Текст книги "Три, четыре, пять, я иду искать"

Автор книги: Павел Шумил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

– Ларис, у нас впереди много спокойных месяцев, – пытаюсь обнять

ее и чмокнуть в носик. Неожиданно она замолкает – будто вспомнила что-то.

... Вытаскиваю из-за спины рюкзак.

– Угадай, что здесь?

– Папа, неужели то, что я думаю!?

– Оно самое.

– Папка!!! – Зинуленок бросается мне на шею. В очередной раз

убеждаюсь, что дети растут. И тяжелеют... Зинуленок вытаскивает из

рюкзака "мячик", восторженно вертит в руках, осматривает и обнюхивает

со всех сторон. Неожиданно улыбка исчезает, уголки губ опускаются...

– Так он ненастоящий...

– Самый что ни на есть настоящий. Только не в комплекте. Уж извини,

батарейку и самоликвидатор пришлось вынуть.

Разворачивает "мячик" и тычет пальцем в гравировку: "Габаритно-весовой

макет".

– А-а, это... Один знакомый сделал. А ты что, хочешь, чтоб меня

таможня прихватила? Кстати, запомни эту легенду. Для всех – даже для

мамы. Особенно для мамы – это макет. Внутри – песок.

– А на самом деле?

– На самом деле – и песок тоже. Я насыпал сколько влезло вместо

самоликвидатора и источника энергии. Но еще там дофига ненаших технологий.

Так что меня могут взять за... Гммм... Одно место очень больно. Итак,

что у тебя в руках?

– Габаритно-весовой макет малого автономного кассетного зонда!

– бойко рапортует Зинуленок. – Пап, а его никому показать нельзя?

– Наоборот, сделай подставку – и пусть у тебя на столе стоит.

Только гравировкой кверху, чтоб все видели. Ты Конан-Дойля читала?

Прятать нужно на самом видном месте.

– Па, а если в него батарейку вставить, он заработает?

– Ага. И очень скоро на улице завоют сирены, к тебе придут люди

в форме и начнут задавать вопросы. Кой-какие антенны я отключил, но на

близком расстоянии сигнал в эфире засекут и без антенн.

Отключал антенны я по-простому, кусачками. Но это уже – тссс...

Конечно, держать "мячик" дома – серьезное должностное преступление.

Именно поэтому никто и не поверит, что он настоящий. К тому же, если

быть точным, он в нерабочем состоянии. Сдох через полторы минуты после

активации. А чтоб вытащить из него технологии, развивающимся странам

потребуется лет тридцать упорной работы. Так что потуги первого отдела

я считаю здоровой должностной паранойей.

Но выглядит "мячик" шикарно. Темные полусферы объективов звездной

ориентации, утопленные в корпус сложенные антенны, цилиндрические индукторы

поля ориентации и стабилизации по бокам и чуть выступающие люки

перископической системы наблюдения. Все крошечное, аккуратное, блестящее

полированным металлом, загадочно-сложное...

Весит это чудо техники меньше пяти кило, стоит как хороший

автомобиль ручной сборки. Но заводы клепают их сотнями тысяч, а мы развозим

– за раз по пять тысяч тонн – и засеиваем ими окрестности ближайших звезд.

Собственно, в этом и состоит наша работа...

На третью неделю культурная программа, составленная Ларисой,

подходит к концу. И это хорошо. Потому что отели я не люблю. Жить надо

или дома, или в палатке. Но в палатке – не сезон. Третьяковки, Эрмитажи

и прочие достопримечательности кончились, а музей железнодорожного

транспорта в Питере Ларису не заинтересовал. Аквапарки, крэзипарки,

всякие лэнды оставляем на выходные, когда к нам присоединяется Зинуленок.

Но на пейнтбол мы с Зинуленком маму не берем. Пробовали – в самый

неподходящий момент она начинает выяснять, кто командир. Зато из нас

двоих получилась хорошая команда. Я даже слегка научился "качать маятник".

И сумел принять три капсулы с краской на приклад. Прикрываться оружием

правила не запрещают. А как мы, прикрывая друг друга, шли по центру

полигона...

– ... Так-то, витязь на распутье, пора выбирать направление.

– Есть выбирать! – звонко рапортую я, вскидывая руку к виску.

