Текст книги "Дуэль умов"

Автор книги: Питер Черчилль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Весь день Мишель просидел у Кэтрин, принимая посетителей. Первым пришел некто Ксавье, которого он раньше не знал и о котором ничего не слышал. Здесь Ксавье был проездом и просил помочь выполнить какое-то задание. Убедившись, что это свой человек, Мишель пообещал. Присмотревшись к Ксавье, Мишель подумал, что по своей настойчивости и упрямству он, пожалуй, уступит одному Арно.

Второго посетителя Мишель тоже видел впервые. Звали его Мариус. Он оказался из отдела специальных операций. Невозможно было понять, кто он по национальности. О постигших его неприятностях Мариус рассказал на чистом французском языке без малейшего акцента. Но Мишель почему-то решил, что он шотландец. Все они настолько сжились со своей ролью французов, что просто не думали, как заговорят на родном языке, когда встретятся при других обстоятельствах.

Говорят, бог троицу любит, и Мишеля почти не удивило, что пришел третий посетитель. Этот попал в настоящую беду и не знал, как избежать провала. Оказалось, что, не выдержав одиночества, он сошелся с женщиной, которая через некоторое время начала шантажировать своего любовника, вымогая деньги. Сейчас она грозила выдать его немцам. Мишель задумался. Он знал посетителя очень хорошо. Этот агент давно работал в одиночку, выполняя какое-то самостоятельное задание, и уже добился значительных успехов. Это был не какой-то там Грегуар, и Мишель решил помочь ему. Но что же можно сделать? Тут его осенила идея.

– Ведь дело не в деньгах? – спросил он.

– Нет, не в деньгах.

– А все-таки сколько она просит?

– Пятьдесят тысяч.

– Хорошо, возвращайтесь и скажите ей, что вы все обдумали, но не можете обойтись без нее, так как всегда считали ее ценным помощником. Скажите, что вам нужно переслать через Барселону очень важное донесение, и попросите эту даму отвезти его туда и вручить лично английскому генеральному консулу. Пусть заедет к нам в конце недели, ее будет сопровождать один из наших ребят, который знает все ходы и выходы. В конверт вложите две – три бумажные салфетки. Писать ничего не нужно. Я сообщу в Барселону о прибытии этой особы и попрошу задержать ее. Судя по вашему описанию, я думаю, они без труда найдут ей занятие по вкусу. Дайте своей знакомой двадцать пять тысяч за поездку, а пятьдесят обещайте по возвращении.

На прощание Мишель посоветовал благодарному коллеге держать ухо востро. Впоследствии он как-то узнал, что хитрость удалась.

Днем зашел Антоний. Он сообщил Мишелю, что к нему заходили двое полицейских инспекторов и интересовались, живет ли там Мишель. Получив утвердительный ответ, они спросили, дома ли он. Антоний ответил, что Мишель в Париже по делам и что его ждут дня через четыре. После этого полицейские ушли.

– Они придут еще, – подумал вслух Мишель.

– Да, я думаю.

– Самое время переезжать на другую квартиру.

– Давайте подождем, пока они явятся снова, а тем временем Сюзанн подыщет квартиру и приведет ее в порядок.

– Хорошо. Давайте подождем, – согласился Мишель.

– Ну, а я сочиню что-нибудь для этих джентльменов.

Вечером, когда Мишель вернулся к себе, кто-то позвонил. Он никого не ждал. Сюзанн после работы обычно шла прямо домой и к нему заходила только утром, чтобы получить распоряжения на день. Слегка приоткрыв глазок, он увидел, что это Сюзанн, и открыл дверь.

– Мишель, – взволнованно зашептала она, – мне кажется, вам нельзя больше здесь оставаться.

– Почему? Что случилось?

– Полчаса тому назад ко мне в салон зашли два полицейских инспектора. Я уже окончила работу, и, к счастью, никого из наших людей у меня не было. Они задали множество довольно странных вопросов о назначении квартиры при салоне. Я довольно легко разыграла невинного ягненка, которого обидели, а они будто бы поверили. Тем не менее я чувствую, что они подозревают наличие связи между салоном и вашей квартирой. Что-то здесь назревает.

