Текст книги "Инфернальный реквием"
Автор книги: Петер Фехервари
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)
Иона стремительно влетел в кромешный ад оглушительного света и ослепительного рева: все его чувства перепутались в нечто абсурдное, сбросив оковы реальности. Проносясь между титанических обручей, которые вращались вокруг него, словно изогнутые клинки, он чувствовал запах воздушного потока и ощущал вкус аномалий, выплетаемых из пустоты движениями колец. Тайт увидел горько–сладкие противоречия, которые громогласно молили о существовании, – и услышал, как они развертываются обратно в неестественно яркое забвение. Какофония отзывалась в крови Ионы, побуждая ее полыхнуть и поменять плоть хозяина ради новых возможностей и способностей. Неверно истолкованные иллюзии мелькали рядом с Тайтом, хихикая и стеная. Колеблясь подобно маятнику между бытием и небытием, они мыслили и становились немыслимыми, чтобы освободить место для новых, и новых, и…
Калейдоскоп бреда резко оборвался. Все закончилось в тот самый безупречено выверенный миг, когда Иона занес ногу над порогом безумия. Грохот механизмов постепенно ослаб, как и поток впечатлений. Как только ошеломленное сознание Тайта оправилось, он попытался разобраться в том, что окружало его, хотя здравый смысл и восстал против такой идеи.
Иона стоял на краю исполинского кристаллического диска с серебряными прожилками, который висел в пустоте, медленно поворачиваясь в горизонтальной плоскости. Далеко за пределами круглой площадки вертелись громадные концентрические обручи из металла, пересекавшие горизонт. Тайт отчетливо различал только три ближайших к нему кольца, но знал, что всего их девять, поскольку однажды уже видел модель этого устройства.
«Даже уменьшенная, бесконечность охватывает все», – сказал его злейший враг в Истерзанном Святилище, когда Иона зачарованно смотрел на копию механизма. Хотя недруг говорил правду, это не подготовило Тайта к столкновению с неуменьшенной машиной. Увидеть ее значило понять, насколько мизерны и тщетны любые человеческие деяния. Возможно, планетарий Последней Свечи послужил семенем, из которого взросло адское устройство, но Иона сомневался, что адепты секты узнали бы свое творение в нынешнем виде.
«Я упал сквозь них», – понял Тайт, рассматривая вращающиеся обручи. Несомненно, вероятность того, что человек может проскользнуть через кольца, не расплющившись об одно из них, стремилась к нулю. Иону не удивило, что он избежал такой участи. Его вело предназначение.
– Сестра Женевьева! – крикнул Тайт, после того как оглядел кристаллическую платформу и никого не отыскал. Очевидно, машина отвергла целестинку. – Прости, сестра. Мне следовало прийти сюда одному.
Площадка оказалась совершенно гладкой, за исключением тонкого шипа, который вытягивался над ее центром и состоял из того же кристалла, что и поверхность. Вокруг него обращались девять больших призм. Плывя по воздуху, они испускали разноцветные лучи в небо, скованное движущейся клеткой.
– Где ты, Ведас? – вызывающе произнес Иона, направляясь к шипу. – К чему тянуть? – Выхватив том из–под одежды, Тайт воздел его, будто священное писание. – Я принес твою книгу!
Платформа замерцала – прожилки в ней вспыхнули сине–фиолетовым светом. Сияние словно бы сдернуло завесу с мира, показав Ионе, что он здесь не один. Ближе к центру стояли на коленях сотни людей, опоясавшие шпиль девятью сужающимися концентрическими кругами. Обратив лица вверх, незнакомцы держались с соседями за вытянутые руки.
– Книга твоя, – нараспев произнесла толпа, но слова хоровой речи донеслись не по воздуху, а через толщу кристалла. – Так было всегда. – Голоса принадлежали мужчинам и женщинам, молодым и старым, однако звучали они одинаково равнодушно. Тайт не сомневался, чей разум управляет ими. – Своими глазами, рукой и всем сердцем, – продолжили создания, – ты соткал твой мир из твоих слов, Зеркальный Странник.
Застыв, Иона присмотрелся к ним. С такого расстояния он не мог разглядеть существ как следует, но их неподвижность казалась нечеловеческой.
