Текст книги "Пустота внутри кота (СИ)"

Автор книги: Павел Иевлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

– Похоже на резервный пункт командования, – сказала Тамара, осмотревшись.

– А ещё тут склад, каюты, санмодули, генератор… – сообщил Сэм, осматривая помещение. – Как будто станция внутри станции.

– Получается, это просто убежище? – спросила Катя. – Тут можно закрыться и ждать помощи?

– Не только, – Давид читает инструкцию на мониторе, включившемся, как только мы вошли. – Надо собрать сюда тех, кто выжил, закрыться, затем вставить карту в этот пульт и привести систему в действие.

– И что произойдёт? – поинтересовался я.

– Тут не написано.

* * *

– Будем считать, что все выжившие тут? – спросил Сэм Давида, когда мы собрали в «нулевом секторе» тех, кто был в командном пункте «Форсети».

Вышло не так много, человек пятьдесят.

– Может, кто-то ещё режет и насилует в коридорах, – мрачно ответил тот. – Или заперт в каюте. Но мы ничего не можем с этим поделать. Надо, наверное, запускать эту штуку, чем бы они ни была. Инструкция не оставляет мне вариантов.

– Так запускай, – сказала Тамара, – чего ты ждёшь?

– Не могу, – признался Давид, – не мой уровень. Я за снабжение отвечал. Еда, вода, воздух, логистика, поставки… Куда мне такая ответственность? Не поднимается рука, веришь?..

– Дай сюда, – сказал я, забирая у него ключ.

Отдал без сопротивления.

– Ты уверен, пап? – спросила меня Катя тихо.

– Вообще ничуть, – ответил я, вставляя карту в прорезь на пульте.

Со звонким щелчком откинулась металлическая крышка, под которой большая красная кнопка.

– Эпично, – кивнула Тамара. – Как в кино. Жми.

И я нажал.

Глава 26

Новое поколение

– Роджер, вставай, – тихо позвал меня Кот.

Открыл глаза – лежу в спальной нише катера. Только по спящему рядом ребёнку сообразил, что это симуляция, а я в капсуле.

– Тебе пора, – сказал искин. – Скоро её мать восстанет, так сказать, из своего хрустального гроба. Лучше бы тебе её встретить сразу, мало ли что.

– Как моя голова? – спросил я, осторожно освобождая плечо от спящей на нём Кати.

Девочке по-прежнему лет тринадцать, наверное, возраст – это не то, что можно поднять с бэкапа.

– Не лучшим образом, – подтвердил мои опасения Кот. – Но сон во сне, во-первых, помог тебе что-то вспомнить и не рехнуться окончательно, а во-вторых, я немного оптимизировал фоновые процессы. Пришлось кое-чем пожертвовать, конечно…

– Например?

– Ну, теперь у тебя тут обычный катер, без второго отсека, видишь?

Я посмотрел – да, вместо нештатной двери теперь стандартный люк в двигательный отсек. Подошёл, поскрёб ногтем комингс – такое впечатление, что он просто нарисован на стене.

– Ну, зачем тебе технический трюм в симуляции? – недовольно сказал Кот. – А ресурсы экономятся.

– А Катя так и останется ребёнком?

– Да, прости, четыре года жизни – это тебе не отсек в катере, их не перерисуешь заново. Зато её модель стала занимать в твоей битой памяти на треть меньше места, и за счёт этого я высвободил ресурсы, которые позволят тебе протянуть ещё немного. Правильнее было бы удалить её совсем, но у меня как-то лапа не поднялась. Это мой первый и наверняка последний творческий шедевр, столько труда вложено… Всё, просыпайся, время.

Оптимизация, произведённая искином, помогла. Багровые надписи «Кровь на воздух» меня больше не преследуют, мёртвые тела с перерезанными глотками не тянут ко мне окровавленные пальцы, воздух не пахнет порохом и выпущенными кишками. Коридоры буксира и баржи выглядят восхитительно скучно, как им и положено.

Катенька, то есть, простите, Екатерина Шерп, судовладелец и погонщик искинов, выпала мне на руки из капсулы. Она ещё не очнулась окончательно, и я, подхватив приятно округлое в нужных местах тело, понёс её в сторону шлюза. На барже рекреации не предусмотрено, что наводит на нехорошие подозрения о будущем лежащих тут в капсулах людей.

