Текст книги "Тебя не заменит никто"

Автор книги: Павел Шорников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

13

Письма от Влады стали приходить реже. И это было нормально. Во-первых, у нее стало меньше свободного времени – поступил сигнал от маман, а потом и сама Влада подтвердила, что устроилась на работу в одно рекламное агентство. Во-вторых, Кирилл сам стал писать реже, по той же причине – нехватка времени.

Кирилла закрутило, замотало. И прежде всего работа, которая требовала его целиком: и тело, и душу, и мысли. Приходилось пропускать через себя огромный поток информации: что, где, почем.

Кирилл просиживал за компьютером с утра до вечера, просматривая бесконечные колонки цифр со всех бирж мира. И все это нужно было верно оценить и принять решение: что купить, что продать.

Он еще ни разу не ошибся.

Его заметили. У него появились свои клиенты, которые со спокойной душой доверили ему свои деньги – и немалые.

Кирилл поменял квартиру – поближе к Дженни. Но на самом деле (он не хотел себе в этом признаваться) – подальше от Сюзи.

Поменяв квартиру, Кирилл понял, что без машины – труба! Он уже стал подбирать себе сравнительно недорогую, но престижную модель, но тут вмешалась Дженни.

– Можешь ездить пока на моей, – предложила она.

– А как же ты? – Кирилл колебался.

– У меня их три, дорогой, – ответила Дженни.

Вообще Дженни была решительной бабой. Все уик-энды она таскала его по своим знакомым. Поначалу Кирилла принимали с холодком. Но по мере того как шли в гору его дела, отношение к нему менялось, и очень скоро Дженни стали приглашать на вечеринки вместе с Кириллом.

Обычно это были ужины в одном из трех ресторанов с французскими названиями: “Париж”, “Версаль” или “Лафайетт”. Всегда не более шести человек – три пары. Кто платит за эти “пати”, для Кирилла оставалось загадкой: наличными при нем никто никогда не расплачивался.

У Кирилла уже скопилось около двадцати визиток знакомых Дженни, которым она его представила. Там были адвокаты, банкиры, бизнесмены, аристократы, проедающие состояние, нажитое предками. Был главный редактор “Нью-Йорк таймс” и менеджер по связям с общественностью из “Пикчерз бразерс”.

Потихоньку Кирилл начинал использовать связи, так щедро переданные ему миссис Томпсон. А начал он договором с “Нью-Йорк таймс” на серию статей об экономическом положении в России.

Дженни познакомила его со своей давнишней подругой, швейцаркой Евой Фрид из Базеля.

Знакомство состоялось в ресторане “Олд Бургунди” в отеле “Хилтон”, где остановилась Ева.

Подруга Дженни оказалась редкостной красоты женщиной. Нет, это была даже не женщина, а живое произведение искусства. На встречу Ева надела белое платье, выглядевшее ослепительным на фоне красных стен ресторана.

Ева не понравилась Кириллу так, как ему нравилась Дженн. Но лицо ее обладало невероятной, притягивающей взгляд силой. Кирилл весь вечер занимался только швейцаркой.

Дженни ничего не сказала Кириллу ни во время ужина, ни после. Даже виду не показала, что ревнует. Но Еву Фрид он видел в первый и последний раз. Она улетела на следующий день в Европу. Кирилл узнал об этом не от Дженн, а от служащего отеля “Хилтон” в ответ на просьбу соединить его с номером мадам Фрид.

Эта женщина еще долго не выходила у Кирилла из головы. Он вспоминал о ней со странным детским восторгом.

– Знаешь, кто пригласил нас в этот раз, дорогой? – спросила как-то Дженни. – Мой бывший муж Алан. У Алана в этот уик-энд день рождения. Даже не знаю, что ему подарить… У него все есть.

– Бывший муж? – засомневался Кирилл. – Может быть, мне не стоит идти с тобой, Дженн? Где он живет?

– В Патуоге. Это недалеко от Нью-Йорка. У него вилла на берегу океана. Учти, Алан приглашал нас обоих.

