Текст книги "Дуэль умов"

Автор книги: Питер Черчилль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Когда она прошла ворота, он бросился ей навстречу и подхватил чемодан. Луиза вздрогнула от неожиданности. Узнав Мишеля, она устало улыбнулась. Луиза не рассчитывала, что ее встретят в столь поздний час, и уж, конечно, меньше всего думала, что это будет Мишель, который показался ей равнодушным, черствым человеком. Ее не мог не поразить такой неожиданный финал первого серьезного задания.

– Молодец, Луиза! А мы уже начали беспокоиться о вас… Вы, должно быть, изрядно устали?

– Да, немножко, – снова улыбнулась она, – и так проголодалась, что, кажется, смогу съесть целую лошадь.

– Ну, это не проблема! То есть лошади я, конечно, не достану, и вместо конины вам придется довольствоваться кусочком говядины.

Они весело зашагали к Роберту. Правда, руку оттягивал чемодан, но зато на душе было так легко!

Понимая, что парочке есть о чем поговорить, официанты не докучали. Собравшись в отдаленном уголке, они обсуждали свои проблемы.

В перерывах между блюдами Луиза рассказывала о поездке в Марсель.

До самого Марселя все шло хорошо. Но когда сошли с поезда и оказались в толпе немецких солдат на вокзале Сен-Шарль, один из подопечных – англичанин – струхнул.

– Ему, очевидно, показалось, что все эти немцы, которых он впервые видел так близко, обратили на него внимание, – объяснила Луиза.

– Мне знакомо это ощущение, – сочувственно произнес Мишель. – Вдруг начинает казаться, что на вас висит рекламный щит какой-нибудь популярной английской фирмы, и все догадываются, кто вы такой.

– Он начал нервничать еще в Тулоне, когда поезд подошел к станции и по радио объявили: «Тулон»… и еще что-то по-немецки.

– Как он повел себя в Марселе? – поинтересовался Мишель.

– Сел на первый же поезд на Канн и уехал. А разве вы его здесь не видели?

– Нет. Вероятно, он уехал в Антиб. Мне вспоминается случай с одним парнем, который в самый последний момент, когда самолет был уже над местом выброски, вдруг струсил и отказался прыгать. Потом он упросил летчиков сделать еще один заход, а выпускающему наказал вытолкнуть его пинком, если он опять замешкается. Но когда снова настало время прыгать, парень сопротивлялся с такой силой, что ничего нельзя было поделать. Можете себе представить его состояние во время обратного полета в Англию, который длился три часа. В конце концов его перебросили на судне, и теперь он очень хороший агент.

…Проводив оставшихся троих мужчин, Луиза без труда нашла Оливье, и тот направил ее к своему коллеге доктору Бернару, у которого хранился чемодан. Но ехать в Экс было уже слишком поздно. Бернар угостил ее обедом и устроил на ночлег в единственное безопасное место в городе – в публичный дом, хозяйка которого, тоже патриотка, предоставила ей отдельную комнату. Но и здесь оказалось не так уж безопасно: ночью немцы устроили облаву на дезертиров и комнату не обыскали только потому, что хозяйка выдала Луизу за свою племянницу, больную скарлатиной.

Обо всем этом Луиза рассказывала так, словно делилась впечатлениями после обычной прогулки по магазинам.

– Утром, – заключила она, – я отправилась в гараж, договорилась обо всем, и вот я здесь.

– Луиза, задание выполнено отлично, поздравляю вас!

– Спасибо, – поблагодарила она таким тоном, будто это задание – пустяк: ведь настоящие дела ее ждут в Оксерре.

– Луиза, – начал немного погодя Мишель, – относительно Оксерра… Почему бы вам не остаться работать у нас?

– Если бы я и собиралась менять место, то выбрала бы скорее Марсель, где работать куда интереснее, чем в этой дыре. Во всяком случае, в Лондоне и слушать об этом не станут, – примирительно закончила она.

– Конечно, это ваше дело, Луиза, но у меня нет связника, и я был бы просто в восторге, если бы вы остались. С вами и Арно все – нипочем.

– Мишель, мне, конечно, приятно слышать столь лестное мнение о собственной персоне, но могу с вами спорить на что угодно, в Лондоне не согласятся.

– Идет, давайте спорить.