– Молодец, Сюзанн, – похвалил Мишель. – И Антония они навещали. Все это неспроста. Когда вы шли сюда, вас не выследили?

– За кого вы меня принимаете? – шутливо рассердилась Сюзанн. – Я наблюдала из-за занавески и хорошо видела, как они перешли улицу, внимательно осмотрели дом и пошли дальше. Я незаметно выскользнула на улицу и шла за ними до тех пор, пока они не скрылись из виду на рю д’Антиб.

– Умница! – еще раз похвалил Мишель и начал собирать вещи. – Я предупрежу всех, что эту квартиру на время надо оставить, а завтра вы опишете внешность двух полицейских начальнику полиции, который нам помогает, и тогда узнаем, в чем дело.

Когда она ушла, Мишель стянул ремнями свой чемодан и привязал его за седлом к велосипеду. Весь мусор подобрал и сложил в корзинку для бумаг. Оглядев в последний раз квартиру, которая хорошо послужила ему почти три месяца, он вышел и запер за собой дверь.

Кэтрин с радостью устроила Мишеля у себя и даже была готова предложить ему постоянно жить у нее. В одной из комнат, которая находилась между спальнями ее и Луизы, жил эмигрант, венгерский композитор. В квартире царила веселая и спокойная обстановка. Венгр, очаровательный человек, знал, что Мишель англичанин, им не раз приходилось беседовать. Сейчас, обсуждая в соседней комнате план переезда на новую квартиру, Мишель с удовольствием слушал, как композитор играет на пианино.

Кэтрин предложила Мишелю занять комнату Луизы, пока та не вернется.

Мишель лег рано и уснул как убитый. Несмотря на постоянную угрозу ночного ареста, он не страдал бессонницей и в нужный час никогда не просыпался сам. Не разбуди его кто-нибудь, он мог бы проспать очень долго. Но, что хуже всего, проснувшись, он не сразу приходил в себя. Вот и здесь, на квартире у Кэтрин, он почувствовал себя в полной безопасности и побил все свои прежние рекорды по части сна.

Проснувшись, Мишель увидел, что у кровати стоит Луиза.

– Где я? – спросил он с бессмысленной улыбкой, обводя комнату затуманенным втором.

– Где?! В моей спальне! Пока я бегаю от итальянских патрулей и пробиваюсь через контрольные посты, вы спокойно спите на моей кровати. Вот вы где, дорогой! – добродушно укоряла она.

– Бог свидетель, Луиза, я никак не думал, что вы вернетесь так скоро.

– Но ведь в телеграмме из Лондона ясно сказано, что площадку нужно проверить срочно.

– Лунные ночи наступят с четырнадцатого декабря, а сегодня только второе.

– Ну, это уж…

– Договаривайте, Луиза.

– Черт знает что такое! – выпалила она.

– Я ужасно извиняюсь, что не предупредил вас и погнал как на пожар. Но зато наши летчики успеют теперь заранее сфотографировать поле. Кстати, как поле?

– Превосходнее.

– Ну, тогда приходите в десять часов и расскажите все по порядку.

– В десять часов! – возмутилась Луиза. – Да ведь я не спала всю ночь!

– Готов спорить, что вам самой не терпится поскорее со всем покончить, а уж потом как следует поспать – хоть целый день.

После завтрака Луиза рассказывала о результатах своей поездки.

– Поле чудесное, – начала она, – правда немного уже винонского, но ничуть не короче, а поверхность ровнее. Местный житель, который сопровождал нас с Жаком Латуром, сказал, что там почти не бывает ветров_; за исключением мистраля[14]14
  Холодный северо-западный ветер на юге Франции.


[Закрыть], а он дует вдоль поля.

– А деревья?

– Не мешают… Рядом есть еще два поля немного поменьше. Они подойдут для «лизандеров».

– Будем там, посмотрим… Ну а как ехали ночью?

