Текст книги "Фотография"

Автор книги: Пенелопа Лайвли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Глин приходит к Элейн домой. Он хочет посмотреть книгу, о которой рассказывала Элейн, – мол, там есть старинные фотографии земель вокруг Бленхеймского дворца. Когда он напросился в гости, Элейн еще подумала: он мог найти эту книгу в любой библиотеке. В тот день, когда Глин явился к ней, Ник – чисто случайно – куда-то отлучился, и Полли конечно же была в школе. Глин и Элейн проводят не один час в обществе друг друга – обедают, беседуют, рассматривают те самые, так удачно подвернувшиеся, фотографии. И снова между ними пробегает тот самый электрический ток – напряжение растет, становится все сильнее. Воздух искрится от предчувствия того, что могло быть… что может быть.

И отчего-то Глин не уходит, а остается до вечера. Возвращается из школы Полли, приходит Ник, который, по своему обыкновению, легко относится к неожиданным визитерам. Элейн занимается ужином, и тут дверь распахивается, и на пороге появляется Кэт – она любила неожиданно нагрянуть в гости, никого не предупредив.

Вечер продолжается в самой непринужденной атмосфере. Ник весел и оживлен. Глин попросту блистает. Он часто оборачивается к Кэт. И когда он наконец уходит, Кэт уходит вместе с ним. Он предложил подвезти ее до станции.

Элейн стоит у окна и смотрит на удаляющиеся огоньки фар автомобиля Глина. И думает: ну, вот и все. Стоило ему только взглянуть на нее. Собственно, ничего удивительного.

Голос Глина возвращает ее за столик ресторана, к делам дня сегодняшнего. «Это к делу не относится», – с нажимом говорит он.

Она смотрит на него.

– Если ты хочешь сказать, что Кэт связалась с твоим мужем только потому, что сто лет назад мы с тобой… посматривали друг на друга… то я скажу тебе вот что: она и понятия не имела. Совсем. Я ей ничего не говорил.

Он уставился на нее в ответ – и в его взгляде она прочла вызов.

– И я не говорила, – парирует Элейн. – Хорошо, значит, она не знала. Я просто подумала: надо же, какая симметрия.

О господи, думает Глин. Нашла о чем вспомнить. При чем тут это? И потом, какая, к черту, симметрия? Помнится, я ее даже пальцем не коснулся. К тому же все закончилось задолго до того, как я женился на Кэт. Мы и не вспоминали об этом после. Так зачем она мне напомнила? Ведь и речи не шло о том, чтобы… Он украдкой смотрит на нее, но ему кажется, что в выражении лица Элейн больше сдерживаемой неприязни, нежели скрытого интереса.

На самом деле пустой взгляд Элейн объяснялся скорее не неприязнью, а тем, что думала она совсем о другом. Она размышляла о собственном положении. В течение последнего часа ее воспоминания о прошлом подверглись сомнению, и трое близких людей оказались совсем не теми, за кого она их принимала; тем не менее она с удивлением обнаружила, что нисколько не чувствует себя униженной, но преисполняется мрачной решимостью. Глина тут же становится слишком много.

– Моя дорогая Элейн, – произносит он в это самое время, – на самом деле утекло много воды… – Умиротворяющая улыбка. – Мы оба знаем об этом. Не то чтобы я никогда тебя не любил. Но это никоим образом не влияет на… то, о чем мы говорим. – Он меняет тактику. – Это может показаться… словом, доказательства предполагают многое. Но только один человек теперь сможет рассказать нам, что именно произошло.

– Значит, ты собираешься разговаривать с Ником? – ледяным тоном спрашивает Элейн.

– А зачем? Ник теперь – твоя забота, делай с ним что хочешь.

И то правда, думает Элейн. Но ты ведь этого так не оставишь, верно?

Глин пялится на нее. Взгляд у него глубокомысленный и сосредоточенный – она помнит этот взгляд, точно с таким же он детально излагал какую-нибудь новую научную теорию или рассказывал о том, над чем работал в тот или иной момент. Он не отвечает.

