Текст книги "Затмение луны"

Автор книги: Пэт Ходжилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

Киндри резко поднялся:

– Милорд, я благодарен тебе за оказанную мне помощь и прошу прощения, что тебе пришлось напоминать мне об этом. Если можно, этой ночью я еще останусь в твоем лагере, а завтра подыщу себе новое место.

Адрет вздохнул:

– Ох, как жестко и непреклонно. Подожди минутку, милый мальчик, пожалуйста. Это слишком серьезная тема, чтобы похоронить ее под грудой любезностей. С Торисеном в Белых Холмах что-то случилось. Насколько я вижу, он почти не спал с тех пор и совершенно не спал после Свирепой Норы. Сейчас мы всего лишь в пяти днях пути от Водопадов. Если я не буду знать, что с ним произошло, то не смогу помочь; а я думаю, он нуждается в помощи. Отчаянно нуждается.

Киндри заколебался, потом сказал:

– Прости. Это было бы слишком похоже на предательство, а мы, шаниры, честны, что бы там о нас ни думали.

Ласковое выражение на лице Ардета не изменилось, но в голубых глазах мелькнуло что-то, что заставило юношу отступить на шаг.

– Я никогда не сомневался в этом. Дорогой мальчик, как жаль, что ты родился в этом ненавидящем шаниров доме Рандиров, особенно с твоими белыми волосами. Остальные черты шаниров куда менее заметны; но в некоторых домах волосы вовсе не являются показателем. Мои вот оставались весьма приятного темного оттенка с того дня, как впервые выросли, до дня, когда мне стукнуло девятнадцать.

Киндри уставился на него. Он шагнул обратно к столу и сел, как будто кто-то подрубил ему колени.

– Я должен был догадаться. Тогда, в Невиданных Холмах, когда твоя кобыла учуяла дым сгоревшей почтовой станции, ты знал, что она слышит, задолго до того, как кто-то из нас ощутил, и я должен был понять!

– Да, это был мой промах, – безмятежно отозвался Ардет, прихлебывая вино. – К счастью, кажется, только ты обратил внимание. Да, я действительно мысленно связан с Бришни, моим винохиром. Это да мои белые волосы – вот и все признаки шанира во мне. Кроме, конечно, способности привязывать к себе людей.

– Но ведь каждый высокорожденный может это… да?

– Нет. В действительности только немногие. Лорды – те должны, а иначе они и не были бы лордами. А что, ты думаешь, удерживает Кенцират в целости?

– Я… я полагал, что воля нашего бога, хотя да, когда-то высокорожденные пользовались только связью крови.

– Это было давным-давно, во времена большего доверия. Кровные связи давали лорду-шаниру практически полный контроль над своими поддаными, над их душой и телом. Так привязывали лишь высокорожденных, и то при особых обстоятельствах. А потом случилось Падение. Насколько я знаю, Мастер не был Связующим Кровью, но он злоупотребил своей силой шанира и сделал это так впечатляюще, что после мы сделали из людей старой крови козлов отпущения, ответственных за все наши грехи. Вряд ли мне нужно тебе это рассказывать. Как ты и сам прекрасно знаешь, все таланты шаниров считаются подозрительными, даже те, которые могли бы приносить пользу. А что насчет связей кровью, так никто даже и не осмеливался больше прибегать к ней. Наши предки вернулись к нестрогой телесной привязке, которую всегда использовали для кендаров. Только они так и не осознали, что даже такую связь может установить лишь высокорожденный, в котором бежит хоть капля старой крови – или, другим словом, шанир.

– Какие лицемеры. – Киндри подумал о Рандире и Каинроне, о всех высокорожденных, сделавших несчастной его жизнь, издеваясь над его кровью шанира. – Лжецы и лицемеры…

Лжецы? Слово вырвалось, не поймаешь…

– Нет, – мягко сказал Ардет. – Другие лорды просто не понимают. Если их спросить, не шаниры ли они, они в ответ выкрикнут: «Нет!» – и, по собственному мнению, скажут правду. От неведения до защиты чести долгий путь.

– Н-но кто же еще знает об этом? О мой бог, все эти годы держать такое в секрете!