– На сколько? – спросила Луиза, в порыве азарта попадаясь в ловушку, в которую когда-то попался и Арно.

– Шестьдесят тысяч, – предложил Мишель.

– Сто!

– Будь по-вашему! Завтра утром мне нужно ехать в Антиб, так что, когда встретите Арно, попросите его передать вот эту радиограмму:

МОГУ Я ОСТАВИТЬ ЛУИЗУ?

– Хорошо. Но Арно напрасно потеряет время.

– И если Лондон согласится, Луиза, а вы все-таки не пожелаете здесь остаться, то ровно через месяц вы свободны и можете уезжать.

– Решено.

* * *

Через двадцать четыре часа Арно принес ответ. По его бесстрастному лицу невозможно было догадаться о содержании полученной радиограммы. С тех пор как в Лондон ушел запрос о Луизе, Арно смотрел на Мишеля с откровенной неприязнью, а сейчас его взгляд ничего не выражал. Мишель стал читать ответ:

ОТПРАВЬТЕ ЛУИЗУ В ОКСЕРР, КАК НАМЕЧЕНО. НЕСОМНЕННО, КАРТЕ СМОЖЕТ ОБЕСПЕЧИТЬ ПЕРЕХОД ЧЕРЕЗ ДЕМАРКАЦИОННУЮ ЛИНИЮ.

Мишель молча написал на клочке папиросной бумаги два слова ЛУИЗА НЕОБХОДИМА и отдал его Арно. Днем Мишель встретил Луизу. Она уже знала ответ, и в ее ликовании по поводу исхода спора Мишель почувствовал мало лестного для себя.

– Дадите мне еще двадцать четыре часа? – спросил он.

– Если вам доставляет удовольствие долбить одно и то же, пожалуйста, – весело ответила она.

На следующий день Арно вручил Мишелю несколько радиограмм. Одна из них, к великому удовольствию Мишеля, гласила:

НА ВАШ НОМЕР 196. СОГЛАСНЫ.

* * *

Мишель понимал, что торжествовать пока рано. Во-первых, нет гарантии, что Луиза останется по истечении месячного срока. Во-вторых, Арно не понравилось, что с ней проделали тот же трюк, что и с ним самим, и он ходил мрачный как туча. Таким образом, заполучив Луизу, Мишель лишился расположения Арно, которого добился с таким трудом…

Одна из радиограмм, которые пришли вместе с разрешением оставить Луизу, оказалась настолько ошеломляющей, что Мишель сначала не поверил своим глазам и несколько раз перечитал текст:

НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ ПРЕПЯТСТВОВАТЬ ИТАЛЬЯНСКОЙ ОККУПАЦИИ.

«Что это? – лихорадочно соображал он, теряясь в догадках. – Они с ума спятили! Но ведь это не частное указание французского отдела. Вопрос, бесспорно, согласован с верховным командованием и уж, конечно, о нем докладывали Уинстону Черчиллю! Какая жалость! Вместо того чтобы взорвать тоннели и ударить по итальянцам с воздуха, им позволяют с триумфом вступить на территорию Южной Франции! Второе триумфальное шествие за эту войну! Не слишком ли много?»

Карте прореагировал на содержание радиограммы почти так же, как Мишель. А Мишель теперь должен был как-то защищать этот странный приказ. Ссылка на некие «серьезные» причины не могла, конечно, убедить ни его самого, ни тем более Карте.

Мишель опасался, что Карте не подчинится приказу, но, как ни странно, его опасения – по крайней мере на этот раз – оказались напрасными.

У Карте Мишель встретил Ф. и дал ему окончательный ответ относительно Грегуара. Он решил порвать с этим нахалом – пусть им займется правосудие.

До прихода итальянцев оставалось несколько дней, и организация Сопротивления спешно расширяла сеть конспиративных квартир. Мишель позаботился об этом раньше, но и теперь продолжал подыскивать новые дома, где Арно мог бы работать на рации.

Луиза устроилась у Кэтрин, и на всякий случай ей подготовили еще одно место. Сюзанн могла жить у себя или у матери. У Мишеля было две квартиры. Ему очень хотелось поскорее получить место агента у госпожи Рондэ, но, несмотря на легкий нажим со стороны полковника Вотрэна, та не торопилась. Следующий ее шаг в переговорах – ответное приглашение на завтрак – не мог совпасть с более худшим днем. Но не мог же он заранее сказать будущей хозяйке, что именно в этот день – одиннадцатого – приходят итальянцы!