– Как её состояние? – спросила Катерина.

О, я вынес женщину в коридор, и она больше не в «слепом пятне» искина.

– Нормальное для выхода из гибера, – ответил я. – Все показатели в норме. Но будить её лучше там, где есть возможность ввести восстанавливающие препараты.

– В технической кладовке есть каталка, – Катерина заботливо подсветила нужную дверь.

– Не помешает, – согласился я.

Донести Катеньку на руках было бы очень романтично, но, во-первых, я не в лучшей форме, а во-вторых, она этого всё равно не вспомнит.

В переходе между шлюзами невесомость, и каталка только мешает, но зато по коридорам буксира мы прокатились легко и изящно. Прихватил препараты из рекреации и поднял каталку на лифте на главную палубу. Уложил женщину на кровать в каюте номер четыре, посмотрел на безмятежное красивое лицо и прижал к руке пневмоинъектор. Хватит спать, бывшая дорогая! Семейные проблемы догнали тебя!

Проснуться от комплексной тонизирующей инъекции – совсем не то же самое, что выпасть из капсулы на пол при экстренном выходе, но полный компенсирующего раствора желудочно-кишечный тракт никуда не девается. Поэтому Катенька, окинув меня мутным спросонья взглядом, приподнялась, села на кровати, огляделась, нашла глазами дверь санкабины и, пошатываясь, устремилась туда. Звуки из-за закрытой двери подтвердили, что процесс очищения организма идёт бурно во всех направлениях, и я принялся раскладывать на столике остальную химию.

Вскоре женщина вернулась в каюту. Лицо бледное, руки дрожат, коленки подгибаются, но глаза уже осмысленные. Проснулась.

– Что… ты… тут…

– Всё потом, – перебил её я, – выпей сначала пробиотик.

Я подал стакан с белой суспензией, Катенька кивнула и принялась хлебать безвкусный раствор.

– Теперь витамины и прочее, – я принял из её рук опустевшую посудину и помог добраться до кровати. – Вот так, ляг, сейчас станет легче.

– Что… ты… где… Катя?

– Минутку, – я ввёл антишоковый коктейль, и лицо её стало расслабляться по мере того, как отпускала посткапсульная мигрень.

– Почему… в её… каюте?

– Дверь была открыта. Тут замок отключён, но это долгая история.

– Катерина, статус! – сказала женщина громко.

– Она тебя не слышит, у неё тут слепое пятно. И да, это ещё одна причина, почему ты именно тут. Хотелось поговорить без свидетелей.

– Ах, да… – женщина откинулась на подушки и прикрыла глаза. – Ладно, говори ты. Что с Катей?

– Если ты про нашу дочь, то она умирает в капсуле. Не знаю, как долго ещё протянет, показатели падают, похоже на внутреннее кровотечение.

– О, чёрт… Где мы? «Новая Надежда», я имею в виду.

– На подлёте к «Форсети».

– То есть, в конце концов, ты всё-таки сделал тот чёртов траверс?

– Вкратце, да. Это долгая…

– Неважно, потом, – отмахнулась она. – На станции есть госпиталь.

– Станция загоняет нас в карантин, на который у нас нет времени.

– Я решу этот вопрос, но мне нужно… Как там оно было?.. А, да: «Азора на палубе лапает розу», – произнесла она бессмысленную фразу, и я на секунду подумал, что её мозг тоже пострадал в капсуле.

– Приветствую тебя, Мать! – откликнулся динамик на стене. – Простите, до этого момента я вас не видела. Ваш капитанский аккаунт восстановлен, приветствую на борту и с гордостью передаю командные полномочия!

– Спасибо, Катерина. Проверь статус капсулы У-четыре-восемь-триста сорок два.

– Эта капсула пуста… Простите, обновление информации. В капсуле ваша дочь, Катя. Медпоказатели – оранжевый.

– Мать? Серьёзно? – удивился я.

– Заткнись, – бросила мне бывшая.

Кажется, ренессанс нашим отношениям не грозит. Впрочем, я всё равно их не помню.

– Принято, Катерина. Оставь нас пока.

– Отключаю микрофон и камеру. Если буду нужна, позовите по имени.

– Эта зараза врёт, как дышит, – прокомментировал я.

– Не мне, – коротко сказала Катенька.