– О, шаниры моего дома знали всегда. Мы любим хорошие тайны. Я помню, как хихикал мой прапрадед, когда мы пытались представить себе, при каких сногсшибательных обстоятельствах можно будет поведать это другим домам. Теперь я иногда думаю, что мы выжидали слишком долго. Но все, что я говорил, окольным путем привело нас к тому, с чего началась беседа. Если все лорды – шаниры…

– То и Верховный Лорд тоже. – Киндри даже подпрыгнул в кресле от такого заключения. – Милостивые Трое. Торисену это не понравится.

– Главное, – сказал Ардет, – приподнести новость помягче. И я очень надеюсь, что он не докопается до этого сам, по крайней мере до тех пор, пока не будет в состоянии вынести правду.

– А ты только что разделил ее со мной, – подался вперед Киндри. – Почему, милорд?

– Потому что мне кажется, что, несмотря ни на что, ты любишь Торисена. Потому что верю, что эта любовь заставит тебя захотеть помочь мне защитить его от самого себя.

– Я… я не понимаю.

Теперь и Ардет нагнулся поближе и заговорил с необычной горячностью:

– Слушай, мой мальчик. Мы говорим не о ком-то, в ком остались лишь следы старой крови. Представь себе всех людей, кто привязан лично к Торисену, их гораздо больше, чем у какого-то отдельного лорда. О да, его две тысячи кендаров не сравнятся с двенадцатью Каинрона, и даже с моими девятью, но у нас с Калданом еще дюжина всяких родственников, добавляющих нам своих людей. А Торисен совершенно один. Ладно, пока все в порядке. Но у могущественного шанира обычно есть и другие черты. У Торисена это не что иное, как сны.

– Милорд?

– Он наверняка чувствует их приближение и не спит многие ночи подряд, а то и недели, чтобы предотвратить сны, что он и делает сейчас. Это до некоторой степень предвидение. Но и сами по себе его сны – загадка. Я никогда не умел толковать их; но они разрушают. До того как Торисен предъявил права на власть своего отца, ему снилось что-то, что толкнуло его в Южные Пустоши и чуть не убило его. Бур докладывал, что, когда они с Харном нашли его, Торисен бредил о безмолвных воинах, резне и сыновнем предательстве. Ты что-то сказал?

– Я… нет.

– Не знаю, опасны ли эти сны сами по себе или только его реакция на них. Нет ничего хорошего, если он растратит половину сил, пытаясь избежать видения, – это не поможет. Так или иначе, но сны придут, грозя его здоровью и, наверное, рассудку. Ты видишь, на что он стал похож после Свирепой Норы. Видит и Каинрон. Если бы я знал, о чем говорят эти сны, то, может, помог бы ему справиться с ними. Вот почему мне нужен каждый клочок информации о Торисене, который я могу раздобыть. Бур собирал для меня сведения, но он больше не мой человек. Ты, естественно, тоже, но последнее время был ближе к Верховному Лорду, чем кто-либо еще, особенно в Белых Холмах. Возможно, то, что случилось там, наконец-то поведает мне то, что я хочу знать. Возможно, ты укажешь мне, как спасти Торисена от себя самого.

Киндри медлил, разрываясь на части. Конечно же, он хотел помочь Торисену, но лучше для этого заговорить или промолчать? Ардет – старейший друг Верховного Лорда. Ему наверняка можно доверять; но стоит ли тут вопрос о доверии? То, что он видел, подтверждало общеизвестную историю о смерти Ганса, за исключением того, что Торисен проговорился, что его отец умер, проклиная его, а Ардет вообразил что-то о сыновнем предательстве. Тут какая-то загадка, но Киндри не мог справиться с ней. Может быть, Ардет сможет. Но поможет Торисену или навредит, если головоломка сложится, и простит ли он когда-нибудь Киндри, ставшего еще одним шпионом Ардета?

Ардет играл своим кубком, украдкой посматривая на очевидные сомнения шанира. Да, здесь есть тайна. Может, он и сдает с годами, но чутье на такие вещи никогда не подводило его. А еще Ардик чувствовал, что если не сейчас – то никогда уже Киндри ничего ему не расскажет.

Внезапно у открытого входа в палатку показалась фигура. Бур. Лучшего времени, чтобы перебить, он не нашел…

– Ну, что такое? – спросил Ардет еще холоднее, чем обычно. – Что там у тебя?

