Текст книги "Мелкинд Виллейн (Золотой Талисман) (СИ)"

Автор книги: Павел Шмидт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 7

Рыбацкая улочка вымерла. Люди прячутся, не знают какой беды ждать, в надежде на крепкие засовы. Давно без потрясений в королевстве и дым первых пожаров убивает желание бродить по городу. Из-за реки, со Старого города крики и звон металла. С вершины башни мелькнуло тело, фонтан брызг оросил тёмный камень утеса. Я лишь пожал плечами, судьба коллег безразлична. Хотя, Фитцу есть что сказать!

За час Унрулия превратила мою одежду во что-то короткоштанное, детское, залатанное. Я коротко обрезал волосы на манер Эритора, такой же светловолосый, издалека сойду за старшего брата. Соломенная шляпа завершает наряд, отсечёт любопытные взгляды. Унрулия выудила из тайника кошель, тесёмки чуть не лопаются под напором монет, я с изумлением отметил блеск золота. Если она швея, то королевская!

За нами хлопнула дверь, во взгляде хозяйки слабая тень тоски. Унрулия с трудом повернулась к дому спиной и, сперва неохотно, затем всё решительней зашагала прочь.

Здания кругом площади и до самых врат срослись в единый строй, к задним дворам узкие проходы, но не сунешься – забраны решётками, ставни закрыты наглухо, словно ждут Обнажённую Леди. В центре площади источник, струи бьют высоко из-под расколотого валуна, вокруг чаша бассейна, тёмно-красный гранит ловит прозрачные капли. По легенде гигант Аракс сразился с дедом короля, удары каменной палицы были настолько мощны, что сама земля развёрзлась потоком слез. На бортик взобрался старик в сером балахоне, веки сомкнуты навсегда. Слепец кричит толпе крестьян и проходимцев всех мастей, кадык на мощной шее бьёт под челюсть после особенно страстного возгласа.

– Боги! Боги забыли нас, забыли и прокляли! Час настал, падёт последний из королей, и город поглотит тьма магии! Нечестивый колдун возвысится на крови, настанет мор и хлад, раздор и стенания!

Народ притих, мужички слушают, как заколдованные.

– Есть, есть ещё надежда! Ищите, бейте подлых колдунов, убийц короля! Когда последний маг будет предан мечу, Светлый Принц вернётся, спасёт всех нас!

Звёздный час у проповедника, вчера кто его слушал, но сегодня стоят, разинув рот. Я сплюнул, украдкой.

– Все к башне, скинем проклятых колдунов! – продолжал бесноваться слепец. Знакомые, такие знакомые речи! Воспоминания десятилетней давности, казалось, остались в прошлом, но проклятый старик разбудил. Я тряхнул головой, не время.

Старик воздел руки в сторону Старого города, толпа послушно качнулась.

– Бей прихвостней! – прокричал здоровый мастеровой, заехал в глаз соседу, только что стояли рядом мирно. Несколько человек пытаются выскользнуть, пошли поперек толпы, их пихнули, вспыхнула драка. Я скривился, глядя на людское племя.

Толпа потекла на нас и вокруг нас, сжимает крепкими плечами, тащит к мосту в Старый город. Унрулия цепляется за руку сына, взгляд отчаянный, второй рукой держится за меня. Главное не упасть, затопчут! Справа и слева озверевшие рожи, долгие спокойные годы прикидывались добрячками, копили злость. Я потянул спутников, но не вбок или взад, а вперёд, обгоняя самых ретивых.

– Бей, бей! Туда! – закричал я во все горло. Мы вырвались, свернули в боковой проулок. Мимо проносятся разъяренные лица, в руках неведомо откуда дубинки и камни. Эритору в толчее заехали локтем, с ноздри ползет красная капля. Мальчик утерся рукавом, мать вскинулась было ругать, махнула рукой.

– Еле успели. Еще чуть, и пришлось бы бросать меня с башни, – попытался я пошутить.

– Этого я и боюсь. В беспорядки бьют первыми тех, кто живет особняком, сам по себе.

Я хмыкнул, задумавшись.

– Вернёмся к воротам. Посмотрим, удастся ли проскочить мимо стражи.

У ворот давка, часть лордов спешит покинуть столицу, отсидеться за крепкими стенами родовых замков. Отряды под стягами кабанов, вепрей и прочих хряков да подсвинков зыркают зло, пока бароны спорят, чьё право бежать первым. Одна из дружин закупорила проход барбакана, стоит, ощетинившись копьями. На прилегающей улочке повозки, крестьяне мнут шапки, не решаясь лезть мимо оружных людей.