Глин обнаруживает, что по какой-то странной причине Ник для него совсем не важен. Сперва ему, конечно, хотелось найти его и врезать как следует, но теперь гнев уступил место равнодушию. Его куда больше интересует Кэт, нежели Ник.

Ресторан опустел. У выхода сгрудились официанты.

Элейн складывает салфетку и кладет ее на стол. Глин приподнимает бровь, и к нему тут же подлетает внимательный официант. Приносят счет.

– Ну что, – говорит она. – Спасибо за обед.

Он корчит гримасу:

– Жаль, что при таких обстоятельствах.

– Кажется, они были предрешены давным-давно.

Вот только это не совсем так. Фотография могла остаться лежать в шкафу под лестницей, в кипе неразобранных бумаг; Глин мог найти ее, но решить не распространяться. В ее голове прокручиваются альтернативные сценарии – важные сами по себе, но теперь совершенно не относящиеся к делу. Мне все известно, думает Элейн, и ничего не попишешь. Придется с этим жить и принимать решения.

– И последнее, – говорит Глин. – Можно мне нынешний адрес Оливера?

Оливер

Глин?

Оливер не видел Глина сто лет. Он редко вспоминал о нем, разве что на подсознательном уровне – так мы внезапно вспоминаем людей из прошлого и так же быстро забываем и думать о них.

Но вот он, Глин, собственной персоной, материализуется в офисе, вызванный к жизни короткой репликой Сандры:

– Звонил некий Глин Питерс, оставил номер. Перезвони ему, пожалуйста.

– Хорошо, – говорит Оливер.

Сейчас он ясно видит Глина: скуластое лицо, копна густых темных волос. Слышит его голос с легким валлийским акцентом. Напористый, самоуверенный, но всегда обаятельный. Заговаривал с тобой тоном лектора, но ты слушал.

Что-то в интонации Оливера, должно быть, насторожило Сандру.

– Кто такой Глин Питерс?

– Глин-то? – будничным тоном переспросил Оливер. – А… Глин был свояком Элейн. Ну… Элейн, жены Ника, мы когда-то вместе работали. Не представляю, что ему могло понадобиться.

И ведь правда, не представляет.

Сандра мгновенно цепляется к словам – это у нее профессиональное.

– Был?

– Кэт… умерла. – Он утыкается в монитор. – Надо будет с тобой обсудить макет новой обложки для «Феникса».

– Хорошо, – деловито соглашается Сандра. – Давай прямо сейчас, если хочешь. – Его слова вернули ее в трудовые будни и вновь заставили думать о дизайнерских решениях для журнала, издаваемого выпускниками одного оксфордского колледжа.

Четкость и ясность – вот наше кредо, думает Оливер. Не без гордости, надо заметить. Точность до мелочей. Каждая точка, каждая запятая на своем месте, каждый параграф с аккуратным отступом. Если в каком-нибудь из напечатанных им изданий обнаружится опечатка, он ночь спать не будет. Еще никогда в жизни он не был так доволен собой. Настольные издательские средства изобрели для таких, как он. Никакой возни с редакторами и прочими, да и маркетинг и распространение – уже не твоя головная боль. Просто берешь заказ у клиента и выдаешь безукоризненный продукт. Он обожает экран компьютера, на котором и создается вся эта точность: любит умную и податливую технологию, преклоняется перед чудесной возможностью перемещать строчки и буквы в самых разных направлениях. Он всегда неохотно поручает работу другим и придирчиво проверяет и перепроверяет сделанное и самыми надежными сотрудниками. Даже, надо заметить, самой Сандрой, а они с ней очень схожи. Когда они остаются вдвоем, каждый у экрана своего компьютера, каждый поглощен в работу, Оливер знает, что Сандра испытывает удовольствие сродни тому, что ощущает он сам, – удовольствие от создания и компоновки текста, расположения заголовков и сносок. Получает такой же кайф. Почти как в сексе, думается ему.