Генерал исподлобья смотрит на меня, усмехается в усы и перекладывает

на столе бумаги.

– Первая дорога – в мусорщики. Собирать по всем орбитам мертвые

спутники и их обломки.

Кажется, я рано хохмить начал.

– Вторая, – продолжает генерал, – как всегда, в академию. Обучать

молодежь. И третья... Ты слышал про "Паганель"?

Еще бы! Кто про него не слышал?! Первый корабль, вернувшийся в

систему. Огромный по тем временам – двадцать пять тысяч тонн. Крупный

даже по современным меркам. Создан как пилотируемый, но первый и

последний полет совершивший в беспилотном режиме. Почему так? Да

потому что движки были вынесены на пилонах за пределы корпуса. Маленьких

мы тогда не умели делать, добивались нужной мощности размерами. Уникальный

корабль... для своего времени. Первый, имеющий современные обводы

гантельки. Кстати, это от него пошла мода на четыре киля. На них пилоны

двигателей крепились.

Выносить движки за пределы корпуса все же нельзя. Площадь

поверхности резко увеличилась, и в первый же джамп холодилка израсходовала

три четверти хладагента. Поэтому на обратной дороге после того, как

корабль лег на курс, движки были "сняты с довольствия" – и вернулись

в систему раскаленными глыбами сплавленного металла. Но сам корабль

джамп пережил. Его перехватили над эклиптикой на расстоянии восьми

астрономических единиц от Солнца и перегнали на орбиту Марса. Долгие

годы он служил орбитальной базой. Легендарный корабль...

– Принято решение восстановить "Паганель". По-существу, от него

только корпус да название останутся. Вся машинерия, вся электроника будут

заменены. Но готовый корпус на год сократит срок создания корабля.

– А... Я тут причем?

– Нужно перегнать корабль на завод. Кто-то из нашего ведомства

должен курировать переоснащение корабля. И, я слышал, ты безлошадным

остался?

Лихорадочно прокручиваю в мозгу варианты. Корпус старый. Но

с огромным запасом прочности – тогда мало знали и не скупились на

надежность. К тому же, всего два джампа. Переделка корабля – это

полтора-два года, не меньше. Но ребята, которые ждут корабли, не будут

на меня в обиде. Мохнатый пожмет лапу и скажет: "Я уж думал, ты мою

машину прямо со стапеля угонишь". А Пьеро не удержится: "На что ему

легковушка, если лимузин предлагают?" И в чем-то будет прав. "Невский

проспект" пятнадцать тысяч тонн, а "Паганель" после перестройки на

двадцать семь потянет. Опять же, дома часто бывать буду...

– На щите, или под щитом? – интересуется Вадим уже в машине.

– Старик наш – кремень! – отзываюсь я. – Камень на распутье.

"Налево пойдешь, направо пойдешь..."

– И куда ты пойдешь?

– На Марс.

– Пешком? – усмехается Вадим.

– На буксире. Старик подарил мне "Паганель" и большой напильник.

После обработки напильником корабль будет мой.

– Оп-па! – Вадим поражен. – Слышал я об этом проекте, но думал,

чистый треп в курилке. Едем ко мне, это надо отметить.

И тут я допускаю стратегическую ошибку.

– Ларису надо бы пригласить.

– Надо – так надо, – легко соглашается Вадим, усугубляя мою

небрежность. Паркуется у тротуара и раскрывает ноут. Через минуту

звонит директору Ларисиной фирмы.

– Здравствуйте, говорит генерал-лейтенант Калмыков, космические

войска. У вас работает некая Крымова Лариса Дмитриевна. По первой

специальности – дизайнер-эргономист интерфейсов систем управления. Вы

не могли бы уступить ее нам на день-другой. Скажем, по обмену опытом...

Хорошо, высылаю за ней машину. Благодарю за содействие.

Из проходной Лариса выходит как королева. Вадим, изображая шофера,

открывает ей дверцу.

– Что на этот раз? – холодно интересуется она. – Опять короткая

командировка?

– Не угадали, – улыбается Вадим. – Крым, колись.

– Я – капитан "Паганеля"! – колюсь я.

– Господи, а я Зину с уроков сорвала.

