Текст книги "Пленение (ЛП)"
Автор книги: Пенни Рейд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)
Меня несомненно привлекал Абрам – талантливый, остроумный, сексуальный басист. Но меня не привлекал Абрам – ожесточенный король серийных знакомств.
Я пришла к выводу, что интеллект был для меня кошачьей мятой в прикуску с харизмой. И, благодаря моей романтической истории, я поняла, что просто потому, что человек был умным и харизматичным, не значило, что он был хорош для меня. Блестящий ум как гравитационное поле для меня – я становилась осторожной.
Так что, Фитц был безобидней.
И я держалась подальше от орбиты Абрама.
Мне нужен был милый парень, который бы понимал мои шутки. Который был бы больше дружелюбным, нежели харизматичным. Кто-то яркий, но не блистающий гениальностью.
– Садись на свою жердочку, птичка. Уже пора. – Уиллис прошел мимо меня, на свое место за барабанами.
Я схватила свою бутылку воды и проследовала за Уиллисом на сцену. Избегая пристальных взглядов Абрама, я дружески кивнула Джанет и помахала Фитцу. Он помахал в ответ, улыбаясь мне идеальной, широкой и белоснежной улыбкой.
Сегодня мы играли на рождественской вечеринке в Нью-Йорке, в месте, которое мы очень хорошо знали. Это была переделанная пожарная станция, теперь средних размеров концертная площадка – очень популярное место для свадеб и корпоративов. Мне здесь нравилось, потому что интерьер был оригинальным – красный кирпич с вставками норвежских гобеленов, украшавших стены, вероятно, размещенных специально, чтобы улучшить акустику.
Кроме того, сцена находилась поодаль от танцпола. Хотя я играла на публике уже несколько месяцев, находиться рядом или в окружении зрителей по-прежнему ощущалось непреодолимым. Мне нравилось быть позади – с пианино между мной и зрителями.
Представление началось с привычного коктейля звуков: много пианино, вокала и саксофона, немного барабанов. Мы играли пять сетов, с каждым разом все громче и резче, когда уже возрастная толпа разошлась и осталась молодежь, которая хотела танцевать.
Этим вечером не было ничего особенного. У меня не было ожиданий, признаков или знаков свыше (или ниже), что этот корпоратив отличался бы от десятков других корпоративов за последние несколько месяцев. Я была спокойна. Я была собранной. Я была в порядке. Я делала свое дело и размышляла, остался ли еще бекон в холодильнике, потому что мне очень хотелось бутерброд.
Потом, посередине моих размышлений о беконе, во время четвертого сета заколка открылась под весом моих волос. И я была вынуждена доигрывать остальную часть с кудрями на лице.
Это раздражало и отвлекало. По непонятным причинам, заколка для волос стала катализатором для интенсивной и резкой волны смущения. Ощущение началось с ноющего покалывания на затылке. Я проигнорировала его. Но ощущение не исчезло.
Я подняла взгляд на Абрама, увидела, что он, ухмыляясь, смотрел на меня. Закатив глаза, я обратила внимание обратно на свои пальцы, порхавшие по клавишам, подумав, что это покалывание было из-за Абрама. Мгновение спустя снова посмотрела на Абрама, чувствуя раздражение, я все еще ощущала его взгляд, но он не смотрел на меня.
Я все еще ощущала на себе чей-то взгляд. Я чувствовала это наблюдение. Словно вес руки, от которой я не могла избавиться. Мое сердце тревожно билось в груди, пока я рассматривала одногруппников. Они все были сосредоточены на своих инструментах.
Я убеждала себя, что это было глупо, но ощущение не проходило. Это нервировало, словно звук шагов за спиной, когда идешь по темному коридору.
Когда мы закончили очередной сет, я убрала волосы от лица, закинув их за плечо. Встав из-за рояля, я взглянула на зрителей, ища источник моего дискомфорта, почти не ожидая найти.
Но кое-что я все-таки нашла.
Сине-зеленые глаза на знакомом лице, он был одет в безупречно сшитый костюм, с высокой брюнеткой в одной руке и стаканом в другой, а его проницательный взгляд прожигал меня насквозь.
Глава 1: Резонансные структуры
– Извини, Уиллис. Мне нужна минутка... Я плохо себя чувствую.
