Текст книги "Сестра"

Автор книги: Петра Хаммесфар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Фехнер не был фантомом! Эта свинья могла, неузнанной, танцевать у нас перед носом. Роберт, ведь, тоже видел только фотографии, на которых мог хоть трансильванский принц быть запечатлен, и не заметить этого.

У них было с собой складное инвалидное кресло. Водитель достал его из багажника. Вместе с другим мужчиной они занесли Йонаса Торховена в дом, в то время, как Роберт принес кресло и разобрал его.

После того, как они усадили Йонаса, мужчины занесли его багаж. Много там не было. Йонас, тем временем, пожимал мне руку. Он произвел на меня очень хорошее впечатление – спокойный и невзыскательный. Он поблагодарил нас, не произнеся при этом ни одного лишнего слова. Именно потому это прозвучало так подлинно и идущим от сердца.

Его предполагаемые друзья остались еще на ужин. Разговаривали не много. Для этого Изабель знала слишком хорошо, что в моем присутствии нужно быть осторожным, что я быстро, по манере человека, делаю заключения о его характере. Тут не было обронено ни одного лишнего слова.

И это был единственный раз, когда Йонас сидел вместе с нами в столовой. Под конец оба мужчины отнесли его, вместе с его креслом наверх, на второй этаж. Они доставили Йонаса, вместе с его чемоданом в комнату, в конце галереи, которую мы для него приготовили.

Это определенно не было лучшим решением, поместить парализованного мужчину во втором этаже. Мы с Робертом вполне отдавали себе в этом отчет. И у нас точно не было намерения содержать его, как заключенного. Просто было слишком мало времени, чтобы смонтировать лифт.

Роберт, правда, уже приобрел проспекты. Откуда следовало, что установка не потребует чрезмерных расходов и не займет слишком много места. Заказ на эту установку, мы еще не сделали только по одной причине. Изабель была против. Она, а не я.

«Давайте, сначала, подождем, – сказала она. – Я думаю, что Йонас просто рад, что у него там, наверху, есть своя комната, где он может быть один».

Будто бы, он признался ей в этом, пока еще лежал в клинике. Она много раз звонила в Тунис, и ей показалось, при этом, что он сильно изменился. Он, как она считала, полностью ушел в себя. Чрезмерно общительным он никогда не был, ему всегда было немного трудно сходиться с другими людьми. А мы – Роберт и я – являемся для него совершенно чужими. Лифт бы его практически вынудил к тому, чтобы принимать участие в нашей жизни, хотя бы уже только из вежливости. И вынуждать его не стоило, ему нужно было дать время, чтобы привыкнуть. Если он когда-нибудь лучше с самим собой примирится, и у него не будет чувства, что он является для нас обузой, тогда он должен сам решить, хочет ли он иметь лифт.

Роберт, естественно, пошел навстречу ее желаниям и нашел ее утверждения еще и разумными. И вот, сидел, поначалу, Йонас на верхнем этаже и не имел никакой возможности добраться вниз.

После того, как оба мужчины распрощались, Изабель попросила нас о понимании, что ей хочется составить компанию своему брату. Она была возбужденной и беспокойной. «Мы же друг друга целую вечность не видели».

Да, там было много чего обсудить. Отцовское завещание, все эти клаузулы, которые препятствовали тому, чтобы она смогла воспользоваться своими красными коготками. Возможно, что он не был сходу согласен заниматься с ней и Фехнером совместными делами. Об этом я судить не могу и не хочу. Но и долго ей не потребовалось, чтобы убедить его в преимуществах и научить, как лучше всего можно вывести меня из равновесия.

Это была бы просто находка для Пиля. Изучение характера простого человека, который был неожиданно вырван из привычного окружения и ослеплен богатством других. Быстрое превращение Йонаса Торховена.

Изабель действовала очень тонко, чтобы соблазнить на это своего брата. Из его комнаты доносились всегда только безобидные непринужденные разговоры. Главное оговаривалось в другом месте и с соответствующим звуковым оформлением, которое делало невозможным что-либо понять.

