Текст книги "Хребет Индиго (ЛП)"

Автор книги: Перри Девни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

2. ГРИФФИН

Уинн. Она сказала мне, что ее зовут Уинн.

Уинн, сексуальная женщина с шелковистыми темными волосами, глубокими голубыми глазами и ногами, от которых не оторваться. Уинн, леди с номерными знаками Бозмена. Уинн, туристка с веснушками на носу.

Иногда случалось, что турист забредал в «Вилли», чтобы выпить. Это раздражало Вилли-младшего и старшего, потому что никто из них не любил посторонних в своем баре. Я считал себя счастливым ублюдком, что в последнюю минуту принял решение заскочить выпить и устроиться на табурете рядом с Уинни.

Только она не была Уинн.

Ее звали Уинслоу Ковингтон, это имя я бы точно узнал. Отец говорил о ней несколько недель, с тех пор как комиссия по найму выбрала ее в качестве нового начальника полиции.

Не турист. Определенно не турист.

Она должна была быть чертовым туристом.

– Блять, – пробормотал я, когда грузовик, подпрыгивая, покатился по гравийной дороге в сторону дома мамы и папы.

– Ты в порядке, Грифф? – спросил Конор с пассажирского сиденья в моем грузовике.

Я проворчал.

– Нормально, – пробурчал он, обращая свое внимание на зеленое пастбище за окном.

Что за чертовщина. Прошло уже два дня после обеда в «Элоизе», а я все еще злился на себя.

Уинслоу Ковингтон.

Не тот человек, с кем мне следовало трахаться на заднем сиденье.

Может быть, мне следовало догадаться. Может быть, мне следовало связать Уинн с Уинслоу. Но папа так высоко отзывался о ней и ее опыте, что я мысленно представлял себе совсем другую женщину. Кто-то старше. Кто-то более жесткий. Кто-то более грубый.

Уинн была не чем иным, как гладкими краями и непревзойденными желаниями.

Два дня, и мне все еще было тяжело ассоциировать Уинн с Уинслоу.

Эти предвзятые мнения было трудно стереть.

Отец относился к своей роли в поисковом комитете так же серьезно, как и к любой другой работе, за которой я его видел, включая управление ранчо Иден. Он был из тех людей, которые принимают близко к сердцу любую ответственность, неважно, насколько она велика или мала. Эту черту он передал и мне.

Хотя то, как он ворвался в комитет по поиску кандидатов, граничило с рвением. Мама винила скуку в его энтузиазме по поводу неоплачиваемой должности. С тех пор как три года назад папа вышел на пенсию и передал мне бразды правления ранчо, он все время крутился на месте.

Были и другие семейные предприятия, которые все еще требовали его внимания, например, гостиница. Но они в основном работали на автопилоте. Временные затраты были совсем не такими, как на ранчо. Эта земля была его приоритетом на протяжении десятилетий, на втором месте после семьи. Мы, дети, выросли. Ранчо было моим.

Он нуждался в этом комитете по поиску почти так же, как они нуждались в нем.

Я должен был отдать должное своему отцу. Многие фермеры и владельцы ранчо изо всех сил старались передать эстафету следующему поколению. У меня были друзья из колледжа, которые бросили семейное хозяйство и стали работать за письменным столом только потому, что их родители не захотели уходить.

Только не мой отец. После выхода на пенсию он не дал мне ни одного непрошеного совета. Если наемный работник просил у него совета, отец отправлял его ко мне. Он вступал в дело, когда я просил, но если не считать нескольких промахов в первый год, он перестал отдавать приказы всем, включая меня. Не было критики, когда я представлял новую идею. Никаких порицаний, когда я совершал ошибку. Никакого чувства вины, когда я переставал делать что-то по его методу.

Я любил своего отца. Я уважал его больше, чем любого другого человека на земле. Но, черт возьми, неужели он не мог хотя бы раз упомянуть, что Уинслоу Ковингтон – красивая, энергичная женщина, которая вскружит голову не только мне?

Вместо этого он похвалил её энергию. Он дважды сказал, что она затмила других кандидатов. Она была остра. У нее было упорство, чтобы повести полицейский департамент в будущее.