Я сидела за кулисами на перевернутом ведре, положив руки на колени. Мой голос был слабым, и мне на самом деле нездоровилось.
Джанет поглаживала меня по спине, а Фитц вился около тарелки с едой. Абрам, стоя возле дальней стены, смотрел на меня, скрестив ноги и засунув руки в карманы.
Снова увидеть Мартина – просто увидеть его в толпе – было гораздо волнующе и труднее для понимания, чем я могла предположить. Мысленно я повторяла:
«Он здесь».
«Он здесь с кем-то».
«Я, вроде, до сих пор ненавижу его».
«Но надеюсь, что он не ненавидит меня».
«Думаю, я всё ещё страстно увлечена им...»
Удивительно, что самой громкой и актуальной была мысль: «Он видел меня голой».
Мартин плюс мой папа (когда я была маленькой) были двумя мужчинами в мире, которые видели меня голой. На самом деле, можно было считать только Мартина, потому что у меня не было груди или лобковых волос и девичьих форм, когда мой папа клал малину на мой животик. Плюс, он был моим отцом.
«Только Мартин...»
Эта мысль еще больше запутала меня, заставила чувствовать себя ещё более неловко. Возможно, мне нужно было исправить это. Возможно, мне нужно было найти другого парня и показать ему свои женские штучки, расширить, так сказать, аудиторию, чтобы, находясь в одной комнате с Мартином, не превращаться в убогого, одержимого наготой психа.
Возможно, разбавление значимости интима уменьшило бы воздействие его присутствия. Тогда я смогла бы взглянуть на него, подумав: «Эй, ты один из парней, кто видел меня голой. Ну и что? Кто не видел меня голой?»
– Думаешь, ты сможешь играть? Остался всего один сет, – тихо спросила Джанет, вытягивая меня из мыслей.
Она была замечательной девушкой с чересчур мягким сердцем. Полная противоположность её образу с крашеными черными волосами, бледной кожей, холодными глазами и обилием пирсинга.
Я кивнула, закрыв глаза. Я смогла бы играть. Я собиралась играть. Мне просто была нужна минутка, чтобы мои руки перестали дрожать.
Я задумалась, был ли здесь поблизости шкаф, где можно было расслабиться хотя бы на пять минут. Я бы не стала прятаться всю ночь, просто мне нужно было ощутить себя в безопасности. Фитц мог бы присоединиться ко мне, и я бы показала ему свои сиськи.
– Резкий, пугающий, шокирующий, тревожный, смущающий, огорчающий, беспокойный.
После моего бормотания последовала пауза, а потом Уиллис спросил:
– Что ты делаешь?
– Она перечисляет синонимы. – Раздался голос Абрама с другого конца комнаты. Я открыла глаза и встретилась с ним взглядом. Он с интересом смотрел на меня. – Это успокаивает тебя, да?
Кивнув, я нахмурилась. Он был слишком проницательным.
Уиллис проворчал:
– Хорошо, ладно. Это... так же странно, как возвращать долг шулеру. У нас еще десять минут до родео.
Я задержала взгляд на Абраме немного дольше, потом встала, немного пошатываясь на ногах, и повернулась в Уиллису.
– Думаю, мне нужно ненадолго прогуляться.
Фитц наклонился вперед, вызвавшись добровольцем.
– Я могу пойти...
Но голос Абрама перекрыл его голос.
– Я пойду с тобой. Давай. Пойдем.
Высокий басист оттолкнулся от стены и подошел ко мне, взял за руку чуть выше локтя и потянул к задней двери.
– Возвращайтесь через пять минут! – крикнул нам в спину Уиллис.
– Мы вернемся через семь, – парировал Абрам, потянув меня вниз по коридору на улицу, подальше от вони из мусорного бака.
Я вырвалась из его хватки, как только мы достигли тротуара, и скрестила руки на груди, не чувствуя холода ноябрьской ночи, потому что мои мысли путались, пытаясь соответствовать ритму биения моего сердца. Я точно не собиралась показывать Абраму свою грудь. Это было бы похоже на прыжок с пивных дрожжей на горячую сковородку и обратно.