– Здесь не пройти, пока вояки разберутся, чей лорд выше. Вы упоминали какие-то связи. Контрабандисты?

– Купцы, – не моргнув, ответила Унрулия, – но и они пользуются воротами. Разве что по реке...

– Забудьте. На лодке мимо сторожевых башен слишком подозрительно, а корабли в город не заходят.

Мы направились к подводам, те стоят пустые или со скудными покупками. Унрулия настороженно придерживает тугой кошель, и нанять возницу надо и показывать золото не хочется. Ремесленники отводят взгляд, боятся взять попутчиков. Обошли очередь дважды, больше нельзя, и так уже шепчутся. На одном из вновь подъехавших возков дедок, пряча ехидную усмешку в тощую бороденку, окликнул сам.

– Люди добрые, садись, подвезу недорого! Только деньги вперед, а то боязно мне.

– Слышь, батя! А твои где? – сказал я, ткнул в бок Унрулию. Та полезла за парой монет.

– Один я, бабка послала разносолы огородные торговать. Распродал и обратно, но видишь, не успел. Запрудили, солдаты окаянные! – посетовал дед. Помялся, спросил осторожно: – Вы сами кто будете?

– По нам разве не видно? Почтенная мать двух детей желает навестить тетушку. Так и скажешь на выходе.

– А провожатые где? Подозрительно, кабы не пришлось страже на лапу дать!

Дед выразительно посмотрел на кошель, пришлось достать ещё пару монет. Наконец, устроились на возке, сидим, ждём пока лорды пересобачатся.

С длинной мощёной улицы, опережая всадников, летит цокот копыт. Показался новый отряд, во главе рыцарь, волосы цвета спелой пшеницы развиваются на ветру. Я вгляделся до рези в глазах, да это тот самый, с лопоухим пажем! Точно меня узнает! Я надвинул шляпу пониже. Рыцарь уже около лордов, вклинился в спор как равный, резким рубящим жестом указывает на ворота, в сторону дворца. Через несколько минут бароны разошлись, лица недовольные, но дело пошло. Один за другим машут своим людям, те строят отряды в подобие очереди. Один лорд даже развернул обратно в город. Фух! Теперь и нам проскользнуть легче.

На удивление, городская стража исчезла, как тени в полдень, на воротах не дают упасть копьям пара сопливых новобранцев. Остальные решили убраться подальше от опасного спора лордов? Нет, строятся в отряд, под командой все того же рыцаря, дружно печатая шаг, двинулись к центру. Похоже, дела королевские плохи.

Поток телег стронулся, люди бегут из города и пешком, расползаются за воротами по трём дорогам.

– Ну что, куды едем? – спросил старичок, безошибочно глядя на меня, как на главного. Вот проклятье!

– Правь пока к своей деревеньке, там скажем, – буркнул я с досадой.

– Нам бы к Звенящим Ручьям, – встряла Унрулия. Я поморщился, зачем выкладывать первому попавшемуся. Впрочем, а ну-ка! Я украдкой достал карту, небрежные штрихи чародея сложились в кружок столицы, на самом краю уголок высокой горы, туда падёт Талисман, рядом уголки поменьше. Звенящие Ручьи совсем в другой стороне.

– Да-да, нам в Звенящие Ручьи. Знаете, где достать лошадей?

– Зачем лошади, сам свезу, только дайте припасу прихватить в деревеньке, оно и вам пригодится. В возке всяко удобнее путникам! То-то бабка обрадуется приработку! – выпалил дедок, оживился, потирает руки в предвкушении, понукает старую лошадь шевелить мослами.

Наезженная дорога уводит вдаль меж холмов, но мы свернули на едва видную колею. О близкой столице не дает забыть блеск дворцовых шпилей, мимо плывут хутора в два-три дома с хозяйством. Солнце начинает припекать и Эритора сморило под непрерывный поток слов деда. Мы с Унрулией уже знаем про каждого соседа, про родню дедка и семейную историю на два десятка лет взад. Каждый перелесок, мимо которого едем, получил название, знаменит происшествием со свояком, золовкой или просто кумом. Унрулия морщится, я высказался шёпотом в духе, что за представление заплачено слишком щедро, жаль не слушать. Наконец, и Унрулию сморило.