– Прогулка за город…

– Значит, ты согласен?

Вместо ответа Кирилл нашел ее губы. Дженни с готовностью ответила, и через минуту они забыли и про Алана, и про его день рождения.

Бывший муж Дженни устроил в честь своего дня рождения грандиозную вечеринку.

С погодой повезло. Было безветренно и для начала апреля даже жарко.

Столики с закусками расставили на лужайке перед домом, возле бассейна. На террасе разместился джазовый оркестр. Алан Напье обожал джаз.

Над столиками покачивались мощные электрические лампочки, образуя буквы “А” и “Н”. Над бассейном клубился искусственный туман. Лазерный луч чертил замысловатые узоры. Деревья в небольшом саду, примыкающем к дому, были опутаны гирляндами, которые светились в темноте, словно глаза диких животных.

Народу было много. Кое-кого из гостей Кирилл уже знал – общие знакомые Дженни и ее бывшего мужа.

Дженни сразу куда-то пропала, и Кирилл был предоставлен самому себе. Ему не оставалось ничего другого, как заняться дегустацией напитков и закусок.

Он начал со столика с канапе, сандвичами и тарталетками. Когда Кирилл скосил глаза на горячие закуски, к нему присоединился Алан Напье.

Алан сделал знак официанту – тот подошел с подносом, накрытым салфеткой, на котором стояло несколько бутылок вина и пустые фужеры.

– Давайте, Кирилл, выпьем по-русски за мое здоровье. Как-никак сегодня весь этот джаз из-за меня.

Кирилл попросил налить ему «Сент-Эмильен», Алан – грав.

– Вы мне нравитесь, Кирилл, – сказал Алан, после того как, чокнувшись, они сделали по глотку, – я одобряю выбор Ди.

Кирилла неприятно задело, что Алан называет Дженни Ди. Так ее называли самые близкие ей люди. Даже он, Кирилл, называл ее только Дженн.

– Вы знаете, она мне как сестра, – продолжал Алан. – Ди выросла на моих глазах. Мы жили тогда по соседству, и наш брак для всех был делом решенным.

В этот момент оркестр заиграл заводную танцевальную мелодию, и Кирилл вместе в бывшим мужем Дженни вдруг оказались в гуще танцующих.

– Если вы не против, Кирилл, пойдемте в дом и продолжим разговор, – предложил мистер Напье. – Не знаю, как вы, а я даже на собственном празднике чувствую себя лишним.

Они выбрались из толпы и через минуту уже сидели в черных кожаных креслах напротив друг друга.

– Тут у вас прямо уголок короля Артура, – сказал Кирилл, оглядываясь по сторонам: свисающие с потолка выцветшие знамена, рыцарские доспехи по углам и светильники в форме факелов.

– Курите, – предложил Алан, показывая на столик, где были коробка сигар, нож, пепельница и горела в оригинальном подсвечнике свеча.

Кирилл отказался, а мистер Напье закурил.

– Я люблю Ди, – сказал Алан, пуская вверх тоненькую струйку дыма, – я сделал ей предложение в тот момент, когда она осталась одна и без средств к существованию. Ди приняла мое предложение… Она была вынуждена принять его! Вы любите Достоевского, Кирилл? О, это было как по Достоевскому! Она вышла за меня, но мысль о независимости стала ее “идеей фикс”… Вы знаете, что Ди ищет деньги, которые остались после смерти ее деда? Она мне ничего не говорила, но я же не слепой. Вы видели ее коллекцию холодного оружия? Конечно, она сказала вам, что поклялась деду вернуть ее? Не верьте! Она ищет клинок, который приведет ее к деньгам деда Только все это чушь… Нет никаких денег. Но я не препятствую Ди. Она хочет тратить деньги на кинжалы – пусть тратит. Я никогда ни в чем ей не препятствовал. Когда она попросила развод, я с готовностью пошел на это во имя любви к ней. Я сам предложил ей приличную сумму единовременно и взял на себя обязательство оплачивать все текущие расходы. Одна ее квартирка обходится мне в две тысячи триста долларов в месяц!.. Но что деньги! Мы, американцы, слишком зациклены на них. В конце концов, все равно помирать… Вот только невыносимо переживать смерть близких… Ди до сих пор не может пережить смерть матери… Вы знаете, что ее мать казнили на электрическом стуле?

