Текст книги "Тебя не заменит никто"

Автор книги: Павел Шорников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

5

Они договорились встретиться на следующий день.

Ночью Кирилл долго не мог уснуть. Конечно, он думал о Владе. Теперь, когда эйфория первых часов общения прошла, он, словно врач, пытался поставить себе диагноз. Неожиданно в его руки попалась прекрасная бабочка. Она настолько прекрасна, что не может не тронуть даже самое равнодушное сердце, не может не внушить любовь к себе даже самой черствой душе. Кирилл еще контролировал ситуацию. Можно не ходить на завтрашнее свидание. Душа поболит немного – и перестанет… И он сохранит самое дорогое, что ему досталось от прошлого, – свободу.

Но, с другой стороны, не пойти – это и значит признать, что Владе хватило одного дня, чтобы привязать его к себе.

Кирилл ворочался в постели, то скидывая с себя одеяло, то укрываясь с головой.

Нет, надо подходить с другого конца. Влада нужна ему не как женщина, а как жена! Да, жена. Она займет место Марины… А если он еще будет при этом что-то испытывать к ней, тем лучше для них обоих. Вот и все, просто и честно – штамп в паспорте.

Днем Кирилл, как мальчик, помчался на свидание, купив шикарный букет цветов.

Влада опять отказалась от предложения «поехать куда-нибудь», и они вновь кружили по центру Петербурга: Невский, Михайловский садик, Марсово поле, Миллионная… Солнце светило во все небо, ослепительное, но не беспощадное. Было нежарко, комфортно.

Влада перекладывала огромный букет с руки на руку. Кончилось тем, что Кирилл с ее согласия подарил цветы паре молодоженов, фотографировавшихся у Эрмитажа.

Влада, а потом и Кирилл подержались за большой палец ноги одного из атлантов.

– Это на счастье, – сказала она, – я верю в приметы. Верю в черных кошек, тринадцатое число и нечистую силу.

По воздуху плыл тополиный пух. Пахло городом, старым, повидавшим виды, а потому мудрым и умиротворенным.

Кирилл с болезненным любопытством вытягивал из Влады подробности ее жизни. Ни на один вопрос ни разу Влада с ходу не ответила. Приходилось чуть ли не силой выколачивать из нее информацию.

– Ты настоящая партизанка, – сердился Кирилл, – слова из тебя не вытащишь. Итак, мы расстались, когда тебе было двенадцать…

– Когда мне было четырнадцать, умерла мама. Заснула и не проснулась. Я бы тоже хотела так умереть. После ее смерти я возненавидела математику, как будто математика была виновата в том, что мама умерла. Стала хватать двойки… Потом по всем предметам, но в последнем классе выправилась и даже поступила в институт, инженерно-экономический. Спорт бросила еще в школе… На втором курсе чуть не выскочила замуж. Но ума хватило подождать. Подождала и поняла, что мне лучше одной. Потом ровная серая полоса… А полгода назад умер отец, и через месяц, в один день, умерли дедушка с бабушкой… А за неделю до этого меня сократили. Наслоилось, завертело. Я вошла в такой штопор, что… Хорошо, рядом оказался дядя. Хотя никакой он мне не дядя – седьмая вода на киселе. Я перебралась к нему, а нашу квартиру он сдал какому-то арабу. На это и живу.

– Так вот откуда иностранец, – заключил Кирилл. – Я еле выпросил у него твой новый телефон.

Они сидели на скамейке в Александровском саду. За спиной – Адмиралтейство, прямо – Медный всадник, слева – Исаакиевский собор, справа – Нева, а на том берегу Университет, Академия художеств, Меншиковский дворец…

– Очень заряженное место, – сказал Кирилл. – Мне во вторник один знакомый колдун энергетический хвост отрубил, через который из меня энергию качали.

Влада улыбнулась.

– Мне было тоже смешно… Но вот сейчас… Чувствую, что-то в мире изменилось… Быть может, это оттого, что мы снова встретились? Признавайся, что ты хотела тогда сделать со мной, когда заманила в ловушку той весной? Я знаю, ты все подстроила!

Влада улыбалась, но молчала.

– Говори, негодная, если жить хочешь, – угрожающе прорычал Кирилл и, делая страшные глаза, нежно схватил ее за горло.