В своем воображении я представлял себе мускулистую женщину с мужской стрижкой и узким носом, как у ее дедушка. Это точно не та красотка, которая сидела у Вилли.

Я был ослеплен внешностью Уинн, ее улыбкой и остроумием. Я зашел выпить и подумал: «Что за черт? Когда в последний раз я видел такую потрясающую женщину?»

Я предпочитал знакомиться с туристами, потому что их пребывание в Куинси было временным. Если бы она отмахнулась от меня или не проявила никакого интереса, я бы ушел. Но желание в ее взгляде совпало с моим собственным, и я просто... должен был ее заполучить.

Это была самая эротичная ночь за последние годы. Может быть, за все время.

Я сжал челюсти и крепче вцепился в руль, чтобы не смотреть на заднее сиденье. Запах Уинн исчез, но для того, чтобы исчез ее сладкий цитрус, потребовался весь вчерашний день.

Теперь от него воняло Конором.

Благословите этого ребенка и его потовые железы.

Он начал работать у нас еще в школе, укладывая тюки сена и выполняя разные работы на ранчо. Он пробовал учиться в колледже в Миссуле в течение года, но, провалившись, вернулся домой в Куинси. Конор был самым молодым постоянным работником на ранчо, и этот парень двигался без остановки.

Было не так много мужчин, которые могли бы поддерживать мою выносливость. В тридцать один год я чувствовал себя в такой же форме, как и десять лет назад. Но десятилетняя разница в возрасте между мной и Конором в сочетании с его трудовой этикой означала, что он может измотать меня до нитки.

Он провел утро за уборкой сарая возле моего дома, и то, что обычно занимало у меня три часа, он сделал за половину этого времени. Пот выступил на его клетчатой рубашке и на ободке бейсболки. Кепка была такой же выцветшей от солнца, как и моя собственная, черная ткань выцвела до коричневого цвета. Бренд ранчо «Иден» – буква "Е"² с изгибом в форме полозьев кресла-качалки под ним – когда-то был белого цвета, а теперь стал грязно-серым.

Конор был хорошим парнем. Но, черт возьми, как же он вонял.

Я ненавидел тот факт, что мне уже не хватало духов Уинн.

– Хороший день, – сказал он.

– Так и есть, – я кивнул.

Лучи чистого солнечного света струились по безоблачному голубому небу. Жара уже успела смыть утреннюю росу, и пока мы ехали, я практически видел, как растет трава. Именно в такие летние дни, будучи подростком, я находил открытое поле, ложился и дремал.

Я бы не отказался вздремнуть сегодня после того, как проснулся в четыре, с трудом и болью из-за женщины, которая вторглась в мои сны. Спать было рискованно, поэтому я решил принять холодный душ и поработать кулаками, прежде чем удалиться в свой домашний офис. Работа с бумагами была неплохим отвлекающим маневром. Как и работа в сарае. Но именно в такие моменты, когда мир был тише, она снова подкрадывалась ко мне.

Как я ни старался, выкинуть Уинн из головы не получалось.

Ее упругое тело. Ее сладкие губы. Ее длинные темные волосы, которые спадали на мою голую грудь, когда она устраивалась на моих коленях и опускалась на мой член.

Чёрт. Теперь я снова стал твердым.

Ни о каких отношениях с ней или с любой другой женщиной не могло быть и речи, отсюда и череда моих связей на одну ночь за последний год. Все мое внимание было сосредоточено на семье и ранчо. К тому времени, когда большинство дней заканчивалось, я едва успевал принять душ, прежде чем ложился на подушку. Холостяцкий образ жизни меня вполне устраивал. Я ни перед кем не отчитывался, кроме земли. Если мне нужна была компания, у меня было пять братьев и сестер. Женщина требовала бы энергии, которой у меня просто не было.

Туристы не требовали обязательств.

Вот только она не была туристкой.

Знала ли она, кем я был у Вилли? Не может быть. Она выглядела такой же потрясенной, встретив меня за обедом в тот день, как и я ее. Неважно. Все это не имело значения. Я не собирался повторять воскресный вечер.

