Текст книги "Дети Хроноса"

Автор книги: Питер Аспе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 4

Только горстка пассажиров проходила регистрацию на рейс в Рим, но это не означает, что в национальном аэропорту было спокойно. На чартеры до Канарских островов было, как всегда, не пробиться. Подзагорелые пожилые люди плелись с тяжеленными чемоданами к своим местам отправления. В наши дни врачи рекомендуют им такие путешествия. Что может быть прекраснее, чем умереть от инфаркта на пляже в субтропиках?!

Вилльям Артс благополучно прошел паспортный контроль. Он выглядел как заурядный бизнесмен: спортивный костюм, легкий чемодан «Делси» и номер «Финансового экономического времени»[17]17
  Название газеты.


[Закрыть] под мышкой.

Артс мечтал об этом моменте больше пятнадцати лет. У него наконец-то был предлог сбежать из этой хреновой страны. Все кончено с Линдой – с этим ноющим бегемотом. И педофил больше никогда не будет его унижать. Сегодня он стал свободным человеком. Правда, момент был выбран неидеальный. Ну и что? Настоящий мужчина следует по пути, который ему уготовила судьба.

Движущая сила четырех ревущих реактивных двигателей прижимала его к мягкой обивке широкого пассажирского кресла. Минуту спустя он был в облаках. Обещали дождь, и он от всего сердца желал его всем бельгийцам.

– Не желаете чего-нибудь выпить? – наклонилась благоухающая свежестью стюардесса.

«Вот это настоящая жизнь», – подумал Артс. Он летел первым классом, и в просторном отделении было еще не больше пяти пассажиров.

– Кампари, пожалуйста.

Артс вытянул ноги. За это пространство он заплатил прилично. О такой роскоши он мечтал всю свою жизнь. Через три десятка лет Артс наконец-то обыграл своих соперников. Он летел на юг, а его прежние дружки сидели по уши в дерьме.

– Ваш кампари, господин.

Стюардесса приветливо засмеялась. В любом случае она производила впечатление доброжелательного человека. Или она засмеялась, потому что он был вне себя от этой роскоши?

Артс попробовал аперитив и закрыл глаза от удовольствия. Труп сделал для него больше, чем он когда-либо смел мечтать.

– Господин Вандале может принять вас через несколько минут, комиссар Ван-Ин.

Несмотря на то что официально Вандале был на пенсии, жизнь его уходила на сидение в офисе. Старик еще крепко держал бразды правления фирмы.

Секретарь проводила Ван-Ина в маленькую приемную с видом на голый внутренний двор из бетона и этернита – торговая марка фирмы. На стене висели пожелтевшие черно-белые фотографии – вероятно, это была работа чересчур старательного сотрудника. На них были запечатлены мосты и дороги, на первом плане – одетые в черное мужчины, один из которых неизменно перерезал ленточку.

Луи Вандале, отец Лодевейка, в свое время нажился на выполнении госзаказов. В шестидесятых годах он заасфальтировал половину Фландрии.

Ван-Ин с улыбкой поблагодарил секретаря.

– Чашечку кофе, комиссар? – спросило это упакованное в серое существо в очках.

– Нет, спасибо.

Женщина – вылитая Одри Хепберн – была правой рукой Бенедикта Верворта.

– Я хотела бы поговорить с директором филиала, и немедленно, – прорычала Линда Артс.

Марк, сотрудник за окошком, попытался успокоить госпожу Артс. Ведь за ней стояли еще три клиента. Одним из них был господин Остейн, и он не любил скандалов. Хилэр Остейн был председателем местного объединения мелких предпринимателей и одним из лучших клиентов филиала.

– Успокойтесь, госпожа Артс. Господин Алберт подойдет через пять минут. Он, как и я, уверен в том, что речь идет о неприятном недоразумении.

– Если вы дадите мне десять тысяч франков, то господин Алберт мне не понадобится! – сердито крикнула Линда.

Марк смотрел то на раскрасневшуюся госпожу Артс, то на плотно сжатые губы господина Остейна. Раньше он решил бы эту проблему в мгновение ока. Он бы выдал ей десять тысяч франков – и проблемы как не бывало. В наши дни у обычного банковского клерка таких полномочий больше нет. Кто ничего не имеет, тот ничего и не получает. Новое правило было непреложно.

