Текст книги "Брачный аферист"
Автор книги: Павел Шорников
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
Александр Блок до настоящего психа не дотянул. Но до звания «чудик» дотягивал вполне. Взять хотя бы его стиль в одежде. Света оказалась права. Она была первой женщиной, которая пришла к нему на свидание. Но, как выяснилось, Светлана вообще единственная, кому он предложил встретиться.
– Почему я? – спросила она.
– Не сейчас, – помолчав, ответил он.
«А вот и тайна… Что называется, заинтриговал».
Как поняла Света, в принципе, Блоку никто не был нужен. Для общения ему хватало самого себя. Обычный человек вызывал у него только скуку.
– Вы не правы, – возразил Александр. – От общения я не отказываюсь. Но мне вполне хватает Интернета. Пространство! Вот о чем речь.
Это уже было в самом конце прогулки, когда они, стоя у решетки в окружении галдящих детей, наблюдали за белыми медведями внизу. Полтора часа отлетели в прошлое как одна минута. Со временем в зоопарке действительно творилось что-то не то.
– Да, пространство, – повторил Блок. – Посмотрите на шкуру этого несчастного животного – желто-серая! Ему нужна не эта комфортабельная бетонная яма, а вся Арктика. Тогда он сольется со льдами и обретет завершенность. Чем меньше пространства, тем неестественней цвета. У души тоже есть цвет. И она нуждается в пространстве. В пространстве общения. Я вижу цвет души. Вот у вас она золотистого оттенка в зеленую, голубую и черную крапинку. Золотистый цвет, хороший цвет.
– А крапинки!
– Это разрывы. Вы насилуете свою душу. Делаете то, что вам противно, – зеленое, обращаетесь с теми, кто вам несимпатичен, – голубое.
Блок замолчал.
– Ну а черное? – не удержалась Светлана.
– Черное?.. Да, это пугающее черное… Конечно, из-за черного мы и встретились… Нет, я не псих, – словно прочитав ее мысли, спокойно сказал поэт. – Я – мистик. Такой же, как мой знаменитый тезка… Когда я случайно заглянул на страничку, где вы развесили свое объявление под ником… ну, под именем Андромеда… Андромеда!!!и прочел его… это странно даже для меня… откуда-то вдруг спустились четыре строки. Словно не мои. Я не люблю рифму. Я записал их и вдруг понял – они предназначены вам. Вы должны прочесть их… как предупреждение. Извините, что не начал сразу с этого. Просто… нет, я не боялся напугать вас… просто вы мне неожиданно понравились.
– И что это за четыре строки, – поспешила сменить тему Светлана.
– Это катрен. В духе Нострадамуса. Если бы я был психом, я бы так и сказал: Нострадамус просил передать вам… Но какая-то чертовщина во всем этом, несомненно, есть. Вы же явились на зов… Вот. Возьмите и прощайте.
Александр протянул ей сложенный в четверо тетрадный лист в клеточку, развернулся и быстро пошел к выходу. Она хотела окликнуть его, но не окликнула. Слишком много было вокруг народу – постеснялась.
Через десять минут, сидя в машине, Светлана с беспокойством, пытаясь постичь скрытый смысл, который отчетливо ощущался, перечитывала вновь и вновь четыре строки, написанные от руки скачущим почерком:
Хрустальный меч в аду куется.
Бумажный щит куют в раю.
Вино на скатерть не прольется.
Змея ужалит тень свою.
10
Никакого сомнения, катрен а-ля Нострадамус намекал, что по Светлане плачет кладбище. Туда она прямиком и отправилась – на Красненькое, где ждал ее Николай Гладышев.
Он действительно ее ждал (ноги на ширине плеч, руки заложены за спину – классическая поза английского копа), но не возле самих кладбищенских ворот, а ближе к часовенке, через раскрытую дверь которой взгляд свободно проникал внутрь, в полумрак и сразу натыкался на неподвижное пламя свечей.
Увидев Свету, Николай обрадовался так, как ребенок радуется новой игрушке, о которой долго мечтал. Конечно, прыгать на месте и хлопать в ладоши он не стал, но было видно, что с трудом сдерживается.