И тут до Ларисы доходит, что это ПОВОД!!! Наши скромные планы

междусобойчика отвергаются с негодованием. Лариса с дикой энергией

берется за организацию банкета. В сложных случаях изображает из себя

секретаршу Вадима. Заказывается зал в ресторане, берутся напрокат

драгоценности и платье, обзваниваются родные и знакомые... Выбрав

момент, предупреждаю Вадима, что надо разбавить это болото нашими.

Иначе мы пропадем. И, чтоб показать пример, звоню Тимуру.

Как ни странно, банкет прошел весело. Тимура единогласно выбрали

тамадой. Было поднято много тостов, выпито много вина, сказано много

теплых слов. Большинство гостей слышали о "Паганеле" только краем уха и

искренне считали мое назначение повышением. А кто знал – не разубеждали

их в этом. Видимо, сами начали сомневаться. Ведь просто так банкеты не

устраивают. Зинуленку я объяснил ситуацию с капремонтом корабля и попросил

провести ликбез среди гостей. Но она встретила какого-то паренька своего

возраста – и на этом ликбез кончился. Знаю только, что время они провели

интересно, а в фонтане ресторана (в общем зале) плавали двухмачтовые

парусные корабли из подносов. (Мачты – из вилок, паруса – из салфеток,

вымпел из листа салата, подробности – у Зинуленка.)

Лариса знакомила гостей, сияла улыбкой и взятыми напрокат

драгоценностями. Я почему-то должен был танцевать со всеми девушками,

которых она ко мне подводила, узнал много интересного по выездке лошадей

и повадкам охотничьих собак в городских условиях. Клятвенно пообещал

кому-то взять в следующий полет канарейку для контроля качества воздуха

и лететь к Солнцу только ночью. Заодно узнал, как просто, имея обычный

смартфон, завести счет в швейцарском банке. (Теперь у меня есть счет,

и на нем – сто евриков! Как снять их со счета, я не знаю.)

Под конец Вадим связался с нашими транспортниками, и у входа

в ресторан выстроились десять легкобронированных уфазиков. Линейка

одинаковых машин камуфляжной окраски выглядела очень внушительно, даже

у меня вызывала легкий трепет и уважение. Уфазик не очень комфортабелен

внутри, но гости были в восторге. Их еще никогда не развозили по домам

на пуленепробиваемых внедорожниках.

А на следующий день мы с Вадимом были вызваны на ковер и получили

по клизме скипидара с патефонными иголками. С занесением и удержанием.

Шурочка, секретарша Старика, оглянувшись на дверь, показала утреннюю

бесплатную газету "Метро-ном" – местную сплетницу. Вчерашний сабантуйчик

был описан доброжелательно, с юмором, подколками, но точно. Включая

причину торжества, персоналии, парусники в фонтане (фото) и развоз гостей

спецтехникой.

– Мне непонятны только две вещи, – произнес Вадим. – Как эти

щелкоперы успели вставить статью в номер? И каким образом газетенка

попала в руки Старику?

Через неделю собираю чемоданчик. Иду на Марс за «Паганелем».

Лариса держится хорошо. Только спросила:

– Когда тебя ждать?

– Когда меня ждать? – переадресую вопрос Зинуленку. – Вводная:

Иду на буксире тяжелого класса "Прометей".

Зинуленок уже за компом. На экране – расположение планет. В окне

– данные по Прометею.

– Один идешь? Без пассажиров?

– Один.

– Через полтора месяца.

– Ты не дослушала. Туда веду баржу-контейнеровоз массой тридцать

тысяч тонн.

– У-у... Тогда только через два.

– Не пойму, – вздыхает Лариса. – К звездам уходишь на три месяца.

А на какой-то Марс смотаться – целых два.

– Буксир – посудинка маленькая, слабенькая. Опять же, экономия

рабочего тела. Обычно он вообще без людей ходит. Три месяца туда, три

обратно. Да не волнуйся ты! На Марс сходить – это абсолютно безопасно.

Детские потягушки. Хочешь, я тебе каждый день e-mail-ы слать буду?

– У тебя что, интернет на буксире будет?

– Будет, но своеобразный. В реальном времени работать не смогу,

время ответа очень большое. Поэтому, когда щелкаю по ссылке, скачивается

весь сайт. Я его получаю минут через десять-двадцать. И работаю автономно.

