Текст книги "Девушка с обложки"
Автор книги: Павел Шорников
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
Павел Шорников
Девушка с обложки
1
В торговом зале антикварного магазина «Монплезир» веселым басом ударили английские напольные часы XVIII века маэстро Драри. Вслед за ними, словно опомнившись, нестройным, но мелодичным хором пробили еще с десяток часов, подтверждая, что до закрытия магазина осталось всего полчаса.
Сергей Кузьмин, эксперт антикварной фирмы «Монплезир», в которую входили еще один магазин, картинная галерея и реставрационная мастерская, может быть, впервые не обратил на перезвон никакого внимания, так как был увлечен разговором с клиентом. Точнее не с клиентом, а со своим однокурсником по Академии художеств Данилой Оглоблиным, который зашел к нему без звонка проконсультироваться по поводу одной картины. Картина, еще запакованная в плотную темно-желтую бумагу, стояла тут же – в кабинете Кузьмина, на венском стуле у стены.
Не виделись старые приятели почти год, ровно столько, сколько прошло с тех пор, как Сергей покинул место на Невском проспекте возле церкви святой Екатерины, где промышляли уличные художники, и похоронил свой (правда, непризнанный) талант в антиквариате. Разговор между бывшими сокурсниками проходил по традиционному для таких случаев сценарию: воспоминания о студенческих голодных временах, обмен информацией об общих знакомых (кто, где, с кем) и жалобы на собственную судьбу. Жаловался, как ни странно, Кузьмин.
– Да, чудны дела твои, Господи! – воскликнул Данила, когда Сергей, тяжело вздохнув, признался, что с удовольствием поменял бы этот кабинет на старое место у ступенек церкви. – Я думал хоть ты доволен жизнью. Костюмчик с иголочки, ботиночки, что твои кривые зеркала. Чего еще?
– Ботиночки… – горестно вздохнул Кузьмин. – Понимаешь… как в старой детской книжке: и вроде бы все хорошо, да что-то нехорошо… Не мое это – антиквариат.
– Так плюнь, уйди… Пять лет – и ты заработаешь себе имя как художник. Это я тебе гарантирую.
– Я уже заработал имя. И не за пять лет, а за год. И не как художник, а – в чем и заключается парадокс – как эксперт по художникам.
– Это – да, – согласился Оглоблин. – Поэтому я и к тебе… Еще раз извини, что без звонка.
– Ерунда. Всегда рад тебя видеть.
– Так из-за чего хандра? – вернулся к старой теме Данила. – Должна же быть причина. Женщина?
Сергей покосился на дверь.
– В самую точку, – ответил он. – И не одна, а целых две. Люблю одну, а женюсь через месяц на другой.
– Это на той, что увела тебя от нас год назад? Чего-то такое я вроде слышал.
– И эти слухи, кажется, верны… На ней.
– И кто она? Дочь миллиардера? Ведь ты берешь ее без любви – твои слова.
– Ну… это я сгустил краски. Я люблю ее, где-то… по-своему. А насчет миллиардера… не знаю. Хотя… Если в рублях… А в иенах так и вообще…
– Да не томи! Кто она? – перебил Данила Сергея.
– Дочка моего босса, Ярцева, – ответил тот.
– То есть… Вот это все… – Оглоблин бросил взгляд на ореховый резной буфет, в котором был выставлен золоченый, с росписью чайный сервиз завода братьев Корниловых, на готическую люстру с восемью акварелями, на вазу Севрской фарфоровой мануфактуры, стоящую на карточном столике, на письменный стол с вензелем, намекающим, что за этим столом сиживал сам Наполеон, пробежался еще по нескольким вещицам, которым не нашлось места в торговом зале, – …все вот это будет твоим?!
– Это – нет, – снисходительно улыбнулся Кузьмин. – А вот второй магазин, правда, чуть победней, мой. Точнее, мой и Леры. Приданое.
– Значит, ее зовут Валерия. Мужское имя, мужской характер?
– Знаешь, ты опять угадал. Лера умеет добиваться своего.
– Я вижу, – покачал головой Данила. – Да-а-а… – протянул он. – А ведь у тебя была бойкая кисть.