– Ну, скоро вы там, или мне рассказать, как я познакомилась с господином Албертом?

Линда повернулась и воинственно посмотрела на ожидающих клиентов. Остейн делал вид, что ее не знает. Однако сотрудник банка знал, что и его начальник, и Остейн часто бывали в «Клеопатре». Он взял деньги из выдвижного ящика и напечатал сумму. В этот момент дверь распахнулась. Скорость, с которой Алберт Денолф отреагировал, была поразительной. Он подозревал, почему Линда была здесь, и он знал ее темперамент.

– Госпожа Артс, – произнес он елейным голосом. – Как приятно видеть вас здесь. Все в порядке, я надеюсь?

Марк снова спрятал деньги и с облегчением аннулировал выплату.

– Все в порядке, – ответила она с издевкой. – Что бы ты подумал, если бы я…

– Линда, – перебил ее Денолф. – Если есть проблемы, давай спокойно обсудим их у меня в офисе.

Его мягкий подход имел успех. Линда прекратила свое наступление. Она гордо повернулась и проследовала за Денолфом в его офис.

Остейн пришел обменять несколько купонов, забрать выписки и представить к оплате стопку платежных документов. Богатый предприниматель был человеком старой закалки. Телебанкинг был не для него. Марк неслышно вздохнул. Транзакции Остейна точно займут больше пятнадцати минут. Однако эту рутину прервал звон бьющегося стекла. Остейн отреагировал так, как сделал бы каждый настоящий капиталист. Он сначала просунул ценные бумаги в окошко и только после этого оценил обстановку.

– Ну, Линда, – услышал он, как Алберт крикнул вполголоса.

Дверь в офис Алберта резко распахнулась. Осколки разбитой пепельницы похрустывали под каблуками Линды.

– Это были наши деньги! – кричала она.

Алберт стоял за своим столом, как истукан.

– И ты просто так все ему отдал.

– Деньги были на его имя, Линда. Я попытался заставить его отказаться от своего плана, но, как банкир, я не мог ничего поделать, кроме как…

– То есть поступить по-другому ты не мог! – завизжала Линда. – Ты мудак чертов. Знаешь, чего я сейчас хочу?

Все, включая Остейна, напряженно слушали.

– Я бы хотела когда-нибудь увидеть рожу твоей жены-католички, когда она услышит, что раз в два месяца ее уважаемый муж…

– Линда, пожалуйста.

Денолф бросился к двери и, вполне вероятно, побил мировой рекорд по тройным прыжкам в помещении. Он захлопнул дверь и достал бумажник.

– Вот тебе десять тысяч франков. Через несколько дней Вилльям гарантированно вернется домой. Тогда и посмотрим, как будем решать этот вопрос дальше.

– Давай двадцать, – дерзко заявила Линда.

За пару секунд Денолф втянул в свои ноздри столько воздуха, что ему угрожала гипервентиляция легких.

– Вилльям стащил деньги, но видеокассеты все еще лежат в нашем сейфе, – похвасталась она. – Могу себе представить, с каким злорадством их посмотрит полиция, – злорадно добавила она.

Средь бела дня Денолф превратился в жертву ночного кошмара. Он махнул рукой, чтобы она немного подождала, пошел к телефону и позвонил Марку.

– Госпожа Артс сейчас будет выходить, спиши ей двадцать тысяч франков с моего счета.

– Скажи, чтобы он их принес! – гаркнула она.

Денолф кивнул, как примерный раб. Значит, это работало и тогда, когда она была не в кожаном костюме.

– Не надо, Марк. Я сам подойду.

Лодевейк Вандале поприветствовал Ван-Ина дружелюбным рукопожатием. Он указал на уютный уголок рядом с окном. В отличие от вида из окна в приемной сейчас Ван-Ину открывался прекрасный вид на ухоженный альпинарий, в середине которого журчал фонтан. Фонтаны были в моде. Он имелся у каждого уважающего себя человека.

– Хотите что-нибудь выпить, комиссар?

Ван-Ин любезно отказался от заманчивого предложения. Было бы проявлением римско-католического лицемерия превратить смертный грех в грех простительный.

– Не глупите, комиссар. От виски на донышке стакана еще никто не умирал.