На обочинах непролазный кустарник, подбирается подлесок, следом чаща спускается с холмов. Высоко над головами кроны, множеством зелёных пальчиков держат небо, понизу растительность такая густая, в двух шагах не видать. Глушь совсем рядом со столицей, аж неуютно.

– Эй, дед! Как, говоришь, деревня твоя зовётся?

Дед лишь с посвистом щёлкнул поводьями, кобыла дёрнула, понесла вскачь. Возок прыгает колёсами в колею и обратно, я еле держусь за борта.

– Ты что творишь, стой! – закричал я. Вредный старик резко потянул поводья, лошадь встала на дыбы, возок занесло и валит набок. Я вылетел кубарем в ближайшие кусты, из повозки крик. От дальних кустов несутся двое: тощий мужик во рванине с бородищей по грудь, в руке меч тусклого дрянного железа, и разбойник с кистенём, кожаная кираса едва держит напор пивного пуза. Пузатый огромными ручищами сразу сграбастал мальчишку, шарит проворно в поисках верёвки, та зацепилась на поясном ремне. Бородач тащит из воза Унрулию. Длинные женские ноготки в миг располосовали разбойничью харю, мужичок с руганью переложил меч, вцепился заскорузлой клешнёй в тонкое запястье.

– Пузан, лови, там ещё один, третий! – возопил подлый дед, корявый палец указывает в мою сторону. Я не стал мешкать, прыгнул на спину бородача, он ближе. Сверкнуло лезвие, я вонзил кинжал со всей дури под основание шеи, кровь струей вверх, мигом промочила пегую бороду. Унрулия с ужасом отдирает уже мёртвые руки, мелкие красные капли добавили зверских родинок на смуглое лицо.

Пузатый вожак взревел, одним движением отшвырнул Эритора и ринулся к нам, кистень гудит над головой, вот-вот разобьёт головы. Рука разбойника замедленно пошла вниз, камень кистеня плывёт прямо в лоб. Я бросился, сжавшись, под ноги, разбойник кувырком. Я почувствовал тупой удар по спине, боль вспыхнула и сразу пропала. Оглянулся, разбойник лежит рядом, рёв сменился мычанием, рука неестественно вывернута, рукоять кистеня скользнула из вялых пальцев. Я подполз на локтях и безжалостно ударил ножом под кирасу, ещё раз. Разбойник взвыл, схватился за живот, пытается удержать одной рукой, но нутро лезет и лезет из-под края. Засучил ногами, дёрнулся в последний раз. Меня вывернуло от запаха внутренностей.

– Всем стоять, мальчишку зарежу! – гаркнул подлый дед, держит узловатыми пальцами Эритора за шкирку, кривой засапожный нож щекочет кончиком в ямке меж ключиц. Унрулия замерла как натянутая тетива. Я приподнялся на локте, перепачканная кровью вторая ладонь к старику. Пальцы резко сжались в кулак, оберег на груди Эритора вспыхнул алым светом, разбойника швырнуло взад. Эритор повалился как сноп, на шее набухает красным тонкий след, потекли капли. Унрулия с криком бросилась тормошить, голова сына мотается как у игрушки-болванчика. Веки мальчика затрепетали, Унрулия смеётся и плачет, рвёт без жалости подол дорогого платья, спешит наложить повязку. Я глянул коротко – порезана шея, к счастью, лишь кожа. Устало привалился к мёртвому разбойнику.

– Виллейн, т-ты как? – бросила Унрулия не глядя, губы дрожат от пережитого, грудь вздымается высоко и часто. Я с трудом оторвал взгляд, перевёл на свои ноги. Только теперь чую далекий пульс боли, слабый, где-то в пояснице. Надо встать. На лбу бисеринами ледяная испарина – забыл как это делается! В панике оглянулся – Унрулия занята сыном, ничего не замечает. Опёрся ладонями о землю, попытался хотя бы сесть. Вдоль спины стрельнуло, болезненный разряд от шеи до пояса, ниже исчез, как растворился. Рука подломилась в локте, и я встретил щекой землю. Откуда-то издалека мысль, спокойная и чужая: ноги не слушаются.

За спиной Унрулии шевеление – это дед вскочил на корячки, зенки широко распахнуты, рожа красная, от бороды, усов и бровей ничего не осталось, одёжка дымится. Я предостерегающе вскрикнул, но дед лишь проворно, на всех четырёх, вломился в кусты, прочь от нас, бешеных. Я вытянул руку вслед.