Гладышев, все так же с руками, заложенными за спину, похожий теперь на провинившегося школьника, начал с того, что принес извинения за место, выбранное для свидания.
Простая история. Оказалось, что его машина с утра вдруг закапризничала. Пришлось договариваться со знакомым механиком, которому только и доверял Николай. А знакомый механик обитал в одном из боксов кооперативного гаража, территория которого прилепилась прямо к кладбищенской стене, больше похожей на крепостную. Время, устроившее Светлану, совпало со временем, устроившим механика. Вот и все.
– Я чувствую себя первооткрывателем, – сказал Гладышев. – До меня, наверное, никто не назначал свидание на кладбище.
– У входа, – уточнила Светлана. – Ближе к часовне.
– Рад, что вы все правильно поняли, что пришли… это вам.
Гладышев неожиданно сделал быстрое движение рукой, и Света увидела перед глазами роскошный букет алых роз, который можно было спрятать только за его широкой спиной.
Сердце ее мгновенно растаяло.
– Семнадцать? – вспомнила она слова Николая.
– Меньше я не дарю. У меня есть предложение. Сегодня… – он посмотрел на часы, – уже опоздали, но не беда… у моего друга вернисаж. Почему бы нам не отметиться?
Ключевым словом в этой маленькой речи было слово «друг». Сразу из глубины сознания всплыло имя: Шурик Родишевский. Он ведь похоронен именно на Красненьком кладбище. Не то чтобы она забыла об этом. Просто мысль все время соскальзывала на что-то другое. И вот теперь…
Она посмотрела на часовню, откуда в этот момент выходили две громко разговаривающие женщины в пестрых платках.
– У меня к вам странная просьба, – сказала Светлана. – Вы неожиданно мне напомнили… Поставьте, пожалуйста, свечку за упокой души одного хорошего человека, – кивок в сторону часовни. – Я без платка. Не хочется вламываться. И поедем к вашему другу.
– Он похоронен здесь? Как его звали? – посерьезнев, спросил Гладышев.
– Как Блока, – ответила она. – Александр… Родишевский. Но я его звала Шуриком.
Через пять минут на машине Светланы они уже ехали в центр города, в район станции метро «Маяковская». Букет возлежал на заднем сиденье. Полдороги Николай молчал, но все же не удержался и спросил:
– Этот Шурик… У вас с ним что-то было?
– Просто хороший человек, – повторила Света и, чтобы успокоить Гладышева, очень коротко рассказала о Родишевском. Балашова она упомянула тоже, но так, будто они едва знакомы.
История Шурика неожиданно заинтересовала Николая… как психолога, – так он пояснил свой интерес. Пошли вопросы, на которые Светлана с неохотой, а потом все больше увлекаясь, отвечала. Так, обсуждая жизнь и смерть Александра Родишевского, они доехали до галереи «Арктур», где и проходил вернисаж друга Гладышева.
Им оказался бородатый улыбчивый великан по имени Игнат, в джинсах, в рубахе навыпуск, минуты разговора с которым было достаточно, чтобы ощутить себя своим в его компании.
Увидев новых гостей, Игнат отделился от кучки, наверное, таких же, как он, художников (бородатые, возбужденные) и подошел к Николаю и Светлане. Состоялся обряд знакомства, в конце которого великан неожиданно заявил:
– Попомните мое слово. Осенью будем гулять на вашей свадьбе!
Свету словно нахлестали по щекам, так вдруг они запылали. Гладышев уронил голову на грудь. Игнат просто не мог не заметить такой реакции на свои слова.
– Ну, может, не осенью, – поправился он, – может, зимой.
Почувствовав, что опять сказал что-то не то, великан попытался быстренько поменять тему.
– Как вообще дела-то? – спросил он. – Как там…
– Да, совсем забыл! – перебил Гладышев своего друга. – У меня для тебя есть пара слов! Извините, Светлана, всего на одну минуточку.
Николай взял Игната за руку и отвел в сторону. О чем они там говорили, Света не слышала. Но сразу поняла, что Гладышев не просто так оборвал друга на полуслове. Испугался, что тот ляпнет что-нибудь лишнее. А сейчас наверняка выдавались инструкции, каких тем касаться, а каких нет. Ей очень хотелось послушать, но…
Чтобы отвлечься, Светлана стала смотреть по сторонам.
