Текст книги "Сказки"

Автор книги: Петре Испиреску

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

ЗАКОЛДОВАННАЯ ЧЕРЕПАХА

Давным-давно, когда по лесам лешие да ведьмы хозяйничали, русалки над водой в лунные ночи хороводы водили, а знахари да колдуны ворожили, людей лечили да порчу напускали, жил в некотором царстве, в некотором государстве могучий царь.

И было у него три сына. Вот пришло время царевичам жениться. Позвал их царь-отец да и говорит:

– Сыны мои милые! Вы теперь уже взрослые. Пора и вам жениться, своим домком обзавестись. Ступайте по белу свету, найдите себе невест.

– Твое слово, батюшка, для нас закон! – отвечали отцу царевичи. Поцеловали они ему руку и стали в путь-дорогу снаряжаться.

Старший царевич в дорогое платье разоделся, казны с собой вдоволь захватил да целое войско. И поехал он прямо на восток, откуда солнышко встает. Едет день, едет другой, на третий доехал до дворца соседнего короля. А у того короля дочь на выданье была. Посватался к ней царевич, и отдал король за него свою единственную дочь.

И средний царевич, как его старший брат, принарядился, казной запасся и отправился в путь-дорогу невесту себе искать. Только он не на восток, а на запад поехал, туда, где солнце к ночи за горы садится. Доехал он до некоторого царства. И у того царя тоже дочь невеста была. Посватался к ней средний царевич и в скором времени с ней обручился и домой воротился.

Только меньшой царевич никуда ехать не торопился. Не хотелось ему из родного дома уезжать, так рано молодецкой воли лишиться. А царь его что ни день к себе зовет, покою не дает, строго-настрого наказывает ехать – невесту искать. Что тут делать?! Приоделся царевич только так, чтобы люди не осудили, самую малость денег на дорогу взял и пошел наудачу, куда глаза глядят. Дошел он до первого перекрестка и остановился, – не знает, в какую сторону идти. Постоял-подумал и двинулся наудачу вперед. Шел он шел, притомился, еле ноги волочит. А тут ему лесная тропа путь перерезала, такая тень и прохлада! Пошел он по той тропке, а куда она ведет, не знает!

И что вы думаете? Вывела тропа царевича к большому пруду. Идет он по берегу, видит – ореховый прутик валяется. Подобрал он его от нечего делать, подошел к самой воде и присел на бережку отдохнуть. Сидит, по сторонам поглядывает, играючи прутиком по воде плещет-забавляется, смотрит, как брызги водяные летят. Упадет капелька в пруд, от нее по воде круги идут-ширятся, все слабее становятся, пока наконец улягутся там же, куда первая капля упала, и не видать на том месте даже легкой ряби, – опять пруд гладкий, словно зеркало.

Глубоко задумался царевич, ничего вокруг себя не видит и не слышит, асам, того не замечая, все по воде прутиком хлоп да хлоп!

Поднялась вдруг со дна пруда черепаха, из воды голову зеленую высунула и ласково так на царевича глядит. Куда его прутик ударит – по воде зыбь подымет, там и черепаха, на царевича глядит, глаз с него не сводит.

А царевич невеселую думу думает, ничего не видит, так далеко его мысли залетели.

Сколько он так, задумавшись, просидел, не знаю, только вдруг заметил он, что черепаха в воде за его прутиком гоняется. Дрогнуло у него сердце в груди, заколотилось, а отчего – сам никак не поймет.

Тряхнул царевич кудрями, думы прочь отогнал. Глянь, а солнышко уже за деревья садится. Встал он, позабыл о черепахе, воротился домой во дворец.

Проснулся царевич на другой день поутру, и опять его к тому пруду потянуло. И из ума вон, что ему бы надо идти невесту искать, как царь-отец наказывал!

На третий день встал царевич, оделся, умылся, богу помолился и прямехонько к пруду отправился.

Сел он на бережку и, задумавшись, прутиком в воде играет. А черепаха то выплывет, то на дно уйдет. Сидел это царевич, сидел да вдруг вспомнил, что он себе еще и невесты-то не нашел, а старшие царевичи уж и к свадьбе готовятся, за сужеными поехали, вот-вот воротятся.