Уинслоу была чужаком, и, хотя это было заманчиво, я бы держался от нее на расстоянии.

Нужно было работать.

– Я высажу тебя у магазина, – сказал я Конору. – Ты можешь взять грузовик с ограждением и отправиться на луг, который идет вдоль дороги к хребту Индиго. В ближайшие несколько недель мы будем перегонять скот на это пастбище, и я заметил несколько мест, которые нужно подправить, когда ехал туда на днях.

– Конечно, – Конор кивнул, его локоть торчал из открытого окна. – Как далеко мне идти?

– Настолько, насколько сможешь. К пятнице я хотел бы закончить весь этот участок.

Штаб-квартира ранчо оставалась возле маминого и папиного бревенчатого дома. Хотя с каждым годом в моем доме происходило все больше и больше событий, главный магазин и конюшня, вероятно, всегда будут находиться здесь, где их построил папа.

– Позвони мне, если тебе что-нибудь понадобится, – сказал я, припарковавшись рядом с маминым Cadillac.

– Будет сделано, – Конор выскочил из машины и трусцой пересек широкий открытый участок, отделявший дом моего детства от зданий ранчо.

Мама вышла из своей парадной двери, когда мои ботинки стучали по гравию.

– Привет, Конор.

Он замедлил шаг, покрутился, чтобы надеть шляпу.

– Мэм.

– Этот мальчик – душка. С тех пор, как он был в пеленках, – она улыбнулась мне, когда я поднималась по ступенькам на крыльцо.

– Привет, мам.

– Привет, сынок. Есть время выпить кофе или тебе нужно идти по своим делам?

– Мне нужно двигаться, но я бы не отказался от дорожной кружки.

– Я только что заварила свежий чай, – она помахала мне рукой и направилась прямо на кухню.

Отец сидел у острова с газетой, разложенной на гранитной столешнице.

Газета Куинси выходила раз в неделю, каждую среду. Когда я был ребенком, эти еженедельные газеты в основном оставались непрочитанными, потому что ни у мамы, ни у папы не было времени их читать. В основном, мы использовали их, чтобы разжечь огонь в дровяной печи. Но теперь, когда папа был на пенсии, он часами вчитывался в каждое печатное слово.

– Привет, пап.

– Привет, – он выпрямился, снимая очки. – Что в планах на сегодня?

В его голосе звучало нетерпение, словно он ждал от меня приглашения на проект. Как бы я ни наслаждался общением с отцом, сегодня мне нужно было побыть одному. Время, чтобы привести себя в порядок и отвлечься от одной женщины.

Но, возможно, он мог бы избавить меня от поездки в город. Сегодня ехать куда-либо за черту города казалось рискованным.

– Я надеялся, что у тебя найдется время съездить в город и забрать связку стальных столбиков для забора в «Ферме и кормах», – сказал я.

– Конечно, – он кивнул. – Сделаю это, когда закончу с газетой.

– Он уже прочитал её, дважды, – мама закатила глаза от кофейника.

– Только одну статью об Уинслоу, – возразил он. – Нельсены плохо поработали над этой статьей.

Я подошел ближе к острову, наклонился, чтобы прочитать через его плечо. Мой взгляд упал на ее красивое лицо. Фотография занимала половину первой страницы. Уинн была одета в черную рубашку, верхняя пуговица стягивала ее тонкую шею. Ее волосы были стянуты назад в аккуратный пучок. Выражение ее лица было нейтральным.

Фотография должно быть была десятилетней давности. Может быть, была сделана в академии.

– С таким же успехом они могли бы назвать её ребенком, – папа надулся и подтолкнул газету в мою сторону.

Если фотография была плохая, то статья была ещё хуже. Под заголовком – НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ КУИНСИ – была колонка, которая больше походила на разоблачение политики маленького городка и фаворитизма.

Неудивительно, учитывая, что в качестве репортера была указана Эмили Нельсен.

Она любила разжигать драму. А когда дело касалось женщин в городе, которые поставили себе целью преследовать меня, Эмили была вожаком стаи. Хорошо, что она не знала, что я подцепил Уинн. Статья и так была достаточно плохой.