– Лорд, только что мой лорд Торисен гулял по границе лагеря, я следовал за ним. Потом он остановился поглядеть на звезды. Следующее, что я знаю, – он вдруг скорчился, упал на землю и тут же уснул. Я отвел его обратно в шатер.

– Это неплохо, – нетерпеливо сказал Ардет, ожидая, что кендар уйдет. – Видят Трое, этот человек нуждается в отдыхе.

Но Бур так и стоял, лицо его окаменело.

– Ты не понял, лорд. Он заснул опять, и… и я не могу его разбудить.

Глава 13
ДОРОГИ СХОДЯТСЯ

Речная Дорога, Темный Порог, Каркинарот: двадцать четвертый – двадцать шестой дни зимы

Кто-то пожелал ее пробуждения. Джейм слышала их шепот вокруг постели. Веки были тяжелы, их невозможно было поднять, словно глаза склеились, а голова гудела. Ох, ну почему же ей не дадут поспать? Проворные пальцы дергали за одежду.

– Вставай, вставай, вставай-ай-ай-ай, Избранная Лордом. Раздевайся и одевайся! Эта ночь – вот так ночь!

– Уходите, – пробормотала она. – Я больна, я… Какая ночь?

В ответ захихикали. Она разлепила веки. Странные существа сгрудились рядом с кроватью, уставились на нее золотистыми глазами, полными ликования. Длинные пальцы, похожие на тени в складках одеяла, тыкали в нее. В них не было ничего материального, кроме глаз – тела казались слепленными из тех же теней. Девушка приподнялась на локте, стараясь подавить волну головокружения.

– Кто вы?

– Забыла нас так скоро? Стыд, стыд, стыд! Наш лорд послал за нами, вызвал нас из сумеречного мира в свои тусклые комнаты мрачного Дома. Он сказал: «Научите это дитя Великому Танцу, как вы научили другую. У них на двоих одно имя». И мы научили тебя, новую Плетущую Мечты. На это ушли годы, а сегодня ночью свершится главное. Теперь вставай, вставай, ай-ай… или нам забраться к тебе?

– Нет!

Джейм спустила ноги на пол и чуть не упала вниз головой. Какой же… непрочной она себя чувствует, как шатко стоит. Что-то можно списать на двор, но остальное… Это похоже на один из тех тягостных кошмаров, в которых никак нельзя пробудиться, чтобы отогнать вызванных больным воображением призраков, подкрадывающихся все ближе и ближе…

Теневые фигуры вились у ног, жадно глядя на нее. Девушка ухватилась за столбик кровати и встала, покачиваясь.

– Ах-х-х-х… – вздохнули тени. Они поднялись тоже, высокие и гибкие, не более ощутимые, чем прежде. Глаза их сияли. – Теперь раздевайся и одевайся, Избранная Однажды. Быстро, быстро, быстро… Или тебе помочь?

Джейм с трудом нащупала одежду – и куда делось все мастерство Талисман? Становилось все труднее и труднее вспоминать, что такая особа вообще существовала когда-то. Огонь давно потух, и воздух холодил голую кожу. В Доме всегда было так холодно. Она помнила… помнила… что? Голова казалась забитой пылью. Они предложили ей что-то. Одеяние. Оно казалось сотканным из паутины, руки не чувствовали веса ткани, но, кажется, она знает, как его надевать. Вот. За исключением длинных рукавов, оно прилипло к телу, как тень, оставив обнаженные участки в самых неожиданных местах. Изумленная, она провела по себе руками:

– Ах-х-х-х…

Кто-то уже носил такой костюм прежде, кто-то, кого называли… Абтирр? Но что это? Голова снова закружилась, девушка едва удержала равновесие. Время замкнулось на самом себе, прошлое и настоящее смешались, минувшее поглотило сегодняшнее. Милостивые Трое, вновь стать ребенком, здесь! Опять прожить все эти одинокие, страшные годы… Они затягивали ее в зыбучие пески полузабытых ночных кошмаров. Она боролась отчаянно, качаясь на нетвердых ногах, но и яд в крови не сдавался. Последние несколько лет размылись, исчезли Тай-Тестигон, Безвластия и Каркинарот. Тут Дом Мастера. Она – Избранная, и это – ее ночь. Руки теней расчесали ее длинные черные волосы, поглаживая, дергая нетерпеливо за рукава.

