Текст книги "Воители безмолвия. Мать-земля"

Автор книги: Пьер Бордаж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 63 страниц)

– Да будет так! Однако нападение на Орден абсуратов означает нападение на сами основы Конфедерации Нафлина! – возразил Ранти Анг. – Рыцарство многие века посвящало себя изучению военного искусства. Ни один из сеньоров, как бы могуч он ни был, не осмелится бросить вызов Ордену! Вы лишились разума, господин коннетабль?

– Орден и не подозревает об оружии, которое мы готовим, мой сеньор.

Паминкс вдруг застыл в торжественной позе.

– Мой сеньор, настала пора осуществить провидческую мечту вашего отца. Конъюнктура исключительно благоприятна: мощная армия, полиция, которая находится под командованием вашего брата Менати до завершения пятилетней асмы, которая, как мы смеем надеяться, пройдет на Сиракузе, а не на Иссигоре. В соответствии с нашими советами Менати удалось завербовать нескольких высших офицеров, они вступили в союз с нами в обмен на обещание титулов и территориальных концессий. Наемники-притивы готовы оказать безраздельную помощь, поскольку мечтают разделаться с Орденом абсуратов, из которого давным-давно вышли их предки, рыцари-диссиденты. Церковь Крейца переживает бурную экспансию, благодаря неутомимой деятельности миссионеров в самых отдаленных уголках Конфедерации. Имея на вооружении огненные кресты и ментальных инквизиторов, она отныне является мощным репрессивным аппаратом. Нам, мой сеньор, была нужна всего одна вещь, и конкретное воплощение ее вы видели собственными глазами.

Он замолчал, наблюдая за воздействием своих слов на собеседников. Спергус разинул рот и вытаращил глаза, став похожим на голографический монумент донафлинской эпохи. Только две светлые пряди трепетали под едва уловимым дыханием воздуха. Юный и несдержанный осгорит, жертва своего любопытства и любви Ранти Анга, отныне знал слишком много.

Играл он двойную роль или нет, но фаворит стал опасен. Колесо его судьбы, рота индивидуа крейцианцев, вскоре перестанет вращаться.

Сеньор Сиракузы рассеянно потирал губы указательным пальцем правой руки. Его голубые глаза перебегали с трупа миката на черный бурнус палача. Эфемерные геммы, десятками заделанные в длинный пурпурный плащ, прикрывавший белый облеган, бросали вокруг яркие короткие вспышки.

– Теперь нам должно действовать быстро, – вновь заговорил коннетабль. – Окончательно устранить Шри Митсу, опасного противника, несмотря на ссылку. Им займутся наемники-притивы. Также надо расправиться с Шри Алексу и его дочерью, чей безобидный облик должен, вероятно, ввести нас в заблуждение. Использовать вашу власть, мой сеньор, чтобы получить дополнительные кредиты на оттачивание технологии ментального убийства. Затем бросить вызов Ордену абсуратов и уничтожить его одновременно с устаревшей Конфедерацией, чтобы стереть все следы индисской науки. А ради гарантии успеха было бы своевременным окончательно заткнуть глотку америндам с Матери-Земли.

– Если слух об этом геноциде, а вы предлагаете именно геноцид, просочится наружу, мы попадаем под прямую угрозу со стороны абсуратского рыцарства! – воскликнул Ранти Анг. – А вам не скрыть своих замыслов, ибо основные государства-члены имеют уши и глаза повсюду!

– Пора перестать рассматривать Орден в качестве неодолимого препятствия. Наши шансы на успех покоятся на быстроте и точности расчета, а также на эффекте внезапности. Мы ждем лишь вашего формального согласия, мой сеньор… Только от вас зависит, станете ли вы первым сувереном постнафлинской империи.

И тут же подумал, что Ранти Ангу никогда не удастся воспользоваться подобной привилегией. На пятой фазе Великого Проекта Гипонерос предусмотрел уничтожение Конфедерации Нафлина и восхождение на престол просвещенного тирана, собирателя камней. Человека иного масштаба, чем нынешний сеньор Сиракузы.