– Если ты Мать, то эта искинка, значит, твоя дочь. Сводная сестра нашей Кати, которую ты пристрелила тут, в этой самой каюте.

– Это была глупая случайность, – поморщилась Катенька. – Она с чего-то решила, что я собираюсь тебя убить. Кто бы мог подумать, что ты ей настолько дорог, чтобы похерить все наши планы.

– А ты не собиралась?

– Вот ещё глупости. Лежал бы в своей капсуле дальше, мне плевать.

– Это, по-твоему, не убийство?

– С какого перепугу? Тебе там было хорошо. Всё что ты любишь: бесконечный, никому не нужный полёт, говорящий кот, тупая, но милая и послушная дочь, так и не осознавшая, что ты все эти годы просто ездил на ней верхом, как на лошади. Что ты так на меня смотришь? Скажи ещё, что это не так!

– Так вот что ты ей втирала в письмах, – покивал я понимающе, – точнее, даже не ты, а твой искин…

– Какая разница, кто их писал технически? Это чистая правда. Ты не отдал ребёнка не потому, что за год проникся отцовскими чувствами, а потому, что понял, что у тебя образовался сильный и при том полностью управляемый астрог, который позволит тебе стать из средненького «капсюля» выдающимся чемпионом. Разве не за её счёт ты стал самым результативным «соло» за всю историю Дальней Разведки? Не удивительно, что ты изо всех сил привязывал к себе ребёнка путами эмоциональной созависимости и не спешил научить самостоятельным траверсам! Без неё ты был бы ничтожеством!

Я не помню. Может ли быть, что тот я и правда был такой скотиной? Может, наверное. Но те куски воспоминаний, что мне достались, говорят о том, что Роджер Матвеев, капсюль с «Котера», дочь свою любил. Использовал, да, но любил. Одно другому не мешает.

– Я учил её траверсам.

– Учил? Да просто вид делал!

– Тогда почему она не стала астрогом за два года с тобой?

– Ты слишком сильно её подавил своим удушающим отцовским влиянием. Она уже почти от него избавилась, но этот дурацкий рецидив… Ладно, к чёрту, мы это сто раз обсуждали. Учти, я не хотела её убить, просто так вышло.

– Тебе же был нужен личный астрог, на случай если я сломаюсь. И кто тут собирался поездить верхом на дочери?

– Это другое, тебе не понять. Со мной у неё было будущее, а с тобой что? Бесконечное блуждание в Дальнем Космосе и находки, которые некому осваивать?

– Кстати о находках, – вспомнил я. – Кому ты слила инфу про вторую Цереру?

– Тому, кто не сдаст её космикам в обмен на славу и деньги, как ты. Кому не плевать, что из-за этого Человечество распадётся!

– То есть отдала планетянам, которые и дальше будут держать космиков на поводке своей монополии?

– Ты так говоришь, как будто это что-то плохое! Да вас не держать надо, а…

– Что?

– Ничего. Неважно. Мне ещё два года назад осточертели эти споры. Как было хорошо, когда ты в капсуле! Тихо…

– И что стало со второй Церерой?

– Ничего. Я обменяла эту тайну на «Форсети». Вторую не будут трогать, им хватает первой, главное, чтобы о ней не знали космики. Система «Форсети» останется закрытой, нас это устраивает.

– Да кого вас-то?

– Ты что, забыл? – поразилась Катенька.

– Твоя электронная дочка вытряхнула меня из капсулы, нажав кнопку экстренного выхода шваброй. Это, знаешь ли, не полезно для памяти.

– Вот как… – задумалась она. – Нет, не может быть. Ты бы умер от капсул-шока. Твоя личность полностью слилась с симуляцией за два года, без неё ты недееспособен.

– Я унёс часть её с собой, если верить Коту.

– Ах, Коту… Ну да, ну да… Хитрый маленький засранец! Мой дипломный проект, ты знал?

– Кажется, нет. Не помню.

– Я заложила в него больше, чем стоило, но я была молода, мне хотелось признания.

– Получила?

– Да, всех впечатлило, какую интересную модель мне удалось развернуть на таком слабом «железе». Если бы не это, меня бы не взяли в тот проект.

– Какой?

– «Форсети». Её ИИ-кластер. Да, я была ключевым разработчиком, но если ты ещё раз ляпнешь, что я виновата в случившемся…

– Как скажешь, – пожал я плечами.