– Да вовсе я не из-за денег, – недовольно проговорил Сергей. – Все не так просто. Лера меня вполне устраивает как женщина… И что ценно: она любит меня!
– А как же та – другая? Только не говори, что она умерла.
Сергей улыбнулся, оценив черный юморок.
– Я о ней ничего не знаю… перед последним курсом… – начал было он свою исповедь, но тут же замолчал. «Чего это я разоткровенничался? – спросил себя Кузьмин. – Не хватало еще, чтобы этот разговор дошел до Леры…» – Короче, я искал ее. Долго… Но безрезультатно…
– Как ее зовут?
– Вероника, – ответил Сергей и тут же, спохватившись, поспешил сменить тему. – И писать я не прекращал! – воскликнул он. – Вот что! Поехали ко мне! Покажу тебе свои последние работы. Их еще никто не видел. Даже Лера. Ты будешь первым.
На это предложение Оглоблин ничего не ответил, – уставился в свои ладони. Еще секунда и между старыми приятелями могла бы пробежать черная кошка. К счастью, этого не произошло: выручил телефонный звонок.
– Привет, Солнышко! – сказал Сергей в трубку и продолжил: – На нашем месте?.. Через час?.. Нет, никаких планов нет. Ну и что, что голос, просто все это как-то неожиданно. – Кузьмин бросил взгляд в окно, за которым беззвучно шевелили листвой тополя. – И дождь накрапывает… С собой, конечно… Хорошо, хорошо… договорились. Целую…
Сергей повесил трубку.
– Валерия? – спросил Данила.
– Она… Странный какой-то звонок. Ну да ладно… – Сергей украдкой посмотрел на часы, улыбнулся, кивнул на картину. – Займемся делами? Показывай, что принес.
Оба дружно забыли о предложении поехать взглянуть на картины Кузьмина.
Приятели поднялись с кожаного дивана, на котором, может быть, провели жизнь с пяток Обломовых, и подошли к картине. Оглоблин аккуратно стал снимать бумагу.
– «Распятие Спасителя», – сразу узнал Кузьмин. – Копия и очень приличная.
– Все правильно. Вопрос: чья работа? Ни даты, ни подписи.
– А сам, что ты думаешь? – спросил Сергей, продолжая внимательно изучать картину.
– Я полистал справочники… «Распятие» заказал артели художников в шестидесятых годах XIX века петербургский банкир Ритгер. Картину писали всей артелью. Потом, опять же всем миром, сделали копию, ее-то и всучили банкиру. А оригинал в итоге попал к Фирсу Журавлеву, который тоже приложил руку к картине. У Фирса было время, чтобы сделать с «Распятия» еще одну копию. Я думаю, это он – Фирс Сергеевич Журавлев.
Сергей подошел к столу, достал лупу и, вернувшись к картине, стал изучать ее сантиметр за сантиметром.
– То, что это девятнадцатый век – очень и очень может быть, – сказал он наконец. – И это точно не Журавлев.
– Тогда кто?
Кузьмин еще минут пять в полной тишине (было слышно только тиканье каминных часов на столе) изучал картину.
– Ну что ж, – выпрямившись, сказал он. – Могу тебя поздравить. Это почти наверняка Крамской. И это настоящая сенсация. Про эту картину ни в одном каталоге, ни в одном справочнике, да и вообще нигде не упоминается. Ты где ее нашел, чертяга?
– Представляешь, – просветлел Оглоблин, – где-то по весне иду по улице, в центре, – вечерело уже, – сто раз там ходил, как раньше не замечал? И вдруг окно на той стороне – кто-то включил свет. Я уже прошел мимо, но краем глаза за что-то успел зацепиться – вернулся. Полки с кастрюлями, черный потолок, гадкая зеленая стена, а на ней вот она – грязная, закопченная… Нарвался я на коммуналку с такими ушлыми ребятами… Они картину-то сами продать хотели, как только я сказал, что к чему. Но везде им давали меньше, чем предложил я, – копия неизвестного… В конце концов договорились…
– Хочешь ее продать? Мы бы купили. И деньги – вперед.
– Нет… Пусть повисит пока у меня.
– Могу дать официальное заключение… Наша фирма привлекается Управлением по сохранению культурных ценностей… Мой тебе совет: продай картину нам. За границу ты ее все равно не вывезешь.