Так было уже в первый вечер. Когда, около одиннадцати, я собиралась идти спать, в комнате в конце галереи было тихо. А из прилегающей ванной, доносилось громкое плескание. Это звучало, как будто кто-то неистовствует в полной ванне.

Ах ты, Боже мой, думала я, теперь эта дурочка втащила его в ванну, а вытащить одна не может. Роберт приобрел специальный подъемник, которым было несложно пользоваться. Изабель с этим не справлялась. В некотором отношении она была чересчур глупа.

Я позвала Роберта, чтобы он мог ей помочь. Он сразу же пришел, но дверь комнаты была заперта, а ванная не имела выхода на галерею. Роберт несколько раз постучал и спросил, все ли в порядке.

Все было в порядке. Во всяком случае, в помощи Изабель не нуждалась. Ее голос звучал немного запыхавшимся, но был совершенно радостным, когда она крикнула нам, что сама со всем справится. Роберт этим удовлетворился, пожелал мне спокойной ночи и пошел в свою комнату.

Изабель оставалась еще немножко со своим братом. Только после трех я услышала, по соседству, ее перешептывание с Робертом. Она сожалела, что разбудила его.

Приезд Йонаса Торховена изменил многое, только для Роберта все осталось по-прежнему. Не было никакой разницы, была ли Изабель в разъездах, или ухаживала за своим братом. Для Роберта она оставалась практически невидимой.

С утра до вечера она бегала вокруг Йонаса. Она покидала дом, еще только лишь для того, чтобы приобрести что-нибудь для него. Ему нужен был собственный телевизор, видеомагнитофон, различные фильмы для развлечения и пара приспособлений для укрепления тела – гантели, эспандер, чтобы он, по крайней мере, в верхней части не оброс мхом.

И всякий раз, за прошедшие недели, когда наверху закрывалась за ней дверь, я знала, что они склоняют друг к другу головы и шикарно развлекаются ее грязной игрой.

Но вначале, конечно, это выглядело по-другому. Когда, на утро после его приезда, Изабель понесла наверх завтрак, я пошла за ней. Я думала, может я должна показать ей еще раз, как пользоваться этим подъемником. Но поднимать, при его помощи, как я предполагала, Йонаса из постели, ей было не нужно.

Когда я вошла, он уже сидел на краю кровати. И в первый момент, я могла только неподвижно смотреть на него. На нем были только крошечные трусики и больше ничего. Тело, как обещание – сильно загоревшее и хорошо сложенное. Мне было очень нелегко представить, что нижняя часть была практически мертвой. Он сидел там, будто только что из отпуска на побережье, а не из клиники.

На его груди, руках и ногах я не обнаружила никаких шрамов. Он сидел лицом к двери, и только на его лбу и на носу можно было заметить остатки следов несчастного случая. Но это были только легкие черточки, никакого сравнения с моими шрамами. Как обстояло дело у него со спиной, я не могла судить, ее я и позже никогда не видела обнаженной.

Изабель пододвинула к кровати маленький столик, на который поставила поднос. Завтрак на двоих. Я, как обычно, уже позавтракала с Робертом. Однако когда она спросила, принести ли еще один прибор для меня, я согласилась.

Я пила кофе и беседовала с Йонасом. Изабель сидела рядом, как пугливая серна. Мне не хотелось прямо спрашивать его об аварии. Мы говорили только в общем, о погоде, о солнце в Тунисе и о дожде здесь. Он был очень неразговорчивым. Не успела я допить свою чашку, как Изабель объяснила, что я должна извинить, но Йонасу сейчас нужно в ванную.

«Если я чем-нибудь могу помочь…», – предложила я.

«Большое спасибо, – сказала она быстро. – Это очень мило, с твоей стороны, Миа. Но с твоей рукой, помощь от тебя, вероятно, была бы небольшая».

Она подкатила кресло к кровати. Йонас оперся обеими руками о подлокотники и перемахнул в него. Это произошло так стремительно, что я могла только восхищенно покачать головой. «Вы действительно очень хорошо справляетесь», – констатировала я.