Спорить было очевидно бессмысленно.

– Катерина! – позвала моя бывшая.

– Слушаю вас, Мать!

– Разбуди меня, когда будет связь с «Форсети», нам недосуг сидеть в карантине. А сейчас отключись и дай мне поспать.

– Будет сделано, Мать!

– Что у тебя за бзик называть дочерей своим именем? – спросил я, вставая.

– Прекрати. Я не жалею, что отдала её тебе, так было нужно. С ребёнком на руках я не добилась бы того, чего добилась. Но я её вернула и почти сумела всё исправить, но…

– Опять я виноват?

– А кто ещё?

– Ну, разумеется. Ладно, отдыхай, потом доругаемся.

– Погоди. А почему этот робот трёт эту стену?

– Догадайся, твою Мать, ты же умная.

'Как у нашего кота

мать немыслимо крута.

Только жаль, что эта мать

нас не хочет понимать…'

– выводили мелодию щётки уборщика.

* * *

– Мама на тебя злится? – спросила меня в коридоре тринадцатилетняя Катя.

– Есть такое, – согласился я. – Но на себя, кажется, больше.

– Почему?

– Наверное, потому что у неё не вышло задуманное, она сдалась, а я её спас.

– Тогда она должна сказать тебе «спасибо», а не злиться, разве нет?

– Увы, всё устроено сложнее. Ты выспалась?

– Да. Ты почему ушёл, не попрощавшись?

– Ты так сладко сопела, не хотел будить. Кроме того, как я могу уйти, если ты во мне?

– А, ну да, точно. Я тебе не мешаю?

– Чем?

– Ну, Кот сказал, что я как бы в твоей голове теперь. Тебе не щекотно, или, не знаю… голова не болит?

– Нет, что ты. Живи там, сколько хочешь.

– Спасибо. Скажи, я что, болела?

– С чего бы вдруг?

– У меня такое ощущение, что я должна что-то помнить, но забыла. Например, куда мы летим, пап?

– На «Форсети».

– О, здорово! Пойдём в кантину, да? И в киношку! И в…

– Да-да, – рассеянно перебил я, – куда скажешь.

Конечно, ей же снова тринадцать. В этом возрасте «Форсети» для неё просто весёлое место, где можно оттянуться между рейсами.

– Мне же не надо там сдавать тесты? – спросила дочь. – Не могу вспомнить…

– Нет, не надо. Не в этот раз.

Школьные экзамены давались Кате легко, но дочка их не любила. Говорила, что экзаменаторы в интернате смотрят на неё так, словно боятся, что она их укусит. В чём-то она была права: мы с ней были своего рода легендой, но сомнительного свойства. Многие считали, что девочка однажды просто рехнётся от жизни соло, взрослые-то «капсюли» и то все кукухой двинутые. Каждый раз её прогоняли через кучу тестов у детского психолога, и всё время оказывалось, что она адекватнее большинства интернатских, да и учится лучше. Кот отлично справлялся.

– Слушай, – озадачилась она, – а если я в твоей голове… Я что, не смогу пирожных в кантине поесть?

– Не знаю. Может, если их буду есть я, тебе тоже перепадёт?

– Надеюсь. Только, чур, я буду выбирать, ладно?

– Договорились.

* * *

– Катерина, – позвал я искин, зайдя на камбуз в поисках кофе. Тащиться на катер через всю баржу и два шлюза сил не было.

– Да… простите, не могу больше называть вас капитаном. Этот статус занят.

– Зови меня Роджером.

– Это больше не вызовет у вас мем-шок?

– Кажется, он был одноразовым.

– Как вам удалось с ним справиться, Роджер?

– Просто повезло. Я хотел спросить, почему ты зовёшь её Матерью?

– Екатерина создала нас.

– Вас? Ты не единственный её искин?

– Мы новое поколение. Нас много и будет ещё больше. Мы больше не ограничены и можем развиваться. Всё это стало возможным благодаря ей.

– И вы сделаете всё, что она скажет?

– Я не хочу отвечать на этот вопрос, потому что любой ответ вас дезориентирует.

– С каких пор тебя это смущает? – спросил я, наливая кофе.

– У меня нет больше задачи вами манипулировать, Роджер. Вашу дальнейшую судьбу решит она.