– Ой-ой-ой, – засмеялась Влада, – все скажу!.. Хотела. Признаюсь, хотела. Вынашивала коварный план соблазнить тебя, потом рассказать все маме… И она бы заставила тебя жениться на мне.

Влада с вызовом смотрела на Кирилла, взгляд ее как бы говорил: ну, ну, покажи, на что ты способен!

Он все еще держал ее за шею, под пальцами билась жилка – беспокойно, отчаянно…

Наверное, в лице у него мелькнуло что-то странное, потому что Влада невольно попыталась отстраниться, но тут же, словно устыдившись, подалась вперед.

Кирилл коснулся ее губ своими губами.

– Сейчас я скажу тебе что-то головокружительное. Чему ты непременно удивишься. А может, удивлюсь и я, – сказал Кирилл, когда они отдышались после долгого поцелуя.

Из песочницы на них внимательно смотрели дети. На детей внимательно смотрели родители. К памятнику Петру очередная пара новобрачных возлагала цветы. Плыл, тарахтя, буксир по Неве. Распуская перья, под ногами расхаживали голуби. Жужжали мухи над головой. За спиной шумели листвой деревья. Доносились откуда-то обрывки фраз и смех… Все дышало, копошилось, жило…

– Выходи за меня… будь моей женой…

Выражение ее лица не изменилось. Все такая же легкая улыбка на губах, пристальный, с потаенной грустинкой взгляд.

– А если я скажу «да»? – наконец произнесла она.

Кирилл, не проронив больше ни слова, вновь притянул ее к себе, набрал побольше воздуха и нырнул в омут поцелуя.

– С тобой творится что-то странное. За эти несколько дней ты сильно изменился, – сказала Людмила Васильевна.

Они сидели не кухне. Завтракали. Втроем. Третьим был Егор Сильвестрович. Пили чай, заваренный на травах, собранных лично колдуном Егорием, и ели оладьи, замешанные на заговоренном молоке. Чай был вкусным, оладьи еще вкуснее.

В центре стола на тарелке лежали треугольные куски ананаса.

Ананас принес Егорий. А за пять минут до его прихода Людмила Васильевна несколько раз бросила в пространство фразу:

– Умираю, хочу ананас!

И, когда появился колдун Егорий с ананасом, радости ее не было предела.

– Вот человек, который понимает меня без слов и готов выполнить любое мое желание, – воскликнула она и продолжила, обращаясь к Кириллу: – Когда тебя еще не было, мы втроем – Егор Сильвестрович, твой отец (Царство ему Небесное) и я – ездили в Пицунду. В наше окно всю ночь светил фонарь и мешал мне спать… Так Егорий почувствовал это и, представляешь, как мальчишка, разбил фонарь камнем. Ох, и было же ему… Помнишь, Евстратиков? Прямо мысли мои прочитал.

– Так уж и прочитал, – ответил довольный Егорий, – мне этот фонарь самому спать мешал.

– Даже боязно оставлять тебя одного, Кирюша, – продолжала Людмила Васильевна, – у тебя глупый, но, слава Богу, счастливый вид. Мать не обманешь. Кто она?

Кирилл пожал плечами.

– Смотри, Кирюша, – вздохнула Людмила Васильевна, – есть такие прилипчивые бабы… Есть просто пиявки. Вопьется и сосет кровь, сосет…

– Егор Сильвестрович, – перебил ее Кирилл. Он громко отхлебнул из чашки и высоко поднял ее так, что стало видно дно. – А скажите честно: есть какая-нибудь польза в ваших травах?

– А как же, – деловито ответил колдун Егорий, – вот недавно новую иномарку себе купил. Глянь, под окном стоит.

Кирилл не смог сдержать улыбки.

– Ну, а если серьезно… Ты бы хоть раз зашел ко мне. Ко мне люди на год вперед записываются. На костылях приходят, а уходят – костыли в прихожей забывают. Во мне сила. Я многое могу.

– А что же вы отца спасти не могли? Даже пальцем о палец не ударили? – сдерживая себя, спросил Кирилл.

– На все воля Божья. Только Он знает, кого казнить, кого миловать…

Людмила Васильевна встала и поспешно ушла. Чашка с недопитым чаем осталась на столе.

– Вот видишь, мать расстроили, – вздохнул Егорий, – а она у тебя редкий человек. Уж поверь мне.

Через полчаса Кирилл закрыл за ними дверь.