– Ах, не заставляй его ждать. Идем с нами, идем! Быстро, быстро, быстро!

Она пошла.

Бур провел Ардета и Киндри через спящий лагерь. Войско растянулось почти на две мили по длинному лугу, лежащему между Речной Дорогой и берегом Серебряной. Ведьмина трава отбрасывала красные отблески на зыбь воды. В низине горели сторожевые огни и плясало пламя костров. Двадцать пять тысяч погруженных в двор кендаров дышали глубоко и медленно, словно спала сама ночь. Но охранники бодрствовали, и если кто-то хотел что-то скрыть от того, кто хотел все знать, то у него было немного шансов.

– Тише, не станем делать Каинрону еще большего подарка, – прошептал Ардет, кладя руку на плечо Бура. – Иди помедленнее, дружище. Кто видел, как ты помогаешь Верховному лорду добраться до палатки?

– К счастью, это случилось совсем рядом со стоянкой Норфа. Только его люди, да и то всего несколько.

– Ты уверен? Что ж, не так уж все и плохо. А теперь еще медленнее.

Норф расположился, на дальнем конце лагеря, шатер лорда стоял почти на южной границе. Вокруг ходили часовые, а за ними наблюдал с высоты тонкий серп луны, висящий над темным лугом и кидающий слабые блестки на реку. Все казалось очень мирным, пока из-под полога шатра не выскользнула, зарычав, лохматая фигура.

– Тихо, Лютый, – прошипел Бур. – Как он? Вольвер распрямился и вышел на свет. Каким-то образом он выглядел куда менее волосатым, чем секундой раньше.

– Хуже. Нам пришлось заткнуть ему рот.

Он откинул ткань, прикрывающую вход. Палатка Торисена была гораздо проще, чем у остальных лордов, в ней было всего три комнаты, одна внутри другой. Когда люди вошли во внутренние покои, Донкерри подпрыгнул. Он сжимал горящую головню и выглядел напуганным до смерти, но готовым драться. Когда же он увидел, кто пришел, то уронил факел и залился слезами. Бур оставил его тут на страже.

Торисен лежал на своей койке. Руки его были связаны, между зубов засунут кусок тряпки. Несомненно, Бур был близок к тому, чтобы утопить своего лорда, пытаясь разбудить его с помощью ведра воды. Верховный Лорд медленно ворочался, лицо его побледнело, глаза закатились, из-под полуоткрытых век виднелись голубоватые белки с красными прожилками.

Ардет присел рядом и осторожно откинул с высокого лба мокрую прядь.

– Мой бедный мальчик. Бур, он был так же плох, когда вы с Харном разыскали его тогда в Южных Пустошах?

– Нет, лорд, – ответил Бур. – Сейчас гораздо хуже: сюда добавился и Тентир, и отравленные кошмары.

– Перед тем как мы вставили ему кляп, он бредил о тенях с золотыми глазами, – сказал вольвер, – и опять упоминал яд. Яд в вине. Бур говорил мне о Тентире. Может ли быть это как-то связано с нападением вирмы?

– Возможно. Старые песни рассказывают много странного о влиянии яда вирмы. Конечно, его можно достать и тут, в Ратиллене, и он мог скрутить Верховного Лорда в этот узел галлюцинаций, особенно если отраву долгое время понемножку подмешивали в вино. Сколько ты уже служишь хранителем кубка лорда, мальчик?

Донкерри отпрянул, моргая и заикаясь:

– Я н-ничего н-не делал, милорд! Я не мог бы! Я принадлежу ему!

Ардет холодно оглядел его:

– Это был всего лишь вопрос. Не принимай все на свой счет, мальчик.

Торисен неразборчиво, полузадушенно промычал что-то. Его зубы впились в тряпку, голова замоталась по подушке.

– Опять начинается, – хрипло сказал Бур.