Наверное, потому-то они и сошлись, деловые поначалу отношения переросли в нечто большее, так что теперь они вместе и днем, и ночью – союз двух друзей, приятное супружество. Оливер считает Сандру скорее другом, нежели любовницей. Лучшим другом. Другом, с которым можно заняться любовью в огромной кровати собственного, первого в жизни, дома. Больше никаких задрипанных квартирок. И пустых холодильников, где в лучшем случае тихо плесневеет огрызок сыра и киснет полбутылки молока. Всегда под рукой чистые рубашки, запасные лампочки и рулон туалетной бумаги.

Оливер никак не может оправиться от ощущения, что их теперь двое, – он довольно поздно обзавелся подругой. После долгих холостяцких лет, периодических вялых ухаживаний за какой-нибудь барышней, периодов одиночества, кстати, не сказать, чтобы особенно несчастливого. Постоянная партнерша для секса и в самом деле роскошь, хотя, говоря по правде, прежний пыл у них обоих слегка поутих. Веселая, разнузданная возня осталась в пусть и недалеком, но прошлом. Однако, в любом случае, не похоть стала движущей силой его растущего интереса к Сандре. Скорее чувство близости и одобрения – и вместе с тем осознания того, что да, неплохо бы было заняться с ней любовью.

И вот, в один прекрасный день, он коснулся пальцем колена Сандры; она, как обычно, уселась за свое кресло, держа спину идеально прямо, юбка ее поднялась, явив обтянутую нейлоном колгот коленку. «Я вот тут подумал, почему бы нам не…»

И Сандра не влепила ему пощечину, не выскочила из комнаты. Сделав какое-то исправление на экране монитора, она обернулась и посмотрела на него. «Если честно, – ответила она, – я тоже об этом думала».

Сандра совсем не похожа на тех, за кем он, бывало, приударял в свое время – длинноволосых блондинок с ногами от ушей. Она полногруда, с мускулистыми икрами. Лицо у нее немного плоское – такое впечатление, что все его черты располагаются на одной плоскости; большие серые глаза и тонкогубый рот. Аккуратная стрижка, в темных волосах – седые прядки, ей идет этот серебряный отблеск. Она проворна, всегда спокойна и хладнокровна. Оливер не припомнит ни одного случая, чтобы что-либо или кто-либо привел ее в полное замешательство. Крайне важное качество для делового партнерства и, как он понимает теперь, для тихой семейной жизни. В холодильнике всегда есть еда, счета оплачены, страховка в порядке.

Собственно говоря, Сандра совсем не похожа на тех людей, в кругу которых ему раньше приходилось вращаться. Совсем не похожа на Ника. Как деловые партнеры Сандра и Ник точно явились с разных планет. Она не такая, как Элейн.

И совсем не похожа на Кэт. Уж точно не на Кэт.

Как будто от нее это требуется, думает Оливер.

Оливеру доводилось общаться с самыми разными людьми. Довольно большую часть из которых составляли девушки, он пытался ухлестывать за ними, но никогда особенно не увлекался. Время от времени он водил их куда-нибудь, а потом они, как правило, уходили к кому-нибудь более настойчивому. С остальными он время от времени встречался, чтобы пообедать или пропустить по стаканчику. Кто-то остался с тех времен, когда они с Ником были партнерами. Ник и Элейн. Из-за рода их деятельности круг их общения стал чрезвычайно широк; в доме всегда были люди – те, кто, по мнению Ника, мог бы помочь в составлении какой-то из книжных серий, и он в порыве энтузиазма пригласил их к себе – бильд-редакторы, фотографы, дизайнеры. Временные помощники – нанимал их обычно Ник, а Оливер через некоторое время, когда выяснялось, что денег на зарплату сотрудникам совсем мало, вежливо увольнял. Под личный кабинет Оливера приспособили сарай, прилегавший к дому, а жил он в замызганной квартирке в ближайшем городке. В своем кабинете он занимался рутинной стороной издательского процесса, которая так утомляла Ника: переговорами с типографами, распространителями, бухгалтерами. А в доме тем временем царило веселье. Ник появлялся в сарае редко, тогда как сам Оливер был частым гостем в доме – его то и дело звали, чтобы познакомить с очередным гениальным фотографом или талантливым писателем. Много часов он провел за кухонным столом – за обменом идеями над бокалами из дешевого красного стекла. Элейн часто присутствовала при подобных обсуждениях, тут же возилась Полли, совсем малышкой на детском стульчике, на его глазах она училась ходить, потом пошла в школу. Иногда приходила и Кэт.