Ван-Ин стиснул зубы и помотал головой.

– Тогда кофе?

– С удовольствием.

Вандале положил свою толстую сигару в пепельницу и по внутренней связи попросил кофе.

– В первую очередь я хочу подчеркнуть, что мой визит не имеет официального характера, – отчеканил Ван-Ин.

– Присаживайтесь, комиссар.

Ван-Ин опустился в импозантное кресло, которое почти полностью его поглотило. Вандале сел прямо напротив него. Крепкий старик возвышался над ним, словно голем.

– Я полагаю, что ваш визит связан с находкой на лугу Love[18]18
  Любовь (англ.).


[Закрыть]. – С замашками современного Нострадамуса он предвосхитил возможный вопрос Ван-Ина.

«Царь небесный», – подумал Ван-Ин. Вандале даже дал имя этой конуре. Он с грустью вспомнил годы своего детства, когда вместе со своей сестрой и дочерью местного бакалейщика ходил играть на пляж Бланкенберге. В том городе у облезлых вилл тоже были громкие имена: Camelot[19]19
  Камелот (англ.).


[Закрыть], Beau Geste[20]20
  Красивый жест (фр.).


[Закрыть] или Manderley[21]21
  Мандерлей (англ.).


[Закрыть].

– Да, действительно, господин Вандале. Согласно судмедэксперту, убийство было совершено в восьмидесятых годах. Love, – Ван-Ину было сложно произнести это смехотворное название, – в то время был еще вашей собственностью.

Вандале выпрямил левую ногу и помассировал свое колено.

– Ревматизм, – простонал он. – Мои колени подводят меня уже много лет.

Меняя тему, старый лис пытался выиграть время, но Ван-Ин на эту удочку не попался.

– Могу я вас спросить, регулярно ли вы посещали раньше свое владение? – спросил он беззаботно.

– Ах, комиссар. Мой отец построил Love своими руками. Когда я был ребенком, я каждое лето ездил туда играть, потом я иногда приезжал рисовать. Для меня этот дом – часть моего детства.

На стене висели различные любительские акварели. Немного фантазии, и Ван-Ин узнал очертания Love.

– Вы когда-нибудь сдавали дом?

Вандале разразился громким смехом.

– Уважаемый комиссар, я владелец кучи домов, вилл и квартир. Я их сдаю. Love – это чистая ностальгия по детству. Это был наш первый дом для каникул. Насколько я себя помню, хибара всегда выглядела обветшалой. В нынешнее время люди требуют комфорт. Снимать конуру больше никто не хочет.

Ван-Ин был рад, что в этом они были согласны друг с другом. Это объясняло, почему Вандале передал НКО именно Love. Ведь каждый знает, что богатые люди отдают лишь те вещи, которые не представляют для них ценности или которые они сами больше не могут использовать.

– То есть Love все это время пустовал?

Вандале глубоко затянулся сигарой. Бледный молодой человек тактично вошел с подносом.

– Поставь на мой стол, Винсент, мы сами возьмем.

Вандале с хрустом встал. В профиль он был немного похож на президента де Голля: импозантный и неприступный.

– Я иногда бывал там с несколькими кузенами, – сказал он беззаботно. – Дети с ума сходят от старых домов, где они могут дать себе волю. Иногда мы даже оставались там на ночь. И тогда вечером мы разводили гигантский костер. Сейчас, конечно, так уже делать нельзя, но в те времена никто не обращал на это внимания. Ребята литрами пили колу, пели песни или ставили сценки. Я вот еще очень живо помню лето 1972 года. Было так жарко, что мы все спали под открытым небом. Сейчас это, конечно, было бы уже невозможно. Вандале указал на свои колени.

Сам Ван-Ин тоже хранил особо приятные воспоминания о том жарком лете. 20 августа того года он в первый раз переспал с девушкой.

– Позже, когда один из моих кузенов был лидером скаутов, Love служил для разных молодежных движений местом для кемпинга.

Вандале налил кофе:

– Сахар?

Ван-Ин отрицательно помотал головой.

– То есть там никогда никто не жил, – напирал он.

– Верно, комиссар. Одиннадцать лет назад я передал Love благотворительной организации. Молодые люди уже давно туда больше не приезжают. Они теперь ставят палатки только там, где поблизости есть душ и микроволновые печи.