Ардет удержал голову юноши. Он медлил. Потом, сгорая от любопытства, осторожно извлек кляп. Все напряглись, не зная даже, чего, собственно, ожидают. Торисен удивил всех. Тихо и быстро он забормотал всего лишь одно слово, повторяя его снова и снова:

– … нет, нет, нет, нет…

Холодные серые залы – уже не совсем пустые. Смутные фигуры стоят по углам, сидят в заплесневелых креслах. Они ужасающе худы. Движутся лишь глаза, провожая Джейм и ее эскорт теней. И девушка смотрит на них. Наверняка она уже видела эти истощенные лица на мертвых портретах в главном зале Мастера. Потом легкий ветер переменился, и все они исчезли.

Теперь на стенах колыхались гобелены, столь ветхие, что сквозь них проглядывала древняя кладка. Истончившиеся ковры тоже не скрывали плит пола. Шаги Джейм звенели, будто она идет по голым камням. Одурманенные чувства показывали, что нечто порхает вокруг нее, не отбрасывая тени на холодный пол. В ушах звучало тихое, но страстное шипение:

– Плетущая Мечты, Жница Душ! Предатель, будь проклята…

Лохмотья одежды, изможденные лица – они еще более неотчетливы, чем те неподвижные фигуры; но Джейм теперь видела, что это были те же люди, только моложе и менее истощенные. Их тонкие, как веточки, руки были сложены в древний знак, указующий Темных, обвиняя ее.

– Нет! – закричала она, пытаясь схватиться за них. – Это была не я! Я никогда не причиняла вам вреда, никогда… – Но сквозняк изменился слова, и они растаяли в ее руках, как туман.

Пальцы теней тянули. Золотые глаза пылали.

– Зачем ты зря тратишь время, непослушная девочка? Мертвые мертвы. Идем, идем, идем.

Она шла, прихрамывая и запинаясь. Яд в крови, должно быть, открыл ей пучину прошлого, – смотри, но не прикасайся. Если так, то призрак здесь она, привидение из будущего, плывущее сквозь густую пелену теней.

Еще залы, еще комнаты. Они прошли большие покои, в которых пол не достигал стен, оставив лишь маленький островок посередине. В яме что-то лениво шевелилось. Поднялось омерзительное зловоние, и раздался звук, будто кто-то монотонно забормотал ругательства. Джейм, забеспокоившись, остановилась. Что-то такое вертелось в памяти, что-то о клетке без решеток, но имелся ли в виду этот голый остров или вонючая яма вокруг него – и для кого клетка? Проводники стали вновь нетерпеливо подталкивать девушку, и она продолжила путь.

Снова комнаты, опять залы. При каждом дуновении ветерка появлялись и исчезали проблески призрачной жизни.

Еще одни покои, мрачные, с высокими сводами. Их дальний конец упирается в гигантское железное лицо, во рту которого гудит пламя. Огонь высекает красные искры из висящего на стенах оружия. Мгновение – и доспехи грудой пыли осели на пол, лицо заржавело и лишилось носа; но на наковальне перед забитым золой ртом лежит меч.

Воздух вокруг него колеблется от жара, сплетая витые узоры на только что выкованном лезвии, словно торопясь вдохнуть в него жизнь.

Они покинули комнату, прошли по коридору, свернули за угол и спустились по лестнице в главный зал Дома Мастера.

Джейм помедлила на пороге. Она наверняка только что слышала слабый отзвук музыки. Вот опять – тишайший шепот. Бледные цветные пятна двигались вдоль стен огромного темного зала, а в центре на полу мерцало что-то белое. Женщина танцует? Волны силы исходили от нее, тянулись, просили еды. Музыка споткнулась, и все краски стали серыми.

Теперь Джейм поняла. Память Дома хранила многое, но это было самым первым, самым черным.

– Не надо! – закричала она и рванулась вперед, пытаясь схватить Плетущую Мечты за руки. Один миг ей казалось, что она и правда поймала что-то. Слабо светящееся лицо повернулось к ней и растаяло – своим броском Джейм подняла ветер.

– Прошлое невозможно изменить.

Джейм обернулась на тихий, но ясный голос. На лестнице кто-то стоял. Сквозь него видны были ступени, но его присутствие ощущалось куда ярче, чем остальных предметов в безбрежном зале. Он выглядел высоким и гордым, блистал величием прежних дней, но тени, падая, не встречали сопротивления тела, и лица его не было видно.

– Я пойду вперед, чтобы подготовить путь, – сказал он. – Погоди немного и иди за мной.