Вскочил он, решился идти счастья пытать, себе невесту искать. Тут опять перед ним черепаха всплыла. Взглянул он черепахе в глаза, и так его вдруг в сердце кольнуло!

Опустился царевич опять на траву. Ему бы идти надобно, а он не может, – ноги нейдут! Он уж и так и сяк! Не сдвинуться с места, словно прирос к тому берегу.

«Что за притча?!» – дивится. Глянул на черепаху, а у нее глаза так и сияют, словно самоцветы бесценные огнем искрятся. От того огня и у царевича сердце вдруг занялось, и уж не знаю как, только вскричал он громким голосом:

– Коли так, будь же ты, черепаха, мне невестой!

– Спасибо тебе на добром слове, царевич! – отвечала черепаха человечьим голосом. – Видно, так тебе на роду написано, ты мой суженый-ряженый. Теперь мы с тобой по гроб жизни не расстанемся!

А царевича такая вдруг жуть пробрала: впору без оглядки убежать. Только такой у черепахи голос нежный, ласковый был, так и зовет к себе!

Сидит царевич, будто к месту прирос.

А черепаха трижды через голову перекинулась да такой красавицей обернулась, любо-дорого! Стоит перед ним, улыбается, словно розан нежный, росой умытый. Краше девушки на всем свете, не найти.

Царевич с нее глаз не сводит, так бы и обнял ее, да сдержался: боялся, вишь, как бы ее не обидеть, не рассердить. Что, как она, осерчав на него, вдруг исчезнет?! Ему бы теперь без нее и радость не в радость, и жизнь не в жизнь!

Тут стали они друг с дружкой беседовать. Сидят рядком, разговор ведут и никак не наговорятся. Об одном начнут, на другое перейдут. Так до самой ночи и проговорили.

А на следующий день старших его братьев с невестами во дворце ожидали. Вот меньшой царевич со своей красавицей невестой и уговорились: он нынче вечером первым к царю пойдет, обо всем его уведомит, а заутро за нею к пруду вернется, сам ее во дворец сведет.

Оборотилась красавица снова черепахой и нырнула на дно пруда. А царевич прямехонько к царю пошел во дворец. Идет, а сам нет-нет да назад оглянется, будто его кто-то за полу тянет. Пройдет несколько шагов, и хоть ничего не видит, а все оборачивается. Хорошо, что до дворца недолго идти было, не то совсем бы себе шею свернул.

А к тому времени во дворце оба старших брата и все бояре собрались, сидят – его дожидаются. Рассказал им меньшой царевич не таясь, какое с ним чудо приключилось, и как он черепахе сказал: «Ты, мол, мне невестой будешь!» Прыснули братья со смеху и ну над ним издеваться-потешаться. Наперебой ему обидные слова говорят, глупые шутки шутят.

Хотел он им было разъяснить, кто его черепаха, а они ему ни единого слова сказать не дали, – задразнили, засмеяли.

Видит царевич, – никто его слушать не хочет, замолчал, обиду в себе затаил за то, что братья его так перед отцом осрамили. «Ничего! – думает. – Теперь, что бы я ни сказал, все гроша ломаного не стоит. Ладно! Придет и мой черед: последний-то смех лучше первого».

Вот настал великий день, ждут все старших царевичей с невестами во дворец. Приказал царь свои чертоги и весь город цветами убрать, – рад, что невесток своих увидит. А в городе повсюду народ толпится, по улицам гурьбой ходит, все такие веселые, разодетые, и стража царская вся в новых кафтанах. Ребятишки малые и те приодеты, по улицам, под ногами у людей, шныряют, царской радости радуются.

Въехали один за другим старшие царевичи со своими невестами во дворцовые ворота. Сам царь на красном крыльце своих невесток встретил, как царевен-королевен встречать подобает.

Собрались они, о меньшом царевиче разговор завели. Начали судитъ-рядить, отца неразумным сыном попрекать. А царь-отец своего меньшого любил, о нем скорбел и очень обижался, злые шутки старших царевичей слушая. Только напрасно им царь выговаривал: после отцовской отповеди они хоть больше на меньшого напраслины не возводили, а за его спиной друг дружку локтями подталкивали, над ним смеялись и со своими невестами сговорились меньшого царевича перед всем народом осрамить, коли тот со своей черепахой к царскому двору объявиться осмелится.