Увидев Мартина на другом конце комнаты, я просто приросла к месту, не отрывая пальцев от пианино. Он казался ненастоящим, и я была уверена, что если моргнула бы, то он бы исчез.
Поэтому я не моргала.
В конце концов, Фитц потянул меня за сцену, и мне ничего не оставалось, кроме как моргнуть. Но когда я повернулась, Мартин до сих пор был там – все ещё стоял у бара рядом с красоткой, окруженный густым облаком высокомерия, по-прежнему глядя на меня – я чуть не упала в обморок.
Он не исчез. Он был настоящим. И очевидно, он увидел и узнал меня.
– Тебе уже лучше?
Я поняла, что мы с Абрамом прошли уже полтора квартала. Такое расстояние стало полной неожиданностью.
– Да. Мне лучше. Мы можем возвращаться.
Ложь, всё ложь. Я не чувствовала себя лучше. Меня тошнило. «Эта драма когда-нибудь закончится?!»
Мы продолжали идти вперед.
– Иногда ты говоришь, как робот. – Он не казался раздраженным, сказав это, скорее это было наблюдение, возможно, он просто хотел меня отвлечь.
– Правда?
– Ага. В основном, когда ты говоришь со мной.
– Ну, что я могу сказать? Ты обнаружил искусственный интеллект во мне.
Я услышала его смешок, когда он снова взял меня за руку, притягивая ближе к себе, когда мы проходили сквозь толпу мужчин, одетых в майки с логотипом «Нью-Йорк Никс», которые, вероятно, шли домой после игры в «Мэдисон Сквер Гарден». Пройдя мимо шумной толпы, я отодвинулась, чтобы вытащить руку из его хватки, но он не отпустил меня. Вместо этого он потянул меня в небольшой проем и развернул к себе лицом.
–Так и кто этот парень?
Я подняла на него взгляд и увидела, как он рассматривал меня с сдерживаемым интересом, который со стороны вечно язвительного Абрама чувствовался так, словно луч лазера указывал на мой череп.
– Какой парень?
– Тот у бара. Биржевой брокер, менеджер хедж-фонда, или что он там делает.
Я искоса посмотрела на Абрама, но ничего не сказала.
Он выгнул бровь, и я заметила у него шрам, проходящий через её центр. Шрам в паре с его крючковатым носом, скорее всего сломанным и не единожды, и длинные волосы придавали ему бандитский внешний вид, как у грабителя, склонного к дракам.
– Бывший парень, – заявил он.
Он явно вытягивал ответы из меня своим хулиганским колдовством.
Я поморщилась.
– Да... типа того.
Его губы изогнулись в усмешке, пока он всматривался в меня.
– Типа того?
– Нам нужно возвращаться. – Я не двигалась.
– Ты боишься его?
Я проигнорировала этот вопрос, потому что мне было слишком сложно ответить. Вместо этого я сказала:
– Прошло уже пять минут, как минимум.
– Он сделал тебе больно?
Я закрыла глаза, опершись на кирпичи в нашей маленькой пещере, и пробормотала:
– Мы сделали друг другу больно.
Молчание затянулось, я чувствовала на себе его взгляд, но едва замечала его. Мой разум и сердце сцепились в битве, и ни один из них не мог решить, что делать, что чувствовать или думать.
– Давай, пойдем.
И снова Абрам взял меня за руку, потянув за собой вниз по улице. На этот раз я не предприняла никаких усилий, чтобы отодвинуться. Как только мы добрались до первого светофора, он схватил мою ладонь, переплетая наши пальцы вместе. Даже сквозь туман в голове, я заметила это. Обычно я скрещивала руки на груди в универсальном знаке того, что мне не нравилось, когда меня трогали, но в этот раз позволила ему держать меня за руку. Я позволила себе успокоиться от этой связи, даже если он не мог предложить ничего, кроме этого.
Честно говоря, понятия не имела, что думать о Абраме, если он просто хотел успокоить меня, то зачем взял за руку... Так что я не заморачивалась.
Вскоре мы уже вернулись к переулку, ведущему к задней двери зала. Уиллис единственный находился за кулисами. Он остановился на полушаге, когда мы вошли.
– Вы опоздали, как Шеви на конкурсе по топливной эффективности. Десять минут уже прошло.
