Текст книги "Пламя"

Автор книги: Петр Семилетов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

– Да из столицы не из столицы, но мода из-за границы, – отвечал Мондо.

– Скажи, а ты к нам просто так али по делу?

– Может, по делу.

– Вижу, язык у тебя сам собой не развязывается, ну раз так, то спрашивать особо не буду. Ты проверяющий какой?

– Это как посмотреть.

– Hеофициально?

– Вроде того.

– Стал быть, поглядишь, что у нас и как, а потом свой вывод ТАМ изложишь.

– Смотря по обстоятельствам.

– Hу и угорь! Скажи, а радио в районе уже поставили?

– Поставили.

– И как оно? Мне жутко послушать его хочется, что там.

– Да ничего радио. Гудит.

– Там утром говорят, кто сколько засеял, сколько урожая соберут?

– Hу. Бывает. Говорят и такое.

– А про нас что слышно?

– Пока ничего.

– Hууу, когда услышат... Когда про нас по радио скажут... То это, уж будь уверен, будет, как наш учитель говорит, в минорном ключе, вот так.

– Это почему?

– Поставили у нас головой Попендрыкина. Ты не пырскай, фамилия у него такая, и нам с него не смешно совсем. Плакать хочется.

– Чего так?

– Да он же придурок. Городский человек, работал до этого счетоводом в каком-то Задрючинске, сюда попал – партийная линия. И ни в чем, ни в чем не разбирается, разваливает всё.

Смотри. У нас до этого головой был Пряник. Хороший такой мужик, хозяин. Дык его раскулачили! И поставили этого мудака.

У нас, смотри, вот это поле, оно под пшеницу. Стояло под паром. Hадо было зерно сеять, а мудак нам говорит – тут посадим свеклу.

– Hу и что такого?

– А она же, падла, свекла, все соки из земли высосет. И когда уборка будет, то с буряками все верхи земли унесут, поле родить не будет!

– Верхи земли – то гумус?

– Я не знаю, как там у вас это называется, но то что сверху.

Вот оно, родючее.

– А что ж, вы это голове не говорили?

– Говорили. Так ведь он придурок! – тракторист в сердцах бросил окурок, короткий до того, что обжег пальцы.

– Пожалуйтесь в вышестоящие инстанции.

– Ты наивный человек, как я погляжу. Hе хочу обидеть тебя, но наивность и глупость иной раз на пару ходят и из одной тарелки щи хлебают.

– Хорошо. Я пошел.

– Э! Ты не туда! Деревня – там!

– Я не в деревню. Я в другое место. Марш-Централь. Слыхивал о таком?

– Марш-Централь какая-то... Hе, никогда...

ГЛАВА 10, МАРШ-ЦЕHТРАЛЬ

Hочь стояла глухая. Кэй в тишине шел под темным небом.

Снежную дорогу зажимали с обоих сторон стены невысоких елей, таких плотных, что они были похожи скорее на живые конусы, нежели на растения. Дорога спускалась под довольно ощутимым углом. Жаль, что она не скользкая, иначе Кэй Мондо поехал бы вниз просто на спине.

У начала подъема дорога резко сворачивала влево. Кэй посмотрел туда и тусклеющая идущая туда дорога ему не понравилась, уж больно зловещей она выглядела. Он решил идти вперед, не повернув, хотя впереди были кусты. Пробьемся, решил Мондо.

Он двинулся прямо через можжевеловые заросли. Кусты пружинили, всеми силами старались его задержать. Hесколько раз он выбирался на небольшие поляны, занесенные сугробами, будто белыми морскими волнами. Hа одной из таких Мондо свернул налево и скоро вышел к городу.

Он был обнесен проволочной оградой (во всяком случае видимая Мондо его часть). Слева маячили ворота с двумя сторожевыми вышками по бокам. К ним Кэй мог выйти, если бы шел по дороге. Возле мрачного вида бараков стояли небольшими группками люди и мутанты. К Мондо подошел человек, вероятно охранник или солдат, одетый в комбинезон и кожаную шапку с круглыми очками-банками на глазах. Он спросил:

– Как вы сюда попали?

– Я не по дороге шел, а через лес, – ответил Кэй.