– Не дайте уйти!!!

Унрулия не обратила внимания, преклонила колени рядом, тонкие пальцы прошлись, разминая, по моим ногам, но я не чую прикосновений. Закрыл, в бессилии, глаза. Все кончено.

– Как тебя угораздило! Зачем сунулся под удар? – укоризненно проговорила Унрулия. Я дёрнул плечом, кто ж знал заранее!

– Дед приведёт еще, надо уходить. Помогите забраться в телегу.

Подхватили за ноги и за плечи, еле подняли – пусть ростом я не велик, но кость тяжёлая. Перевалили как мешок с мукой за борт замершей косо телеги. Повозка выровнялась на все четыре колеса, Эритор в два касания вспорхнул на облучок, в руках вожжи, щёлкнул, неумело понукая лошадь, но та дёрнула, лишь бы прочь от побоища.

– Дай погляжу! – запричитала Унрулия, пальцами задирает край куртки. – Ничего себе!

– Что там, спина сломана? – с трагическими нотками спросил я.

– Н-нет, будь сломана, уже учуяли бы. Здесь огромный синяк.

– Тогда почему отнялись ноги?! Это пройдет?

– Не знаю, к лекарю надо, в город. Или к магу толковому, только где их теперь взять... ты сам можешь что?

Я прикусил губу. В столицу не попасть, смута и облыжные обвинения отрезают путь. Унрулия оставила в покое, на смуглом лице понятная бледность, и выражение, как если набрала воздуха, но не решается сказать.

Возок бодро прыгает по лесной дорожке, корни могучих деревьев разлеглись поперёк, то и дело подбрасывают колесо и нас заодно. Впереди светлеет, намекая, что разбойничья чаща вот-вот кончится, и нужно принимать решение, куда двигать дальше. Унрулия сидит, обняв сына, но поглядывает искоса в мою сторону. Я пригляделся к мельчайшим черточкам, они столь красноречивы. Женщина то хмурит брови, то вздыхает, тяжёлые думы морщат на миг гладкий лоб.

– В Ретунии были, гм, есть маги знатные. Да и вы сможете пристроиться, спрятаться у моей родни, – проговорил я старательно ровным голосом.

– У мелкиндов что-ли? – удивилась Унрулия, уголки губ пошли вверх в милой улыбке, на щеках ямочки. – Как среди вас спрячешься?

– Нет, я вырос у людей.

Унрулия хмыкнула, само недоверие, Эритор обернулся, рот приоткрыт, вот-вот муха залетит. И почему это так удивляет? Хотя, да, и люди, и эльфы, и гномы, не говоря об иных расах, не примут чужака. Так повелось с былых времен, кто не свой – враг. Слишком много крови и бед пролегли между всеми нами.

– Так вышло. Младенцем к вратам города подбросил пустынный клан, они так делают в особо тяжкие годы. Родители, скорее всего, погибли. Обычно, наша диаспора берёт на воспитание, но, сказывали, с тем кланом вражда... кабы не тётушка, не лежал бы как колода, без ног!

Голос мой сорвался чуть ли не на рыдание, к щекам бросилась горячая кровь, в уголках глаз слёзы. Но Унрулия с рассеянной улыбкой не обратила внимания.

– До границы Ретунии близко... – задумалась Унрулия. Я сейчас полностью в их власти. Магии шишь, ноги не ходят. Жалкий калека! Накатила злость, тоже мне, рыцарь, "сам мал, но малых защищает". Дозащищался! Надо было бежать, потом бы вернулся, по уму расправился с разбойниками. Теперь лежу мешком, на милость случайных незнакомцев. Унрулия вон, уже моську морщит – хочет бросить, да не знает как сказать! Я, сгоряча, решил подлить масла в огонь.

– Близко-то близко, но через болота, а там тролли. Кое-кто похуже троллей – смердюки!

– Что за смердюки?

– Беглые, крестьяне что удрали и от наших лордов, и от ретунских. Засели в болотах, живут, – я пожал плечами, – живут как могут, чужаков не выносят на дух. О них такие истории сказывают...

Эритор раскраснелся, в голубых, по-детски доверчивых глазах жгучее любопытство.

– Виллейн, расскажи про смердюков! И про троллей!

