Текст книги "Пустота внутри кота (СИ)"

Автор книги: Павел Иевлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Annotation

Эта книга о космосе и людях, искусственном интеллекте и естественном безумии, а также о том, как многое скрывают в себе коты.

Как у нашего кота

Внутри бездна-пустота.

Если в бездну заглянуть

Можно в бездне утонуть…

_____

Космический триллер-детектив.

«Кровь на воздух», часть вторая «Пустота внутри кота»

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

«Кровь на воздух», часть вторая «Пустота внутри кота»

Глава 15

Полеты во сне и наяву

– Отец, нам надо серьёзно поговорить.

Сегодня дочь мне снится в незнакомом… или, наоборот, странно знакомом интерьере. Каюта на какой-то станции. Большая, «семейная тройка», то есть две крошечных спальни и нечто вроде общей гостиной между ними. Зато есть огромный иллюминатор с видом на планету. Для «станционных» это «большая». «Маленькая» – это когда из кровати можно не вставая дотянуться до любой точки в помещении. С точки зрения жителя станции, больше пространства одному человеку не нужно, а каждый кубометр внутреннего объёма прибавляет нагрузки на системы жизнеобеспечения. Даже «капитаны-соло» на своих жестянках живут просторнее, чем обитатели старых перенаселённых станций с номерами два-шесть, «первой волны Экспансии». Хочешь больше места – лети дальше, в новые колонии, на фронтир, там ситуация обратная.

– Где мы, Катя? – я осматриваюсь, отмечая фотографии в рамках и детские рисунки на стенах.

– Это наша каюта на «Форсети». Здесь мы жили между рейсами. Не знаю, почему именно она тебе вспомнилась, но это и не важно.

– А что важно?

– Тебе надо проснуться. Сейчас. Немедленно.

– Почему?

– Ты потерял сознание и валяешься на полу в холодной рубке нашего старого катера.

– И как я туда попал?

– Да какая разница? Пришёл, наверное. Я сон, а не видеорегистратор. Я не смотрю твоими глазами.

– Правда?

– Ну, разумеется. Иначе было бы неловко в туалете.

– Да, верно, – смущённо хмыкнул я.

– Ты зачем-то припёрся на катер и отчего-то потерял сознание. Поэтому я могу с тобой разговаривать. И говорю: «Встань и иди!» Там холодно, и вентиляция отключена.

– Кажется, я что-то припоминаю… Послушай, скажи честно, я умер? Всё, что я вижу, это посмертный опыт, затухающие сигналы нейронов, растянутая в бесконечность последняя секунда?

– Пап, ты что несёшь?

– Мне кажется, я видел там мёртвого себя. В кресле.

– Без понятия, что ты там видел. Встань и посмотри ещё раз, иначе этот твой опыт точно станет посмертным. И кому я тогда буду сниться?

– Знаешь, с тех пор как я вылез из капсулы, реальность с каждым днём размывается всё сильнее. Иногда мне кажется, что я так и остался в ней…

– Это капсул-шок, смирись. Он будет нарастать какое-то время, по мере того, как твой мозг пытается адаптироваться к новому режиму.

– Будет нарастать? А потом?

– Потом ты сойдёшь с ума. Или не сойдёшь. Или сойдёшь, но недалеко, а потом поднимешься обратно. Я надеюсь, что не сойдёшь. У тебя в голове и так не очень комфортно. Но весь этот разговор впустую, если ты не придёшь в себя прямо сейчас. Давай, пап, ну! Кто-то должен позаботиться о той мне, которая лежит в капсуле!

* * *

Скафандр не дал мне замёрзнуть, но лицо неприятно онемело. Воздух затхлый, холодный, но всё ещё пригоден для дыхания. По большому счёту, мне не угрожает ничего, кроме собственного психоза. Надел шлем, опустил стекло, стало лучше.

В кресле валяется забытый кем-то (мной?) комбинезон, игрушечный кот на панели неподвижен и тих, наверное, в нём давно уже батарейки сели. Катер пуст и безопасен. Похоже, меня действительно накрыло капсул-шоком. Если верить Катерине – той, что ИИ, – это первые предвестники будущего сумасшествия, и я обречён. Если верить Кате – которая мой сон, – то у меня есть шанс его пережить с её помощью. Оказывается, когда сходишь с ума, самое неприятное – осознавать этот процесс.

Единственный результат вылазки – я знаю, что капсул-шок действительно существует, и что меня может накрыть психозом в любой момент. Всё остальное остаётся пока в области гипотез. Катер, кстати, заправлен, укомплектован и готов к полёту. Хоть сейчас могу отстыковаться и оставить все загадки за бортом. Я, конечно, не знаю, где мы и куда летим, но я же «капсюль», а значит, дорогу куда-то да найду. Мы её всегда находим. Ну, или «по истечении срока ожидания»… Я, разумеется, не собираюсь бросать баржу с людьми посреди ничего. Может быть, я и схожу с ума, но лучше безумный астрогатор, чем никакого.