А меньшой царевич отправился на пруд за своей невестой. Поднялась черепаха со дна, вышла на бережок, три раза через голову перекинулась и стала девушкой, как все девушки. Поговорили они меж собой, а царевич и молвит:

– Ну, теперь ступай приоденься! Пора и нам к отцу во дворец ехать.

А черепаха ему в ответ:

– Царевич! Знай, что и я царская дочь. Отец мой был могучий и славный царь. Враги моего батюшки сделали так, что весь наш дворец водой залило, илом занесло, отняли у него царство, а меня заколдовали, – в черепаху оборотили.

И так нежно, ее голос звучал, так она жалостно говорила, что царевичу никуда идти не хотелось: все бы с ней у пруда стоял, ее слушал.

Совладал он с собой; тряхнул кудрями:

– Ладно! – говорит. – Мы с тобой обо всем после побеседуем. Раз я тебя выбрал, ты моя невеста! Пусть люди, что угодно болтают! А теперь ступай принарядись и пойдем. Нас, должно, отец с братьями да с их невестами заждались!

Говорит ему царевна-черепаха:

– У нас, милый, такой обычай: перед венцом – искупаться.

– Ладно! Мы с тобой ужо у моего батюшки во дворце искупаемся, – отвечает царевич.

– Зачем нам там всех беспокоить? Уж лучше мы здесь, в пруду.

Махнула царевна рукой, расступилась вода, и поднялся со дна дворец, весь из золота и хрусталя, так и сияет, так и горит на солнце, просто глаза слепит!

Взяла царевна-черепаха жениха за руку и повела его во дворец. Идет царевич и дивится: уж на что, кажется, царский сын и к богатству привык, а такой красоты и великолепия никогда не видывал.

Вошли они в дворцовую баню, а там их уже чаны мраморные с теплой, как парное молоко, водой ждут. Смотрит царевич, в баньке той весь пол такими коврами устлан, что жаль на них ступать; стены цветным мрамором выложены, из него всякие там узоры да цветы, да птицы заморские искусно так сделаны. Вода по золотым желобам струится, слуги ее оттуда хрустальными кувшинами да серебряными ковшами черпают, а утираться им шелковые рушники подают.

Искупались они, оделись, вышли из дворца, по саду прохаживаются. Полон сад душистых цветов и такой от них дух, так и пьянит, так голову и кружит!

Потом подали им золотую карету с четверкой коней. Кони вороные, сбруя на них золотая, они землю копытами роют, из ноздрей пламя пышет, а карета-то самоцветами разукрашена, так и сияет.

Сели царевич с невестой в карету. У царевны во лбу звезда сверкает, оба в дорогое платье наряжены, оба молоды да пригожи, любо-дорого смотреть.

Рванулись кони вперед, летят – по земле стелятся, чуть дороги копытами касаются. Мигом у дворца очутились. А царь уж было терпение потерял, сидит и сердится.

Как увидели все, какая красавица невеста меньшого царевича, сразу признали в ней добрую волшебницу и очень царевича за такой выбор хвалили. А старшие царевичи при виде такой красоты да богатства просто окаменели. Такого великолепия ни один из них еще не видывал. Протрезвились они, образумились: стыдно им стало, что они так меньшого брата язвили-обижали. Стоят и дивятся. А царь себя от радости не помнит, – такую красоту ненаглядную ему его меньшой в дом привел.

А царевна-черепаха ласково так со всеми разговаривает, совсем их приворожила. Слаще меду ее речи приветные. И хозяева, и гости с нее глаз не сводят, кроме нее никого не видят.

Тут шепнули старшие царевичи своим невестам, чтобы за нею следили и, что она станет делать, то и они бы делали и в церкви, во время венчания, и за свадебным столом.

Исполнилось заветное желание царя: в тот же день все три царевича венчались. Всем на удивление он в тот день весел был.

