Текст книги "Тропа барса"

Автор книги: Петр Катериничев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

– Вопросов пока больше, чем ответов. Как в любой комбинации, если разработка начата только что. Со временем…

– Нет у нас этого времени, – раздраженно перебил Крас. – Совсем нет.

Он закурил, молча делал затяжку за затяжкой. Огонек сигареты вырывал из тьмы сведенные губы; лицо в этом неровном, то вспыхивающем, то затухающем свете казалось особенно уродливым, и Котин вдруг понял почему: видимо, когда мужчине нанесли эту жуткую рану, был задет нерв; несмотря на все искусство хирургов-пластиков, сделавших шрам едва различимым, лицо осталось донельзя отталкивающим – мимика левой половины не совпадала с мимикой правой, словно они принадлежали двум разным людям. Не самым добрым людям в подлунном мире.

– Пока мы можем только ждать, – пожал плечами Наблюдатель.

– Будем ждать.

* * *

– Рассказывай по порядку. – Автархан упер взгляд в Кентавра, здоровенного малого, чья внешность напрочь опровергала теорию Чезаре Ломброзо. Почти два метра ростом, глаза огромные, по-детски распахнутые, светло-голубые, губы сложены девственным бантиком, длинные светлые волосы чисто промыты и падают волной на плечи… Короче, парень будто только что вылупился на свет Божий откуда-нибудь из рекламного ролика биошампуня «Три-до-дыр» или поливитаминов «Мечта дистрофика». Звали парня Вася Монахов; одно время его и называли – Монах, пока он однажды, в изрядном подпитии, не взгромоздился на каком-то празднике на коника. Коник был тих и понур, катал себе деток и честно отрабатывал паек, пока его не оседлал Василий. Озадачил девочку-погонялу, которая водила ветерана конезавода под уздцы строго по кругу, денежкой, да и вид могучего обнаженного торса – стояла жара, а развлекательное мероприятие проходило за городом – произвел на девчушку впечатление… Решив, что перед ней новый нибелунг во плоти, барышня легко передала бразды в руки Василия и отошла полюбоваться мастерством выездки. Вася подобрал поводья…

Коник, почувствовав на себе могучего, но совершенно неопытного да к тому же пьяного «в лоскуты» седока, решил, что ему выпала редкая и, наверное, последняя возможность показать: были когда-то и мы рысаками! Ветеран сначала шел себе шагом, потом вдруг сделал немыслимый прыжок и – рванул! Поводья выскользнули из рук седока, он замахал руками, стараясь удержать равновесие, тело его, словно тряпичное, болталось в седле. Какой-то борзый фотокор навел объектив аппарата и щелкнул…

Монах, естественно, с коника приложился, но забыл бы о происшествии вскоре напрочь – чего не начудишь спьяну! – если бы через пару недель снимок фотокора не украсил популярный иллюстрированный журнал.

Снимок получился мастерский. Немного поработав ретушью, поиграв со светом и тенью, просидев ночку-другую за монтажным столом, фотохудожник добился поразительного эффекта: всадник стал кентавром, настоящим кентавром! И поскольку прямого монтажа не было, просто момент был схвачен в движении, в динамике, когда тело всадника словно слилось с телом животного… фото смотрелось с такой достоверностью, что стало кочевать с выставки на выставку, радуя автора удивлением публики, завистью коллег, призами, новыми заказами и гонорарами.

Сначала Вася хотел было разобраться с мастером объектива, но его подружки, видевшие фото «кентавра», приходили в такой раж и возбуждение, что… В конце концов Вася и сам рассмотрел снимок и, пробормотав нечто вроде «И чего спьяну не бывает», разыскал-таки фотографа и заказал ему экземпляр для себя – огромный, в полстены. Его он и повесил в спальне, напротив кровати.