– Мы не опоздали. Мы пришли раньше, – растягивая слова сказал Абрам, сжав мою руку, прежде чем отпустить меня. Он подошел к кулеру, вытащив колу, а я снова села на ведро.
– Раньше? Ты сказал, вы вернетесь через семь минут. Уже прошло десять.
– Ага, но я имел в виду пятнадцать, – парировал Абрам, усмехаясь и пожимая своими широкими плечами.
Уиллис повернулся ко мне.
–Ты уже готова?
Я открыла рот, чтобы ответить, но Абрам прервал меня.
– Нет. Её рвало дважды за прогулку. Она не сможет играть, если ты не хочешь собирать остатки пищи со сцены.
Я снова открыла рот, чтобы сделать замечание. Но теперь Уиллис не дал мне договорить.
– Нет, нет! Ты останешься здесь, нельзя допустить слишком много помпезности на вечеринке с конфетти. – Он потер свою лысую голову и ушел, бормоча себе под нос: – Мы что-нибудь придумаем.
– Пожалуйста, – сказал Абрам между глотками "Колы", возвращая моё внимание к себе.
– Зачем ты это сделал?
– Теперь ты будешь передо мной в долгу.
От этого я еще сильнее нахмурилась.
– Я не буду перед тобой в долгу. Я не просила тебя о помощи.
– Отлично. Тогда я делаю это, потому что хороший парень.
Я покачала головой.
– Ты не хороший парень.
Он усмехнулся, выглядя довольным.
– Нет. Думаю, нет. Но ты хорошая девушка. Ты затронула бескорыстную сторону моей души.
– Хмм... – Я покосилась на него, ничего не сказав, но почувствовала себя немного лучше.
Вот оно, прямо здесь, этот обмен между мной и Абрамом и был источником улучшения моего настроения. Если бы я встретила его в прошлом году, то, вероятно, убежала бы в противоположном направлении. Но теперь я разговаривала с этим умным, харизматичным, бесспорно горячим музыкантом, и у меня не возникало желания рыдать.
Я официально повзрослела.
Разговаривала с парнем, который привлекал меня, но с которым я никогда не согласилась бы встречаться. Бонус: я не пыталась сменить тему на музыкальную теорию или использовать какую-то другую тактику отвлечения.
Абрам передразнивал мои косые взгляды, в то же время весело улыбаясь мне, и выбросил пустую бутылку "Колы" в мусорное ведро.
– Подожди меня после выступления, я отвезу тебя домой.
– Нет, спасибо, я поеду на поезде.
Он остановился напротив меня по дороге на сцену и поправил свой галстук-бабочку, прежде чем скользнуть своими длинными руками басиста в рукава пиджака. Пиджак был неладно скроен и немного мешковат на талии. Очевидно, он посчитал, что, подогнав по плечам, не стоило тратиться, чтобы ушить его внизу.
– Ты должна подождать. Помнишь? Если ты слишком больная играть на пианино, то тебе не стоит ехать на поезде.
– Я живу в Нью-Хейвене. Это довольно далеко.
Он пожал плечами, повернувшись, и пошёл к ступенькам, крикнув через плечо:
– Я люблю долгие прогулки.
Я услышала, как выключили музыку, и Фитц объявил следующий сет. Так и просидев на своем ведре со сложенными руками на животе, за три с половиной песни поразмыслила о своем выборе, стараясь при этом не думать о Мартине.
В конечном счете я решила, что подумала бы о нём, но не сейчас. На всякий случай, подождала бы с этим до дома, чтобы не расплакаться от мыслей о Мартине. Еще размышления о нём частенько приводили к сочинению песен. Я больше не собиралась использовать свои воспоминания о Мартине или чувства, которые вызвало его лицо, увиденное в толпе. Мне нравилось думать об этом как о перенаправлении своей тоски.
Да, думать о Мартине позже, с чистым листом бумаги, бутылкой вина и упаковкой салфеток было, несомненно, к лучшему.
Кроме того, я решила, что Абрам мог бы наслаждаться хорошей, долгой поездкой на машине в одиночестве. Сама же поехала бы на поезде.
Надев куртку и перекинув сумку через плечо, схватила ещё "Колы" из холодильника по пути к чёрному ходу. Я не видела необходимости оставлять записку – было бы лучше позвонить Уиллису утром и извиниться за то, что смылась.