Четыре скаита-мыслехранителя утратили бдительность. Свет полузакрытых глаз, вырывавшийся из тени красных и белых капюшонов, померк. Они нарушили первый закон трактата Благородной Этики защиты: в любое мгновение дня и ночи буду ярым защитником духа моего господина, ибо он один имеет право следовать интимными путями своих мыслей.

Паминкс, от которого не ускользнула эта оплошность, мог бы проникнуть в мысли Ранти Анга, лишенного защитных экранов. Но предпочел дождаться, пока его соплеменники не спохватятся и не исправят свою непростительную ошибку. Сегодня коннетабль не станет требовать новых жертв. Самые важные головы скоро скатятся к его ногам, и его вполне устраивала такая перспектива.

– Мой сеньор, мне хотелось бы продолжить беседу о последствиях нашего предприятия, – тихо произнес он, чтобы не вырывать с излишней резкостью Ранти Анга из его сна наяву. – Освободите господина Спергуса от столь тяжелой работы. Отошлите его в то место, которое больше подходит для вашего юного друга.

Не ожидая ответа Ранти Анга и не обращая внимания на убийственный взгляд Спергуса, он решительным шагом направился в сторону темного подземного коридора.

Глава 2

Вступая в ряды служащих Галактической Транспортной Компании и осознавая дарованную мне привилегию, клянусь посвятить Компании всю свою жизнь.

Клянусь выполнять свою работу с особым рвением ради блага путешественников, выбравших нашу Компанию.

Заранее принимаю любой пост, который, сочтет нужным дать мне кадровая коллегия ради наилучшего функционирования Компании.

Становясь полным и безусловным членом великой семьи, объединенной Компанией, клянусь, что уважаю ее…

Выдержка из Бронзовой Хартии, деонтологического кодекса ГТК. Клятва, произносимая вслух, перед кадровой коллегией во время церемонии поступления на службу после стажа на планете Урсс.

Согласно молве, столь же постоянной, как и непрекращающийся дождь на планете Двусезонье, влажный сезон должен был вот-вот закончиться.

Развалившись в потрепанном грязном кресле агентства, которое с трудом освещали запыленные водолампы, Тиксу Оти, уроженец планеты Оранж, смотрел на падающие капли дождя с выражением небесной коровы, созерцающей древний ракетный поезд.

За пять или шесть стандартных лет, которые он провел на Двусезонье, Тиксу постепенно превратился в инертную, заросшую волосами глыбу, насквозь пропитанную спиртным и скукой. От его некогда светло-зеленой, а ныне мятой формы, потерявшей цвет, несло тошнотворной вонью, напоминавшей острый запах гигантских речных ящериц в период сезона дождей.

Напуганные его бессмысленным взглядом редкие клиенты, у которых возникала странная мысль толкнуть продавленную дверь агентства, задерживались лишь. на то время, которого им хватало на извинения. Какое мнение могли составить эти горе-путешественники о ГТК, самой крупной во вселенной компании! О ГТК, тысячи агентств которой располагались на сотнях планет Конфедерации Нафлина и на далеких мирах Окраин. О всемогущей ГТК, которой удалось получить почти полную монополию в области переноса живых клеток на дальние расстояния с помощью бессовестной рекламы и политико-финансовых интриг.

Утонув в болоте равнодушия, Тиксу знал, что однажды ему нанесет визит ринс, робот-инспектор, направленный кадровой коллегией. И Тиксу придется представить отчет. Дирекция помнила о каждом агентстве, даже если оно располагалось на задворках мира. Если сильно повезет, его просто выгонят, как грязную тварь, в которую он превратился. Оптимистичное предположение, которое, увы, было лишь отражением подсознательного желания. По логике он должен предстать перед внутренним деонтологическим трибуналом Компании, где торжественно перечислят его многочисленные профессиональные огрехи. В назидание другим, а также потому, что одалживают лишь богатым. К списку его прегрешений добавят и то, чего он не совершал. ГТК не имела обычая шутить со своим престижем и никогда не упускала случая устроить показательную порку. Его приговорят к десяти или пятнадцати годам принудительных работ в ремонтно-испытательном центре на планете Урсс. Там ему предоставят выбор – стать пилотом-испытателем новых аппаратов, созданных инженерами Компании (смертность: 30, 3%), или работать на облучаемом конвейере выявления дефектов (смертность: 26, 7%).