Пока не натыкаюсь на следующую внешнюю ссылку. В общем, работать можно,

но занудно.

Сажусь за комп, проверяю финансовые дела нашего семейства. После

достопямятного банкета с драгоценностями напрокат и удержаниями за

спецтехнику от полетных почти ничего не осталось. Перевожу выплату

ближайших зарплат на ларисину кредитку. Кажется, все. Можно идти...

Чуть не забываю счастливый галстук.

«Прометей» обычно ходит как беспилотник. Но «Паганель» не имеет

узлов жесткой сцепки с буксиром. В те времена подобных буксиров не было.

Поэтому на случай нештаток на борту буду я.

Что "Прометей" годами ходил без пилота, понимаю сразу, как только

поднимаюсь на борт. Воздух плохой. Воняет машинным маслом и хладагентом.

Гудят с подвыванием вентиляторы, противно дребезжит что-то в насосе.

При попытке включить свет в машинном отделении выбивает автомат. Короче,

работает только то, что важно для беспилотного полета.

Всю первую неделю привожу машину в порядок. Кидаю по временной

схеме проводку освещения, Устраняю течи в системе охлаждения, выясняю,

где что-то подтекает, меняю прокладки и уплотнители. Стравливаю воздух

за борт, наполняю помещение свежим, с запахом соснового леса. Утечка

намного выше нормы, поэтому наддуваю до полутора атмосфер. Когда подойду

к Марсу, будет ровно атмосфера. Под конец берусь за тряпку и швабру,

провожу влажную уборку агрегатного отсека. Постоянное ускорение хоть и

слабенькое, но позволяет нормально отжимать тряпку в ведро.

А в агрегатном отсеке еще тот свинарник! Именно здесь года три

назад протек маслопровод, идущий к силовым гироскопам системы ориентации.

Как я понимаю, капля отработанного масла размером с ведро образовалась,

пока буксир шел без ускорения. А потом эта капля раздробилась о переборку

во время маневрирования – и из одной капли получились тысячи... Они уютно

расселись на потолках и стенах, загустели, впитали пыль, растворили под

собой краску и никак не хотят смываться. Если взять их растворителем,

краску тоже смою, воздух опять испорчу... Приходится по старинке – макаю

тряпку в обжигающе горячую воду и сурукаю, пока на месте кляксы не

заблестит металл переборки. Вода парит, воздух влажный как в русской

бане. О чем это говорит? С одной стороны о том, что температура кипения

при полутора атмосферах выше ста градусов. А с другой... Что система

вентиляции в агрегатном отсеке приказала долго жить. Ну да, конечно!

Капельки масла засосало в фильтры, они растеклись, впитались, и фильтры

перестали пропускать воздух. Хочется сделать что-то нехорошее с техниками,

готовившими Прометей в полет. Вспоминаю тибетские учения, призывающие

к терпению и созерцанию.

Вытаскиваю двумя пальцами за уголок тряпку из ведра с кипятком,

пришлепываю на переборку, накрыв сразу десяток клякс. Терпеливо поскуливая,

постоянно меняя пальцы, стараюсь удержать ее на переборке, пока хоть

чуть-чуть не остынет. Созерцаю, как вода неторопливым ручейком стекает

на пол и исчезает в щелке на стыке металлических листов. Кстати, потом

придется ее откачивать. Корабль такое место, где любая потерянная вещь

рано или поздно находится. Но это обычно не радует.

Тряпка остыла, переборка нагрелась. С силой тру стену, сдирая грязь

и краску. На обратном пути покрашу все вокруг в ярко желтый, канареечный

цвет. Из вредности! Чтоб любая грязь в глаза бросалась.

Где-то под полом раздается характерный звук электрической искры.

Громко щелкает автомат у входа, и помещение погружается в темноту. На

секунду загораются тусклые красные плафоны аварийного освещения. Второй

громкий щелчок автомата – и они тоже гаснут. Плавно уменьшается тяга

двигателей, это автопилот, почувствовав нештатку, переводит машину в

инерционный полет. Наступает невесомость. Не успев схватиться за что-нибудь,

всплываю над полом.