– Ты обманул меня! – рявкнул Тайт.
– Я ответил тебе, – отозвалась паства. – Дал тебе то, в чем ты нуждался.
– Я просто хотел, чтобы мне заплатили, порченый ты ублюдок! – Иона бросился вперед. Гнев вспыхнул в нем так неистово, что испугал самого Тайта. – Я просто хотел свалить с моей удушенной ночью планеты!
– Неважно. Душу подпитывает то, что тебе нужно, а не то, чего ты хочешь.
– Не смей решать за меня, черт подери!
– Я говорю лишь о том, что вижу, – настаивал хор. – Точно как ты, когда творил слова кровью, пером и духом, друг мой.
– Мы не друзья!
– И все же я твой друг, Иона Тайт, ибо мы разделили одно мытарство. Самые крепкие узы куются в страдании, особенно если принять его добровольно.
– Я ни о чем из этого не просил!
– Но ты спросил: «Почему?»
– Что? – Иона сдвинул брови. Его ярость отступила, застигнутая врасплох.
– Почему? – повторил хор. – Почему погиб твой мир? Почему так вышло с твоей сестрой? Тебе нужно было разобраться в Хаосе, Иона Тайт. Я дал тебе орудия и стойкость, необходимые для попытки.
Подойдя к первому кольцу молельщиков, Иона увидел, что на их белых одеяниях вышито Осиянное свечами Око Истины. Судя по всему, сотрудники и ученики схолы избежали судьбы других жителей Веритаса, но рок все же не пощадил их. На лице каждого человека пучился единственный глаз, обрамленный складками плоти, которые образовались из остатков прежних черт. Нос, губы, щеки – все отползло в стороны, освобождая место для нового органа зрения, огромного и немигающего. Толпа циклопов пристально смотрела вверх.
Проследив за их взором, Тайт осознал, что в бездне над ним пылает круговорот образов – зазубренное текучее полотно, склеенное из обретших разум метафор, каждая из которых мучилась собственной значимостью. Предвестия невоспетых чудес состязались там с мрачными предзнаменованиями еще не прозвучавших темных песен, корчась в спазмах несочетаемых переплетений, что объединяли их в безудержную дисгармонию. То была схема освежеванной души, на которой каждую искорку злобы подзуживали рассказать свою историю, а любой изъян возвеличивали и приглашали потанцевать.
– Здесь есть закономерность, – нараспев произнесла паства, лишенная ртов. – Приливы и отливы имматериума подчиняются логичным правилам, однако любой творец должен искать везде и всюду, чтобы различить их – и лишь тогда ему удастся создать нечто свое.
«Вот зачем тебе понадобилось столько глаз», – предположил Иона, вспомнив, как его враг – зависимый безумец, никакой не творец, – не мог отвести взор от машины. Несомненно, все рабы–циклопы подчинялись Ведасу, служа его цели каждой клеткой своего существа. Но даже набрав себе помощников, даже заполучив сотни, тысячи, миллионы подобных созданий, он не достиг бы успеха.
– Свечной Мир предоставляет уникальную точку зрения на головоломку, – хором произнесла толпа. – Он резонирует с Морем Душ, как ни одно из ранее исследованных мною мест. Вот почему символы здесь обладают таким могуществом. Вот почему они способны воплощаться и ходить среди людей. Я ощутил это в ту же секунду, как ступил на Перигелий. Весь архипелаг – оптическая линза, направленная на тонкий мир, а Планетарий – ее фокусирующая призма.
– Зря тратишь время, – бросил Тайт, оторвав взгляд от грандиозного кошмара в небесах. – Ты таращился в выгребную яму.
– Значит, это выгребная яма наших душ! – Последовал многоголосый невеселый смешок. – Но ты ошибаешься. Там, где ты видишь Хаос, я замечаю Порядок.
– Ты слишком долго смотрел туда.
– Достаточно долго, чтобы понять: твое высказывание лишено смысла. Время – не то, чем ты его воображаешь.
– Сто тридцать одна тысяча шестьдесят девять дней, – с горечью сказал Иона. – Реальных, а не воображаемых.
Он начал подсчет в первую ночь своей охоты, но никогда прежде не называл число вслух.