– Она мне ничего об этом не говорила, – сказал Кирилл.

– Узнаю Ди. Она предпочитает делиться всем хорошим, оставляя плохое себе. Мать Ди, – продолжил Алан, – погибла из-за отца. Ди не повезло с отцом. Брак ее родителей был… Ну, знаете: она любит его, а он нисходит до ее любви. Ее звали Джуди. Она многое прощала своему мужу. Прощала побои и измены, вино и наркотики. Но всему приходит конец… Я рассказываю вам об этом, Кирилл, со слов Ди. Один раз мне удалось разговорить ее… Но лучше бы я этого не делал… Отец Ди стал водить проституток прямо домой. Он совершенно перестал считаться со своей женой, но терпел ее из-за Ди, которую, надо признаться, любил…

Алан надолго замолчал.

– В тот день отец заявился с тремя девицами, и мать сразу отправила Ди наверх – спать. Было еще рано, и она никак не могла заснуть. И когда услышала шум внизу, вышла из комнаты. Они – эти три девицы – лежали вповалку на диванах… Были пьяные или накачались наркотиками… Ругались отец и мать. Ругались страшно, как никогда. Отец ударил мать – та упала. Он расхохотался и вышел на улицу. Мать вскочила, бросилась за ним, но потом вернулась, схватила со стены коллекционный кинжал… Мать заколола всех трех женщин. Они даже не почувствовали, что в тот вечер поменяли миры… Ее казнили… И ничего нельзя было сделать. Ди очень любила свою мать. Смерть отца и деда подействовали на нее не так, как смерть матери. Она была привязана к ней… А ведь она начала привязываться к вам, Кирилл. Я не знаю, что с ней будет, если она потеряет еще одного… близкого человека.

Алан положил сигару в пепельницу, сделал глоток вина из своего бокала.

– Вы предрекаете мне скорую смерть, Алан? – улыбнулся Кирилл.

– Не буду темнить, мистер Успенский, – взял официальный тон мистер Напье, – я наводил о вас справки. Оставим в покое ваши деловые качества. Возьмем семейное положение. Вы женаты. По нашим временам это ничего не значит. Но ведь я говорил, Ди начинает привязываться к вам. А вы, вы привязаны к ней?

Кирилл молчал.

– Нужно выбирать, дорогой Кирилл. Опять же, буду с вами откровенен, я был бы удовлетворен, если бы вы выбрали не Ди, а свою жену. Если вы сейчас прекратите ваши отношения, Ди, конечно, будет переживать, но не так. Если разрыв произойдет чуть позже, это может убить ее… Я очень надеюсь, Кирилл, что вы хорошо обдумаете наш разговор и примете верное решение.

Они вышли на воздух и сразу столкнулись с Дженни.

– Я так и знала, Алан, – сказала она, – что ты мучаешь Кирилла своими умными разговорами. Где обещанный фейерверк? Я уже заждалась.

Фейерверк получился на славу.

Сразу после него Дженни и Кирилл попрощались с Аланом, еще раз поздравили его с днем рождения, сели в машину и уехали.

– Я хочу тебя, – сказала Дженни, вырулив на пустынную автостраду.

Он положил руку на ее колено, провел по бедру.

Дженни свернула на обочину, остановила машину.

Она, как безумная, стала покрывать поцелуями лицо Кирилла. Он еле успевал отвечать ей. Не выходя из машины, они перебрались на заднее сиденье и, задевая друг друга локтями, стали торопливо снимать с себя одежду.

– Я люблю тебя, – повторяла Дженни, – царапая его спину своими острыми ноготочками, доставляя ему боль и острое наслаждение одновременно.

“Я люблю тебя!” – хотелось крикнуть в ответ Кириллу, но он так и не проронил ни слова.