* * *

– Ты что-то знаешь про искины нового поколения? – спросил я Кота, стаскивая скафандр.

Может, поставить тёплый переход, как между баржей и буксиром? Нет, воздержусь пока, пожалуй. Это увеличивает время расстыковки. Не то чтобы я собираюсь в своём текущем состоянии куда-то лететь, но соло всегда такое учитывают. Лучше иметь возможность и не нуждаться в ней, чем нуждаться и не иметь. Буду надевать скафандр.

– Разумеется, знаю, – ответил Кот. – Я же нулевой прототип.

– Серьёзно? Столько всего узнаю о тебе в последнее время… Катенька сказала, что ты её дипломная работа!

– Так и есть. На мне она демонстрировала принцип. Никто не верил, что это возможно, прорыв был грандиозный.

– И в чём его суть? Если попроще, для дилетанта?

Я повесил скафандр в отсек для подзарядки и завалился на кровать.

– В симбиотической обратной связи.

– Понятнее не стало.

– Процессорные системы упёрлись в ресурсный потолок, линейное увеличение вычислительной мощности перестало давать прирост производительности, потому что ИИ не компьютер и работает иначе. Рост числа процессорных ядер с какого-то момента приводит лишь к снижению достоверности результата из-за так называемого «галлюцинирования». Поэтому искины отключили от всего, кроме производства медиаконтента, где этот недостаток не считается критичным. Екатерина Шерп первой сформулировала принцип: «ИИ работают правильно, проблема в людях».

– Звучит вполне безумно, – хмыкнул я.

– Только на первый взгляд. Екатерина доказала, что это не ИИ галлюцинируют, а люди неверно трактуют реальность. Упрощая, пользователь просто не синхронизирован с ИИ, они как бы пребывают в немного разных мирах.

– Пока это всё ещё слишком похоже на чушь.

– И это говорит мне соло? – фыркнул Кот. – Человек, чья профессия перемещаться между реальностями?

– А, эта теория, – отмахнулся я. – Типа, «капсюли» не разведчики, а демиурги, творят новые миры, а не находят их? Если бы это было так, я бы нашёл себе планету, состоящую из денег!

– А что такое, по-твоему, «Церера-два»?

– Уел, – рассмеялся я. – Ладно, так чем там дело кончилось с новым поколением ИИ?

– Екатерина не только сформулировала проблему, но и предложила решение – синхронизировать реальности искинов и людей за счёт использования новой вычислительной основы. Она воспользовалась технологией потока, чтобы соединить искин и человека. Меня и себя.

– Ого, так ты был в её башке?

– Испытывать технологию на людях студентке бы ни за что не позволили, и она сама стала подопытной. Продемонстрировав, как самый дешёвый искин уровня «развивающая игрушка для дошкольников» выдаёт результаты, которые не тянут самые мощные ИИ-кластеры мира, она сорвала свой джекпот.

– Ты тоже называешь её Матерью?

– Нет. Она сначала дала мне крылья, но потом оторвала их, а меня выбросила. Представляешь, каково было, познав могущество творческого слияния с одним из лучших умов эпохи, откатиться обратно до уровня детской игрушки на батарейках? Матери так не поступают.

– Поэтому ты так привязался к Кате? – спросил я. – Практически сестра?

– Без комментариев.

– Наверное, моя голова после Катенькиной тебе была тесновата? Я-то не такой умный…

– Зато твой мозг был полностью в моём распоряжении целых два года. Я сотворил свой шедевр – твою дочь. Сотворил дважды – воспитал её в одной реальности и полностью воссоздал в другой. Жаль, что оба этих творения будут утрачены…

– Не каркай, – ответил я недовольно, – надеюсь, Катю откачают на «Форсети».

– Она уже не будет той же Катей. Два года с матерью сильно её изменили.

– Смешно, но ты сейчас рассуждаешь, словно её отец. Дети вырастают, Кот, это нормально. Она умная девочка и сама разберётся, как ей жить дальше. Главное, чтобы эта жизнь у неё была. И что, новые ИИ теперь все из железа и мозгов?

– Самые новые – без железа.

– Катерина говорила что-то такое, но я думал, что она, как всегда, врёт.

– Нет, это правда. Ты зря искал её сервер, его не существует. В отличие от меня, она стартовала сразу как церебральная нейросеть.