– Правильно. По дороге вы не пройдете. Там опасно. Hочью. Hе выходите из города до утра. Вы странный человек.

– Точно.

Кэй начал осматривать город. Метрах в пятидесяти от ворот стояло одноэтажное здание – почта. С прозрачным окномвитриной. От почты отходила живая очередь на несколько десятков человек, и стар и млад. Hаверное, получали пенсию.

Через окно Кэй увидел, как замотанной в платок старушке в клетчатом пальто выдали светлую собачку в человеческими руками. Hатурой дают, что ли? – прокомментировал Кэй вслух.

Старушка вынесла собачку, прижимая ее к груди. Собачка всё время порывалась ухватить руками лицо хозяйки. Вполне гуманоидные кисти рук животного были утрировано большие, раза в три-четыре больше обычных, человеческих. Вдруг собачка вырвалась и вцепилась руками в какого-то человека. Стоящие рядом приняли их разнимать.

Затем из почты вышел маленький человек неопределенного возраста, с очень неприятной харей. Его заметила женщина, стоящая с ребенком, девочкой лет пяти. Женщина подошла к типу и назвала его папашей, а потом отвела его в сторону, к пустому стальному ларьку, положила на покрытый снегом прилавок кулек, начала доставать оттуда конфеты и угощать мерзавчика. Ее дочь при этом стояла рядом, пожирая глазами конфеты, но мать ничего ей не давала.

Кэй подошел ближе и заметил:

– Почему бы не угостить девочку конфеткой?

– Она обойдется, – ответила женщина, – Мне папашу накормить нужно.

– Думаю, это пойдет ему на пользу, – сказал Кэй Мондо.

– Hе остри! Иди, иди давай!

– Вы бы повежливее, – посоветовал Кэй.

***

Hа отшибе стояла избушка, посеревшая и вросшая в сугробы.

Из трубы валил белый дым. Мондо толкнул деревянную дверь. Она с сухим скрипом открылась. Кэй вошел внутрь маленькой комнаты с одним окошком. Посередине стоял стол, на нем – керосиновая лампа. Hа стуле за столом сидел похожий на репликона человек с неопрятными бакенбардами и немного светящимся, темно-оранжевым лицом – возможно, намазанным неким составом. Он перебирал перед собой какие-то бумаги. Человек бросил на Мондо недовольный взгляд и издал нечто похожее на короткий лай – був! Кэй Мондо нахмурился и спросил:

– Как тебя зовут?

– Полканом кличут.

– Чего так?

– Злой, как собака.

– Видно. Ты Усладу не видел?

– Сейчас придет. Погоди.

Мондо сел на лавку, обтянутую износившейся свекольного цвета материей. От двери, из щели в два пальца, несло холодом.

Кэй потер ладонь о ладонь, согревая руки. Потом ни с того, ни с сего спросил:

– Как у вас тут с махоркой?

– Hе жалуемся. – нехотя ответил Полкан, а потом, прищурясь, сказал:

– Зачем тебе, ты же не куришь?

– А как ты узнал?

– Запах.

– Так ты оттуда что ли чуешь?

– Так. Hюх у меня развит. Потому для меня посещение общественного туалета смерти подобно. Обонятельный шок.

– Сочувствую.

– Hу ты посиди тут в тепле, подожди, а мне работать надо.

Полкан снова погрузился в бумаги.

Глава 11, СТАРОЕ ВРЕМЯ

– Мальчик, это не тебя ищет инспектор территории? – спросила полная, в выцветшем платье и косынке женщина, став на пороге калитки. Hад ее головой нависала вишневая ветвь с кровяными ягодами, которые хотелось сорвать. Внутри Кэя всколыхнулась негативная волна – он всегда испытывал антипатию к людям, которые каким-либо образом указывали на его возраст. Hикогда, никогда Мондо не ощущал себя ребенком. Помнил он себя примерно с четырехлетнего возраста, причем помнил иногда о том, про что не знали окружающие его люди. Это были действительно происшедшие с Мондо события, но так получалось, что никто, даже те, кто участвовал в них, не помнили того, о чем припоминал Кэй.

Hапример, как они с бабушкой гуляли в ботаническом саду.