Я вздохнул, делать, всё одно, нечего, пока кляча мерно тащит телегу сквозь подлесок.

– Жил-был тролль, сидел, себе, в болоте, растил лягух да пиявок. Однажды, пришел злой колдун с колдовским своим амулетом, зелёным да ядовитым. И пришлось троллю топать в чужую страну, местному принцу на потеху да расправу...

Я рассказал всю историю, как удалось сложить из фрагментов, речь плавная и мерная, как у тётушки в детстве. Унрулия прислушивается, с улыбкой глядит на сына. Под конец, улыбка застыла, как заморозили, пропала совсем.

– Где же принц Джетсет?

– Откуда мне знать? Тролль уволок, схарчил, утопил в болоте!

Я махнул рукой, при всей симпатии к Его Высочеству – сам виноват, неча лезть сдуру. Себя погубил и меня подставил. Назвался принцем, руби тролля! Вспомнился Роуди, гном прям, как палка, и прост, как камень. Попрёт на поиски Джетсета, начав, вестимо, с того овражка. Или сразу пойдёт искать Талисман? Надо торопиться!

– Унрулия, поговорим начистоту. Я вам в тягость, до ближайшего города десятки лиг, скоро болота. Уверен, за мной погоня, наверняка, объявили главным злодеем, убивцем принца!

Унрулия замедленно кивает, так, что не поймешь, согласна или просто: да-да-да, говори-говори. Я продолжил, пытаюсь воззвать к разуму.

– Вам бы меня бросить, уйти вдвоем. С другой стороны, тоже бежите. От чего? Или – кого? Если ищут женщину с ребенком, найти просто, люди запомнят. Да и неприятности в дороге, сама видишь, наготове.

Я замолк, слова сказаны, решение не за мной.

– Какой нам толк от калеки? – жёстко возразила Унрулия. – Это ты попался на сладкие уговоры дедка! Я ничего не решала!

– Я, и поплатился за это! Посмотри на меня. Думаешь, не точила мысль – сбежать, оставить разбойникам на поругание? Вступился за вас, и что теперь?!

– Мама! Нельзя бросать Виллейна, о чём вы, Он спас нас, он... он тоже герой, как отец! Помнишь, рассказывала?

Её щёки мгновенно залила краска, Унрулия быстро украдкой стрельнула глазами на меня. Старательно делаю вид, что не обратил внимания. Что ещё могла сказать сыну? Мальчишке лучше верить: папа герой, странствующий рыцарь, погиб храбро в дальних странах. О, я это очень хорошо понимаю! Жаль, не нашлось никого, сказавшего слова доброго, хоть что-нибудь, про моих.

– Виллейн! Мы должны найти Джетсета! Мама, как ты не понимаешь, если король мертв, Джетсет – единственный наследник!

Унрулия дёрнулась на последней фразе. Глядя куда-то вниз и вбок, проговорила медленно, через силу:

– Ты прав, сынок – Джетсета нужно найти! Только вылечим, сперва, Виллейна.

Глава 8

Погоня не заставила ждать.

Небо пугает низкими облаками, напрасно, уже не верит никто, за плечами месяц засухи. Солнце золотом льётся в частые прорехи, в самой вышине, вторым небесным ярусом белые завитки. Мы успели порядочно отъехать от леса, на горизонте холмы меняются плоской как стол степью. Травы жёлтые, до предела сухие, шепчут, жалуются под крепчающим ветром.

Вчера сидел в темнице без надежды выбраться, краткий, но радостный миг свободы и вот, снова прикован. На этот раз к ногам, лежат, проклятые, бесчувственным грузом поперек воза.

Раскаркалось, взвилось над лесом вороньё, на опушке осадили коней всадники, такие же чёрные. Озираются исподлобья, наш возок удачно нырнул в ложбину.

– Эритор, правь в сторону, вон к тем кустам! – скомандовал я, повернулся к Унрулии. – А ты сделай что-нибудь со следами!

На твёрдой дороге езжено-переезжено, но в высокой траве чёткий след колес. За кустами зеленеет, угадывается ручеёк. Лошадь радостно фыркнула, зашла по колено, конячьи губы жадно приникли к воде.

– Что я могу с ними поделать! – возмутилась женщина, кулачки упёрты в бока. Нашла время препираться.

– Я почём знаю? Выправь стебли руками!

Звучит глупо, Унрулия уставилась соответственно. Солнце блестит на серьгах, жемчужины светятся жёлтым, как в огне. В огне?!