Еще только войдя в зал, с которого начиналась выставка (всего их было три), она сразу поняла, что друг Гладышева занимается инсталляцией. Не понять этого было сложновато: голые, выкрашенные в приглушенный голубой цвет стены и нагромождение причудливых конструкций по всему пространству.
Свету заинтересовала композиция, центром которой был унитаз. Она подошла поближе и, покручивая по привычке колечко на пальце, стала разглядывать творение Игната. Завязанные узлом водопроводные трубы (как ему это удалось?!). В коконе из колючей проволоки подвешенная прямо над унитазом кукла. Рядом вращающиеся вокруг своей оси, тоже подвешенные, но на разной высоте, обернутые в разноцветную фольгу стульчаки и вантусы.
Все вместе производило странное впечатление. Об этом как раз и говорили двое мужчин, рядом с которыми она остановилась.
– Производит? – допытывался первый.
– Еще как производит, – отвечал второй.
– А раз производит, значит, это искусство. А раз есть искусство, значит, есть творчество. А если есть творчеством, значит, есть художник. Игнат – художник, что и требовалось доказать.
– А я тебе твоими же логическими цепочками сейчас докажу обратное…
Самого доказательства Света так и не услышала. Подошли Николай и Игнат – дискуссия тут же прекратилась.
Игнат вызвался было провести их по своей выставке, но тут в зале появились новые лица. Извинившись, великан предоставил друга и его знакомую самим себе.
– Производит впечатление? – спросил Николай, кивнув на унитаз.
Света с удовольствием повторила логическую цепочку, только что услышанную, доказывающую, что друг Гладышева – художник.
– Даром, что красавица, вы еще и умница, – расщедрился Николай на комплимент. – Повторите это потом для Игната.
Они обошли все залы, не оставив без внимания ни одно творение инсталлятора. Говорили сами и прислушивались к разговорам разношерстной публики, которая странным образом воспринималась как часть экспозиции. Заглянули в бесплатный буфет, где остались только бутерброды с сыром и минеральная вода, подкрепились и после этого, по взаимному согласию, решили покинуть выставку.
У самого выхода Светлана остановилась.
– Кажется, – сказала она, – мне нужно заглянуть в одно место. Вы подождите меня на улице, Коля.
Гладышеву ничего не оставалось, как подчиниться.
Убедившись, что психолог действительно вышел на улицу, Света прямиком направилась к Игнату.
– Хочу попрощаться и поблагодарить, – сказала она другу Гладышева.
– А где Колька? – в свою очередь, поблагодарив за добрые слова, спросил он.
– Готовится к дальней дороге.
Великан неожиданно рассмеялся.
– Фраза с тройным смыслом, – оценил он. – Вы пером случайно не балуетесь?
– Я корректор… Игнат, скажите, а откуда эта мысль о нашей осенне-зимней свадьбе?
– Да просто как-то подумалось, вот и ляпнул, – засмущался великан.
– Вы считаете, Коля будет хорошим мужем? – спросила она, подбираясь все ближе к главному вопросу.
– Конечно! Колька ведь настоящий мужик! Да я его… – здесь Игнат осекся и только повторил: – Мужик он.
– Вы давно его знаете?
– Да мы с ним… Давно!
Светлана покачала головой.
– А о чем вы секретничали? Что у него за тайны от меня? Согласитесь, я как невеста должна знать!
– Хоть режьте автогеном, – виновато ответил Игнат. – Но поверьте, лучше не бывает. Если только в кино.
«Да, да… Так я и поверила… Нет, про аппендицит… про шрам спрашивать бесполезно. Слишком явный интерес. Соврет, чтобы спасти, сам не зная от чего. А потом и доложит…»
– Я все поняла, хотя ничего не поняла, – сказала Светлана. – У меня к вам тоже есть просьба: этот разговор… Пусть он будет нашеймаленькой тайной.
Великан побожился, что сохранит молчание.
«А вот сохранит ли! Зря я к нему подкатилась».
Уходя, она услышала его реплику, адресованную явно ей – вдогонку, но как бы никому конкретно:
– Нет, не зимой… Точно! Осенью!