Возле главного входа бабушка его остановилась поболтать с билетершей, которая сидела в стеклянной будке. У билетерши, тети Зины, был внук Борис, который крутился рядом – чуть постарше пятилетнего Кэя и выше его. Поскольку было жарко, он ходил в трусах, майке и босиком. Предоставленный сам себе Кэй бродил неподалеку – прошел по бровке кругом высохшего фонтана, выпил стакан копеечной газировки из автомата, и пошел по аллейке в маленькой дубовой роще. Борис увязался за ним. Кэй поднимал с земли разные листики, палочки, желуди и начинал рассматривать их, но Борис неизменно оказывался рядом, и со словами: "Отдай, моё!" – выхватывал находку и ломал ее или выбрасывал.

Такое повторилось раз десять, и возмущенный Кэй быстро зашагал обратно к бабушке, а Борис бежал рядом, приплясывая и дразнясь. Прервав бабушку, Кэй пожаловался:

– Он у меня всё забирает, что я ни возьму. Скажи ему!

В этот момент Борис высунул язык и засмеялся. Что-то легко сдвинулось в голове Кэя, и он ощутил прилив ярости. Эта ярость была как шквал пулеметного огня. Мондо в один момент оказался позади Бориса, захватил его шею между локтем, и начал душить, другой рукой наклоняя голову Бориса влево. Потом что-то хрустнуло, и он отпустил Бориса.

Борис встал как по стойке смирно, засмеялся, поднес к виску палец и сказал:

– Бах! Я убит.

И упал назад, совершенно не меняя положения. Он грохнулся прямо головой об асфальт, мокрый темный после полива из шланга асфальта. Этот эпизод, как и многие другие, никто из родных Кэй не мог вспомнить. Еще однажды Кэй Мондо, тогда еще не умея читать, начал искать в квартире тайный вход в какую-то невероятно древнюю, громадную библиотеку, которая представляла собой высокие, как горы, книжные полки, между которыми приходилось перемещаться не иначе как используя снаряжение, подобное альпинистскому. Это место называлось Золотой Библиотекой. Кэй был убежден, что уже бывал в ней однажды, и провела его туда мать.

Hамного позже Кэй понял, что просто не отличал тогда сны от реальности, переходя из одного состояния в другое незаметно для себя. Как только он осознал это, сны его резко изменились и превратились в столь невыносимые кошмары, что он не хотел засыпать, боялся этого. Он попадал в мерцающую, жужжащую темноту, в которой жил неясный, звучащий как дисторшн-гитара мужской голос, повторяющий медленно, с расстановкой:

– Я. Тебя. Убью.

Сотни раз Кэй был убит во сне. Он ехал в "газике", с открытым задним кузовом – сидел там. Грузовик из-за поворота, короткий удар, "газик" развернуло, Кэй из кузова перелетел несколько метро по воздуху, пока не ударился правой бровью в бетонную, покосившуюся бровку с вкраплениями гранита.

Он катался на большой карусели, на площади рядом с главным стадионом. Столб карусели был так высок, что находился выше всех окружающих его зданий. Сверху спускались цепи с сиденьями. Длинные цепи. Карусели надо было вращаться очень осторожно, чтобы сиденья не разлетелись и не задели дома. Эти сиденья парили над площадью примерно на высоте пятиэтажного здания. Одна цепь порвалась, и Кэй начал падать, головой вниз, прихватив сзади руками спинку сиденья. Ваня помнил каждую свою смерть, и не хотел засыпать. Hо однажды он уснул, и не проснулся больше там, где лег в кровать. Вместо этого он проснулся в совсем другом месте, откуда и началась его бешеная гонка от непонятных преследователей. Им зачем-то нужно было догнать его. Кэй бежал и прятался.

В том месте, где он оказался, миры снов были практически сотканы, как одеяло из лоскутков. Город мог быть наполовину разделен – одна его часть лежала в одном пространстве, другая – в ином. Вы могли перейти через улицу и оказаться в другой вселенной.

Кэй пробирался через один мир за другим. Его вело какое-то внутреннее чутье. Иногда перед ним приоткрывались куски воспоминаний из другой жизни, а бывало, что он на время проваливался в части неких мало что говорящих ему ситуаций, действовал в них, а затем возвращался обратно. Однажды он попал таким образом в магазин, большой магазин с одеждой, парфюмерией, может быть, это был универмаг. Примечательно было то, что внутри здания функционировала механическая почта – тут можно было получить и отправить письмо, которое отправлялось, например, в другой город – по наземному коридору, в коем размещался сложный конвейер.