Он пожал плечами. «Ты, – сказал он, – если уж мы живем под одной крышей, то не должны быть так формальны. А что до этого…» Он легко похлопал по подлокотнику. «Что мне еще оставалось, как только не приучиться к этой штуке настолько быстро, насколько возможно. Это было первое, чему я научился – переходить из постели в инвалидное кресло. Хочется ведь быть настолько независимым, насколько это возможно, чтобы не доставлять другим лишние хлопоты. Назад это функционирует еще не очень хорошо, но я этому учусь».

В то время, пока говорил, он взялся под коленками, поднял свои ноги и поставил их на предназначенные для этого, опоры. Потом он улыбнулся Изабель. «Сейчас, я думаю, самое время».

Она укатила его в ванную и закрыла дверь. Я снова спустилась вниз и обсудила с фрау Шюр меню на следующие дни. Затем я пошла в Ателье и растратила время на раздумья об этом замечании Изабель о моей руке. Она действительно не пропускала ни одной возможности для едкого намека.

Потом, в какой-то момент до полудня, она появилась в Ателье с вопросом, идущим от сердца. По всей видимости, ей не хотелось его задавать. Но у нее было задание.

«Йонас просил узнать, не хочешь ли ты составить ему, немного, компанию, чтобы лучше познакомиться. Естественно, если у тебя нет более важных дел».

У меня не было вообще никаких дел, и я часто составляла ему компанию также и в последующие дни. Йонас совершенно очевидно предпочитал проводить время со мной, а не со своей сестрой. Роберт был очень счастлив от этого. Он немного ожил, а мы с Йонасом, действительно отлично понимали друг друга.

Слишком хорошо. К сожалению, я не сразу это заметила. Это был только мерзкий трюк, чтобы устроить мне подвох, но сначала нужно было меня умаслить. Под девизом: я только наполовину человек, ты только наполовину человек, так почему бы нам не сойтись? И я попалась на это. Как глупая зверушка, попалась в западню.

Я признаю, он мне нравился. А его скрытые намеки подавали мне надежду. Сначала мы разговаривали об Изабель и Роберте, о ее стараниях и ее усердии, которые она показала, ухаживая за ним. Йонас был этим очень удивлен и высказал то, о чем я думала.

«Это не похоже на ту Изу, которую я знал. Ей повезло, что она встретила такого человека, как Роберт. Иначе бы она просто пропала».

Говорил он также, и о Хорсте Фехнере, совершенно в моем смысле, будто он мог читать мои мысли. «Много я об этом не знаю, – сказал он. – Она написала мне тогда, когда с ним познакомилась. Она тогда только начала свое обучение в банке. Фехнер быстро убедил ее поискать другие возможности зарабатывать деньги. Я совершенно ничего не мог сделать. Она была совершеннолетней, и меня не было рядом. Иначе бы я показал этому парню, что я о нем думаю».

И он ухмыльнулся мне, этот двуличный пес. Он скрутил кулак и согнул руку так, что явственно выступил бицепс. «Ему повезло, что он не попался мне на дороге».

Потом он говорил о великодушии Роберта, о благодарности и о различии между жизнью в семье и в инвалидном доме. При удобном случае, намекнул он, также, на свою автокатастрофу.

Лобовое столкновение с другим легковым автомобилем. Он ехал в джипе и при ударе, был выброшен наружу. Водителю другой машины не так повезло. Он сгорел в своем автомобиле прежде, чем подоспела помощь. В пустыне, ведь, спасатели поспевали не так скоро, как здесь.

«Но бывают моменты, – сказал Йонас и этим тоже высказал мою сокровенную мысль, – когда я завидую этому человеку».

И тогда говорил он об одиночестве и как это было ему тяжело, отказаться от определенных вещей, что он так и не смог с этим примириться – быть только до половины мужчиной. Он был весьма откровенен. Речь не шла об его удовлетворении, которое происходило теперь только, лишь, в голове. То, чего ему не хватает – это чувство, что он может сделать женщину счастливой. Он спросил, могу ли я себе это представить. И мне казалось, я понимала, что он хотел сказать.