– У Гонтрана было разрешение, действительное до двадцати трех часов. Я сказала, что рискну и буду сама объясняться с патрулями. Нас никто не задержал, и только один не в меру ретивый сержант привел дежурного офицера. Я сочинила длинную историю, будто мы спешим к моему тяжело больному ребенку, который лежит в частной лечебнице в Канне. Когда я увидела, что он колеблется, я пустила несколько слезинок, и это решило все.

– Да, мужчина не вывернулся бы…

– Что у вас с квартирой? Почему вы ночевали здесь? – в свою очередь поинтересовалась Луиза.

Пришлось рассказать обо всем, что произошло в Канне в ее отсутствие.

Луиза так и не ложилась в этот день. Ее неутомимость поражала Мишеля. Впоследствии за многие месяцы их совместной работы он ни разу не видел ее усталой или измученной. Как бы ей ни хотелось спать, она никогда не выдавала себя даже легким зевком…

В штабе Карте появился новый человек. Представляя его, Карте не поскупился на пышные фразы. Он бежал из лагеря для военнопленных в Германии. Полиция Марселя опознала и схватила его, но он снова умудрился бежать, вывинтив замок у двери дома, куда его временно посадили до отправки в Германию. Таким образом, этот человек имел все основания присоединиться к группе Карте. Звали его Роже Барде.

Жерве продолжал проводить занятия по диверсионной подготовке, все время меняя дома. Уже два раза ему пришлось бежать через черный ход, когда гестапо входило в парадное. Судьба щадила этого человека. Он принадлежал к тем немногим, кому удалось уцелеть, и прожил долгую, полную опасностей жизнь, принося пользу общему делу. Пожалуй, только о нем одном Мишель с полным основанием регулярно писал в своих донесениях: «Это один из самых выдающихся офицеров, которых я здесь знаю».

За это время дважды приезжала Жизель. Со свойственной ей скромностью она спокойно и лаконично излагала новости. Хорошие или плохие, маловажные или сенсационные, они всегда были точны до детали и без малейшего преувеличения. Так, приехав во вторую среду декабря, она объявила:

– В Бресте спешно ремонтируются «Шарнгорст» и «Гнейзенау». Они, очевидно, готовятся к выходу в море. У Оливье есть друг, который работает в доке. Сейчас он в Марселе, в отпуске. Когда вернется, сообщит день выхода и постарается узнать, куда пойдут корабли.

И Мишель, конечно, не сомневался в достоверности ее сообщения.

Правда, начальство в Лондоне указало Мишелю, что не нуждается в подобных сведениях, так как этим занимается агентурная разведка. Мишель тем не менее решил, что, если ему станет известен день выхода кораблей в море, он сообщит его в очередном донесении, а начальство пусть гневается сколько хочет. Даже если аналогичные данные поступят из десятка других источников, лишнее подтверждение не помешает. Если информации уделят столько же внимания, сколько сообщению о двух танкерах, которые сами просились в руки в Гибралтаре, его это не касается.

Мишель водворился в новой квартире. С балкона открывался вид на Средиземное море, и, пока стояли теплые дни, Мишель в свободные минуты мог посидеть в шезлонге и полюбоваться восхитительным зрелищем.

От госпожи Рондэ ничего не было слышно, и Мишель решил не подгонять события. Он чувствовал, что дни его работы в Канне сочтены.

Глава X
АРЛЬ

12 декабря Луиза, Мишель, Рикэ и Жак Ланглуа собрались ехать в Арль. Арно получил из Лондона радиограмму, в которой сообщалось, что в день вылета самолета по французской программе Би-Би-Си будет передана условная фраза:

«Deux et trois font cinq»[15]15
  «Два плюс три – пять» (франц.).


[Закрыть].

Теперь нужно было сидеть в Арле и каждый вечер слушать передачи. Услышав условную фразу, они должны тотчас ехать на аэродром и ждать самолет от десяти вечера до двух ночи. Задача осложнялась тем, что немцы усиленно заглушали английские радиопередачи для Европы, и чтобы не пропустить сообщение из Лондона, они решили дежурить одновременно у нескольких приемников.

Арно остался в Канне, Сюзанн поручили забирать у него радиограммы из Лондона и через день доставлять Мишелю в Арль.