– Подожги тогда, смотри, вокруг одна сушнина! Точно, устроим пал, отсидимся у ручья. Эритор, дай оберег и завяжи глаза лошади.

Я схватил оберег, чую магическую искру. Подожди чуток, скоро, скоро вырвешься на свободу! Швырнул Унрулии, та поймала на лету, вырвался крик боли – в ладонях маленькое солнце.

Унрулия побежала, умница, то вдоль правой обочины, то вдоль левой. В вытянутых руках пылает жаром оберег, за спиной полотнище огня. Трава разгорается охотно, загудел ветер, гонит пал прочь от нитки дороги. Дым такой, что сразу закашлялись, лошадь фыркает без перерыва, из-за гула пламени ничего не слыхать. В небе чёрточки птиц, сложили крылья, но горячий воздух упрямо толкает ввысь.

Преследователи замерли на высотке, человек пять-шесть, высматривают исподлобья. Впереди главный, смоляной конь бьёт копытом, круп укрывает плащ цвета сажи, лицо смутно знакомо, но с такого расстояния черт не разобрать.

– Не больно похожи на разбойников! Что скажешь, красавица, по вашу душу пожаловали?

Унрулия дует на обожжённые ладони, пристально вглядывается, смуглую кожа лица как мукой обсыпало. Отряд ринулся дальше, кони хрипят, дико вращают глазами, но шпоры и короткая узда заставляют скакать меж стен пламени. Всадники пронеслись по дороге, обгоняя пожар.

Звук колокола прилетел с деревеньки, нет, из села – откуда в деревне церковь? Село не видно за мелкими холмами, ручеёк бежит промеж, если двинуться вдоль берега, как раз выйдем. Я окинул взглядом ручей – не выйдет, густой ивняк торчит, местами, прямо из воды.

– Ты скажи, за какие грехи гонятся? – спросил я. Унрулия передёрнула плечами.

– С чего взял, что за нами? Не будем об этом, сейчас главное – уйти от погони, добраться до лекаря, – надавила на больное Унрулия. Я морщусь при неловком движении, к спине как доску привязали, и бьют, бьют с каждым ударом сердца. Пробую шевелить пальцами ног, не выходит, от спины вниз пустота, усилие вязнет в животе, там словно горячее болото. Вдруг стало отчаянно не по себе от мысли упасть в глазах Унрулии! Дыша размерено и ровно, я проговорил, получилось – сквозь зубы:

– Не надо лекаря, и мага не надо. Это просто отёк, ушиб. Пройдёт через пару дней... только нет этих дней!

– Почему нет? Найдём сердобольного крестьянина, вдову на отшибе, мир не без добрых людей. Отсидимся – и дальше в путь!

Я заколебался. Унрулия правильно говорит, неделька покоя не помешает, там и двинемся... куда, зачем? Чародей дал понять: Талисман падёт через три дня.

Солнце в высшей точке, покатилось по небосводу на закат. Гном, а может, и Хольстер, уже топчут лиги на пути к горе. Нельзя позволить завладеть Талисманом! Я взглянул на Унрулию, та следит пристально, чует тонко развитой женской чуйкой, легко читает с лица, не мысли, нет, но сомнения. Эх, была, не была!

– Придётся рассказать. В дороге, пора выбираться из пожарища, пока дым глаза не выел.

Эритор щёлкнул вожжами, лошадка с опаской ставит копыто, глаза завязаны. Воз тяжело вкатился на ровное место, поле вокруг чёрное, серые дымки свиваются тугие спирали. Раскаленный воздух дрожит и за сто шагов расплылось, в мареве ничего не видать.

– Поклянись сыном сохранить в тайне! Обещай что поможешь, это очень важно, важнее всего что было!

– О чём ты, не понимаю!

– Просто – клянись! Хранить секрет пока мы в пути, тебе ничего не стоит, а там, решишь как поступить.

Унрулия неохотно кивнула, мелко так, как приветствуют прислугу. И на том спасибо! Я помедлил, подбирая слова.

– Явился чародей и сообщил: через три дня на гору падёт Золотой Талисман. Талисман это не какой-то там амулет, могучий артефакт, наполнен океаном магии! Хватит очень надолго. Магия Фитца тоже проистекает от какого-то артефакта, вряд ли от талисмана, иначе бы не сидел в промозглой башне крохотного королевства. Чем я хуже, почему должен довольствоваться крохами с господского плеча?! Добуду свой. Без магии я – никто.