Утром в первый день оккупации Луиза и Мишель вышли на главную улицу посмотреть шествие «победителей». Сначала на грузовиках «фиат» пронеслись колонны мотопехоты, затем, часам к одиннадцати, появилась артиллерия. Орудия тянули мулы. Артиллеристы в отличие от мотопехоты выглядели жалко. Солдаты, небритые, изнуренные, со стертыми ногами, очевидно, шли всю ночь. В одной батарее, состоящей из крошечных горных орудий, колонну замыкал солдат, совершенно выбившийся из сил. Едва ковыляя, он держался за хвост мула. Его товарищи выглядели немногим лучше. Все они скорее напоминали беженцев, а отнюдь не воинов победоносного легиона.

Показался офицер на велосипеде, очень бодрый: видимо, отлично отдохнул ночью. Передав велосипед какому-то капралу, офицер забежал в голову колонны и начал распекать сержанта, который вел строй. Тот смотрел на него с тупым безразличием. Тогда офицер сам закричал на солдат:

– А ну, выше голову, бездельники! Вы вступаете в прекраснейший город Южной Франции! А что у вас за вид? Тащитесь, словно хромые клячи! Веселее, орлы!

Все эти увещевания офицер выкрикивал, шагая спиной вперед перед солдатами. Войдя в раж, он не заметил велосипедный прицеп, брошенный кем-то у тротуара, и плюхнулся в него задом. Очередной пламенный призыв оборвался на полуслове. Фуражка съехала офицеру на лицо, ноги смешно торчали из прицепа. Сержант бросился ему на помощь. Кое-как офицер выбрался из прицепа. Мишель громко хохотал, но на него не обратили никакого внимания. Солдаты шли, по-прежнему понурив головы. На них не действовали ни мольбы, ни угрозы. И даже потешный случай с бравым офицером не смог развеселить их…

Выкроить время на завтрак у госпожи Рондэ Мишель мог только ценой невероятных усилий. Между 11.15 и 12.30 нужно было посетить два тайных собрания, на которых решались весьма срочные вопросы, а в 14.30 предстояло встретить на вокзале связника и вручить ему деньги для Лорана, которого Мари из Лиона чудом удалось освободить. Поезд, на котором собирался уехать связник, отходил в 14.40, а Мишель еще должен был обдумать, как организовать отправку Лорана на самолете: ведь фелюги больше ходить не будут. Через связника Лорану нужно передать какой-то конкретный план, он должен знать, что человек, от которого зависит его дальнейшая судьба, действительно занимается этим делом, несмотря на неожиданную оккупацию.

С такими мыслями Мишель пришел к госпоже Рондэ. Оказалось, что завтракать они будут не вдвоем – там был еще гость, француз-аристократ с моноклем, без сомнения близкий друг хозяйки. Его явно пригласили для того, чтобы прозондировать будущего служащего. Угощали просто по-королевски, завтрак намного превзошел ужин у Роберта.

Трудно сказать, как Мишелю удалось выдержать весь завтрак, вежливо беседуя и разыгрывая роль беспечного тунеядца, которому безразличны даже последние события, взбудоражившие весь город.

Изысканные блюда следовали одно за другим с мучительной медлительностью, а у Мишеля еще столько неотложных дел! Но, слава богу, настала пора прощаться. Ему сказали, что через некоторое время сообщат об окончательном решении. Откланявшись, он вышел, сел на велосипед и поехал на вокзал.

Глава IX
ВИНОН

Какое счастье, что Мишелю пришло в голову послать Луизу в Экс и заранее заплатить Гонтрану деньги за бензин. Лишь накануне поездки в Винон он узнал, что добираться туда ему придется собственными силами. Теперь, по крайней мере, он мог достать в Марселе машину, раз у него есть бензин.

Его давно уверяли, будто Карте приготовил буквально все и ему остается лишь расставить десяток людей с карманными фонариками, чтобы обозначить посадочную площадку. До Марселя Мишель с Луизой доедут поездом, а там возьмут машину и отправятся к месту посадки самолета километрах в восьми юго-западнее Маноска на правом берегу Дюранса.