Вандале рассмеялся, словно миссионер, который только что обратил в христианство двадцать язычников.

– Молодежь сегодня стала очень требовательной, комиссар. Былая романтика умерла. Как можно быстрее построить карьеру и заработать деньги – это единственные вещи, которые их сейчас интересуют.

Вандале был, пожалуй, последним человеком, который имел право сделать подобное замечание. Тем не менее Ван-Ин кивнул и сделал глоток кофе.

– Я убедился в этом на собственном опыте, господин Вандале, – сказал он дипломатично. – Сейчас все должно быть быстрым и автоматическим. Вы можете себе представить, какая бы началась паника, если бы с завтрашнего дня у всех пропали пульты управления?

Вандале затряс головой от смеха. Он поставил чашку на переносной столик и достал носовой платок. У него по щекам катились слезы.

– В таком случае мы оказались бы совершенно беспомощны, комиссар. Большинство людей стали бы с возмущением звонить мастеру и говорить, что их прибор сломался.

Ван-Ин подыграл. Он сделал неловкую попытку спародировать усмехающегося подрядчика. Делал ли он это слишком заметно, или Вандале осознал, что он, как неопытный детеныш, попался в ловушку?

– Мы, конечно, не можем переложить на молодежь все грехи Израиля, – внезапно посерьезнел Ван-Ин.

– Признайтесь, комиссар, что роскошь и нас, взрослых, затягивает. Иногда эти гаджеты чертовски удобны.

Вандале демонстративно массировал свои негнущиеся колени.

– Я должен признаться, что сам не откажусь от частички современных технологий. Дома я оборудовал ворота гаража дистанционным управлением. Это избавляет меня от нескольких болезненных моментов. Если привыкаешь к такому комфорту, тогда…

– Вы везде устанавливаете такой гаджет, господин Вандале?

Казалось, открытая улыбка – торговый знак старого подрядчика – окаменела. Он сделал глоток кофе, поперхнулся и прикинулся, как будто у него приступ кашля. Эта комедия дала ему отсрочку на несколько секунд.

– Вы, вероятно, имеете в виду решетчатые ворота Love, комиссар.

Ван-Ин кивнул.

– Это был вопрос не лени или негнущихся колен, – сказал Вандале. Он постарался сделать так, чтобы его голос звучал драматично. – Установка электрических ворот – необходимость, вызванная крутым поворотом дороги.

Ван-Ин выслушал печальный рассказ. Въезд в Love находился сразу за крутым поворотом. В 1979 году там произошел несчастный случай, едва не окончившийся смертельным исходом. Мопедист врезался в припаркованную машину Вандале, когда тот открывал решетчатые ворота. Дорога к Love была узкая, а «мерседес» Вандале занимал почти всю ее ширину. И хотя в несчастном случае жертва выжила, Вандале поклялся, что с ним такого больше не произойдет.

– Поэтому я немедленно оборудовал ворота дистанционным управлением, – решительно произнес Вандале. – Потому что профилактика всегда лучше лечения.

Это был правдоподобный рассказ, о чем Ван-Ин сожалел. Он поручит Барту это проверить. Таким образом, они на некоторое время избавятся от надоедливого главного инспектора полиции.

– Вероятно, это лишний вопрос, господин Вандале, но профессия обязывает меня задать его.

Старик глубоко затянулся наполовину выкуренной сигарой «Давидофф». Он был рад, что Ван-Ин не стал углубляться в историю с воротами.

– Пожалуйста, комиссар, продолжайте.

– Вам кто-нибудь когда-либо сообщал, что на территории вашего владения захоронен человек?

Вандале ожидал совершенно другого вопроса.

– Нет, комиссар, – ответил он решительно.

– Вы также никогда не обнаруживали следов попытки взлома?

Вандале отрицательно помотал головой. Ему даже не пришлось врать.

– Как я уже сказал, комиссар, я бывал там крайне редко. Убийца наверняка это знал.

– Я тоже так думаю, – согласился Ван-Ин. – Подобные случаи подробно описаны в специальной литературе. Чтобы избавиться от жертвы, преступник чаще всего ищет пустынное место. Во Фландрии такие места – редкость, из чего мы можем сделать вывод, что убийца знал район в общем и вашу собственность в частности.