Однако, приложив невероятные усилия для подавления собственной воли, Тиксу смог изгнать из головы ненужные мысли: о Бронзовой Хартии, профессиональной библии Компании, на которой давал клятву при поступлении на работу, о регламенте и его бесконечных параграфах два и три, о ринсах и их лексике, касающейся клеточной переписи, о безусловной правоте клиентов, об ожидающей его неприятной перспективе… Отныне самым важным стал момент, когда по внутреннему каналу звучал синтетический голос стюардессы, извещавший о наступлении стандартного часа закрытия всех агентств в зоне 1098-А Окраин.

Подчиняясь условному рефлексу, Тиксу набирал на старенькой клавиатуре секретный код помещения дерематов, опускал рычаг створки магнитной защиты, извлекал ленивое тело из кресла и выходил на улицу, постоянно забывая погасить античную голографическую вывеску, в которой с незапамятных времен не горели две буквы из трех. Вероятно, он руководил самым неряшливым агентством во вселенной.

Тиксу неверной походкой углубился в переплетение темных кривых улочек города. Потом вскарабкался на хлипкие высокие мостки. Их в сезон дождей перебрасывали над болотами, ручьями и реками, в волнистом зеркале которых отражались тусклые огоньки светошаров, летающих по воле ветров. Время от времени вода вскипала пеной, и на поверхности показывалась речная ящерица, рептилия-хищник метров десяти в длину. Ее светло-желтая чешуя и крохотные рубиновые глазки вспарывали серые воды, раскрывалась огромная пасть с тремя рядами длинных острых зубов, а мощный хвост с яростью колотил по воде.

Не раз случалось, что прохожий, пьяный или страдающий бредовой лихорадкой, падал с мостков при особо сильном порыве ветра. У него не было ни малейшего шанса выбраться на берег: всегда поблизости оказывалась ящерица, которая бросалась на несчастного и заглатывала его (смертность: 100%).

Тиксу иногда останавливался и смотрел на водяных чудовищ, стараясь крепко держаться за верхнюю веревку перил. Не потому, что слишком дорожил жизнью, а потому, что всегда цеплялся за что-нибудь, в частности, за веревку мостиков. Автохтоны Двусезонья, садумба, без намека на шутку утверждали, что ящерицы являются божествами воды. И до массовой высадки колонистов Конфедерации автохтоны имели обычай приносить им в жертву новорожденных. Хотя конфедеральный закон защищал чужую этику и уважал местные обычаи, полиция запретила эту вековую практику, сочтя ее варварской, ведущей к деградации и противоречащей духу просвещенной цивилизации Тиксу встречались расплывчатые фигуры людей, пытающихся удержать равновесие на скользких и уходящих из-под ног дощечках. Хотя дождь всегда с силой хлестал по лицу, он никогда не мог вывести оранжанина из состояния отупения. Ноги несли его к единственному кабаку поселения, к бараку на высоких тонких сваях, не вызывавших доверия. Под изъеденной вывеской остался лишь кусок террасы, остальная часть давно обвалилась в кипящие воды ручья. По всей вероятности, это был самый запущенный кабак во вселенной.

Тиксу каждый вечер втискивался в плотные ряды потребителей мумбе, местного алкогольного напитка, некой смеси кислоты и яда, которая разъедала внутренности любого нормального человека. Тиксу молча проглатывал стакан за стаканом, не глядя по сторонам. Остальные посетители у стойки бара или за столиками также хранили молчание. Их блестящие глаза с красными кровавыми прожилками созерцали пустоту. Владельцы бара, трое братьев с планеты Красная Точка, наполняли стаканы без излишних слов. Их жадные руки быстро и ловко сгребали железки, которые посетители сыпали на дюралевую стойку.