– За границу? – отозвался Данила. – И в голове не держал. И заключения мне никакого не надо. Достаточно того, что я о ней все знаю. Мы знаем. А если надумаю продавать, вот тогда…
Оглоблин стал аккуратно упаковывать картину.
– А ты, выходит, действительно не зря здесь свой хлеб ешь, – похвалил он Кузьмина. – Сколько имеешь, если не секрет?
– Когда как, – уклончиво ответил Сергей. – Денег всегда мало… Я ведь коллекцию собираю – будущих классиков. С Нарышкиным уже угадал. На него в Европе спрос.
– Да-а-а, – протянул Данила. – Нарышкин – звучит. Имя облагораживает… А на моих картинах подпись: Оглоблин. Может, взять псевдоним? Галицин там или Оболенский?.. Впрочем, вот уже полгода, как это не актуально.
Сергей хотел спросить, что произошло в жизни Оглоблина полгода назад, но задал совсем другой вопрос:
– Тебя подбросить?
– Лишнее. И у тебя свидание ведь.
– Лера всегда опаздывает. Думаю, и на собственную свадьбу она тоже опоздает.
– А знаешь, – сказал Даниил и бросил на Сергея пронзительный взгляд, – ты не поверишь… но свадьбы не будет. Ты не женишься на ней. Я это понял сейчас и со всей отчетливостью.
– Как это не женюсь? – оторопел Кузьмин. – Для этого как минимум небо должно упасть на землю.
– Значит, упадет. Не вижу я тебя под венцом ни через месяц, ни через два. Уж можешь мне поверить, старому мистику.
Спорить с Оглоблиным Сергей не стал. Но слова его смутили. Данила упомянул о мистике не для красного словца. Мистика была основной темой его творчества. И картины его не покупали не потому, что они были подписаны непрезентабельной фамилией, а потому, что при взгляде на них становилось как-то не по себе – жутко. Кузьмин в свое время хотел включить в свою коллекцию пару картин однокурсника, но не решился.
Проводив Оглоблина до выхода, Сергей вернулся в свой кабинет, достал из итальянского дубового комода зонтик и через торговый зал, кивнув на прощанье охраннику, вышел на улицу.
Дождь все еще моросил, нудный, противный. Раскрывать зонт Кузьмин не стал. Старенькая «ауди», принадлежащая боссу, на которой Сергей ездил по доверенности, стояла неподалеку.
Кузьмин сел в машину, но с места сразу не тронулся.
«Свадьбы не будет… – повторил он еще раз слова Оглоблина. – Что за дичь… Вот теперь сделаю все, чтобы свадьба состоялась! Назло Даниле, как это ни глупо…»
Сергей повернул ключ зажигания, включил поворотник и поехал по направлению к центру.
«Свадьбы не будет… Свадьбы не будет…»
Кузьмину вдруг вспомнился день, когда он познакомился с Валерией. Был конец августа и погода, похожая на сегодняшнюю, но без дождя. Работы в тот день не было вообще. Бывают такие дни. Сергей сидел на раскладном стуле, развлекался тем, что рисовал по памяти портрет Вероники. Он часто рисовал ее. Но еще ни разу ему не удавалось схватить то «необщее» выражение лица, которое так его поразило. И вот в тот день впервые что-то получилось. Кузьмин бросил карандаш, поняв, что вот так – неоконченный, непрописанный рисунок – нервные, импульсивные линии – это и есть Вероника, хоть и совсем не похожая на себя. Он смотрел на нее и не мог поверить в удачу.
– Какое красивое лицо, – оторвал его от созерцания своей работы чей-то голос. Ему пришлось посмотреть вверх, словно ребенку на взрослого. Он увидел девушку в светлом брючном костюме, с сумочкой через плечо. Лицо красивое, но без изюминки. Такие очень легко ложатся на бумагу. Правда, была в девушке одна особенка – улыбка. Она улыбалась ему так, будто они были уже давно знакомы. Да что там знакомы. Как будто она половину жизни потратила на его воспитание, вложила себя всю в него и вот теперь с удовлетворением осознавала, что ее героические усилия потрачены не зря.