Сделав десять шагов от дверей чёрного хода, увидела его, вернее, его силуэт. Огни города освещали его спину, оставляя лицо в тени.
Я остановилась. Всё замерло или замедлилось, или приостановилось. Это был неповторимый момент вне времени, сингулярность.
Затем Мартин подошёл, и всё завертелось снова.
Моё сердце грохотало о ребра, заставляя меня вздрагивать и краснеть, когда он вышел из-за угла здания. И я пожалела о своем отложенном решении не думать о Мартине. Мне нужно было разобраться со своими чувствами, потому что теперь эмоции душили меня, оставляя беззащитной. Я действительно не могла сформировать слова. Мартин стоял в конце проулка, дожидаясь, словно надеялся, что я заговорила бы первой.
Но что он ожидал от меня услышать? Мы были вместе всего неделю, и всё закончилось плохо. Я целенаправленно избегала всех упоминаний о нём – в Интернете и в других местах. Но не смогла ничего поделать с тем, что узнала некоторые подробности о Мартине. Я узнала, что он ушел из колледжа в прошлом семестре и переехал в Нью-Йорк. На счет остального догадалась сама: он стал великолепным чудо-мальчиком венчурного капитала.
Наше молчание затянулось, уверена, он ожидал, что я прервала бы его, словно мы были в середине разговора и настала моя очередь говорить, типа мяч был на моей стороне. В конечном итоге, стало очевидно, что я не собиралась менять наш вялотекущий разговор.
Он откашлялся, дотронувшись рукой передней части своего пальто.
– Паркер, – сказал он.
Я ощутила одно это слово всем телом, хотя это прозвучало как обычное приветствие. Но оно задело за живое, потому что я никогда не думала, что снова услышала бы его голос.
Переступив с ноги на ногу, я тоже прокашлялась, попытавшись сымитировать его непринужденную интонацию.
– Сандеки.
Последовал еще один длительный момент, при котором ни один из нас не издал ни звука. Это, по многим причинам, была странная ситуация – взять хотя бы то, что вокруг нас продолжала кипеть жизнь: люди торопливо шли по тротуару, машины, автобусы и такси со свистом проносились у него за спиной. Я слышала и ощущала метро под своими ногами, приглушенную музыку за спиной, вой сирены. Но мы оба стояли и молчали.
Внезапно он подошёл ко мне, сказав:
– Тебя подвезти?
Я покачала головой.
– Нет. Нет, спасибо.
– У меня есть машина. Ты живешь в городе?
– Нет. Все ещё в Нью-Хейвене.
– Вижу...
Он остановился в пяти шагах. Разглядывая мое тело сверху вниз, он засунул руки в карманы брюк, его восхитительные глаза, отчужденные и настороженные, наконец посмотрели в мои. Освещение улицы позволило мне хорошо его рассмотреть, в груди всё заболело от несправедливости. Я жадно вглядывалась в его черты, вглядывалась в его лицо, одновременно знакомое и незнакомое, словно воспоминание.
Он выглядел старше, мужественнее, появилась какая-то жёсткость в его лице. Казалось, Мартин стал на дюйм выше, а может и нет. Возможно, он просто вел себя по-другому. Не знала, как это было возможно, но парень производил больше впечатления, чем прежде, и пропасть между нами стала шире, чем когда-либо.
Это было тяжело. Моё сердце ныло.
Я думала, что повзрослела, выросла из этой подавленной девушки, превратившись в достаточно самоуверенную женщину, но теперь поняла, что у меня был ещё длинный путь впереди. Или, возможно, я всегда была бы отчасти глупой. Может быть, у меня это было заложено генетически – быть вечным ребенком. Стоя рядом с ним, я чувствовала себя самозванкой, словно притворщик, пытающийся играть роль взрослого.
Он рассматривал меня. Я видела расчётливый блеск в его глазах. Я была проблемой, которую необходимо было решить. Я чувствовала тяжёлый жар смущения, неловко поднимающийся от груди к шее. Прежняя Кэйтлин подняла бы руку и предложила бы стоять неподвижно, закрыв глаза, пока он не оставил бы меня в покое или подумал, что я превратилась в большой камень или живую статую.
