрэн, один из руководителей французской секретной службы). В другой группе два загорелых английских офицера Жерве и Роберт разговаривали с Жаком Ланглуа, а их слушали восемнадцатилетняя дочь Карте и полицейский комиссар из префектуры Марселя.

В коридоре толпились агенты-связники и прочая мелкая сошка. Мишель со всеми поздоровался за руку, и таким образом число людей, с которыми ему по правилам конспирации вообще не следовало встречаться, возросло еще на пару десятков.

Однако кое-кого он был рад встретить здесь. Это седовласый артиллерист капитан Фраже, прославленный участник обеих войн, известный под именем Поль, и молодой человек Марсак, которого иногда звали Эндом. Оба они были равноправными заместителями Карте. Кроме них, было еще много помощников, но, к счастью, они не присутствовали здесь сегодня.

Мишель обратил внимание на юношу небольшого роста, но могучего телосложения, с густыми белокурыми волосами, который оказался главным агентом-связником. Прежде он был сержантом французских ВВС. Юношу звали Рикэ. На фоне шумной толпы он резко выделялся своими спокойными манерами. Мишель подумал, что, будь у него десяток таких ребят, он взялся бы за любое дело. Он не ошибся в своем суждении о Рикэ и позже представил его к награждению «Военным крестом».

На ужин остались лишь немногие заранее приглашенные гости. В семь часов Карте предложил перейти в столовую. Фаршированные помидоры, рыба и сыр задержали гостей за столом ненадолго. Увлекаться едой считалось неприличным, так как в этой плохо снабжаемой части Франции можно было достать только ту скудную пищу, что была на столе. В те времена никто не наедался досыта, если не покупал на черном рынке. Гости воздержались и от вина.

Через полчаса те, кому нужно было попасть на катер, ушли. У Карте остался только Мишель.

Даже не поинтересовавшись, каким путем Мишель прибыл во Францию, Карте сразу же приступил к делу:

– Лорана перевозят в Лион завтра утром. Наши люди сядут в тот же поезд и при первом удобном случае постараются освободить его. Его спрячут где-нибудь на ферме. Мы думали освободить Лорана в Ницце, на пути к вокзалу, но это все же рискованно.

– Ему придется вернуться обратно в Англию, – сказал Мишель.

– Конечно, мне жаль потерять его, мы хорошо сработались, но я очень рад тому, что его заменили вы. У меня есть кое-какие затруднения в отношениях с Жюльеном. Конечно, он не отказывался передавать мои донесения, но открыто выражает недовольство по поводу их размеров. Я уверен, что вы окажете благотворное влияние на своего довольно строптивого соотечественника. Он не похож ни на Роберта, ни на Жерве.

– У них и обязанности различны, – улыбнулся Мишель, стараясь по возможности быть тактичным. – Кроме того, радистов у нас готовят для передач коротких и срочных донесений.

– Все мои донесения срочные.

– В том-то и трудность. Ведь все, что не имеет прямого отношения к операциям, можно отправлять через связников.

– Каждую неделю в Швейцарию и Португалию отправляется связник, и, уверяю вас, он не ездит туда с пустыми руками. Если же Жюльен не может или не хочет передавать донесения полностью, тогда пусть мне дадут личного радиста, чтобы я мог распоряжаться им сам.

– Я поставлю этот вопрос перед Лондоном.

– Хорошо. А Жюльен тогда пусть останется у вас.

У Мишеля едва не вырвалось, что он был бы очень рад этому.

– Встретимся завтра в пятнадцать часов в кабинете у Рено, на пуговичной фабрике, – продолжал Карте. – Надеюсь, к тому времени смогу сообщить вам что-нибудь новое относительно Лорана и фелюги. Обсудим и другие вопросы. Там же я назначу место нашей следующей встречи. Надеюсь, вы не забудете того, что я сказал о радисте. Все зависит от согласия между нами.

– Его нетрудно будет сохранять, – ответил Мишель, который чувствовал, что не следует в первый же день проявлять настойчивость в вопросе о радисте. Однако он опасался, как бы ему не пришлось поставить этот вопрос в резкой форме.