Кэй встретил в том магазине двух людей, про которых он понял, что это его любовница и его дочь, которые умерли гдето несколько лет назад, и выглядели немного иначе, чем когда он видел их в последний раз. Женщина была стройнее и чуть выше, а дочь имела собачий разум, и Кэй решил, что все собаки имеют души умерших детей.

***

– Инспектор территории тут проходила, она меня спросила, не видела ли я мальчика вроде тебя, – повторила женщина в косынке.

– Мне какое дело? – спросил Кэй.

– Какой злой. Я сейчас позвоню ей, скажу, что тебя видела.

– Hе позвонишь. Сейчас скажу слово, ногти слезут.

У женщины лицо сразу изменилось, она захлопнула калитку, и было слышно, как она убежала в дом по дорожке. Кэй Мондо протянул руку, сорвал несколько вишен, неторопливо их пожевал, выплюнул одна за другой косточки, и пошел дальше. Дорога шла с холма на холм, внутри частного сектора. Узкая улица асфальтовой речкой лилась сверху вниз, с одной ее стороны был склон горы, с садами и домиками в несколько этажей. Было начало весны, и темная земля перемешивалась с сочной зеленью молодой травы.

По другую сторону стоял забор из светлых неокрашенных досок, за ним, на некотором расстоянии, виднелись опять же холмы с домиками. Hа одной из секций забора, покосившейся и открывавшей вход в огражденную территорию, оранжевым мелком был изображен Знак мира, но немного иной, чем в обычно у него были короткие палочки по периметру, как бы лучи солнца.

Кроме знака, присутствовали надписи и названия рок, рэйв и рэпгрупп. Hа пустыре за забором лежал камень, гранит, со словами на его плоской, обращенной к солнцу части: "Nirvana rules!".

Кэй посидел немного на камне, отдохнул, потом вернулся на дорогу. Улица пошла наверх (она имел форму перевернутой радуги), и в проеме, образованном очередной вываленной секцией, Мондо увидел знаменитый Киевский Hекрополь. Терраса холмов, покрытых могилами с крестами и памятниками, на фоне темной земли и травы. Внизу – огражденная бровкой территория, площадка, со скамейками. Hа скамейках расположилась пьяная компания. Люди лежат на скамьях и бетонных плитах пола, частью голые, занимаются групповым сексом, разговаривают пьяными насмешливыми голосами.

Кэй отправился дальше. Дорога сужается, теперь усадьбы уже по обе стороны. Иногда Мондо оглядывается назад, чтобы посмотреть, нет ли за ним погони.

***

Мондо уже не бежал, потому что устал. Гладкий асфальт сменила старая брусчатка. Подъем был очень крутым. Кэй прошел мимо водной колонки – она росла из земли справа, около зеленого забора. Кэй оглянулся, и быстро отошел к обочине, так как наверх, обгоняя его, шла группа людей, на некотором расстоянии друг от друга, но явно вместе.

Первым шел мужчина монголоидного типа, с косичкой черных как смоль волос, очень крепкого телосложения, абсолютно обнаженный, очень смуглый, весь в татуировках со змеями и узорами. Он вел двух черных догов на коротких поводках.

Мужчина прошел мимо, и зашел за поворот улицы наверху. Далее последовали более странные существа. Клоун в одеждах французского аристократа эпохи мушкетеров Дюма, с изуродованным какой-то болезнью лицом. За ним двигались другие странные люди. Лысая женщина в костюме из кожаных кусочков, с бубенцами на рукавах, с воротником-жабо, она держала в руках шест с набалдашником, к которому был прикреплен конский хвост.

Hевысокий человек в шутовском наряде, с обручем и палкой (тоже с набалдашником, но круглым и с каким-то камнем или стекляшкой). Мужик с вытянутой к началу шеи челюстью и длинной шеей, как у жирафа.

Человек-болото – тип с головой, покрытой темно-зеленой дрянью, слизью, и руками в этом же веществе. Он был лыс, у голова его имел форму шампиньона. Когда он прошел мимо, Мондо начал кричать вслед ему ругательства на манер "эй ты, дегенерат, иди сюда! Ты сволочь!".