– Мне это кажется вполне допустимым тезисом, комиссар. Мне бы хотелось помочь вам в дальнейшем.

Ван-Ин допил свою чашку кофе и встал. Теперь он наконец-то смог посмотреть на Вандале сверху вниз.

– Господин Вандале, – произнес он слащавым голосом. – Вы мне чрезвычайно помогли.

Это был старый трюк, которому он научился еще в полицейской школе. Он заключался в том, что полицейский всегда должен производить впечатление, будто он знает больше, чем считает противная сторона. Ведь сомнение – это семя, которое быстро прорастает и которое иногда подталкивает подозреваемого к необдуманным шагам.

– Я буду держать вас в курсе того, как протекает расследование, – пообещал Ван-Ин.

– Я буду ждать с большим нетерпением, комиссар.

Старик поковылял вперед и проводил Ван-Ина до входной двери. Он казался чуть менее самоуверенным, чем час назад. Или Ван-Ину это только показалось?

В большинстве путеводителей простодушным туристам советуют не бродить в одиночестве в Неаполе. Вилльям Артс не стал пренебрегать этим мудрым советом. Он взял такси до порта. В кармане его брюк лежал бумажник с пятьюдесятью банкнотами по сто долларов и четыре миллиона лир в крупных купюрах. Несмотря на невыносимую жару, во время поездки на поезде из Рима в Неаполь он не вынимал руку из кармана. Это был район мафии, и здесь всего лишь за часть такой суммы людям перерезали горло.

Бухта Неаполя – прежде экзотическое направление – смотрелась как серая подмышечная впадина умирающего организма, который назывался городом. Свирепо сигналящий водитель такси с истинным презрением к смерти вез Артса через хаос. Ему было наплевать на светофоры, и он, ругаясь, протаривал себе дорогу через битком забитые улицы. Можно было назвать маленьким чудом то, что, несмотря на все препятствия, он доставил своего клиента к месту назначения в целости и сохранности.

В портах всегда воняет, но в Неаполе вонь тухлой рыбы и испаряющейся мочи сравнима по своей силе с более приятным запахом нефтетоплива и дегтя. С этим неудобством Артсу поневоле пришлось смириться. Если все будет благополучно, через час он сможет сесть на борт.

Паром в Палермо был набит до отказа. Артсу пришлось довольствоваться незащищенным местечком на носовой части палубы. Ему было все равно. В случае необходимости он бы совершил поездку в гробу.

– Прощай, Линда, прощайте, ублюдки, – сказал он тихо, когда от стука корабельных двигателей стала бурлить грязная вода. Через полчаса ветер обвевал его потное лицо. Вдали манил горизонт. Казалось, что мальчишечья мечта наконец-то сбывается.

Лодевейк Вандале покинул свой офис через пять минут после ухода Ван-Ина.

– Остальную часть дня меня не будет.

Его секретарь протянула ему соломенную шляпу и трость.

– Ясно, господин Вандале. До завтра.

– До завтра, Лисбет.

Лисбет подержала ему дверь, а затем просто продолжила свою работу.

Обычно Вандале обедал в эксклюзивном ресторане на краю города, но сегодня он поехал прямо в свою виллу на канале Дамсе-Ваарт. Разговор с Ван-Ином не давал ему покоя. Его беспокоило не столько содержание разговора, сколько то, каким образом комиссар поднял тему решетчатых ворот. Он опасен, и с этим надо было что-то делать.

В гостиной Вандале взял из бара бутылку «Эксшо» и щедро угостил себя коньяком двадцатилетней выдержки. Потом он сверился со своей записной книжкой и набрал номер министерства иностранных дел.

Йохан Брэйс сидел за своим столом, когда зазвонил телефон. Министр лишь час назад приземлился в Завентеме. Его рабочий визит в Руанду принес очень мало результатов. Страна в руинах, и сто миллионов в качестве гуманитарной помощи, которые он обещал своему руандийскому коллеге, мало что изменят. Чтобы вызвать в суд виновников геноцида, в первую очередь должен заново начать функционировать судебный аппарат, а чтобы это реализовать, потребуется больше ста миллионов. Кроме того, получит ли Руанда когда-нибудь обещанную помощь – это еще вопрос. Собственно, Брэйсу было все равно. Для его карьеры важнее заявить сегодня вечером в выпуске новостей, что бельгийское правительство (то есть он) сделает все возможное, чтобы помочь руандийскому правосудию разыскать и осудить серийных убийц. Ведь через несколько месяцев будут парламентские выборы, и чем больше он будет появляться на телевидении, тем больше голосов он потом наберет.