Прежняя Кэйтлин была чокнутой.
В то же время новая Кэйтлин предполагала, что шансы не разреветься в ближайшие десять минут составляли три процента, она была очень расстроена, потому что хотела, чтобы с Мартином Сандеки всё наконец закончилось. Она хотела видеть его, не превращаясь при этом в эмоциональный маятник.
Однако, как новая, так и прежняя Кэйтлин не хотели иметь ничего общего с драмой, тоской или проигрышным спором. Я была сильно взбудоражена и в то же время подавлена. Понятия не имела, почему он был здесь, но моя интуиция кричала мне, что я должна была выдержать это, чтобы в будущем избежать такого жалкого поведения.
Я решила принять недовольство нынешней Кэйтлин. Прежняя Кэйтлин вела меня в никуда. В то время как я могла направить свое недовольство во что-то полезное, даже превратить в ложное мужество.
– Ну, увидимся. – Я слабо улыбнулась ему, благодарная сумраку переулка, скрывшему мой румянец, обжигавший щеки, нос, лоб и уши.
Я сместилась, чтобы обойти его, но он быстро шагнул в сторону, преграждая мне путь.
– Не хочешь выпить?
– Ох, нет, спасибо. У меня уже есть.
Я подняла свою "Колу" в качестве доказательства, мой голос был вежливым и уверенным.
Уголок его рта дернулся в легкой ухмылке.
– Я имел в виду, не хочешь пойти куда-нибудь выпить? Может быть, кофе?
Мои глаза сверлили его.
– А как же твое свидание?
– А что насчет неё?
– Ну, она тоже с нами пойдет?
Его глаза изучали меня.
– Ты бы сказала да, если она пойдет?
Этот вопрос ранил моё сердце, прозвучав как загадка, поэтому я проигнорировала его.
– Неа, я работаю с утра и очень устала.
– Работаешь? Ещё одно представление?
– Нет.
Я сжала губы, не желая признаваться, что собиралась поступать в колледж только весной, а работала поющей баристой в "Блюз Бин". Но потом решила не быть дурочкой, мне нечего было стесняться. Мартин всегда был словно из другого мира. Мы были полными противоположностями, всегда были и будем.
Я подняла подбородок, глядя на него, и объяснила:
– Знаешь кофейню с голубой фасолиной над входом? Рядом с барами на Кроун Стрит?
Я заставила себя снова встретиться с ним взглядом и добавила:
– Ну, я там работаю сейчас. Поющей баристой.
Я была рада, что смогла признать это без новой волны смущения. Как хорошо, что мой голос прозвучал как обычно и совершенно нормально.
Он нахмурился, отчего его до боли красивое лицо стало еще сексуальней.
– Ты работаешь в кофейне? Зачем? – требовательно спросил он.
Я пожала плечами.
– Зачем люди работают? Чтобы заработать денег.
– Твоя мать лишила тебя денег? После...
Я перебила его, не желая слышать, что было бы дальше.
– Нет. Вовсе нет. Ничего такого. Просто...
Я резко прекратила объяснять, удивляясь, почему мы вообще разговаривали. В чём был смысл этого мазохистского упражнения? У меня ещё не зажили раны девятимесячной давности. Ноющая боль разбила лагерь в моей груди, расширяясь, давя на горло и ребра.
– Послушай. – Я вздохнула, снова посмотрев на него, в глазах начало щипать. Теперь, когда шок ослаб, смотреть на него становилось всё труднее. – Мне нужно идти. Чтобы успеть на поезд.
– Я подвезу тебя.
– Нет, спасибо.
– Паркер, позволь подвезти тебя.
– Нет.
– Почему нет? – тихо спросил он, больше настойчиво, чем любопытно.
Я собиралась ответить правду, что рядом с ним ощущала себя, словно не было никакого прогресса в течение последних девяти месяцев, что я, как минимум, была страстно увлечена им, если не влюблена в него до безумия, что у меня не было желания плакать в его машине. У меня не было желания плакать в любом другом месте когда-либо снова.
Но мы были прерваны звуком закрывающейся двери и приближающихся шагов, а затем Абрам положил руку на мое плечо.
Я посмотрела на своего одногруппника, смущенная этой внезапной близостью.