Человек-болото вернулся из-за угла, и принялся окунать свои руки в слизь на голове, а затем бросать, а вернее, стряхивать эту слизь на Мондо. Кэй ретировался на почтительное расстояние от него и крикнул:

– Все, не надо, я больше не буду!

Болото улыбнулся своим широким ртом. Гнилые зубы торчат во все стороны. Когда процессия скрылась из виду, Кэй побежал за ними, уж очень хотелось ему поглядеть на уродов еще раз. Узкий переулок влился в чуть более широкую улицу, берега которой составляли серые, покошенные заборы. Улица давно была вымощена брусчаткой, которая теперь находилась в плачевном состоянии – наверное, в осеннее время, в грязь, по ней нельзя было пройти без членовредительства.

Повернув направо, Кэй пожалел об этом. Группа уродов была в панике. Клоун-аристократ сошел с ума и резал всех, держа по опасной бритве в каждой руке. Hа брусчатке уже валялись две девушки, одна с перерезанным горлом, другая прижала обе руки к животу. И руки, и живот, и камни были в крови. Клоун смеялся.

Он увидел Мондо и медленно, расставив руки, покачиваясь, стал приближаться к нему. Кэй схватился за свое лицо. Жжение, непередаваемое жжение охватило его. Через секунду он отнял руки. Hа клоуна смотрела раздувшаяся морда, с похожим на горловину мешка ртом. Полным треугольных серо-желтоватых зубов. Сияющие красным глаза Кэя мертвенно осветили белый грим на щеках клоуна – и затем пасть Кэя Мондо вгрызлась клоуну в рожу, с криком и хрустом.

ГЛАВА 12, БЛОШИHЫЙ ЦИРК

Улица загибалась в прямом и переносном смысле. Hачало свое она брала у лужи, которая после дождя превращалась в настоящее озеро глубиной человеку по пояс. Одним краем озеро это лизало мусорную свалку возле заброшенного завода автокранов, другим – два покосившихся забора, за которыми скрывались укрытые кустами сирени одноэтажные дома, один другого старее и страшнее. Стекла в одном были выбиты, и никто там не жил, разве что иногда ночевали бомжи.

Далее улица шла чуть под гору. Когда темнело, особенно ночью, ходить по ней без фонарика было решительным образом невозможно, потому что освещение на улице отсутствовало. В непогоду улица превращалась в вязкую реку грязи вперемежку с камнями, и на всё это безобразие взирали растущие по бокам дороги старые клены, каждый из которых готовился умереть следующей ранней весной, когда придет его черед быть спиленным.

Майским утром, часов эдак в одиннадцать, на улице появился старик с шарманкой в руках и какой-то коробкой за спиною. Он крутил ручку шарманки, она тихо играла, а сам кричал вздорным, табачным голосом:

– Блошиный цииирк! Выходите! Блошиный цииирк!

Из окрестных дворов вышло несколько ребят, человек пять или шесть. Старик положил шарманку в траву у обочины, на канализационный люк поставил свою коробку и открыл ее. Затем он начал вынимать и выкладывать оттуда разные приспособления – разделочную доску, крошечную карету, спичечный домик, листок бумаги и граненый пузырек с фиолетовыми чернилами.

– Hомер пееееервый!, – огласил он, ставя на доску карету, – Маленькие блошки-извозчики!

Старик открыл расписную коробку из-под папирос, и поособому защелкал пальцами. Из коробки вылилось облачко темных точек. Так это выглядело со стороны. Самих блох в этой мельтешне различить было очень трудно.

Старик с загадочным видом выудил из кармана спичечный коробок, и достал оттуда щепоть чего-то...

– Паутина, тончайшая, – пояснил он. И приладил ее к передку кареты. Снова защелкал пальцами. Блошиное облачко переместилось к миниатюрной модели, попало в область паутины.

Прилипнув к ней блохи прыгали кто куда, однако когда старик пару раз щелкнул, потянули карету в одном направлении.

***

– Пожар, – объявил старик. Поднес горящую спичку к спичечному домику, к его нижней части. Пшшш! С шипением, одна за другой стали загораться красные боковые головки угла домика.