– Некий Лодевейк Вандале на первой линии, господин министр. Он говорит, что это срочно, – доложила его секретарь, извиняясь.

– Все в порядке, Соня. Я знаю господина Вандале, – успокоил ее Брэйс. – Переключай. Здравствуйте, господин Лодевейк.

– Здравствуй, Йохан. Как все прошло в Бурунди?

– В Руанде, – осторожно поправил его Брэйс.

– Руанда, Бурунди. Какая разница? – засмеялся Вандале.

Он пригубил коньяк. Тот факт, что он просто так мог позвонить министру иностранных дел, действовал на него расслабляюще.

Когда в полвторого Ван-Ин зашел в кабинет 204, Барт активно обзванивал зубных врачей.

– Все еще никакого результата? – спросил он довольно снисходительно, когда Барт положил трубку.

– Я обзвонил весь регион Брюгге. Ни один зубной врач не помнит пациента с двадцатью четырьмя зубами на штифтах. Поэтому сейчас я еще обзваниваю только стоматологов и больницы.

– Есть успехи?

– Нет, комиссар. А как продвигается ваше расследование?

Ван-Ин раздраженно отвернулся. «А что этот умник думал?»

– Версавел здесь?

– Нет, комиссар. Инспектор ушел около одиннадцати часов. Он должен был уже вернуться.

– Об этом буду судить я, господин главный инспектор.

Барт так сжал кулаки, что ему в ладонь врезались ногти. Как получилось, что его никто не выносит? Он со злостью схватил телефонную книгу и подчеркнул следующий номер. Когда он собрался продолжить свою одиссею, Ван-Ин его остановил. Это был шанс, о котором можно было только мечтать, чтобы избавиться от такого надоедливого сотрудника.

– Мне бы хотелось, чтобы вы проверили для меня кое-что другое, Барт. Речь идет о несчастном случае 1979 года. Господин Вандале утверждает, что летом того года, точной даты он не помнит, мопедист врезался в его припаркованный автомобиль. Я хочу знать, так ли это.

Барт захлопнул телефонную книгу и вышел из кабинета. Он понял, что ему здесь больше не рады. Когда главный инспектор вышел, Ван-Ин устроился за старомодным принтером Версавела «Бразер». Кто-то ведь должен был заняться бумагами.

Инспектор вернулся без пятнадцати четыре.

– Эта картина меня радует, – засмеялся Версавел, когда увидел, что его начальник пыхтит за клавиатурой.

Ван-Ин остановился в середине предложения, в котором и так уже было немало опечаток.

– Вот и ты, – сказал он презрительно. – Как видно, кто-то отлично развлекся. Джонатан оправдал ожидания?

– Не-ве-ро-ят-но, – ответил Версавел, сияя. – Он угостил меня обедом в «Кармелите».

Он подошел и сел на край письменного стола.

– Джонатан – настоящий гурман и, кстати, всегда им был. На первое мы взяли жареную утиную грудку на перинке из клубничного желе, которую подали с чуть теплым муссом из артишоков. На второе был тимбаль из морского черта с фаршированным цикорием и икрой форели и потом седло барашка с…

– Я выпил только кофе, – язвительно заметил Ван-Ин.

– И «Мутон Ротшильд», – невозмутимо продолжал Версавел. – Пожалуй, еще 1984 года. От этого ни один смертный не откажется.

– К счастью, тебя не слышит Франк.

Версавел пожал плечами.

– Франк знает, что у меня были отношения с Джонатаном. В этом как раз и заключается разница между нами и вами, гетеросексуалами. Мы, мужчины, не заморачиваемся по поводу старых интрижек. Друг остается другом. Мы с Франком даем друг другу такую свободу.

«Мутон Ротшильд» не пошел Версавелу на пользу. Инспектор вел себя как старый хиппи под ЛСД.

– Джонатан тоже что-нибудь рассказал? – спросил Ван-Ин.