Обвенчались царевичи каждый со своей суженой-ряженой. Стали все хоровод водить да так отплясывали, как только на таких свадьбах пляшут. Хорошо старшие невестки плясали, а царевна-черепаха еще лучше: не пляшет – по воздуху плывет, чуть земли касается. Глядят все на нее, дивятся: «Ишь, какую красавицу наш меньшой в царицы себе раздобыл!» Промеж себя об заклад люди бьются, мол, такой красоты ненаглядной ни на земле, ни на небе не сыщешь.

Свечерело. Стали гости за набранные столы садиться. Для царя с семьей особо стол накрыт, а вокруг столы для бояр, купцов и народу. Пируют все, веселятся, а жены старших царевичей с царевны-черепахи глаз не сводят, что она делает, то и они себе, как им мужья наказывали.

А царевна-черепаха от каждого кушанья по кусочку берет да за пазуху кладет. Старшие невестки, на нее глядючи, то же делают.

Насытились гости, встали из-за стола. Подошла младшая невестка к свекру-батюшке, поблагодарила его, руку поцеловала, из-за пазухи цветы дивные, невиданные достает, с дочерней любовью царю подает. И тотчас же весь дворец таким благоуханием наполнился, какого еще никогда не знавали.

Закричали тут все в один голос: «Многая лета молодой царице!» Только царевна-черепаха не загордилась, а скромно так от царского престола отошла, в сторонке рядом с мужем встала. И как начали вдруг из складок ее платья дивные жемчуга потоками течь. Бросились гости, и простые, и именитые, по полу ползают, руками жемчуг сгребают.

Потом поднялись из-за стола старшие невестки, к царскому престолу подошли царя поблагодарить, ему руку поцеловать. Хотели и они из-за пазухи цветы вынуть. Да куда там! Платья у них грязные, просаленные, объедки из-за пазухи так и валятся.

Стали тут люди над ними смеяться. А они со стыда сгорели, поскорее в свои светлицы бросились платье сменить да руки помыть.

И пока они переодевались-наряжались, стал народ, и стар и мал, а с ними и сам батюшка-царь, шуметь-кричать: пусть-де отныне меньшой царевич с молодой женой царством. правят. Поднялся старый царь, надел на них царские венцы, взял их за руки и посадил на царский престол.

Скоро все в том царстве – даже старшие царевичи и их жены – молодую царицу полюбили. Уж больно она была хорошая, ласковая, тихая да скромная.

А молодой царь – он еще царевичем умом отличался – приумножил свой ум опытом, и царица ему мудрыми советами помогала.

Так правили они страной тихо да мирно до глубокой старости.

И я на той свадьбе был, мед-пиво пил. Всем подносили ковшом, а мне решетом, по усам текло, да в рот не попало. Дали мне кость погрызть – велика корысть! Я бы вам еще сказки сказал, всю правду показал. Да надели мне кафтан да колпак, и ну взашей толкать: «Тебе, мол, давно домой пора, убирайся со двора!»

СКАЗКА О ХРАБРОМ ПОСЛЕДЫШЕ И О ЗОЛОТЫХ ЯБЛОКАХ

Давным-давно, – с тех пор немало воды утекло и что было, то прошло, травой поросло, – жил-был на свете могучий и славный царь. И был у того царя вокруг дворца прекрасный, на диво возделанный сад, полный всяких плодовых деревьев и цветов. Такого сада еще свет не видывал! А в самой глубине сада росла чудесная яблонька с золотыми яблоками.

Только царю с той яблони никогда еще ни одного яблока отведать не удалось. Год за годом видел он, как она цветет, как на ней плоды спеют-наливаются, а как поспеют, неведомо кто за одну ночь всю яблоньку оберет, все золотые яблоки покрадет. Напрасно царь самых лучших сторожей и самых метких стрелков ставил чудесную ту яблоньку сторожить: никто вора поймать не мог.

Вот приходит как-то раз к царю старший сын – у царя их трое было, – и говорит ему:

– Батюшка, я в твоем саду вырос, дитятей играл, взрослым парнем гулял и такие прекрасные плоды видал на той яблоньке, что в глубине твоего сада растет, только отведать их мне никогда не доводилось. Вот и теперь у нас опять золотые яблоки зреют. Прикажи мне, батюшка, эту неделю ночью сад сторожить. И пусть я не я буду, если того вора не изловлю.