Через минуту Валерия уже сидела напротив Сергея, а он старательно, закусив нижнюю губу, переносил ее улыбку (именно улыбку) на бумагу. Лера, все так же странно улыбаясь, бросила пару взглядов на рваные кроссовки Кузьмина и вдруг неожиданно предложила пойти куда-нибудь посидеть, отдохнуть. Удивляясь на самого себя, Сергей принял предложение незнакомки, не смог отказаться. Более того, он даже был рад отлынить от работы да еще под таким благовидным предлогом, как знакомство с хорошенькой девушкой.
А через неделю Сергей с готовностью принял другое предложение Валерии: завязать с живописью на неопределенное время и пойти поработать экспертом в антикварную фирму ее отца.
– Не век же тебе ходить в драных кроссовках, – был не самый сильный ее аргумент.
Уже тогда Кузьмин понял, что он не в силах возражать этой девушке с железным характером. И когда по весне она предложила ему пожениться, он воспринял это как неизбежность, ниспосланную свыше.
«Не век же мне ходить в холостяках», – был не самый убедительный его довод…
Воспоминаниям за рулем Сергей предавался недолго.
В начале улицы Римского-Корсакова он свернул в один из дворов, где и оставил машину. Дождь все так же накрапывал. Кузьмин раскрыл зонт, пересек Садовую и вошел в полуоткрытые ворота Юсуповского сада. Именно здесь Лера любила назначать Сергею свидания. Какими-то боковыми ветвями ее предки роднились с князьями Юсуповыми, поэтому и сад, и дворец Валерия Ярцева в шутку (а на самом деле на полном серьезе) считала своими.
В саду, обычно людном, было пустынно – дождь. Мужик в спортивном костюме с собакой на поводке, влюбленная парочка под зонтом на скамейке у входа – вот и все.
Сергей прошел в глубь сада, свернул на боковую аллею. Здесь была скамейка, на которой он и должен был ждать свою невесту. Еще издали Кузьмин заметил, что скамейка их занята. На ней сидел какой-то мужчина с букетом цветов на коленях, что-то читал.
«Тоже на свидание примчался… Раз с цветами…»
Сам Сергей цветов Лере не покупал. Она их не любила. «Мертвечина», – говорила Валерия о сорванных цветах. И в этом она сходилась с Кузьминым на все сто.
Когда до скамейки оставалось метров тридцать, мужчина резко поднялся и направился в сторону дворца, где был еще один выход – на Фонтанку. Цветы и, как оказалось, иллюстрированный журнал остались лежать на скамейке. То, что это журнал, Кузьмин понял, только подойдя ближе.
«Чудак! Не дождался… Осерчал…»
Сергей сел на то место, с которого только что поднялся мужчина (оно было посуше), и, оглянувшись по сторонам, взял журнал в руки. Скользнув рассеянным взглядом по глянцевой обложке, на которой была фотография какой-то девушки, Кузьмин открыл журнал на середине и сразу попал на статью под провокационным заголовком «Как стать несчастным без посторонней помощи». Сергей хотел уже взяться за эту статью, но тут до него вдруг дошло, что девушка на обложке ему откуда-то знакома.
Уже зная, чья фотография помещена на обложку, но еще не веря в это, Сергей захлопнул журнал и впился в такие знакомые черты лица. Да, сомнений никаких быть не могло! Как ни странно все это было (только что говорил о ней, думал), с обложки, улыбаясь и сверкая глазами, на Кузьмина смотрела… Вероника.
2
Кузьмин долго не мог прийти в себя. Дыхание перехватило, сердце стучало прямо в ушах. Она, она, она!!! Сколько прошло? Не так уж и много. Да сколько бы ни прошло – это она! Та же притягивающая неуловимость черт лица: что-то от Азии, что-то от Европы… а все вместе – невозможно оторваться.