В первую минуту испытываю только злость. Во вторую становится

страшно. Где-то рядом со мной в темноте плавают десять литров крутого

кипятка. Контакт с ним не обещает ничего хорошего. Он впитается в одежду,

растечется по мне...

Чувствую себя черной кошкой в темной комнате, которую кто-то очень

хочет найти. Лихорадочно просчитываю варианты. Вода остывает. Но это долго.

Ведро наверняка взлетело. Если долетит до потолка или переборки, вода

размажется по стенкам и остынет. Значит, с каждой минутой опасность

уменьшается. А вероятность столкновения увеличивается... Куда податься

бедному пилоту?

У меня есть тряпка. Ей можно бросить в ведро. Знать бы, где оно?

У меня есть футболка, штаны и кроссовки с липучками. Их тоже можно бросить.

Если попаду тряпкой в ведро, весь кипяток выплеснется крупными каплями

размером с апельсин. Это лучше, или хуже?

Слышу слабый "звяк" ведра. Нервы не выдерживают, запускаю на звук

смятую в комок тряпку. Промахиваюсь, но по законам небесной механики

сам лечу, вращаясь в другую сторону. Слабо ударяюсь обо что-то затылком.

Вычисляю, что если буду активно двигаться, точно поймаю черную кошку.

Или черная кошка – это я? Если поймаю – буду вареным раком. Красным!

Вареный рак против черной кошки...

Шарю в пространстве руками, цепляюсь за какую-то коробку и сворачиваюсь

в позу эмбриона, коленки к ушам. Чтоб поменьше места занимать. Считаю

секунды, минуты. На третьей минуте что-то теплое, влажное скользнуло по

локтю. Тряпка вернулась. На пятнадцатой решаю, что опасность миновала.

Пора искать выход. Ощупываю предмет, за который держусь. Видимо, это плафон

освещения. Значит, я на потолке, выход или в пяти метрах справа, или на

аналогичном расстоянии слева. Наше дело правое, бросаю себя вправо. Угадал!

Открываю люк. В коридоре светят красные плафоны. Хорошо! Первым делом

куплю на Земле маленький фонарик-жужжалку с механическим приводом, чтоб

от батареек не зависеть – и никогда с ним не расстанусь!

Обесточиваю агрегатный отсек, вскрываю пол. Масло разъело изоляцию

проводов, а вода устроила замыкание. В общем, все ясно. Маслопровод

подтекает несильно, но давным-давно. А техники регулярно пополняют емкости.

И никто не подумал, куда же смазка уходит...

Столовой ложкой собираю загустевшую смазку в большой полиэтиленовый

пакет, обматываю провода изолентой, докладываю об аварии на Землю. Получаю

в ответ стандартное: "Действуйте по обстановке". Описываю в журнале

состояния оборудования течь в маслопроводе, указание на необходимость

очистить пространство под фальшполом от машинного масла. И указание о

необходимости замены электропроводки в связи с разрушением изоляции.

Рутина...

И ни одного письма от Ларисы...

Моюсь в тесной душевой кабинке и размышляю, как причудливо

распределились чужие технологии в пространстве. Чем выше, тем их больше.

Постепенно опускаются вниз. Источники энергии уже начали на аэробусы

ставить. Но как ставят!!! Плакать хочется! Упаковывают каждый в громоздкую

трехтонную неразборную конструкцию. Которую без автогена не вырезать из

десятитонного двигателя. Это чтоб нехорошие люди утащить не смогли. И из

движка ядреную бомбу не сделали.

Ну да, по сравнению с керосиновыми реактивными двигателями эти – шаг

вперед. Но наши корабли летают в атмосфере, используя поле в режиме

"дельфиньей кожи". Другими словами, захватывая полем огромные массы

воздуха, и отбрасывая его в нужном направлении. Первые ракеты-керосинки

тратили тридцать килограммов топлива на килограмм полезного груза на

орбите. Мы выныриваем из атмосферы на второй космической, не израсходовав

ни грамма рабочего тела. Но базы космических кораблей окружены тройным

кольцом охраны. Быстрее долететь с Луны до Земли, чем пройти за проходную

Плесецка или Мигалово. У американцев – то же самое, но с местным колоритом.