Рикэ заранее заказал столик в вагон-ресторане, пока поезд еще стоял в Канне. Заняв свои места в купе второго класса, сразу же отправились в вагон-ресторан.

Луиза и Мишель уселись спиной к стеклянной перегородке, Рикэ и Жак Ланглуа – напротив. За несколькими столиками сидели немецкие и итальянские офицеры, но публика не обращала на них никакого внимания.

Друзья весело болтали о разных пустяках, и время пролетело незаметно. Когда принесли счет, Мишель заплатил и положил, как обычно, по два франка на каждый билетик «Фонда зимней помощи» детям. Эти небольшие коричневые бумажки официант заранее раскладывал на столиках. Луиза, конечно, знала об этом из собственного богатого опыта путешествий по железной дороге. Сейчас она была в дерзком настроении. Посмотрев на билетики, Луиза взяла один и сказала со смехом:

– Кажется, я знаю, кому следует раскошелиться в первую очередь!

– Ради бога, Луиза, – взмолился Мишель, – не сделайте какой-нибудь глупости!

Он сразу сообразил, что ничего более худшего сказать не мог. Теперь Луиза обязательно сделает что-нибудь наперекор ему.

Мишель встал, пропустил ее вперед, и они пошли следом за Жаком и Рикэ. Поравнявшись со столиком, за которым сидел пожилой немецкий генерал с моноклем, Луиза внезапно остановилась и положила перед ним коричневый билетик. Спокойным голосом она произнесла:

– Думаю, что вы, кто придумал эту помощь, заплатите за билетик.

Немедленно воцарилась тишина, нарушаемая лишь стуком колес. Все смотрели на них и ждали, что будет. Генерал плотнее вставил монокль, посмотрел на билетик и поманил к себе официанта. Официант подбежал и, поняв, в чем дело, стал униженно извиняться перед генералом. Он, естественно, подумал, что билетик попал на столик столь важной персоны по ошибке. Генерал молча вытащил двухфранковую монету и, положив ее на билетик, жестом приказал несчастному официанту убрать. Затем поднялся и строго посмотрел на Луизу.

Поединок окончился вничью. Луиза пошла дальше, провожаемая восхищенными взглядами.

Когда они вышли в тамбур, Мишель сказал:

– Великолепно, Луиза, и я понимаю ваши чувства, но, ради бога, оставьте это. С нас и без того хватает опасностей.

Приехав в Арль, они отправились пешком в «Гранд Отель Норд Панюс». Им оставили всего четыре комнаты, так как отель был переполнен немецкими офицерами оккупационных войск. Оказалось, что, кроме Мишеля и его компаньонов, в отеле одни немцы.

В холле за стойкой хозяйничала госпожа Бессьер – жена хозяина отеля, веселая, энергичная француженка. Самого господина Бессьер не было, он вообще показывался здесь редко, предпочитая проводить время в семейной гостиной.

Была середина декабря, наступала рождественская пора, и никто не обращал внимания на молодых французов, толпившихся у стойки. Пусть себе веселится беззаботная молодежь. То, что около семи часов молодые люди всегда исчезали, объяснялось просто: отправлялись куда-нибудь поужинать с друзьями. Таким образом, каждый вечер они беспрепятственно слушали передачи сразу в нескольких домах.

Уже в первый вечер, коротая время у стойки, Мишель заметил, что госпожа Бессьер относится к немцам далеко не дружелюбно. Когда из той части отеля, которая была отведена для офицеров, вышел пожилой полковник и важно прошествовал по вестибюлю к выходу, она сделала ему нос и сердито сплюнула.

– Только подумайте! – воскликнула она довольно громко. – Этот человек имел нахальство предложить мне отказаться от других клиентов и предоставлять комнаты исключительно его офицерам! Боюсь, я была не очень вежлива с ним.

– Где его комната? – спросила Луиза, тут же почуяв в госпоже Бессьер родственную душу.

– На втором этаже, в самом начале коридора. Окно выходит на площадь Форум. Она сразу бросается в глаза: на двери медная дощечка с надписью: «LA CHAMBRE DE L’EMPEREUR»[16]16
  Комната императора (франц.).


[Закрыть].