– Милый ты мой! – отвечает ему царь. – Сколько храбрых, искусных сторожей до сих пор мой сад охраняли, а что с того толку?! Мне бы и самому хотелось на своем столе хоть одно золотое яблочко с той яблони увидеть. Немало труда и денег они мне стоили. Ин, будь по-твоему. Ступай, сторожи, хоть и не верится мне, чтобы ты счастливее других был.

Стал старший царевич чудесную яблоньку сторожить. Сторожил он ее не день, не два – целую неделю. Только в одно прекрасное утро пришел царевич к царю грустный такой да смущенный и повинился: мол, каждый вечер до полуночи бодрствовал, а с полуночи его вдруг такая дремота одолевала, что он замертво с ног валился, – непробудным сном засыпал. До сегодняшней ночи все яблоки были целы, а нынче в ночь кто-то их все до одного обобрал. Проснулся он, а на яблоне ни одного яблочка!

Сказать невозможно, как царь, про то узнавши, огорчился. Пришлось ему волей-неволей опять целый год ждать, чтобы просьбу среднего царевича исполнить: тот, вишь, тоже просил, чтобы отец ему дозволил счастье попытать – чудесную яблоньку посторожить, и обещался непременно воров выследить, что отца-царя столько лет кряду огорчали.

Вот пришло опять время яблоньку сторожить, стали яблочки на яблоньке наливаться. Отправился средний царевич в сад ее стеречь, но и с ним то же случилось, что с его старшим братом.

Совсем царь отчаялся и порешил ту яблоньку под самый корень срубить. Приходит тут к царю меньшой царевич – его все последышем звали, – просит еще годик повременить, яблоньку не рубить.

– Батюшка! – говорит. – Сколько лет ты эту яблоньку растил-лелеял, и сколько она тебе огорчений принесла! Потерпи еще годик, хочу и я счастья попытать.

Царь поначалу на него разгневался:

– Ступай с глаз моих долой, безрассудный ты сын! Ни твои старшие братья, ни столько других храбрецов ничего поделать не могли, а тебе, сморкачу, больше счастья будет, думаешь? Не слышал, что братья-то рассказывают? Здесь без колдовства не обошлось!

– Я ведь, батюшка, не обещаюсь вора изловить. А попытка – не пытка! Какой кому от этого вред?

Смилостивился царь, обещал Последышу еще год яблони не рубить.

Вот пришла опять весна. Пышно, как никогда еще, расцвела яблонька. Стоит, словно невеста, на весь сад благоухает. Царь на нее – не налюбуется, богатству плодов не нарадуется, а как подумает, что, может, ему и в этом году золотых яблочек отведать не придется, еще пуще кается, что яблоньку не срубил.

А меньшой царевич частенько в сад захаживает, вокруг яблоньки бродит, думу думает. Вот стали яблочки наливаться, а Последыш и говорит отцу:

– Пришло время, батюшка, и мне твою яблоньку посторожить – счастья попытать. К ночи пойду в сад ночевать.

– Ступай, – говорит царь. – А только, я так думаю, и ты, как твои братья, со стыдом воротишься.

– А чего мне стыдиться?! Я самый младший, да к тому же не обещался воров изловить. Так только, удачи попытать иду.

Вот уже солнышко за лес садится, смеркаться стало. Пошел Последыш в сад яблоньку сторожить. Взял он с собой лук, колчан со стрелами, два острых колышка да книжку почитать.

Выбрал он себе местечко в кустарнике, возле той яблоньки, забил колышки покрепче в землю так, чтобы между ними сесть можно было, и устроился на ночлег. Сидит, а колышки – один у него впереди, а другой сзади, за спиной. Это чтобы его сон не сморил: как начнет он дремать – взад-вперед качаться, либо подбородком о передний ударится, либо ему сзади колышек в затылок упрется.