– Триста пятьдесят восемь лет, – отозвался хор, без запинки переведя сутки в годы. – Минули в одно мгновение для пробужденного разума.
– Я прочувствовал каждый из чертовых дней!
– Иначе они оказались бы бессмысленными. Я тоже ощущаю груз моего опыта, утяжеленный жизнями всех вариантов меня, – множественным восприятием, что отражается в бесконечности миров, не тускнея ни на йоту. Ничто никогда не теряется.
– Тогда где она? – требовательно спросил Тайт, шагнув к первому кругу молящихся. К отвращению своему, Иона увидел, что их соединенные руки срослись кистями, образовав неразрывную цепь. – Где моя сестра? Что ты с ней сделал?
– Ничего.
– Мне нужна истина! – взревел Тайт, опуская меч на пару сплетенных рук.
Потрескивая разрядами энергии, клинок разрубил плоть и кристаллизовавшиеся кости. Рассеченные конечности раздробились, словно промороженные насквозь, а из раны вместо крови брызнула радужная эктоплазма. По плечам созданий поползли тонкие трещинки, однако и тот и другой остались недвижимы. Зарычав, Иона обезглавил левого раба, крутнулся на месте и снес голову правому.
Убитые циклопы по–прежнему стояли на коленях, но линии раскола протянулись с их тел к соседям. Черепа следующих за ними существ разбились с резким звоном, будто стеклянные, и цепная реакция уничтожения помчалась по кругу в обоих направлениях.
– Хватит лжи! – крикнул Тайт, направляясь ко второму кольцу паствы. – Открой мне истину, или я перебью их всех!
– Так ты ничего не изменишь, – спокойно сказал хор, безразличный к бойне. – Я не приносил смерть твоему миру, Иона Тайт. – Последовала пауза. – Как и твоей сестре…
Иона замер с занесенным мечом.
– Мина мертва? – прошептал он.
– Как ты всегда знал, но отказывался принять.
– Это не… Я не…
– Взгляни и увидишь сам.
– Нет… Я…
– Смотри! – приказал хор.
Осознав, что выбора нет и не было, Тайт поднял глаза к небосводу, и преследовавшая его истина бросилась на добычу.
– Подожди, – говорит Иона, когда прошлое обволакивает его и утягивает в скованный ночью улей. – Не выходи сегодня вечером.
– Вернусь до комендантского часа, – отвечает Иона.
Он загоняет магазин в пистолет, не оборачиваясь к девушке, которая сидит возле закрытых ставнями окон их комнаты в жилблоке. Мина никогда не любила оружие.
– Там плохая ночь, – предупреждает себя Иона.
Улыбнувшись абсурдности своих слов, Тайт тут же испытывает стыд, поскольку его сестра не заслуживает насмешек. Она ни в чем не виновата.
– Я снова видела его, – говорит Иона, затушив окурок палочки лхо, и вопросительно поворачивается к сестре. Девушка сидит в кресле – бледная тень себя прежней, утратившая краски во тьме вечной ночи, но брату ее красота кажется нетронутой.
– Кого ты видела, Мина? – ласково спрашивает Иона.
– Изголодавшегося, – отвечает он себе, бездумно перебирая бусины сестриных четок. – Его лицо всегда скрыто в тени, но я рассмотрела глаза. Они серебряные. И он уже близко.
– Серебро – признак непорочности. – Прошагав по комнате, Тайт берет руки Мины в свои. Кисти такие холодные и хрупкие, что у Ионы болит сердце. Девушка отказывалась есть и двигаться с момента наступления Ночи. – Возможно, тебе приснился один из космодесантников Бога–Императора.
– Космодесантник? – переспрашивает он. – Ты правда так думаешь?
– Иначе никак, – отвечает он и отстраняется, не в силах больше выдерживать ее ледяное касание. – Мне нужно идти, Мина.
– Она умерла еще в первую ночь, – отрешенно произнес Тайт и закрыл глаза, узревшие истину. Его сестра оказалась среди Благословенных Проклятых, тела которых не уродовало разложение.
«Я оберегал ее. Спасал ей жизнь. Но только у себя в голове…»
– Самообман – коварнейшая из ловушек, друг мой, – отозвался хор его врага. – Ничто иное не ослепляет столь же изобретательно.
