Текст книги "Долго ли?"

Автор книги: Петр Боборыкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

XXXII

Свежий воздух обдувал лицо Луки Ивановича, но голова его не поднималась; она была опущена еще ниже, чем два часа перед тем, когда он шел за гробовыми дрогами «собрата» на кладбище. Нестерпимо стало ему в кухмистерском мезонине; даже он, после стольких горьких дум и испытаний, не ожидал подобного финала. Теперь его не жгло и не мозжило, как тогда, когда он стоял у окна в гостиной Юлии Федоровны и глядел на ночную вьюгу; нет, но его давила тупая боль: острое чувство обиды и бессилия переходило в хроническую скорбь. Но не должен ли он считать себя еще избранником в настоящую минуту уже за то, что он идет в свою квартиру, а не в «номер» долговой тюрьмы, где товарищем его состоит верблюжий армяк – за то, что он на ногах еще, а не лежит в еловом гробу, на ободранных дрогах? Сегодня – да, а завтра, через неделю, через год, через пять лет? Где, в ком и в чем найдет он поруку, что не попадет он туда же, где сидел спущенный в могилу Платон Алексеич, что не выкупит его за сто рублей такая же «избавительница», что не кинется он хватать ее за колена, что не умрет он также безвременно и жалко, что не справят по нем такие точно поминки водкой и пивом, что не будут на поминках распоряжаться такие же товарищи «по номеру» и не станут уклончиво отмалчиваться более приличные собраты, слушая нахальное вранье первой попавшейся Прасковьи Дмитриевны?

Все эти вопросы прошли в его голове скоро-скоро и так отчетливо, с такой логикой правды и возможности, что он невольно остановился посреди дороги и закрыл глаза.

– Ваше высокоблагородие… – раздалось позади его, – позвольте на пару слов!

Лука Иванович вздрогнул и быстро обернулся от одних звуков голоса. Увидал он в двух шагах от себя небольшого роста человека, совсем желтого, с впалыми, тоже желтыми глазами, в суконном старом картузе, без всяких признаков белья, в желтоватом летнем пальто-сак и смазных сапогах, поверх которых болтались похожие на нанковые штаны. Шея у него обмотана была пестрым засаленным шарфом.

Голос, заставивший Луку Ивановича вздрогнуть, терялся еще в самой гортани: до того он был глух и сипл.

Оглядев незнакомца, Лука Иванович взялся в кармане за портмоне, чтобы достать гривенник.

– Не изволили меня признать, господин Присыпкин? – незнакомец пододвинулся еще на один шаг.

– Извините… – начал было Лука Иванович, приходя в невольное смущение.

– Болезнь и все прочее так меня отделали. Я вас сейчас приметил на похоронах и поджидал нарочно… туда я на поминки не ходил… сами изволите видеть, какой у меня туалет… Другим господам литераторам было бы, пожалуй, зазорно.

– Вы?..

– Писатель Тульский!.. Изволите помнить, – первые мои шаги поощряли?.. Я через вас и в печать попал. Конечно, по моему безграмотству не следовало бы соваться, а уж раз попадешь на эту зарубку…

– Это – вы! – вскричал, перебивая его, Лука Иванович. – Быть не может!..

– Павел Осипов Тульский… без обмана вам говорю-с… С тех самых пор, – и-и Боже мой!.. чего не было!.. Знаете, Лука Иванович, так, кажется, вас величать, повторяю, в сумеречки, сидя без свечи, стишок такой:

Братья писатели, в вашей судьбе-с

Что-то лежит роковое-с!

Оно как будто и полегчает…

И он засмеялся отрывистыми болезненными звуками.

– Но это невозможно! – словно про себя, воскликнул Лука Иванович. – Расскажите мне, пойдемте!

– Нет-с, благодарю сердечно, вам со мной идти будет конфузно. Я на пару слов… Вы – доброй души человек… Дело мое немудреное. Уж долго ли, коротко ли я маялся, про то я не стану расписывать. Только в первый самый раз обратился я к обществу… вы изволите состоять членом?

И глаза его тревожно остановились на Луке Ивановиче.

– Да, я – член.

– Благодарение угодникам! Так вот, в первый самый раз попросил… А проживал в те поры на хлебах из милости в доме Вяземского, у такого артиста, который перевоспитывает краденых собак-с.

– Что-о? – почти с ужасом закричал Лука Иванович.