Если днем Мишель с удовольствием проехался до Антиба, то обратный путь ночью показался ему длинным и утомительным.

Интересно, как бы на его месте уладил вопрос о радисте Бакмастер? Как бы он решил все другие вопросы? И вообще, понравилось бы ему все то, что здесь творится? Пожалуй, не очень… Но эти размышления не помогли Мишелю найти выход. Он был уверен, что ни один радист не сможет почти беспрерывно работать на ключе более 12 часов в сутки, даже если нет подвижных радиопеленгаторов. Радисты вовсе не предназначены для такой работы. Об этом он думал до самого дома. Мишель вошел в квартиру, ведя велосипед. Его вещи были уже там, в кухне на столе он увидел хлеб, банку с медом и помидоры. «Хороший парень этот Антоний», – подумал он, отламывая кусок хлеба и макая его в мед.

При электрическом свете квартира выглядела еще уютнее. Мишель несколько раз посмотрел в глазок на двери и уменьшил отверстие до крошечной щелки, потом пошел в спальню и убедился, что окно открывается и закрывается бесшумно.

Затем он разложил свои вещи, разделся и лег спать. Но сон не приходил: день был так богат впечатлениями! Мозг напряженно работал, воссоздавая общую картину из всего того, что в нем запечатлелось, но картина получилась неутешительная.

Взять хотя бы Пьеро. Передавая дела, он держался так холодно! В нескольких словах безразличным тоном ввел в курс дела – и все. На вопросы отвечал отрывисто, с раздражением. А как он попрощался с Мишелем перед отъездом! Сунул руку и тотчас отвернулся. Так на коктейле прощаются с докучливым собеседником, от которого рады отделаться. По меньшей мере странно, что с таким безразличием передают трудное дело новому человеку, предшественник которого в тюрьме! Может быть, он расстроен из-за создавшегося положения? Или он просто один из тех холодных, черствых людей, с которыми так неприятно работать?

Отогнав от себя эти мысли, Мишель стал думать о Карте. Несомненно, Карте – умный, проницательный человек и прирожденный руководитель, способный принимать решения. Мишель убедился в этом, еще когда приезжал в Антиб зимой.

В Лондоне он дал ему хорошую характеристику, и в результате Карте получил благословение и финансовую поддержку военного министерства. Теперь он достиг власти, и Мишель ясно понял то, чего не предвидел: под мягкими манерами скрывалась железная воля человека, который не терпит возражений. И он опасался, как бы за стычкой из-за Жюльена не последовал окончательный разрыв.

Затем он начал думать об остальных людях, с которыми встретился сегодня: Антоний, Сюзанн, Франсин, Жюльен, Поль, Энд, Рикэ, полковник Вотрэн, Жерве, Роберт. Что ждет этих людей? Кого из них схватят? Кого убьют? Кто станет жертвой предательства?

Наконец усталость взяла свое, и Мишель заснул.

* * *

Утром Мишель побрился, принял холодный душ и пошел к Сюзанн. Договорились, что впредь она будет заходить к нему на квартиру каждое утро в девять часов, до начала работы в салоне. Так как квартиру раньше занимала она, эти посещения скорее рассеют, чем возбудят какие-либо подозрения у хозяина. Что он подумает об отношениях между ними – неважно. Наоборот, если им припишут интимную связь, на Мишеля станут смотреть более благосклонно. Поблагодарив за продукты, которые он нашел вечером на кухне, Мишель поинтересовался, нельзя ли достать кофе. Оказалось, что можно, по тысяче франков за килограмм.

Затем он встретился с Жюльеном и дал ему адрес на рю дю Канада. Обсудили некоторые вопросы радиосвязи, и Жюльен, записав адрес дома, владельцы которого разрешили у себя передачи, повел Мишеля к месту встречи с Портосом – помощником Лорана, а теперь Мишеля.