– Но потом она пропала. – Иона потряс головой, вспомнив, что ждало его дома после тайной встречи в святилище. Пустая комната, груда сброшенной одежды и послание, выложенное осколками бусин Мины: «Закончи ее».
– Лжец! – прорычал Тайт. Ударив по другой паре сросшихся рук, он запустил новую цепочку истребления. – Она пропала!
– Ты уверен?
– Ты оставил мне чертово сообщение. – Иона прошел через второй рухнувший круг паствы. – Как наживку!
– Нет, ты нашел то, чего ожидал. То, в чем нуждался, чтобы отправиться к своему предназначению.
– Ты лжешь! – Когда Тайт разрубил третий круг, ярость внутри него расправила кольца, словно пылающий змей. На клинке заплясало пламя, и сожженные им жертвы застыли угольно–черными статуями. – Ты подставил меня!
– Я услышал твой зов на небосводе и узнал тебя, Зеркальный Странник. – По мере того как сокращалось число рабов, хор звучал тише, но в его тоне по–прежнему не слышалось ни единой тревожной нотки. – Я ответил и дал тебе цель.
– Не надо, брат, – предупредил тихий голос, пока Иона шел к четвертому кругу. – Он этого и хочет.
– Мне плевать, – злобно произнес Тайт, чувствуя вкус пепла.
Его клинок метнулся вниз, описав огненную дугу, и еще двое молящихся вспыхнули. Пламя ринулось по живой цепи, превращая ее звенья в погребальные костры. Как только создания умерли, кристалл под ними потемнел до вулканической черноты, а жилки приобрели багряный цвет.
– Иона, пожалуйста…
– Ты мертва, сестра. – Тайт шагал вперед, не сводя глаз с шипа в центре. – И он тоже умрет.
Некого больше было спасать и не за что держаться, кроме неистовства.
– Гори! – прошипел Зеркальный Странник, рассекая пятый круг.
Здание под Асенатой пошатнулось от глубинной дрожи, с рокотом пронесшейся по городу. Ударил гром, тучи пошли кровавыми пятнами, и воронку смерча охватило пламя. Штормовые демоны, плывшие в воздухе вблизи от нее, мгновенно вспыхнули и по спирали понеслись к земле. Волоча за собой струи дыма, твари распадались на лету. Среди них оказалось и чудовище с серпоголовым наездником, однако тот исчез в россыпи мигающих символов, когда его скакун загорелся.
«В нашей рапсодии новая скрипка! – с упоением крикнула Милосердие. – Яростная!»
– Верно, – согласилась Гиад, не отвлекаясь от битвы у вершины горы. С удачной позиции на крыше она видела, что отряд порченых абордажников почти добрался до окружной стены собора. Существа продвигались к воротам под обстрелом, причем их вожак шел, раскинув руки, как будто приветствовал шквал снарядов. На деле же великан каким–то образом уменьшал их убойную силу.
– Что с тобой случилось, Толанд? – пробормотала Асената.
Когда бывший сержант подошел к стрельнице, три громадных жука устремились к защищающей ее турели, снижаясь под разными углами. Автопушка сбила первого на лету, быстро развернулась и изрешетила второго, но последний врезался в установку и лопнул, окатив ее фонтаном желчи. Тело насекомого при этом закрыло дуло орудия. Стайка крошечных шарообразных тварей, прогрызшая себе путь из туши, втиснулась в смотровые щели башенки.
– Ворота падут, – предсказала Гиад.
Что бы она ни надеялась совершить, ей следовало поторопиться, однако сестра по–прежнему не находила способа преодолеть заслон орды. По крайней мере, ни одного разумного способа.
– Хочешь жить? – спросила Асената, выпрямившись.
«Выпусти меня, и я покажу, как!» – огрызнулась Милосердие.
– Нет уж, или мы пойдем вместе, или вообще никак, – возразила Гиад и прыгнула с крыши.