– Вот как? – сказала Луиза, вставая.

– Куда это вы? – забеспокоился Мишель.

– Неважно.

– Помните, что я вам говорил… – предупредил он, но Луиза, казалось, не слышала его слов.

– Сейчас мадам устроит так, чтобы господину полковнику не очень сладко спалось в постели, – высказала предположение госпожа Бессьер, смеясь.

– Она вполне способна подложить ему даже настоящую ручную гранату в придачу, – пошутил Жак.

Все весело рассмеялись, и, когда хозяйке рассказали о случае в поезде, Мишель стал опасаться, как бы ей, чего доброго, не пришло в голову перещеголять Луизу по части сумасбродных выходок.

Луиза вернулась, и они еще долго весело болтали у стойки. Тем временем полковник прошел по вестибюлю обратно к себе в комнату.

Женщины обменялись лукавыми взглядами и злорадно посмотрели на немца. Предчувствуя, что сейчас что-то произойдет, все смолкли. И вдруг из коридора, где находилась комната полковника, послышались потоки ругани. По вестибюлю забегали вестовые, подхлестываемые гневной бранью своего начальника. Друзья у стойки незаметно переглядывались и с притворным удивлением смотрели на всполошившихся немцев.

– Что вы там натворили, черт возьми? – встревожился Мишель.

– Я и не рассчитывала на такой эффект, – рассмеялась Луиза. – В коридоре стояла швабра. Я внесла ее в комнату новоявленного императора и пристроила у двери так, чтобы она свалилась на входящего. Вот – все… Самое главное, он, очевидно, подумал, что все произошло из-за халатности денщика!..

Наконец немцы угомонились. Рискованная шутка, к счастью, осталась без последствий, и Мишель облегченно вздохнул.

На следующий день он, Луиза, Жак Ланглуа и Жак Латур отправились в Шануан осматривать поле. Оно выглядело именно так, как его описала Луиза. Два других поля, поменьше, действительно идеально подходили для «лизандеров». Мишель велел Сюзанн сообщить их координаты Арно, чтобы тот в свою очередь передал их в Лондон.

Каждый вечер друзья с трепетом садились к радиоприемникам, но проходили дни, а желанной фразы не передавали.

Приближалось рождество. Резко похолодало, по ночам сильно подмораживало. Выпал снег и покрыл улицы слоем в несколько сантиметров. Мишель и его товарищи томились от вынужденного безделья. Местные достопримечательности, привлекающие уйму туристов, давно всем надоели: нельзя же без конца осматривать одно и то же, тем более что подобное времяпрепровождение в их положении выглядело довольно нелепым.

Карте перевез в Арль свою семью. Он решил, что в Канне и Антибе стало слишком опасно. Его жена и четыре дочери, младшей из которых было всего два года, а старшей восемнадцать лет, привыкли к частым переездам и быстро осваивались сыновой обстановкой. Две старшие дочери помогали своей очаровательной матери по хозяйству и одновременно служили хорошими связниками для отца. Особенно способной и смышленой в таких делах была пятнадцатилетняя дочь. Мишель высоко ценил эту девушку. Она мечтала стать актрисой, и можно было не сомневаться, что, какой бы путь она ни избрала, успех будет сопутствовать ей.

Карте, как всегда, приехал в сопровождении своей свиты, и теперь в этом маленьком городке собралось столько его людей, что возникла проблема питания. Если все они станут обедать в немногочисленных ресторанах города, то неизбежно обратят на себя внимание. Поэтому решили, что люди Карте будут питаться у местных патриотов. К счастью, в рождественские дни сборища людей не вызывали у немцев серьезных подозрений. Все шло хорошо.

Как-то Мишель и Луиза, прогуливаясь по городу, встретили Виктора, руководителя движения Сопротивления в Арле. Он посоветовал им зайти в одну маленькую кондитерскую, где, несмотря на военное время, продавались торты, испеченные из белой муки с сахаром. Просто не верилось, что где-то. еще можно достать настоящий довоенный торт: белая мука полностью шла в госпитали, а рацион сахара сильно сократили и вместо него приходилось довольствоваться сахарином. Поблагодарив Виктора, они тотчас же отправились отыскивать кондитерскую и вскоре были там. У прилавка расплачивался с хозяйкой довольный покупатель. В руках он держал огромную картонную коробку, о содержимом которой Мишель и Луиза догадались без труда. На витрине, кроме обычного серого хлеба и имбирных пряников, ничего не было.