Версавел проигнорировал сарказм своего начальника. В мыслях он все еще сидел в «Кармелите» лицом к лицу с Джонатаном.

Слушая разглагольствования Версавела, Ван-Ин вспомнил, что прошло три часа с тех пор, как он курил последний раз, и нервно схватил свои сигареты. Это был явно случай крайней необходимости. Господи, разве добьешься чего-нибудь от старого гея, который спустя пятнадцать лет воспылал страстью к другу молодости?

– Ты же не думаешь, что я пьяный, комиссар? – спросил Версавел, глядя на своего шефа с ребяческой ухмылкой.

– Давай к делу, Гвидо. Потом можешь спокойно вздремнуть.

Версавел сел на свой стул. Улыбка на его губах окаменела.

– По словам Джонатана, Love была борделем для влиятельных лиц. – Название загородного дома Версавел произнес по-английски.

– Есть имена, Гвидо?

– У него их нет.

– Тогда откуда он знает, что это были влиятельные люди?

– Он это предполагает.

– Ах, он это предполагает.

Версавел оценил сарказм Ван-Ина. Хождение по шлюхам преступлением не является.

– Джонатан иногда сопровождал Вандале в бордель на Малсестеенвег. Там он кое-что про Love и услышал. Хозяин заведения, некий Вилльям Артс, однажды разболтал Джонатану, что он должен приводить туда клиентов получше и специальных девочек. Там они могли спокойно делать все, что им угодно.

– Если я правильно понимаю, Вандале предоставлял Love своим деловым партнерам, – разочарованно произнес Ван-Ин. На долгом звуке «о» в слове Love он немного заколебался.

– Нет, в Love с долгим «о» раньше жили графы Фландрии. Джонатан произносил название по-английски.

– Верно, – сказал Ван-Ин. – А я подумал, что Love имеет какое-то отношение к зелени деревьев[22]22
  Зелень деревьев, листва по-нидерландски «лооф» (loof), отсюда игра слов.


[Закрыть].

– Могло бы быть и так, – ухмыльнулся Версавел. – С листвой ты, собственно говоря, уже тоже близок к истине.

– Как так? – Ван-Ин растерянно посмотрел на подвыпившего инспектора.

– Седина в бороду, а бес в ребро. Разве не так порой бывает? Как раз ты должен бы это знать, Питер.

Ван-Ин сочувственно покачал головой.

– Сделать кофе?

Он пошел к подоконнику и налил в кувшин воду. Рассерженный Версавел был так же полезен, как пастор у смертного одра масона.

Первый раз за двенадцать недель Ван-Ин выкурил больше десяти сигарет за сутки. Ханнелоре ничего не сказала. Она баловала себя еще одним бокалом мозельвейна и молча боролась против разъедающего ее желания затянуться сигаретой. У обоих был тяжелый день.

Ван-Ин небрежно потушил в пепельнице полсигареты. Ханнелоре чуть с ума не сошла, глядя на тлеющий окурок.

– Что-то случилось? – спросил он монотонно.

– Нет. Как дела с Гербертом?

Ван-Ин плохо разбирался в женской психике, но и уж совсем отсталым тоже не был. Ее глаза были влажными, словно она в любой момент могла расплакаться.

– Подогреть тушеную капусту? – любезно предложил он.

Он был вполне милым, этот Питер.

– Порцию картошки фри?

Ханнелоре провела рукой по столу.

– Я хочу сигарету, – сказала она решительно.

Ван-Ин попытался схватить пачку, но она его опередила.

– Ханне, тебе нельзя.

Но было уже поздно. Когда она набрала полные легкие дыма, глаза ее засияли.

– Только одну, – умоляюще пробормотала она.

– Я думал, мы договорились, что ты не будешь больше курить, – выпалил он, разозлившись. – В обмен на это я буду соблюдать жесткую диету. Я свое слово сдержал: десять сигарет в день, сырые овощи, пресная рыба и хлеб из муки грубого помола с опилками.

Ханнелоре затягивалась сигаретой, как одержимая. Ее лицо стало бледным, словно венецианская маска.

– За сегодняшний вечер ты уже выкурил полпачки, – возразила она. – Я их посчитала.

Ван-Ин старался не потерять самообладание, спросив себя, на что он был бы способен, если бы кто-нибудь попросил его больше не курить.

