Текст книги "Время терпеливых (Мария Ростовская)"

Автор книги: Павел Комарницкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 47 страниц)

– Владыко! – прервал размышления Иосифа один из стражей.

К пристани не спеша приближался большой конный отряд, явно из дружины князя Михаила. Скулы Иосифа свело. Не успел… Надо было с вечера грузить… И ночью отплыть, вот что…

– Ну здравствуй, владыко, – князь Михаил глядел на архипастыря не слезая с коня, и Иосиф ощутил гнев.

– Где почтение твоё, князь Михаил?

– Было такое, каюсь, да всё вышло, – невозмутимо ответил князь. – Далеко ли собрался?

– Как ты смеешь! – возвысил голос владыка, и дюжие охранники в чёрном взялись за рукояти мечей.

– А ну молчать! – тоже повысил голос Михаил. – С казной удрать собрался, тайно? Эй, вы, олухи! Мечи бросить наземь, сами на колени! А то ведь я вас в полон брать не велю!

Дружина князя разом вымахнула мечи из ножен. Охранники владыки заколебались – перевес численный десять против одного, да верхоконные против пеших, да не простые бойцы, витязи дружинные… Никаких шансов.

– Ну! – рявкнул Михаил.

Мечи полетели на землю, и здоровенные парни в чёрных шёлковых рясах пали на колени.

– Этих вязать! Лодью обыскать!

Княжьи кмети подскочили, взяли разом присмиревших чернецов. Никто не посмел и пикнуть, слишком близко сверкали холодной сталью мечи. Михаил наконец спешился.

– Давно я ждал подобного исхода, пастырь. Знал, что кинешь ты паству свою. Ну что ж… По крайней мере не приходится злато-серебро по ухоронкам искать. Злато-серебро то Руси нужно.

…

– Ну и как мы будем решать, кудлатый? Недоимка у тебя…

Никита молчал, угрюмо разглядывая узоры на ярко блестевшем нагруднике доспеха. Небось, один этот нагрудник дороже всего хозяйства Никиты стоит…

Сборщик податей сидел за столом, вынесенным во двор по случаю последней ясной погоды. Скоро, должно быть, уже со дня на день придут холода, зарядит серый бесконечный дождь…

Отряд бравых молодцов в начищенных доспехах стоял на страже. Рядом переминались жители сельца Семидолы, ожидавшие своей очереди к сборщику дани. Все должники.

– Я уже сдал.

– Кому сдал? Забыл, на чьей земле живёшь? Уложения не знаешь?

– Больше нет у меня.

– А меня не волнует, есть или нету. Ты должен, и ты отдашь. То, что вы тут сдали князю Михаилу, это ваше дело. Ныне тут князь Даниил хозяин, и ему вы обязаны дань платить.

– Больше нет ничего, – тупо повторил Никита, по-прежнему разглядывая нагрудник стража. Умом он понимал, что надо бы сейчас рубаху рвать на себе, слёзно голосить, в ногах валяться… Но внутри смерда что-то заколодило, и мысли выходили бездеятельные, холодные, как уж: прошуршал и исчез…

– Хорошо. В таком разе лошадёнку мы твою изымем, равно и прочую скотину. Слышишь, ты, смерд?

– Берите… – хрипло произнёс Никита, ощущая, как наваливается безразличие. В самом деле, сколько можно? Тянешься, тянешься…

– А пахать-сеять весной как будешь?

– Думаешь, на том свете тож мужиков пахать заставляют? – Никита наконец прямо глянул в лицо сборщику. В лице того что-то дрогнуло, но только на мгновение. Через секунду выражение лица стало прежним – наглая ухмыляющаяся рожа…

– Ладно… Ты хозяин, тебе видней. Эй, ребята, айда во двор к этому!

…

– … Князь Михаил Всеволодович черниговский полк вывел из Киева, а Данило Романыч галичан своих не прислал. Разве это дело?

Воевода киевский Дмитр в сердцах бросил на стол свиток со сломанной печатью. Действительно, в Киеве сейчас оставался только собственный гарнизон. Согласно договору меж двумя великими князьями Киев отходил во владение Даниилу Галицкому, и войско Михаила ушло восвояси, в Чернигов. Двадцать первого ушло, а сегодня…

– Никита, какое сегодня число?

– Третье ноября, Дмитро Войкович!

– Вот… Вторую седьмицу рать не может довести Данило Романыч!