Губы Унрулии превратились в тонкую линию, возразила неодобрительно:

– Зря на себя наговариваешь, в лесу без магии справился, старик не в счёт! Упадёт твой Талисман, и что? Пусть себе лежит, поправишься – заберём.

Сердце радостно пропустило такт от последних слов.

– Нельзя медлить! Роуди, да и Хольстер знают, подслушали чародея, могут быть на полпути. Чародей тот сам не из молчунов, другим разболтает!

– Это кто такие?

– Коллеги по колдовской башне. Бывшие приятели, чтоб им провалится, предателям!

– Талисман способен тебя исцелить?

Эритор внимательно прислушивается к разговору. Я задумался: выкладывать как есть или повременить? Как всегда, не зная что соврать, рубанул правду.

– Исцеление – необходимая мелочь. Что-то заставляет верить: чародей не обманывает, Талисман даст даже больше, чем смею надеяться. Я всегда стремился к магии, да не к простым фокусам с амулетами! К истинной первородной силе, помнишь, как в легенде о Симарине? Помоги, я в долгу не останусь! На меня положиться можно, сами видели.

Унрулия с улыбкой каким-то своим мыслям протянула руку.

– Я верю тебе. Надеюсь, поправишься, прежде чем придётся затаскивать на гору!

– Ура! – вскричал Эритор, вскочил, на лице восторг. Лошадка дёрнула с перепугу, Эритор кувыркнулся к нам через облучок.

Я пожал узкую ладонь, приятно прохладную. Стоило пальцам соприкоснуться, ледяная волна метнулась от кончиков вверх по кисти, стрельнула в локоть, в плечо и, наконец, в голову. Мысли остекленели, замерло и всё вокруг. Я смотрю тысячью глаз, шевелю тысячью рук, сгораю в жарком пламени, дымом ввысь, камнем наземь – всё это одновременно, вновь и вновь. Могучие удары сотрясают бесплотного меня, отбивают ритм, с каждым тактом наваливается тяжесть, больше, ещё вдвое, хребет бы затрещал, но давит со всех сторон, плющит, ещё сильнее, давит страшно, дышу как свинцом, сдавило до тонкого звона в ушах...

Чувства рывком вернулись к обычным. Попрыгивает воз, колёсная ось никак не договорится с шириной колеи, я лежу на неудобном и жёстком, в затылке пульсирует. Разлепил глаза, на фоне болезненно яркого ясного неба чёрный ореол волос, непокорные пряди щекочут шею. Унрулия склонилась надо мной, отпрянула.

– Виллейн, что с тобой?!

– Н-не знаю. Всё в порядке.

– Повалился как сноп, смотри, шишку набил! Наверное, надышался, сидишь понизу. Надо выбираться из дыма.

Кряхтя как дед, привалился обратно к бортку телеги, гадаю, что за напасть. Отъехали далеко, догоняем пламя.

– Я что-нибудь бормотал?

Унрулия запустила пальцы в причёску, пара изящных движений и женская магия сработала – даже на мой, далёкий от благоглупостей, взгляд лучше. Глянула искоса.

– Так, ничего особенного.

– Что значит: "ничего особенного"? – уцепился я.

Эритор обернулся с озорной улыбкой, прыснул в ладошку, смешинки золотыми колесиками просочились сквозь пальцы. Я недоумённо тряхнул головой, те истаяли в воздухе, оставив тонкий как писк звон колокольчиков.

– В любви признавался! – выпалил Эритор.

– Я?! Кому признавался? То есть, к кому признался?

Вопрос повис без ответа, Унрулия делает вид, что занята, так занята. Расправила складки, отряхивает невесомый пепел, тёмное платье в серых разводах.

– Брось, ты так красивее! – сказал я неуклюже, пытаюсь заполнить неловкую тишину. Унрулия дёрнулась, я чувствую что краснею. Да что такое со мной?! – Послушай, твой оберег... он не защитный, так? Его Эритора отец подарил?

– Как ты догадался?

– Нетрудно было. Я, какой никакой, подручный колдуна! Всё ясно.

Унрулия наклонилась, к запаху гари добавилось чистое, нездешнее. Спросила напряженным шёпотом:

– Ты что-то знаешь о моем... муже?

– Он не был странствующим рыцарем, – тихонько проговорил я.