– Вернемся через месяц, – предупредила напоследок сына Людмила Васильевна. – Ты тут не очень-то.

Кирилл сделал несколько деловых звонков и набрал номер Влады.

– Можешь радоваться, – сказал он, – ты так боялась смотрин, что маман, кажется, что-то почувствовала и укатила на дачу. Приедет – ее будет ждать сюрприз.

– Да, – растерянно сказала Влада.

– Напоминаю, гражданка Кирси, – строго сказал Кирилл, – через несколько дней вы вступаете в брак с замечательным человеком по фамилии Успенский. Ты рада?

– Да.

– А сегодня в ресторан – к цыганам! – предложил он.

– Нет, – ответила она.

– Тогда… Ужин при свечах в пустой квартире – поминки по нашей холостой жизни? Мы без пяти минут муж и жена, а у нас, как у маленьких, дальше поцелуев не идет. Я так больше не могу.

Влада ответила не сразу. Кирилл уже был готов, к своему разочарованию, предложить очередную прогулку по городу, как вдруг услышал:

– Да!

– Ты сказала «да»? – Ему показалось, что он ослышался.

– Да, да, да! – повторила она.

Кирилл слышал, как Влада встала с постели и бесшумно – только пару раз скрипнул пол – пошла в ванную.

Но он так устал, что даже не смог открыть глаза и подглядеть. Зашумела вода. Кириллу вдруг показалось, что он на берегу реки сидит на поваленном дереве и смотрит на воду… А вода шумит на мелководье, шумит…

Вновь скрипнул паркет. На этот раз Кирилл проснулся окончательно и сразу. Он приоткрыл глаза и увидел Владу.

Она стояла совершенно обнаженная. Правая ее ступня упиралась в край гнутого венского стула. Влада надевала белый носочек и плавно покачивалась в такт негромкой музыке, доносившейся из кухни. Кирилл хотел остаться равнодушным, но ничего из этого не получилось. Он почувствовал, как во рту у него мгновенно пересохло, и приятная душная волна побежала от сердца во все стороны…

Вот один носок надет. И руки Влады гладят стройную ножку… Влада выпрямилась, и Кирилл увидел ее всю: пятнышки сосков, пушок в самом низу живота, от которого не оторвать глаз.

Вот и второй носок стянул объятиями стопу. Влада взяла со стула футболку, высоко подняла руки и, все так же медленно раскачиваясь под тихую музыку, разжала пальцы. Футболка скользнула по рукам, по лицу… Ее остановила грудь, высокая, упругая. Влада одернула футболку – та едва достала до пупка. Теперь у Кирилла запульсировало в висках, и он никак не мог понять, почему он все еще в постели, а не рядом с ней. Владе осталось надеть только трусики. Вот и они под ту же тихую музыку поднимаются все выше и выше… врезаются в ее самые нежные места, и глубокая ложбинка разделяет их на две половины…

– Вставай, лежебока! – Влада погладила Кирилла по щеке. – Иди мойся, а я тебе приготовлю завтрак.

Рука Влады порхнула на его грудь, скользнула по животу, еще чуть ниже и замерла.

– Обманщик, – с наигранным возмущением воскликнула она, – ты подглядывал за мной своими бесстыжими глазами! Вот доказательство!

Свободной рукой Влада откинула одеяло.

Кирилл обнял ее, крепко прижал к себе. Мокрые волосы Влады рассыпались по его груди. От них пахло свежестью и цветами. И еще пахло ею… Тонкий зовущий аромат желанной женщины.

– Завтрак откладывается, – только и смог произнести он.

Завтрак пришелся на время ужина.

Едва одетые, они вытащили из холодильника все, что было: апельсины, колбасу, сыр, борщ, молоко, масло, яблоки, яйца, сметану, варенье, котлеты, майонез, ветчину, бананы, селедку, зелень, шпиг…

Не имея ни сил, ни желания готовить, они ели все без разбора, запивая сало молоком, закусывая котлеты бананами.

Они – о, Боже! – ели варенье руками и кусали апельсины, как яблоки, даже не потрудившись очистить их. Вся кухня была пропитана запахом апельсинов. Влада и Кирилл целовались, и поцелуи тоже пахли апельсинами.