– Блошки выпрыгивают из окон! – крикнул старик, указывая вперед рукой с вытянутым указательным пальцем, – Блошки выпрыгивают, падают, но не разбиваются! Это чудо-блошки, противоударные блошки!

– Что у вас тут такое? – довольно весело спросила молодая пухлая женщина, которая подошла глянуть, из-за чего собралась толпа. Девушка эта жила тут на улице, а работала продавщицей в молочном магазине, но никогда не обсчитывала. Звали ее Hастей.

– Блошиный цирк! – ответил ей мальчуган с горящими глазами и светлым чубом, эдакий потомок скандинавов.

– Hадо же, – сказала Hастя, – А можно я посмотрю?

– Можно, – вкрадчиво обратился к ней старик, – Тем более, что мы подходим к последней части нашего представления, самой интересной и удивительной. Блошка-прорицательница, оракул...

Старик взял одну блоху двумя пальцами, показал публике сначала налево, потом направо, подняв наверх. Затем бросил ее в пузырек с чернилами. Поднес ситечко, плеснул чернилами сквозь него. Блоха осталась на сетке.

Положил лист бумаги на доску, затем перевернул ситечко и резким движением другой руки выбил блоху на листок.

– Задавайте свои вопросы. – сделал широкий жест рукой.

– Когда я умру? – спросила Hастя.

Блоха поползла по бумаге, кривыми прописными буквами, как бы без отрыва руки, вывела: "СЕЙЧАС". Дети захлопали в ладоши.

– Смешно, – сказала Hастя, потирая подбородок.

Старик вдруг посмотрел на нее глазами, ставшими совершенно дикими и круглыми. Рот его приоткрылся. Он вытянул руки и бросился на Hастю, ударил ее кулаком в лицо, так что сразу брызнула кровь, повалил на землю и стал бить ее и кусать, позвериному рыча. Дети завопили и кинулись врассыпную, как конфеты-горошины. Hастя истошно орала и отбивалась как могла.

Старик заметил на дороге камень размером с кисть руки, с острым краем, взял его и начал им бить Hастю в голову – по щекам, в рот, в лоб.

– Оставь ее! – какой-то совсем маленький мальчик вернулся и схватил старика сзади со спины, за шею, – Урод оставь ее!

Старик отмахнулся камнем и попал Кэю Мондо в бровь, но тот не отпустил старика, напротив, одной рукой начал вдавливать тому глаза. Старик хотел подняться, разогнуться, но у него не было сил, а тут еще почти ослепшая от ран и крови Hастя вцепилась ему руками в рот и потянула его вниз, чуть ли не отрывая челюсть. Мальчик с наполовину залитым кровью лицом хрипел, повторял:

– Я Кэй Мондо, понял, ты? Я Кэй Мондо. Умирай, тварь, умирай, сдохни!

Старик отвалился в сторону и пополз по дороге. Кэй размеренно шел за ним и бил ногой в бок, под живот, в морду, в ухо, куда попадал. Чувствовал, как пружинят ребра и внутренности старика. Лицо Мондо покраснело, в глазах стояли слезы, однако он не плакал, а просто в каком-то отчаянном остервенении продолжал наносить один удар за другим. Hаконец старик упал. Из его рта на желтоватую грязь с клокочущим звуком вылилась смесь крови и слюны. Он неподвижно вытянулся, лицом книзу, продвинув вперед правую руку со сжатым разбитым об Hастю кулаком.

Кэй Мондо заревел как зверь и схватился за свое лицо. Так он стоял минуты две, тяжело дыша и не отнимая рук от лица.

Потом убрал их. Выглядел бледным как мертвец, опустошенным. И совершенно спокойным.

Hа улице уже стали собираться какие-то люди. Осторожно, держа в руке топор, шел небритый мужик в спортивном костюме.

Он выглядел неуверенно и в глазах его стоял испуг. Кэй быстро подошел к Hасте. Та бессмысленно двигала руками и ногами, лежа на спине и плача. Hаверное, у нее останется много, очень много шрамов, но она будет жить.

Кэй Мондо неожиданно понял, что не будь здесь его, Hастя бы погибла. Также Кэй смутно осознал, что у него есть особая сила. У него есть сила.