Опасаясь, как бы Карте не позабыл о такой мелочи, как карманные фонарики, Мишель попросил Луизу положить десять штук в рюкзак, где уже лежало кое-что из продовольствия и две бутылки коньяку.

Оделись потеплее и захватили осенние пальто. Так начался первый этап путешествия.

В Марселе они встретились с Марсаком, который ехал к назначенному месту на грузовике, а потом отправились к Гонтрану.

В Маноск их повез сам Гонтран. От Экса предстояло проехать еще километров тридцать на север. В одном месте они нарвались прямо на французский контрольно-пропускной пункт. Когда впереди замаячили два дюжих жандарма, Мишель невольно вздрогнул. Он не знал, как Гонтран вывернется из этого положения.

Разрешения на поездку у Гонтрана, разумеется, не было. Перед отъездом он был слишком занят, чтобы думать о таких, как ему казалось, пустяках. Но Мишелю он признался в этом, только когда они увидели жандармов. «Попасться из-за своей же неосмотрительности – ведь это же преступление», – волновался Мишель. Но Гонтран не потерял самообладания. С напускным равнодушием он ждал, высунувшись из окна, когда подойдут жандармы.

– Ваши документы!

Гонтран предъявил свои водительские права.

– Это нас не интересует. Предъявите разрешение на поездку.

– К сожалению, у меня его нет, – ответил Гонтран.

– В таком случае, разрешите ваши удостоверения личности, – сказал полицейский строго, – и попрошу вас пройти на пост.

– Извините меня, начальник, – начал Гонтран. – Что тут такого? Эта парочка упросила меня отвезти ее в Маноск. Дело у них там какое-то. Вы же сами знаете, сколько нужно убить времени, чтобы достать разрешение! Я обещал отвезти их на собственный страх и риск. Мы скоро вернемся. Уж поверьте мне!

Жандарм подумал и махнул рукой:

– Ладно. Так уж и быть, проезжай…

Когда машина двинулась, Мишель отметил про себя, что именно на таких ошибках жизнь учит людей уму-разуму. В самом деле, что им оставалось делать? Как защищаться, когда ни у него, ни у Гонтрана нет оружия? Да и не в оружии сила разведчика. Его задача избегать неоправданного риска.

Вскоре выехали к реке, а дальше дорога тянулась вдоль скалистого берега. С заходом солнца выехали наконец на поляну, где стояла ферма. Здесь у всех на виду стояли три машины.

На ферме их с нетерпением поджидал Карте со своей многочисленной свитой. Среди собравшихся было нисколько человек, не знакомых Мишелю.

С Карте приехали пять отобранных им генералов. До этого он долго ругался, убеждая Мишеля, что необходимо взять семь. Конец препирательствам положил категорический ответ из Лондона:

САМОЛЕТ МОЖЕТ ВЗЯТЬ ТОЛЬКО ВАС, КАРТЕ И ЕЩЕ ПЯТЬ ЧЕЛОВЕК.

Генералы откровенно радовались перспективе улететь в Англию, а Мишель никак не мог понять, зачем нужны в Лондоне эти старикашки, самому молодому из которых не меньше семидесяти. Стоит самолету взлететь, и, чего доброго, среди этих ветеранов будут жертвы просто по причине испуга.

Обозначать посадочную полосу поручили Марсаку. Он подобрал себе группу, в которую в числе других входили Жак Ланглуа, Рикэ, Гонтран, один фермер из-под Экса, доктор Бернар и Жабу, известный французский артист и конферансье мюзик-холла.

Отозвав команду Марсака в сторону, Мишель начертил на большом листе бумаги план посадочной полосы и показал каждому, где стоять и что делать. Убедившись, что они правильно поняли свои обязанности, Мишель строго наказал не сходить с мест, пока самолет не поднимется в воздух и не скроется из виду, так как в случае каких-либо неполадок самолету, возможно, придется сесть снова. Прибытие самолета ожидается в десять вечера, но он может прилететь и позже, до двух часов ночи. В заключение Мишель предупредил, чтобы все соблюдали тишину и не курили.

Как и следовало ожидать, карманные фонарики никто не захватил. Мишель нарочно спросил о них в присутствии Вотрэна, и только когда Карте признался в своей оплошности, сказал, что, к счастью, позаботился о фонариках сам.