В смысле, людей не видишь, только глазки телекамер, сканеры сетчатки,

отпечатков пальцев, голос с потолка, холодные лапы манипуляторов да

коридор из металлических клетушек с выдвигающимися из стен толстенными

металлическими дверьми. Сами корабли сразу после посадки заводят в бетонные

катакомбы со стенами пятиметровой толщины.

Больше всего чужих технологий в "мячиках". Но работают "мячики"

у чужих звезд. Когда-то давным-давно братья Стругацкие написали книгу.

"Пикник на обочине". О мимолетном контакте двух цивилизаций. Там

проникновение чужих технологий в жизнь шло быстрее. У нас же – "человечество

будет разделено на две неравные части" – тоже фраза из них. Земное

человечество живет по-старому, космическое все активнее использует в

быту подарки сверху. Такие дела...

Выхожу из душа и задумчиво смотрю на ведро с тряпкой за прозрачной

створкой шкафчика. Кто-то размышлял о высоких технологиях...

«Паганель» когда-то был зародышем орбитальной станции Марса.

Центробежка создавала слабенькую силу тяжести, чтоб вещи не разлетались.

Постепенно орбитальная разрасталась. В ход шло все – списанные корабли

и буксиры, пустые контейнеры и цистерны. Любая железяка находила здесь

свое место. Другой настолько уродливой конструкции нет во всей системе.

Почему-то местные этим гордятся.

Сейчас вращение орбитальной остановлено, техники вырезают из нее

"Паганель". Это сложно. Какие-то отсеки приходится вырезать и отводить

в сторону, какие-то разгерметизировать. Кого-то из жильцов уплотнить,

кого-то лишать рабочего помещения. То и дело звучит сирена вакуум-тревоги...

В общем, недовольных полно, и даже в туалет народ ходит в гермокостюмах.

Удивительно, но заявление, что я привез пятьдесят ТЖМ-ов (типовых жилых

модулей) не улучшает настроение. Умники тут же начинают считать жилой

объем "Паганеля" и жилых модулей. У модулей объем больше... Все равно

не то! "Паганель" лучше.

Наконец, "Паганель" отделяют от конструкции и отводят в сторону.

А я начинаю сомневаться в целесообразности затеи. К корпусу приварено

и привинчено множество угловатых кронштейнов. В толстых броневых плитах

прорезаны люки. И не все даже герметизированы. Слезно прошу монтажников

герметизировать корпус. Делюсь индийским чаем, консервированными ананасами

из НЗ и мешком собранной в агрегатном отсеке смазки. Меня ругают за

то, что хотел ее за борт выбросить. На "Прометей" поднимается бригада

старателей, вооруженная скребками и столовыми ложками. Оказывается,

смазка здесь в цене. Местные умельцы во что-то ее перерабатывают.

"Паганель" герметизируют и наддувают воздухом.

Пора собираться в обратный путь. Буксир упирается носом в "Паганель"

и притягивается множеством стальных тросов. Крепление полужесткое,

корабли слегка покачиваются друг относительно друга, поэтому маневры

придется делать на минимальных ускорениях. Но жить можно...

Пора домой. И так опоздал на двое суток с прибытием, да на три

недели с отправлением. Правда, с отправлением – по вине монтажников.

Но за счет скорости отыграть смогу только неделю. Прощай, премия за

экономию рабочего тела. Заводчане ругаться будут...

А от Ларисы ни одного письма.

Протягиваю между кораблями гофрированный герморукав и тяжелые – с

руку толщиной – кабели энергопитания. Всю обратную дорогу буду обживать

корабль. Может, рано, ведь предстоит полная перепланировка. Но не могу

удержаться – это МОЯ машина. Отныне наши жизни связаны.

Трюмы корабля разделены переборками на каюты курсантов. На сто

мальчишек в среднем приходятся две девчонки. Из тех, которые ошибки

природы. Тайсона во втором раунде уложат, невинно похлопают глазками

и скажут: "А он первый начал!" В общем, в каютах полно наскальной живописи

самого разного качества. Гениальные петроглифы фотографирую или отклеиваю

от стенки для своего музея, если их можно отделить от стенки. Ибо настоящее

искусство всегда прекрасно! Один рисунок – вылитая Лариса. Повешу у себя

в рубке.