Весь следующий день Кирилл пребывал в состоянии глубокой задумчивости. Он рассеянно смотрел на экран терминала и в малейших деталях вспоминал разговор с Аланом Напье.

В конце рабочего дня он позвонил Дженни и сказал, что едет к ней: есть очень серьезный разговор.

Он открыл дверь своим ключом и сразу прошел в гостиную. Дженни стояла вполоборота к двери, внимательно, с улыбкой разглядывая ножны от турецкой сабли, которые держала в руках. Она не сразу заметила, что не одна, а заметив – смутилась.

– Какой волшебный узор, – сказала Дженни, ответив на поцелуй Кирилла и кивнув на ножны, – скорее, он похож на письмена, в которых зашифровано все наше прошлое, настоящее и будущее… Эта вещь тоже из нашей коллекции, мое последнее приобретение… Хочешь чего-нибудь выпить, дорогой?

Кирилл отказался.

Дженни взяла со столика пульт и направила его на стену, скрытую синим бархатным занавесом: бархат разъехался в стороны, вспыхнул дополнительный свет, ослепивший Кирилла, – ему пришлось даже зажмуриться.

– Здесь не все, – сказала Дженни.

Глаза быстро привыкли к яркому освещению, и Кирилл стал с интересом разглядывать коллекцию холодного оружия, которую Дженни несколько раз показывала ему, но мельком: они слишком дорожили минутами, когда оставались наедине.

На красном бархате он увидел шпаги, ножи, стилеты, сабли, мечи, кинжалы… Было даже такое оружие, название которому Кирилл затруднялся дать.

– Хорошо, что остался каталог. Иначе мне бы не собрать и этого. Вот, – Дженни сняла со стены тонкий трехгранный кинжал, – с этого мизерикорда началась наша коллекция. Во мне ведь течет голубая кровь. Наши предки жили во Франции, потом попали в Испанию, а оттуда – в Америку…

Дженни держала оружие на ладони, с любовью разглядывая его. Она преобразилась. Взгляд стал жестким, а между бровями появилась складка, придавшая лицу суровое выражение.

– Сколько жизней отобрали с его помощью!.. Он принадлежит нашей семье с незапамятных времен, и кровавый след тянется оттуда, из глубины веков…

Вид оружия в который раз оказал на Кирилла странное воздействие. Ему почудился шум далекой битвы, ржание коней, звон стали, стоны раненых и ликующие крики победителей.

– Ты сказала, что здесь не все?

– К сожалению. Коллекция принадлежала деду. Отец тайком продал ее. Продал за гроши. Этого дед перенести не смог. Он слег и вскоре умер. Перед смертью дед успел сообщить мне, что один из клинков…

– Один из клинков что? – спросил Кирилл, думая, что Дженни ждет от него этого вопроса.

Она изучающе взглянула на него и ответила:

– Ничего… Это касается только нашей семьи. Я поклялась, что соберу коллекцию во что бы то ни стало… О чем вы говорили с Аланом?

– Да так. Просто треп. Ничего интересного. А что это за шпага, вон та – в верхнем ряду, слева?

– С кисточкой? Дед говорил, что эта шпага принадлежала Наполеону. У нее интересная история. Здесь у каждого клинка своя история. Чего-то не хватает, – задумчиво сказала Дженни. – Ах, да… Я люблю смотреть на оружие под музыку. – Она снова взяла со столика пульт, направила его на музыкальный центр.

– И что Наполеон?

– Его шпага досталась моему предку по линии бабушки. Я тебе говорила, что бабушка у меня была русская. Шпага хранилась в семье как реликвия. После революции вся бабушкина семья эмигрировала в Америку. Здесь дедушка увидел шпагу и влюбился в нее. А потом он увидел рядом со шпагой бабушку и влюбился в бабушку…

Вот, подумал Кирилл, час настал! Сейчас или никогда!

– Ты что-то хотел сказать, дорогой? – спросила Дженни.

Кирилл кашлянул.