Только много позже я задумалась над тем, что я услышала от него в первые дни, особенно о счастье Фехнера. Тогда мне, наконец, бросилось в глаза противоречие. «Меня не было рядом».

А как же это было, когда он приехал в отпуск? Он знал Фехнера, я могла бы поклясться. Роберт не хотел мне верить, не понимал, почему Йонас неожиданно превратился в бревно в моем глазу. А я не могла ему этого объяснить – он сделал бы, только, неправильные выводы.

Шестая глава

Я велела Сержу заказать мне такси, хотя он и предложил отвезти меня домой. О своей знакомой в ванной он, по-видимому, забыл. Я отказалась от его сопровождения, хотела побыть одна, я должна была спокойно подумать.

Позаботиться о средствах! Кто такой Биллер и какие средства он мог предоставить? Доказательства против Изабель и Йонаса, другой возможности тут не было; раскрыть их уловки и совместную работу с Хорстом Фехнером.

Значит, Роберт под конец мне все-таки поверил. Он должен был мне поверить, иначе он не поручил бы человеку собирать для него доказательства. Но почему он не поговорил об этом со мной? Он же знал, как это было для меня важно, чтобы он раскусил эту бабу.

Возможно, Олаф знал что-то. Но Олаф не пришел. Это было дурным знаком. Мне было нехорошо, правда. Я чувствовала себя, как зверь в клетке, могла только медленно пробираться вдоль решетки, в то время, как свора сходилась перед ней, чтобы окончательно вывести меня из игры.

Убить они меня не могли, тогда бы насторожился даже самый тупой полицейский. Психушка или тюрьма, это была их цель. Они провели действительно хорошую подготовительную работу. А я им еще и подыгрывала на руку. В последние недели я вела себя не всегда так, как это ожидается от приспособленного члена общества.

Это меня совершенно сбивало с толку – думать обо всех этих больших и маленьких инцидентах, отделять факты от недоразумений. Серж должен был что-то неправильно понять, когда он разговаривал с Робертом. Ничего не происходило, во всяком случае, между мной и Робертом. Только между Изабель и Йонасом, между Изабель и Робертом, между Робертом и Йонасом.

От меня не ускользнуло, сколько времени за последние две недели, Роберт посвятил Йонасу, несмотря на то, что он очень часто был в деловых поездках. Когда он мог выкроить часок, то проводил его не со мной, как это всегда раньше бывало. Вместо этого он шел наверх и стучался, как гость в собственном доме.

Это меня уже немного беспокоило. Я его уже раз или два спросила, что это он все время с Йонасом обсуждает. Ответа я не получила, только одну из этих его удрученных улыбок.

Но сейчас можно было объяснить его действия. Роберт только пытался безобидным способом проследить за обоими. Под предлогом желания находиться рядом с Изабель, он старался у них что-нибудь выведать.

Это был, естественно, не лучший метод контроля, что еще раз показывало, насколько беспомощно противостоял Роберт этому комплоту. В его присутствии они вряд ли могли строить планы. Хотя, возможно, Роберт все равно что-то разузнал. Он должен был только так себя вести, будто он совершенно на их стороне. А в последние две недели он именно так и делал. Со своим поведением он даже меня убедил и доводил, временами, до паники.

Однажды вечером, я случайно услышала, как они разговаривали об одном интересном случае. Предположительно речь шла о бывшей соседке ее родителей. Йонас добросовестно старался получить от Изабель подтверждение о том, что случилось с бедной фрау такой-то. Бедняжка неожиданно стала страдать манией, что ее муж хочет от нее избавиться. По всей квартире она находила подтверждения его намерению. Когда муж один раз заботливо наполнил для нее ванну, потому, что она себя очень запустила, она бежала через весь дом, крича, что теперь он хочет ее утопить. Тогда пришлось, скрепя сердце, положить ее в клинику. Ее лечение взял на себя один очень талантливый психиатр и, само собой разумеется, что этот корифей поставил бедную фрау такую-то на ноги.