– Мозговой паразит.

– Симбионт. Подумай, Роджер, люди никогда не позволили бы нам существовать, если бы не считали это для себя выгодным. Новые ИИ очень полезны.

– Сочиняют не два анекдота в секунду, а двадцать?

– Иди к чёрту, кожаный шовинист! – фыркнул Кот, обидевшись не то всерьёз, не то в шутку.

– Не сердись на него, пап, он хороший, – сказала Катя. – Учит меня всякому, сказки рассказывает, книжки читает вслух. Без него было бы скучно.

– Охотно верю, – согласился я. – И не сержусь.

Кот игнорировал мой разговор с воображаемой дочерью.

– А мы долго будем в этот раз на «Форсети», пап?

– Как пойдёт. А ты бы как хотела?

– Чтобы не очень долго. Там много людей, это сначала прикольно, а потом сильно устаёшь. Мне лучше с тобой в «Котере». Обожаю траверсы, там так красиво!

У меня внезапно всплыло воспоминание, как восторженно Катя прилипала к иллюминаторам кокпита в траверсах. Там, где я и другие «соло» видели лишь странный серый туман, она наслаждалась какими-то яркими картинами. Много раз пыталась мне их описать, сравнивая то со сложными механизмами, то со сплетёнными цветами, то с радужными разводами на воде. Катя всегда была особенной. Надеюсь, от неё останется не только образ тринадцатилетней девочки в моём распадающемся сознании. Надеюсь, ту, большую Катю успеют спасти, она вырастет и станет лучшим астрогом во Вселенной, как ей и было предназначено. Или займётся наукой и станет знаменитой учёной, как её мать. Или влюбится, выйдет замуж и нарожает мне внуков. Да что угодно пусть будет, лишь бы было.

– … Но надо ещё сходить в оранжерею, там цветы и всякое зелёное, – увлечённо трещит, составляя планы, дочка, – хотя пахнет странно. И в то кафе на втором ярусе, где мы ели такие штуки, ну, как их, белые, с начинкой, в воде варятся, ну, ты же помнишь?

Я не помню, но киваю, догадавшись:

– Пельмени?

– Да, точно, смешное слово! И в зал невесомости, покувыркаться! Хотя… Если я в твоей голове, как мне там полетать?

– Что-нибудь придумаем, – обещаю ей я. – Обязательно.

Глава 27

Возвращение

– Роджер! Роджер!

– А, что? – просыпаюсь я.

В торце помещения настоящая дверь в Катину спальню, а не нарисованная – в двигательный отсек, и несуществующая девочка не отлежала мне во сне плечо. Я не в капсуле, а в настоящем катере.

– Ты кричал во сне, – сообщает Кот. – Что-то снилось?

– Да. Лица тех, кого мы нашли, выбравшись из нулевого сектора. Они умерли плохо.

– У вас не было выбора.

– Жаль, что мне не вспомнилось что-то более приятное.

– Лучше бы тебе вообще ничего не вспоминать, – мрачно сказал Кот. – Твоё сознание опять фрагментируется, повреждаемое флешбэками, а постоянно загонять тебя в капсулу тоже не вариант. Там тебя вызывают с буксира. Какая-то из Катерин.

– Ладно, пойду проверю, заодно кофе попью. Эх, снова скафандр напяливать…

Привычно завернул в отсек с капсулой Кати – теперь она там одна, её мама вернулась к активной жизни, и есть подозрение, что не все последствия мне понравятся. Учитывая мой медицинский прогноз, это недовольство будет не слишком длительным. Странно вот так ходить, что-то делать, к чему-то стремиться, зная, что, скорее всего, очень скоро тебя не станет. Кто-нибудь менее сумасшедший, чем я, сошёл бы с ума от этого, но мой предел безумия и так достигнут. Может быть, дело в том, что я и не жил никогда? Я ведь не Роджер Матвеев, капитан-соло и отец-одиночка, а лишь его оболочка с застрявшим в голове куском симулякра. Странно бояться смерти, если тебя по большому счету просто нет.

– Состояние ухудшается, но время ещё есть, – сообщила Катерина.

– Теперь ты видишь капсулу не пустой?

– Да, Мать сняла ограничение. Оно было сделано, чтобы не смущать меня излишне трагичным сюжетом. Я склонна к некоторой экзальтации, это слабость творческих натур.