И не ошибся! Вид рельефной мускулатуры, переходящей в тело жеребца, производил на дам-с такое впечатление, будто они лицезрели верхом не Васю, а могучий напряженный пенис! Глаза подруг влажнели и подергивались поволокой, словно у натуральных кобылок при виде породистого жеребца; самые настойчивые требовали играть с ними «в лошадки» и брать их исключительно «коньком»: становились к нему спиной, выгибались, подставляя «жеребчику» голые попки. Популярность Монаха и соответственно его табунчик стали расти в какой-то геометрической прогрессии.

Пацаны тоже привыкли называть его Кентавром; из книжки же он узнал, что настоящие кентавры водились с героями, были мудры и бесстрашны. Эту версию он и рассказывал всем и каждому. Ну а поскольку прозвище Монах подходило Василию, как дворняжке слоновьи «причиндалы», то он и стал Кентавром…

…Автрахан внимательно выслушал рассказ. Все ясно-понятно, кроме одного: если Кукла – овца, случайно попавшая в чужие разборки, то как там оказался этот?..

– Выяснили, как убили Снегова?

– «Стрелкой», – выступил вперед незаметный мужчина лет пятидесяти.

– Что за «стрелка»?

– Это из арсенала диверсантов. Очень высокого уровня. Выпускается из небольшой трубки размером с авторучку. Бесшумна. Смерть мгновенна.

– Видел. В кино. «Ошибка резидента» называется.

– С тех пор оружие существенно усовершенствовали. Сама «стрелка» может легко пробить на расстоянии в десять-пятнадцать метров даже черепную кость, но все же удобнее – в мягкие ткани. В течение минуты-двух «стрелка», изготовленная из специального материала, полностью исчезает. Обнаружить ее невозможно, как и следы яда. Врачи уверенно констатируют смерть от сердечного приступа.

Автархан напряженно задумался. Чувство утраты словно притупилось – все вытеснило холодное желание мести.

– Кто может быть вооружен таким оружием?

– Хотя оно и не афишируется, сейчас – кто угодно. Деньги покупают все.

– Стрелял этот парень, к которому подсела пацанка?

– Еще не выяснили, но скорее всего, да. Разговор у них был очень напряженный…

– Так, – произнес тихо Автархан. – Так. Я хочу, чтобы вы нашли их. И парня и девку. Нашли и уничтожили! Еще лучше – захватить! И вызовите Ливана. Я хочу, чтобы их смерть не была легкой, как яд… Яд покажется им раем! – Мужчина замолчал, добавил едва слышно:

– Яд жизни. Круг мироздания.

Глава 18

Вперед и вверх! Этот немудреный девиз пришел на память Гончарову мгновенно: в горах «вперед и вверх» часто означало единственную возможность выжить.

Закрепиться на высотке, чтобы тебя уже не могли обойти, и ждать, когда подойдут «вертушки»… Они могли и не подойти. Тогда… «Мертвые сраму не имут». Попадать к «духам» живым для спецназовца означало лишь обречь себя на бесконечно долгие муки. Поэтому дрались насмерть. И – выживали.

В темноте Олег крепко схватил девчонку за запястье и рванулся ко входу на второй этаж. Там была такая же паника и неразбериха, как и внизу. Свет… Он так много значил в жизни людей, что его перестали замечать. Вернее, замечают, когда он исчезает.

В здании Гончаров ориентировался неплохо: все эти старые дома однотипны. Черная лестница, с нее можно выбраться вниз, на улицу, позади здания. Но вниз как раз нельзя: перехватят. Вверх. Вперед и вверх!

Замок на чердак был крепким, зато запор – хлипким: от первого же рывка гнилая древесина хрупнула, скоба вывернулась. Олег и Аля поднялись по скрипучей и местами такой же ненадежной деревянной .лестнице на чердак, выбрались через слуховое оконце на крышу.

– А на воле-то как хорошо, – улыбнулся Олег, пародируя хрестоматийного Вовочку, вернувшегося из швейцарской ссылки.

Девушка посмотрела на него; на лице ее застыла странная улыбка, словно она способна была сейчас или рассмеяться, или расплакаться. Но ей казалось, что слез уже нет. Как и выхода. Выхода нет. Только один. Аля встала и, словно слепая, побрела к краю крыши. Один шаг – и все кончится. Все. Она двинулась быстрее…

– А вот этого не надо. – Гончаров перехватил девушку, развернул к себе лицом.