Пока упырь с металлической ногой хромал к стрельнице, на процессию избранных обрушивались снаряды. Многие из них со стуком врезались в тело мертвеца и рассеивались красной пылью – оболочки пуль ржавели, не выдержав презрения его хозяина. Впрочем, теперь автопушка умолкла, и серьезную угрозу представляло только оружие воительниц в красном, но их отвлекали другие вестники. Каждый из трех командовал собственным отрядом порождений чумы и осаждал свой участок окружной стены.
Раздвинув мерзость, плавающую на поверхности его мыслей, вурдалак оценил битву с точки зрения солдата и понял, что переломный момент близок.
– Комса–а–а! – провыл он, хотя слово принесло ему только страдание.
Подняв глаза, мертвец увидел, что громыхающее небо покраснело. Ливень буквально вскипел, теперь его капли обваривали кожу. Хотя упырь почти не чувствовал ожогов, нечто внутри него отозвалось зову пламенной вышины и почерпнуло силы в ее ярости.
«Спаяны кровью», – вдруг вспомнило существо. Вслед за этим обрывком прошлого возник другой, такой туманный, что вурдалаку пришлось ловить его, пока он не рассеялся.
– Заы–ы–ы о уо–оы, – простонал мертвец, засовывая руку в карман шинели.
Его пальцы наткнулись на холодный металлический шар.
Ухмыляясь, Зеркальный Странник разрубил шестое кольцо молельщиков и поджег очередную живую цепь вокруг шипа. Как только у рабов лопнули глаза, искры памяти их господина распалили воспоминания самого путника, и он узрел…
…мечтателя, преданного сначала своим невыносимым честолюбием, а потом женщиной, которую он заставил служить ложному крестовому походу и обрек их обоих на путь, ведущий…
Вниз…
…ослепленного глупца, что скитается в глуши более холодной, чем способна сотворить природа, и жаждет гибели, но остается неуязвимым, ибо его сердце гонит еще худший холод по жилам вверх и…
Вниз…
…потерянную душу, которая бродит в лабиринте из своих воплощенных заблуждений и выслушивает упреки собственных спеси и дремучести, не находя дороги вперед – только…
Вниз!
Борясь с потоком тоски и страданий врага, Зеркальный Странник достиг седьмого круга и поднял меч. Из его рта вместе с презрительной руганью вылетела струя дыма.
Клинок опустился.
Небо рассекла багряная молния, нанесшая тучам кровоточащую рану. Взревев, смерч метнул в гору множество огненных шаров. В отличие от причудливого пламени, что мучило город раньше, они испепеляли все на своем пути: прокладывали выжженные полосы в рядах ходячих мертвецов и сжигали здания дотла.
Из руин выскакивали покрытые шипами демоны. Мотая вытянутыми головами, они мчались к вершине пика на сгибающихся назад ногах. Тела долговязых тварей покрывала красная чешуя, а глаза, сверкающие, как пойманное адское пламя, выдавали в них отпрысков огненной бури. Со звериным ревом они набросились на отродий чумы, разрывая их когтями или рубя зазубренными мечами. Резня замедлялась лишь в те секунды, когда кровожадным созданиям попадалось одно из тлетворных чудищ варпа.
– Так сгорает последняя завеса! – провозгласила Милосердие, когда сплетенные двойняшки приземлились на ступни–иглы. Их общее тело еще сотрясалось в корчах перерождения – мышцы выворачивались, конечности вытягивались и меняли форму.
– Ложись! – рявкнула Асената, бросая их обоих наземь.
Еще один огненный шар со свистом пронесся над сестрами и запалил дом, с которого они только что спрыгнули.
– К свету! – приказала Гиад, неловко поднимаясь на ноги. Она не привыкла управлять собой в обличье двойняшки.
– Куда ж еще? – согласилась Милосердие.
Тряхнув руками, она превратила пальцы в острые ножи и перехватила контроль над движениями тела.
Сестры помчались вверх по склону, как комета с хвостом из траурно–черных волос. Подскакивая и уклоняясь, они прорезали себе путь через осаждающую армию, перемещаясь так проворно, что никто из жертв заразы не успевал ударить в ответ. Сверху к ним стремительно метнулся хоботок, но двойняшки вильнули вбок, развернулись обратно и отсекли придаток, еще не втянувшийся обратно. Захохотав, Милосердие взмыла на плечи кому–то из упырей, оттолкнулась, закружилась в воздухе и вспорола брюхо зависшей над землей демонической мухе, которая и атаковала сестер.