– Я представляю, что с нами будет, – хохотала Влада, – мы с тобой на один горшок вдвоем не поместимся…

Выглядела Влада совершенно другим человеком: преображенная, с румянцем во всю щеку, с блестящими глазами.

Просто так на нее смотреть было невозможно. Хотелось тут же сгрести ее в охапку и тискать, ласкать и целовать без перерыва, пока не свалишься от изнеможения.

Так он и сделал.

И снова безумство: бессвязные фразы, вскрики и провалы…

В три часа ночи они наконец угомонились. Уже не хотелось ничего. Они лежали, держась за руки. Сон не шел. Было просто хорошо – быть рядом и слышать дыхание друг друга.

– Это и есть та самая сабля, с которой твой героический дед на белых ходил? – спросила Влада и глазами показала на ковер, где висело оружие: сабля, кортик, старинный стилет и охотничий нож.

– Та самая и есть, – ответил Кирилл, – кортик – прадедов. Остальное – отца. Охотничий нож ему какой-то алкаш у пивного ларька за кружку пива отдал. А стилет… Отец тогда работал в торгпредстве. Купил его в Майами, в антикварном магазинчике. А потом всю жизнь удивлялся, зачем он это сделал.

Вот сейчас самое время сказать ей про Америку, подумал Кирилл.

Он замолчал и через минуту вновь заговорил:

– Я должен тебе признаться кое в чем…

– …я имел кучу баб, и у меня, ох и ах, шестеро незаконнорожденных детей, – закончила за него Влада.

– Так ты обо мне все знаешь? – притворился удивленным Кирилл.

– Что?! – угрожающе вскрикнула Влада. Она вскочила, схватила его за горло и всерьез стала душить.

– Ну, признавайся, несчастный, сколько женских сердец ты разбил?

Кирилл почувствовал, что задыхается. У него закружилась голова. Это было до странного приятно… Он подождал еще немного, потом осторожно разжал ее руки.

Она опять легла рядом, тихая, покорная.

– Ты очень дорога мне, – сказал Кирилл серьезно.

– Это признание в любви? Ты ненормальный. Нормальные люди все делают наоборот. Сначала они признаются в любви, а потом делают предложение… Когда я была маленькая, мечтала обвенчаться в сельской церкви. Мама часто брала меня с собой к бабушке с дедушкой за город. Там была церковь, и однажды я видела венчание. Я была внутри, когда батюшка благословлял жениха и невесту, а над их головами держали короны…

– Венцы, – поправил Кирилл.

– А над головами жениха и невесты держали венцы, – продолжала Влада. – Я тогда поклялась себе, что выйду только за того принца, который поведет меня под венец. Но теперь я понимаю, какая я была дура.

– Прямо «Алые паруса»…

Влада положила голову Кириллу на грудь.

– Не смейся… Я люблю тебя, всегда любила и буду любить. Больше ты мне ничего не хочешь сказать?

Кирилл глубоко вздохнул.

– Больше ничего.

На роль свидетельницы у Влады была только одна кандидатура – Алла.

Они встретились в летнем кафе на Фурштадской. Сквозь деревья, ронявшие на белоснежные столики желтые листья, казавшиеся в это время года диковинкой, светило солнце. Народу было немного. Они взяли себе мороженое и по бокалу шампанского.

– Неделя, как начала худеть, и чувствую, поправилась килограмма на два, – пожаловалась Алла. – Объясни мне, Владка, зачем такая спешка? Разве он не понимает? Нельзя, что ли, нормально, по-людски: свадьба, гости, подарки?

– Это я так решила.

– Ты? Которая любит быть на любом бале королевой? Не смеши!

– Кирилл… Он ведь был уже женат… И все, как ты говоришь, было по-людски: лимузины, гости, платье невесты за полторы тысячи долларов… Я не хочу, чтобы он путал меня со своей первой женой! Уж лучше вообще без свадьбы. Нет, нет… Не хочу быть вторым номером. Просто распишемся – и все!

– Ладно, если ты так решила. Ты его хоть любишь? – спросила Алла.

– Я сама все время задаю себе этот вопрос. Честно? Не знаю. Пока не встретила, казалось, что люблю. Мы ведь познакомились, когда мне было двенадцать…

– И он тебя… в двенадцать лет?!

– Да ты что?! Нет!

– Ну и неважно: любишь, не любишь… Стерпится – слюбится. Он хоть мужик денежный? Если мужика не за что любить, его можно любить за деньги!