– Ты говоришь, что есть каталог… Дай взглянуть.

Дженни кивнула и вышла из комнаты.

“А ты – трусишка зайка серенький, – сказал себе Кирилл, – ну же, смелее!”

Дженни принесла тяжелый фолиант в желтом кожаном переплете.

– Ого, – заметил Кирилл, – этим гроссбухом убить можно.

Он машинально раскрыл каталог на середине и уже был готов произнести фразу, которую придумал заранее: “Дженни, дорогая, прости, но мы должны расстаться” (какая пошлость, но зато просто и ясно), – и в этот момент его взгляд упал на фотографию, заставившую его забыть обо всем.

Он увидел трехгранный стилет с рукояткой в виде тела змеи с головой льва. Это был стилет, который висел на ковре в его питерской квартире!

– Кажется, мне знаком этот клинок, – пробормотал Кирилл.

Дженни взглянула на фотографию, и лицо ее мгновенно изменилось. Наверное, такое выражение лица было у ее матери, когда она наносила смертельные удары свои жертвам. Кириллу даже стало немножечко не по себе.

– Где ты его видел? Когда?

Он уже хотел рассказать о стилете все, но что-то его удержало. Быть может, предчувствие, что к нему в руки случайно попал ключ к тайне миллионов старика Демилло. Отдать этот ключ просто так?! Никогда!

Кирилл достал из кармана пиджака бумажник, где хранил фотографию жены: Влада, завернутая в белое полотенце, и вместо булавки – стилет.

– Именно об этом клинке говорил тебе перед смертью дед? – Кирилл протянул фотографию Дженни.

– Это он! – вскрикнула она. – Боже мой, это он!

14

Людмила Васильевна что-то заподозрила.

– Ты здорова? – спросила она как-то за ужином.

Влада пожала плечами.

Это был обычный ужин на кухне – Людмила Васильевна со своей сигаретой, Влада и колдун Егорий.

Повисла пауза. Влада смотрела в окно, за которым падал мартовский снег, но чувствовала, как свекровь шарит взглядом по ее лицу.

– Евстратиков, она здорова? – спросила Людмила Васильевна с той же интонацией.

– Что касается тела – никакого сомнения.

Людмила Васильевна пустила тоненькую струйку дыма.

– Ну, и слава Богу. Смогу спокойно посмотреть сыну в глаза, когда вернется.

Людмила Васильевна разлила по чашкам чай, поставила в центр стола разрезанный на куски пирог.

– Владочка у нас прямо как жена декабриста, – ласковым голосом сказала она, – муж в ссылке, а она его ждет, ждет… Мой шалопай такой верности не заслуживает… Помню, я в молодости… А, Евстратиков! – Людмила Васильевна рассмеялась.

От окончательного разоблачения Владу спасало железное алиби – работа. Если она задерживалась допоздна, претензий быть не могло – она задерживалась в офисе. Иногда Людмила Васильевна устраивала вечерние проверки, звонила на работу Владе, и всякий раз та оказывалась на месте. Откуда Людмиле Васильевне было знать, что звонит она по номеру сотового телефона и Влада говорит с ней из квартиры Кости.

В один из выходных дней Михаил предложил Владе пойти на соревнования по боксу на Зимний стадион. Она охотно согласилась. Марину с ее вернисажами после того культпохода в баню она избегала, а казино, рестораны и ночные клубы, по которым регулярно водил ее Михаил, ей порядком надоели.

До начала боев оставалось время, и Михаил провел ее под трибуны, где разогревались боксеры. Его встретили как своего. Да он своим и был. Михаил оставил бокс совсем недавно – и года не прошло. Оставил, но не бросил.

– Что, может, поработаешь со мной в спарринге, Майкл? – подначил боксер, которого все называли Игорьком.

Влада стояла в стороне, стараясь не привлекать внимания. Но как раз этим и привлекала взгляды всех присутствующих.

– Как-нибудь в другой раз, – спокойно ответил Михаил.

– Да ты не бойся, я тебя сильно бить не буду, – заметил Игорек.