Оливер не принимал особенного участия в жарких творческих спорах за кухонным столом. Если требовалось, он мог быстренько подсчитать что-нибудь, а если обсуждаемый проект казался ему совсем уж запредельным, вежливо напоминал о затратах и перспективах. Но не особенно настаивал: он быстро понял, что надо попросту поговорить с Ником немного позже – вполне может статься, что от былого энтузиазма не останется и следа. К тому же Оливеру эти сборища нравились. Нравились кокетливые барышни с папками рисунков, время от времени он пытался волочиться за какой-нибудь из них. Впечатляли знатоки того и спецы по этому – как раз те самые авторы, которых им не хватало… или не те. Он четко понимал собственную роль: ласковый «голос разума», практичный Оливер, который, как никто, умеет справляться со скучной бумажной работой и может расставить все по местам. Но порой казалось, что он тоже обрел «защитную окраску», тоже стал принимать активное участие в творческом процессе. Вносить скромный, но необходимый вклад в составление грандиозных планов. Вносил его самим своим присутствием, тем самым становясь неотъемлемой частью того кружка, что собирался за кухонным столом в доме Элейн, тогда как многие другие приходили и уходили. Какое-то время он встречался с девушкой-дизайнером, которую нанял Ник. И подружился с человеком, знавшим все-все о ветряных мельницах. Его непременно приглашали на воскресные сборища за обедом, как запасной водитель он приходился весьма кстати, когда вся компания отправлялась куда-нибудь на экскурсию или пикник. Тогда жизнь кипела ключом: рискованные начинания, заманчивые проекты, новые люди, которых находил вездесущий Ник. Оттого, наверное, Оливеру и изменил присущий ему прагматизм, потому он и не заметил угрожающих признаков краха, а когда спохватился, было уже поздно. И в один прекрасный день он принялся считать, высчитывать и пересчитывать, подыскивая в расчетах даже не спасательный круг – соломинку, за которую можно было ухватиться, но тщетно.

«Боюсь, я снова вас подвел», – отчего-то он сказал это Элейн, не Нику. И до сих пор помнит, как подивился спокойствию, с которым она воспринимала происходящее. Ее муж вот-вот станет банкротом, а она ничего, бодра и весела. «Мы справимся, – сказала она тогда. – У меня есть кое-какие планы. А что будешь делать ты, Оливер?»

И у него планы имелись. Он четко понял, чем хочет заниматься, в тот самый момент, когда стало ясно, что издательскому дому «Хэммонд и Уотсон» пришел конец. Он вполне освоил компьютер, ему это нравилось. Ловко увильнув от ответа на предложение Ника о дальнейшем сотрудничестве, он занялся собственными делами и скоро отдалился от него. Порой он вспоминает о тех годах с чувством легкой ностальгии, но по большей части наслаждается вновь обретенной уверенностью и тем, что может полностью контролировать ситуацию. Безупречная работа и безупречное состояние банковских счетов приносят ему колоссальное удовлетворение.

Сандра почти ничего не знает ни о Нике, ни о Элейн. А о Кэт и того меньше. Она в курсе, что раньше Оливер занимался издательским делом в классическом смысле слова и что его партнер был душой и идейным вдохновителем предприятия, правда, с чересчур буйной творческой фантазией – из-за него издательство в конце концов и прогорело.