– Здравствуйте, сударыня, – начал Мишель. – Я узнал, что сегодня у вас есть в продаже довоенные торты.

– К сожалению, сударь, я сию минуту при вас продала последний. И. у нас кончились запасы белой муки и сахара…

Мишель повернулся к выходу, но Луиза отнюдь не собиралась сдаваться без боя и начала уговаривать хозяйку приготовить для них торт. Но та настаивала на своем. Пришлось уйти ни с чем.

– Она нас не знает, – говорил Мишель на улице. – Мы здесь чужие, а торты, очевидно, продаются старым клиентам. Ведь и в Лондоне даже офицеру не продадут пачку приличных сигарет, если его не знают. Забудем о тортах.

Они направились в отель, собираясь по пути зайти в небольшое кафе, где можно было выпить чего-нибудь и поболтать с товарищами, которые наверняка уже там.

Вдруг они опять увидели Виктора.

– Ну, как дела? – поинтересовался он.

– Все продано.

– Ерунда! – воскликнул Виктор. – Приходите в бар Синтра через пятнадцать минут, я все улажу.

Они медленно направились к бару, взвешивая шансы Виктора на успех: может быть, ему, как местному жителю, удастся уговорить хозяйку кондитерской. В баре они устроились в тихом, укромном уголке и заказали себе виноградный сок.

Вскоре пришел Виктор.

– Можете получить свой торт когда вам угодно, – торжественно объявил он с видом человека, для которого творить чудеса – сущий пустяк.

Обрадованные Луиза и Мишель поблагодарили его и, расплатившись, поспешили в кондитерскую.

На этот раз хозяйка встретила их весьма приветливо. Она достала из-под прилавка огромную коробку и, передавая ее Мишелю, как-то особенно посмотрела на него. Лицо ее озарилось широкой, радушной улыбкой.

Мишель улыбнулся в ответ и, вытащив бумажник, спросил:

– Сколько с меня, сударыня?

Цена оказалась довольно умеренной. Распрощавшись с доброй хозяйкой, Луиза и Мишель, довольные, направились в отель, чтобы оценить вкусовые качества торта. По дороге они встретили нескольких друзей и пригласили их на пиршество. Те в свою очередь пригласили еще кого-то, и в комнате Мишеля на пробу торта собралось четырнадцать человек. Все же каждому досталось по солидному куску. Это было настоящее чудо кулинарии, свалившееся им в руки благодаря некому магическому слову, которым Виктор открыл им путь к сердцу хозяйки кондитерской!

Только позже, в Марселе, Мишелю довелось узнать, что это за «магическое слово». Если бы он услышал его тогда, то и близко не подошел бы к кондитерской, а вкусный торт застрял бы у него в горле…

Период лунных ночей подходил к концу, а Лондон по-прежнему хранил упорное молчание. Мишель никак не мог понять, почему задерживается самолет. Все это время стояла прекрасная погода. Может быть, в Англии погода нелетная? Вряд ли. Мишель знал, что в других пунктах его соотечественники весьма успешно выбрасывают парашютистов. В чем же дело?

В самый сочельник Мишель получил сведения о новой дислокации немецких зенитных батарей и истребителей ПВО на территории Франции. Правда, эти ценные сведения поступили поздно, но все же, добыв их, люди Карте сделали большое дело. Как оказалось, немцы поставили много новых батарей там, где обычно летают английские бомбардировщики, а одну из них – всего в километре от Шануана. Оставалось лишь надеяться, что в Лондоне уже располагают этими сведениями, но тем не менее Мишель решил немедленно переслать их туда через Арно. Больше всего, конечно, мешала батарея под Шануаном, и трудно было сказать, решится ли теперь начальство послать сюда самолет. Если даже на этой батарее примут снижающийся «Гудзон» за свой самолет, все же о нем могут доложить на пост ПВО, и тогда все сразу станет ясно. Правда, помощники Карте могут управиться довольно быстро, и минуты через три самолет будет снова в воздухе, но, во-первых, он не успеет набрать высоту и станет легкой добычей для зениток, а во-вторых, тем, кто останутся на земле, вряд ли удастся скрыться. Ведь машин и так мало, а на самолете прилетят человек десять, да еще с громоздким багажом…