Сергей смотрел на Веронику, а перед глазами у него уже мелькали обрывки воспоминаний того лета, когда он впервые увидел ее. Это было перед последним курсом Академии… Сегодня Кузьмин чуть было не поделился такими дорогими для себя воспоминаниями с Оглоблиным. Хорошо, что до этого не дошло. Еще никому он не рассказывал о Веронике. Рассказать – значит обесценить, лишить воспоминания силы. Нужно было и имени ее не выдавать. Но, что сказано, то сказано. Вероника…
В то лето Сергей устроился в пансионат «Солнечное» у самого Финского залива. Устроился разнорабочим на кухню, а в свободное время как одержимый писал этюды. Напарник Кузьмина, узнав, что рядом живет и дышит одним с ним воздухом настоящий живой художник, тут же попросил увековечить себя в масле. Масляные краски Сергей пожалел, но карандашный рисунок сделал на совесть. В благодарность напарник милостиво разрешил Кузьмину уклоняться от работы, когда бы тот ни пожелал, без боязни потерять в зарплате. Сергей потом не раз пользовался этим правом, но старался особенно не наглеть. Вот в одно из таких уклонений, когда со своим этюдником на плече он вышел на пляж, чтобы по берегу добраться до более-менее дикого места, Сергей впервые и увидел ее – Веронику.
Все и началось с имени. Кто-то крикнул: Вероника! Кузьмин обернулся и увидел девушку в ярком пляжном халате нараспашку – загорелое стройное тело, едва прикрытое голубым купальником, – босиком идущую по раскаленному песку. Вероника обожгла его взглядом и прошла мимо.
Мало ли красивых девушек на свете? Сергей побрел вдоль кромки прибоя навстречу солнцу, стараясь выбросить Веронику из головы. Его подмывало вернуться, но он все-таки справился с собой. Зато на следующий день, в свой законный перерыв, Сергей появился на пляже без этюдника, но с подстилкой и бутылкой воды. Он расположился метрах в десяти от компании, в которой была и Вероника, и ловко притворился праздным отдыхающим. Пряча глаза за солнечными очками, Кузьмин не отводил взгляда от девушки, уверяя себя, что просто изучает натуру для каких-то своих будущих работ. Но себя не обманешь.
Он упустил момент, когда можно было подойти и навязать себя всей честной компании и Веронике в том числе. Они играли в волейбол – чем не повод? Но боязнь получить от ворот поворот да еще в грубой форме, да еще при ней (ее приятели были настоящими качками), отвратила от решительных действий. А ведь она поглядывала в его сторону. У него даже сложилось впечатление, что она провоцирует его на активные действия. Он ей нравится!!! Эта мысль парализовала окончательно. Было бы невероятно больно получить доказательства того, что много чего говорящие взгляды Вероники – это только его фантазия.
Кузьмин не узнавал себя. На его счету уже имелось несколько блистательных побед на любовном фронте, а значит, был какой-никакой опыт. Подходи, действуй по схеме… Но сделать этого он как раз и не мог. Вероника превращала все схемы в ничто. Оставалось только одно – продолжать пребывать в роли стороннего наблюдателя, загорающего. И он загорал… Целых две недели, забросив этюды и частично кухню. Загорал под музыку радио «Шлягер» и загорел-таки, как еще никогда в жизни, – все его достижения за это время.
Только когда Вероника исчезла – вдруг, – Кузьмин приступил к решительным действиям. Состоялось запоздалое знакомство с компанией – качки, в общем-то, оказались неплохими ребятами (знать бы заранее!). Но никто не смог ответить ему, где можно найти Веронику. Все познакомились здесь, раньше никогда не встречались. Вероника, как, ко всеобщему удивлению, удалось установить, ничего толком о себе не рассказала, не оставила адреса, не назвала фамилии, не упомянула ни об учебе, ни о работе. Опрос администрации тоже ничего не дал. В пансионате Вероника зарегистрирована не была, находилась здесь, судя по всему, на нелегальном положении.
Вернувшись в город, Сергей добросовестно обошел все питерские институты. Возраст у Вероники был студенческий – чем черт не шутит. А черт и не шутил. Поиски продолжались полгода. Напасть на ее след так и не удалось.
Кузьмин уже привык к мысли, что Вероника останется в его воспоминаниях, и только. И вот (просто невероятно! Просто невозможно в это поверить!) – фотография на обложке журнала. Это след, по которому можно найти ее! Сергей отыскал дату выпуска. Журнал был совсем свежий. Значит, в редакции еще помнили о девушке с обложки… Взгляд Кузьмина вновь заскользил по лицу Вероники.
«А ведь можно было тогда познакомиться с ней… Можно… И сейчас я ждал бы не Леру, а…»
– Здравствуйте! – прервал его мысли женский голос.