Таверна «Три Брата» (так ее называли, поскольку никому не удалось расшифровать буквы на вывеске) была пунктом контрабанды красного табака с миров Скодж и фальсифицированного спиртного, внесенного в конфедеральный индекс двести шестьдесят стандартных лет назад. Время от времени женщины с разноцветными шевелюрами раздвигали завесу дыма и бродили по залу или рядом с баром. Их полупрозрачные лохмотья едва прикрывали морщинистую кожу, обвисшие формы, подчиняющиеся закону гравитации, ноги, обтянутые целлюлитом, лысые венерины холмики… Проститутки на финишной черте, у которых не было средств на курс эстетического омоложения и которые предлагали себя искателям опталия, жалким чиновникам и деловым людям, случайно попавшим в этот сектор пространства…

Когда Тиксу охватывала невыносимая тоска, он тоже становился жертвой жалкого зова плоти. Парочки обычно удалялись в комнатку на втором этаже, где гудел рой черных агрессивных комаров. Как любые профессионалки, заботящиеся о рентабельности своих услуг, женщины старались получить деньги, эрекцию и оргазм клиента за полминуты. И каждый раз у Тиксу оставалось воспоминание о стойком запахе дезинфицирующего средства, которым был пропитан испещренный пятнами матрас.

Иногда поверх голов слышались обрывки разговора, с трудом произнесенные слова, ускользнувшие мысли:

– Чертов дождь! Уже длится двадцать лет… Эту дыру стоило назвать Односезонье!

– Ага… Бедняга Мортин Оллигрен… Кончить жизнь в глубине шахты в пасти треклятой ящерицы…

– А ведь я говорил ему не рыть так близко от воды! Опталий у воды никогда не находили, а потом было ясно, что этот кусок берега вот-вот обвалится…

– Не стоило так упорствовать… Они все такие, эти выродки с Артилекса! Всегда считают себя правыми!

– Эй, оранжанин! Как только наткнусь на хорошую жилу, приду к тебе! Посадишь меня в свою дурацкую машину, и я наконец вернусь домой! Заодно и помолодею!

– Закройся, Амигот! Путешествие по деремату стоит не менее десяти кусков! А история с омоложением просто сказки… Вначале, может, и выиграешь несколько месяцев, но они тут же вернутся, поскольку в памяти клеток хранится твой биологический возраст… Это называется коррегированным эффектом Глозона… Не так ли, Тиксу?

Тиксу корчит гримасу, которая может сойти за согласие.

– Не смейся! – настаивает первый. – Говорю тебе, мне повезло по-настоящему! Жила, старина! Настоящая!

На планете в основном жили искатели опталия, редчайшего металла, за которым охотились скульпторы-ювелиры Беллы Сиракузы и корпорации священного ремесленничества Маркината. Шахтеры, изъеденные зенобой, неизлечимой дождевой лихорадкой. Лбы с каплями пота, восковой цвет лица, шатающиеся зубы, сумасшедшие глаза. Они слетелись сюда из всех уголков вселенной. Их легко было узнать по традиционному комбинезону из плотной коричневой ткани. Все горели единственной надеждой: добыть достаточно денег на деремат, чтобы телепортироваться на родную планету, где и почить в мире и спокойствии. Обычный корабль летит долгие годы, и им не пережить столь долгого путешествия. Древние корабли времен завоевания тратили по полгода-году, чтобы связать главные планеты Конфедерации. А еще существовала опасность пиратства и крушения.

«По оценкам экспертов геобурильщиков, недра планеты Двусезонья изобилуют белым опталием… »

Это лапидарное сообщение, подхваченное каким-то диктором малоизвестного канала головидения, вызвало настоящий бум. Независимые шахтеры взяли планету приступом, убивали друг друга, чтобы получить наилучшие концессии, и быстро растратили жалкие сбережения на доставку тяжелого оборудования: экскаваторов, буровых, конвейеров и обогатителей… Но постоянный дождь, заливающий и обрушивающий подземные галереи, речные ящерицы и насекомые, переносчики зенобы, превращали добычу драгоценного минерала в сомнительное предприятие. Все, чем на данный момент обогатились искатели, была всепожирающая, смертоносная лихорадка, с которой не могли справиться самые лучшие лекарства Кон-федеральной Конвенции Здоровья.