Оба – и Сандра, и Оливер – предпочитают не распространяться о своем прошлом. Сандра в разводе, но Оливер не в курсе того, как, когда и почему это случилось. «Было и прошло, – быстро говорит Сандра. – А раз прошло, то и хватит об этом». Точно так же она не настаивает и на том, чтобы Оливер рассказывал ей о своем прошлом. Между ними существует негласное соглашение: каждый когда-то жил другой жизнью, и для столь позднего союза жизненно необходимо уважительно относиться к нежеланию партнера рассказывать о ней. Оливер обнаруживает, что прошлое Сандры ему совсем неинтересно. Конечно, здесь есть повод задуматься: а нет ли тут нездоровой отчужденности? Но он напоминает себе о достоинствах Сандры и о том, почему с ней так легко и удобно: она прекрасный работник, невозмутимый человек и отличная хозяйка. У нее неплохая фигура – вполне себе сексапильные, но не откровенно провоцирующие формы. Она лихо водит автомобиль; сам он разлюбил сидеть за рулем. И мясо по-французски она готовит так, что пальчики оближешь.

А раз так, то и зачем ему знать о прошлом Сандры?! Детский сад, да и только. Ему же не восемнадцать лет, в конце концов.

Да и сама Сандра не спешит задавать вопросы. Лишь иногда в ее голосе слышатся нотки подавляемого любопытства. К примеру, когда она находит в одной из книг Оливера дарственную надпись: «С днем рождения! С любовью, Нелл».

– Наверное, какая-нибудь твоя бывшая. – Сказано с нажимом, но утверждение, а не вопрос. Больше она к этому не возвращалась.

Ник и Элейн Сандру, по всей видимости, не интересуют совсем. Издательство прогорело, Оливер занялся другим. Кажется, Сандре этого достаточно.

Теперь знакомых у Оливера поубавилось. Почти со всеми, с кем общался во времена издательского дома «Хэммонда и Уотсона», связь утрачена. Со своими нынешними клиентами он общается не так близко; большинство из них он и в глаза-то не видит, они так и остаются голосами по телефону или отправителями факсов и электронных писем. Иногда они с Сандрой приглашают кого-нибудь на ужин – другую семейную пару. Он понимает, что зажил супружеской жизнью – вступил наконец в этот закрытый клуб, у дверей которого отирался все свои холостяцкие годы. Если у тебя есть пара, тебе всегда есть с кем сходить на прогулку или в кино. Одинокие вечно болтаются сами по себе, бесцельно; те же, у кого есть пара, всегда целеустремленны. Время от времени он с тоской вспоминает о холостяцкой жизни – у нее были свои преимущества.

– Кэт? – спросила Сандра.

Оливер, вздрогнув от ее неожиданного замечания, навостряет уши. Только что он преспокойно занимался любимым делом, нескучной рутиной, думал о своем; пальцы его парили над клавиатурой легко и свободно. Он прекращает печатать и оборачивается к ней.

– Сестра. Как она выглядела?

Сандра пристально смотрела на него – так смотрит охотничий пес, учуяв добычу и сделав стойку. Точно так же она смотрела, когда выбирала мясо в магазине или разрабатывала дизайн обложки.

А как выглядела Кэт? Оливер приходит в замешательство. С чего начать, чтобы рассказать о том, как выглядела Кэт?

– Ну, она… – начал было он. – У нее были темные волосы. Не очень высокая.

– Я как-то видела фотографию в конверте, в ящике твоего письменного стола. Обратила на нее внимание, когда ты искал свое старое фото, чтобы показать мне. Девушка сидела у пруда. Это она?

В наблюдательности Сандре не откажешь. Он сразу же понимает, о каком снимке идет речь. Кэт сидит по-турецки на траве возле пруда, в саду у дома Ника и Элейн. Щурится на солнце, с голыми руками и ногами, и лучезарно улыбается прямо в объектив. Она ослепительна. Да, Сандра не могла не заметить такое фото.