– Пусти меня. Я устала. Наверное, меня не ждали в этом мире. Никто. Если я уйду, всем будет легче.

В ее взгляде усталость и безразличие… И еще – страх.

– Прекрати бояться, слышишь, перестань, – тряхнул ее Гончаров.

Она смотрела на него слишком спокойно:

– Я не боюсь. Ничего.

– Не лги. Ты очень боишься. А от страха умирают. Этого нельзя. Нужно выжить.

– Зачем?

– Назло!

– Я не хочу выживать назло…

– Аленка… Сейчас не время и не место читать нотации. Но ты должна понять!

Радость тех, кто желает тебе зла, смерти, есть еще большее зло! Понимаешь! Нельзя погибать! Нужно выжить!

– Я устала, – произнесла девочка совсем жалобно, – губы ее дернулись. – Я устала!

– На этот раз она почтив выкрикнула фразу, тело ее напряглось…

Не раздумывая ни о чем, Гончаров с маху влепил ей пощечину. На мгновение Аля застыла, вдруг разом обмякла в его руках; Олег ее не удерживал, и девушка опустилась на настил крыши. Слезы хлынули разом, девушка раскачивалась из стороны в сторону, причитая:

– Почему… Почему вы меня бьете… Почему… – Она хлюпала носом и всхлипывала, переводя дыхание, словно маленький ребенок; эффектная девушка исчезла, осталась обиженная, растерянная девчонка, глядевшая на мужчину с недоверием и… надеждой.

Олег облегченно вздохнул: истерики теперь не будет. Спросил буднично:

– У тебя платок есть?

– Что?

– Платок. Носовой. Лучше – чистый.

Девушка огляделась, возвращаясь в реальный мир.

– Платок? Должен быть. Почему мы на крыше?

– Залезли.

Алена щелкнула замком сумочки.

– Ого! – только и произнес Олег, извлекая оттуда пистолет. – Откуда такое богатство?

– От верблюда.

– Тоже хорошо. – Понюхал ствол, хмыкнул, отщелкнул обойму, вставил на место.

Заглянул еще раз в сумочку, вынул глушитель, еще раз осмотрел ствол пистолета, произнес едва слышно:

– Резьба стандартная. Фабричная. – Привернул металлическую трубку к стволу. – И где же такие верблюды водятся?

– Где-где…

– А вот продолжать не надо. Оставим вопросы до лучших времен. Как и ответы на них. – Помолчал, глядя на небо в сиреневых проблесках маяков служебных машин. – Если ответы, конечно, будут.

– А если нет?

– На нэт и суда нэт, – развел руками Гончаров. Прислушался к суете внизу. – Однако засиделись мы здесь, милая барышня. Пора отчаливать.

– Далеко?

– Жизнь покажет.

– И когда она это покажет?

Олег не ответил. Тихонько подобрался к краю крыши и осторожно заглянул за парапет.

– Ну что там? – еле слышно спросила девочка.

– Как в песне. «Вывели болезного, руки ему за спину и с размаху кинули в черный „воронок“…» – с чувством пропел Гончаров.

– Идем?

– Рано. Пока вяжут пехоту, пока строят посетителей… Генералов понаехало…

Он двинулся к яме люка. Остановился, опустился на крышу.

– Присаживайся. Отдыхать будем.

– Так, может, в самый раз – проскочим?

– Или не проскочим. Запомни, милая барышня: ожидание – просто другая сторона стремительности, натиска, напора. И неизвестно, что требует большей воли.

Куришь?

– Иногда.

– Тебе прикурить?

– Ага, Если можно.

– Еще как можно. Даже нужно. Только огонек прикрывай, ладно?

– Да.

Олег накрылся полой пиджака, чиркнул кремнем. Вынул изо рта сигарету, подал девушке, другой с удовольствием затянулся сам:

– Нигде так не курится, как ночью, на свежем воздухе, в компании хорошенькой девочки и на крыше!