Родители Эмили владели газетой, и презрение к Уолтеру Ковингтону было так же ясно, как черно-белые чернила на каждой странице.

– Ты действительно удивлен? – спросил я папу. – Ты знаешь, что Нельсены всегда ненавидели Кови. С тех самых пор, как на баскетбольной игре произошла ссора из-за воздушных сирен.

– Это было семь лет назад.

– Разве это имеет значение? Могло быть и семьдесят, а они все равно затаили бы обиду.

Нельсены принесли два воздушных рожка на баскетбольный матч в средней школе. Мой младший брат Матео играл во втором классе в команде младших классов вместе с сыном Нельсенов. Они запускали эти чертовы рожки в спортзале целый час подряд. Наконец, Уолтер попросил их сделать потише.

В тот день наш мэр принял на себя удар всех, кто находился на трибунах. Статьи, напечатанные с тех пор, не были добры к Кови. Думаю, Нельсены тоже не собирались быть добрыми к Уинн.

В статье почти ничего не говорилось о её опыте, хотя её возраст был упомянут трижды. Вместе со словом льготный.

Тридцать лет было мало для начальника полиции. Если бы отец не был в комиссии по найму, я бы тоже назвал это фаворитизмом.

Какой опыт может быть у Уинн в начале ее карьеры? Если случится что-то катастрофическое, я не хотел, чтобы шеф бросил весла в воду, когда нам нужен надежный капитан у руля. Может быть, несмотря на дерьмовую доставку, Эмили Нельсен была права.

Но поскольку у меня не было настроения спорить с отцом, я забрал у мамы свою кружку с кофе и поцеловал ее в щеку.

– Спасибо за кофе.

– Конечно, – она сжала мою руку. – Поужинаем сегодня вечером? Нокс не работает в ресторане, а у Матео нет смены в отеле. Лайла и Талия сказали, что могут прийти около шести.

– А как же Элоиза?

– Она придет после того, как ночной служащий прибудет в отель, вероятно, около семи.

В эти дни было все труднее и труднее собрать нас всех под ее крышей и за одним столом. Мама жила ради редких случаев, когда она могла накормить всех шестерых своих детей.

– Я постараюсь, – это было напряженное время на ранчо, и мысль о семейном ужине уже заставляла меня уставать. Но я не хотел разочаровывать маму. – Увидимся позже. Еще раз спасибо, что поднял эти столбы, папа.

Он поднял свою кружку с кофе, его внимание было приковано к газете, а лицо было хмурым.

Когда я вышел на улицу, по крыльцу пронеслась кошка. Она нырнула под нижнюю ступеньку, и когда я спустился на землю, я нагнулся, чтобы увидеть ее, примостившуюся в углу и выслушивающую хор крошечных мяуканий.

Котята. Мне пришлось бы взять нескольких из них к себе в сарай, когда они отъелись. У мамы уже было по меньшей мере десять кошек. Но поскольку они не подпускали мышей, никто из нас не возражал против того, чтобы иногда брать пакетик сухого кошачьего корма.

Я пошел по гравию, направляясь к магазину. Это стальное здание было самым большим на ранчо. На одном углу участка находились амбар и конюшни, на другом – дом мамы и папы, а магазин был третьим углом треугольника.

Наши наемные работники приходили сюда, чтобы записаться на смену и выйти из нее. У моего офис-менеджера и бухгалтера был свой стол, хотя они оба предпочитали работать в офисе, который мы держали в городе.

Мои ботинки эхом отразились от бетонного пола, когда я вошел в просторное помещение. Одна из косилок была припаркована прямо перед раздвижными дверями.

– Привет, Гриф, – мой кузен, который работал у нас механиком, высунул голову из-под машины.

– Привет. Как идут дела?

– О, я починю её.

– Хорошие новости.

Этой весной я уже купил два новых трактора. Я бы предпочел перенести еще один крупный расход на оборудование на зиму.