Воевода нервно заходил по комнате.

– Слышь, Никола… Давай-ка пиши письмо князю Данило.

– Так вчера писал…

– Ты делай, что велят, а не болтай! – поднял голос воевода. – Разговорчив больно…

Писец, не споря больше, вытянул из кипы лист пергамента, вопросительно посмотрел на начальника.

– Во-во, – одобрил Дмитр. – И на малой бумажке перепишешь, с голубиной почтой пошлём.

Никита разгладил на столе пергамент, обмакнул в чернильницу гусиное перо.

– Кланяемся тебе, великий князь, и молим… – начал диктовать Дмитр Войкович, размеренно проговаривая слова. – Написал? Кланяемся и молим, да… Пришли нам войско твоё как можно скорее, ибо нападения поганых ждать следует, как токмо встанет лёд на Днепре. На Днепре… Написал? И произойдёт сие не позже, чем через седьмицу, ежели не раньше…

Забухали сапоги за дверью, и в горницу с разбегу влетел парнишка-гонец.

– Воевода! Шуга пошла по Днепру! Велено сказать…

– Точно шуга, не татары? – обернулся к гонцу Дмитр.

– Так… это… – парень был сбит с толку.

– А я уж думал, татары в Киеве, так ты орал. Выдь за дверь! Там пожди! – отрубил воевода.

Когда гонец вышел, Дмитр Ейкович снова обернулся к столу, где замер с пером в ожидании писец Никола.

– Исправь там, Никола. И встанет Днепр уже завтра, четвёртого числа то есть. Ибо пошла сегодня по воде ледяная шуга… Написал? Дату поставь. Так, давай сюда… Ну… Всё вроде…

…

– Мы понимаем твоё беспокойство, Михаил. Но и ты пойми: собрать сорок тысяч воинов дело нешуточное.

– Время, Кондрат, время! Как токмо встанет лёд на Днепре, поганые возьмут в осаду Киев, и что тогда? Надобно войско укрыть за стенами городскими!

Пламя множества свечей озаряло обширный зал. Вот интересно, подумал Михаил. Летом, когда были мы тут с Ростиславом, и солнце било в цветные витражи окон, весь этот зал выглядел таким нарядным, праздничным… Сейчас, в свете свечей, он казался мрачным и угрюмым. И сами витражи при освещении с изнанки выглядели тёмными и тусклыми. Многое выглядит иначе, если осветить его с изнаночной стороны…

– Собрать такое войско стоит очень дорого, – подал голос воевода краковский, и сидящие дружно кивнули. Михаил усмехнулся. А то он не знал, что прежде всего свербит у господ этих.

– Расходы я готов возместить в полной мере. Серебром и золотом.

Среди сидящих возникло оживление.

– Это другой разговор, Михаил Всеволодович, – Конрад Мазовецкий обернулся к епископу. – Как, ваше преосвященство?

– Святая церковь учит помогать в беде ближнему своему, – подал голос епископ. – Разумеется, когда ближние те не жалеют средств для своего спасения.

– Ну вот и ладно! – подвёл итог Конрад. – К королю Бела поедешь, князь?

Михаил покачал головой. Хорошо, конечно, было бы присовокупить к сорока тысячам Конрада ещё и полста тысяч, если не больше, воинов Арпада. Куда как хорошо… Однако момент упущен.

– Нет времени, Кондрат. Как соберёте войско, пойду назад не мешкая единого часа. Должно, князь Даниил уже с полками своими в Киеве, надобно успеть и нам тоже.

******

От рёва верблюдов, скрипа колёс и ржания коней шумело в ушах. Бату-хан, восседая на белом скакуне на вершине степного кургана, разглядывал движущееся войско. Всё доступное взору пространство от края до края было заполнено людьми, повозками и животными, и оттого казалось – это сама степь сдвинулась с места и потекла, медленно, тягуче, неудержимо, чтобы залить огнём и кровью непокорённые покуда земли Урусии.

Там, на Западе, ещё ничего не знают про великий план. А если бы и узнали, то вряд ли поверили бы. Дойти до последнего моря – да пОлно! Это невозможно…

Бату-хан чуть усмехнулся. А если бы даже и поверили, что с того? Сыбудай как всегда прав – они неспособны к совместному отпору, эти бородатые и длинноносые обитатели лесов. Каждый местный вождь будет сидеть в своём городе, пока стены его не проломят китайские камнемёты.