– Я хорошенькая?

– Алена, ты просто красавица. У меня не было времени сказать это раньше. – Олег затянулся, выдохнул, щурясь от дыма; – Слушай, а может, тебе сдаться?

– Как это – сдаться? Ты же сам сказал…

– Нет, я в прямом смысле: пойти и сдаться ментам. Хотя… из пистолета ты стреляла, и, судя по всему, метко… Аля только свела губы.

– Ладно. Это была самооборона. Ведь так? – Олег в упор смотрел на девчонку.

– Да. Так. Но от этого не легче. Я… Я потом чуть не застрелилась в парке.

– И что помешало? Или кто?

– Мама и папа…

– Ну… Я вспомнила их… руки. И голоса. Я ведь совсем не помню своих маму и папу… Только это очень долгая история.

– Потом расскажешь, – согласился Олег. Добавил:

– Если захочешь. Стрелять умеешь, как я понимаю?

– Да.

– Тогда держи. – Он протянул ей оружие. – Кстати, откуда у тебя такой шедевр?

Последняя разработка, этого года выпуска. О ней и вспециальных журналах если что и было, то и то мельком.

– Трофей, – коротко пояснила Аля. Гончаров посмотрел на нее очень внимательно:

Слушай, а ты актерскому мастерству не обучалась?

– Не-а. Но каждая настоящая девчонка от природы артистка. Вам, сильному полу, не понять. Вы порой тупые, как бронепоезда: всего два хода, вперед и назад.

– Пожалуй. Но может, это и хорошо?

– Почему это?

– В бронепоезде что ценно?

– Уж точно не маневренность.

– Угу. Огневая мощь. И – надежность. Абсолютная надежность.

– Хм… – Улыбка девушки сложилась в горькую складку. – Знавала я одного… Тот не то что на броник, на дрезину ржавую не потянет.

– Ну и как звали того колесного?

– Какая тебе разница? Человек без имени.

– Понятно. Порожняк.

– Как ты сказал?

– Порожняк.

– Надо же… В самую точку.

– Ты не расстраивайся сильно, Аленка. Значит, время еще не пришло.

Когда-нибудь…

– Гончаров… – оборвала его девочка. – Мне то же самое говорила одна подруга…

Вот интересно, это у вас от воспитания?

– У кого это – у нас?

– У старшего поколения. Или возрастное?

– Благоприобретенное, – досадливо хмыкнул Олег.

– А вот и нет. Просто… Просто вы романтики. Да. Романтики и идеалисты.

– Не все.

– У вас такого нет. Вообще нет. И боюсь, никогда уже не будет. Наверное, просто жизнь как-то переломилась, и вы остались с той стороны перелома, мы с этой. И всем нам не хватает чего-то… Вам – нас, нашей молодости и понимания мира как данности, нам – вас, вашей убежденности в правоте, вашей романтики… Но такого не будет. Никогда. А жаль.

– Сколько тебе лет? – удивленно спросил Олег.

– Ну вот. Подруга задавала тот же вопрос. Ты знаешь, – с искренним удивлением произнесла Аля, – а мне вдруг стало не страшно. Совсем не страшно. Ведь когда-нибудь это закончится?

– Обязательно.

– Вот. Я потом тебе расскажу все. Просто… Когда сидела в квартире и ждала, мне было жутко. До какого-то дикого отчаяния… Так жутко не было еще никогда Потом… Потом все будто сон какой-то… Ты знаешь, моя жизнь вся – как сон, словно я живу не свою жизнь, чужую…

– А может, ты – зомби? – хмыкнул Олег.

– Да не верю я во всю эту галиматью!

– И правильно делаешь. Психика человека – вещ умозрительно тонкая. И хотя все мы процентов на девяносто одержимы стереотипами или, говоря точнее, архетипами, сочетание архетипов и индивидуальности даст такой причудливый узор, что вмешаться в него любому психиатру не под силу.

– Да? А как же тогда кодирование? От алкоголизма там, еще от чего?