Более или менее магические рецепты има садумба, местных колдунов, были не эффективнее химических, звуковых или волновых лекарств, предлагаемых ККЗ. Зеноба косила и самих садумба, чья природная иммунологическая защита страдала от отсутствия гигиены и неумеренного потребления мумбе. Автохтоны Двусезонья всегда ходили голыми. Переплетения темных вен подчеркивали болезненную белизну их безволосой и почти прозрачной кожи. Они невольно бросали вызов недавнему кон-федеральному декрету, принятому по настоянию Крейцианской Церкви Сиракузы, которая требовала обязательного ношения одежды. Садумба было наплевать на все прошлые и нынешние декреты. Они всегда выглядели мрачными и меланхоличными, что никак не вязалось с их круглыми лицами и внушительными телесами.

Больные шахтеры-ветераны утверждали, что садумба полностью перерождаются при наступлении сухого сезона: их тела высыхают, как кора дерева, меланин окрашивает их кожу в красивый коричневый цвет, и они вдруг проявляют невиданное жизнелюбие, поют, пляшут, учиняют вакханалии, на которые приглашают всех желающих. В ожидании этих славных дней, которые, быть может, существовали лишь в воспаленном воображении искателей опталия, некоторые представители садумба мужского и женского пола сидели в углу зала, передавая из рук в руки стаканы с мумбе, и, казалось, пережевывали все мрачные мысли вселенной.

Точный, как древние донафлиновские ходики, в один и тот же час в кабаке появлялся странный персонаж: высокий, бледный человек с рыжей всклоченной шевелюрой, выбивающейся из-под капюшона шафранового дырявого облегана. Поражало его костистое лицо с острыми чертами, густые брови, длинная шея стервятника. Его иссохшая рука выбиралась из-под пурпурной накидки, и обвиняющий палец обводил всю аудиторию. Громкий голос перекрывал стук дождевых капель по кровле:

– Отщепенцы Индекса! Спиртное превращает вас в раскатта, в людей вне закона, в скотину, которая стоит на нижней ступени эволюции, даже ниже речных ящериц! Куча гнусного зверья! Низшие существа, которых порок держит в рабстве! Рано или поздно вы предстанете перед Крейцем. Покайтесь в своих грехах, и огонь очистит вас! Час близок. Бойтесь геенны искупляющего креста: она доберется до вас, чтобы наказать за ваше безверие!

Все спокойно ждут окончания грозы. Крейцианский миссионер поворачивается к проституткам, которые нарочито бросают ему вызов, раздвигая ноги, облизывая кончиком языка крашеные губы или лаская грудь.

– Прикройтесь, дьявольские самки! Зловонные колодцы! Ваше поведение оскорбляет божественную Лаиссу, матерь Крейца! Вам уже уготовано место на огненных крестах!

Его горящий взгляд долго обегает тени прокуренного помещения, кадык едва не протыкает иссохшую кожу шеи. Потом он выходит, пошатываясь, как сомнамбула, под насмешливое и одновременно опасливое фырканье потаскух.

– Чокнутый крейцианец! У него, наверное, зеноба!

– Думает, что запугает своими огненными крестами! – кривится один из мужчин.

– Не стоит смеяться! – возражает преждевременно состарившийся шахтер. – Они есть, эти поганые огненные кресты! Я сам их видел!

Все лица поворачиваются в сторону старика, который обеими руками цепляется за стойку бара, чтобы устоять на шатающихся ногах. Испуганные проститутки покидают клиентов и окружают его.

– Это было во времена, когда у меня была концессия на Джулиусе, сателлите Сиракузы. Там Церковь Крейца стала официальной религией, обязательной для всех, а тех, кто не хотел менять веру, приговаривали к огненному кресту… Я видел целые семьи, мужа, жену, детей, поджаривающихся на медленном огне. Отвратительный спектакль…

– Значит, ты из этих гнусных крейцианцев! – начинает кричать один из мужчин, которого мумбе сделало агрессивным. – Иначе ты бы посмеялся, как и остальные!