Гладышев послушно ждал на улице, прохаживаясь вдоль балашовской «Ауди». В машину он не сел, решил поехать домой на метро.
– Так, – сказал он на прощанье, – паспорт ваш у меня… На все про все уйдет дня три… Но я надеюсь… Мы увидимся завтра?
«Конечно! – воскликнула она про себя. – Я просто сгораю от любопытства, чем все это закончится!»
Они договорились созвониться завтра днем.
– Давайте я вас все же довезу прямо до дома, – еще раз предложила Светлана.
– Поверьте, это будет дольше, – ответил он. – Там все перекопали, черти. И вообще, мою машину завтра уже починят.
«Что-то здесь не то!» – поняла она.
– Тогда давайте я подброшу вас до метро.
Гладышев проявил характер, отказался и от этого предложения. Здесь они попрощались окончательно. Николай пошел в одну сторону, а она поехала в другую… так должно было показаться ему. На самом деле Светлана сделала кружок и припарковалась (повезло, нашла свободное местечко) возле «Маяковской», куда должен был вот-вот подойти Гладышев.
Он вышел из переулка в расчетное время. С толпой, на зеленый свет светофора, перешел Невский проспект и продолжил движение в сторону входа в метро.
«Нет, все без обмана! Зря подозревала человека, – подумала она, придирчиво разглядывая Николая, которого то и дело прикрывали телами случайные прохожие. – И нисколько он на проходимца не похож…»
Только она это подумала, как Гладышев остановился возле какой-то машины, дверь которой тут же открылась. Вот в этой открытой двери Николай и исчез. Его кто-то ждал, здесь – у метро! Машина оказалась марки «Вольво».
«Слава Богу, не «Дэу Нексия»!» – с горечью заметила Светлана.
«Вольво» проехала мимо «Ауди» так близко, что пришлось даже вжаться в сиденье – только бы не заметили! Лицо водителя (несомненно, это был мужчина) показалось ей знакомым. Но слишком быстро оно промелькнуло.
В который раз совершенно сбитая с толку, Света поехала домой. Дорога обещала показаться короче обычного – было над чем поразмышлять.
Гладышев!!! Вокруг его фигуры все ярче и ярче проступал ореол таинственности. Что-то он темнил, этот психолог! Предъявил друга, но запретил ему рассказывать о себе. Сказал, что поедет домой на метро, а сам сел в чужую машину и отправился бог весть куда.
«Ах, дура я! – слишком поздно спохватилась Светлана. – Нужно было запомнить номер!»
Но с другой стороны… Может быть, Николаю, пока она делала круг, успел позвонить на мобильник кто-то из его клиентов, который случайнооказался рядом с «Маяковской»! Хорошо, пусть не случайно… Начнет она выяснять, кто да что… но где гарантия, что ее раскопки останутся незамеченными? Тот же Игнат мог уже доложить своему другу, что его девушка шибко им интересовалась. Этот интерес он еще может принять за простое любопытство, и то условно. Одно ее неверное движение – вот и получится тот самый крайний, самый нежелательный вариант, о котором предупреждал Игорь Щербина.
Нет, все идет пока очень хорошо. Главное, не дергаться. Гладышев постепенно впускает ее в свою явную жизнь,в которой он вполне благонадежный человек, открытый, добрый, с кучей обаятельных, порядочных друзей. Впускает, потому что уверен: она ничего не знает о его тайнойжизни! А она знает! Гладышев – брачный аферист! Это и без фоторобота понятно.
Так и решила она в гневе, но через пять минут настроение резко поменялось. Да с чего она взяла, что Гладышев брачный аферист? Одни эмоции и ничего больше. Прямых доказательств – никаких. Если бы не та блондинка в голубом из «Уз Гименея», ей бы вообще ничего подобного в голову не пришло.
А насчет секретов… Может быть, они с Игнатом просто вместе… сидели в тюрьме – какая-нибудь глупая ошибка молодости! Вот Николай и попросил не распространяться. А она сразу аферист, аферист! Невинного человека оболгала, который от жизни уже предостаточно натерпелся! Это и без фоторобота понятно.