Он пошел наверх. С каждым его шагом Джейм видела удаляющуюся фигуру все отчетливее, словно он поднимался из колодца прошлого, приближаясь во времени, хоть и отступая в пространстве. Вспыхнула серебром левая рука, и дверной проем скрыл фигуру. Звуки шагов эхом продолжали звенеть в голове Джейм.

Милостивые Трое, Геридон.

Джейм хотела бежать прочь, но попала прямо в руки золотоглазых проводников. Они набросили на ее плечи плащ.

– Вот, вот! Подарок, дитя, живая фамильная собственность!

Плащ был сделан из черных гадючьих кож, сшитых друг с другом серебряной нитью. Змеиные хвосты, связанные узлом под подбородком, извивались. Ощущение кошмарного сна выросло снова, переполнив девушку. Наверняка так уже было раньше. Они поведут ее вверх по лестнице, она поднимется за Мастером туда, к красным лентам, а там…

В зале был еще один призрак. Джейм видела его неотчетливо – он стоял в тени у дальней стены. Чем-то он отличался от других, но ее рассеянный разум не мог уловить чем. Остальные тоже видели его. Они стали перешептываться, словно ветер пробежал по камышу, потом задребезжал звоночком смех:

– Гляди, дитя, гляди, подарок твоему суженому! Танцуй с нами, танцуй для нас и отнеси этот увядший цветок своему лорду!

Она не хотела. Это было неправильно, неправильно, но одна тень сорвала с нее плащ, а остальные окружили, сверкая жадными золотистыми глазами, их бесплотные пальцы поглаживали кожу. Она не хотела – и все-таки сделала. Тело запылало. Почти не контролируя себя, она начала двигаться, очерчивая первые линии танца, который она никогда не доводила до конца. Его сила, распускалась в ней. Следовать танцу, быть танцем! Вначале тени скользили с ней, дотрагиваясь до нее, и она касалась их, но потом она закружилась одна, изменяя сам воздух плавными жестами.

На краю танца кто-то стоял. Призрак. Танец потянулся к нему, дразня, соблазняя. Танец чувствовал, чего хочется тому больше всего – принадлежать, получить наконец место и имя. Танец не раздавал обещаний, но щедро рассыпал намеки. Качнуться, повернуться, взмахнуть руками. Он и представить себе не может, насколько всецело можно принадлежать. Душа – такая малая цена за абсолютное признание, глубочайшее внутреннее удовлетворение. Да и что хорошего в душе? Она только отягощает. Джейм может забрать ее – так легко. И она голодна, ей так хочется этого. Но… но… Но это неправильно.

Отпущенная энергия танца раскрутилась и рассеялась по залу. Вышитые лица рассыпались от ее прикосновения.

Джейм пришла в себя и вскрикнула, обнаружив обмякшего на ее руках бледного Серода. Она потрясла его:

– Да хранят меня предки. Что же я наделала? Серод, как ты? Серод?

Он, моргая, тупо смотрел на нее секунду, а потом разрыдался.

Джейм растерянно бормотала:

– Ох, черт. Прости меня. Прости.

Она плюхнулась рядом – внезапная слабость не давала стоять. Недавнее прошлое обрушилось на нее спутанной кучей теперь-не-совсем-потерянных-лет, которые она провела за Темным Порогом – здесь. Чувство кошмарного сна вовсе не ушло. Она ощущала жестокие толчки и тягу и отчаянно пыталась удержаться в настоящем, задавая вопросы:

– Серод, что ты тут делаешь? Что-то случилось?

– Случилось? – Он сел и посмотрел на нее. – Что может случиться, за исключением того, что принц запер с той стороны последнюю дворцовую дверь, а храм начал распадаться и вокруг ползает какой-то человек, великан, каких я прежде никогда не видел, с котом-переростком, а дворец разваливается у нас на глазах, и… И над чем это ты смеешься?

– Это Марк и Жур. Это они. Серод, люди его роста не ползают. Телосложение не позволяет. Значит, они с Журом свободны, хвала предкам. Но ты сказал, что дворец заперт снаружи? То есть принц покинул его. Когда его армия выступает навстречу Войску?