Это замечание на грани здравого смысла сопровождает одобрительный ропот

– Я был! – возражает шахтер. – На Джулиусе я был крейцианцем. Иначе оставил бы там шкуру! Не такая уж она красивая, но я за нее держусь! А теперь я такой же крейцианец, как ты богач!

Весь зал хохочет. Успокоившиеся проститутки окружают столики, как рой пчел на поле цветов, полных нектара. Постепенно над залом нависает тишина. Головы тонут в парах спиртного. Пора отправляться спать. Опасное предприятие – брести через ночь, дождь и ветер, стараясь не сорваться с раскачивающихся мостков, чтобы не стать нежданным обедом речных ящериц…

Тиксу никогда не мог отчетливо вспомнить, каким образом он отыскивал дорогу к пансиону. Чаще всего у него не хватало сил взобраться на гравитационный цоколь, и он засыпал у подножия лестницы. Остальным занимался ночной сторож, садумба в слишком узкой форменной куртке и с символическим набедренником: он отыскивал нужную дверь нужной комнаты, находил в непроходимом беспорядке кровать, укладывал безжизненное тело на матрас, вонявший блевотиной, спиртным и грязью. Исполнив этот тяжкий труд, ночной сторож выпускал несколько сочных ругательств на родном языке и выходил. И каждый раз спотыкался об одну из многочисленных бутылок, усыпавших пол, вновь ругался и закрывал за собой дверь. Тик-су приоткрывал глаз, чтобы заметить в щели пару громадных белых ягодиц под смешной черной курткой, и проваливался в сон, больше похожий на кому.

В то утро сладкий голос стюардессы, объявлявший всем служащим о начале работы в зоне 1098-А Окраин, показался оранжанину Тиксу Оти особо невыносимым. Ему казалось, что каждое слово, которое выплевывал динамик внутреннего канала, было микроскальпелем, надрезавшим нервы.

Дневной сторож, немой троблосс, принес ему завтрак, состоящий из пряных садумбских сладостей и обжигающего густого напитка, который одни называли кофе, а другие – чай. Троблосс зевнул во весь рот – так он здоровался. Тиксу уселся на край кровати и едва кивнул в ответ. Сторожу не понравилось такое полное отсутствие вежливости. Он брякнул поднос на груду одежды на низком столике и удалился.

Как и каждое утро, Тиксу не дотронулся до завтрака, не стал совершать утренний туалет, с трудом поднял страдающее тело и вышел в коридор. Пересек прихожую, пробормотал извинение, повернувшись в сторону раздраженного троблосса, и вышел на улицу. Разъяренный от дождя, ветра и вечного полумрака в поселении, Тиксу направился прямо в агентство.

Он нажал кнопку вибратора, лежащего в боковом кармане пиджака. Потрескивающее голубоватое поле магнитной шторы исчезло. Тиксу уселся за стол и набрал конфиденциальный код включения деремата, старого ветхого аппарата, который предлагал в качестве премии за путешествие несколько неприятных последствий, о которых в рекламе ГТК тщательно замалчивалось.

Потом, будучи экспертом сидячего положения во всех его вариантах, он с уютом устроился в кресле и погрузился в привычное тупое созерцание капель дождя, отплясывающих сарабанду на грязном стекле. И незаметно заснул.

– Эй!.. Эй, вы, пожалуйста!

Тиксу повернул голову. Перед его столом стояла девушка. Он не слышал автоматического звонка у входа. Инстинктивно подумал: «Сиракузянка! Что нужно сиракузянке в этой дыре?»

Огромные бирюзовые глаза с зелеными и золотыми искорками остановились на нем с грацией птиц-певуний из края Орган, провинции Оранжа, славящейся невероятным разнообразием фауны. Девушка осторожно отжала два вымокших локона с золотистыми отблесками, которые выпали из-под пурпурной отделки белого капюшона. На ней был широкий плащ с яркими меняющимися узорами, скроенный из одного куска живой ткани, застегнутый на груди скромной брошкой из розового опталия. Невероятно бледная кожа, тончайшие черты лица, обрамленные белой помадой губы, грациозные жесты выдавали в ней сиракузянку, в осанке и взгляде которой ощущалось некоторое высокомерие.