В половине десятого отправились к месту посадки самолета. Шествие возглавлял молодой француз в кожаном реглане. Дойдя до края залитого лунным светом поля, он остановился.

– Ну вот и пришли, – сказал француз, когда Мишель подошел к нему.

Поле лежало в лощине и ночью при лунном свете казалось очень маленьким.

– Хорошо, начнем, – сказал Мишель и, обращаясь к группе Марсака, продолжал – Двое останутся здесь, в начале полосы, а остальные пойдут со мной. Через каждые полтораста шагов будем оставлять одного человека.

Мишель с группой двинулись дальше, а за ними устремилась свита Карте – просто так, от нечего делать. Отсчитав сто пятьдесят шагов, Мишель поставил человека, потом следующего, потом еще одного. Поле было немного узковато, зато грунт – превосходный.

Но когда прошли шестьдесят шагов и поставили очередного человека с фонариком, Мишель увидел, что поле на самом деле маленькое и лунный свет тут ни при чем. Они подошли к насыпи метра полтора высотой, которая пересекала все поле. Ясно, что самолет здесь не приземлится. Но, может быть, переставить людей и начать полосу от насыпи? Интересно, велико ли поле за насыпью?

Поднявшись на насыпь, Мишель, к своему ужасу, убедился, что дальше идет отлогий спуск, а метров через четыреста начинается лес.

Мишель бросил на Карте уничтожающий взгляд. Но тот с довольным видом выслушивал любезности своих генералов. Этот человек даже теперь явно не хотел понимать, во что обошелся его каприз.

– Итак, это и есть то поле, которое вы обещали? – спросил Мишель, задыхаясь от гнева. – Нам нужна полоса минимум в тысячу шестьсот метров. Где она? Где этот специалист, который решил, что здесь можно посадить бомбардировщик?

Карте показал на человека в реглане:

– Он летал когда-то, и ему лучше знать…

– Интересно, на каких самолетах вы летали? – спросил Мишель у столь «опытного» летчика.

– На Потез-сорок три, – с гордостью ответил бывший летчик, ныне хранитель какого-то музея в Арле.

Когда Мишель услышал название этого допотопного летательного аппарата с посадочной скоростью менее 25 километров в час, он едва не лишился чувств. Ведь каждому, кто мало-мальски интересуется авиацией, известно, что с такой скоростью самолет может приземлиться на любом пятачке. Разве можно сравнивать его с современным тяжелым бомбардировщиком?

Горе-летчик начал уверять Мишеля, будто способен сам посадить на этом «великолепном поле» какой угодно самолет. Карте в окружении своих генералов тем временем разглагольствовал, что англичане вообще народ суетливый и уж раз Мишель такой требовательный, ему следовало бы самому заранее осмотреть поле, тем более что пассажиры важные персоны.

Мишель был вне себя от гнева. Его выражения, наверное, смутили бы даже Арно.

Вдруг вдалеке послышался гул самолета… Он быстро нарастал.

Принимать решение надо было немедленно.

Карте требовал, чтобы самолет приняли. Все вопросительно смотрели на Мишеля.

С трудом сдерживая ярость, Мишель все-таки взял себя в руки. Что делать? Экипаж, конечно, предупредили, что сигнал с земли подадут только в том случае, если там все в порядке. Летчики, которых посылают на подобные задания, – опытные, отважные люди. Они хорошо понимают, что это не учебный полет, и смело идут на риск. Но, в конце концов, всему есть предел… А ведь на аэродроме в Англии Мишеля ждут друзья из французского отдела. Если он не привезет группу, во всем обвинят его, а не Карте. «Пусть делают со мной, что угодно, – решил наконец он, – все же это лучше, чем обрекать экипаж почти на верную гибель».

Мишель оглядел присутствующих и твердо заявил:

– Я отказываюсь принимать самолет!

Самолет был уже совсем близко. Вот он с ревом пронесся над их головами и начал кружить над полем, словно недоумевая, почему там, внизу, ничего не предпринимают. Каждый раз, когда самолет пролетал над ними, сердце у Мишеля сжималось и он все сильнее и сильнее ощущал всю горечь постигшего его разочарования.