Мишель уже слышал, что Портос – бесстрашный и находчивый агент. Говорили, будто он бежал из Парижа, спасаясь от гестапо, и за его голову назначили награду – миллион франков. То, что Портос – еврей, ничего не значило для Мишеля, окажись он хотя бы наполовину таким человеком, как Луи из Антиба. Если он такой же умный и способный, как Жюльен, тоже еврей, все будет хорошо. И Мишель чистосердечно пожал руку своему помощнику. Жюльен оставил их одних, и Мишель с Портосом отъехали на велосипедах в тихое место у берега, где они могли спокойно побеседовать.

Портоса не приходилось тянуть за язык, почти час он охотно объяснял положение дел. Но Мишелю сразу же не понравилось, что свои многословные суждения он всякий раз начинал фразой: «Вам, не имеющему опыта в этом деле, будет трудно понять, что…» Терпеливо слушая своего помощника, он все более и более убеждался, что, как ни прискорбно, в один прекрасный день этому молодому человеку придется дать строгий нагоняй и заставить его понять, кто из них начальник. Жаль, что приходится наследовать чужих помощников, а не подбирать и воспитывать собственных. Он бы взял Рикэ, спокойного, скромного парня. Можно было бы попросить назначить Раймонда, который учился с ним в разведывательной школе в Англии. Вероятно, еще не поздно сделать это сейчас. Отношения между людьми играют большую роль. Легче работать, когда существует товарищеская связь, взаимное уважение и доверие. Вряд ли подобные отношения установятся когда-нибудь между ним и Портосом, к которому он сразу почувствовал неприязнь, а когда тот под конец разразился тщеславным монологом, так и захотелось отшлепать его.

Мишель обрадовался, когда пришлось прекратить беседу: скоро прибывал поезд, на котором должна была приехать Жизель. Он решил, что сам встретится с ней и они пообедают вместе. И Мишель стал прощаться:

– Теперь я должен идти. Увидимся в пятнадцать часов на пуговичной фабрике.

– Куда вы идете?

– Видите ли, мне нужно встретиться с Жизель, сегодня она приезжает.

– Ах да! Работы столько, что буквально разрываешься на части, и я совсем позабыл… Я пойду с вами.

– Извините, но мне хотелось бы, чтобы вы присутствовали на Жардэн Флёри. Туда может зайти кто-нибудь с фелюги Пьеро.

– Но мне нужно повидать Жизель, – настаивал Портос.

– Зачем? – спросил Мишель, с трудом сдерживая желание раз и навсегда положить конец глупым пререканиям.

– У меня важные сведения для нее.

– Сообщите мне. Я передам.

– Почему бы вам не пойти на Жардэн Флёри, а я позабочусь о Жизель? – сказал Портос, настолько убежденный в собственном превосходстве над новым начальником, что сразу решил показать ему, кто здесь подлинный руководитель.

– Нет, – сказал Мишель, спокойно, – вы сделаете так, как я сказал.

– Но я всегда встречаю Жизель, – продолжал Портос, снисходительно улыбаясь над невежеством начальства.

– Сегодня вы не пойдете.

– Я не понимаю вас.

– Это очень просто, Портос. В организации Лорана сейчас приказываю я. Если вы не склонны выполнять приказания, так и скажите. Есть много другой работы, и вам не обязательно быть моим помощником.

– Конечно, конечно… – сразу смутившись, сказал Портос, до которого наконец дошел смысл того, что говорил Мишель.

– Что вы хотите передать Жизель? – напомнил Мишель.

– О, неважно, – замялся Портос.

Пожав руку своему озадаченному помощнику, Мишель сел на велосипед и поехал в кафе «Де Аллэ». Он уже не очень сердился на Портоса, вспоминая выражение его лица после прочтенной нотации. Такое выражение появилось бы, очевидно, на лице любого зрителя в цирке, если бы кролик и фокусник вдруг поменялись ролями…

Так пока выглядела ежедневная деятельность Мишеля. Иногда она осложнялась какими-нибудь событиями. Как-то, например, неизвестно откуда, появились два радиста. Оказалось, что их сбросили на парашютах, и оба должны были направиться совершенно в другое место. Но Канн в то время служил путеводной звездой для всех заблудившихся агентов, так как здесь работала радиостанция Жюльена, а значит, и была связь с Лондоном. Одного из заблудившихся радистов звали Улисс, другого – Хилари. Хилари при приземлении сломал ногу, потому что парашют раскрылся только наполовину.