– Четыре дня назад. Сейчас же двадцать четвертый день зимы, тощая дура. Ты пропрыгала тут – где бы это «тут» ни было – десять дней.

Десять дней. Возможно ли это? Между сном двар и медленным течением времени здесь – да, черт возьми, возможно. И Тирандис под видом принца Одалиана уже выехал к ее ничего не подозревающему брату. Она должна предупредить Тори. Она должна… должна…

– Эй, прекрати!

– Прекратить… что?

– Исчезать, тысяча демонов! – Теперь Серод выглядел еще более возмущенным и испуганным, но тоже в каком-то роде напоминал очень грязное окно.

– Ты тоже исчезаешь, Серод.

Трое, что же происходит? Джейм предположила, что в каком бы прошлом она не побывала, сама находится в пыльном настоящем Дома, как была здесь все детские годы. Но она пробыла тут на десять дней дольше, чем Серод за то же самое время. А если ее настоящее неуловимо сместилось относительно его? Или она наконец научилась углубляться в прошлое? Или…

Яд вирмы пульсировал в мозгу. Она больше не могла сказать, что подвластно чувствам, а что нет. При панических попытках думать возникал только страх, что она никогда больше не покинет этого места. Но Тори должен быть предупрежден.

– Серод, послушай.

Она быстро рассказала ему о переврате, Одалиане и ловушке, устроенной Верховному Лорду Кенцирата. Он слушал, а его резкие черты становились все менее отчетливыми, выражение лица и подавно нельзя было прочесть.

– Поэтому, – заключила она, задыхаясь, – ты должен донести эти слова до Торисена. Найди того великана и расскажи ему все, что я говорила тебе. Он выведет тебя из дворца, если это в человеческих силах, и поможет вам с Лурой добраться до Войска. Хорошо?

Юноша медлил.

– А ты уверена? – Его голос стал тонким и отдаленным. – Я имею в виду, что если тебя и вправду отравили, то многое из всего этого могло тебе просто пригрезиться. Твоя история звучит так… фантастично.

– Милостивые Трое. Может ли быть что-нибудь фантастичнее этого?

Джейм потянулась к его теперь почти прозрачной груди – пальцы вошли в тело и вышли обратно, не причинив никому из двоих вреда.

Серод с придушенным воплем отшатнулся:

– Ладно, ладно, верю! Но поверит ли Верховный Лорд мне?

Об этом она не подумала.

– Доказательство. Он должен получить доказательство. Но какое… Серод, пойдешь вверх по лестнице, налево, и в зал с горном в виде огромного железного лица. На наковальне перед ним лежит Разящий Родню, фамильная ценность Норфов, выкованная заново. Отнеси меч Верховному Лорду и… и скажи, что он послан его сестрой Джейм. Тогда лорд поверит тебе.

Серод уставился на нее. С его точки зрения, призрак сейчас вымолвил эти немыслимые слова глухим, замогильным шепотом. Он с трудом мог разглядеть сейчас девушку.

– Обещай, что ты предупредишь моего брата, Серод, – отчаянно сказала она, умоляюще протягивая к нему бесплотные руки. – Обещай… – И она исчезла.

Серод подпрыгнул. Ох и не нравилось ему это место. Здесь происходят вещи, которые он никогда не сможет понять, не сможет контролировать. Эта странная девчонка просила пообещать его… что? Нечто, за что он чуть не отдал душу. Чуть? Нет, это она дала ему информацию, а значит – власть.

«Чудесно, миледи, – сказал он себе. – Не время колебаться. Раз, два, три!»

Он рванул через зал, вверх по мраморным ступеням, свернул за угол, теперь вниз – и оказался у порога комнаты. Там было заржавевшее железное лицо, там был и Меч. Несмотря даже на полустертую эмблему на рукояти, он был прекрасен. Серод почти благоговейно прикоснулся к оружию и с шипением отдернул руку. Лезвие, может, и было еще горячим, но рукоять обжигала холодом. Юноша сорвал шейную косынку и подхватил клинок, обернув его тряпкой. Гордость Кенцирата в руках полукровки-ублюдка! Он им покажет. О да, он им всем теперь покажет. Итак, раз, два, три…

Он возвращался тем же путем, едва ли не быстрее. На второй лестнице юноше показалось, что он пролетел мимо кого-то, но холод и белое свечение обескровленного профиля испарились, когда он резко затормозил. Никого рядом. И никто никогда не помогал ему. Почему он должен помогать кому-то? Но она отказалась называть его тем ненавистным именем и доверилась ему. Да, но сейчас ей помочь невозможно, даже если бы он и хотел.