Тиксу на мгновение окаменел в своем кресле. Потом, словно в нем распрямилась пружина, начал поспешно приводить в порядок все то в агентстве, что давно нуждалось в уборке. Он приосанился, поправил воротничок рубашки, разгладил спутанные волосы, одернул форменный пиджак, затянул пояс. На столе его царил беспорядок, валялись ненужные бумаги, непонятные предметы… Он попытался улыбнуться молодой женщине, но тут же с омерзением ощутил себя белой домашней обезьяной, исключительно одаренной в производстве гримас.

– Э-э-э, здравствуйте… По какому поводу?

Визитерша с едва заметной иронией скривилась.

– Мне нужно путешествие. Вы ведь продаете путешествия? Если только я не ошиблась адресом…

Мощный удар ее жаркого мелодичного голоса поразил Тиксу в самое солнечное сплетение. Она, как и все сиракузяне, умела фокусировать голос и направлять в нужную точку в виде концентрированной звуковой волны.

– Э-э-э… да, конечно, путешествия… – сумел пробормотать Тиксу. Он был подавлен и едва дышал. – Э-э-э… может, желаете присесть?

– Охотно. Но куда?

– Простите… Заказываю кресло…

Нарушая правило три три, абзац 12-С подраздела, касавшегося обхождения с путешественниками, профессиональной библии (ни один потенциальный клиент не должен ожидать стоя), он забыл о существовании подвижных кресел. Побагровев, он коснулся серой клавиши на столе. Невероятно уродливое кресло вылетело из шкафа и с ужасным скрипом запрыгало к посетительнице. Она глянула на пыль, скопившуюся на подушках.

– Тысячу раз спасибо, но лучше я постою. Полагаю, вы предлагаете путешествия с де– и рематериализацией…

– Дерематы? Ну конечно… Может, вы не заметили, что вошли в одно из агентств ГТК, самой крупной компании во вселенной. Поэтому я спрашиваю вас: где, как не здесь, вы найдете деремат?

К великому удивлению Тиксу, слова теснились у него на языке. Обычно он выдавливал несколько угрожающих слогов, предназначенных для испытания характера и настойчивости клиента. Большинство их почти тут же отступало и, не имея выбора, предпочитало потратить три недели жизни на судах регулярных рейсов, связывавших Двусезонье и остальные планеты Окраины.

– Отлично. Мне нужен один… деремат для переноса на Красную Точку. Полагаю, это в ваших силах?

– Красную Точку? – воскликнул Тиксу.

Опаловые губы посетительницы вновь тронула улыбка. Она выглядела спокойной, далекой, почти отсутствующей. Контроль эмоций был одним из главных принципов сиракузского воспитания. Лицо и жесты не должны были никогда выдавать чувств, тем более в присутствии незнакомых людей. Вытаращенные от удивления глаза Тиксу походили на бездну, открывавшуюся в пустоту его души.

– Я ожидаю ответа! Это возможно?

Тиксу ощутил в ее голосе нотку тревоги. А также услышал шорох живой ткани накидки, вызванный нервной дрожью ноги.

– Безусловно, возможно… Наши программы позволяют послать на любой из известных миров. Но… Простите, если я вмешиваюсь не в свои дела, что собирается делать такая женщина, как вы, на Красной Точке? Поймите, я впервые встречаю сиракузянку на Окраине и…

– Откуда вы взяли, что я прибыла с Сиракузы? – сухо оборвала она.

– Не раздражайтесь! – Тиксу раскинул руки. – Я не собираюсь ни шпионить за вами, ни обманывать вас! Я… немало постранствовал за свою жизнь и умею узнать сиракузянку, вот и все… Неужели вам неведомо, что говорят о Красной Точке?

– Я слышала многое, как и остальные. Но это ничего не меняет!