Покружив минут двадцать, самолет лег на обратный курс, и компания двинулась из лощины. Карте и бывший летчик изощрялись в упреках по адресу Мишеля. Когда поднялись на гребень близлежащей высоты, все замерли и широко раскрыли глаза. Мишель готов был разрыдаться от обиды: перед ними раскинулся заброшенный аэродром с двухкилометровой посадочной полосой.

Казалось, один вид аэродрома заставит Карте раскаяться и признать свою ошибку. Но Карте это и в голову не пришло. Зато наконец он был полностью изобличен, как бездарный, опрометчивый руководитель. Даже если кто-нибудь еще окончательно не убедился в этом, то, по крайней мере, в душу ему закрались серьезные сомнения…

Кое-как разместившись в двух автомашинах, вернулись в Экс, а оттуда поехали к фермеру, который входил в «группу с фонариками». На ферме их встретили радушно и хорошо угостили. Все повеселели и решили больше не вспоминать о печальном фиаско – в следующий раз будут умнее. Хорошо хоть, что обошлось без жертв.

За бокалом вина завязалась оживленная беседа, начали произносить тосты. И тут случилась новая неприятность. В компании был один красноречивый оратор, писатель по профессии. Он решил произнести очередной тост.

– Друзья! – начал писатель. – В этот мрачный час, освещенный щедрым гостеприимством, мы с радостью сознаем, что, хотя нас сегодня постигла неудача, в историю нашей страны вписана еще одна страница. Мы счастливы, что все труды и опасности с нами разделяют скромные офицеры непобедимой Англии. Я поднимаю бокал за Мишеля – капитана английской армии Питера Черчилля!

– Подумайте, что вы говорите! – взмолился Мишель. Он сразу почувствовал себя беспомощным: сказанного не воротишь, теперь все знают, кто он такой. Ему не хотелось бранить человека за теплые, дружеские слова, пусть даже опрометчивые, но он не счел нужным отмолчаться.

– Если вам кто-то сказал это, – продолжал Мишель, – зачем же болтать?

Воцарилась мертвая тишина, присутствующие смущенно переглядывались. Все, конечно, понимали промах писателя. Но коль скоро тайное стало явным, вопрос Мишеля показался глупым и неуместным. Он знал, Луиза обязательно подумает, что он чересчур важничает и не понимает простой пословицы: назвался груздем – полезай в кузов.

Как им объяснить, что осторожность – неразлучная спутница риска и что подобные промахи грозят провалов? Но, интересно, кто все-таки выболтал его имя? Лоран, который знал его в Англии? Пьеро? Вряд ли… Впрочем, не все ли равно. Теперь его знают все. Если среди них окажется иуда – неважно, сегодня, завтра или через месяц – его уже не спасет никакая легенда.

* * *

Самолет нужно было вызывать снова. Мишель заранее договорился с Сюзанн, что утром ей позвонят и условной фразой сообщат, чем все кончилось. Это Мишель поручил Луизе, и она без труда объяснила Сюзанн суть дела, сказав: «Дядюшку вчера не встретили и ждут его там же завтра вечером». Сюзанн передала новости Арно. Луиза ждала ответа в отеле «Паскаль» в Маноске.

Сюзанн позвонила довольно поздно и посоветовала «ждать дядюшку завтра вечером, хотя он не вполне уверен, что сможет зайти».

Утром Луиза, Поль, Рикэ и Мишель пошли пешком на аэродром, до него было восемь километров. Вымерять поле шагами им не пришлось: сразу было видно, что размеры вполне достаточные и грунт твердый. Мишель мысленно прикинул, где будет начало и конец полосы. Когда все стало ясно, отправились в Маноск.

Подходя к Маноску, вдалеке увидели двух жандармов на велосипедах. Спрятавшись в зарослях, стали наблюдать за ними. На дорогу вышли только когда убедились, что жандармы ездят от фермы к ферме и развозят какие-то извещения. Итальянцев в районе не было, но не исключено, что ночью кто-то обратил внимание на рев моторов тяжелого бомбардировщика и теперь полиция начеку.

Вечером все двадцать с лишним участников «генеральной репетиции» на четырех автомобилях отправились на аэродром. Ехали, как обычно, шумной веселой компанией, словно болельщики, возвращающиеся после очередного триумфа любимой футбольной команды. Беззаботность уже тогда стала отличительным признаком некоторых участников движения Сопротивления юго-восточной Франции, и Мишель никак не мог смириться с этим.