Я естественно знала, что речь шла, в конце концов, обо мне. Совершенно точно я знала, что они хотели Роберту внушить.

Я бы с удовольствием поговорила обо всем с Пилем. Мне хотелось только раз, только один единственный раз услышать от него, что все эти месяцы я была права. Но во время нашего последнего разговора, Пиль спросил меня только лишь о том, как я нынче классифицирую свои чувства к Роберту.

«Он человек, который разрушил вашу жизнь, Миа. Он забрал у вас все – здоровье, мужчину, которого вы любили, вашу профессию и шанс получить признание в искусстве. Годами вы это не признавали, потому, что он был рядом. Он трогательно заботился о вас, и был почти исключительно в вашем распоряжении. А потом появилась эта молодая женщина. И теперь дополнительно, еще и его шурин в доме, и Роберт полностью упускает из виду ваши потребности. Он исключает вас, Миа. Он занимается совместными делами с вашими врагами. Так вы это чувствуете, не правда ли? Вы ощущаете, что он вытесняет вас из своей жизни. Что вы чувствуете, когда он вечер за вечером проводит с женой и шурином, а вы сидите одна в своем Ателье?».

Пиль мог подождать. То, что я с ним должна была быть особенно осторожной, не подлежало сомнению. Мой терапевт был в одной упряжке с этой бандой! Это было невероятно, но многое объясняло и, прежде всего, его бесконечные нравоучения. Только вряд ли бы я могла себе позволить открыто его обвинить. Пациентка против врача – тут бы создалось правильное впечатление. Я не могла себе даже позволить отменить следующую встречу. Но если он действительно вызовет меня к себе в понедельник, то до того времени, я была бы вероятно в лучшем состоянии и могла логичнее аргументировать.

Было уже больше десяти, когда я, наконец, собралась с силами и подошла к телефону. В конце концов, Лучия тоже должна была узнать о том, что произошло. Она обрадовалась моему звонку. В какой-то момент я боялась, что Изабель меня опередила. Но Лучия ничего не подозревала и не ожидала плохих известий. Я терпеливо выждала, сжав зубы, чтобы это было переносимее, пока не иссякнет первый поток ее слов. И потом уже Лучии пришлось сжимать зубы. Секундами я слышала только ужасный скрежет – возможно, она выронила трубку из рук.

Потом был ее голос, совсем слабый и тонкий. «Миа, ты еще здесь?».

«Да»

«Кто это сделал, Миа?»

«Я не знаю»

Она была совершенно вне себя, бормотала некоторое время бессмысленные слова в трубку, потом пообещала позаботиться о билете на самолет и приехать настолько быстро, насколько возможно.

«Миа, это так ужасно! Это моя вина. Почему меня не было рядом с ним? Я была ему нужна, но не поняла этого. Я хотела вас навестить, когда мой Роберто станет отцом. А теперь он мертв».

Станет отцом! Это пронзило все мое тело, как удар электричества. Станет отцом! Это было разгадкой. Почему до меня это раньше не дошло? Для ребенка Роберта отцовское завещание было бы, как «по мерке» выкроенным. Со дня своего рождения, это существо владело бы деньгами, а родители замещали его до совершеннолетия.

Так хотел отец. Откуда ему было знать, что существуют люди типа Изабель, Хорста Фехнера или Йонаса Торховена? Невероятная пропасть, как еще это определить! Заманить мужика в сети, полностью вскружить ему голову, забеременеть от него, только за тем, чтобы можно было его убить.

Одним махом все объяснилось. Мотив, яснее которого и быть не может. Теперь и высказывание Роберта у Сержа приобретало смысл. Позаботиться о средстве! В течение шести недель Изабель почти не покидала дома, но раньше… День за днем в разъездах, один раз даже целые выходные пропутешествовала!