– Верьте слову, такая индустрия есть: каждую собаку переделывает и по наружности, и по характеру ее. Вот у такого я артиста и проживал… в помощниках… Не извольте смущаться – по крайности сыт! Ну, просил – дали. Даже совсем было справился – захворал, желтуха: сами изволите видеть, какая у меня физиогномия. И с той поры не могу выбиться – шабаш! Господин Присыпкин, у всякого своя амбиция! Хоть из своих по званию сотоварищей, а стыдно клянчить, ей-же-ей!.. Кабы у нас такое товарищество основано было – ну, другое дело… а то – хотят дадут, хотят нет; да и дадут-то, не встанешь как следует на ноги, и опять пошло то же хождение души по сорока мукам!..

Лука Иванович так ушел в рассказ «собрата», что забыл даже, где он в эту минуту. Ему все хотелось прервать его и крикнуть: "довольно! вы пересолили, вы слишком актерствуете; в жизни так не бывает, не злоупотребляйте подмостками!"

Но он поднял голову, и посреди грязного тротуара, на пустынной кладбищенской улице стоял он не пред актером, а пред настоящим… писателем Тульским, которого он когда-то "поощрял".

– Что же я могу? – вскричал он, беря его за руку.

– На днях ожидаю посещения-с из общества, но наипаче надеюсь на вас. Скажите слово благородного человека: оно будет покрепче, чем по должности рапорт… Простите великодушно, что обеспокоил… Я потерплю и еще недельку… желудок у меня точно у жвачку жующих: верблюжьи свойства имеет… Да и весело мне намедни стало: читаю в ведомостях, Лука Иванович, как у одного господина обыск был по какой-то любовной истории; судебный-то следователь его и спрашивает: "вы-де кто такой?" А тот ему: "я-де ремеслом литератор". Так и прописано-с. Как только я это самое слово – «ремесло» прочел, даже вслух рассмеялся… Прежде бы оно ни с чем не сообразно было, а теперь – в самый раз!.. Коли другие мастеровые без работы сидят, из больницы вышедши, так что ж нашему брату обижаться?.. Простите за глупую болтовню!..

Он приподнял высоко картуз и силился улыбнуться.

– Значит, у вас и неделю-то нечем прожить? – стремительным шепотом спросил Лука Иванович, близко подходя и схватываясь за бумажник.

Тот только повел плечами.

– От сотоварища не обидно, – шепнул Лука Иванович, сунув ему что-то в руку, и быстро повернул в переулок.

Это была его зелененькая.

ПРИМЕЧАНИЯ

Впервые напечатано: «Отечественные записки», 1875, № 10.

Публикуется по изданию: Сочинения П. Д. Боборыкина. СПб. – М., 1886, т. XI.

Дополнительный интерес повести, рисующей положение русских литераторов-поденщиков в пореформенную эпоху, придает беллетризованный «отчет» о похоронах известного русского критика и поэта Аполлона Григорьева (1822–1864).

Стр. 325. «Шведка» – порода небольших, но крепких лошадей.

Стр. 327. Спенсер – вид модной в середине XIX в. верхней женской одежды.

Казакин – верхняя мужская и женская одежда у украинцев и русских в XIX – начале XX в., представляющая собой короткий кафтан, сшитый в талию, со сборками сзади.

Стр. 332. Каменный театр – см. примеч. к с. 304.

Второе Парголово – ближайший пригород Петербурга, железнодорожная станция по Финляндской дороге.

Киссинген – известный бальнеологический курорт в Баварии.

Стр. 333. Прокуратить – проказить, бедокурить (обл.).

Стр. 335. Апраксин двор – торговые ряды в Петербурге, где постоянно шла распродажа товаров по сниженным ценам (ныне большой универсальный магазин).

Стр. 337. Белло (Бело) Адольф (1829–1890) – французский писатель, автор бульварных романов, имевших скандальный успех благодаря своим фривольным сюжетам («Девица Жиро – моя жена», «Огненная женщина» и др.).

Стр. 342. Красненькая – десятирублевая ассигнация.

Стр. 356–357. ЧиновникV-го класса – статский советник по действовавшей в дореволюционной России табели о рангах.

Стр. 359. «Кантонист» – солдатский сын, числившийся со дня рождения за военным ведомством; здесь: человек «низкого» происхождения.

Стр. 376. Бенедиктинец – член католического монашеского ордена, основанного около 530 г. Бенедиктом Нурийским в Италии.

Стр. 379.«Ты царь, живи один – дорогою свободной…» – неточная цитата из стихотворения А. С. Пушкина «Поэту» (1830).