* * *

– Капитан, что вы нашли в катере? – интересуется Катерина. – Вас так долго не было…

Её аватарка на обзорном экране выглядит встревоженной и заботливой.

– А ты как думаешь? – спросил я. – Что я там, по-твоему, мог найти?

– Ничего интересного, я полагаю. Просто старый разведкатер, не так ли?

– Мой разведкатер.

– Вы так в этом уверены? Почему?

– Не нашёл судовых документов, но лицо с этой фотографии каждое утро вижу в зеркале, – я повернул рамку с карточкой к камере.

На фото я и Катя. Дочери тут лет тринадцать, а я выгляжу много лучше, чем сейчас, но личность сомнений не вызывает. Снято, судя по интерьеру, на орбиталке «Солус ноль», только там столько модернового пафоса в отделке. Наверное, возил дочку показать жизнь в Солнечной. Почти каждый космик однажды посещает пресловутую «колыбель Человечества», такой туризм спонсируется Землёй и не сильно бьёт по карману. Чтобы, значит, не слишком отрывались от корней. Хотя мы давно уже оторвались, по факту. Почти всё, чем Земля пытается удивить и поразить космика, вызывает у него скорее тягостное недоумение, чем гордость или зависть. Но детей возят всё равно, традиция. Иногда даже опускаются на грунт, – к «Солус ван» пристыкован один из трёх орбитальных лифтов, так что это недорого, – но обычно всё же смотрят с орбиты через роскошные панорамные окна обзорных палуб. Любуются голубым шаром, пытаясь понять, чем же он лучше любого другого в колониях, – ну, кроме орбитального лифта, конечно. Лифты только тут, колонии их строить не тянут. Не окупятся.

– Да, – признала Катерина, – скорее всего, это ваше фото, и логично сделать вывод, что катер тоже ваш. Вряд ли кто-то будет держать там чужие фотографии. А что за девушка с вами? Ах, да, вы же не помните…

– Это моя дочь.

– Вы уверены?

– Это не единственная её фотография, на других можно увидеть, как она росла. И много рисунков – от самых простых, детских, до вполне уверенных набросков неплохого качества.

– Она рисовала руками? Сама?

– До появления ИИ люди как-то справлялись. Чем только не займёшься от скуки в длительных рейсах, особенно если ты ребёнок. Ты не хочешь как-то пояснить, почему мой катер пристыкован к этой барже, а сам я летел в капсуле?

– Не хочу, капитан. Не все загадки должны быть разгаданы. Не на все вопросы надо искать ответы. Не все ответы идут на пользу.

– Очень трогательная речь. Твоя совесть может быть спокойна, ты попыталась.

* * *

Капсулы в трюме буксира точно такие же, разве что постарше, с потёртостями и царапинами, неизбежными при длительной эксплуатации. На барже-то совсем новенькие, как вчера с завода, а эти, похоже, ровесники остальному трюмному оборудованию. Это никак не влияет на их работу, устройства весьма надёжные, просто наблюдение. Ещё одно наблюдение – люди в них тоже отличаются от тех, с баржи. Те очевидные планетяне, балласт. А эти – космики. Учёные на полном серьёзе заявляют, что мы ничем не отличаемся друг от друга, но космик никогда не ошибётся. И дело не только в коже, привычной к открытой атмосфере с ветром и солнцем, а в… не знаю даже. В чём-то. Может быть, за несколько поколений в космосе сформировался какой-то собственный фенотип. Может быть, просто другое выражение лиц. Но даже глядя на спящих, я уверенно говорю – это не планетяне. Три лица знакомы, я видел их на фото в капитанской каюте. Жаль, что раньше не доходил до дальнего угла отсека – не гадал бы, куда делся прежний капитан с семейством.

Большой соблазн разбудить кого-то из них и спросить: «Какого чёрта? Что тут происходит?» – но это плохая идея. Они – я проверил – тоже лежат тут два года, а значит, во-первых, не в курсе ситуации, а во-вторых, скорее всего, словят капсул-шок. Одного психа на борту хватит.

Моя капсула стоит открытой, короткая проверка показывает готовность принять обратно в объятия. Для кратковременных погружений обычно используют оборудование подешевле, но ничто не препятствует загрузиться и в такую. Просто другой режим. Никакого физраствора, никакого релаксанта, всего лишь наведённый сон. Даже если таймер не сработает, меня разбудит мочевой пузырь. Планетяне и жители некоторых станций смотрят в таких кино с погружением и играют в виртуальные игры. Для космиков развлечение нехарактерное, но и не запретное, ничто человеческое нам не чуждо. На кораблях тоже, бывает, задействуют для собственного развлечения свободные капсулы, хотя это уже считается слегка предосудительным. Всё-таки рейс – дело серьёзное.

Я трижды проверил настройки, убедился, что таймер исправен, но не стал закрывать крышку. Ещё и стул из рекреации принёс, поставив так, чтобы его спинка не дала ей закрыться. Опасаюсь я теперь этих штук.

Опустил затылок в выемку индуктора, вздохнул и нажал клавишу загрузки.