– Это она, – отвечает он, – ага.

– Ясно. – Сандра задумчиво смотрит на него. – Значит, она была очень красивая?

– Ну да, – говорит он. – Была, Да, можно сказать, красавица.

– Я подумала, что это фото какой-нибудь твоей барышни.

Оливер слегка обалдел:

– О господи, нет, конечно. Нет, нет.

Сандра одаривает его легкой улыбкой. После чего оборачивается к своему компьютеру. Она узнала о Кэт все, что ей было нужно, и успокоилась.

Оливеру до сих пор не верится, что Кэт больше никогда не войдет в комнату. Что ее больше нет. Как в старые добрые времена – возьмет и войдет. Никто и не ждет ее, Элейн понятия не имеет, где она, – и вдруг вот она, улыбается, смеется: «Вы не очень заняты? Можно напроситься к вам на обед?»

Он видит ее с огромным подносом персиков – не иначе, скупила у какого-нибудь зеленщика всю партию. «Угощайтесь, – говорит она. – Не смогла удержаться. Давайте наедимся до отвала». Элейн поджимает губы. Оливер понимает, о чем она думает: какое расточительство, они же испортятся раньше, чем мы успеем их съесть.

Когда речь заходила о Кэт, Элейн становилась странной. Когда Кэт была рядом, она казалась беспокойной, даже напряженной. Она не сводила глаз с Кэт, но тогда так делали все. И придиралась к ней. Критиковала. Как всякая старшая сестра, но не только. А с Кэт, казалось, все скатывалось, как с гуся вода; она лишь улыбалась, ускользая: «Хорошо, хорошо. Я исправлюсь, обещаю. Лучше послушайте, какое я тут место нашла…»

Кэт. Жалко-то как, думает Оливер. Чертовски жалко. Когда он вспоминает о Кэт, точно луч солнца озаряет его мысли. Вот она рассказывает о том, где побывала, с кем познакомилась, – вся сгусток энергии, неизменно веселая; стоит ей появиться, вокруг все точно оживает. И поэтому невероятно сложно, почти невозможно, поверить в ее – именно ее – смерть.

Иногда он ловит себя на мысли: интересно, а почему я так в нее и не влюбился? В конце концов, в нее многие влюблялись. Но нет. Кэт всегда казалась свободной от всяких оков. В некотором смысле неприкосновенной. Не для него. Всегда преисполненная теплоты, дружеского участия, всегда радостно тебя встречавшая. Но так она относилась ко всем. Почти ко всем. Если Кэт кто-то не нравился, она просто с ним не общалась; не выказывая ни капли неодобрения, разочарования, она точно отгораживалась от неприятного ей человека. Это настоящий талант, думает Оливер. Но это и был ее образ жизни. Если что-то ее не устраивало, она попросту уходила, ускользала, занималась чем-то еще. Во всяком случае, насколько они знали. Он вспоминает, как Элейн коротко спрашивала: «То есть ты больше не работаешь в галерее?», а Кэт небрежно отвечала: «Да там стало все сложно. И потом, я встретила одного славного человека, и он попросил помочь ему с организацией фестиваля».

Иногда Кэт приходила не одна. Оливер не может толком припомнить ни одного из ее кавалеров. Конечно, на них все обращали внимание. Ревновали? Нет, не совсем – скорее по-отечески заботились о ней. Достоин ли этот парень?.. И поскольку один и тот же поклонник редко приходил дважды, а чаще всего она и вовсе являлась в одиночестве, то беспокоиться об этом и вовсе не стоило. Странно, что никто из них долго не задерживался, но у Кэт определенно был талант ускользать – в том числе и от ответа.