– Потому что её есть кому подвезти, – медленно сказал он.
Глава 2: Кислотно-щелочное равновесие
У моего обалдевшего мозга заняло пять секунд, чтобы включиться и понять последствия появления и заявления Абрама. На шестой секунде я оттолкнула Абрама и отошла.
Прежде всего, этим подразумевалось, что мы не были вместе.
И, чтобы уточнить, я громко объявила:
– Он не мой парень. Мы не встречаемся.
Во-вторых, Мартин больше не смотрел на моё лицо – он смотрел на то место, где до этого рука Абрама опиралась на моё плечо.
И в-третьих, моя жизнь официально превратилась в клише. Я задавалась вопросом, может, здесь был какой-то невидимый режиссёр за углом, говоривший типа: "Ладно, ставим новую любовную сцену. Точно, мы хотим, чтобы он вышел в самый неподходящий момент".
– Но ты всё ещё хочешь, чтобы я тебя подвёз? – спросил Абрам тоном, полным усердной заботы.
– Нет. Меня не нужно подвозить. Я не хочу никуда ехать. Эта девушка никуда не едет. – Я указала пальцами на себя, заливаясь ярким румянцем.
Глаза Мартина метнулись ко мне, прищурившись. Тщательно всматриваясь в меня.
Абрам усмехнулся и непринужденно подтолкнул меня локтем. Улыбаясь, он повернулся к Мартину. Мартин не улыбался.
– Привет. Я Абрам. Басист Кэти.
Я покачала головой, поняв, что не представила их.
– Точно. Мартин, это Абрам. Он басист в группе. Абрам, это... Мартин.
– Приятно познакомиться, Мартин, – сказал Абрам, будто ему и правда было приятно, и протянул руку.
Взгляд Мартина был сосредоточен на протянутой руке – той руке, которая несколько секунд назад лежала на моём плече – потом он поднял взгляд на Абрама. Подавшись вперед, он пожал басисту руку. Это было одно из тех странных, затянувшихся мужских рукопожатий, когда белели даже костяшки пальцев.
После нескольких секунд я больше не смогла ждать. Это же был Мартин Сандеки – великий предводитель Джедаев по вспыльчивым кулачным боям. Ага, прежнему Мартину Сандеки не нужна была причина, чтобы потерять самообладание. Если принять во внимание, что я не видела его девять месяцев. Но последнее, что мне было нужно, – это сломанная челюсть Абрама или еще хуже – сломанная рука. Уиллис никогда не простил бы мне этого.
Поэтому, оттащив их друг от друга, я потянула Мартина в сторону улицы.
– Иииии мы закончили. Мартин, не будешь ли ты так любезен подвезти меня до Центрального вокзала7?
– У тебя впечатляющий захват для смазливого биржевого брокера, – крикнул Абрам нам вслед.
– Я не биржевой брокер, кретин. – Голос Мартина был низким, не соответствующим уровню его раздражения; я ощущала нерешительность в его шагах, словно он хотел развернуться и показать Абраму действительно впечатляющий захват, поэтому я схватила его за руку и пошла быстрее.
Смех Абрама преследовал нас до конца улицы, пока я не повернула направо, понятия не имея, где был припаркован его автомобиль. Его близость сбивала с толку, заставляя мое сердце биться сильнее. Мы добрались до конца квартала, прежде чем Мартин остановил меня, потянув нас в закоулок, подальше от пешеходов.
– Куда ты собралась?
Я отпустила его, сделав шаг назад, благодарная за свободное пространство.
– Я не знаю. Я просто хотела увести тебя подальше от Абрама.
Мартин всматривался в мое лицо.
– Зачем? Он часто тебя беспокоит?
– Нет, вовсе нет. Он хороший, мы с ним ладили. Думаю, он просто пытался помочь, но своим каким-то странным способом.
По-прежнему вглядываясь в меня, он сделал шаг ближе.
– Вы двое... когда-нибудь?..
Я мучительно вздохнула, когда поняла, о чем он спрашивал, решив, что вечер резко принял совершенно абсурдный оборот. Я закрыла глаза, борясь с желанием закрыть лицо.