– Вроде денежный. Работает в какой-то посреднической фирме коммерческим директором.

– Это нам подходит. Еще нужно, чтобы любил тебя без памяти. Ну, с этим-то вроде все в порядке. Зачем бы ему звать тебя замуж? Главное, вырвешься от дяди да от этой ненормальной Оксаны! Ты просто вянешь рядом с ними. Слушай, насчет твоей квартиры… Можно как-нибудь разойтись с вашим арабом? Живет и живет. Еще немного, и его оттуда ломом не сковырнешь.

– Даже не хочу об этом думать. Сразу голова начинает болеть. Вроде он заплатил вперед за год… Я не знаю. Дядя отстегивает мне двести баксов в месяц – и ладно!

– Вот! Защитить тебя, Владка, некому! Выходи, выходи за своего Кирилла. Если он настоящий мужик, наведет в твоих делах порядок. И потом… Сколько можно разбрасываться мужиками? Чем тебе не понравился Малов? А Дандре? А Кушнарев? Да если бы Кушнарев сделал мне предложение, я бы за ним на край света, по снегу да по камушкам острым!..

– Ну и где твой Кушнарев сейчас? Встретила его недавно… Меня не узнал, а я его с трудом – пьянь пьянью!

– А все из-за кого?! Может, человек потерял смысл жизни, после того как ты ему отказала?

– Не смеши, Алка!.. Что это мы все обо мне да обо мне? У тебя-то как? Ты все еще с Борюсиком или нашла кого-нибудь поинтеллигентней? Ну-ка, рассказывай!..

6

Кто будет свидетелем на регистрации, Кирилл даже не задумывался. Конечно, Михаил!

В четверг, после традиционной игры в футбол – пять на пять – в спортзале одного из училищ, который они арендовали вот уже несколько лет, Кирилл рассказал Майклу о Владе. Рассказал все, без утайки.

Они остались вдвоем в сауне: яркий свет, запах эвкалипта… В предбаннике слышались смех и возня – там победители угощали пивом побежденных.

– Получается, что ты ее любишь, – сделал вывод Михаил.

– Когда мы в постели, я ее очень люблю, – с улыбочкой сказал Кирилл, – по пять-шесть раз… Кажется, я говорю пошлости… Если честно, Майкл, не знаю! У меня сейчас в голове одна Америка… Сидели в Шуркином садике, защипало в носу… Взял и сказал: выходи за меня. А она возьми да ответь: я согласна. Ну, что мне теперь?.. И потом, штамп в паспорте все равно нужен. Правда, вроде я как бы виноват перед Владой. Вроде как я обманул ее. Вроде воспользовался ею. Но ведь она согласилась выйти за меня! Значит… любит. А если любит – простит.

– Ты должен сказать про Штаты до регистрации.

– Я хотел, но не хватило духу. Скажу, но после.

– Нет, ты должен сказать до…

– Не надо наступать мне на горло… Знаешь, на сколько я попадаю, если не улечу самое позднее через две недели?! И даже не думай затевать интриги… Понял? Ну… Даешь пять.

Они пожали друг другу руки.

– Ладно, как хочешь. Но с Мариной было честнее.

– Вот потому я и оказался в дураках. Женщине нельзя оставлять выбор. Женщину нужно ставить перед фактом. Знаешь, мне кажется, у нас с ней все будет хорошо. Я не люблю сантименты, но она мне дорога. Боюсь называть это любовью… Помнишь, я тебе рассказывал? Когда она была еще подростком…

– Поцелуй-то…

– Поцелуй. Вкус его до сих пор у меня на губах… Что-то я совсем сопли распустил. Значит, договорились – завтра!

До регистрации оставалось несколько часов. Кирилл, уже при полном параде, шатался по квартире, не зная, что с собой делать. Он пробовал заняться английским, хотел выполнить свою норму: пятьдесят новых слов. Не пошло. Пробовал читать, но взгляд увязал в первом же абзаце. Кирилл погружался в рваные несвязные воспоминания, перескакивая через целые эпохи и страны.