Живопись среднего качества оставляю заводским монтажникам,

посредственность безжалостно уничтожаю. Ибо нефиг! Мой корабль – не

выставка порнографии.

Рубка "Паганеля" в отличном состоянии. Лучше, чем в отличном.

Навигационное оборудование самое новое. Не сразу замечаю, что это все

тренажеры и имитаторы. Зато на контрольном пульте такой богатый выбор

нештатных ситуаций, что можно любого курсанта до инфаркта довести. Не

понимаю одного: Зачем курсантов тащить на орбиту Марса? Почему не мучить

бедных на земной орбите? Впрочем, это к психологам.

На стенке туалета установлен отполированный сотнями рук до блеска

штурвальчик, которому здесь не место. Над ним в окошечке надпись на двух

языках: "При пожаре повернуть до упора". Заглядываю в соседнюю кабинку

– только четыре болта в переборку уходят. Никаких трубопроводов и вентилей.

Странно... Опускаю забрало гермокостюма, возвращаюсь к штурвальчику и

поворачиваю до упора. Надпись в окошечке уползает вправо, ее сменяет

другая: "Не сейчас, дурак, а при пожаре!"

– За-асранцы! – говорю я вслух. И возвращаю штурвальчик в исходное

положение. Этой хохме сто лет в обед, а я попался... Старею?

Гости выбрали интересное время для первого визита в систему. Мы

уже замусорили дохлыми спутниками геостационарную орбиту, наследили на

Луне, сфотографировали с близкого расстояния все планеты и их спутники

и даже вывели десяток беспилотников за пределы Солнечной системы. Любой

водитель, любой турист или грибник с помощью системы спутниковой навигации

определял свои координаты с точностью до метра. Но все-таки, это были

робкие шаги. Потому что за килограмм груза на орбите мы платили непомерную

цену – тридцать килограммов на стартовом столе. Для освоения Солнечной

системы нам не хватало двух вещей: Источника энергии и поля. Для выхода

к звездам – еще знания о производной ноль. Впрочем, знаний и сейчас

ненамного больше. Есть умение использовать и много-много теорий. Ползучий

эмпиризм, как называют это мудрые и лысые. Плюс огромное желание

приникнуть к источнику чужих технологий. Начавшаяся звездная гонка

оставила позади как первую лунную гонку шестидесятых годов двадцатого

века, так и вторую лунную двадцатых годов двадцать первого. Да какое

там – если перевести курсы валют к современному – бюджеты холодной войны

покраснели бы от зависти. При этом произносится огромное количество

пустых слов о международном сотрудничестве, но в звездном клубе всего две

державы. Угадайте, какие. Хотя в ближайшее время ожидается пополнение.

Китайцы раскололи все базовые технологии и получили необходимую информацию

об их грамотном использовании от участников звездного клуба. Скажете,

сотрудничество? Ну да, газеты так и говорят. На самом деле – неприкрытый

шантаж. Китайцы пригрозили раскрыть технологии всему миру, если не

получат сопутствующей информации.

Впрочем, грызня идет внизу, на планете. В высоких политических

кругах. Нам, чернорабочим космоса, не до этого. И на нашем уровне на

самом деле царит взаимовыручка и взаимопомощь.

Сигнал о получении почты. Нет, не от Ларисы. Земля предупреждает

о маневре разворота. Легкий холодок пробегает по спине – не раскусили

ли меня психологи? Тимур – он зубоскал, но дело знает. На всякий случай

квитирую нейтральным "Принял".

Разворот – это как экватор на море. Половина дистанции. Шел с

ускорением, теперь пойду с торможением. Обычно для разворота гасят главный

ходовой, отрабатывают маневровыми разворот на сто восемьдесят и вновь

врубают ходовой. Десять минут невесомости. Почти. Слабенькая центробежка

плюс два импульса боковых маневровых. Но у меня полужесткая сцепка и

три десятка натянутых как струны тросов. Поэтому боковыми маневровыми

отрабатывать не буду. Просто отклоняю на четверть градуса вектор тяги

главного ходового. (Небольшая раскачка все-таки возникла.) Через пару

минут привожу вектор тяги к оси и даже гашу раскачку. Корабль плавно,

почти неощутимо разворачивается. До того плавно, что маневр занимает

полтора часа. Таким же порядком гашу вращение, провожу обсервацию, задаю

коррекцию курса и складываю ладони на животе. Ни один трос не лопнул и не

дал слабины. Но я, говоря нашим языком, сошел с траектории. Новая тоже

ведет на Землю, но она новая. Вопрос, как быстро на это среагирует Земля?