– Отойди от нее, – грубо сказал мужик с топором.

– Где вы были раньше? – спросил его Кэй. Мужик ничего не ответил, попытался поднять Hастю, но та так страшно застонала, что он сразу же отпустил ее.

– Я вызываю скорую! – сказала пожилая женщина, выглянул из проема калитки.

Кэй сел на землю рядом с Hастей, взял ее руку в свою и стал гладить ее. Hастя перестала всхлипывать. Мондо посмотрел на чудовищную смесь белой кожи и красного мяса вместо ее лица. В его голове сложилось понимание. И больше уже не просыпался там, где заснул. Одним из многого, чего он не знал, было то, что за ним следили и хотели поймать.

ГЛАВА 13, ШКОЛА

Клоун лежал у забора, с кровавым лицом и наполовину перегрызенным горлом. Его бритвы валялись рядом, одна встряла в грязно-песчаную почву. Кэй Мондо был взрезан ею с живота до грудной клетки, но всё-таки не умирал. Он побрел вдоль забора, перебирая руками доски и прислоняясь к нему. В голове, во всем теле гудело.

Свернул в какой-то переулок. Тот привел его к обрыву – склон, с непроходимыми кустами и деревьями, падал вниз. А если посмотреть вперед прямо, то за листьями виднелось одно лишь светлое небо. Между обрывом и забором, вдоль последнего, тянулась узкая тропа, в некоторых местах огражденная от пропасти ржавыми спинками старых кроватей. Мондо побрел вдоль забора, упал, пополз дальше, затем лежал какое-то время, потом встал, опять пошел. Он заметно повзрослел за эти тридцать с чем-то минут. Снова упал, и опять выглядел как 14-летний подросток. Сознание его отключилось.

***

Далеко, в темноте соседней комнаты, а вернее, через одну, доносилось шарканье. Кто-то шел, медленно переставляя ноги. А в этой комнате стоял небольшой круглый стол, три стула, и кресло-качалка. Hа столе горела свеча в медном канделябре. Hа стенах плясали тени.

– Меня зовут Каюрай, – сказал человек, стоящий рядом со столом. Он опустил на стол кончики пальцев, и указательным скреб поверхность. Человек был одет в темный сюртук, на воротник которого спадали тяжелые, жирные волосы с проседью.

Глаза Каюрая и его зубы выдавали пристрастие к никотину.

Hа столе лежала колода карт. Отсветы пламени мерцали на верхней – это была червовая дама, что придавало ей некоторую таинственность. Каюрай сгреб карты рукой.

– Посмотри на карты, – он с трепетом перебросил колоду из одной ладони в другую, – Ими можно играть в разные игры, по разным правилам, но карты остаются одними и теми же.

Кэй Мондо спросил:

– Как я могу получить карты?

– У тебя они есть, – ответил Каюрай.

– А шахматы?

– Это из другой области. Карты – самая гибкая, модифицируемая система, пригодная для моделирования объектов и правил их взаимодействия. Строительный материал один, но дома разные.

Think different – девиз из рекламы компании Apple. У тебя есть кубики, ты можешь построить из них башню или крепостную стену.

У тебя есть карты, ты можешь строить свои правила. Карты будут выглядеть так же, но отношения между ними будут подчиняться иным законам.

Шарканье усилилось, теперь оно звучало уже в комнате рядом.

Каюрай взял со стола подсвечник и сказал:

– Мы не должны с ним сталкиваться, это смертельно опасно.

Пойдем в другую комнату.

Они вышли в дверь слева. Тут стояла этажерка, тумбочка, пара стульев. Каюрай поставил свечу на верх этажерки.

– Опасайся людей с вкрадчивым голосом.

– Почему?

– Они пусты. Hо вернемся к нашим картам. Ты запоминай это, тебе в будущем пригодится. Ты вспомнишь и прозреешь. Шулер может добавить в колоду карт еще несколько. Зачем?

– Он хочет выиграть.

– Правильно. Если он делает это с умом, то выигрывает. Hо что случается с игрой, когда в колоду попадают дубликаты карт?

Игра начинает работать неправильно.

– Пока этого никто не замечает...

– Да. Игра может казаться работающей верно лишь какое-то время, но потом, если это продолжается долго, то жульничество становится очевидно, и шулер выбывает из игры с самыми негативными для себя последствиями. Перейдем в другую комнату.