При падении они пронзили ногами–шипами гигантского слизня, исторгнув из его спины гейзер какой–то мерзкой жижи. Тварь повернула голову и щелкнула челюстями, однако Милосердие уже отпрыгнула прочь, окруженная брызгами склизкой гадости.
– Трон и Терний! – хором воскликнули двойняшки, набирая скорость.
Капли телесных соков монстра слетали с их глянцевитой кожи полночно–черного цвета.
Асената позволяла Милосердию управлять ее телом, но держала сучку на коротком поводке, грозя ей параличом за отклонение от оговоренного маршрута. Сестре еще не хватало сил, чтобы забрать у Гиад всю власть над их сутью, и даже мгновенное разногласие могло погубить обеих. Милосердие была чудовищем, но не дурой. Скорее всего, она тянула время, дожидаясь, когда Асената ослабит хватку…
– Нет, дорогуша, – промурлыкала двойняшка, уловив сомнения сестры. – Мы танцуем перед концом света, так что сойдем со сцены вместе! – Взмахнув рукой по дуге, она обезглавила трех мертвецов острейшими когтями. – Кроме того, я хотела бы плюнуть на твой драгоценный огонек!
Вурдалак в черной шинели неуклюже остановился перед отводной стрельницей собора. Его господин воздел руку, чтобы наслать на ворота ржу, и раба сотрясла приятная дрожь энтропийного благословления. С ней пришло неистовое желание переродиться вслед за братьями.
«Нет… – подумал упырь, глядя в пылающее небо. – Нет!»
– Фейс-с, – прохрипел он, стараясь выдавить нужные слова, и вытащил чеку из найденного в кармане шара. – Фейс-с… пасма–аи… меня.
Обернувшись, бледный вестник безразлично воззрился на своего слугу.
– Спаяны… кровью… – прошептал Ичукву Лемарш, поднимая металлическую сферу.
– Закрыты… от пустоты… – машинально ответил Толанд Фейзт из сердцевины Воплощения. – Духом готовы…
Взрыв гранаты испепелил их обоих в неимоверно жаркой вспышке.
– Гори! – взревел Зеркальный Странник, рубя сплеча пламенеющим мечом.
Восьмой круг почитателей распался и вспыхнул. Каждое существо в нем пылало без остановки, словно объятое каким–то изначальным, первородным огнем. По круглой платформе поползли струи плавящегося вещества. В кристалле, обожженном до обсидиановой черноты, возник новый вихрь раскрытых тайн его повелителя:
Паломник роется в мусоре собственной веры, надеясь, что отыщет нечто более возвышенное, даже если цена его жизни пойдет…
Вниз…
Темный человек стоит на своем последнем пороге, глядя в лицо тому, кто еще темнее его и готов поделиться своим откровением, если только гость уступит и посмотрит…
Вниз и еще ниже…
Покаянник, сожалеющий о грехах и посрамленный, но не тем, что его грезы окончились неудачей, а тем, что ему не удалось грезить достаточно рьяно и погрузиться…
Еще ниже! Вниз и вниз, пока не останется иного пути, кроме как вверх…
Гора раскололась с гулким заунывным треском. По ее вершине побежали дымящиеся разломы, которые зигзагами ринулись вниз, расширяясь и поглощая целые здания. Сейсмические толчки сбросили в провалы тысячи ходячих мертвецов, но защитники Светильника пострадали сильнее.
Длинный участок окружной стены осыпался в только что возникшую брешь. За ним последовал другой фрагмент, и люди, оборонявшие его, скатились в лапы орды на лавине обломков. По всей куртине Свечные Стражи вопили от боли, покрываясь волдырями под кипящим дождем, и тут же умолкали, задыхаясь обильными испарениями из проломов. Все простые бойцы погибли за считаные минуты. Теперь на бастионах собора стояли только Сестры Битвы в герметичной броне.
– Дивный денек для смерти! – провозгласила Милосердие, восторгаясь светопреставлением.