– Эта хитрая и с виду мудреная штучка базируется на одном: на желании клиента, на его собственной воле. Кто хочет пить, продолжают, хоть ты их завнушай!

– Погоди, Олег! Я же читала про психотропное оружие. Если человека накачать, скажем, наркотиками… А в одной книжке тоже читала: там человеку стерли его собственные воспоминания и заменили другими, чужими… Выдуманными. Может, и у меня так?

– Человек не машина. Его нельзя программировать так, как вздумается какому-нибудь ученому гуманоиду. Душа непостижима и бесконечна… Знаешь, начало средних веков было временем мистики. О душе тогда знали куда больше, чем сейчас… Святой Августин тогда же и сказал: «Проникнуть в душу может лишь Тот, Кто ее создал».

– Все это утешительно, но… Олег… Ты такой умный. Может быть… Может быть, ты скажешь, почему я ничего не помню?

– Совсем ничего?

– О своем детстве. До десяти лет, до того, как попа в детский дом.

– Наверное, знаю.

– Да?

– Когда-то в твоем детстве произошло событие, скорее всего трагичное или страшное настолько, что вызвало тяжелейший, глубокий шок… Настолько страшное, что могло бы стать причиной полного разрушения твоей психики, твоего сознания, твоей личности. И тогда память просто-напросто заблокировала все воспоминания об этом событии или цепи событий, а воля, твоя воля, действуя в режиме защиты твоей психики, твоей души от этого разрушения, загнала их глубоко в подсознание…

– Но сейчас я же хочу вспомнить хотя бы своих родителей и не могу! Совсем не могу!

– Значит, время не пришло.

– Опять «время»… А когда оно придет, это время?

– Время есть категория изменения всего сущего. Мира вокруг, людей, их мыслей, стремлений, состояний… Когда ты будешь готова вспомнить, ты вспомнишь. Все.

– Ты знаешь… Я должна вспомнить. Потому что… Потому что у меня такое ощущение, что без этого я и не живу вовсе… Просто переживаю собственную жизнь.

А ведь другой не будет…

А вот это он хорошо знал. Два года… Два года он пережидал собственное одиночество. Или больше? И одиночество началось давно, когда семья превратилась в имитацию семьи?.. Переждать… Пережить… Перейти из этой жизни в другую.

Добрую, счастливую. Выбери себе жизнь и живи.

– Ты вспомнишь, – произнес он.

– Думаешь?

– Уверен.

– Когда буду готова… До этого… До этого дожить нужно.

– Кто бы спорил.

Олег легонько подошел к карнизу, снова осторожно посмотрел вниз. Вернулся, тихо сказал: «Пошли!» – и первым спустился в черный провал люка.

Глава 19

Дальше были коридоры. Темные и пустые, словно катакомбы.

Мужчина и девушка двигались едва слышно, замирая при любом шуме. Спустились на второй этаж. К счастью, на первом пролете никто не маячил, омоновцы стояли ниже, у самого выхода. Слышно было, как они разговаривают. Олег сделал шаг вниз и тут же метнулся назад, присел за перилами, увлекая за собой девушку.

Фигура в камуфляже вынырнула из коридора цокольного этажа.

– Никого, – сообщил он, двигаясь на выход.

– А чего там вообще хорошего? – спросили у него.

– Склады. И пара кабинетов.

– Начальственные, что ли? Они что, себе местечка получше, чем цоколь, не подыскали?

– Да не, там что-то вроде костюмерной. Видно, для шлюх: костюмы как в театре, парики, плетки какие-то, ну, не такие, какими дух вышибить можно, а как в кино… Там же, наверное, их и «топчут», только не клиенты, а братанки, задаром, им положено.

– Суки…

– Кто? Давалки?

– Да вообще… Суки все… Тут пашешь как конь, а зарплата… А эти… Плюну на все и в охранники к ним подамся. Хоть в этот кабак… Без жорева и порева, думаю, здесь сидеть не стану…

– Дурак ты, Серый… Сегодня – жорево, завтра – баланда. Оно тебе надо?