Тем удивительнее стало появление Глина Питерса. Оливер прекрасно помнит пришествие Глина Питерса. Сперва изменилась Элейн – в ней появилась напряженность, скованность. А потом в один прекрасный день явилась Кэт, а с ней этот тип, и вел он себя абсолютно уверенно, преспокойно посиживая за обеденным столом Элейн так, как будто имел полное право сидеть за ним, и разглагольствовал, постоянно поглядывая на Кэт. Поначалу Оливер насторожился, как зверь, когда у него встает дыбом шерсть на загривке, но вскоре обнаружил, что зачарован, даже загипнотизирован. Этот парень умел себя подать, без сомнения. Неудивительно, что его пригласили на телевидение. Он говорил так, точно именно ты, как никто другой, сможешь оценить удивительную вещь, которую он сейчас расскажет. Оливер и сейчас слышит его – вот он рассказывает о севообороте в Средние века, о том, как можно определить возраст живой изгороди; смотрит на тебя – и это льстит: приятно, что тебя посчитали знающим человеком.

Интересно, испытывала ли Кэт то же самое? Однажды утром в дверь его кабинета-сарая заглянула Элейн и сказала, по своему обыкновению, быстро и по делу: «Запиши себе, Оливер. Кэт выходит замуж. У нас будет что-то вроде приема. Помнишь Глина, он приходил пару недель назад?» И все. Ну, что ж. Тебе повезло, Глин Питерс. Как же тебе это удалось? Оливер вспоминает Кэт на одной из кухонных посиделок: стол ломится от еды и напитков, Ник болтает, Глин – и того больше; Кэт сидит поодаль, забралась на подоконник, подогнув под себя ноги; рядом с ней – Полли. Полли всегда была там, где Кэт. Кэт заплетает Полли косу – у девочки длинные волосы школьницы. Расчесывает волосы племянницы и поглядывает на Глина – задумчиво, точно хочет задать ему какой-то вопрос. Скоро они должны пожениться. Оливер смотрит на Кэт, выискивая в ее лице, взгляде признаки страсти, но видит лишь этот вопрошающий, почти озадаченный взгляд.

На Кэт невозможно было не обращать внимание, даже если ты не был в нее влюблен. Оттого, что она так выглядела, что была такой. Такой… Какой же она была? – думает Оливер. Она была очень хорошая. Хорошая? Что означает это слово? Какое-то оно пустое. Просто Кэт не могла совершить плохого или мерзкого поступка, не могла причинить никому зла, ни случайно, ни намеренно. Она относилась к людям хорошо – опять это слово! – по-доброму, искренне, участливо. Возникает провокационный вопрос неужели она могла быть такой из-за своей наружности? Потому что мир всегда улыбается внешне привлекательным людям и они могут улыбаться в ответ? Но ведь красота – не залог доброты. В мире было столько недобрых красавиц, взять хотя бы мачеху Белоснежки. У прекрасной женщины может оказаться прескверный характер. Так что теория не имеет ни малейшего подтверждения.

Когда Оливер вспоминает о Кэт, он непременно думает о внутреннем свете, что исходил от нее. Вспоминает, как с ее появлением мгновенно поднималось настроение, день обещал стать ярким, ты ощущал прилив адреналина, бодрости и жизненных сил. И вот что определенно странно, думает Оливер. Даже… нездорово, что ли. Кэт, веселая и энергичная, не была ни особенно умна, ни эрудированна, ни остроумна. Если говорить начистоту, она была абсолютно бесполезной для общества. Не занималась никаким трудом, не имела постоянной работы, ни творческой, ни физической. И матерью она так и не стала – если, конечно, считать материнство пользой для общества. Она просто существовала – как птица или цветок. Человек же не должен просто существовать – так ведь?

Ладно, думает Оливер, это уже чересчур. Достаточно того, что она была очень приятным во всех отношениях человеком.

И еще, могла удивить, застать врасплох. Как-то они вдвоем сидели во внутреннем дворике между домом и сараем, в котором располагался его кабинет. Расположившись на скамейке, они ждали – кого или чего, он теперь уже не припомнит. И тут она повернулась к нему и спросила: «Ты счастлив, Оливер?»

Он даже вздрогнул. Хотел было запротестовать: мол, что за дурацкий вопрос, не хочу я на него отвечать. Вместо этого он умоляюще посмотрел на нее – видимо, предполагалось спросить: «А ты, Кэт?»