Были и успехи: на Мишеля стала работать Кэтрин, приятельница Сюзанн. Это была актриса мадемуазель Одет де Жарэ, которая не раз говорила Сюзанн, что не прочь сделать что-нибудь для общего дела союзников. С приездом Мишеля случай представился. Встреча состоялась, и Кэтрин безоговорочно предоставила свою квартиру в полное распоряжение Мишеля для любых целей. Дом номер 20 по набережной Св. Петра стал с этого времени его вторым штабом и оставался вне подозрений, пока он работал там. Спокойный, твердый характер Кэтрин был источником постоянного воодушевления для всех, кто бывали в ее доме.

Все агенты с фелюги Пьеро, которых прислали, как говорилось в радиограмме, «для самостоятельной, работы», на самом деле задержались на Жардэн Флёри, где их благодаря Сюзанн снабдили настоящими продовольственными карточками. Им оказали содействие и во многом другом. Некоторые даже жили там, пока не закончились соответствующие приготовления.

Но о событиях легче будет судить по некоторым выдержкам, взятым из подлинных донесений Мишеля.

Глава IV
СТРАННЫЕ ПОСТУПКИ

Донесение 1.10 сентября 1942 года.

1. До сих пор нам неизвестно, почему фелюга задерживается. Выделенные для встречи люди ждут ее каждую ночь; они скорее напоминают праздничную толпу в день дерби[10]10
  Скачки лошадей-трехлеток. Ежегодно проводятся в Эпсоне, близ Лондона, в первую среду июня. Названы по имени лорда Дерби, который впервые организовал их в 1778 году. – Прим. ред.


[Закрыть], ибо никак не могут понять, что секретного в выгрузке оружия и высадке иностранцев. Они не видят также особой причины быть настороже только из-за того, что в одну из их бухточек входит фелюга. Поэтому я не очень удивился, узнав, что, когда подходят лодки, за ними, словно зрители, с интересом наблюдают даже полицейские. Я узнал также, что компании молодых ребят вылавливают продовольственные запасы, затопленные для нас и помеченные буйками. К счастью, начальник полиции того департамента, где происходит эта комедия, большой друг Англии. Ему все известно об этих спектаклях. Прошлой ночью в гостях у своего друга он в бессильной ярости колотил кулаками по стене и кричал:

– Я закрываю глаза на то, что англичане проделывают у меня под самым носом, но, ради всего святого, почему бы им не выбирать для этого безлунные ночи?

2. Портос – чистокровный еврей, ему вынесен смертный приговор. За его поимку обещан миллион франков. Но он говорит слишком много, слишком часто и слишком громко. Сейчас здесь с евреями обходятся довольно круто. Евреев-иностранцев сотнями хватают по ночам и куда-то увозят. Повсюду слышатся вопли евреек, у которых забирают мужей. Все говорит за то, что доберутся и до французских евреев. У Портоса в удостоверении личности значится – еврей, а он готов размахивать им в каждом кафе на набережной. Откровенно говоря, я не хочу иметь ничего общего с этим парнем, и, по моему мнению, он не подходит для нашего дела, не говоря уже о том, что фрицы могут наложить на него свою лапу. Последний раз евреев хватали на третью ночь после отъезда Пьеро.

Между прочим, Портос увел Улисса в еврейский квартал Марселя. Сам он, конечно, со своим смертным приговором и прочими подобного рода атрибутами слывет там героем. Но какое им дело до Улисса? Он не еврей, его не разыскивают, и помогать ему, стало быть, незачем. В такой обстановке наладить радиосвязь ему, естественно, не удалось, и, сменив несколько раз место, он вернулся сюда. Разве это работа?