– Дурак не дурак… Тут вся жизнь как баланда… А где Костика потерял?..

– Да щас выйдет. Там выпивки и жрачки – немерено.

– Ты чего, окосел – на задании?

– Всякое задание когда-нибудь кончается. Тут уже всего ничего разобраться осталось. Сменимся – и гуляй банда! А у тебя есть на что? То-то… И у меня нету. А тут той жрачки – хоть попой ешь!

– Погоди… Стецко сказал, «Гарпун» вводят с «Неводом».

– Вот и славно: повеселимся! А веселиться на трезвую голову – это хуже, чем телке насухую вставлять, уразумел, молодой?

– Ладно. Хозяин барин. Ты – начальство, тебе виднее.

– Вот именно.

– Не озябли, шнурки? – Костик вышел из цокольного слегка навеселе. На плече висела сумка, основательно тяжелая. – Приложитесь, пока Бурбон не видит.

– А где он?

– Да все в зале, где же еще. Посетителей этого борделя сеет. Ты же знаешь, он любитель.

– Бурбону бы в НКВД работать – цены б ему не было!

– Ты брось, Бурбон – на своем месте. Ты стакан-то захватил?

– А как же!

– Так, пацаны. По сто пятьдесят, и не больше. Уразумели?

– Как скажешь.

– Уже сказал.

– Тогда разливай, чего зря воздух молотить?

Омоновцы затихли.

Олег сделал девушке знак рукой: вниз. Они спустились в цокольный этаж. Здесь горело тусклое дежурное освещение, все двери были распахнуты. Они заглянули в одну комнату, в другую.

– Ну и как мы отсюда выберемся? На оконцах решетки – только танком такие своротить, – сказала Аля. – Да и ты в такое не пролезешь.

– Годы. Толстый стал.

– Зато не ленивый.

– Не. Не ленивый. – Олег пододвинул к оконцу ящик. – Слушай, а ты и вправду классно стреляешь?

– Да. Мастер спорта.

– Какие люди и без охраны… Забирайся сюда. – Он протянул девушке руку.

– Ну?

– Смотри. «Ниссан» видишь?

– Это не «ниссан», это «тойота».

– Да нет, Алька, там, у скверика. Метров сто до него.

– Ну вижу.

– В бензобак из пистолета – слабо?

– В бензобак?..

– Ты чего, слышишь плохо?

– Хорошо слышу, только…

– Без вопросов. Только ответы. Попадешь или нет?

– Постараюсь.

– Постарайся. Очень постарайся.

– А вдруг там сидит кто-то? – Никого там нет. – Откуда ты знаешь?

– Я же просил: никаких вопросов, – раздраженно произнес Олег. – Считай, интуиция.

– Тут стекло в окне.

– Ну, это дело поправимое…

Подошел к выходу из коридора, прислушался. Видно, служивым спиртное пошло как нектар; слышался веселый говор, смех; кто-то рассказывал о последнем любовном приключении, нарочито привирая, его ловили на слове, он гнул свое… Короче, Юстас Алексу разрешил расслабиться.

– Ну что там? – спросила Аля, когда он вернулся.

– Бойцы вспоминают минувшие дни… Все идет по плану. – Гончаров нагнулся, обмотал тряпкой кулак, встал на ящик и одним коротким резким ударом проломил стекло. «Крэк» – звук был глухой.

– Ну ты даешь. А у меня сердце в пятки провалилось: думаю, звона будет…

Знаешь, я почему-то очень стала бояться шума. Особенно резкого.

– Это нервы. Потом пройдет.

– Думаешь?

– Ага. Когда-то я от выхлопа авто падал на землю и искал рукой ствол… Белым днем, в центре города… Потом прошло. С «глушаком» тоже попадешь?

– Я же говорю: постараюсь. – Аля деловито достала оружие, прикинула в руке, стараясь почувствовать центровку.

– Ну и как?

– Отлично сбалансирован. Даже с этой «трубой».

– За что боролись… Пистоль этот штатовцы для шпионов работали, факт. Где бензобак у этой колымаги, знаешь?