Этот ребенок был не от Роберта. Он и не мог быть от него, и Роберт это понял. Он должен был это знать. Он хотел выставить ее за дверь, вместе с ее беспомощным господином Братом.

«Прекрати этот театр, Миа и послушай меня». И тогда он, наверное, сказал мне: «Это все скоро кончится, через пару дней мы от них избавимся. Все будет снова, как раньше, Миа. Я должен еще раз уехать. Я встречаюсь с одним человеком, который раздобыл доказательства неверности Изы».

Естественно, я хотела его сопровождать. А он, вероятно, сказал, что мне лучше отдохнуть. Это просто не могло быть по-другому. А эта баба подслушала с галереи. И в то время, когда Роберт помогал мне лечь, пока он еще на минутку, оставался со мной, посмотреть, что я уснула, она воспользовалась представившейся возможностью. Она поехала вперед. На моей машине! Возможно, она надеялась, что найдутся свидетели, которые опишут машину. Возможно, она думала, что потеря масла была бы достаточным доказательством.

Я почти не могла дышать, когда бежала вверх по лестнице. Изабель была в комнате на конце галереи. Где же еще! Когда я вошла, она стояла у окна и смотрела вниз, на сад. Йонас сидел в инвалидной коляске у стола и с диким взглядом, уставился мне навстречу.

«Ты не могла постучать?», – налетел он на меня.

«Заткнись, – сказала я и повернулась к Изабель. – Я только что слышала от Лучии, что ты беременна? Однако, определенно не в течение только пары недель? Это продолжается, вероятно, маленько, прежде чем со стопроцентной уверенностью можно сказать, что дело сладилось».

Она медленно повернулась ко мне. Йонас ухмыльнулся, когда она мне ответила:

«Врач сказал, что это девятая неделя».

У нее был такой спокойный голос. Мне хотелось схватить ее за шею, но я тоже постаралась сохранить спокойствие. «Вы только посмотрите, – сказала я. – Девятая неделя. Значит, этого шалуна тебе сделали во время одного из продолжительных выходных. Это должно подходить, или я сейчас обсчиталась?»

Она не реагировала и я сказала: «Надеюсь, ты не воображаешь, что имеешь в своем животе гарантию на беззаботную жизнь? Я могу доказать, что этот ребенок не от Роберта. Роберт, кстати, тоже мог это доказать. Он знал, между прочим, что ты ему изменяешь почем зря с Хорстом Фехнером».

Йонас все еще ухмылялся и, если это вообще возможно, его ухмылка стала даже шире. Изабель оторвалась от окна, подбежала к нему и положила ему на плечо руку. Он взял ее за другую руку и ласково ее похлопывал. Это было трогательное зрелище – Гензель и Гретель трепещут при виде злой ведьмы.

«Миа, пожалуйста, – прошептала она. – Мне ничего не нужно, только немножко покоя. Это все так ужасно». Она начала заикаться, терла глаза тыльной стороной руки. «Я все еще не могу в это поверить. Я и не хочу в это верить. Роберт так сильно радовался ребенку. Он все время говорил о том, что его первая жена непременно хотела ребенка, и как часто он потом сожалел, что не исполнил ей это желание. Он хотел присутствовать при родах, чтобы не пропустить ни минуты, а теперь он…»

С каждым словом ее голос становился все плаксивее и под конец, совсем сорвался. Она смотрела вниз на этого колосса, будто могла найти слова в его гриве.

Он пожимал и похлопывал ее руку, кивал ей подбадривающе. Но он не был так хорош, как она, в роли старающегося сохранять спокойствие, родственника покойного – он все еще ухмылялся. Под конец он думал, наверное, что это страдальческая улыбка.

Изабель продолжала говорить голосом, перевязанным траурным крепом: «Я вчера попросила господина Волберта, показать мне место, где это произошло. Он это сделал. Там было большое масляное пятно, Миа. Господин Волберт сказал, что это ничего не означает. Но они забрали твою машину. Почему, Миа? Почему они твою машину…»

Ее голос снова эффектно прервался, она должна была бы стоять на сцене. Она пару раз судорожно вдохнула и выдохнула, прежде чем продолжать дальше, на этот раз немного громче.