Двойняшки почти добрались до стены, когда почва вокруг них раздробилась на мозаику крошечных островков. Из трещин между ними ударили струи пара, воняющего серой и злобой. Совсем рядом рухнула одна из чудовищных мух, сварившаяся в своей хитиновой оболочке, и от удара клочок грунта под сестрами начал рассыпаться.
– Прыгай! – крикнула Асената.
Они перескочили на другой островок, где хныкал гигантский слизень, пытавшийся уцепиться за что–нибудь щупальцами. Половина туши монстра свисала за край, и его шкура пузырилась от жара.
Возле двойняшек с грохотом приземлился демон в алой чешуе. Расставив для устойчивости когтистые лапы, он оскалился на сестер, и вдоль его изогнутых рогов пробежали языки пламени.
– Гори! – гортанно проревел он и взмахнул мечом.
Пропустив клинок над головой, двойняшки прыгнули на соседний клочок грунта. Милосердие ловко оперлась на ладони и, выбросив назад обе ноги, сбила ринувшегося следом врага в пропасть. Хихикая, она одним движением встала на ступни–иглы, скакнула вперед и наконец добралась до стены.
– Разве я не чудо? – спросила Милосердие, вонзив пальцы–ножи в мрамор.
– Лезь! – велела Асената.
– Души у тебя нет, сестричка!
Они взобрались по куртине, словно шипастый паук, и перевалились через край. К ним тут же развернулась ошеломленная воительница с болтером в руках.
– Стой! – крикнула Гиад, но Милосердие уже отбила оружие Сестры Битвы в сторону и вонзила когти в смотровую щель ее забрала.
– А ведь ты даже не пробовала остановить меня! – игриво пожурила Асенату ее двойняшка. Подняв женщину в броне так, словно она ничего не весила, Милосердие сбросила жертву за стену. – Не пробовала по–настоящему!
К стыду своему, Гиад понимала, что это правда. Все обитатели Перигелия и так уже были обречены на смерть или нечто худшее. Значение теперь имел только святой огонь.
Собор, по счастью, еще стоял, и его фонарная палата ярко сияла на фоне темного неба, но чумные отродья уже ползли к зданию по развалинам рухнувшего участка куртины. Их возглавляло высокое создание с женской фигурой, облаченное в ржавые доспехи, из сочленений которых сочилась слизь.
– Кающийся Рыцарь, – пробормотала Асената, узнав псевдо-Воплощение из лаборатории Бхатори.
Ее изумили признаки разложения существа: всегда считалось, что этот аватар символизирует закаленную душу целестинок, но сам вид мерзостной твари казался насмешкой над их обетами. Каких бы ужасов Гиад ни насмотрелась раньше, ничто не вызвало у нее такого глубинного отвращения, как гниющий Рыцарь.
– Как думаешь, все чудовища палатины здесь? – спросила Милосердие.
– Шевелись давай!
– Повинуюсь, моя госпожа! – Отвесив поклон, двойняшка прыгнула со стены и приземлилась на территории собора, как покрытая шипами кошка.
«Она набирается сил», – рассудила Асената, когда ее сестра помчалась к зданию.
– Верно, – согласилась Милосердие, – но я все равно донесу тебя до твоего светильничка!
Зеркальный Странник стоял перед девятым и последним кругом, в котором насчитывалось девять молящихся. Их руки вытянулись в несколько раз, чтобы рабы сумели охватить вытянутый кристалл в центре платформы, а в окаменевшей плоти возникли серебряные прожилки. В отличие от созданий во внешних кольцах, эти существа носили сине–фиолетовые одеяния, расшитые зазубренной руной Истерзанного Пророка. Чутье подсказало Зеркальному Страннику, что перед ним истинные последователи его врага, а не заколдованные прислужники. Впрочем, и эти девять учеников пожертвовали своими душами ради дела их господина.
– Ты все погубишь, брат, – предупредила путника его потерянная сестра.
– Не все погибели одинаковы, – провозгласил Зеркальный Странник, воздев меч. Его клинок превратился в язык пламени из черного железа. – Гори!