Я продолжал идти, пока он возвращался к работе на станке. Сегодня мне предстояло выполнить гору офисной работы, либо здесь, либо дома. Нам не хватало человека на летний сезон, и я на неделю опоздал с подачей объявления в газету. Причиной было избегание Эмили, но я не мог продолжать откладывать это. Лишь бросив взгляд на свой затемненный кабинет, я повернулся к двери.

В общей сложности ранчо состояло из девяноста тысяч акров. В большинстве дней я был скорее бизнес-менеджером, чем настоящим хозяином ранчо. Я все еще носил свои сапоги и пряжку ремня, которую я выиграл, скача верхом на лошади на школьном родео. Но полученная мною степень по бизнесу использовалась чаще, чем мои фехтовальные щипцы.

Не сегодня.

Июнь был прекрасным месяцем в Монтане, и голубое небо манило к себе. С гор дул прохладный ветер, донося в долину аромат сосен и тающего снега.

Солнце и пот пошли бы на пользу моей голове. Мне нужен был день тяжелого ручного труда. Может быть, если я доведу себя до изнеможения, то засну без снов о Уинн.

Я как раз подошел к инструментальному столу, готовый загрузить свежий моток колючей проволоки и оцинкованные зажимы для столбов, когда в кармане моих джинсов зазвонил телефон.

– Привет, Конор, – ответил я.

– Гриффин.

Мое сердце замерло от паники в его голосе, но мои ноги уже двигались, бегом направляясь к двери магазина.

– Что случилось? Ты ранен?

– Это...

– Это что? Поговори со мной.

– Я начал на хребте Индиго. В том угловом посту.

– Да, – когда я выскочил на гравий за дверью, я уже бежал. Может, он и молод, но Конора это не испугало. – Конор, расскажи мне, что случилось?

Из его рта вырвался всхлип.

– Я уже еду, – сказал я, но не закончил разговор. Вместо этого я сел в свой грузовик, подключил телефон к Bluetooth и держал Конора на линии, пока ехал.

– Дыши, Конор.

Из его легких вырвался вздох. Моя нога вдавила педаль газа, и я помчался к повороту.

– Я как раз съезжаю с гравийной дороги, – сказал я ему, свернув на двухколейную дорожку, которая шла вдоль линии забора.

Он ничего не ответил, только продолжил эти душераздирающие, приглушенные рыдания.

Грузовик дребезжал так сильно, что казалось, будто у меня трясутся кости. Эти дороги не были асфальтированными или гладкими, они просто износились от времени, когда мы ехали через поля. Колеи были испещрены ямами, камнями и провалами. Они не были рассчитаны на скорость больше пяти миль в час. Я ехал со скоростью двадцать.

Мой желудок скручивало с каждой минутой. Боже, не дай ему пострадать. Если бы он порезал руку, руку или ногу и пошла кровь, нам потребовалось бы время, чтобы добраться до больницы. Слишком много времени. И я отправил Конора на один из самых дальних концов ранчо.

Наконец, через двадцать минут я заметил вдалеке грузовик с ограждением. На горизонте вырисовывались горы.

– Я здесь, – сказал я и завершил разговор.

Мои шины с пробуксовкой остановились. Облако пыли взметнулось над дорогой, когда я выскочил из грузовика и трусцой побежал к Конору.

Он сидел, прислонившись к покрышке, подтянув колени и свесив между ними голову. Одна рука свободно свисала рядом с ним, другая прижимала телефон к уху.

– Конор, – я положил руку ему на плечо, быстро проверив его. Никакой крови. Никаких видимых сломанных костей. Все десять пальцев. Два уха и две обутые ноги.

Он поднял голову, и его телефон упал на траву. Следы слез запятнали его загорелое лицо.

– Это Лили.

– Лили...

– Г-грин, – выдохнул он. – Лили Грин.

Грин. Одна из медсестер в доме престарелых, где жила моя бабушка до своей смерти, была Грин.

– А что с Лили Грин?

По лицу Конора потекла ещё одна слеза.

– Вон там.

– Там... – протянул я, и мой желудок нашел новое дно.

Нет. Только не это.

Я тяжело сглотнул и встал, зная без вопросов, что я собираюсь найти.