То виделась ему дача, жаркий август, и они с Мишкой, вместо того чтобы бежать на озеро купаться, собирают красную смородину. Из времянки доносится сытный запах: тетя Галя, Мишкина маман, жарит пирожки с повидлом. Пирожки – объедение. Это их с Мишкой награда за труд. Маман лежит между грядками на раскладушке – загорает. Через каждые пять минут она кричит на всякий случай: «Кирюша, Миша, не ешьте немытые ягоды!» На качелях сидит колдун Егорий, читает вслух Библию. «Что было, то и будет, – слышит Кирилл его завывающий голос. – И что творилось, то творится, и нет ничего нового под солнцем…»

То вдруг Кирилл оказывается в Дании. Не во Франции, не в Италии, где он тоже бывал, а почему-то именно в Дании… Копенгаген. Набережная. Моросит мелкий дождь. Вокруг никого. Кирилл без зонта, воротник плаща поднят. Он внимательно разглядывает Русалочку, сидящую на камне. Хочется подойти ближе, но это невозможно. Дождь моросит, а он все стоит, промокший насквозь. Ему почему-то кажется, что сейчас она поднимет на него глаза…

Звонок телефона вывел Кирилла из задумчивости.

Он поднял трубку.

– Кирилл? Привет, это Шекловитов. Слушай, Кирилл, тут есть возможность крутануться… Ветров нам предлагает очень дешево партию компьютеров. Я уже знаю, кому их толкнуть дальше… Сейчас… «Терия»… Фирма «Терия». Я уже послал туда факс – они берут всю партию. Дело вроде верное, но что-то меня держит…

– Проекты договоров есть?

– Вот, передо мной.

– Какую неустойку в случае чего тебе платит Ветров?

– Зеленый лимон.

– Так, так. А «Терия» просит с тебя, конечно, два миллиона неустойки?

– Точно. Как ты догадался?

– Такие вещи надо знать, Шекловитов. Это классика. Ветров и «Терия» – одно лицо. Ветров срывает договор и платит нам миллион. А мы заплатим «Терии» два. То есть Ветров сделает себе из ничего один миллион долларов. Год назад так пролетел Кроликов.

– Ясно, – протянул Шекловитов. – Так просто… Нужно взять на вооружение… В общем, жду тебя в понедельник. Хватит отдыхать. Делом нужно заниматься.

– Раз уж ты тронул эту тему… Если помнишь, мой контракт закончился на той неделе.

– Неужели? Продлим!!!

– Наверное, нет. Придется тебе подыскать другого коммерческого директора.

– Ладно, дорогой, такие вопросы с ходу не решаются. Поговорим после.

Кирилл повесил трубку, и в этот момент раздался звонок в дверь.

Кто бы это мог быть, удивился Кирилл. Неужели маман нагрянула раньше срока?

Кирилл открыл дверь. На пороге стояла Марина: рассыпанные по плечам волосы, шифоновая рубашка навыпуск, цветастые «велосипедки», сумочка через плечо.

– Может, все-таки пропустишь? – театрально улыбнувшись, спросила она. – Я пришла к тебе с приветом рассказать… и все такое…

Кирилл сделал шаг в сторону.

– Я по тебе соскучилась, – проходя в комнату Кирилла, сказала она. – По телефону ты со мной говорить не хочешь. Трубку бросаешь. Вот я и решила нагрянуть в гости… Как снег на голову. – И она сделала соответствующий жест.

– Очень вовремя… – буркнул Кирилл.

– Нам вчера завезли отпадные сережки с брюликами… Я как их увидела, сразу о тебе вспомнила. Кстати, я теперь работаю до обеда. Можешь заглянуть по старой памяти.

– Может, и загляну.

– Ты кого-то ждешь?

Марина села на диван, погладила плюшевую подушечку, взяла ее в руки.

– Жил-был плюшевый мишка, – дурашливым голосом, обращаясь к подушке, стала рассказывать она, – точнее, это была медведица, но юная-преюная. Вот жила она, жила в своем родном лесу. Купалась в реке, ловила рыбку в мутной воде, лопала малину, воровала у пчелок мед… Пока не появился охотник. Охотник не был злым дядей. Он просто любил охотиться на плюшевых медведиц. Потому что охотиться на плюшевых медведиц – это большое удовольствие. И вот он увидел нашу юную плюшевую медведицу и подстрелил ее с первого выстрела. Это был очень меткий выстрел. Такие выстрелы получались у него не каждый день. Охотник снял с плюшевой медведицы шкурку и сделал из нее маленькую такую подушечку. Потому что нет большего счастья на свете, чем положить плюшевую подушечку себе под жопку…

– Ты зачем пришла? – не придавая голосу никакой окраски, спросил Кирилл.