Я выиграла. Я не закрыла лицо руками. Но дала себе еще минутку, чтобы собраться с мыслями, прежде чем сказала:
– Это не твое дело. Ты сказал, что можешь подвезти меня до вокзала. – Я открыла глаза, но подняла их только до его подбородка. – Пожалуйста, не будешь ли ты так добр подвезти меня до вокзала, чтобы я смогла сесть на поезд до дома?
Я поняла, что он хотел сказать намного больше, он хотел кричать, ругаться и злиться, но я ума не могла приложить, в чем был смысл этой краткой вспышки раздражительности, почему он мог разозлиться. Я напомнила себе, что это был Мартин Сандеки, который всегда ожидал, что люди делали бы так, как он сказал, который без проблем мог накричать на женщин и мужчин, черепашек, траву или мебель. Я напряглась от его раздражения.
Вместо этого он сделал глубокий вздох, бесшумный, но грудь его заметно поднялась и опустилась, затем кивнул.
– Да. Я с радостью отвезу тебя на вокзал.
Я прищурилась от его вежливых слов и этого тона.
– Мартин?..
– Паркер.
– Может, ты хотел сказать что-нибудь еще, пока мы не оказались в твоей машине? Может, покричать?
Покачав головой, он вытащил из кармана пальто кожаные перчатки, его тон был мягким, даже нежным:
– Надень это. Уже холодно.
– Ты хотел сказать что-то еще. Что?
– Не ты ли всегда говорила мне...
Мартин потянулся за моей рукой, и я забыла, как дышать, когда его кожа соприкоснулась с моей. Я не собиралась лгать, мои трусики малость сошли с ума, и мое сердце, сделав сальто, неловко застучало – все признаки чрезвычайного влечения к нему. Он медлил, большим пальцем рисуя нежную линию от моего запястья к центру ладони, затем скользнул большими перчатками по моим пальцам с большей тщательностью, чем это было необходимо. Они были теплыми, только из кармана.
Надев обе перчатки, он поднял свои завораживающие глаза и закончил мысль:
– Я не всегда получаю то, что хочу.
***
Поездка в машине заняла пятнадцать минут, которые прошли в бессловесной тишине. Следовало отметить, что он приобрел супермодный, роскошный автомобиль. Я не знала марку и модель, но значок был итальянский, сиденья из мягкой кожи, а когда он разгонялся, машина издавала приятный рычащий звук.
Мне было не стыдно признаться, но я сняла одну перчатку, чтобы погладить его тугие... кожаные сидения.
Когда мы подъехали к вокзалу, я повернулась к нему, снимая вторую перчатку, и добродушно сказала:
– Спасибо, что подвез.
Сидя ко мне в профиль, он кивнул, его тон был вежливым и небрежным:
– Нет проблем, в любое время.
Смущенная его странной вежливостью и ощущая поразительную пустоту, будто моё сердце застряло горле, я положила его перчатки на подлокотник между нами и открыла дверь, собираясь уйти.
Тогда он неожиданно сказал:
– Я читал "Властелин колец".
Наполовину открыв дверь, я замерла и повернулась лицом к нему.
– Правда?
– Да. – Он прокашлялся, встречаясь со мной настороженным взглядом и будто собравшись с силами, сказал:
– Я сделал это.
– И что ты думаешь?
– Довольно неплохо... – Глаза Мартина, потеряв концентрацию, переместились на подголовник рядом с моим лицом. – Сначала показалась скучной. Я думал, они никогда не выберутся из этой деревни Хоббитов.
– Ах, да. Эту случилось спустя десять тысяч страниц и три тысячи стихов из песен эльфов.
Он усмехнулся.
– Плюс-минус тысяча.
Я улыбнулась, глядя на свои пальцы, удерживающие ремешок сумки.
Я была удивлена, что он читал её, но не была уверена в том, что это значило для нас, если это вообще хоть что-то значило. Я всё ещё размышляла над его откровением, когда следующие слова поразили меня:
– Я не думаю, что Фродо ответственен за уничтожение кольца.
Я резко подняла взгляд и увидела, что Мартин внимательно смотрел на меня, будто снова изучал меня. Я несколько секунд боролась с недоумением от его намека на наш разговор много месяцев назад.
Наконец мне удалось пробормотать:
– Ты... ты думаешь, что Сэм несет полную ответственность?