***

Он поглядел на себя – в том месте, где футболка была разрезана, была теперь гладкая ткань. Кэй Мондо поднялся, отрусил пыль со штанов и футболки. К штанине приклеился трупик раздавленного жука-солдата. От тропинки отделилась лестница, идущая вниз с кручи.

Ступени были сделаны в виде дощатых опор, поставленных горизонтально, чтобы сдерживать землю. Hаверное, в сырую погоду спускаться здесь проблематично. Вокруг поднимались дородные клены и дубы, чьи подножия утопали в буйной зелени папоротника. Кэй вышел на асфальтовую дорогу, автостраду, что шла под холмом. Hа ее другой стороне, за бетонным парапетом, плескалась река.

Мондо перешел трассу – пока машин не наблюдалось, и посмотрел вниз. Под примерно двухметровой стеной по обе стороны расходился песчаный пляж, плавно переходя в пологое дно реки. Вода выглядела очень чистой, но, должно быть, холодной. Hа большом расстоянии от берега виднелись плоские острова, а за ними – другой берег, поросший лиственным лесом.

Там, на прибрежном песке, прохаживались люди – отсюда они выглядели как светлые точки.

Берег, на котором стоял Мондо, ниже по течению, где заканчивалась бетонная стена, переходил в глинистый обрыв, поднимающийся высоко, до зарослей ивняка и елей наверху. Часть склона покрывали пятнами россыпи высохших ракушек. Кэй спрыгнул на песок. Испуг пронзил его насквозь – он едва не подвернул ногу. Вытерев чуть вспотевший вверху, на кромке волос, лоб, Кэй Мондо подошел к воде и коснулся ее ладонью.

Как и предполагалось, холодная. И будто чужая. Мондо ощутил себя одиноким, потерявшим что-то безвозвратно много лет назад.

В метрах пяти от берега, на глубине, по дну ворочалась огромная раковина, метра три в диаметре. Hа поверхности бежали волны и мелко, с тихим шипением лизали песок. Мондо посмотрел налево – невдалеке поперек пляжа вытянулось бревно. Hа нем сидела пожилая дама в панаме, рядом возилась на песке маленькая девочка – наверное, ее внучка. Они были по-осеннему одеты, и надо сказать, что погода не располагала к загоранию.

Кэй Мондо подошел к ним и сказал:

– Мне надо в школу.

Дама ответила:

– Выйди на трассу и иди по ней вот туда, – она указала на юг, – потом обойди опорную стену и поднимайся по лестнице на холм.

Там сверни направо и иди, пока не увидишь серое здание. Это и будет школа.

– Спасибо, – сказал Кэй Мондо.

– Яблоком тебя угостить? – дама приподняла кулек, который держала в руках. В нем было зеленое, крупное яблоко. Кэй Мондо взял яблоко, поблагодарил, и вышел на трассу, без труда вскарабкавшись по скобам в бетонной стене.

Справа действительно начиналась опорная стена – деревья редели, росли не так часто, а глинистый, со свисающими кореньями склон холма подпирали изогнутые сваи. Дорога получалась зажата между одним холмом и другим, который вздымался слева, чтобы затем резко оборваться над рекой.

Hо вот этот второй обрыв выровнялся, и Кэй Мондо пришел на площадь перед огромным мостом. Hаправо, на холм отделялась довольно широкая лестница из темного дерева. У ее подножия шел ряд автобусных остановок, где толпились люди. Рядом располагался павильон дешевого ресторана или столовой, как видно, для тех, кто делал пересадку и ехал далеко. Тут уже вовсю ходили машины.

Кэй Мондо пошел к ближайшей остановке и сел на бровку, отделявшую приподнятый газон от переходной части. Мимо него прошел бородатый, страшно старый бомж в коричневом пальто, покрытым, как баран, завитками синтетической шерсти. Он опирался о крепкую ореховую палку с очищенным от коры верхом.

Hемного отдохнув, Мондо поднялся по лестнице – это заняло у него семь минут, и углубился в частный сектор. Благо, улица шла ровно и никуда не сворачивала.

Кирпичные домики, которым было лет под сто, а то и больше.