На свинцовых ногах я прошел по высокой траве к угловому столбу и перелез через забор. Мои ботинки шли по той же грубо протоптанной тропинке, по которой, должно быть, шел Конор.

Надо мной в голубое небо поднималась башня хребта Индиго. Ее смелая скальная поверхность освещалась солнцем. Это место было столь же пугающим, сколь и прекрасным. Сплошная стена скал, прорезавшая поля по такой суровой линии, что казалось, будто гора рассечена от макушки до пят. Скалы у ее основания были такими же черными и суровыми, как лицо утеса.

Я карабкался к скалам, которых избегал целую вечность. Я не был по эту сторону забора уже много лет. С тех пор, как нашел тело.

Последнее тело.

Мой взгляд упал на прядь светлых волос. На белое платье. На изуродованные конечности. На реку крови.

На Лили Грин.

3. УИНСЛОУ

– Я собираюсь сбегать домой и взять новую рубашку, – сказала я Дженис, нахмурившись на беспорядок, который я устроила из своей белой блузки.

Мой рукав, испачканный черным кофе, был таким же бедствием, как и мой стол. Папки, отчеты и липкие записки загромождали коричневую деревянную поверхность. Или она была серой? Я не видела ее уже два дня.

Я была официально похоронена.

Когда Дженис пришла сказать мне, что пришло время еженедельного собрания сотрудников с администрацией – неофициального постоянного собрания, которого не было в моем календаре, – я так торопилась присоединиться к ним, что, когда я пошла взять свою кружку с кофе, из кружки выпрыгнула капля и забрызгала мою рубашку.

– Ты позвонишь мне, если что-то случится? – спросила я.

– Конечно, – Она улыбнулась и пошла к двери, остановившись на пороге. – Ты молодец, Уинслоу.

– Правда? Потому что мне кажется, что я тону, – в этом я призналась бы только Дженис. Она была моим единственным союзником на станции. Завоевание людей шло медленнее, чем я ожидала. Намного медленнее.

Дело было в моем возрасте. Никто открыто не признавался, что считает меня слишком молодой      – не в лицо. Но в косых взглядах были невысказанные слова. Сомнения.

Я справлюсь с этой работой.

Возможно, другие сомневались во мне, но я не собиралась сомневаться в себе. По крайней мене сильно.

– Сейчас ты пьешь из пожарного шланга, но потом станет легче, – пообещала Дженис. – И люди здесь придут в себя. Дай им время.

Я вздохнула.

– Спасибо.

Она уверенно кивнула мне, а затем скрылась за своим безупречным столом.

Достав из нижнего ящика сумочку, я пролистала стопки отчетов, которые нужно было просмотреть, и резюме офицеров, которые нужно было прочитать. Сегодня вечером я возьму еще одну стопку домой и прочту их, как и вчера вечером. Я находилась в режиме обучения, пытаясь ознакомиться с персоналом. Я также попросила Дженис достать все дела за последние три месяца, чтобы я могла понять, какие преступления происходят в Куинси.

До сих пор это были всего лишь четыре пьяных водителя, сорванный школьный праздник, одна драка в баре и бытовая неурядица. Дженис предупредила меня, что среди этих дел есть арест за употребление метамфетамина, но я еще не добралась до этого дела.

В целом, досье на офицеров были тонкими, слишком тонкими. Отчеты были короткими, слишком короткими. И все было написано от руки на бумажных шаблонах.

Дедушка не шутил, когда говорил мне, что департамент полиции Куинси нуждается в толчке в будущее. Хотя "толчок" кажется слишком мягким словом. Нам нужен был бульдозер.

Я была тем бульдозером.

Проходя через буфет, я помахала рукой Аллену, одному из сотрудников дневной смены.

Он кивнул, его взгляд метнулся к моему рукаву. Уголок его рта приподнялся.

Я пожал плечами.

– Кофе напал на меня.

– Вот почему я неравнодушен к нашим черным рубашкам и брюкам. Скрывают пятна.

– Мой заказ на униформу должен поступить сегодня. Тогда я тоже буду придерживаться черных рубашек, – я улыбнулась и направилась к двери.