Сзади неспешным шагом подъехал Сыбудай.

– Менгу хочет первым выйти к Кыюву, Бату.

– Мы дадим ему такую возможность, – улыбнулся Бату-хан. – Верно, он хочет лично продолжить так неудачно начавшийся разговор с коназом Магаилом?

Сыбудай тоже улыбнулся в ответ. Оба знали, чем закончился тот прошлогодний разговор. Посланные люди имели двойную задачу: либо склонить Магаила к сдаче города (на что надежды было мало), либо по крайней мере протянуть время и тем обеспечить переправу туменов Менгу на тот берег Днепра. Однако начатую переправу Магаил пресёк решительно и безоговорочно. А затем и послы вернулись к Менгу, в виде страшно обезображенных трупов. Похоже, в застенках коназа из них вытрясли всё, что они помнили со дня появления на свет.

И даже весьма сомнительная победа, которую одержал Менгу под стенами Чурнагива, не могла утолить жажды мщения славного хана, в жилах которого текла кровь самого Чингиса.

– Коназа Магаила нет в Кыюве, мой Бату, – спокойно сообщил Сыбудай. – Есть сведения, что он уехал на запад, просить помощь.

– И кто теперь сидит в Кыюве?

– Кыюв Магаил передал своему родственнику, коназу Данаилу. Однако, как мне стало известно, Данаил ещё не вошёл в Кыюв со всеми своими воинами.

Оба монгола, старый и молодой, встретились взглядами.

– И уже не войдёт, – заключил Бату. – Завтра утром Менгу будет стоять под стенами Кыюва.

Мимо холма уже проползали длинные подводы, гружёные брёвнами и брусьями – деревянными деталями стенобитных машин. Бату-хан вспомнил тот первый штурм Рязани. Да, хорошим мастером был этот… как его… ну, как его…

– Сыбудай, как звали того китайца, что ломал нам стены Рязани?

Лицо Сыбудая было невозмутимо.

– Я не запомнил, мой Бату. Вроде бы его звали, как того китайского змея за пазухой Угедэя. Но какая разница, как его звали? Он хорошо знал своё дело. Всё остальное не имеет значения.

Бату-хан чуть улыбнулся. И опять старик прав. Сейчас в его войске много таких китайцев, присланных из Каракорума людьми Бату-хана. Их задача – ломать стены городов, и какая разница, как их зовут?

…

Чудовищные великаны, опиравшиеся при ходьбе на ноги и руки, достававшие до земли, уверенно шагали к городу, оглашая окрестности утробным рёвом. Их заросшие грубой чёрной шерстью тела не нуждались в доспехах. Почему так, Дмитр не знал, но был во сне уверен.

– Стрели их, ребята!

Туча стрел со стен Киева достигла чудовищ, но ни одна не поразила цель – стрелы бессильно отскакивали от врага, падали на землю…

– Ворота! Держи ворота!

Однако чудовищные звери, мордами отдалённо напоминяющие людей, не стали тратить время на ворота. Они с ходу полезли наверх, непостижимым образом цепляясь руками и ногами за камень. Ещё миг, и вот уже громадная башка, размером вчетверо превышающая человеческую, появляется над зубцами стены.

– А-а-а!!!

Чудовище взобралось на стену, двумя взмахами колоссальных ручищ разметав ратников, столпившихся возле бойниц, протянуло руку к самому воеводе. Дмитр изо всех сил рубанул мечом по пальцам, каждый из которых был в толщину руки крепкого мужика. Меч со звоном отскочил, и Дмитр Ейкович запоздало понял причину полной неуязвимости чудовищ – они только внешне похожи на живых, внутри же у них металл…

– … Воевода! Вставай, воевода!

Дмитр разлепил глаза, разом выныривая из вязкого омута кошмара, коротый только что видел – надо же, какой страшный сон…

– Что там?

– Рати несметные переправляются через Днепр! Ночная сторожа только что прискакала… И костры сторожевые зажгли!

Воевода встал, стараясь двигаться размеренно. Дёргаться ни к чему… тут надо думать, а не скакать сломя голову…

Парень-вестовой, глядя на неспешно одевающегося воеводу, тоже взял себя в руки, перестал вращать вытаращенными глазами. Он с надеждой смотрел на воеводу. Тысяцкий Дмитр Ейкович, поставленный ныне воеводой над всем городом, он дело знает…

– Подай-ка… – воевода щёлкнул пальцами, и парень с готовностью подскочил, подал меч. Уже поправляя перевязь, воевода криво усмехнулся. Думать надо… о чём? Полки галицкие не подошли, и теперь уже не подойдут – татары не пустят. Сорвать переправу, как в прошлом году, тоже невозможно – Днепр замёрз, лёд свободно выдерживает верхоконного… Наверное, уже и подводы осадные выдержит, если переводить осторожно… Эх, кабы хоть черниговский полк князя Михаила стоял в Киеве!

– Ну пойдём, Торопша, будем глядеть, что там и как.

…

– Всё, можешь идти!

Гонец поклонился и вышел, неслышно прикрыв дверь. Действительно, за такую весть трудно ожидать награды. Слава Богу, что миновали те времена, когда гонцов за подобные известия сажали на кол…

Князь Даниил ходил из угла в угол, как зверь. Не успел. Не успел! Всё зря, всё напрасно. Стоило добиваться Киева, чтобы так вот глупо, донельзя глупо его потерять… Уж лучше бы стоял в Киеве черниговский полк князя Михаила!

Даниил сел на лавку. Ладно… Спокойно… Не всё ещё потеряно… Гарнизон в Киеве весьма немалый, воевода Дмитр Ейкович опытный… Князь Михаил с войском из Мазовии подойдёт, вместе двинем на Киев… От Чернигова рать подведёт боярин Фёдор, правая рука Михаила… Навалиться разом, прижать к стенам киевским и разгромить…

Даниил криво усмехнулся. Не стоит врать самому себе. Если бы укрыться за стенами Киева, тогда да, можно было бы отразить нашествие… А так… Не даст Батый подойти к Киеву. Разгромят в чистом поле…

– Дозволь войти, княже? – просунул голову в дверь боярин Борис.

– Заходи, Борис Богданович.

Боярин степенно вошёл, поклонился.

– Слышал я, татары под Киевом стали, княже.

– Так оно.

– Рати-то собраны… Как же поход?

– Да какой теперь поход!

…

– Мы вернулись сюда, великий хан.

Ноздри Менгу раздувались. Он разглядывал стены Кыюва, сложенные из камня. Да, великий город. Этот город больше, чем все виденные ранее города Урусии. И богаче.

– Да, Ноган. Мы вернулись, и больше не отступим. Я знаю, что ты изучил урусский язык. Так вот… Ты возглавишь посольство. Пойдёшь туда, и прикажешь им открыть ворота. Прикажешь, понял?

– Но, великий хан… – Ноган заметно побледнел.

– Не понял… – остро взглянул на него Менгу. – Ты трусишь, Ноган? За тобой стоит мощь всего непобедимого войска Повелителя Вселенной! Иди!

– Да, великий! – склонился Ноган.

Когда Ноган отъехал, Менгу снова принялся разглядывать укрепления города. Да, конечно, каменная стена, это плохо. Однако на сей раз китайцев с осадным обозом гораздо больше, чем было в прошлом походе Бату. И сам обоз огромен – сколько, интересно, там этих стенобитных машин?

Великий хан хищно осклабился. Уже завтра китайцы начнут ставить свои машины, и послезавтра в эти гордые стены с грохотом ударят первые камни. Кстати, хорошо, что вспомнил…

– Дэлгэр!

– Я здесь, великий хан!

– Возьми людей и налови в окрестностях как можно больше урусов. И сразу же начинайте собирать большие камни! Чтобы китайцы могли начать работать, как только прибудут.

– Я понял, о великий!

…

– … Придёт серенький волчок, тебя схватит за бочок!

– Ой-ой!

Никита смотрел на жену, убаюкивающую Малушу, младшую дочь, и улыбался. Улыбался сквозь слёзы.

Эх, и зачем он не спрятался в лес, когда пришли люди князя Даниила за данью! Мог ведь, мог предугадать, чем дело кончится… Нет, надеялся на что-то? На Божью справедливость, или княжью?

Нет в мире справедливости. Ни у князей, ни у Бога. Не слышат они людских страданий. Забрали у Никиты и коня, и корову с телком нарождённым. А он только стоял и смотрел, как уводят со двора… И хорошо, что стоял. Здоровенные стражи, все при оружии, кулаки что гири, в железных доспехах. Троим односельчанам, оказавшим сопротивление, отбили нутро, и один уж помер.

– Слышь, Никитушка, – тихо спросила вдруг жена, – как мы дальше-то жить будем?

Так спросила, что захолонуло всё внутри. Никита закашлялся.

– Ничего, Бог даст… Зато зерно семенное схоронили, не отдали… А Пров вон всё из амбара выгреб, до зёрнышка, лошадёнку отстаивал, вишь. Так что мы ему семян на посев, а он нам лошадь на пахоту. Вот и вывернемся…

Жена смотрела на него большими, тёмными глазами, и непонятно было, верит или нет. Самому-то себе не верил Никита. Может, и вывернулись бы, да ведь явятся по осени вновь мордовороты – давай оброк… Бесполезно. Нет выхода.

– Ничего, Фовра. Проживём как-нить, – подмигнул он жене, окончательно успокаивая, и та чуть улыбнулась в ответ. Верит, значит.

Резкий свист раздался с улицы.

– Что там за леший… – Никита взялся за потёртый армяк.

Дробный топот копыт, резкие гортанные выкрики, и вслед за этим отчаянный вопль:

– Поганые!

Никита метнулся к окну, затянутому заледенелым бычьим пузырём – ничего не видать! – назад, к двери.

– Фовра! Детей и сама в подпечье! Да сидеть как мыши! – Никита уже подпирал дверь жердиной.

Сильные, властные удары посыпались в дверь.

– Эй, хозаин урус, выхады!

Никита схватил длинный нож и рогатину, торопливо разбил заложенный глиной лаз. Отвлечь… Следы со двора идут во все стороны, и свежих полно, так что не разберут… Подумают, что утекли из дому…

По всей деревне-веси уже сновали всадники в бараньих кацавейках, на низкорослых мохнатых лошадях. Никита нырнул за забор, но его увидели. Сразу двое врагов с радостным визгом ринулись на него, один размахивал арканом, второй кистенём.

– Уррысс!

– Ах ты…! – вся злость, копившаяся в хлебопашце годами, выплеснулась наружу. Внезапно стало легко и радостно. Вот и всё. Отмучился!

Монгол легко уклонился от рогатины, но Никита и не думал поймать его на столь примитивный приём. Он просто пырнул лошадь в бок, и когда лошадёнка встала на дыбы, поймал татарина на рогатину, как медведя. Однако широкое лезвие со скрежетом прошлось по стальным пластинам, скрывавшимся под бараньей кацавейкой, и в следующий миг страшный удар обрушился на голову смерда…

…

Дмитр Ейкович протёр глаза – невозможно глядеть против солнца на лёд… По сверкающей, выдутой ветрами ледяной глади Днепра гарцевали всадники на низкорослых мохнатых лошадках, гортанно перекликаясь между собой. Да, лёд уже достаточно толст, чтобы выдержать всадника. Но выдержит ли он тяжёлые осадные машины? Вопрос…

Днепр испокон века служил естественной преградой на пути врагов, часто непреодолимой для конных полчищ степняков, не имеющих лодей. Так случилось в прошлом году, когда монголы подошли к Киеву слишком рано. В этом году они исправили свою ошибку. И полчища их, по всему видать, гораздо многочисленнее. Эх, как бы сейчас тут нужен черниговский полк…

Сзади послышался топот, по лестнице на смотровую площадку башни взбирался вестовой.

– Дмитр Ейкович! Там, у Золотых ворот, послы монгольские!

Воевода Дмитр сглотнул. Вот… Вот оно. Момент истины. В прошлый раз решение принял великий князь Михаил самолично. Сейчас вся тяжесть легла на него, воеводу киевского. Надо решать.

– Ну пойдём, Олеша, поглядим на послов.

У Золотых Ворот уже толпилось множество народа, наспех вооружённого кто чем – весть о прибытии посольства облетела город быстрее ветра. На лицах горожан читались различные чувства, все понимали – сейчас решится их судьба.

И снова, как год назад, поднялась решётка, впуская пятёрку послов. У воеводы вдруг возникло пронзительное чувство, что всё, что сейчас происходит, уже произошло. Он знал все слова, которые скажут ему послы. И знал свой ответ. И судьба вот этих людей ему тоже известна. Всех людей – и монгольских послов, доживающих последние часы своей жизни, и горожан, доживающих той жизни последние дни… И ничего изменить невзможно.

– Мы послы от великого хана Менгу, правой руки величайшего Бату-хана! – громко провозгласил сидевший на вороном жеребце монгол. – Где коназ Магаил, ибо имею я слова к нему?

Степняк говорил по-русски бегло, хотя и с сильным акцентом. Толмач… Или научились за это время?

– Великий князь Михаил в отъезде! – ответил Дмитр Ейкович, стараясь говорить громко, чтобы народ всё слышал. – И правителем города Киева нынче князь Даниил Романович!

– Это нам всё равно, – произнёс посол. – Пусть будет Данаил. Где он?

– Его тоже нет.

– Тогда кто правит городом? – чуть удивился монгольский посланник. Теперь уже было ясно, что это не толмач, поскольку поганый говорил от своего лица, ни с кем не переговариваясь.

– Это буду я, воевода киевский Дмитр Ейкович.

По лицу монгола скользнула усмешка.

– Пусть так. Тогда слова великого хана Менгу, а значит, и самого Бату-хана будут обращены к тебе, воевода. Вам следует открыть ворота и тем спасти свою жизнь.

Воевода помолчал. Народ вокруг притих, сжимая оружие.

– В прошлом году Менгу уже делал таковое предложение, насколько я помню…

– Ты не понял, воевода. В прошлом году это было предложение. Вы отвергли его, и мы ушли. Сейчас это приказ, неисполнение которого карается смертью.

Монгол оглядел киевлян ястребиным взором.

– Сказанное одному да услышат все! Или вы открываете ворота, причём немедленно, или никто из вас не останется в живых!

Воевода повернулся к народу.

– Все слышали? А теперь я скажу, киевляне! Каждый в мире сем должен делать своё, судьбой предназначенное. Двум смертям не бывать, одной не миновать. Взять!

– …!!! – взревела толпа.

И снова, как в прошлом году, сдёрнули с коней пятерых степняков, скрутили.

– Вы умерли! – громко, неожиданно спокойно произнёс монгол. По спине Дмитра пробежали мурашки. Ну нет…

– Нет, поганый! Мы ещё живы! И мы будем биться! Увести!

…

– Где король Конрад?

– Короля нет, великий князь. Он уехал ещё вчера, собирать войска.

Королевский секретарь был бледен, но держался твёрдо. У дверей дежурили могучие стражники в немецких латах. Михаил Всеволодович в бессилии сжимал и разжимал кулаки.

– Мне нужно его увидеть, почтенный. Немедленно.

Золотая монета, положенная на стол, однако, не возымела на сей раз должного действия.

– Король уехал, великий князь. Увидеть его сегодня невозможно.

Михаил задержал дыхание, считая про себя. Так… Ладно…

– Послушай, почтенный Бран. Мне НУЖНО его увидеть. Сегодня прибыл гонец – Киев взят в осаду погаными. Ждать долее невозможно.

Ещё две золотые монеты легли поверх первой. Секретарь заколебался, но только на секунду. С сожалением отодвинул золото.

– Невозможно, Михаил Всеволодович. Только не сегодня. Король сейчас в Торуни, должно быть. Когда вернётся… Думаю, дня через три. Извини, что огорчил тебя, великий князь.

Михаил сжал зубы. Три дня… Три дня осады! Когда важен каждый час.

– Я сообщу тебе, великий князь, – сказал секретарь. – Сразу.

…

– Да куда ты, раскудрить-тудыть, заноси прямо!

Возле недостроенного камнемёта кипела работа. Потные, распаренные мужики пытались втиснуть массивный каменный блок противовеса на его законное место, трещали ваги и доски, по которым двигали блок.

– Здоров, Елферий! – окликнул воевода, не слезая с коня.

Пожилой долговязый мужик обернулся, утирая пот, подошёл.

– Здрав будь, воевода!

– Я гляжу, трудно тебе. Сам вагой ворочаешь.

– Так не боярин я, Дмитр Ейкович, рук замарать не боюсь. Да и народу маловато.

– Чего молчал? Сказал бы ранее…

– А толку? – мастер махнул рукой. – Всё одно ведь нет у тебя никого путнего, воевода. Все здоровые мужики на стенах. Да и не в здоровье дело – тут порочный мастера нужны, а не абы какой детинушка. Разворотить без ума всё можно…

– Ладно, завёлся. Будет сегодня готово?

– К вечеру беспременно сладим.

– Ну добро. Работайте!

Уже отъезжая, Дмитр услышал треск переламывающегося дерева и отборную ругань. Покачал головой. Вот было же время, и ясно было, что подступят к городу поганые. Что было не собрать заранее машину? Всё второпях…

У Золотых ворот ни ругани, ни криков не было. Рабочие сидели, отдыхали, свесив натруженные руки. Воевода взглядом окинул готовую к бою машину. Массивные дубовые брусья станины прочно опирались на грунт, длинный рычаг грозил небу. На конце рычага свисала на цепях скованная из стальных прутьев корзина. Противовес, составленный из трёх здоровенных жерновов, стянутых вместе стальными полосами, придавал механизму ощущение грозной силы.

– Как дела, Онфим?

Чернобородый, широкоплечий Онфим подошёл неспешно.

– Готово, воевода. Можем в любой момент начать стрельбу.

Дмитр помолчал, подбирая слова.

– Скажи, Онфим… Можно не допустить, чтобы поганые ломали стены каменьями?

Теперь помолчал порочный мастер.

– Смотря сколько пороков они поставят против нас, Дмитр Ейкович. Один, так легко, и два сдюжим. И даже три, ежели постараться. Преимущество у нас, вишь – человек с башни говорит, куда бить, поганым же вслепую придётся…

– А ежели четыре или пять пороков против нашего одного?

Онфим поглядел угрюмо.

– Не в обиду тебе будь сказано, воевода – ты от пятерых крепких ратников в бою отмахнёшься ли?

– Сам же говорил, вслепую…

– А хоть бы и так. Как работать, ежели горшки с огненной смесью один за другим падать будут, беспрестанно? Закидают и вслепую, ежели сила немеряная.

…

Княжий терем в новоотстроенном Чернигове был сложен из толстых сосновых брёвен, сиявших свежей древесиной. Из щелей кое-где торчал мох, на стенах застыли капли смолы – слёзы дерева… За столом в просторной, почти пустой горнице сидели двое, и на столе том горела одна свеча в кованом железном подсвечнике.

– Да что же это, Фёдор Олексич? Неужто нет никакой возможности помочь им? Ведь Киев это, мать городов русских!

Губы Ростислава дрожали. Боярин Фёдор смотрел на юношу – да, возмужал за последний год князь молодой Ростислав свет Михайлович…

– Невозможно, Ростислав. Разве токмо на крыльях, или подо льдом плавать научить ратников, подобно рыбам.

Ростислав стукнул кулаком по столу.

– Эх, кабы батюшка полк черниговский из Киева не вывел!

Боярин тяжело вздохнул.

– Боюсь, и тогда мало толку было бы. Вот ежели б ещё и галицкие полки подоспели к нему вкупе, тогда может быть… Пустой разговор, княже.

Ростислав медленно поднял взгляд.

– Неужто никакой надежды, Фёдор Олексич?

Фёдор отрицательно покачал головой.

– Разведка донесла – триста с лишком тысяч ратных у Батыя. Сила страшная.

– А как же тато, он ведь за подмогой поехал?

Боярин отвёл взгляд. Долго, долго смотрел в окно, где сгущались зимние сумерки.

– Просто не может смириться он. А придётся.

…

– Бей!

Длинный, мосластый человек в ватном халате – по виду вроде как араб или перс – одним ударом кувалды выбил чеку, освобождая силу могучего механизма. Рычаг рванулся с такой силой, что цепи, удерживающие корзину с уложенным снарядом, жалобно взвизгнули. Пузатый трёхведёрный горшок, наполненный горючей смесью, с шелестом улетел вдаль, оставляя за собой дымный след, и канул за стеной Киева, где уже бушевал немалый пожар.

– Заряжай!

Ли Фэнь Чжэнь вовсю размахивал руками, управляя своими людьми. Восемь машин, собранных вчера и выдвинутых ночью на рубеж стрельбы, работали слаженно и чётко, одна за другой посылая зажигательные снаряды за стену. Там, невидимый, притаился мощный урусский камнемёт.

– Берегись!

Оставляя за собой жирный шлейф чёрного дыма, огненный клубок нёсся прямо на машину, возле которой стоял Ли. Удар! Бочонок, наполненный смесью смолы и растительного масла разлетелся вдребезги, окатив деревянный щит огнём. Пронзительно завизжал, катаясь по снегу, рабочий из обслуги.

– Помогите ему! Воду сюда, быстрей!

Бату-хан наблюдал, как китайские рабочие заливают водой огонь, не давая ему сожрать деревянную конструкцию машины. Бату усмехнулся. Да тут кроме китайцев уже кого только нет. В войске джихангира служат народы полумира. И скоро будут служить народы всего мира, вот так.

– Бей!

Длинный рычаг снова рванулся, выбрасывая очередной снаряд. Бату усмехнулся. Он уже кое-что понимал в стенобитном мастерстве, насмотрелся… Да, в отличие от Рязани и Владимира этот город имел на вооружении сильные метательные машины. Пожалуй, будь у Бату такой осадный обоз, с каким он подступил тогда к рязанским деревянным стенам, можно было бы уже сворачиваться и идти восвояси. Однако он хорошо подготовился к нынешнему походу, и стенобитных машин в войске у Бату нынче великое множество. Против одного урусского камнемёта у Бату-хана десять.

– Бей!

Ещё один горшок улетел к цели, и не успел он упасть, а рабы, подгоняемые плетью, уже тянули длиннейший канат, взводя механизм для следующего выстрела. Благодаря длине каната они держались поодаль от машины, и огненные снаряды урусов им не грозили. Люди, состоящие при самой машине, прятались за толстыми деревянными щитами, приделанными по обеим сторонам станины для защиты от стрел урусских самострелов и ответных снарядов.

– Бей!

Китайские машины стреляли поочерёдно, чтобы не сбивать друг другу прицел. Бату-хан представил, что сейчас творится там, за стеной Кыюва, и поёжился.

– Эй! – позвал он китайского мастера. Китаец, оставив укрытие, рысью подбежал и склонился в поклоне.

– Как тебя зовут?

– Моё имя Ли Фэнь Чжэнь, о Повелитель!

– Когда ты начнёшь ломать стену, Ли?

– Уже сегодня, Повелитель! Как только подавим вражеский камнемёт, мешающий нам работать!

Словно подтверждая слова китайца, из-за городской стены выпорхнуло пятнышко, понеслось к цели, стремительно увеличиваясь в размерах. И никакого на сей раз дымного шлейфа.

– Берегись!

Раскалённый валун ударил в щит, прикрывающий обслугу орудия. Брызнули щепки, повалил дым и пар от сырого дерева. Китайский мастер побледнел – за этим щитом он только что стоял.

– Метко бьют урусы, э, мастер Ли? – прищурился Бату. – Что, если они сожгут твои машины?

– Если даже они повредят или сожгут пару машин, Повелитель, это их не спасёт! Мы построим новые, и очень быстро! – китаец указал рукой на сваленные поодаль брусья и свежеошкуренные брёвна – запасные детали камнемётов.

– Ты молодец, мастер Ли! – довольно усмехнулся молодой монгол. – Всего ли тебе хватает?

– Пока всего, о Повелитель!

– Хорошо. Работай!

Уже отъезжая, Бату-хан подумал: надо бы запомнить этого китайца… Э, пустое! Всех не упомнишь.

…

– … Да, мы обещали. Но кто знал, что так всё обернётся. Посылать войска на помощь Киеву сейчас равносильно самоубийству! Никто не вернётся назад.

Пламя свечей било в глаза, до рези. Князь Михаил опустил веки, но и это не помогло: багровый отсвет гулял под опущенными веками, точно отсвет недалёкого пожара… Что-то у меня с глазами, подумал Михаил…

– Пойми нас, Михаил Всеволодович, – мягко, проникновенно заговорил Конрад Мазовецкий, так и не дождавшись ответа. – Мной посланы гонцы к Генриху Силезскому и к чешскому королю Ваславу Железному. Но нужно ещё золота и серебра…

– Весьма сожалею, – прервал князь Михаил, открывая глаза. – Но поход сей вам придётся организовывать на свои.

Епископ краковский пожевал губами.

– Значит ли это, что казна великого князя Михаила Всеволодовича показала дно? Или просто он жалеет средств на священный поход?

– Это значит, твоё священство, что вкладывать деньги в никуда я не намерен, – жёстко ответил Михаил. – Более того, приличные люди в таких случаях возвращают задаток.

– Это невозможно, князь, – голос Конрада тоже стал напряжённым. – Эти деньги потрачены на сбор войска, вернуть их немыслимо.

– Ну я же так и понял, – кивнул Михаил. – Однако отныне все расходы по обороне ляшских и мазовских земель лягут на вас, господа. В конце концов, это ваши земли.

– Речь идёт о помощи Руси, князь Михаил.