Если в Лондоне ничего не знают об изменении в обстановке, самолет может прилететь сегодня же, так как донесение Мишеля дойдет не раньше рождества. Если бы Арно был здесь, все обстояло бы иначе. Но он остался в Канне, а местный радист, как назло, куда-то уехал. Что делать? Может быть, не принимать самолет? Но тогда, разыскивая людей, он будет кружить чуть ли не над самой батареей. Сколько Мишель ни думал, он только сильнее убеждался в безвыходности положения.

В этот вечер, слушая передачи из Лондона, волновались, как никогда. Но если раньше все только и мечтали услышать условленную фразу, то сейчас каждый дорого бы дал, чтобы в Лондоне ее не произносили ни сегодня, ни завтра. Когда передачи окончились, все вздохнули с огромным облегчением: диктор так и не произнес роковой фразы. Мишель так переволновался, что на лбу у него выступили крупные капли пота. Мадам Беро, у которой слушали радио, угостила их вином. Никогда Мишель не пил с таким наслаждением.

На следующий день, 26 декабря, в вечерних передачах для них опять ничего не было, и Мишель воспрянул духом. А 27-го Сюзанн привезла ответ из Лондона, подтверждающий получение радиограммы Мишеля. В нем сообщалось, что самолет, вероятно, прилетит этой ночью. Принять и отправить его предлагалось как можно скорее.

Теперь долгожданную фразу старались уловить в эфире с прежним нетерпением. И вот наконец диктор произнес ее. Участники операции оделись потеплее и собрались у Карте. Там уже стояли две машины, на которых они должны были ехать в Шануан. Луиза положила Мишелю в рюкзак десяток донесений, которые его коллеги просили доставить в Лондон.

В машине не было свободного места, и она попрощалась с Мишелем в отеле.

– Вы не забудете зайти к моей тете и передать подарки девочкам? – напомнила она.

– Конечно.

– И вы вернетесь сюда, как обещали, Мишель?

– Разумеется, вернусь, если сегодня все пройдет благополучно.

– Зачем эта оговорка? Все будет в порядке, – улыбнулась она.

– Всякое случается.

– Ну, я всегда надеюсь на удачу, – сказала Луиза.

– Вы оптимистка, Луиза, но я не уверен, что вы ею останетесь. Наша профессия учит реалистическому подходу к вещам.

– Я поверю в реализм, когда увижу вас здесь снова. Большинство реалистов остаются дома, если им предоставляется такая возможность.

– Я вернусь, – сказал Мишель тихо. – Вы увидите… И, Луиза, когда останетесь одни – если нам удастся улететь, – будьте осторожнее. Я хочу встретить вас здесь, когда вернусь. Так что зря не рискуйте, будьте умницей.

– Обещаю, – ответила Луиза с необычным для нее смирением в голосе.

Он поцеловал ей руку и, взяв рюкзак, быстро вышел из комнаты.

Когда Мишель пришел к Карте, он сразу заметил, что все присутствующие чем-то озабочены.

– Неприятная новость, – начал Поль. – В двух километрах от Шануана расположилось немецкое подразделение, человек сорок мотоциклистов. Зенитная батарея, а теперь еще эти мотоциклисты… Я советую не принимать самолет.

– А я по-прежнему считаю, что, если все проделать быстро, они не успеют что-либо предпринять, – высказал свое мнение капитан Ролан – зуавский офицер из их группы. – Кроме того, мы будем отходить не туда, где мотоциклисты, а в противоположную сторону. Остаток ночи проведем на ферме у скотовода.

– Ваше мнение, Мишель? – спросил Карте.