Она посмотрела на него в ответ, задумчиво, выжидающе, – казалось, ей действительно хотелось услышать ответ, точно он помог бы ей решить какую-то проблему. А он предпочел смолчать, и она улыбнулась своей ослепительной улыбкой – так, что ты волей-неволей улыбался ей в ответ. «Уверена, что да. Ты слишком умен, чтобы быть несчастным».

Когда он понял, что между ней и Ником что-то есть, он пришел в замешательство. Более того, эта новость вызвала в нем недоверие, тревогу, даже обиду. Как такое могло случиться?

Сначала это был просто взгляд. Ник смотрел на Кэт так, как смотрели те, кто видел ее в первый раз, но ведь Ник знал ее уже много лет. Элейн поблизости не оказалось, и Оливер, которому стало не по себе, почувствовал странное облегчение.

Дальше – больше. Ник принялся подслушивать, когда Элейн говорила с Кэт по телефону, притворяясь, что читает газету. Кэт все реже заходила в гости. Элейн как-то заметила: «Что-то Кэт давно не было… чем-то она сейчас занимается?»

Ник посмотрел в сторону и притворился, что его это совсем не заботит.

И наконец, однажды Оливер пришел в уэлборнский паб «Голубой вепрь» пропустить по кружке пива в компании такого же холостяка, знакомца из прежней свободной жизни, и увидел, что за столиком напротив сидят Ник и Кэт. Судя по всему, голубки полностью поглощены друг другом. Оливера аж затрясло. Что делать? Прошествовать к ним, как ни в чем не бывало: «О, привет, какое совпадение! Мы тут с Томом, помните Тома Уиллоуза? Можно к вам?» Но он помедлил, огляделся; тут они оба разом подняли головы, и на их лицах появилось замешательство – стало очевидно, что видеть его они совсем не рады. Оливер помахал им рукой, вяло пробормотал что-то в знак приветствия и тут же нырнул в темный угол паба. «Там разве не твой партнер сидит?» – подивился Том Уиллоуз. «Нет, то есть да. Деловая встреча. Не будем мешать. По пиву?»

Позднее в тот же день Ник заглянул в сарай: «Да, зашел проконсультироваться, какой тираж будет у новой серии; гляди, суперобложку сделали – красота, правда? – Ник в своем репертуаре, одержимый новыми идеями и планами. – Нам придется потрудиться, но новая серия того стоит, согласен? – И, уже повернувшись было, чтобы уйти, он осторожно посмотрел на Оливера – и в его глазах была мольба. – И, Олли, если что, ты меня сегодня утром не видел, хорошо?»

Нет, нет, не хочу, подумал Оливер. Не хочу быть к этому причастным. Меня это не касается.

Теперь касалось.

Никто ничего не должен узнать: это он понимал. Он стал лишь невольным свидетелем, но больше об этом не узнает никто. Прежде всего, Элейн. И Глин. Питерс… Оливер вполне мог представить, что месть этого человека могла быть ужасной.

Больше они с Ником к этой теме не возвращались. Только один раз, да и то… Фотография. Он словно бы предупредил их. Без слов. Лишь намекнул: будьте осторожны, да и вообще пора прекращать. И вскоре все закончилось – он быстро это понял. Как и большинство подобных интрижек, долго их роман не продлился.

М-да, думает Оливер, давно это было. Слава богу, все в прошлом В конце концов, ничего такого не случилось.

– Мне надо идти, – говорит Сандра – В банк сходить хотела. Последишь за нашей лавочкой полчасика, ладно?

И ушла. Оливер делает себе кофе. Зевает. Что-то он сегодня утром размечтался – надо бы тщательнее отредактировать сделанную работу. Некоторое время он пялится в окно, и тут вспоминает о звонке. Набирает номер:

– Э-э… Глин? Говорит Оливер Уотсон, вы мне звонили.