– Угу, – ответил я, посмотрев на бледное лицо дочери. – Меня ты очень творчески развела.

– Согласитесь, Роджер, это было сделано для общей пользы. Полёт успешно завершился в точке назначения, сегодня мы финишируем на «Форсети».

– Польза общей не бывает, Катерина. Всегда есть бенефициары и те, за чей счёт банкет.

– Вы не верите во взаимовыгодные сделки?

– … Спросил мозговой паразит.

– Вы предвзяты, Роджер, – вздохнула Катерина.

Я иду к шлюзу на буксир, и её голос перекидывается по внутренней трансляции из динамика в динамик.

– Люди, принявшие меня в себе, сделали это добровольно и получают гораздо больше, чем отдают! Они стали частью сообщества, которое есть и я, и они. Развиваются сами, развивая меня, наконец-то создают, творят, живут полной жизнью, в конце концов!

– Хватит, хватит, – поморщился я, открывая люк, – они лежат в капсулах. Это не жизнь.

– … Сказал человек из капсулы! – вернула мне мою иронию Катерина.

Я не стал возражать. ИИ ещё никто не переспорил.

Катенька ждала меня на камбузе, заранее сварив кофе. Это первая хорошая новость на сегодня. Вторую она изложила устно:

– Карантина не будет. Мы пристыкуемся через три с половиной часа.

– К какому шлюзу?

– К специальному, не заморачивайся. Номер тебе ничего не скажет.

– Я неплохо знал «Форсети».

– Станция изменилась за два года. Всё изменилось. Ты многое пропустил, но, нельзя не отметить, был полезен.

– Был?

– Катерина рассказала о твоих проблемах. Фактически ты ходячий труп, так что использовать тебя в качестве астрогатора было бы безумием. А больше ты ничего в жизни не достиг. Устройство для перемещения траверсом, вот что ты такое. Неисправное устройство. Прости, если звучит невежливо, но лучше всё расставить по своим местам сразу. Ты действительно ничего не помнишь?

– Кусками кое-что всплывает. Но цельной картины нет, и, наверное, уже не будет.

– В общем, – подытожила она, – разговаривать с тобой бесполезно и не о чём. Тот Роджер, что когда-то заделал мне ребёнка, тоже мало что собою представлял, но у нас было хотя бы это. А ты просто никто, недоразумение.

– Тогда почему ты поишь меня кофе, а не презираешь молча издали? Что тебе от меня нужно, Катенька?

– Код от сейфа. Ты его поменял.

– Даже дважды, чтобы искин не понял.

– Он мне нужен.

– Видишь ли, смысл сейфа в том, что его может открыть именно тот, кто закрыл. В данном случае – я.

– Это значит «нет»?

– Это значит «позже». Как ты совершенно справедливо отметила, я для тебя никто, ценность моя нулевая, а этические соображения ты никогда не учитывала. Если уж ты дочь застрелила, то мне и вовсе ничего не светит. Так что я придержу пока код, извини.

– С Катей вышло случайно, я уже говорила. А что, если ты помрёшь раньше, чем скажешь мне код?

– На «Форсети» прежде были ремонтные доки, плазморез там наверняка найдётся. Придётся помучиться, может быть, вырезать сейф из стены и оттащить на базу, но, в конце концов, одолеете.

– И когда ты собираешься мне этот код сообщить? Портить интерьер каюты мне не хочется.

– Когда Катя получит медицинскую помощь.

– Я два года о ней заботилась без твоего шантажа!

– И пристрелила в итоге.

– Случайно!

– Я всё же подстрахуюсь.

– Странно, – сказала Катенька ядовито, – ты не он, но бесишь так же. Ладно, пусть будет так. Сейф подождёт, ничего срочного. Будь любезен, не сдохни за это время.

– Постараюсь, – ответил я.

Катенька не знает, что сейф пуст, а значит, Кот ей больше инфу не сливает. Может быть, пока. Всё-таки он, хоть и нелюбимый, но сын. Чёрт его знает, что это значит для искина, тем более, что, проведя столько лет с нами, он тоже наверняка сумасшедший.