Серод сбежал по лестнице, пересек зал. На дальнем его конце открытая дверь ведет в коридор дворца. Отсюда ее не видно, но она там. Погоди, приостановись. Он застыл на пороге, глядя назад, в зал. Он все еще не знал, где побывал, но знал, что приобрел: сестра Верховного Лорда вручила ему Разящего Родню, а он не дал ей никакого обещания.

Джейм взбиралась по лестницам. Они казались бесконечным извилистым подъемом. Иногда неровные шаги убегали вперед, метаясь между узкими каменными стенами, иногда по одну или другую сторону открывалась звенящая эхом бездна. Сверху дул холодный ветер. Плащ из Гадючьих Кож, влажный и тяжелый, давил на плечи. Каждый раз, когда болтающиеся головы ударялись о пятки, связанные под подбородком хвосты протестующе извивались.

Девушка пыталась думать о том, что она должна сделать. Случится ли все так, как в первый раз, или каким-то жесточайшим изгибом времени этот раз и есть первый и ее предвидение шутит над ней? Да хранят меня предки от попадания в капкан нескончаемого круга событий, годами повторяющихся вновь и вновь…

Ниша у лестницы, и в ней ждет человек, тот, кто скребся у ее двери и спас ее от лоз-кровопийц, чье опустошенное лицо она столько лет пыталась поймать в своих снах.

– Брендан? Террибенд? Что случится сейчас? Что я должна делать? Пожалуйста, скажи!

Он втиснул ей в руку что-то холодное. Нож. Белый-белый, и клинок, и рукоять, словно вытесанный целиком из одной кости. Конец черенка украшен тремя женскими лицами – а может, лицом одной женщины трех разных возрастов: девушка, леди, старуха. Он не согрелся от прикосновения. Когда Джейм вновь подняла глаза, человек без лица пропал.

Она опять стала подниматься с ножом в руке, с каждой ступенью шагая все медленнее.

На верху лестницы во тьму открывался дверной проем, его обвивали красные ленты, сплетающиеся и расплетающиеся на ветру, дующем с той стороны. Джейм остановилась, – они почти долетали до нее. О бог, и что теперь? Ждет ли он там, скрывшись от света, чтобы она переступила порог? Она уже сделала это однажды с тем же оружием в руках, намереваясь… что?

Джейм опустилась на ступени, усевшись на Плащ. Головы змей негодующе зашипели, но она не обращала на них внимания. Раньше, когда она чувствовала шевеление памяти, то в панике загоняла ее обратно в глубины сознания, теперь же воспоминания поднялись на поверхность помимо ее воли.

В прошлый раз, когда она была здесь и Мастер потянулся к ней из завешенной лентами постели, намереваясь увлечь туда и ее, она сильно ударила его ножом, не потому, что испугалась его, а потому, что боялась себя. Она хотела пойти к нему. Он дал бы ей власть, безопасность, любовь – все то, чего у нее никогда не было прежде. Священник, отец, любовник. Не было такого желания или прихоти, которые он не мог бы удовлетворить, так, по крайней мере, казалось.

Даже сейчас искушение было велико. Жажда принадлежать у девушки была не слабее, чем у Серода, а надежда на то, что ее ждет где-то радушный прием соплеменников, весьма призрачна. Люди будут избегать ее, колоть тем, за что Мастер вознаграждает: обучением во Тьме, кровью шанира, ею самой. Что ждет ее в большом мире? Здесь же она получит признание, силу, да, даже постель в красных лентах, бархатные тени, мягкое прикосновение руки во мраке…

Девушка прижала ладонь к щеке и даже сквозь перчатку почувствовала, как пылает лицо. Потеряно, все потеряно… но, возможно, еще и нет. Это путь, которым пошла первая Плетущая Мечты, легкий путь, без воспоминаний и подсчета цены – для себя или кого-то другого. Там конец невинности, чести, а возможно, и всего Кенцирата. А этого ничто не стоит.