Хорошо, это было приятно. Аллен не избегал зрительного контакта. Прогресс, верно?

Я помахала офицеру Смиту, когда проходила мимо него в вестибюль, надеясь на кивок.

– Я собираюсь быстро бежать домой. Позвоните мне, пожалуйста, если что-нибудь выяснится.

Он игнорировал меня, как и последние два дня. Даже когда мы столкнулись вчера в комнате отдыха, он вел себя так, будто меня там и не было. Когда я выходила за дверь, его взгляд обжег мне позвоночник.

Досрочный выход на пенсию. Мы определенно собирались обсудить вопрос о досрочном выходе на пенсию, если он не изменит своего отношения.

Я достала из сумочки солнцезащитные очки, чтобы защитить глаза от бликов и скрыть темные круги под глазами       – на этой неделе сон давался нелегко. Мой Durango был припаркован рядом с машиной Аллена. Кожаные сиденья были теплыми, а воздух был душным. Я открыла окно, вдыхая аромат летнего солнца.

Расположенный в самом сердце западной Монтаны, Куинси находился примерно в часе езды от Национального парка «Глейшер». Город был расположен в долине, окруженной заснеженными горами, склоны которых покрывал густой вечнозеленый лес. Река Кларк Форк прорезала путь сквозь деревья и обеспечивала естественную границу городской черты с одной стороны.

Когда я была ребенком, дедушка брал нас в походы вдоль реки. Моя семья проводила несколько драгоценных летних выходных в его любимых местах, где мы ловили рыбу, ходили в походы и жарили сосиски.

За каждым поворотом Куинси хранил воспоминания.

Посещение отца всегда было похоже на приключение. Мой отец вырос здесь, и для него Куинси был домом. Мама и папа были бы рады видеть меня здесь. Возможно, они бы последовали за мной из Бозмена.

Хотя, если бы они не умерли, я сомневалась, что переехала бы в Куинси.

Если бы они не умерли, многое было бы по-другому.

За каждым поворотом Куинси хранил воспоминания.

Я ещё не решила, хорошо это или плохо.

Отодвинув прошлое в сторону, я рассматривал туристов, бредущих по тротуарам на Мэйн. Из-за близости к «Глейшеру» Куинси до осени будет переполнен приезжими из других городов.

Как мэру, дедушке нравился приток денег в его маленький городок. Как жителя, туристы обычно действовали ему на нервы. Именно из-за обилия приезжих он любил увозить нас в горы на летние каникулы.

Именно во время осенних и зимних визитов мы останавливались в Куинси, чтобы осмотреть город. Со времен моего детства мало что изменилось. В привычном для нас был комфорт.

Как и в большинстве маленьких городов Монтаны, Главная улица была отрезком шоссе, ведущего в город и из него. Все ответвлялось от центра Куинси, как артерии от процветающего сердца. Но основная часть коммерции находилась именно здесь, в центре города.

Рестораны, бары и розничные магазины привлекали в первую очередь наших сезонных посетителей. Офисы и банки заполняли промежутки между ними. Любимой маминой остановкой всегда был антикварный магазин. У отца – хозяйственный магазин. Бакалейный магазин и две бензоколонки служили продолжением одной стороны Мэйна. На другой стороне находилась ферма Куинси и корма.

Жители гордились этой улицей. Витрины были искусными и очаровательными. Летом на фонарных столбах висели корзины с цветами, зимой – праздничные гирлянды и мерцающие огоньки.

Мне понравился этот город.

Мой город.

До меня еще не дошло, что Куинси – мой.

Может быть, потому что я чувствовала себя более сродни туристам, чем местным жителям.

Я притормозила на пешеходном переходе, ожидая, пока пара перейдет перекресток. Между ними стояла маленькая девочка в желтом джемпере и с очаровательной улыбкой. Родители качали ее между собой после каждого счета раз-два-три-ооп.

Когда-то давно я была такой же маленькой девочкой.

– Что со мной сегодня не так? – я покачала головой, выныривая из прошлого, а затем свернула на следующую боковую улицу, по которой я направлялась домой.