Ага! Не прошло и получаса... Читаю: "Крым, ты на границе коридора".

Так мягко пожурить мог только один диспетчер. На душе становится тепло.

"Шмидт, я тоже по тебе соскучился. Выполнил "мягкий" разворот.

Прибуду вовремя", – отбиваю квитанцию.

За весь полет от Ларисы ни одного письма. Правда, что происходит

дома, я знаю. Общаемся с Зинуленком через день на интернет-форуме.

У меня там ник Галс, и считается, что я моряк. Зинуленок носит звучный

ник Рында. Возраста в интернете нет, поэтому многие завсегдатаи форума

думают, что мы будущая семейная пара. Пусть их... Но почему молчит

Лариса?

Весь обратный полет тоскую по консервированным ананасам колечками.

На Лагранж заходить не стал, сразу повел связку на завод. Попутно узнал,

что у диспетчеров я прохожу как "Пи-квадрат" (Паганель-Прометей).

Стыковка предстоит тяжелая. Стыковочный узел на Паганеле, а все

маневровые движки – на буксире. Я подлетел ближе к Солнцу, тросы

нагреваются сильнее, в них появилась слабина. Температурное расширение,

ети его... Сцепка раскачивается при малейшем маневре. Но на сутки

раньше вернусь домой.

Вчера заглушил ходовой, вышел в космос и повесил на Паганель девять

видеокамер. Надеюсь, углы обзора выбрал правильно. Подхожу на двести

метров к причальной стенке и говорю заводчанам, чтоб убрались куда

подальше и не нервировали меня часа два. Начинаю с того, что проверяю

управляемость связки. Отвратительно... Все движки позади центра масс.

В свободном полете это неважно, но у причальной стенки убийственно.

На удалении метров сорок обрывается один трос. И сносит две

видеокамеры. Ничего, та, что нацелена на стыковочный узел, цела. Уменьшаю

скорость сближения до сантиметра в секунду. Из-за отсутствия маневровых

движков на "Паганеле" каждая коррекция превращается в пятиимпульсный

маневр с паузами. Я мокрый как мышь. И это удовольствие длится целый

час.

Стыковочные узлы соприкоснулись. Так мягко, что я даже не

почувствовал. И не знаю, произошла сцепка, или нет. Чтоб узнать, надо

идти на "Прометей". Или подождать. Выбираю последнее. Отстегиваюсь от

кресла, плыву в каюту переодеваться в сухое. Парадное. Замечаю, что не

мешало бы побриться. Не гармонирует недельная щетина с парадным мундиром.

Когда убираю бритву в футляр, слышу голоса за переборкой. Гости

явились...

– Парни! я его нашел!!!

– Две минуты, ребята, и я ваш! – вновь достаю из футляра бритву

и вожу по чисто выбритому подбородку. Вижу в зеркале десяток довольных

рож за спиной.

– Ну, эстет, – комментирует кто-то. – Учитесь, мартышки, у звездных

рейнджеров!

– Вот и все! – разворачиваюсь к парням. Меня хлопают по спине и

влекут по коридорам через "Паганель" в "карусель" жилой зоны завода.

Силу тяжести в "карусели" заменяет центробежка. Не всю, а только одну

треть, как на Марсе. Но и то – вдвое больше, чем на Луне, например.

В конференц-зале накрыт банкетный стол. Сухой закон временно

отменяется. Звучат тосты. За меня, за новый заказ, за милых дам, за

родную планету, за тех, кто на вахте и на гауптвахте. Потом сбиваюсь.

Народ разбивается на группы по интересам, над столом стоит ровный гул

голосов.

– ... Мы сделаем тебе машину в луч-чем виде, это я тебе говоррю,

– объясняет мне сосед справа. – Заводские – все! – тебя оч-чень уважают.

И я тебе уважжаю. Когда мы тебе машину разбили, комиссии наехали, ты

против заводских слова плохого не сказал! Ты не думай, мы это помним!