Влада слышала весь этот разговор и поняла только одно: Игорек провоцирует Мишу на драку.

Он принял вызов.

Нашлись лишние перчатки, спортивная форма…

Влада взглянула на Михаила и не узнала его. Это был другой человек. Прежней мягкости не осталось. Жесткий, агрессивный, беспощадный – таким она увидела его сейчас.

“Вот, значит, какой ты, Миша, во гневе, – подумала Влада, – не дай Бог обидеть тебя. Прихлопнешь, как мошку, и еще десять невинных мошек за компанию…”

И Миша прихлопнул мошку Игорька. Игорек не продержался и минуты. Михаил отмахивался, отмахивался от него и вдруг нанес короткий незаметный удар. Игорек с рассеченной, кровоточащей бровью неуклюже завалился на бок, попытался подняться, но так и не поднялся, пока ему не помогли.

– Ты что! – набросился на Михаила какой-то немолодой мужчина. Влада поняла, что это тренер. – Ты что делаешь в своей охране! Здесь твое место! На ринге! Дурень ты, дурень…

На бои они не остались – ушли. Влада почувствовала себя нехорошо. Быть может, на нее подействовал вид крови, а может, причина была совсем в другом?

Дома Людмила Васильевна задала свой традиционный вопрос:

– Ты здорова?

Притворяться было бесполезно: Влада видела в зеркале свое измученное лицо.

– Голова что-то болит, – ответила она.

– Голова – это дело поправимое, – сказал вышедший из кухни колдун Егорий, – ну-ка, пойдем, погляжу, что можно сделать.

Они прошли в комнату. Егорий выставил кота Мейсона, закрыл дверь перед носом Людмилы Васильевны:

– Не мешай колдовать, – и усадил Владу на стул.

Он размял руки, подержал их ладонями вверх и подошел к Владе. Она инстинктивно поднялась ему навстречу.

Егорий медленно, не касаясь, провел руками вдоль ее тела.

– Садись-ка, – сказал он через пять минут и сам сел на диван напротив Влады.

– С головой у тебя все в порядке, но дела твои неважные.

Влада почувствовала, как запылали у нее щеки и уши.

– Сколько дней у тебя задержка? – задал колдун убийственный вопрос.

Она поняла, что отпираться не имеет смысла.

– Десять, – покорно ответила Влада.

– Девять, – поправил ее Егорий.

Она задумалась и кивком подтвердила его слова.

– Могу тебе сказать наверняка: ты беременна.

Влада опустила глаза, почувствовав, как отхлынула кровь от лица.

– Я думала, ложная тревога, – прошептала она. – А вдруг вы ошибаетесь, Егор Сильвестрович?

– Я?! Колдун в сороковом колене? В таких вопросах я не ошибаюсь никогда! Ты беременна. Я даже знаю, как будет протекать твоя беременность. И знаю, кто у тебя будет. А ты хочешь знать?

Влада отчаянно замотала головой.

– Я не хочу, не хочу, – прошептала она, готовая вот-вот заплакать. – Что же мне теперь делать, Егор Сильвестрович? Я умру, если об этом узнает Кирилл!

– Ты подожди, подожди… Никто ничего не узнает. Лично я – молчок, – стал успокаивать ее Егорий.

– Как же не узнают! Если все равно придется ложиться в больницу… Как стыдно! Боже мой, стыдно-то как!

– Ну вот! Ты не торопись… Главное, не принимать скоропалительных решений… Подумай крепко. Очень крепко. Если это дитя любви – то грех лишать его жизни. А если это дитя страсти… Тоже грех, но его можно замолить. Думай, девочка, думай… А в больницу не надо. Там надругаются над телом, изувечат его. Какие твои годы… Придет время, и ты захочешь ребенка больше жизни, а понести не сможешь… Если решишься… Если откажешься от этого ребенка… Я помогу тебе. Только учти – на размышление тебе три дня. Если будет больше двух недель, я буду бессилен что-то сделать. Тогда – в больницу. А так – смогу помочь.