Последние два дня я постоянно думала о маме и папе. Возможно, потому что я была в Куинси. Возможно, потому что так много изменилось всего за неделю.

Новый дом. Новая работа.

Переезд был правильным решением, но от этого легче не стало. Я скучала по своим друзьям в Бозмене. Я скучала по своему старому отделу и коллегам.

Конечно, у меня был дедушка, и было замечательно видеть его каждый день. Со временем я бы вписалась сюда. Но в данный момент быть новенькой было очень похоже на одиночество.

Поэтому я переспала с Гриффином в воскресенье?

Я сморщилась в сотый раз, вспомнив его лицо в ресторане.

Дедушка и Харрисон Иден проболтали весь обед, поддерживая разговор. Гриффин не проронил ни слова. Он просто сидел, уставившись в свою тарелку, а я принужденно улыбалась и изо всех сил старалась завязать светскую беседу с его отцом.

Напряжение, излучаемое плечами Гриффина, росло в геометрической прогрессии во время еды. Сожаление было так ясно написано на его красивом лице, что я едва не симулировала боль в животе, чтобы сбежать.

К счастью, он сбежал первым. Как только он доел свой бутерброд, он вышел из-за стола.

Я все еще злилась на себя за то, что разглядывала его задницу, когда он уходил.

Если повезет, пройдет несколько месяцев, прежде чем мы снова столкнемся друг с другом. Может быть, к тому времени я перестану думать о его обнаженном теле на заднем сиденье его грузовика.

Гриффин Иден был одноразовой ошибкой, и, если повезет, ни одна душа в Куинси не узнает, что я переспала с ними в первую ночь в городе.

Мой дом был одноэтажным, выкрашенным в голубино-серый цвет с белыми ставнями. Я припарковалась на подъездной дорожке и поднялась по кирпичным ступенькам крыльца к красной входной двери.

Дверь была причиной, по которой я купила этот дом – и потому, что на рынке было всего три места.

Этот дом с двумя спальнями и одной ванной комнатой был идеальным для моей простой жизни. Мне не нужен был большой двор. Дополнительная спальня станет моим кабинетом, потому что мне не нужна была спальня для гостей – я редко принимала гостей.

Я поспешила внутрь и не обратила внимания на бедствие, которое представляла собой гостиная. Коробки теснились на диване в центре комнаты. Они оставались нетронутыми с воскресенья, потому что я проводила каждый вечер, просматривая дела.

Моя спальня была в таком же состоянии – может быть, даже хуже.

На одной стороне комнаты три чемодана были открыты, их содержимое высыпалось на деревянный пол. Где-то под этой крышей были вешалки, просто мне еще предстояло их найти. Я покопалась в ближайшей куче одежды, нашла новую рубашку, затем сняла свою испачканную блузку и бросила ее в растущую кучу белья.

Мои новые стиральная машина и сушилка должны были прибыть в пятницу. Остальная мебель, которую я заказала, была отложена, поэтому пока что мой матрас лежал на полу вместе с моим шкафом.

Может быть, сегодня вечером я бы поискала вешалки. А может, и нет.

Одевшись и перестав пахнуть несвежим кофе, я поспешила на улицу и села в Durango, выехав задним ходом на улицу. Затем я отступила в ту сторону, откуда выехала на главную улицу.

Я притормозила на перекрестке, когда мимо пронеслась вспышка красного и синего цвета, а воздух разорвал вой сирены.

Это был крейсер Аллена.

Я вытащила свой телефон из консоли, но ничего не увидела на экране. Сегодня он занимался бумажной работой, а не патрулировал, так куда же он направился? Что-то случилось. Почему мне никто не позвонил?

Вместо того чтобы повернуть налево, что привело бы меня к станции, я повернула направо, следуя за Алленом по главной улице. Когда он выехал на окраину города, он нажал на газ и помчался по дороге.

Мое сердце колотилось, когда я торопилась, чтобы не отстать, ведя машину одной рукой, а другой – набирая номер станции.

– Департамент полиции Куинси, – ответил офицер Смит.