Машина Карте отстала и подъехала, когда первые три уже стояли в укрытии за невысоким холмиком, густо поросшим кустарником. Карте не заметил их, и его машина несколько минут рыскала по аэродрому с включенными фарами, как будто нарочно заманивая сюда полицию.

Мишель расставил девять человек с фонариками в виде буквы «Г»: семь – по прямой с интервалами в 150 метров, двоих – вправо от седьмого, в 50 метрах друг от друга.

Теперь оставалось только ждать. Становилось все холоднее и холоднее, а между тем двое из людей – Марсак и еще кто-то – были без пальто, и у них зуб на зуб не попадал. Мишель спросил Марсака, почему он не захватил пальто, и оказалось, что у того просто его нет. Мишель пожурил его и велел приобрести пальто, заверив, что государственное казначейство с радостью заплатит за эту покупку.

Прошло четыре часа. Температура была ниже нуля, и две бутылки коньяку, а также хлеб оказались очень кстати.

В третьем часу ночи Мишель решил, что дальше ждать бесполезно. Закоченевшие люди в мрачном настроении вернулись в отель. Стучать пришлось долго. Наконец хозяин открыл ставни своей спальни на первом этаже и высунулся из окна. Узнав недавних постояльцев, он рассмеялся:

– А вы, видать, шутники! Рассчитались, сказали, что не вернетесь – и вот вам, пожалуйста!

На следующий день все разъехались по своим местам, решив ждать новых указаний из Лондона. Луиза и Мишель поездом вернулись в Канн и занялись будничными делами.

Чувствовалось, что Арно объяснял неудачу в Виноне какой-то оплошностью со стороны Мишеля. Он мимоходом заметил, что в следующий раз ему придется ехать с Мишелем, захватив с собой рацию.

Из Лондона пришел запрос:

ЧТО СЛУЧИЛОСЬ В ВИНОНЕ?

Мишель написал подробный отчет и отправил в Лондон через Швейцарию.

Вскоре получили радиограмму:

САМОЛЕТ ВЫШЛЕМ В ДЕКАБРЕ В РАЙОН ШАНУАН, АРЛЬ Т-12. СРОЧНО ПРОВЕРЬТЕ ПЛОЩАДКУ ЛИЧНО.

Мишель вытащил карту района Арля и точно определил кодовое место Т-12. Потом позвал Луизу.

– Завтра, – сказал он, – поедете в Арль и разыщете там Жака Латура вот по этому адресу. – Мишель протянул Луизе бумажку. – Поедете с ним в район Шануан. Но помните, ответственность за все несете вы, а не он. Разыщите площадку, измерьте ее, убедитесь, что длина площадки не менее тысячи шестисот метров, а в ширину она не уже винонского аэродрома, что поверхность ее такая же ровная и что там нет ни деревьев, ни телеграфных столбов. Вам все понятно, Луиза?

– Все.

– Радиограмма требует, чтобы я лично проверил площадку. Но после печального случая в Виноне, я полагаю, вы справитесь с этим не хуже меня. Но учтите, если и на этот раз будет допущена ошибка, тогда мы все пропали. Вы уверены, что справитесь?

– Конечно.

– Ну тогда повторите, на что нужно обратить внимание.

Луиза повторила все слово в слово.

– Очень хорошо. В Арль отправитесь завтра утром… А сегодня вечером, может быть, поужинаем вместе?

Луиза согласилась, и они пошли к Роберту в первый раз после ее возвращения из Марселя.

Ужинали не торопясь и обсуждали события последних нескольких дней. Когда после десерта Луиза решительно отказалась от ликера и сигареты, Мишель заметил:

– Странно, Луиза… Вы не курите, не пьете, не ругаетесь. При такой сумасшедшей жизни, как наша, все неизбежно привыкают к этому.

– А я не привыкну, Мишель. Мне просто не нравится ни алкоголь, ни табак, и я легко могу выражать свои мысли без бранных слов.

– Не зарекайтесь, Луиза.

– Именно так. Но я ничуть не осуждаю вас за то, что вы привыкли к этому и даже полюбили, – с улыбкой сказала она.