Домой Света заявилась в более или менее хорошем настроении с букетом алых роз. Ей было интересно, как прореагирует Балашов.
– Советую обрезать корни в тазике с водой и добавить таблетку аспирина. Так они дольше простоят, – сказал он. – А для запаха можешь полить их вот этим. Давно я что-то не делал тебе подарков. – И Балашов вручил ей красиво упакованные духи.
Светлана была поражена, не подарком, конечно.
– Тебя словно подменили, – сказала она. – Я думала, ты закатишь сцену ревности.
В ответ на эти слова Артем чмокнул ее в щеку.
– А ты без сцен уже не можешь? Это же элементарно, Светик. Цветы притащил на свидание кто-то из твоих женихов. Задание! Статья! Разве к статье можно ревновать? Ничего не скажешь, роскошный букет. Вот ты и подумала: не выбрасывать же.
Она так и сделала. Обрезала корни, поставила цветы в вазу. И таблетку бросила.
Пока Светлана возилась с розами, Артем ходил за ней по пятам как привязанный и всячески пытался развлечь.
– Да! Мне тут идея одна пришла в голову, – вдруг спохватился он. – А не махнуть ли нам на несколько дней куда-нибудь в Европу? Расслабимся, подышим воздухом чужбины…
Света внутренне напряглась. Опять сработало! Это его вечное дублирование всего и вся! Только бы не полез сразу за паспортом! Тогда – скандал! Разрыв!
– Идея прекрасная! – Она изобразила счастливую улыбку. – Вот сдам статью… Кто-нибудь звонил?
– Звонил мой отец, – подхватил новую тему Балашов. – Жаловался на печень. Надо будет приготовить ему отвар и завезти на недельке. Есть у меня один рецепт… опробованный. А сразу после моего позвонил твой отец.
– И что? – посуровела Света.
– Поговорили… Тоже на здоровье жаловался. Сказал… еще так красиво… что у него ощущение, будто какая-то ведьма каждую ночь втыкает раскаленную спицу в голову восковой куклы, и эта кукла – он.
– Странно. На голову он никогда не жаловался, – стараясь не выдать охватившее ее вдруг беспокойство, проговорила Светлана.
– А что ты хочешь? Возраст. Да еще курит напропалую. Так и до инсульта недалеко. Помирилась бы ты с ним… Пригласи его на свадьбу. Он сказал, что очень этого хочет.
Светлана была уже готова согласиться с Балашовым. Что это будет за свадьба без отца?! Но удержалась.
– Давай поговорим о чем-нибудь другом, – предложила она.
– Давай. Так… откуда у тебя этот роскошный букет?!
Света довольно улыбнулась – значит, все же ревнует! Букет она приписала Александру Блоку. Нарисовала в красках его портрет, от которого Артем пришел в восторг. Но, когда добралась до катрена в духе Нострадамуса, Балашов сразу посерьезнел.
– Дай-ка посмотреть, – попросил он.
Она достала из сумочки сложенный вчетверо тетрадный листок. Артем развернул его, долго держал перед глазами.
– В стихах я не очень, – наконец сказал он. – Но, по-моему, чушь собачья. Ад, рай… Символизм какой-то. А что ты думаешь?
– Не знаю, – задумчиво ответила она. – Но… Никак не могу отделаться от ощущения, что там зашифрована правда, что существует какая-то угроза… Эти звонки, слежка… Но не моей ведь жизни, Артем! Или моей?
Балашов разорвал листок на мелкие кусочки, бросил их на стол, притянул Светлану к себе, крепко обнял.
– Ничего не бойся, – сказал он. – Я с тобой. И никому в обиду тебя не дам.
11
Почту, которую она забрала из брачной газеты «Спутник жизни», Светлана просмотрела на следующий день, сразу после ухода Балашова. Ушел он на работу не в самом лучшем настроении. Вчерашним вечером Света, сославшись на головную боль, отвергла все недвусмысленные знаки внимания Артема. Он отреагировал на перспективу провести очередную ночь под разными одеялами довольно спокойно. Но чувствовалось, что это спокойствие дается ему с трудом.
– У той ведьмы, о которой говорил твой папашкин, видать, две куклы. Вторая – ты, – не удержавшись, подколол Балашов.