– Я не могу рисковать самолетом в этих новых условиях, – ответил Мишель. – И потом вряд ли удастся быстро увезти в надежное место десять вновь прибывших, да еще с багажом.

– Ну, – произнес Карте, – я выслушал все доводы, и мое решение таково: рискнуть. Согласен, риск большой, но не можем же мы ждать, пока в нашу пользу будут абсолютно все шансы. Так можно прождать до конца войны! Кто согласен со мной, прошу поднять руку.

Все, кроме более опытного Поля, решительно подняли руки. – Мишель с восхищением посмотрел на этих людей, которые смело шли на риск, и невольно поднял руку: это был скорее салют отважным, чем знак согласия.

С трудом втиснулись в две машины, причем у каждого на коленях сидел еще пассажир. Хотя до Шануана ехали недолго, у Мишеля совсем затекли ноги, и, выйдя из машины у аэродрома, он едва удержался на ногах.

Был уже одиннадцатый час. Самолет мог прилететь в любую минуту, и Мишель поспешил расставить людей с фонариками. Он заранее наметил, кому где стоять, и вскоре люди были на своих местах. Отлетающие в ожидании самолета собрались вокруг Мишеля.

Люди неподвижно стояли на залитом лунным светом поле, изредка перешептываясь. Страшно было подумать, что где-то совсем рядом бдительно несут вахту зенитчики, а дальше километрах в двух дежурят мотоциклисты.

Двенадцать часов, час ночи. Самолета не слышно. Все продрогли.

Два часа. По-прежнему ни звука. Неужели опять разочарование?

– Подождем еще полчаса, – сказал Мишель, обращаясь к Карте, – и можно уходить…

Эти полчаса показались особенно долгими, но прошли и они. Постояли еще минут пять, напряженно вслушиваясь в безмолвие холодной ночи. Самолета не было.

– Скверно, – нарушил молчание Мишель. – Возможно, они нарвались на огонь зениток. Мне кажется, больше ждать нет смысла.

– Да, – согласился Карте.

Люди медленно двинулись к ферме, куда заранее отправили обе машины. Когда они отошли от аэродрома километра на два, послышался отдаленный гул самолета. Все так и замерли на месте. Самолет летел высоко и с юго-восточной стороны, а не с севера. Может быть, немецкий? Гул стал отчетливым, и все поняли, что самолет направляется к аэродрому, который они только что покинули. Самолет начал резко снижаться, и, когда он пролетел под луной, Мишель распознал знакомый силуэт «Гудзона».

Его душила бессильная ярость. Возвращаться и расстанавливать людей поздно. Значит, и на этом, втором, самолете им не суждено улететь… Но почему он прилетел так поздно? Почему не с севера? Скорее всего, ему пришлось сделать солидный крюк из-за новых позиций зенитной артиллерии. Возможно, он летел над долиной Роны, а потом взял курс на Шануан.

На этот раз самолет не стал кружить над полем, как в Виноне. Низко пролетев над ним, он сразу же повернул на север, к Англии. Очевидно, летчик опасался зенитной батареи, которая находилась поблизости, а может быть, экономил горючее, так как маршрут был намного длиннее.

Некоторое время люди стояли молча, как бы пытаясь осмыслить всю тяжесть постигшего их разочарования, а затем уныло побрели прочь. Мишель ругал себя последними словами за то, что не подождал до трех часов. Тогда он еще не подозревал, какую грубую ошибку допустил…

Вдруг тишину ночи прорезал окрик часового. Это произошло так неожиданно, что люди, мысли которых были далеки от действительности, в первый момент даже не поняли, в чем дело. Но в следующее мгновение все, как по команде, бросились бежать. К счастью, солдат тоже растерялся, и люди исчезли прежде, чем он успел принять решение.

Когда добрались до скотоводческой фермы, было около пяти часов. Здесь их накормили, и с рассветом они вернулись в Арль. В Арле решили задержаться еще на сутки, чтобы прослушать очередные передачи. По правде говоря, никто не верил, что самолет прилетит опять, но это была последняя лунная ночь, и Мишель решил все же подождать, просто так, на всякий случай, а скорее всего – для очистки совести. На следующий день группа разъехалась.