– Не такой уж я плохой, Луиза, как вам кажется.

– А я и не считаю вас плохим. Вы опытный человек, хорошо знаете свое дело. Сначала у меня сложилось о вас неверное мнение, очевидно потому, что вы предстали перед нами щеголем, а мы выглядели ужасно после путешествия на фелюге.

– И несмотря на этот вид, я все же не ошибся в вас. В моих глазах вы сейчас такая же, как и тогда.

– Истинный француз, вероятно, выразил бы это иначе, – рассмеялась Луиза.

– Неважно, главное – вы меня поняли…

– Скажите, Мишель, что заставляет вас снова и снова возвращаться во Францию?

– Очень уж нравится купаться в Средиземном море, – отшутился Мишель, – и только война дала мне возможность провести зиму на юге Франции.

Оба помолчали, и когда Мишель убедился, что его шутливый ответ не обидел Луизу, он попросил:

– Расскажите мне о себе, Луиза.

– Ничего интересного…

– И все-таки расскажите.

– Ну, раз вы просите… – произнесла Луиза, и глаза ее сразу стали грустными. – У меня три маленькие девочки.

– Вот те на! – воскликнул Мишель, искренне удивившись. – Как же вы решились оставить их?

– Это долгая история, Мишель.

– Луиза, и война продлится долго, так что рассказывайте все сначала.

– Когда Франция пала, – начала она, – французам в Англии пришлось выслушать немало ядовитых замечаний на свой счет. Конечно, потом все изменилось и к нам стали относиться доброжелательнее и с большим сочувствием. – Луиза умолкла, словно вспомнила те времена.

Мишель терпеливо ждал.

– Лондон все время бомбили. Я забрала девочек и уехала в Сомерсет. Правда, бомбардировщики изредка появлялись и там, но всегда пролетали дальше: их интересовали более важные объекты. У счастливой матери дел по горло, но все же иногда задумаешься… Как-то мне пришло в голову, что я избрала слишком легкий путь. В самом деле, что может быть проще, чем спокойно прожить до конца войны, спрятавшись за надежный щит материнства? А ведь другие, тоже с детьми, страдают от оккупации… Вот, собственно, с этого все и началось.

– Понимаю, – тихо проговорил Мишель. – Где же вы устроили детей?

– В монастыре в Брентвуде. У них есть две добрые тетушки и нежный дядюшка. По праздникам они берут девочек к себе. Бедные крошки не знают, где я. Им говорят, что я работаю в Шотландии.

– Сколько им лет?

– Мариан – семь, Лили – девять и Франсуазе – десять.

– А их отец…

– Он в армии… Но не думайте, что ему удалось бы отговорить меня. Я предпочитаю принимать решения сама.

– Это ничуть не удивляет меня, Луиза. Но ведь теперь-то вы принимаете решения не сами. Вами распоряжается совершенно чужой человек.

– Тот, кто занимается таким делом, – мне не чужой.

– Конечно, ваши доводы порой звучат странно, но я не могу не восхищаться вами… Ведь все-таки три дочери…

– И, по-моему, премиленькие…

– Уж в этом-то я не сомневаюсь!

* * *

На другой день Луиза отправилась в Арль. Даже если бы не было указания из Лондона, Мишель бы знал, что этим он должен заняться сам. Но сейчас он никак не мог уехать из Канна.

Отношения между Арно и Карте резко обострились. Впрочем, это никого не удивляло, но Мишель не собирался лишаться второго радиста и остался в Канне, чтобы не допустить открытого столкновения. Винонское фиаско взбесило Арно даже больше, чем Мишеля. Решив, что все его труды пропали впустую, Арно не желал просто смириться с неудачей и спокойно продолжать свою работу, как это сделал бы на его месте простой радист в армии. Ему, как и большинству других радистов, работающих в подполье, почему-то казалось, что раз им, несмотря на многочисленные трудности, удается поддерживать связь, то и все другие обязательно должны преуспевать всегда и во всем. Арно был индивидуалистом. Но мысль о славе или наградах никогда не приходила ему в голову, в основе всех его поступков лежала гордость за свою профессию. Если бы даже Арно знал, как им восхищается Мишель и что он представил его к высокой награде, это нисколько бы не изменило его нрав.