Когда Портос ехал в поезде с Жизель, он открыто называл настоящее имя Пьеро, рассказывал о высадке с подводных лодок, о выброске парашютистов и прочих интересных делах, к великому удовольствию собеседников по купе. Оказалось, что один из них – знакомый Жизель, и позже он спросил, кто такой Портос. А в городе, где живет Жизель, он болтал каждому встречному, что теперь сам руководит организацией Лорана. Жизель не свойственно дурно говорить о людях, но даже и она утверждает, что Портос производит очень плохое впечатление повсюду за пределами еврейских кварталов. Замечание очень меткое. И надо же, чтобы в наследство достался такой помощник!

3. У Оливье из Марселя новости: 18-го выходят два танкера с грузом курсом на Уайтхауз (Касабланка). Если наши ВМС овладеют добычей, то это с лихвой окупит все расходы по проведению специальных операций. После войны казначейству придется назначить Оливье на хорошую должность.

4. Снял фотокопии с вашего альбома объектов и переслал Мари в Лион.

5. С Эженом из Тулузы временно нет связи.

6. На поезд Ницца – Лион, в котором везли Лорана, сел Поль с людьми, чтобы освободить его. На стоянке, пробравшись через толпу пассажиров к его окну, они стали подавать знаки. По какой-то странной причине Лоран действовал так, словно не хотел, чтобы его спасали. Люди сошли с поезда в Арле, прекрасно понимая, что, если они будут обмениваться знаками до самого, Лиона, их всех непременно схватят. Таким образом, Лоран от нас уплыл. Но я попрошу Мари устроить ему перевод в тюремную больницу и помочь бежать оттуда. Мари не новичок в подобных делах, и это для нее дополнительная практика. Если побег удастся, я все же считаю, что ему следует отправиться домой, так как он полностью раскрыт. На его месте я бы с радостью убрался подальше от этой кутерьмы.

Рамон.

Донесение 2. 17 сентября 1942 года.

1. Жизель сказала мне, что Оливье придумал новый трюк: людей, которым нужно бежать из страны, одевают францисканскими монахами, и они бредут от одного монастыря к другому. Должен сказать, этот Оливье горазд на выдумки и, по-моему, с его стороны большая любезность, что он делится ими со своими соседями, особенно если это касается способов побега. У нас любой с радостью переоденется не только в монаха, но и в кого угодно – хоть в жандарма и даже фрица, – лишь бы бежать отсюда.

2. Хилари сейчас здесь. После перелома ноги он нуждается в хорошем питании и уходе. Карте обещал устроить его в больницу, где у него якобы есть знакомые – первоклассные хирурги, которые не станут задавать лишние вопросы.

Он хотел, чтобы после выздоровления Хилари стал его личным радистом, поэтому готов был посулить ему все что угодно.

Договорились, что к десяти часам Хилари приедет в больницу.

Хилари взял такси и ровно в десять был в больнице. Там о нем ничего не знали, и бедный малый просидел в ожидании приема битых пять часов. Наконец врач принял его. И тут один за другим посыпались вопросы:

– Фамилия?

– Как это случилось и где?

– Ваши продовольственные карточки?

Ошарашенный, Хилари напряг последние силы, прыгнул в автомобиль и вернулся туда, откуда приехал.

Когда я узнал об этом, меня чуть не хватил удар! Сел на велосипед и поехал в Антиб, в третий раз за этот день. В течение всего пути, невероятно злой, я придумывал выразительные фразы, которыми собирался забросать Карте, этого некоронованного короля олухов. День выдался жаркий, но я не замечал жары, ибо так горел от гнева – на самом хоть яичницу жарь.

Врываюсь к Карте, тащу его в другую комнату, чтобы никто не слышал, и там без передышки выпаливаю все, что у меня накипело. А он в ответ:

– Ах, совсем забыл!

– После этого, – возмутился я, – Хилари не пойдет к нам ни за какие сокровища и, между нами, черта с два кто другой пойдет.

Карте понял, что сейчас мне лучше не противоречить. Но он сильно удивился, так как до этого, подобно Портосу, воображал, будто я из тех, кто всегда готов уступать, какой бы вздор ему ни несли.