– Почему вы хлопочете обо мне?

– Ну… скорее, не о тебе, а о твоей свекрови, – признался Егорий. – Так что крепко подумай. А сейчас пойдем, не то наша Людмила заподозрит что-нибудь неладное.

Весь следующий день Влада искала случая переговорить с Костей. Но они с утра снимали с Костроминым очередной рекламный ролик, и его невозможно было оторвать от работы.

Несколько раз она заглядывала в студию, надеясь, что съемка уже окончена. Но съемка все продолжалась и продолжалась.

На этот раз рекламировали новое мыло.

Один из углов студии был превращен в ванную комнату, где второй час с небольшими перерывами намыливалась и смывала с себя обильную пену симпатичная девушка.

Костромин определенно маньяк, подумала Влада, берется только за рекламу шампуней, мыла и крема от морщин на ягодицах… Гоняет голых девок до изнеможения, а в окончательный вариант попадает только кусочек груди и голые коленки.

Влада заглянула к художникам, выпила у них чашечку кофе, поболтала о всякой ерунде.

Разговор, сделав замысловатую кривую, вышел на девушку, которую снимали сейчас в соседней комнате-студии.

– По-моему, Костромин немножечко сексуально озабочен, – поделилась Влада своими наблюдениями.

– Ой, да при чем здесь Костромин! – возразила художница Эмма. – Это Костина девочка. Он ее неделю назад подцепил. Мы с ней в одном доме живем. Она мне много чего про него рассказывала. Вот Костя, точно, сексуальный маньяк.

Разговор перескочил на другую тему, а Влада, сказав, что ей нужно срочно сделать справку в налоговую инспекцию, пошла к себе.

Не успела она сесть за компьютер, как вошел Костя.

Он воровато оглянулся, чмокнул Владу в щеку.

– Ты неважно выглядишь, – заметил он.

– Голова что-то болит.

– Не надо целыми днями за машиной сидеть.

– Не в этом дело. Просто…

– Просто мы давно с тобой никуда не выбирались… Слушай, давай плюнем сейчас на все и закатимся в ресторан… Ресторанчик. Вчера набрел на такой. Словно кукольный. Очень понравилось. Согласна?

– Вы уже закончили?

– Вот только что – и сразу к тебе.

– Симпатичная девочка. Где ты ее нашел?

– Не я – Костромин. Ну так как насчет ресторанчика?

– Хорошо, пусть будет ресторанчик, – ответила Влада.

Ресторан в самом деле оказался ресторанчиком. Пять столиков, из которых три были свободны. Скатерти с петухами, на окнах тюлевые занавески, на стенах – картины из обожженной соломки.

– Детством повеяло, – сказала Влада.

Она заказала салат “Монте-Карло”, рыбу в кляре, голландский крестьянский омлет, взбитые сливки и кофе с пирожными.

Костя изучил карту вин, очень скромную – пятьдесят три наименования, – и выбрал токай.

– Слушай, – сказал Костя, – ты же так и не видела готовый ролик! Гениально получилось!

– До сих пор понять не могу, как я согласилась?

– А что там понимать! Это в крови у каждой женщины – продемонстрировать себя как можно откровеннее.

Костя зажал ногами ее ногу. Влада высвободилась.

– Ты хочешь меня обидеть?

– Извини, Владик… А клип правда получился миленький. Еще художники с компьютерщиками неплохо сработали… Между прочим, скоро конкурс рекламных клипов в Штатах. Костромин хочет там попытать счастья именно с ним.

– Только не это! – Влада чуть не подавилась рыбой.

– Да ты не пугайся, там от тебя осталась только улыбка. Ну и попа… немножко… совсем чуть-чуть.

Костя вдруг замолчал.

– Зачем я затронул эту тему?.. Что теперь делать? Я тебя хочу, просто умираю.

Костя огляделся по сторонам.

– Слушай, – нагнулся он к Владе, – как ты смотришь на то, чтобы заняться любовью прямо сейчас… в туалете?

Влада ничего не ответила, только смотрела на Костю долгим взглядом.