«Миа, ты же его любила. Скажи мне, что это ничего не означает. Миа, скажи мне, что ты этого не делала. Ты же не застрелила Роберта, или как?»

Последняя фраза была снова только шепотом. И неожиданно у нее полилось из глаз. Ее губы дрожали.

Йонас все еще похлопывал ее руку. «Не волнуйся так, – сказал он. – Врач сказал, что ты не должна волноваться».

Я не могла больше дышать, у меня было чувство, что на моей груди лежал камень, весом в центнер. Эта чудовищность нагнетала мне кровь в голове и в ногах. Я думала, что в любой момент, моя голова может взорваться.

Это было ошибкой. Я точно знала, что это было ошибкой – начать орать. К ним можно было только со спокойствием подступиться, только с трезвым рассудком. Но я собой просто больше не владела.

«Ты, подлая грязная баба! Это ты отлично придумала, но с этим ты далеко не уедешь! Я?! Я должна тебе сказать, что я этого не делала?! Ты же должна это лучше меня знать. Это ты моего брата…»

Я хотела ее ударить, но неожиданно инвалидное кресло было прямо передо мной. Йонас поймал мою руку и крепко перехватил ее у запястья. «Не трогай ее», – прошипел он. – «Достаточно, понимаешь? Она вообще ничего не сделала. Она была ночью здесь. Я могу это засвидетельствовать. И не только я. А где была ты? В твоей комнате тебя не было. Там я лично посмотрел. Ты поехала за ним».

Я только тогда заметила, что мотаю головой, когда пряди волос упали мне на глаза. Странным образом это меня успокоило, как будто настойчивым колебанием я смогла сбросить балласт.

«Я была в своем Ателье. И это вы знаете, наверное, лучше, чем я. Я не была снаружи. Волберт уже установил, что я была не в состоянии вести машину».

Йонас коротко рассмеялся. Ухмылка исчезла, наконец, с его лица и он старался утопить свой голос в горечи. «Не в состоянии вести машину? Ты? Это только дело привычки. Еще и полиция сюда же. А то я могу им с удовольствием рассказать, как это было три недели назад. Тогда ты тоже была вдрызг пьяна. Роберт хотел копов послать тебе вдогонку, чтобы ты целая вернулась. Иза удержала его от этого, она его просто умоляла. Не делай этого. С ней наверняка ничего не случится, она же часто ездит в таком состоянии. Если ты посадишь ей полицейских на шею, у нас здесь не будет больше ни минуты покоя… Об этом она могла только мечтать. Вероятно, они бы не только права у тебя отобрали, но и конфисковали бы твой драндулет. Тогда бы этого не случилось».

В первый момент я не знала, о чем он говорит. Он все еще крепко держал меня за запястье и дергал мою руку, как качалку насоса.

«Отпусти меня», – закричала я на него. И так как он не сразу отреагировал, я пнула его. Носком туфли я попала ему вплотную к щиколотке. Он коротко вздрогнул, отпустил мое запястье и презрительно опустил углы рта. «Истеричная корова», – пробормотал он.

Изабель сильно побледнела.

«Это у вас не пройдет», – сказала я. Может быть, я и кричала – это не так важно. «У меня не было никакой причины убивать Роберта».

Йонас покачал головой, что выглядело почти, как сожаление.

«Должен ли я освежить твою память? После твоей непродолжительной вылазки три недели назад, Роберт сказал, что он волей-неволей должен связаться с Пилем. Он был сыт по горло, и ты знаешь это так же хорошо как и я. Никакой причины? Если здесь вообще у кого-нибудь была причина, так это у тебя. Жалко только, что ты сможешь вытащить голову из петли. Нужно быть сумасшедшим, тогда можно безнаказанно палить вокруг».