Обычно в таких случаях положено отвечать: не трогай моего папу! А еще лучше: не трогай мою маму! Но это был не Светланин случай – промолчала.
«И чего я вдруг стала недотрогой? – засыпая, спросила она себя. – Прямо эксперимент какой-то. Как поведет себя Артем в экстремальных условиях тотального воздержания? А это мысль – эксперимент. Пусть так и будет – эксперимент… И ничего больше!»
За все утро Балашов едва произнес десяток слов. У Светы даже появилась мысль срочно исправиться, опуститься до уровня мужских желаний, прямо сейчас, прямо на ковре. Но она вспомнила это его вчерашнее пренебрежительное «папашкин», и ее порыв остался без последствий. Но чувство вины все же сохранилось, будто она и в самом деле была в чем-то виновата.
Душевное равновесие Светлана попыталась обрести в работе. Из жалкой кучки любовной корреспонденции она выбрала одно более или менее любопытное письмо. Какой-то Георгий Прахов откровенно писал ей: «Вы, Иоланта, у меня тринадцатая». В смысле тринадцатая женщина, которой он пытается сделать предложение. Предыдущие двенадцать – пролет. Но подкупило не это. Прахов смело признавался в том, что ему до сих пор (двадцать шесть лет!) еще не знакомы радости любви.
«…A вообще, и этого, по-моему, стыдиться нечего, я девственник, – писал он. – Нет, я не взываю к вашей жалости. Наоборот, к вашему «рацио». Если вы все время были на вторых ролях, у вас есть возможность стать наконец первой. Но учтите: я свою невинность ценю очень дорого. Вы тринадцатая не потому, что меня отвергли, а потому, что я забраковал…»
Тема девственности живо напоминала ей вечер с Гладышевым в «Узах Гименея», где они откровенно признались друг другу, что, увы, – грешны, давно и не раз. Тогда она подумала, что встретить великовозрастного девственника, нормального во всех отношениях, не монашествующего, – дело совершенно фантастическое. И вот девственник сам плыл к ней в руки. Чем не материал?
Письмо было на двух страницах и ассоциировалось с качелями. Прахов то призывал срочно лишить его невинности – одна крайность, то предрекал, что так нецелованным и помрет, – другая. Без всякого сомнения, на этого раздираемого плотскими желаниями девственника стоило взглянуть. Тем более она – тринадцатая. Очень символичное число.
Указать свои координаты Прахов не забыл. И даже время указал, когда удобнее звонить. Светлана как раз попадала в «окно».
К телефону подошла какая-то женщина, скорей всего, сестра. Для матери слишком молодой голос. В трубке была слышна музыка и чьи-то возбужденные возгласы – это с утра-то!
– А! Иоланта! – поняв, кто звонит, обрадовался Прахов. – И брось ты этого Георгия! Зови меня просто Жора. А как твоенастоящее имя! Не Иоланта же!
– Давай я пока побуду Иолантой, Жора.
Прахов предложил встретиться прямо сейчас.
– У сестры день рождение, – сказал он. – А в компании человек просвечивается, как рентгеном.
Предложение не прошло. На сегодня у Светланы была назначена встреча с Васей Ивановым – чернокожим кандидатом в женихи. С Жорой договорились встретиться завтра.
– У меня, между прочим, телефон с АОНом, – сказал на прощанье Прахов. – Так что теперь у нас двусторонняя связь! Целую, Иоланточка!
«Вот черт! Нарвалась! Наглый какой-то девственник попался, – положив трубку, подумала Света. – Тем более интересно взглянуть на него живьем».
Не давая себе расслабиться, она стала расшифровывать магнитофонные записи, которых накопилось предостаточно. Работу прервали трели ее мобильника.
– Это я, – услышала она голос Гладышева. Трагический!
– Что случилось?! – искренне обеспокоилась Светлана.
– Да, в общем-то, ничего… Но меня грызет изнутри. Вот, хочу покаяться.
– Ну так кайся быстрей, – не выдержала она. На том конце провода воцарилась тишина. – Эй, ты куда пропал?
– Я здесь, – послышалось в ответ. – Ты ничего не заметила, Света?