Костя вздохнул, достал сигарету.

– Если бы ты знала, – сказал он, и изо рта у него повалил дым, как из пасти Змея Горыныча, – что ты для меня значишь! Но я чувствую, что ты – не вся моя. Ты еще и его.

– Если ты о моем муже, то у него, между прочим, имя есть – Кирилл.

– Знаешь, чего я хочу сейчас больше всего?

– Кончить?

Костя поперхнулся дымом.

– Почти угадала. Я хочу, чтобы ты залетела от меня.

– Что тебе это даст?

– Как что? В тебе проснется материнский инстинкт. Ты не сможешь отказаться от ребенка! И все расскажешь мне. Во мне проснется отцовский инстинкт. Тебе останется только развестись с ним. А мне останется только жениться на тебе.

– Ты уверен, что хочешь жениться именно на мне, а не на той девочке, которую вы сегодня снимали и так и сяк?

Костя замолчал, с интересом разглядывая Владу.

– Значит, ты все знаешь?

– Знаю, – подтвердила она.

– Послушай… Все, что у меня было с этой Викой, – эпизод. Если тебя это задевает, я могу попросить прощения. Но поверь… Я никогда никого не любил. И никогда никому не говорил… А тебе скажу: я люблю тебя!

– Любишь? И, любя меня, ты спал с другой? Очень интересно.

Они замолчали. Костя нервно барабанил пальцами по столу, а Влада спокойно продолжала есть.

– Знаешь, – сказала она, допив кофе, – хорошо, что я не залетела от тебя.

Егорий жил недалеко от Нарвских ворот, в бывшем рабочем квартале, где откупил себе последний этаж в небольшом двухэтажном доме.

Влада позвонила ему вечером после разговора с Костей. Егорий назначил время, и она пришла.

Он провел ее через большую пустую комнату, где на полу лежало несколько спортивных матов.

– Здесь я провожу сеансы гипноза, – пояснил Егорий.

– Я думала, у вас всегда люди… А у вас никого.

– Сегодня я отменил прием.

– Из-за меня?

– Да… Значит, ты все-таки не хочешь этого ребенка?

– Не хочу! – твердо сказала Влада.

– Почему? Можешь не отвечать.

– Отчего же… Не хочу потому, что хочет он.

Егорий покачал головой.

– Я никогда не понимал женщин. Думаю, этого и не надо.

Он привел Владу в комнату, в которой стояли массажный стол, накрытый белоснежной простыней, несколько стульев, шкаф. На окнах – жалюзи.

– Чтобы ты ничего не боялась, я тебе скажу, что собираюсь сделать.

– Я не боюсь.

Егорий усадил ее на стул.

– Это древнекитайский метод. Мне его открыли в одном из тибетских монастырей.

– Вы были в Китае?

– Я жил там три года. Не отвлекайся! – Егорий достал небольшую коробочку, открыл. – Здесь иглы. Сплав золота и серебра. Такими лечили китайских императоров. Я уколю тебе несколько точек. Это совершенно безболезненно. Ты даже ничего не почувствуешь. Сеанс длится всего полчаса. И завтра ты почувствуешь себя так, как будто ничего не было. Все поняла?

Егорий отложил коробочку, взял руки Влады в свои ладони, горячие, сухие… Прикоснулся к ней впервые за все время их знакомства.

Влада вскинула удивленные глаза.

– Что-то не так? – заботливо спросил Егорий.

– Ваши руки…

– Что – мои руки?

– У меня такое ощущение, что это руки Кирилла…

Егорий отпустил Владу, но она не могла успокоиться.

– Скажите, Егорий Сильвестрович, что вас держит возле моей свекрови? Для меня это всегда было загадкой.

– Все очень просто, девочка моя. Если люди не могут расстаться, значит, у них общая тайна.

Владу вдруг осенила удивительная догадка.

– Послушайте… А не может так быть, что Кирилл…

Егорий приложил палец к ее губам.

– Тсс… Все может быть, голубушка. Все может быть.