– Не был...

– И колдуном, магом тоже не был. Иначе, знал бы, что принес такой странный оберег.

Чёрная бровь выгнулась дугой.

– Что странного, сработал в лесу как надо!

– В лесу активировал я, в обход наложенных чар, дал свободу сырой магии. Сами чары сработали только сейчас, на мне! Хорошо, что магии почти не осталось.

– Ты хочешь сказать...

– Да, это был оберег с заклинанием типа любовных. Признаю, не самый дурной способ защитить владелицу, склоняюсь перед мудростью мага! Эх, стоило запустить родные чары в лесу, разбойники бы пали на колени и поползли с букетом цветов!

Унрулия расхохоталась, от уголков глаз тонкие лучики, напоминают, что ей давно не пятнадцать лет. Преодолевая смущение, я бросил, как можно небрежнее:

– Расскажешь о нём?

– Нет, – сказала, как отрезала.

– Мне нужно быть настороже, иначе, как защитить? Скажи, от чего убегаешь? Откуда грозит опасность?

– Отовсюду, Виллейн, разве не понял? Хватит вопросов, лучше не знать лишнего, а то отнимется что-нибудь ещё.

Я фыркнул, последнее слово за самым острым язычком. Воз, отчаянно скрипя колесами, вслед за лошадью лезет на пригорок. Я приподнялся рассмотреть, граница пала совсем рядом, огонь быстро взобрался вершину, оставил чёрный пепел и торчки толстых стеблей, но спускается неохотно по ту сторону. Хорошо, дорога такая наезженная, до серой земли, пламя чётко делится на две половины. Понизу пригорка шеренга крестьян, бьют по линии огня тряпками, те скручены не плотно в жгуты. До ручья шагов сто, дети бегут с ведрами, но воду не льют, ставят наземь. Один из мужиков выскочил из дыма, копченый как чёрт, суёт на миг тряпичный жгут в ведро и снова в строй.

– Эритор! А ну, бери куртку и марш в шеренгу! Унрулия – следом, возьми мою. Я придержу лошадь.

Не успела Унрулия возмутиться, Эритор уже на полпути, прорвался сквозь пламя, лицо прикрыто локтем. Крестьянин кивнул, любая помощь кстати. Огонь будто чует: силы в центре не равны, полыхнул в два роста справа, но там уже Унрулия, не считая деревенских, все отчаянно машут, сбивают пламя. В какой-то момент погас по всей линии, только теперь крестьяне двинулись с вёдрами, проливать защитную полосу. Я направил лошадку вниз, чумазые Эритор с Унрулией идут устало навстречу. Здоровый крестьянин в летах, ещё крепок как дуб, машет приветливо, на чёрном от сажи лице блеснул белым ряд крепких зубов. Если б не голубые глаза, можно принять за одного их южных дикарей, что караванами ходят с другого конца пустынь.

– Эге-гей! Спасибо! В самый раз помогли! – прокричал крестьянин, тщетно трёт лицо такой же чёрной ладонью. – У нас беда за бедой, ещё этот пожар! Эх, найти кто пожог – руки повыдёргиваем! Видали кого на дороге?

Эритор открыл рот всё выложить, но Унрулия подошла, взяла за плечо.

– Не видели. Разве что, тот отряд, – ответил я.

– Какой отряд?

– Несколько всадников в чёрном, на вид – наёмники. Встречали?

Крестьянин мотнул башкой. Вокруг собираются люди, вопросы готовы посыпаться из приоткрытых ртов.

– Садитесь в телегу, довезём до деревни, расскажете, что за напасти валятся, – предложил я, упреждая.

– Вы сами кто будете?

Эритор не смог удержаться, детская честность рвётся наружу, как всегда, не вовремя.

– Это колдун Виллейн, мы сопровождаем его в важном походе!

"О, Духи Пустынь!" – подумал я, нацепив важный вид. Надо бы разъяснить мальчику, к чему приводит откровенность с незнакомцами. Хорошо, не успел рассказать кто и зачем тут пожог!

Народ шепчется, как-то слишком возбужденно. Подумаешь, диковина – маг. У нас не Ретуния, где за колдовство на кол садят.

– Колдун, замечательно, нам колдун нужон, очень нужон! – обрадовался крестьянин, у меня отлегло от сердца. – Давай-ка, посадим в телегу малых, надышались, вот-вот сомлеют!