Сергей поднял глаза и… В голове у него вдруг заревело штормовое море, а на темечко словно свалилась сломанная шквальным ветром грот-мачта. Он не мог поверить своим глазам. Перед ним, в плаще, перетянутом в талии, под зонтиком стояла… Вероника. Живая, прямо с обложки!
– Да, это я! – улыбнулась Вероника. – Теперь вы понимаете, почему я настояла?.. Мне хотелось сделать вам сюрприз.
Кузьмин молчал, не в силах понять, что происходит. Он спит? Он грезит наяву?
– Я прошу у вас прощение за опоздание… Непредвиденные обстоятельства, – сказала девушка.
Сергей упорно молчал, все еще слыша, но где-то уже далеко, рев штормового моря.
– А я вас представляла совсем другим, – продолжала Вероника. – Но, признаюсь, рада, что ошиблась… О, цветы! Мои любимые! – Она нагнулась (Сергей почувствовал тонкий аромат ее духов), взяла со скамейки букет белых роз. – Прогуляемся?.. Вы ведь любите гулять по городу пешком.
Все так же отказываясь что-либо понимать, Сергей послушно поднялся со скамейки. Они пошли рядом, медленным шагом, по пустынной аллее, мимо мокрых кустов сирени, огороженных низкой оградой газонов. Стучали по зонту капли дождя, хрустел под ногами мокрый песок.
«Откуда? – спрашивал себя Кузьмин. – Как это получилось? Я так долго искал ее… И вдруг – вот она – рядом. И говорит так, будто мы знакомы, но… видит меня впервые. Как такое может быть? Ничего не понимаю. Просто мистика какая-то!»
– Вы так внимательно рассматривали мою фотографию, что даже не слышали, как я подошла, – сказала Вероника. – Значит, я вам понравилась?
– Да, – неожиданно для себя ответил Сергей, и это было первое слово, сказанное им.
Вероника бросила на него благодарный взгляд, улыбнулась:
– Значит, мы правильно решили не связываться с фотографиями на первом этапе. Живьем – так оно лучше. Ведь правда?
– Живьем – оно, конечно, – согласился Кузьмин.
«Какие фотографии? Какой этап?.. – недоумевал он. – Да какая разница! Она рядом – и этого довольно…»
С минуту они шли молча, хрустя песком.
– А мы ведь раньше встречались, Вероника, – неожиданно для себя сказал Сергей. Она бросила на него быстрый, внимательный взгляд. – Помните, – продолжил он, – несколько лет назад вы отдыхали в пансионате «Солнечное»?
– «Солнечное»? Да, что-то такое было. Вы тоже там отдыхали в это время?
Кузьмин кивнул. Вероника остановилась, он тоже.
– Подождите-ка, – сказала она и заскользила тревожным взглядом по его лицу. И это было как прикосновение беспокойных пальцев. – Так вот оно что. А я-то все мучаюсь: откуда мне знакомо ваше лицо. Художник… Так это вы. Просто невероятно.
– Я тоже так считаю.
– А вы сильно изменились… В лучшую сторону. Возмужали. Не юноша, но муж. Надо же, такое совпадение.
Вероника во все глаза растерянно смотрела на Сергея, и было видно, что эта их невозможная встреча произвела на нее очень большое впечатление.
А Кузьмин испытывал в это время неподдельную радость: Вероника помнила его! Может быть, она даже не раз думала о нем, о том чудике, который загорал все время неподалеку. Нужно было срочно развивать успех. Вот сейчас он признается, что уже тогда втрескался в нее, как говорится, без памяти – и пусть что хочет, то с ним и делает.
Сергей готов был уже открыть рот, чтобы сделать признание, но Вероника опередила его. То, что она сказала, подействовало на Кузьмина как отрезвляющая пощечина. Не сами слова, а только имя, которое она произнесла.
– Куда пойдем? – вдруг спросила Вероника и улыбнулась. От ее растерянности не осталось и следа. – В ресторан не хочется… Знаете что, раз уж мы сто лет знакомы… Я живу тут недалеко… Предлагаю заглянуть ко мне, Захар.