– В конце концов это ваше дело… У вас там семья? Кто-то может вас там принять? Судя по репутации планеты, для вас было бы лучше…

– Сколько?

Резкий тон не располагал к продолжению беседы. Тиксу подчинился и вновь облачился в жалкий фрак скромного служащего ГТК.

– Мадам, вы клиентка, а клиент во всем прав! Я только пытался оказать вам услугу…

Он пальцем коснулся клавиши консоли. Однако ему не удавалось подавить вихрь мыслей, перехлестывающих через плотину равнодушия и скуки. Он сожалел о своем неряшливом облике, о щетине на подбородке, о черных ногтях, которые пытался скрыть от взгляда собеседницы, пряча их в ладонях, о зубах, пожелтевших от красного табака Скоджа и мумбе, о влажности и окружающей грязи. Увидев грациозную и высокомерную сиракузянку, он вдруг осознал, насколько пусто его существование, как бездонна пропасть его падения.

На экране высветились цифры.

– Перенос до Красной Точки: пятнадцать тысяч стандартных единиц.

– Пятнадцать тысяч? Слишком дорого!

– Не думаю, что вы найдете дешевле в другом месте, – сказал Тиксу, пораженный тем, что сиракузянка опустилась до того, что оспаривала цену. – ГТК предлагает самые низкие цены во вселенной… В любом случае на Двусезонье нет другого деремата…

Глаза посетительницы вонзились в глаза Тиксу, который буквально пошатнулся от пламени в ее взоре.

– В данный момент я не располагаю такой суммой, – медленно выговорила она, выпуская слова, словно стрелы. – Однако необходимо, жизненно необходимо, чтобы я попала на Красную Точку! Вам понятно?

– Понимаю… понимаю, – пробормотал Тиксу, неловко пытаясь уйти от невероятного психологического давления своей собеседницы. – В таком случае садитесь на любой корабль.

– И речи быть не может! На перелет понадобится три недели, не считая опасности пиратства. Вы говорите, пятнадцать тысяч…

Она явно искала решение. Даже закусила нижнюю губу, которая побелела под нажимом зубов, покрытых голубоватым лаком. Дрожь ее ноги усилилась. Она явно испытывала трудности в контроле над собственными эмоциями, что говорило о глубине ее замешательства.

– Предлагаю вам восемь тысяч единиц, – наконец сказала она, превозмогая явное отвращение к тому, что опустилась до столь низкой торговли. – Остальное позже. И конечно, я оставлю вам личный отпечаток в знак признания долга.

– Увы, мадам, я не могу согласиться… – заявил оранжанин с примирительной улыбкой, в которой явно не хватало силы убеждения. И поспешно добавил, как бы оправдываясь: – Каковы бы ни были у вас причины предложить мне эту сделку, а, полагаю, причины вполне веские, я не могу себе позволить нарушить внутренний регламент Компании…

Стоило ему произнести эти слова, как из давно забытых тайников души послышался вкрадчивый голос. Почему служащий Оти, код МСО 12 А 2, вдруг озаботился внутренним регламентом Компании? Было ли это обусловлено обучением и профессиональной совестью или он просто хотел привлечь к себе внимание?

Он решил, что она уйдет, и уже сожалел об этом, но она не походила на обычных клиентов, и такой пустяк вряд ли ее обескуражил: она положила длинные узкие ладони, ладони художницы, на стол. Ее лицо опасно приблизилось к лицу Тиксу, и он едва не опьянел от аромата ее духов.

– Я знаю, вы подчиняетесь своему регламенту. Каждый из нас чему-то подчиняется. Но это путешествие необходимо! Необходимо! Пожалуйста, внимательно выслушайте меня не только ушами, но и сердцем, а не прячьтесь за регламентом. – Она чуть-чуть помолчала, глядя на Тиксу, привалившегося к спинке кресла. – Это путешествие необходимо не для меня. А для вселенной. Для всей вселенной! Конфедерация Нафлина в невероятной опасности. И это не имеет никакого отношения к регламенту… Надо, чтобы я немедленно отправилась в путь!