– Как же! У тебя такой голос, будто ты сделал мне какую-то пакость.
– Ты действительно не заметила… что мы уже на «ты»?
«Вот это да! А ведь действительно не заметила!»
– Когда-то это все равно должно было произойти, – ответила она и смутилась. Поняла: фраза содержит в себе больше смысла, чем она в нее вкладывала. – Так в чем… ты хочешь покаяться?
– Вчера я был не совсем честен с тобой. У меня была назначена встреча у метро… Вот почему я с тобой не поехал.
– И зачем было крутить-вертеть. Так бы и сказал. Или это была женщина? – подыграла она Гладышеву.
– Нет, не женщина. Это был мой приятель. Дело в том… Дело в том, что ты его знаешь…
Николай замолчал, ожидая реакции Светланы.
– Ты не хотел, чтобы мы встретились? – послушав немного тишину, спросила она.
– Да… Пожалуйста, не спрашивай, почему и кто именно. Я тебе потом все расскажу. Просто сейчас не тот момент…
– Когда потом? И что за момент? Знаешь, мне все это не нравится.
– Настолько, что ты не полетишь со мной в Копенгаген? – попытался пошутить Гладышев.
– Вот теперь точно полечу! Сколько мы там пробудем? Три дня? Этого вполне достаточно, чтобы вырвать у тебя твою тайну! Берегись!
Разговор выровнялся. Она сделала вид, что ничего такого не произошло. Договорились о встрече. Николай обещал сюрприз. Слово «сюрприз» он выделил особо, но тогда она не придала этому значения, а зря!
Здесь бы и попрощаться, но они продолжили разговор. Вернулись во вчерашний день, на выставку великана Игната. Повторили пройденное, а точнее, закрепили его. Неожиданно вышли на Достоевского, с удивлением узнали, что им нравится в нем одно и то же. От Достоевского метнулись вдруг к политике. И здесь также нашли общий язык.
– Да мы просто идеальная пара, – задумчиво сказал в конце Гладышев. – Кто бы мог подумать, что все так получится.
После разговора с Николаем она какое-то время словно возлежала на мягких облаках, так было легко и беспричинно хорошо. Но длилось это состояние недолго. До первого вопроса:
«Кто же этот мой знакомый, которого он прячет от меня?»
А ведь она так и подумала о человеке за рулем: знакомый! Но машина слишком быстро промчалась мимо.
За первым вопросом последовали другие. Почему Гладышев решил признаться в обмане? Или для него «Вольво» промчалась мимо балашовской «Ауди» не так быстро, и он успел узнать ее, вжавшуюся в сиденье? Конечно, узнал, конечно, сразу понял, что она за ним следила и уличила в обмане. Вот и решил своим покаянием исправить положение. А заодно и выяснить, успела ли она разглядеть того, кто был за рулем!
«Да кто же он?.. Нет, не вспомнить… И вообще, что, собственно, черт возьми, происходит?!»
Ответа на последний вопрос не было.
«Нужно наводить о Гладышеве справки! – поняла она. – Ладно, сразу после Копенгагена! Сейчас некогда».
Действительно, ей было некогда. Сегодня и завтра – свидания с женихами, послезавтра, скорей всего, улетать. Но была еще одна причина, из-за которой Светлана не спешила узнать всю правду о Николае и которую старалась сама от себя утаить. Она боялась, что раскопает что-нибудь такое, что заставит тут же… в одночасье прекратить всякие отношения с ним. Если разрыву суждено все же произойти, то пусть это случится как можно позже.
«Вот еще новости! – одернула себя Света. – Можно подумать, что я в него влюбилась. Ничего подобного! Ну, симпатичный… Ну, обаятельный… Но до Артема ему далеко. Нет. Гладышев не тот человек, который может увести меня из-под венца».
После такого вывода Светлана просто должна была позвонить Балашову и попросить у него прощения за вчерашнюю головную боль.
– Он на складе. Сейчас я вас соединю, – узнав ее голос, сказала секретарша. И снова в этой простой фразе ей почудилась какая-то странность.
– Наверное, ты хочешь попросить прощения за вчерашнее? – предположил Артем – и все испортил!