Сидит и сторожит. Так нес он свою сторожевую службу ночь за ночью, пока как-то раз, уже перед самым светом, потянуло по саду предутренним холодком, одурманил Последыша цветочный дух, и такая дрема на него нашла, так глаза сами и закрываются. А только тут ему колышки службу сослужили: как начал он дремать, от сна падать, ударился о передний кол, ударился о задний, ан, дремоты как не бывало. И так он до самой зари прободрствовал. А на заре услышал вдруг легкий шорох где-то у самой яблони, и хоть в ночной мгле еще ничего не было видно, поднял лук, напряг его. А шорох все сильнее и сильнее; слышно, кто-то к дереву крадется, ветки у яблоньки гнет. Тут царевич наудачу пустил одну стрелу, пустил другую. А как третью стрелу спустил, слышит – застонал кто-то возле яблоньки. А потом и шорох вовсе стих. Тишина мертвая. Как только рассвело, набрал он полное блюдо золотых яблок и отнес их царю. А и как же царь обрадовался, когда у себя на столе золотые яблоки увидал! Ведь до тех пор никогда еще ему их отведать не удавалось!

– Ну, а теперь выследим и вора! – сказал Последыш.

Царь так яблочкам рад, что о воре и слышать не хочет.

А Последыш – нет и нет! От отца не отстал, пока его сам в сад не свел, не показал ему кровавый след. Этот след подстреленный им вор оставил. И поклялся Последыш, что он того вора непременно разыщет, из-под земли добудет.

Вот на следующее утро сговорился меньшой царевич с братьями вместе по горячему следу ехать, вора искать.

А старшие царевичи удаче Последыша завидовали, сердились, вишь, что он смелее их оказался. И задумали они его извести. Потому и обрадовались, потому и ехать с ним тотчас же согласились.

Снарядились царевичи, в путь-дорогу отправились. Едут они едут по кровавому следу, и привел их тот след к страшной пропасти.

Объехали они ту пропасть кругом, кровавого следа нигде больше не видать. Поняли, что вор в этой пропасти укрылся. Только как туда добраться? Изготовили они мощный ворот, длиннейшую веревку к нему привязали, и готово!

Первым стал в пропасть старший царевич опускаться. Говорит: «Как дерну за веревку, обратно тяните, подымайте!» Так и сделали.

После старшего средний спустился. И его, как старшего, по знаку из пропасти вытащили. Ни один из них до дна так и не добрался.

Видит Последыш, что старшие братья мнутся, на большее не решаются.

– Ну, теперь мой черед, – говорит. – Как стану за веревку дергать, глубже меня спускайте, а как увидите, что она дальше нейдет, поставьте возле ворота людей сторожить: коли увидят, что веревка о край пропасти бьется, пусть наверх тянут.

Спустился Последыш, и чем сильнее он за веревку дергал, тем глубже его в пропасть опускали. Наконец видят, висит та веревка свободно, будто к ней ничего не привязано.

Тут стали старшие царевичи промеж себя совет держать и порешили так: ждать, пока увидят, что младший брат сделает, а тогда, – что бы он ни сделал, – его погубить, навсегда от него избавиться, чтобы больше им никто Последышем глаза не колол.

А меньшой царевич добрался до дна пропасти и очутился на том свете. Оглянулся он по сторонам, дивится: все тут иначе, чем на родной земле, – и сама земля и цветы, и деревья, и все твари. Поначалу жутко ему было, но он себя поборол, приободрился и пошел вперед. Шел, шел и дошел до большого дворца. А тот дворец весь из меди был. Вокруг ни одной живой души, не у кого спросить, кто в том дворне живет. Вошел царевич во дворец. Только он в дверь, а его на пороге девица-красавица встречает. Вздохнула да и говорит:

– Вот, привелось и мне еще раз человека с. бела света видеть. Как ты сюда, добрый молодец, попал? Ведь здесь владения трех братьев-змеев. Они меня и моих двух младших сестер у батюшки с матушкой выкрали да сюда и затащили. Наша родная страна там, на белом свете, откуда ты пришел.

Последыш рассказал ей, как было дело с золотыми яблоками, как он по кровавому следу до той пропасти дошел, как сюда к ней добрался. Стал потом он ее расспрашивать, каковы из себя змеи, храбрые ли они. А девушка ему рассказала, что каждый из трех братьев-змеев выбрал себе по сестре, и что теперь они царевен неволят за себя замуж идти, и что они, царевны, жить здесь не хотят и, чтоб свадьбу оттянуть, змеям все новые задачи задают, одна другой труднее. А змеи из кожи вон лезут, – стараются все их желания исполнить.