Но что я скажу Хилари? Что вы скажете, друзья?

Рамон.

Донесение 3. 18 сентября 1942 года.

В нашу сторону направлен прожектор. Луч его неустанно скользит с места на место и вот-вот нащупает по меньшей мере четырех влиятельных граждан в этих краях. Атмосфера накаляется.

1. Два дня тому назад, примерно около пяти часов я зашел к Антонию. Меня встретила взволнованная хозяйка, она сообщила, что никто из жильцов принять меня не может, так как здесь только что были полицейские и произошел очень неприятный разговор. Потом я узнал, что Антонию пришлось пойти в жандармерию и объясниться.

2. Вчера, когда я шел с Карте, меня остановил полицейский. Он потребовал у меня удостоверение личности и переписал с него все данные в свою записную книжку. Затем я спросил, что все это значит, но не получил ответа. Когда Карте повторил вопрос, полицейский ответил:

– Я проверяю, кто это такой.

Когда он отошел, я заметил, что за этим разговором скрывается больше, чем кажется на первый взгляд, но Карте не согласился со мной. Бросив быстрый взгляд в том направлении, куда ушел полицейский, я увидел, как он показывает свою записную книжку какой-то неприятной личности в штатском. Таковы дела.

3. Сегодня в квартиру Поля два раза стучались полицейские, но его нет в городе. Он должен вернуться вечером, и наши караулят его, чтобы предупредить.

4. Если даже дела примут для меня дурной оборот, я узнаю об этом заранее и успею принять нужные меры. Мне наплевать на всю эту возню. Беспокоюсь только за Поля. Замечательный парень.

5. Связь с Эженом из Тулузы восстановлена.

6. Появилась надежда освободить Лорана. Мари занимается тюремной больницей.

7. С радостью получил партию подрывных устройств для самолетов, отправляемых в Германию. Людям на авиазаводе не терпится испытать новое устройство.

8. У нас есть возможность организовать на месте обмен английской валюты на французскую по курсу 225 франков за фунт стерлингов. Это бы полностью разрешило финансовую проблему.

Рамон.

Донесение 4. 8 октября 1942 года.

Дорогие друзья!

Вот уже несколько недель, которые показались мне месяцами, как я стараюсь поддерживать мир между Жюльеном и Карте. Теперь я убедился, что старания напрасны. Сегодня я встретил Поля и Карте с его шумной свитой.

– Мишель, – вдруг выпалил Карте, – я слышал из двух достоверных источников, что Жюльен называет меня неприятным субъектом, отъявленным бездельником и безответственным болтуном и заявляет, будто работа моя никуда не годится, а вся наша нация – стадо чистокровных олухов! Он также утверждает, что если бы пришлось поменяться ролями, то англичане показали бы французам, как работают настоящие люди, и прежде всего, конечно, по части организации радиосвязи…

Каково мне было выслушивать все это? Что я мог ответить?

– Жюльен, – начал я, тяжело вздохнув, – работает уже шесть месяцев, и живется ему здесь далеко не сладко: работа тяжелая, все время мешает полиция. Парень нервничает, и ладить с ним нелегко. Признаться, и мне приходится выслушивать от него крепкие словечки. Радиста подобрать не так просто, поэтому иногда приходится терпеть. Во всяком случае, – закончил я, – вопрос о Жюльене – дело серьезное. Он отправится домой на ближайшей фелюге, потому что я тоже не одобряю такого поведения.

Затем я пошел к Жюльену и крепко пробрал его. Правда, ругал любя: парень он хороший и здорово знает дело. Если бы мы работали с ним вдвоем, ничего подобного не случилось бы. Сначала он и слышать не хотел об отъезде, считая, что это бросит тень на его репутацию. Но я настаивал, утверждая, что, во-первых, ему нужен отдых, а во-вторых, при подобных взаимоотношениях с Карте недолго до провала.

В конце концов мы договорились, что он отправится на следующей фелюге. А пока он обещал сдерживаться и безропотно передавать все донесения Карте. Однако до отъезда он доставит мне еще немало хлопот.

Рамон.