– Просто… хотела предупредить, что опять буду сегодня поздно, – сказала она совсем не то, что собиралась.
– И опять с букетом? Кто он – твой избранник – на сей раз?
– Негр он! Простой российский негр.
– Негр?! Докатилась! У тебя извращается вкус.
– А ты хотел, чтобы я выбрала какого-нибудь красавчика, душа – тельняшка, который отбил бы меня у тебя в два счета?
– Ужель такое в принципе возможно? Кажется, я опять превращаюсь в мавра! Кстати, о маврах… Этот негр. Они такие страстные. Африка все-таки. Как бы он с ходу не полез тебе… тебя лапать. Слушай, может, это как раз тот случай, когда требуется подстраховка? А?
«Почему бы и нет? – подумала она. – Пусть поприсутствует. Пусть убедится, что я на самом деле не амуры кручу, а просто работаю…»
– Только обещай не вмешиваться! – поставила она условие, которое было тут же с готовностью принято.
Светлана назвала время и место предстоящего свидания с Васей Ивановым – летнее кафе в Летнем саду.
– А потом можно заглянуть куда-нибудь, расслабиться, – предложил Балашов.
«А как же Гладышев!» – положив трубку, вспомнила она.
На свидание с Николаем она должна была отправиться сразу после встречи с Василием. От Василия можно было отделаться без проблем. А вот от Балашова… Особенно после того, как она обещала провести вместе остаток дня.
«Вот поставила себя в интересное положение… Стоило звонить!.. Ладно, будем действовать по обстановке».
С погодой опять повезло. Солнце было в легкой дымке, с Невы дул нежный ветерок, неся с собой прохладу и запах речной воды.
Светлана купила входной билет (не опустилась до того, чтобы потрясти корочками журналиста и пройти бесплатно) и стала искать летнее кафе, где-то справа от входа в сад, поближе к Фонтанке. Красные столики на зеленом всех мыслимых оттенков фоне она заметила еще издали. Подойдя чуть ближе, пробежалась взглядом по публике, коротающей время за пивом, за соком да за кофе с бутербродами, и заметила за одним из столиков Балашова. Он скользнул по ней равнодушным взглядом, будто увидел первый раз в жизни и она не произвела на него ну никакого впечатления. Светлане даже стало обидно. Но она тут же поняла, чем вызвана такая сдержанная реакция Артема. Прямо напротив него, за соседним столиком, во всем белом, с дорогой сигарой в зубах, сидел негр. Это и был Василий Иванов.
Вот он в отличие от Балашова сдерживать своих чувств не стал. Заметив Свету, Василий затушил сигару, как обыкновенную сигарету, вскочил и бросился ей навстречу.
«Только бы не полез целоваться! – мелькнула мысль. – Артем его придушит?!.. Нет, скорее, тот его! Уж слишком здоровый».
Целоваться Иванов не полез. Весь подвижный (про таких говорят – на пружинах), он остановился перед Светланой.
– А вы еще лучше, чем на кассете, – сказал он на почему-то опять поразившем ее идеальном русском. – Чистейший бриллиант. Здравствуйте, Света.
Они сели за столик. Она – спиной к Балашову, чтобы невольно не отвлекаться на него и не выдать, что они знакомы. Василий по ее просьбе заказал ей стакан сока, и разговор продолжился. Сначала пробуксовывая, а потом все больше и больше набирая обороты.
Несмотря на свое достаточно богатое журналистское прошлое, общаться с сынами Африканского континента ей еще не приходилось. Были японцы, артисты из театра современной пьесы, приехавшие в Питер на гастроли. Были индейцы, прибывшие на Всемирный конгресс национальных меньшинств. А вот таких, как Василий…
В целом Иванов производил благоприятное впечатление. Но особенно ее поразили его белые ладони с черными линиями, по которым, наверное, очень хорошо гадать. Он все время жестикулировал, словно делал пасы, стараясь напустить на Светлану как можно больше дурмана. Еще впечатляли зубы, ровные и пугающе белые. Такие, наверное, бывают только у каннибалов. И конечно, белки глаз. Они так и сверкали на черном влажном лице с курносым, совершенно не характерным для негров, носом.