– Змеи эти и взаправду очень сильны, – продолжала девушка, – только ты, царевич, можешь их одолеть. А пока что спрячься скорее куда-нибудь: теперь моему змею самое время домой ворочаться. Коли увидит он тебя здесь, в своем доме, совсем взбесится, он ведь и без того лютый. И уже такой у него обычай, – за целый перегон свою палицу швыряет – вперед домой посылает. Ударится та палица в двери, двери распахнутся, а она грох! об стол да на гвоздике, на стене, и повиснет.

Не успела она это сказать, засвистело что-то в воздухе, загудело, ударилась палица о двери, грохнулась о стол да на гвоздике, на обычном своем месте, и повисла.

Схватил тут Последыш змееву палицу, размахнулся и швырнул назад; прямо змею в плечо палица ударила и наземь упала.

Испугался тут змей, поднял палицу и вмиг дома очутился.

– Фу-фу-фу! Никак человечьим духом пахнет? Кто это с земли к нам пожаловал?

Вышел тут Последыш ему навстречу. А змей увидел его да и спрашивает:

– Каким ветром тебя сюда, человече, занесло? Иль тебе охота здесь свои кости сложить?

– Не ветром меня сюда занесло! – отвечает Последыш. – Я пришел вора изловить, того, что у моего батюшки столько лет кряду золотые яблоки ворует.

Отвечает тут змей Последышу:

– Это я с братьями у вас яблоки воровал. Как желаешь со мной биться? Палицами драться, мечами рубиться иль в правой борьбе схватиться?

– Хочу с тобой бороться.

Тут схватился царевич со змеем, и боролись они, боролись! Загнал змей Последыша по щиколотку в землю. А Последыш понатужился, взметнул змея ввысь да как об землю ударит! По колена змей в землю ушел, тут ему Последыш голову мечом и снес.

Стала его девушка благодарить за то, что он ее от змея избавил, слезно просить и ее сестер освободить.

Отдохнул Последыш день-другой в медном дворце и по совету девушки отправился дальше, к ее средней сестре. А средняя царевна в серебряном замке жила.

И она его с радостью приняла, стала его просить поскорее спрятаться. А Последыш прятаться не стал. Когда змеева палица в дверь влетела – ее, вишь, змей за два перегона домой швырнул, – он ту палицу схватил да обратно кинул, а она полетела назад да того змея прямо в голову тюкнула.

Испугался змей, очертя голову домой бросился и давай с Последышем, как старший змей, бороться. Царевич и этого змея уложил.

Средняя сестра его со слезами поблагодарила за то, что он ее от змея спас, и научила, как меньшую царевну освободить.

– Тот змей, хоть младший, своих братьев куда сильнее, – говорит, – только он теперь хворает. Это ты его, царевич, подстрелил, когда он к вам в сад за золотыми яблоками летал. Так что я надеюсь, что ты и его одолеешь.

Целую неделю провел Последыш с обеими сестрами. Отдохнул он, сил набрался и отправился к младшему змею.

Как подошел, увидел змеев золотой дворец и призадумался, но, собравшись с духом, вошел в него.

Увидела его младшая сестра, стала просить-молить, чтобы он ее от змея избавил. Змей, вишь, только того и ждет, чтобы рана немного поджила, а тогда уж он ее заставит за него замуж выйти.

Только она это сказала, змеева палица как ударится в двери! Распахнулись двери настежь, а палица о стол хлоп! грох! и на гвозде, на стене, повисла. Спрашивает царевну Последыш, велика ли змеева сила. А она ему и говорит: змей, мол, свою палицу за три перегона домой забросил. Схватил тут царевич палицу с гвоздя, размахнулся что было сил й добросил ее до самого змея: она его прямо в грудь ударила.

Разъярился змей, мигом дома очутился.

– Кто посмел рубеж моих владений переступить, ко мне в дом без спросу войти?! – кричит.

– Я! – отвечает Последыш.

– Ты?! Я тебя за твою дерзость проучу! По своей воле ты сюда пришел, только отсюда уж тебе по своей воле не уйти!

И порешили они в правой борьбе силами помериться.