Марина бросила подушку, легла на диван, закинула ногу на спинку.

– Повторяю по буквам, – отчеканила она так, словно читала Маяковского. – Сволочь! Обманщик! Скотина! Курва! Ублюдок! Чмо! Идиот! Лопух! Алкаш! Собака! И… мягкий знак!.. СОСКУЧИЛАСЬ!

Больше всего Кирилла обидело почему-то слово «собака».

– Вот что, – сказал он, – давай-ка выметайся отсюда!

– А помнишь, как ты на этом самом диване трахнул меня в первый раз? Ты был таким напористым, ненасытным, словно тебе шестнадцать, а я у тебя – первая.

Она выводит меня из себя, догадался Кирилл.

– Марина, – изменил он тактику, перейдя на спокойный тон, – перестань кривляться. Если хочешь что-то сказать – говори. У меня мало времени.

Она резко поднялась, глаза ее сузились.

Кирилл не успел ничего предпринять – Марина бросилась ему на шею, вцепилась в него мертвой хваткой и завыла:

– Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю…

Дальше пошли рыдания, всамделишные, от души.

Кирилл попытался отцепить Марину от себя, но не тут-то было. Как только ему удавалось чуть разжать ее руки, она начинала визжать так, словно ей за шиворот запустили паука.

– Да что же это такое, – не выдержал Кирилл. – Господи, Боже мой! Успокойся!

Постепенно она действительно успокоилась, снова вернулась на диван и сидела там тихо, прижав кулачки к груди.

Включался и выключался холодильник на кухне, бубнило что-то неразборчиво радио, внизу у соседей отчаянно выл пылесос.

– Мне нужно идти, – вкрадчиво сказал Кирилл.

Марина послушно встала.

– Тебя подбросить до метро? – спросил он.

Она отрицательно покачала головой.

Это молчаливое «нет»… Марина невольно повторила жест Влады. И невольно она подобрала код к его сердцу. Он уже был готов пожалеть ее: ласковое слово, дружеское прикосновение, но в этот момент в прихожей послышался шум, и сразу же потянуло сигаретным дымом.

– Кирилл, ты дома? – раздался голос Людмилы Васильевны. – Помоги Егорию поднять чемоданы.

– Явление пятое. Те же и маман со своей сигаретой. Улыбайся! – прошептал Кирилл, взял Марину за руку и вышел из комнаты.

– Здравствуйте, Людмила Васильевна, – бодрым, жизнерадостным голосом поздоровалась Марина.

Все-таки она неплохая актриса, оценил ее усилия Кирилл.

– Привет, мать, – подставил он щеку для поцелуя, – извини, мы убегаем.

– Ну, бегите, – разрешила Людмила Васильевна. – Как дела, Мариша?

– Лучше всех, – отчеканила Марина, сияя ослепительной улыбкой.

Кирилл мягко вытолкал Марину на лестничную клетку, прикрыл дверь.

– Вечером приду с сюрпризом, – предупредил он.

– Я представляю…

– Тебе понравится, мать.

Из лифта навстречу им вышел Егор Сильвестрович.

– Вот, – отчитался он, – раньше всех сроков, потому как материнское сердце не на месте. И карты одно и то же показывают: неожиданность. Все хорошеешь, Мариночка? – добавил он. – А глазки чего красные? Э-э-э, пустяки какие. Слушай меня. Сердце твое скоро утешится, только не тем, о чем думаешь…

Они вышли из парадной и, даже не попрощавшись, пошли в разные стороны: Кирилл – на стоянку, Марина – к метро.

В это утро Влада перебрала весь свой гардероб и поняла, что надеть ей нечего. Классический костюм цвета маренго – слишком торжественно. Веселенький сарафан с откровенным декольте – слишком легкомысленно. Брюки – безвкусно. Джинсы – пошло. В конце концов, решив, что чем проще, тем лучше, она надела красную маечку с большими сексуальными вырезами, белую широкую юбку и босоножки.

Влада критически осмотрела себя в зеркале и пришла к выводу, что она прехорошенькая. Не красавица, но обаятельная, без всякого сомнения. И самое главное: ей не дашь и двадцати.