– Хорошо, только одну. Но ради бога…

– Что «ради бога»? Ты думаешь, только у тебя стресс? Попробуй-ка поработай денек в суде.

– Ханне, пожалуйста, расскажи, что случилось.

Ханнелоре встала – явный признак того, что она не может сдержать эмоции.

– Я скажу тебе, что случилось. Ты уже целый вечер ходишь, надув губы, и куришь сигареты. И ты еще смеешь утверждать, что я нарушила наш уговор.

Ван-Ину уже сто лет так не затыкали рот. Он сразу же вспомнил старого врага. Против несправедливости он был бессилен. Сдавливающее чувство того, что его душат, и гнев, который мчался по пищеводу, столкнули его лицом к лицу с прошлым, в то время как он думал, что оно было похоронено. Он подскочил и, поджав губы, понесся в кухню. В холодильнике еще стояла наполовину выпитая бутылка виски J amp;B.

В саду Ханнелоре сделала последнюю затяжку. Голова у нее шла кругом. Она посмотрела на звездное небо, глубоко вздохнула и выкинула окурок в розы. Дверца холодильника тихо захлопнулась.

– Хорошо, напейся. Я пошла спать! – крикнула она свирепо, открывая заднюю дверь.

Ван-Ин сделал глоток из бутылки. Напиток обжег ему желудок. Когда он услышал, как она, всхлипывая, поднимается по лестнице, почувствовал себя более одиноким, чем Робинзон Крузо.

* * *

Переправа на катамаране из Сиракуз на Мальту прошла безупречно. Море было гладким, как стекло, отчего футуристическая лодка скользила по воде, словно летела на крыльях. Сотни туристов насладились поездкой на Сицилию. Никто не обращал внимание на странного типа, который, стоя на юте, смотрел на кильватер.

Артс заплатил штурману пятьсот долларов, чтобы проехать зайцем. В списке пассажиров его имя не значилось. Скоро пена от волн окончательно сотрет последний след. Завтра он может начать новую жизнь. Аманд организовал все безупречно. Они могут обыскать весь земной шар. Здесь они его не найдут.

– Прости, солнышко. Прости меня. Это все моя вина.

Ван-Ин поставил бутылку мозельвейна на ночной столик и предложил Ханнелоре сигарету.

– Возьми еще одну. Я не догадывался, что тебе без них так плохо.

Она лежала на кровати и выглядела хрупкой и ранимой.

– Не надо, Питер. Мне уже лучше.

Ван-Ин опустился на колени и обнял ее. Она снова начала всхлипывать.

– Я сегодня была у гинеколога.

Ван-Ину показалось, что по его спине пробежала сотня пауков.

– Я знал, что что-то не так.

Это прозвучало беспомощно. В такого рода ситуациях многие мужчины не находят, что сказать.

– У тебя что-нибудь болит? – спросил он немного погодя.

Она взяла бумажный платочек и промокнула глаза.

– Я беспокоюсь о ребенке. Я попросила сделать пункцию околоплодных вод.

– Пункцию околоплодных вод! Ты, кто никогда ни о чем не беспокоится.

Ханнелоре провела рукой по его волосам. Она хотела любой ценой сделать так, чтобы он не чувствовал себя виноватым.

– Я хочу быть уверена, Питер. В конце концов, мне тридцать шесть.

Ван-Ин налил себе бокал вина. Ему было сорок три. Его легкие забиты смолой, а кровь все еще жидкая, потому что он ежедневно разбавлял ее алкоголем.

– Хочешь глоточек? – Он протянул ей свой бокал. – Немного вина ему не повредит.

Она отмахнулась.

– Все равно алкоголь уже в его генах, – успокоил жену Ван-Ин. – Поверь мне. В этой области я доминирую.

Иногда Ван-Ин мог высказаться особенно нелогично. Она тоже плохо понимала, почему прислушалась к его аргументам, и все-таки взяла бокал.

На пару секунд повисла неприятная тишина. За этот промежуток времени Ван-Ина захлестнули апокалиптические картины детей с ужасными уродствами.

– Что мы будем делать, если… Я имею в виду… Представь, что…

Призрак, который мучил сейчас Ван-Ина, преследовал ее еще со вчерашнего дня.