Он рассек одно из звеньев цепи, и хор пронзительно завизжал. Коллективные муки дрожью разнеслись по кристаллическому диску и громом отозвались в пустоте. Меч раскололся, однако огонь ринулся по кругу, трансформируя каждого аколита в грубо сработанную статую из обсидиана. Их глаза обернулись вулканическими жерлами, которые изрыгнули ввысь магму, окрасившую душесвод в кроваво–алый цвет.
Раскинув руки, Зеркальный Странник всей грудью вдохнул эссенцию духа своего врага и ощутил вкус…
…воскресшего мечтателя, свободного от сомнений и моральных норм, жаждущего поведать всем абсолютную Истину, – но, как бы высоко он ни вознесся, все равно опускается…
Вниз!
…начинающего творца Судьбы и Удачи, коему суждены одни неудачи, – и он становится все более злобным, чувствуя, что предназначение будет вечно толкать его…
Вниз!
…каверзного раба своей страсти, что цепляется за надежды, которых уже не питает, и прет напролом через паутину вероятностей, становящуюся тем запутаннее, чем дальше он лезет…
Вниз, вечно и неизменно вниз, ибо что еще остается?
Небо сгорало заживо, его крик понижался до рева, а красный свет Проклятия сочился сквозь круговерть бури, преображая Перигелий в абстрактный пейзаж преисподней. Из множества разломов в толще горы изливалась булькающая лава, которая текла по склонам, будто кровь, и испаряла дождевую воду. Казалось, что рухнул какой–то незримый барьер, сдерживавший воронку смерча: она повернула к пику и мчалась туда, извергая по пути огненные шары и молнии. Живые и мертвые, подхваченные воздушными потоками, вертелись и пылали вместе со штормом, поддерживая его вой своими воплями.
Когда двойняшки почти достигли цели, вся вершина горы раскололась, и большая часть собора рухнула в бездну, но светоносная башня выстояла, словно ее фундамент уходил корнями в ядро планеты.
Чувствуя, что скала рассыпается у них под ногами, Асената полностью уступила тело неимоверно проворной сестре. Милосердие весело перелетала с одной ненадежной опоры на другую, с ошеломительной точностью выбирая время прыжка и сохраняя равновесие. Ощущая свирепую простую радость мерзавки, Гиад отчасти хотела разделить ее эмоции – пожить моментом и полюбить его, какой бы ни оказалась цена.
– О, цена не важна, сестра, – подбродрила ее Милосердие, – поскольку ничего большего или лучшего ты не сыщешь!
После финальной череды скачков и пируэтов она запрыгнула на стену башни и впилась в кладку пальцами и ступнями, чтобы двойняшек не сорвал ветер.
– Ты ошибаешься, – прошептала Асената.
– Скоро узнаем, сестра, – в кои–то веки искренне произнесла Милосердие.
Мирно посвистывая, она полезла вверх.
Зеркальный Странник прошел через последний круг, не сводя глаз с вытянутого шипа перед собой. Игла осталась последним фрагментом белого кристалла на обсидиановой платформе, покорившейся ярости путника. Ее окружали восемь колец пылающих рабов – внешняя цепь рассыпалась прахом, ибо число девять утратило здесь главенствующую роль. То же самое произошло и с призмами, что обращались вокруг шипа: их осталось восемь, и теперь они вертелись с неистовством берсеркеров, испуская рубиновый свет.
+Мир принадлежит тебе, Зеркальный Странник,+ прошептал в его разуме знакомый голос. Лишенный своего хора, он звучал еле слышно, но от того не менее злобно.
– Меня зовут Иона, – сказал разрушитель. Его ярость вновь скрутилась клубком, насытившись учиненным раздором, однако вскоре ее аппетит опять пробудится.
+Так или иначе, он твой.+
– А я по–прежнему не хочу его. – Тайт догадался, что речь снова идет о еретическом томе. Иона все так же сжимал книгу в левой руке, словно дорогую ему вещь, хотя ненавидел ее сильнее всего на свете – даже больше, чем злейшего врага. Проклятый фолиант казался живым, как никогда прежде: его обложка пульсировала, будто в предвкушении чего–то. – Никогда не хотел!
+Ты не узнаешь точно, пока не закончишь его,+ не отступал несостоявшийся творец.
– А если я не стану?
+Станешь. Ты не сможешь иначе, поэтому я и выбрал тебя.+