Захар??? Просто настоящий облом! Сергей вдруг все понял. Об этом можно было догадаться с самого начала. Но способность здраво мыслить он потерял в тот момент, когда поднял на нее глаза.
«Ну конечно! Она пришла на свидание с тем мужиком, который не дождался ее. Что-то из серии: знакомство по брачному объявлению. Я занял место этого… Захара… А журнал – опознавательный знак. Вот повезло… Кто бы мог сказать, что со мной произойдет нечто подобное?! И что теперь?»
Вероника продолжала говорить, точнее, аргументировать свое смелое предложение заглянуть к ней. Сергей рассеянно слушал и никак не мог решить: признаться ли ему, что он не тот, за кого она его принимает – не Захар, или сделать это позже – когда-нибудь.
«Надо сказать правду, – решил он. – Начинать с вранья… А если она обидится, что я так долго, целых десять минут, морочил ей голову, держал за дуру, развернется и уйдет? Потерять ее еще раз?! Никогда!!! Нет… Все же надо сказать!..»
– Пришли, – объявила Вероника.
– Действительно рядом. – Сергей запрокинул голову, оглядел старинный дом на Фонтанке метрах в ста от Юсуповского сада. – А ведь я гулял здесь… по набережной. И не раз.
– Окна выходят прямо на реку, – похвасталась Вероника.
Кузьмин внимательно посмотрел на нее, смущая этим своим взглядом, и произнес:
– Всегда мечтал жить в доме с окнами на реку.
Вероника неожиданно рассмеялась, то ли уловив в невинной фразе двусмысленность, то ли каким-то своим мыслям. Вслед за ней рассмеялся и Сергей.
– Ну пойдем, – перешла она на «ты». – Оценишь, какая я хозяйка.
Это была отдельная трехкомнатная квартира с большим коридором и кладовкой. Все окна действительно выходили на реку с Измайловским садом на том берегу. Мебель в квартире была современная, низкорослая и совершенно не вязалась с высокими потолками. Сергею еще подумалось, что и сама Вероника не очень вписывается в квартиру. Но мало ли кто во что не вписывается.
Минут десять ушло на суету с мытьем рук, и вот он уже сидит в тесноватой по сравнению с коридором кухне, следит за Вероникой, хлопочущей у плиты, слушая тихо бормочущее радио.
– Почему ты… такая красивая, энергичная и… какая-то служба знакомств? У тебя не должно быть проблем с выбором мужчины. Или я ошибаюсь? – спросил Сергей, нервно подергивая ноздрями – от плиты на него наступали аппетитные запахи, дразня, да что там – издеваясь над пустым желудком.
– Зачем мне мужчина? – отозвалась Вероника, в цветастом фартуке, который она надела на коротенький запахивающийся халатик – успела переодеться. – Мне муж нужен. Отец моих детей. Ты ведь тоже обратился в службу, между прочим.
Вероника бросила на Кузьмина испытующий взгляд, и на мгновение ему показалось: она все знает! Знает, что он – это не он. Но ощущение длилось только одно неуловимое мгновение.
– Ну, в общем, да, – согласился Сергей. – Я тебя понимаю. Мы оба ищем созревшего человека… Кем ты работаешь, если не секрет? Или учишься?
И опять он поймал на себе ее внимательный взгляд.
– Давай не будем превращать нашу встречу в протокол, – сказала Вероника. – Лучше расскажи, почему ты тогда не познакомился со мной. Ведь я нравилась тебе, я помню.
– Нравилась… – признался Сергей. – Можно даже сказать… – фразу он не закончил, перехватило вдруг горло.
– Что «можно сказать»? – замерев с ложкой в руке, спросила Вероника. И по тому, как дрогнул ее голос, было ясно, что для нее это очень важно.
– Так… – выдавил Кузьмин. – Сказать много чего можно.
Они перебрались в гостиную. Сергей упирался, уверяя, что в кухне чувствует себя вполне комфортно, но Вероника проявила завидную твердость. Все, что было приготовлено, они вдвоем погрузили на сервировочный столик и выкатили его из кухни.