Тут схватились они и боролись целый летний день до самого вечера…

Высоко в небе стоит летнее солнце, как огнем палит, а они того не чуют, меж собой бьются. Кружит над ними черный ворон, каркает. Вот змей ему и кричит: – Ворон, ворон! Принеси мне сальца, на меня сбрось, а я тебе эту падаль отдам!

А Последыш ворону:

– Ворон, ворон! Принеси сальца мне, я тебе три падали отдам!

А ворон ему в ответ:

– Кра-кра! Где бы мне такое счастье?! Я бы и сам досыта наелся и все воронье накормил!

Полетел и мигом воротился: держит сало в когтях. Бросил он Последышу сало, и тотчас же у царевича силы прибыло.

Вот уже день на исходе, солнце за гору клонится. Говорит тут змей девушке, – она тут же стояла, на их поединок глядела:

– Девица-красавица, поднеси мне водицы напиться-освежиться. А я с тобой завтра же повенчаюсь!

– Дай мне, красавица, водицы испить, – просит Последыш. – Я тебя отсюда вызволю, а на земле уж мы с тобой обвенчаемся!

Поднесла царевна Последышу воды, напился он, вдвое у него силы прибыло. Стиснул он змея в объятьях, взметнул его вверх да как ударил оземь, по самые колени змей в землю ушел. Понатужился тут змей, поднял Последыша, как ударит им оземь – по самый пояс царевича в землю вогнал. Ну, а царевич из последних сил так змея в объятьях сжал, что у того кости хрустнули! Взметнул он его ввысь, упал змей, ударился о сыру-землю, по самое горло в нее ушел. Последыш ему мечом голову и снес.

Сбежались все три девушки, от радости себя не помнят, обнимаются, целуют храбреца, братцем называют. Поведали они ему, что каждая из них по волшебному бичу имеет. Стоит тем бичом в четырех углах дворца щелкнуть, и дворец яблоком обернется. Так они со своими дворцами и сделали. Каждая за пазуху яблоко спрятала: старшая – медное, средняя – серебряное, а меньшая – золотое; приготовились, вишь, в путь-дорогу.

Дошли они вчетвером до той пропасти. Потянули за веревку. Стала веревка о край пропасти биться-колотиться. Поняли сторожа – они там наверху и днем и ночью сторожили, – что это знак веревку подымать. Стали они ворот шибко крутить, веревку поворачивать и подняли из пропасти старшую сестру.

Ступила она на землю, царевичам поклонилась, подала им от меньшого брата записочку. А там Последыш писал, что девица эта для старшего брата невеста.

Уж так царевна обрадовалась, когда снова на землю ступила!

Спустили опять веревку в пропасть и подняли среднюю царевну с серебряным яблоком и с запиской от Последыша, – мол, это невеста для среднего брата.

Как спустили веревку в третий раз, подняли на землю меньшую сестру. Она была с Последышем обручена, и ее золотое яблоко у него осталось.

Меньшой царевич давно уж почуял, что старшие братья его погубить хотят и, когда его черед пришел из пропасти подыматься, он к веревке вместо себя камень привязал да на камень свою шапку надел. Вот потянули веревку вверх. Как завидели братья шапку Последыша, ворот отпустили да веревку ту вниз уронили и порешили, что теперь они от меньшого брата навеки избавились: должно, насмерть разбился.

Прихватили они с собой сестер-царевен, вернулись к старому царю и с притворной скорбью рассказали отцу, что Последыш погиб, в пропасть сорвался. А потом обвенчались каждый со своей невестой, как им Последыш наказывал. Только меньшая царевна о замужестве и слышать не хочет.

Последыш, когда он тот камень к веревке привязал, в сторонке укрылся и видел, как камень на дно пропасти грохнулся. Сидит это он в пропасти, думает, как ему из нее выбраться. Вдруг слышит, кто-то так жалобно кричит, что у него сердце в груди сжалось. Оглянулся царевич, видит – дерево стоит, а на том дереве орлиное гнездо. Обвился вокруг дерева огромный гад, хочет малых орлят поесть. Выхватил тут Последыш свой меч, на куски посек гада поганого. А орлята кричат, своего спасителя благодарят: