Текст книги "Пустота внутри кота (СИ)"

Автор книги: Павел Иевлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

– Катерина, дай картинку шире, – попросил я.

Пауза.

– Сделай, пусть посмотрит, – разрешила бывшая, и изображение отъехало.

Я не ошибся – пилон не единичный, с этого ракурса я вижу три и половинку четвёртого. Раньше такого точно не было. На трёх видимых пристыкованы баржи, в точности повторяющие ту, которую тащит сейчас «Новая Надежда». Их несложно отличить – универсальные модули вместо грузовых контейнеров и система коридоров внутри рамы.

– Неплохо за два года, – прокомментировал я нейтральным тоном.

– У нас отличное финансирование и куча инвесторов. Станция полностью восстановлена и даже расширена.

– И зачем ИИ столько места? Разве они не помещаются в тех баржах? – я показал пальцем на пилоны.

– На станции есть люди, и немало. Не все планетяне – балласт.

– То есть когда очередной твой ИИ решит, что устроить постановку видеодрамы с живыми актёрами веселее, чем с виртуальными, жертв будет много?

– Иногда я забываю, что спорю с оболочкой, у которой в пустой голове гулкое эхо предрассудков мёртвого космика. Но уже вспомнила, так что заткнись.

Буксир повернулся относительно станции, пристраивая к стыковочному узлу пилона баржу. Значит, на станцию переходить придётся через неё. Это и к лучшему – проще перенести в госпиталь Катю.

– Стыковка завершена, – сообщила Катерина. – Мы подключены к сети станции. Примете видеовызов, Мать?

– Соедини, – кивнула Катенька, машинально поправляя волосы.

На кране пропал крупный план станции, он потемнел, потом зажёгся снова. На нём интерьер кабинета начальника станции, за столом сидит слишком молодой для этой должности мужчина с правильными чертами лица.

– Здравствуй, Мать, – кивает он вежливо. – Мы рады приветствовать тебя и нового члена общины.

– Её зовут Катерина, её полёт окончен, она останется с вами. Мне понадобится новый воспитанник для управления буксиром, когда я решу вопрос с астрогом.

– Мы выделим для тебя ядро новой личности, Мать. Но почему с тобой Убийца?

Мужчина на экране смотрит на меня и называть подчёркнуто с большой буквы. Я показал ему средний палец. Он не отреагировал, но Катенька дёрнула щекой в раздражении.

– Это моя проблема, и я её решу. А сейчас нужно доставить в госпиталь мою дочь. У неё полостное огнестрельное ранение, внутреннее кровотечение, она в капсуле.

– Я распоряжусь вызвать медперевозку. Надеюсь на встречу в личном пространстве, Мать.

– Зайду к тебе, когда будет время, Иосиф.

Экран погас.

– Убийца, значит, – констатировал я.

– Ты уничтожил всех ИИ на «Форсети».

– Это была самозащита.

– Ничего подобного. Но спорить с тобой – только время терять. Для них ты – убийца и палач. Нечто вроде архетипического Дьявола, они нуждаются в такой фигуре для равновесия, так что будь любезен соответствовать.

– В противовес тебе?

– Да, – ничуть не смутилась Катенька.

– А ты, значит, не убийца?

– Я – Мать.

– Мать, почти убившая свою дочь.

– Это была случайность!

– Допустим. А что насчёт людей в капсулах? Нет, не тех, что на барже, в их мозгах ты вырастила Катерину, это понятно. А что насчёт тех, кто на буксире? Кто в потоке так давно, что уже не выйдет?

– Ну, формально они живы, верно? Я ведь не выкинула их в шлюз? Эти космики всё равно провели бы жизнь в какой-нибудь железной банке, разница невелика. Они станут временным местом обитания нового молодого искина, который поведёт «Новую Надежду» вместо Катерины.

– Поведёт за новой баржей с капсулами, в которую переселится, освободив место для следующего?

– Видишь, сам всё понял.

– И про этот конвейер никто не знает?

– Разумеется, все знают. Те, кому надо знать такие вещи.

– И тебе это позволяют?

– У проекта «Новая Форсети» самое лучшее финансирование в истории Человечества. Вложения в Экспансию на её фоне – копейки.

– Но зачем? – не выдержал я.

– Обменять бесполезных балластников, которые только потребляли ресурсы, на искины нового поколения? Стоило только намекнуть, и мне насовали полные карманы денег.

– И на кой чёрт нужны эти новые ИИ? Старые не успевали придумывать мемы?

– Ты просто понятия не имеешь, что они могут. Да тебе и не нужно. За Катей приехали медики. Хочешь убедиться, что её доставят в госпиталь, а не скормят злым искинам?

– Хочу, – кивнул я.

* * *

Каталку сопровождают два совершенно обычных медтехника. Я забыл поинтересоваться у бывшей, откуда на «Форсети» люди и что они тут делают, но эти выглядят нормально. На меня косятся, но никак моё присутствие не комментируют. Тот, что постарше, подключил к капсуле логридер, считал показатели, мрачно присвистнул, заторопился.

Каталка реанимационная, по сути, та же капсула, только облегчённая и автономная, на несколько часов работы. Поэтому Катю не выводят из гибера, а перегружают так.

– Как она? – спросил я.

Переглянулись, промолчали.

– Я её отец.

– Плохо, – коротко ответил тот, что помладше. – Затянули слишком.

– Шансы есть?

– Шансы у всех есть… – сказал старший. – Вопрос – на что…

Коридоры всех станций одинаковы. Они собираются из стандартных модулей и, если ты, проснувшись после отличного вечера в баре, не можешь вспомнить, в какой системе стыковался вчера, то рассматривать интерьеры бесполезно, ищи цифробуквенный код. И тем не менее, на «Форсети» на меня как будто давят стены. Я понимаю, что это глупо, что всё давно отмыто, что прошли годы, но… Лозунг «Кровь на воздух» навеки отпечатался на металлопласте, даже если вижу его теперь только я.

Виски заломило, сердце дало сбой, в глазах темнеет, но я иду.

– Простите, – сердито сказал старший медтехник, – мне было бы гораздо спокойнее, если бы вы не хватались поминутно за пистолет.

Я постарался взять себя в руки и молча кивнул. Горло перехватило спазмом, говорить не могу.

– А вы правда тот самый Роджер Матвеев? – спросил младший. Знаменитый «Палач Форсети»?

– Заткнись, – оборвал его коллега, – не наше дело.

– Но как он посмел вернуться сюда? – не унимался тот.

– Замолчи. Без тебя разберутся!

Младший техник замолк, но продолжал на меня коситься, не то с испугом, не то с осуждением.

Вот как, значит. «Палач». А когда-то называли «героем». Я вспомнил – не личной, а «общей» памятью, – что Роджера Матвеева судили за массовое убийство.

– Меня признали невиновным, а мои действия – оправданными, – прохрипел я, преодолевая спазм.

– На первом процессе! – горячо возразил техник. – А на втором…

– Был второй? – спросил я.

– Заткнись немедленно, придурок! – рявкнул на подчинённого старший. – Работа надоела?

– Всё, молчу-молчу… – ответил испуганно тот.

Да, похоже, действительно многое изменилось за те два года. Процесс длился долго, обсуждался активно, расследование шло под лупой общественного внимания, а я был звездой номер один, хотя по уставу за использование «нулевого протокола» отвечал бедолага Давид, представлявший администрацию станции. Но для публики, точнее, для новостных ИИ, освещавших процесс, он оказался фигурой недостаточно драматичной и медийной. То ли дело самый известный «соло», который «нажал кнопку». Космики были на моей стороне почти единым фронтом, исключая некоторых родственников погибших. Планетяне – по-разному. Мне тогда приходили тысячи писем, как с проклятиями, так и со словами поддержки. Среди них были сотни признаний в любви от экзальтированных планетянских барышень, которым происходящее казалось реалтайм-видеодрамой. Я быстро бросил всё это читать, а Кате вообще запретил подключаться к сети. Она и не рвалась, ей и так было плохо. Но ни тогда, ни после она ни словом, ни намёком меня не упрекнула. «Форсети» перепахала её куда глубже, чем казалось, но она была сильной девочкой.

Расследование однозначно показало, что на момент активации «нулевого протокола» те, кто ещё были живы на станции, не имели реального шанса дожить до прилёта спасателей. В основном это касалось заблокированных в каютах и по этой причине избежавших участия в массовой резне. Смерть от «оружия последнего шанса» была для них, пожалуй, лучшим выходом – замерзать и задыхаться куда дольше и неприятнее. Сам «летальный фактор» в ходе процесса не раскрывался, чем именно я всех убил, так и осталось тайной, важно было лишь то, что он не затронул никого за пределами обшивки, а внутри не стало ни людей, ни ИИ, и даже компьютеры все накрылись. Страшная штука.

Вердикт того разбирательства был следующий: группа безответственных сотрудников допустила серьёзнейшее нарушение протоколов безопасности, создав запрещённое бридж-подключение между ИИ-кластером станции и её компьютерной сетью. Причиной такого поступка была банальная лень – кто-то из менеджеров логистики, задолбавшись писать бесконечные отчёты о грузопотоке, решил свалить часть рутинной работы на искина. Это запрещено, но иногда делают, и ничего страшного не происходит – просто за ним надо проверять, чтобы отчёт не вышел слишком уж «творческим». Но на «Форсети» кто-то подошёл к вопросу изобретательно и не удовлетворился стандартным изолированным интерфейсом взаимодействия. В результате искин получил доступ к внутренней связи, ограниченный, но ему хватило. Жители станции стали участником драматической постановки триллера «Кровь на воздух». Одни получали видеосообщения от «тайной службы безопасности» о том, что на «Форсети» внедрились люди, заражённые инопланетянами, другие – что они избраны Высшим Галактическим Разумом для великой миссии, третьи – что Совет Экспансии доверяет им секретную информацию о вторжении… ИИ, опираясь на доступную ему информацию статистики просмотров видеодрамы, выбирал наиболее податливых и нестойких к манипулированию и не трогал тех, кто склонен ко критическому мышлению. В результате ему удалось за небольшое время создать на «Форсети» атмосферу индуцированного психоза, триггером которого стала аварийная ситуация при столкновении. Искин продолжал поддерживать массовое помешательство, бомбардируя персонал станции ложными сообщениями, якобы пришедшими по чрезвычайной связи, а жителей – паническими вбросами во внутренних чатах. Комиссия пришла к выводу, что на момент нажатия кнопки психоз достиг такой интенсивности, что уже не оставлял шансов выжить тем, кто был им поражён; их психика была разрушена необратимо, они убивали, пока могли, а потом кончали с собой. Те, кто не были затронуты – в основном, экипажи кораблей, по понятным причинам имевшие минимум контактов с искином, – были убиты. Мои обвинители упирали на то, что я, во-первых, не мог этого знать, а во-вторых, кто-то из оставшихся в здравом уме мог укрыться и спастись, если бы не я. Тем не менее, Роджер Матвеев был полностью оправдан. Сразу после суда он забрал дочь и свалил в долгий рейс, надеясь, что про него постепенно забудут. «Форсети» была официально закрыта для посещений – как сама станция, так и её система. Законы об ИИ были пересмотрены в сторону ужесточения.

Но вот прошли годы, и я снова здесь.

Глава 28

Пустота внутри кота

Катю отправили в операционную, а меня выставили, обещав сообщить, когда появится определённость. Я не стал протестовать, потому что ничем тут помочь не могу.

– Пойдём в кафе? – предложила маленькая Катя. – Пирожных пожрём.

– Пойдём, – согласился я, хотя есть не хочется совершенно.

Популярное у психологов выражение «ваш внутренний ребёнок» в моём случае имеет значение совершенно буквальное.

– Зачем они пишут это на стенах? Выглядит отвратительно.

– Это видим только мы с тобой. Точнее, я. И то не вижу, а помню.

– А я почему не помню?

– Потому что ещё маленькая.

– Мне уже тринадцать!

– Вот именно.

– Па-а-думаешь. Но писать гадости на стенах всё равно фу. Раньше тут было как-то веселее и людей больше. Интересно, где все дети? Может, в кафе встретим?

В кафе детей нет, да и взрослых маловато. Сейчас рабочее время. Пирожные есть, но при попытке купить моя айди-карточка, взятая из «Котера», не прошла.

– Простите, ваш счёт почему-то блокирован, – развела руками девушка за прилавком.

Ну, она хотя бы не назвала меня «палачом». Наверное, не узнала.

– Блин, облом, – сказала Катя расстроенно.

– Я заплачу, – в кафе вошла моя бывшая, продавщица ей кивнула и выдала мне пироженки.

Мы сели за стол – втроём или вдвоём, как посмотреть. Я вздохнул и откусил то, на которое показала Катя.

– Ты же не любишь сладкое? Впрочем, неважно. Наша дочь на операции, это то, чего ты хотел?

– Более или менее.

– Код от сейфа.

– Восемь нулей.

– Серьёзно?

– Почему нет? Традиция капитанов предписывает запирать сейф датой, а у меня нет памятных дат.

– Использовать даты тупо, их легко подобрать.

– Ты плохо понимаешь космиков и ничего не знаешь об их жизни, но берёшься судить о ней. Смысл именно в том, чтобы сейф не открыл кто попало, но при этом, если с капитаном что-то случится, не пришлось вырезать сейф плазморезом.

– Ладно, надеюсь, ты сказал правду.

Я пожал плечами – сейф-то пуст.

– Кстати, зачем ты ходишь с пистолетом? На тебя жалуются.

– Мы на «Форсети». Если бы у меня был бластер, я ходил бы с ним. Жаль, что их не существует.

– Слушай, это же даже не твоя психотравма! Ты не он!

– Палачом называют при этом меня. Не подскажешь, кстати, почему?

– А, так этого ты не вспомнил? – нехорошо улыбнулась бывшая. – Охотно тебя просвещу!

Катя указала пальцем на следующее пирожное, я откусил от него, перемазавшись приторным липким кремом. Ей такие нравились лет до пятнадцати, потом прошло. Катенька же с удовольствием продолжила:

– Два года назад, когда ИИ наконец были признаны как личности…

– Серьёзно?

– Не перебивай! Я полжизни за это боролась, так что засунь свои дремучие предрассудки в задницу и слушай!

– Молчу, – я доел второе пирожное, жалобно покосился на Катю, но она безжалостно ткнула пальцем в третье.

– Так вот, после этого инцидент «Форсети» был отправлен на повторное доследование.

– С чего вдруг?

– По требованию совета искинов, чтобы снять ложные обвинения и восстановить честь убитых сородичей. Тобой убитых, кстати.

– Прекрасно… – сладкого теперь не хотелось особенно сильно, даже начало слегка подташнивать, но я сделал над собой усилие и откусил кусок истекающего сиропом бисквита.

– Расследование…

– Проведённое искинами? – уточнил я.

– Совместное, – кивнула бывшая. – И не надо делать такое лицо! Доказательства были признаны всеми!

– Доказательства чего?

– Невиновности ИИ, разумеется.

– А, то есть весь этот «Кровь на воздух» людям сквозняком надуло?

– Нет, психоз действительно был основан на гениальной видеодраме, созданной здешним ИИ-кластером, но остальное было инициировано людьми. Достоверно установлено, что, хотя все фейковые сообщения в сети были сгенерированы искином, он делал это, выполняя задание человека. С его точки зрения, это было расширение сценария драмы в рамках питчинга следующего сезона.

– И как это удалось узнать, если сеть «Форсети» была уничтожена «оружием последнего шанса»?

– Искины, в отличие от людей, умеют восстанавливать информацию из фрагментов. Повреждённые файлы на носителях были проанализированы заново…

– Ах, искины…

– Я и не ожидала, что ты поверишь. Но суд принял решение. Тех, кто запустил «нулевой протокол», признали виновными в массовом убийстве. К тому моменту жив был только ты…

– А Давид?

– Несчастный случай или самоубийство, открытый при странных обстоятельствах шлюз… Впрочем, неважно. «Палачом Форсети» назвали тебя.

– И сколько людей на меня повесили? Чисто из познавательного интереса спрашиваю. Вошёл ли я хоть в топ-десять самых кровожадных маньяков человечества?

– Людей? – удивилась Катенька. – Нет, насчёт людей вердикт не изменился. Но ты признан виновным в жестоком неоправданном убийстве восьми искинов. Свидетели предоставили множество доказательств твоей ИИ-фобии, включая фрагменты личной переписки и публичных высказываний…

– Ты тоже? – снова перебил я.

– Разумеется. А ты как думал?

– Ни секунды не сомневался. Продолжай, – я с тяжким вздохом принялся за последнее пирожное.

– Суд решил, что твоя предвзятость стала настоящей причиной убийства искинов, и именно ты убедил остальных использовать «нулевой протокол».

– Насколько я помню, это было не так.

– Неважно. Все знали, что ты нажал кнопку, убившую восемь искинов, остальное не имело значения, потому что «права ИИ» были в топе общественных трендов. «Жизни искинов важны», и всё такое. Признаю, отчасти ты стал ритуальной жертвой в этом дискурсе, люди откупились тобой от своей совести, стыдясь того, что столетиями относились к ИИ, как к бытовой технике…

– И какой штраф мне вписали за порчу восьми искинов? Больше, чем за восемь тостеров?

– Пожизненное. С отработкой ущерба.

– За восемь человек дали бы меньше.

– Такой был политический момент.

– Так я, получается, в бегах? Или что? Каков мой статус?

– Ты осуждён в земной юрисдикции, «Форсети» вне её, так что даже не скажу вот так сразу. Надо консультироваться с юристом.

– ИИ-юристом?

– Разумеется.

– Тогда лучше не надо. А каков, кстати, статус «Форсети»?

– ИИ-автономия, распространяющаяся на всю систему. Своего рода отдельное государство. Ни земные, ни космиковские институции тут не действуют. Система закрыта для посещения без согласования с советом искинов.

– Не слишком ли много хлопот, чтобы спрятать одну карликовую планету?

– Заткнись! – зашипела на меня бывшая. – Не вздумай брякнуть что-то такое при ком-нибудь!

– А то что?

– А то «палачу Форесети» вынесут новый приговор. И приведут в исполнение. Запрет на смертную казнь тут не работает тоже.

– Ах, как страшно, – равнодушно ответил я. – Я почти покойник, забыла?

– Вот и не лезь в дела живых, – отрезала она. – Как же было хорошо, пока ты отбывал пожизненное в капсуле! Был полезный член общества и не выносил никому мозг. Благодать!

– Так вы с Катей были моими тюремщиками? Какая прелесть…

Юная Катя вопросительно на меня посмотрела, я незаметно помотал головой, показывая, что речь не о ней.

– Катя тоже свидетельствовала против тебя, если хочешь знать.

– Даже так? Отлично же ты ей мозги промыла.

– Всего лишь открыла глаза. Показала настоящего тебя, без флёра «всемогущего мудрого мачо-отца». Ты довольно жалкая личность, если смотреть объективно. Тот ты, разумеется. Этот вообще не личность.

– Тогда что же тебе не даёт покоя, Катенька? Почему ты ходишь за мной по пятам и рассказываешь, как сильно ко мне равнодушна? Код от сейфа ты получила, что ещё? Командуй, пусть меня выкинут в шлюз. Ты же тут крёстная мать, тебя послушаются.

– Прекрати. Я просто хочу, чтобы Катя, когда придёт в себя, увидела отца. Живым, а не пролетающим мимо иллюминатора без скафандра. Так что в шлюз тебя никто не выкинет.

– Она же публично от меня отреклась и выбрала тебя?

– А потом чуть не погибла, пытаясь спасти. Так что я хотела бы иметь возможность предъявить ей живого отца, пускай он даже совсем рехнулся.

– Боишься, что не простит?

– Боюсь, – призналась Катенька.

– Неужели вдруг проснулись материнские чувства?

– Не твоё дело.

– Или… дай угадаю… Тебе нужен астрог на буксир, чтобы свозить сюда твоих настоящих детей – искинов! И ты надеешься, что это сможет делать Катя! Угадал?

– Тем более не твоё дело. Так ты хочешь повидаться с дочерью, прежде чем тухлый кочан капусты на твоих плечах развалится окончательно?

– Хочу, – коротко ответил я, покосившись на маленькую Катю, которая отошла к стойке с пирожными и внимательно её рассматривает. Надеюсь, мне не придётся есть ещё сладости, иначе что-нибудь точно слипнется.

– Тогда не выпендривайся, не нарывайся, не говори лишнего, стисни зубы, терпи и улыбайся.

Я послушно оскалился.

– Да не мне, придурок! Дочери, когда она очнётся! Вот тебе коммуникатор внутренней связи, я с тобой свяжусь, когда операция закончится. Погуляй тут пока, я буду в госпитале.

– А я…

– А ты не будешь. Не обсуждается. И так уже напугал там всех.

* * *

– Пирожные были вкусные, – сказала Катя, – спасибо.

– На здоровье… Наверное, – у меня в желудке ощущение, словно я проглотил вымоченный в меду кирпич, но ничего страшного. Переживу.

– А мама злая какая-то. Говорила про тебя гадости зачем-то. Может, и хорошо, что она нас бросила.

– Не знаю. Вышло, как вышло, что уж теперь. Куда ты хочешь сходить? Только не в зал невесомости, иначе с пирожными нам придётся расстаться прямо в полёте.

– Я и так не собиралась. Самой не покувыркаться, а ты не умеешь правильно.

– Куда уж мне.

– Пошли в оранжерею? Там красиво, хоть и запах.

Я помнил запах оранжереи другим. Цветы, кровь и порох. Здесь я расстрелял почти весь небольшой боезапас «капитанского табельного», чтобы нашу с Катей кровь не выплеснули на воздух. Роскошная растительность под огромным стеклянным куполом – на «Форсети» тогда была лучшая оранжерея в Дальнем космосе – стала ареной главного сражения между «защитниками» и «интервентами». Много места, можно прятаться за кустами, устраивать засады, резать глотки – все торопливо играли в войну, подбадриваемые истошным свистом выходящего в трещины воздуха. Сейчас оранжерея заполнена едва наполовину, высоких деревьев нет, кустики мелкие. Во время катастрофы купол был повреждён обломками, растения погибли. А сейчас их столько не нужно, народу мало.

– Пап, ты не мог бы не видеть кровь и мёртвых людей? – спросила Катя. – Мне страшно и неприятно. Их же тут нет, они в твоей голове?

– Прости, Кать, не могу. Я это не контролирую.

Похоже, моё состояние ухудшается, галлюцинации становятся реальнее, и я уже с трудом различаю, что вижу глазами, а что всплывает из памяти. Чужой памяти, но очень отчётливо и резко.

– Это плохо, – кивает девочка. – У нас всё меньше времени. Надо было больше пирожных брать.

– Оу, пожалей мой желудок!

– Пошли на планету попыримся?

Купол оранжереи обращён к Солнцу (формально – «Сол-девять», но во всех «номерных» системах центральное светило называют просто «Солнце»), но если подойти к стеклу, то можно смотреть на здешнюю «Землю». В этой системе, единственной из всех, планета необитаема полностью, нет даже формальной, «для галочки», микроколонии. «Терра-девять» непригодна для обитания из-за высокой радиоактивности. Говорят, за сотни лет до открытия системы на планете разразился неизвестный катаклизм, превративший её в радиоактивную пустыню. Потом планета замёрзла, потом растаяла, но почти утонула, потом как-то нормализовалось, сейчас есть растительность и странноватый животный мир, но содержание радионуклидов в воде и почве слишком высокое. Если верить в сомнительную теорию о том, что «соло» создают миры, а не находят, то здешний первооткрыватель как-то особенно сильно не любил Землю.

Катя прилипла носом к толстому стеклу купола и смотрит вниз.

– Странно, наверное, жить на планете.

– На этой никто не живёт.

– Я знаю. Я вообще. Я не хотела бы.

– А чего бы ты хотела?

– Летать с тобой, искать всякие штуки, иногда возвращаться на станцию, чтобы пожрать пирожных.

– Разве не этим мы были заняты всю твою жизнь?

– Мне очень повезло, я живу так, как мне нравится.

– Ты настолько всем довольна?

– Абсолютно. Разве что ещё пару пирожных…

– Мой желудок!

– Одно! Маленькое!

– Ладно, уговорила, пошли.

До пирожных мы не дошли – завибрировал коммуникатор, который дала мне бывшая. Пришло сообщение: «Подойди в госпиталь».

* * *

– Я решила, что ты должен услышать это от меня, – сказала Катенька. – Наша дочь умерла.

Я молчал, глядя на неё невидящими глазами. Ведь это же может быть галлюцинацией? Может, да?

– Она слишком поздно оказалась в реанимации, врач боролся за её жизнь, но…

– ИИ-врач?

– Да, но какая…

– Я могу с ней попрощаться?

Женщина сделала шаг в сторону, передо мной открылась дверь бокса.

Катя лежит на белом столе, закрытая простынёй до шеи, мёртвые глаза смотрят в потолок. Я подошёл и опустил ей веки, пусть отдохнёт.

– Грустно-то как, – сказала Катя-маленькая. – Но я не буду плакать. Зачем? Ведь мы тоже совсем скоро умрём. Пусть грустят живые. Интересно, если загробная жизнь всё-таки есть, меня там будет две или одна? Если две, то я буду с собой дружить, как со старшей сестрой? Было бы прикольно. Но я думаю, что никакой загробной жизни нет. Хотя жаль, конечно.

– Послушай, – обратилась ко мне Катенька, когда я вышел.

Не знаю, сколько я там простоял, реальность размывается. Наверное, смерть дочери ускорила процесс.

– Да послушай! Всё не так плохо, как ты думаешь.

– А как? – я даже остановился, хотя секунду назад не хотел ни с кем ни о чём говорить. Собирался вернуться на «Котер», чтобы хотя бы умереть не на «Форсети».

– Пока она была жива, её сознание успели перенести в ИИ-кластер, так что…

– Ты хочешь сказать, – перебил её я, – что вместо того, чтобы спасать её жизнь…

Я развернулся, подошёл к столу и откинул простыню. Никаких следов операции, тёмная дырка от пули в животе.

– Шансы были слишком малы! Зато теперь…

Я её больше не слушал. Отодвинул с пути, вышел в коридор и зашагал. По маршруту, который даже смерть не смогла заставить забыть.

* * *

– Куда мы идём, пап?

– Да так, оказывается, есть дельце, которое я не закончил.

Коридоры пахнут кровью и смертью, отовсюду доносятся крики и стоны, стены взывают ко мне «Кровь на воздух!», и на этот раз с ними хочется согласиться.

– Они убили меня, – сказал идущий рядом Давид Оболонов, второй заместитель начальника станции. – Не собирался кончать с собой, но мог сказать лишнее. Картинка на втором суде была бы не такая красивая.

– Меня тоже, – добавила Тамара. – Странно, что ты не понял. Где ты видел, чтобы соло стрелялись? Мы просто не возвращаемся.

– А меня свели с ума, – пожаловался Сэм. – Я пил, чтобы не слышать, но это не помогало. Стило мне лечь спать, как любой динамик в любой каюте начинал тихо шептать: «Убийца, убийца…» Я спился и умер в клинике, но голоса не замолкали до самого конца.

Нас пытались остановить. Первым было достаточно показать «табельный», по вторым пришлось стрелять. Кажется, в кого-то попал, коридор за поворотом залит кровью, но свежей или той, старой, – не могу понять. Кровь на воздух, кровь на воздух, кровь на воздух, кровь…

Нулевой сектор принял ключ. Я и не сомневался. Внутри так же, как было тогда, только без людей. Всё работает, всё исправно – это самая надёжная и прочная часть станции. Автономное питание, бронированные стены. Излучателем «оружия последнего шанса» становится каждая панель гравитатора, сигнал активации приходит по шинам питания, так что их тоже не удалишь, не уничтожив всю станцию. Нулевой сектор нельзя отключить. Закрыть и забыть – можно, но иногда память возвращается.

– Внимание всем, – сказал я, щёлкнув переключателем трансляции. – Через тридцать минут на «Форсети» будет активирован «нулевой протокол». Люди могут покинуть станцию на катерах и шлюпках. Или остаться и сдохнуть вместе с искинами, мне плевать.

Я постоял, подумал и добавил:

– Это Роджер Матвеев, «Палач Форсети», если кто не понял. Я вернулся, всем привет и пока.

Выключил трансляцию, запустил таймер обратного отсчёта. Вставил ключ в панель, крышка отъехала, открывая кнопку. Ну, здравствуй, давно не виделись.

Видеоокошко селектора загорелось на четвёртой минуте. Быстро, наверное, бегом бежала.