– Ага. Однажды меня на таком катали.

– За город? Пикничок? Банька? – Не болтай под руку…

– Виноват. Исправлюсь.

Алена прицелилась, держа оружие двумя руками. Нежно, плавно спустила курок.

Хлопок, пистолет подпрыгнул в руке.

Было видно, как пуля искоркой чиркнула по металлу автомобиля.

– Чуть правей и ниже… – прошептал Гончаров. Девушка вдохнула, выдохнула, снова плавно, медленно навела ствол.

* * *

Вспышка полыхнула в полной тишине, осветив ночь, будто алая сигнальная ракета; грохот взрыва разметал пламя, разваливая машину. Мужчина и девушка замерли.

– Да! – довольно выкрикнул Гончаров, увидев, как все четверо омоновцев, стоявших у выхода, бросились к взорванному автомобилю. Резюмировал:

– Менты – они как дети… – Повернулся к Алене. – Быстро!

Пробежали по коридору, выскочили из дверей, метнулись вдоль здания, скрытые его тенью… Впереди был скверик.

Машину с потушенными габаритками они не видели и вышли бы прямо на нее… Но тут из-за угла выехал «луноход», Гончаров толкнул девчонку, ничком упал на нее.

«Уазик» проехал метров двадцать и остановился. Оттуда выпрыгнули служивые с автоматами на изготовку. И тут – завелся мотор стоящей в тени деревьев «Волги».

Сквозь острые кусты Олег увидел в свете фар «лунохода», мазнувших по ветровому стеклу, сидящего рядом с водителем грузного мужчину.

– Ой! – вскрикнула Аля, подняв голову.

Олег зажал ей рот ладонью, но девушка с неожиданной силой вырвалась, пытаясь направить на «волжанку» пистолет. Автомобиль на большой скорости выкатился задом из сквера, выехал на дорогу, на газах развернулся и умчался в ночь.

Вслед ему прогрохотали две автоматные очереди. Завелся мотор «уазика», «луноход» тронул с места, но тут же остановился. Видимо, водитель понял бесперспективность преследования: у черной «Волги» был явно форсированный мотор, да и коробка передач переделана – с места она ушла на четвертой задней скорости. Было видно, как офицер что-то кричит в рацию…

Алена лежала, сжавшись в комок, закусив кулак до крови. Плечи ее сотрясала дрожь, Олег сжал ее крепко и не отпускал до тех пор, пока тело ее не обмякло.

– Только не плачь, пожалуйста, не плачь…

– Это… Это был он, там, в машине… Тот, со шрамом…

– Дьявол! – выругался Олег.

Замер, пытаясь что-то вспомнить. Лицо этого человека… Оно было ему тоже знакомо… Но поймать это неуловимое ощущение никак не удавалось. Гончарову подумалось, что, если бы он увидел мужчину из автомобиля еще раз, он бы вспомнил, непременно вспомнил! Он его видел раньше? Кажется, да… Вот только когда и где? Олег прикрыл глаза… Лица, лица калейдоскопом неслись из памяти, сотни, тысячи, десятки тысяч лиц… Скольких же он повстречал за последние «судьбоносные» годы?.. А лицо этого он видел… Ну да, он не помнит, когда и где, но при дневном свете! Или в другой одежде? Нет, никак!

– Дьявол, – сквозь зубы повторил Гончаров.

– Что он дьявол – это точно… – прошептала девочка.

Олег поднял голову, огляделся. Все наличные силы милиции и ОМОНа кучковались вокруг взорванного автомобиля. Аля тоже смотрела туда.

– Слушай, – прошептала она. – А вот интересно, что бы сказал тебе и мне человек, машину которого мы превратили в кучу железа.

– Ничего. Он бы одобрил.

– Ты знаешь владельца?

– Ага.

– Какой-нибудь крутой?

– Очень крутой.

– А кто?

– Я.

– Ну ты ще-е-едрый… Слушай, ты что, миллионер?

– Остатки былой роскоши. Гори они огнем!