Стр. 386. Парадер – строевая верховая лошадь для парадов.

Подъездок – молодая или запасная лошадь, которая иногда, в перемену, ходит в упряжи или под седлом.

Стр. 391. Племя Адэхэ – адыге, самоназвание кабардинцев, адыгейцев и черкесов.

Стр. 397. «…толцыте и отверзится вам!» – цитата из Евангелия от Луки.

Стр. 403. Капитан Копейкин – главный герой «Повести о капитане Копейкине», представляющей собою часть поэмы Н. В. Гоголя «Мертвые души»; здесь: проситель.

Стр. 413. К Святой – т. е. к Пасхе.

Фактор – распорядитель всеми работами в типографии.

Стр. 414. Гинецей – в Древней Греции женская половина в задней части дома.

Стр. 431. Песнь о рубашке – стихотворение английского поэта Томаса Гуда (1799–1845) «Песня о рубашке» (1843, рус. перев.– 1860), рисующее тяжелый труд швеи и приобретшее благодаря своему обличительному пафосу широкую известность в России.

Стр. 436. Бедный Платон Алексеич. – В главах XXX–XXXII описаны похороны Аполлона Александровича Григорьева, состоявшиеся 25 сентября 1864 г. в Петербурге. Боборыкии вспоминал: «И вот мы узнаем, что Аполлон Григорьев скоропостижно умер, только что выйдя из долгового отделения, которое помещалось тогда в Измайловском полку. Эта „Яма“ (как в Москве еще тогда называли долговое отделение) была довольно сильным пугалом не только для несостоятельных купцов, но и для нашего брата писателя. Было что-то унизительное в этом лишении свободы из-за какого-нибудь векселька, выданного хищному ростовщику. Григорьев тоже оказался жертвой своего хронического безденежья. Эти писательские похороны и памятны мне как нечто глубоко печальное. Я их отчасти описал в моей позднейшей повести „Долго ли?“, где я коснулся тяжелой доли пишущей братии» (Воспоминания, т. I, с. 394–395).

Стр. 439. …юркий, суховатого склада брюнет, в беспорядочной прическе, с шершавой бородкой, в армяке из желтого верблюжьего сукна, подпоясанном черным ремнем с насечками. – Ср. с мемуарными записями Боборыкина о похоронах Ап. Григорьева: «…выделялся своей курьезной фигурой Лев Камбек, стяжавший себе в начале 60-х годов комическую репутацию. Он был одет в поддевку из бурого верблюжьего сукна и смотрел настоящим „мизераблем“, но все еще разглагольствовал и хорохорился» (там же, с. 395).

Стр. 440. Художник Карпатский. – Имеется в виду, по воспоминаниям Боборыкина, "художник Бернардский, когда-то талантливый рисовальщик, которому принадлежат иллюстрации в «Тарантасе» гр. Соллогуба и «Путешествии madame де Курдюков» (там же, с. 395).

Адмиральский час – т. е. время выпить и закусить; это шутливое выражение идет со времен Петра I, когда заседания Адмиралтейств-коллегий заканчивались в одиннадцать часов утра, после чего начиналась пора обеда.

Канареечка – бытовавшее в то время просторечное название рублевой ассигнации.

Зелененькая – трехрублевая ассигнация.

Стр. 441. …какой-то толстенький человек в мохнатом пальто (Лука Иванович признал в нем актера)… – Имеется в виду, судя по воспоминаниям Боборыкина, артист московского Малого театра П. В. Васильев (1832–1879).

…обширная дама – летсильно за пятьдесят – в пестрой шали и шляпе с пером. – Ср. в воспоминаниях Боборыкина: "Выкупила его (Ап. Григорьева. – С. Ч.) (не совсем с бескорыстной целью). известная всему Петербургу «генеральша» (вдова адмирала) Бибикова. Она внесла за Григорьева долг с расчетом на приобретение дешевой ценой его сочинений. Но когда мы шли с нею с похорон Григорьева, она мне рассказала историю своего «благодеяния», уверяя меня, что когда она выкупила Григорьева, то он, идя с ней по набережной Фонтанки, бросился перед ней на колени" (Воспоминания, т. I, с. 394–395).

Стр. 443. «И об одеждах его меташе жребий» – цитата из Псалтыри.

Стр. 445. «Братья-писатели, в вашей судьбе-с…» – искаженная цитата из стихотворения Н. А. Некрасова «В больнице» (1855).