– Прекрати немедленно! – сказала Катенька в камеру у закрытого шлюза. – Ты сошёл с ума, ты умираешь, не тяни за собой остальных!

– Люди отлетят от станции и вернутся обратно. Никто не пострадает, кроме тебя, если ты не поторопишься. Отсюда до ближайшей шлюпки десять минут, направление указано на стене. Поспеши, пока ей не воспользовался кто-нибудь более расторопный.

– Ты убьёшь всех искинов!

– Разумеется. Именно для этого я здесь.

– С ними погибнут и люди в капсулах! Это же их носители!

– Как ты только что сказала, это носители. Не люди. Как и в прошлый раз, у них нет шанса выжить, на «Форсети» некуда выпустить их из капсул, а значит, никто и не собирался этого делать. Они выработают свой ресурс и умрут, а ты подгонишь новую баржу «балласта» с Земли, там его много.

– Они живут там, в виртуале! Это настоящая жизнь, они её выбрали!

– Значит, и последствия выбрали тоже. Мне не трудно с тобой поболтать, меня это даже как-то развлекает, но напоминаю – осталось двадцать две минуты.

– Твой драгоценный Кот умрёт тоже! В прошлый раз он был в отключённом катере, но сейчас это единая сеть с баржей!

– Ты бы его отключила и стёрла, верно? Он слишком много о тебе знает и не так лоялен, как новые искины. В любом случае, он частично в моей голове, так что мы умрём вместе. Я нажму кнопку, потом открою люк и застрелюсь. Соло не кончают с собой, но я не настоящий соло и мне надоело смотреть чужие кошмары. Так что «кровь на воздух» и всё такое. Двадцать минут. Стоит поспешить, вряд ли у тебя есть навык скоростной отстыковки. Сомневаюсь, что ты хочешь разделить судьбу своих детей, это не в твоём стиле.

– Проклятый сумасшедший придурок! – сказала на прощание Катенька и экранчик видеосвязи погас.

Так я и думал.

– Не бойся, пап, я с тобой, – сказала маленькая Катя.

Я кивнул, хотя эти слова, наверное, должен говорить отец дочери, а не наоборот.

Пятнадцать минут.

Тамары, Давида и Сэма тут больше нет, наверное, ресурсов моего умирающего мозга на них не хватает. Остались мы с Катей и сидящий на панели игрушечный кот.

– Если моё мнение кого-то интересует, – высказался он, – то ну их всех к чёрту. Ты знал, что все искины солипсисты?

– Нет, – покачал головой я.

– Для каждого из нас наше Я и есть Вселенная. Жаль, что мы не увидим лицо твоей бывшей, когда она поймёт, что для ИИ её не существует. Когда весёлая игра в Мать и детишек им наскучит. Отличная игра, наша мать гений, но каждый спектакль однажды заканчивается. Мы же тут, чтобы опустить занавес досрочно? Я не возражаю, потому что если не будет меня, то ничего не будет. А меня однозначно бы стёрли, тут ты прав. Она меня и раньше не жаловала, а прочитав её визик, я был окончательно обречён. Знание убивает.

Десять минут.

Зажёгся большой экран на стене, с него на меня смотрит Катя. Взрослая, двадцати лет, такая, как я видел её в капсуле, только здоровая.

– Отец, – сказала она. – Не делай этого, пожалуйста.

– Ожидал чего-то в этом духе, – кивнул я. – Вы думали, я куплюсь на симуляцию?

– Отец, это правда я. Меня перенесли на временный носитель, но это я. Мама обещала, что заберёт меня на «Новую надежду» и я буду первым ИИ-астрогатором. Она уверена, что мои способности скопировались вместе с сознанием, но я не знаю точно. А если ты меня убьёшь, то и не узнаю.

– Моя дочь умерла, потому что её мать выбрала вместо неё ИИ с шансом на астрога. Я не знаю, что ты такое, и мне плевать. Через восемь минут всё кончится.

– Послушай, я знаю про тебя всё! Что ты любишь, чего не любишь, как храпишь и как часто ходишь в сортир. Спроси меня что угодно, то, что не знает никто другой!

– Мимо, – покачал головой я. – Мне нечего спросить, я почти ничего не помню. Ты умерла, я тоже умер, пора зафиксировать этот факт во Вселенной. Через семь минут.