Белый «форд-скорпио» выскочил из уголочки на запредельной скорости, сержант-омоновец отреагировал адекватно; очередь из «калаша» вырвала перед автомобилем фонтан асфальтовых брызг. Взвизгнули тормоза, «форд» крутнулся на месте и неловко, боком впилился в «луноход». Бойцы бросились вынимать незадачливых пассажиров. Все они, включая водителя, были пьяны в полный Тарарам; где они наливались – неведомо, но о разборке у «Валентина» вряд ли чего слыхали и направились сюда продолжить веселье и оторваться по полной программе…

Оторвались не они. Бойцы, злые как черти, выдергивали гуляк из авто, методично прикладывали о капот собственной машины и укладывали рядком, не забыв наварить дубинкой, которая по полному недоразумению прозывается «резиновой», по затылку каждому.

До улочки, которая казалась совсем пустой, было метров двадцать, не больше.

– Рванули! – шепотом приказал Олег.

Пригнувшись, они скользнули за кустами; из «лунохода» их не заметили, а бойцы – тех от дела оторвать было бы сейчас труднее, чем быка от красной тряпки…

Проскочив открытое пространство, мужчина и девушка свернули в проулок, пробежали проходной двор и растворились в вязком предутреннем тумане.

Красу было погано. Так погано, что и не передать. Судьба в последнее время взялась шутить с ним злые шутки. Впрочем, других он за этой теткой и не помнил.

По крайней мере, по отношению к себе.

Забавно. Ха-ха. Ну да… Жизнь – штука забавная, но вредная. От жизни умирают.

Чаще – безвременно. Да. Безвременно умирают как раз те, кто не сумел вписаться в изменившееся время. В изменившийся мир. Или создать свое время и свой мир. Бред.

* * *

– Черт! Как все некстати! – Он вставил сигарету в расщелину рта, чиркнул кремнем.

– А от ментов ушли мастерски! Они ждали на Соколовском бульваре, а мы проскочили проулками. Если бы «Невод» уже опустили, такого везенья бы не было.

– Везенье? Но этих двоих, Куклу и Одиночку, мы упустили.

– Сейчас упустили, потом наверстаем.

– Некогда наверстывать. Если их повяжет ОМОН…

– У меня такое чувство, босс, что не повяжет. Этот мужик – парень еще тот, я же говорил.

– Тот, этот… Через час-полтора будет Лир. Что делать станем? Стреляться?

– Зачем? Нарисуем портрет этого паренька, и начнется обычная оперативная работа.

– В обычной оперативной работе все карты – на руках у организованных официальных структур.

– Не всегда. Да и что знают эти структуры? Пока у них на руках рассыпанная колода, и ничего больше. В которой не хватает оч-ч-чень многих листов.

– А ты красноречив, Котин. Как это я раньше не замечал?..

– Куда рулить-то, босс? – перебил тему Наблюдатель.

– На Донцова. Будешь фоторобот составлять.

– Понял. – Помолчал, спросил:

– С машиной что делать?

– Выбросить.

– Прямо сейчас?

– Ну не ехать же на ней в Центральную. Или ты думаешь, Лир душевно поблагодарит нас, если его встретит бригада костоломов здешнего спецназа?

– Было темно. Они вряд ли заметили номера. А черная «Волга» ночью…

– Ты не выспался, Котин. Или устал. Черная «Волга» ушла от них на скорости хорошего гоночного автомобиля. Стоит любому, кто усомнится, открыть капот…

– Разве спецназ когда-нибудь сомневается?

– В спецназе разные люди работают. Каждая контора желает иметь у соседей-смежников «глаза» и «уши». Которые поставляют информацию «мозгам», а «мозги» на то и поставлены, чтобы думать. От машины избавишься, и жду тебя немедленно. Понял?

– А чего тут понимать…

– Ты понял, Котин?

– Выполнять.

– Высади меня на перекрестке.

«Волга» притормозила, вильнула к обочине и, едва человек со шрамом хлопнул дверцей, умчалась во мглистую, уже готовую смениться пасмурным темным утром ночь.