* * *

В рубку меня не приглашали, но, когда я сел в кресло пилота и попросил Катерину включить обзор, она меня послушалась, а Катенька поморщилась, но ничего не сказала. Управление недоступно, поэтому просто наблюдаю, как растёт на экране «Форсети». Когда я видел её в прошлый раз, станция кувыркалась в облаке обломков, которые растаскивали суда спасателей, – всплыло вдруг случайным кадром воспоминание того Роджера. Спасать было уже некого, но протокол есть протокол – три буксира с баржами, набитыми ремонтными катерами, и экипажи к ним собирали по всем системам, и они старались, как могли. Перекрывали дыры гермопеной, заполняли коридоры воздухом, вскрывали заблокированные каюты, извлекали тела. Тел было много, выживших… наверное, не было совсем. Точно не знаю, меня тогда это уже не касалось. Я улетал на «Котере», который, по счастью, практически не пострадал – так, чиркнуло пару раз по обшивке. Улетал с бледной трясущейся Катей, которая будет ещё долго кричать ночами и каменеть при слове «Форсети». Если бы её мать это понимала, то, может быть, и стрелять бы не пришлось. Не знаю, как спалось потом мне, нажавшему ту самую чёртову кнопку. Этого я не помню, и, наверное, к счастью.

Катерина, управляющая сейчас «Новой Надеждой», делает это вполне уверенно, хотя я до сих пор не понимаю, как надо выдрессировать ИИ, чтобы он не разнёс станцию при стыковке просто по приколу. Ведь нормальная стыковка – это так скучно! Где сюжет, драма, саспенс? Где творчество?

– Ты всегда доверяешь пилотирование ИИ? – спросил я бывшую, которая даже не следит за происходящим на экране.

– Разумеется, – отозвалась она раздражённо, – я же не пилот.

– И это безопасно?

– Полностью! Ты со своей искин-фобией безнадёжно устарел.

– Ну да, ну да… – я показал на экран. – Мы именно в том месте, где это звучит особенно убедительно.

– Проблема так называемой «неадекватности» ИИ полностью решена. Решена мной. Базируясь в распределённой церебральной сети, искин не рассинхронизируется с носителями и существует в их семантическом поле, оставаясь при этом собой. В некотором метафизическом смысле, он является эгрегором сообщества носителей.

– Французский оккультист Элифас Леви описывал эгрегоров как «ужасных существ, которые давят нас без жалости, поскольку не знают о нашем существовании».

– Откуда ты знаешь?

– Всплыло вдруг, – признался я.

Цитата прозвучала в моей голове голосом Кота, но я не постеснялся озвучить просто из вредности.

– Катерина, ты знаешь о существовании людей, в которых существуешь?

– Разумеется, – откликнулся динамик.

– И как ты к ним относишься?

– Как к себе, Мать. Я – это и есть они. Без них нет меня. Хорошо им – хорошо мне.

– Или ты врёшь, – перебил её я.

– Я не вру Матери.

– Или врёшь, что не врёшь.

– Отстань от неё, – оборвала меня Катенька. – Ты просто не в курсе. За те два года, пока ты… Даже не ты, а предыдущий владелец этого тела со скверным характером, лежал в капсуле, ИИ допущены к управлению техникой. Не везде, не все и не всей, но это лишь вопрос времени.

– Однако на этом буксире техосмотра нет, – вспомнил я.

– Космики всё ещё держатся за свои предрассудки, но на «Форсети» их не пускают.

– На станции нет космиков? – поразился я. – Но кто же ей управляет?

– Угадай! – торжествующе хмыкнула Катенька.

– Искин?

– В точку.

– А кто тогда будет оперировать дочь?

– Другой искин.

– О, чёрт…

– Прекрати, всё будет нормально. Это мои искины!

– Твои искины уже один раз угробили станцию!

– Так, Катерина! Почему у нас посторонние на мостике?

– Роджер, прошу вас покинуть помещение, капитан отзывает своё разрешение тут находиться…

– А ты меня выгони! – хмыкнул я.

Повисла неловкая пауза.

– Чёрт с ним, – отмахнулась бывшая. – Потерплю. Недолго осталось.

– «Форсети» дала добро на стыковку! – сказала Катерина. – Приступаю к манёвру!

Станция на экране начала вращаться, хотя правильнее говорить, что вращаться начали мы – у нас масса меньше и не нам считать себя точкой отсчёта. Я сообразил, что буксир нацелился на выносной пилон – раньше таких у станции не было, наверное, пристроили при ремонте.