Каким-то образом я снова спустилась вниз, лежала на софе и старалась успокоиться. Изабель оставалась всю ночь с Йонасом. Я оставила дверь в зал открытой и до глубокой ночи не слышала ни звука с галереи, ни шага, ни скрипа открываемой или закрываемой двери. Ей было вероятно страшно, после этой сцены, встретиться со мной на лестнице или в зале.

В начале второго я поднялась наверх. Я заглянула ненадолго в спальню Роберта. Дверь не была заперта. Я зажгла свет – постель была не тронута. Это зрелище парализовало меня на минуту. Сознание, что теперь так будет всегда, давило свинцовой гирей в ногах и снова будило жгучую потребность уничтожить обоих, на месте.

Но у меня не было ничего при себе, даже чулка, которым я могла бы ее придушить. И их было двое. Этот малый был силен, как медведь, даже если он и шага не мог сделать. Все равно я прошла к двери на конце галереи. За ней было тихо. Действительно ли они спали? Вместе, в одной кровати? И это была одинарная кровать, между прочим.

Я осторожно нажала на ручку – было заперто. Несмотря на мою предосторожность, легонько щелкнуло. А у Изабель, наверное, был очень легкий сон – нервы, не правда ли? Она была слабым звеном, это стало мне ясно в последующие секунды. В течение еще одного момента все было спокойно, и потом я услышала ее тихий голос: «Что это было?»

Это звучало уже с налетом истерики. Она не сразу получила ответ, занервничала еще больше и громче сказала: «Проснись. Я думаю, что она у двери».

Вначале от него послышалось только заспанное бормотание. Изабель зашептала. Во всяком случае, на этот раз она говорила так тихо, что я ничего не могла понять. Йонас отвечал так же тихо. Но ему не удалось ее успокоить. Еще раз я поняла ее отчетливо. «Я этого не выдержу. Я не могу больше. Я хочу отсюда уехать. Она всех нас убьет. Почему ты думаешь…»

Ее голос внезапно оборвался, как будто он зажал ей рот рукой, чтобы она замолчала. Я подождала еще пару минут, но кроме рассерженного шипения, ничего больше не услышала. А войти к ним я не могла. Так что, я снова спустилась вниз и легла на софу.

На следующее утро я встретила Изабель в кухне. В моей голове стучало, но это не было одним из тяжелых приступов. Возможно, это было только переутомление, потому что я только под утро заснула и в прошедшие ночи тоже не особенно много спала. Может быть, это был голод – со вторника я ни разу не поела нормально.

Я была спокойна, абсолютно спокойна. Сейчас, когда я не должна была больше оглядываться на Роберта и его чувства, я была сильнейшая, что отчетливо показала эта ночь. Я могла дать им еще немножко подергаться прежде, чем мы закончим с этим. И я четко решила сделать это. Они должны были почувствовать на собственной шкуре, как это было – жить в страхе, точно знать, что произойдет что-то ужасное, но не знать, как это можно предотвратить.

Я как раз хотела сварить себе кофе, когда вошла Изабель. Было еще очень рано и она, очевидно, на меня не рассчитывала. Она вздрогнула, когда увидела меня и хотела сразу же повернуть обратно.

«Заходи же, – сказала я. – Я сейчас не вооружена; и только с одной рукой я, пожалуй, не допущу, чтобы дело дошло до драки на кулачках».

Не отвечая, она обошла меня от шкафа к шкафу, по широкой дуге.

«Мы сейчас среди нас, девушек, – сказала я. – Театр ты можешь перенести на попозже. Лучия, предположительно, приедет еще сегодня, тогда у тебя будет публика».

Никакой реакции. Она как раз собирала на подносе завтрак для себя и для Йонаса. То и дело она бросала на меня короткие боязливые взгляды.

Это было не легко, бороться с подступающей яростью. Ее шатание сдавливало тисками мою голову. Передо мной она воистину могла уж не вести себя так, будто я являюсь опасным зверем. Со мною наедине она могла бы смело выплеснуть свой триумф и со смаком выложить на стол полное признание. Мне, конечно, ни один человек бы не поверил, если бы я пошла с этим в полицию. Мне же никто не верил.