Вероника зашторила окна, зажгла свечи, включила музыку, тягучую, обволакивающую… Вино в бокалах искрилось золотом, золотые искорки прыгали в глазах Вероники. У Сергея голова шла кругом, и он давно бы начал подкоп под шикарное тело молодой женщины (действовать надо, а не загорать, как в прошлый раз!), о которой столько мечтал, которая снилась ему чуть ли не каждую ночь, но не делал этого по одной простой причине: Вероника принимала его за другого! Это не его, а того невзрачного на вид мужика она пригласила к себе домой. Это не он, а тот сидит за столом, набивая себе желудок всякими кулинарными изысками. И если Сергей сейчас дотронется до Вероники, то это дотронется не он, а, опять же, тот!
– А кто здесь еще живет? – спросил Кузьмин, чтобы отвлечься от невеселых мыслей.
– Родители. Они сейчас на даче… Потанцуем? – неожиданно предложила она.
Вероника поднялась. На ней был все тот же короткий шелковый халатик, подвязанный тонким пояском. Сергей уставился на узел, которым был завязан поясок.
«Если дернуть, полы разлетятся в стороны, – пронеслось в мозгу. – Интересно, какое у нее белье? Или она вообще без белья?»
Эта мысль тупо и сладко ударила в голову. Сергей поднялся, ощущая себя пьянее раз в десять, чем должен был бы быть после выпитых двух бокалов вина. Вероника сразу прильнула к нему всем телом, и Кузьмин чуть не закричал от того острого наслаждения, которое захлестнуло его. Нет, ничего порочащего его как мужчину не произошло, но то, что он испытал, стоило рядового оргазма, десяти таких рядовых оргазмов. Его словно осветили изнутри каким-то необыкновенным божественным светом, и все, что под этот свет попало, вдруг запело, тоненько, пронзительно…
– Поцелуй меня, – щекоча, шепнула Вероника в самое ухо.
– Не могу, – так же шепотом ответил он.
Тут, как нельзя кстати, музыка, под которую они танцевали, закончилась, началась другая – быстрая. Они снова оказались за столом. Вероника поправила халатик, старательно избегая его взгляда.
– Еще вина? – спросила она.
– Еще немного, и я бы на тебя набросился, – признался он.
– Так что же не набросился? – спросила Вероника и на сей раз твердо посмотрела в его глаза.
– Это проверка?
– Какая проверка?! – вспыхнула она.
– Если бы я набросился, то я не тот, кто тебе нужен, так?
– Скажи лучше, что я тебе не нравлюсь. Что ты все придумал.
– Глупая… Да знаешь ли ты, что я… Эх, да что говорить? Ты же сама все видишь!.. С тех самых пор…
– Каких еще пор? – явно намекая на другой смысл слова, спросила она. И это ее выдало.
«Она стесняется сама себя, – понял Кузьмин. – С чего бы это?»
В этот момент заиграла знакомая мелодия. Именно эту музыку часто передавали в то лето, когда он встретил ее.
– Узнаешь? – оживилась Вероника.
– А как же! Та самая!
Она, только что веселая, такая возбужденная, вдруг погрустнела.
– А знаешь… – сказала Вероника и замолчала.
– Что? – подбодрил ее Кузьмин.
– Нет, ничего!
Вероника вскочила со своего места – от грусти не осталось и следа – снова веселая, возбужденная – и, раскачивая в такт музыки бедрами, вышла на середину комнаты. Это был эротический танец, а что же еще?! И довольно умелый. Она явно соблазняла его. И Сергей соблазнился бы… Но ведь он был не он!!!
В самый кульминационный момент Вероника дернула узел на пояске, и произошло то, что Кузьмин прокручивал уже в своем воображении. Полы шелкового халата разлетелись, и взору Сергея открылось… нет, слава Богу, не обнаженное тело, этого он ей бы не простил, а полупрозрачное кружевное белье.
Вероника замерла, а музыка звучала дальше, и в воображении Кузьмина (а вот это он себе простил) упал на ковер халатик, потом маленький лифчик и вслед за ним (о Боже!)…
– Ты ведь хочешь меня! – сказала Вероника голосом, в котором ощущалась злость.
– Хочу, – глухо отозвался Кузьмин.
– Так в чем же дело?!
– Я не могу.
– Ты что, импотент? А может, голубой? Или у тебя есть другая? – Она все так же стояла перед ним в распахнутом халате, ничуть не стесняясь своей едва прикрытой наготы.