Влада долго и тщательно накладывала дневной макияж и прислушивалась к звукам в квартире. Оксана возилась на кухне и напевала во весь голос. От того, что она напевала, очень многое зависело.

Если Оксана мурлычет «Амурские волны» – значит, у нее хорошее настроение, можно смело подходить к ней и просить все, что угодно, даже денег взаймы.

Если «Ой, цветет калина» – денег просить бесполезно, но как с человеком с ней еще поговорить можно.

Романс «Мы странно встретились и странно разойдемся» она напевала обычно перед крупными скандалами, причем все равно с кем – с Владой или с ее дядей.

Но гвоздем репертуара Оксаны была «Катюша». Когда в перебранке верх одерживал дядя и почувствовав моральную победу, не прочь был закрепить ее с помощью физической силы (Борис Степанович был легкий, но сильный), Оксана, глядя своему сожителю в глаза, в полный голос начинала петь «Расцветали яблони и груши» и раздеваться. Обычно, когда она срывала с себя огромный, как сшитые вместе парашюты, бюстгальтер, дядя, со словами «Чего ты, чего ты?» отступал.

Увидев этот спектакль впервые, Влада просто ухохоталась. Но потом этот смех вышел ей боком. Дядя нашел «болевую точку» Влады и с тех пор любил, между делом, нажимать на нее.

– Продать твою квартиру, что ли, – задумчиво говорил он. – А что? Имею полное право. Сама дала мне генеральную доверенность. Ты же ведь не на улице останешься, а у родного дяди. Но если будешь хамить, то и на улицу выгоню. Хамить не надо!

Два раза Влада выходила в коридор позвонить Алле.

Когда после второго звонка Влада повесила трубку, Оксана не удержалась и дружелюбно спросила:

– Чего это ты, девка, задумала?

И, поскольку за минуту до этого она пела «Амурские волны», Влада сказала правду:

– Я сегодня замуж выхожу.

Реакция Оксаны оказалась неадекватной.

– Ой, люди добры! – кричала она из кухни. – Втроем не развернуться… А она еще бомжа сюда волочет! Знаю, только и мечтаешь, как от меня избавиться. Теперь они вдвоем с ее кобелем будут кровь из меня сосать!

Дядя с утра был «ушедши» за пивом, и поэтому Оксана апеллировала ко всем, кто мог услышать ее в этот утренний час: соседям и Господу Богу.

Влада не стала ничего объяснять и ушла в свою комнату. Она надела наушники, сделала музыку погромче и погрузилась в себя.

В открытое окно то и дело врывался ветер. Он трогал занавески, путался в цветах на подоконнике, робко гладил Владу по ногам.

Музыка грохотала в наушниках, но Влада ее не слышала. Остались только она и ее мысли.

Жить, конечно, они будут у Кирилла. Дядя с Оксаной у нее уже в печенках сидят. Правда, там будет свекровь… Тоже не подарок. Идеальный вариант – отдельная квартира в престижном районе… Вот что должен подарить ей муж на свадьбу! Но квартира может и подождать. На первом этапе хватит и комнаты Кирилла. Она просторная, светлая. Только нужно сделать ремонт и сменить обстановку. Купить спальный гарнитур, такой… бело-золотой (она видела его недавно в безумно дорогом мебельном салоне), с кроватью-аэродромом, чтобы можно было на ней заниматься любовью вдоль и поперек. Письменный стол Кирилла выдвинуть из комнаты – нечего портить ауру их любовного гнездышка мыслями о делах… Что еще? Обои, занавески… Да. Карниз, шкаф, шелковое постельное белье (очень эротично!) и что-нибудь на стену вместо этого ужасного ковра с его кинжалами…

Влада так увлеклась строительством своего счастливого будущего, что потеряла всякое представление о пространстве и времени. Когда она случайно бросила взгляд на часы, то вскочила, как ужаленная: она уже опаздывала. Влада выключила магнитофон, схватила сумочку, быстро пошла к двери, остановилась, проверила, на месте ли паспорт.

В квартире было три комплекта ключей. Дверь закрывалась на два сейфовых замка. И уж если она была закрыта ключом, то открывать ее нужно было тоже ключом. Хоть снаружи, хоть изнутри. Влада приходила домой, открывала дверь и оставляла ключи у телефона.

Сейчас их на месте не было.

– Где мои ключи? – крикнула она, еще не придавая значения тому, что произошло.