* * *

– Привет, пап.

– Э… Привет, Кать, – ответил я, оглядываясь.

– Здравствуй, хозяин, давно не виделись! – сказал динамик в животе игрушечного кота.

– Это вся роскошь моей симуляции? – я обвёл рукой интерьер катера.

Жилой модуль и ходовая рубка составляют единое пространство, от койки до пилотского кресла десять шагов мимо камбузной ниши с микроволновкой и кофеваркой. Крошечный санмодуль, где можно принять душ или сходить в туалет, упираясь локтями в стены. Если привыкнуть, даже по-своему уютно. Космики не знают слова «клаустрофобия».

От стандартного этот катер отличается дополнительным пилотским креслом поменьше, втиснутым сбоку-сзади от основного. Там каким-то подозрительным чудом эргономики вкорячена консоль с дублированными ручками управления. И без того тесный кокпит стал ещё более узким и неудобным, но и к этому, наверное, можно привыкнуть.

А ещё задняя дверь ведёт не в машинное, а в дополнительный жилой отсек. Логово моей дочери.

– Можно заглянуть? – спросил я.

– Ну… Там не убрано… Ладно, только не ругайся на бардак.

Модуль совсем маленький: ниша с койкой, стол, встроенный шкаф. Универсальный тренажёр, позволяющий следить за фигурой в условиях, не располагающих к физической активности. Такой же есть в основном отсеке, это стандартное оборудование, но девушке, наверное, комфортнее заниматься в одиночестве. Бардак вполне умеренный – немного разбросанной одежды, куча изрисованных листов бумаги на столе. Я взял верхний – набросок станционной каюты, попытка передать геометрию и перспективу. На мой невзыскательный взгляд неплохо, хотя хобби, и правда, необычное. Люди теперь редко занимаются творчеством, всё равно с ИИ никому даже близко не тягаться.

Каюта получается проходной между основным отсеком и машинным отделением, но туда приходится лезть нечасто, так что всё-таки индивидуальное пространство, какое ни на есть.

– Но почему? – спросил я у Кати.

– Почему что?

– Почему катер? Почему, я не знаю… не вип-номер «Солус ван», например? Или хотя бы не оранжерейная палуба орбиталки? Это же симуляция, чего стесняться?

– Ты не знал, что это симуляция. Для тебя не было никакой капсулы, мы просто летели на катере, как обычно. Каждый такой типа-рейс загружался заново, поэтому ты не удивлялся, что я не взрослею, и не напрягался странным маршрутом. «Ничего, слетаем разок по заданию и вернёмся в свободный поиск», – говорил ты каждый раз и не помнил, что было в прошлый, потому что симуляция перезагружалась вместе с тобой.

– А ты? Ты помнила?

– Я деталь симуляции. Как кофеварка. Как койка. Как кот.

– Но-но, – сказал Кот, – не надо ставить меня в один ряд с кофеваркой. Я большая языковая модель, обучающий ИИ. Я тебя вырастил, между прочим!

– В реальном мире, не здесь, – возразила ему Катя.

– Для нас этот мир и есть реальность, – игрушка на панели неподвижна, укоризненная интонация без мимики воспринимается странно. – Мы постоянно спорим с ней об этом, хозяин! Она, будучи цифровым слепком человека, недооценивает концептуальную неопровержимость солипсизма…

– Но зачем? – перебил кота я. – Зачем засовывать меня в симуляцию катера?

– Чтобы ты делал траверсы. «Ненавижу лететь по готовым векторам, – ругался ты. – Но ничего, один раз можно…» И мы летели. Каждый раз как в первый.

– Я был астрогом буксира, думая, что веду катер? – дошло до меня.

– Именно так, – подтвердила Катя.

– Но это же… не знаю… как раб на галере! Невольник, прикованный к веслу!

– Ну, всё не так плохо. По крайней мере, мы были вместе. Здесь. Ты не страдал в своём плену.

– И кто додумался привязать меня к невидимому штурвалу?

– Откуда я знаю? Ведь до недавнего времени я была только тут и понятия не имела, что это сон. Пока ты не вышел из капсулы, тут был мирок, замкнутый сам на себя, бесконечный полёт без конца и начала.

– Но почему я тогда вышел?

– Что-то не то было с последним маршрутом. Ты сложил последовательность векторов, задумался и сказал: «Нет, это невозможно!» Я спросила: «Что не так, пап?» «Это какая-то ошибка, – ответил ты. – Это не может быть правильный маршрут, кто-то что-то напутал. Надо возвращаться. Я сейчас прикину новый путь, и мы спросим, какого чёрта нам выдали эту последовательность…»

– И что?

– И всё. Ты не совершил плановый траверс, и кто-то нажал кнопку экстренного выхода. Твоя много раз перезатёртая память этого не вынесла, ты теперь в капсул-шоке, на всех парах летишь к безумию, а я застряла в твоей голове.

– И я! – сказал Кот.

– И немножко он, да.

– Но я же…

Сработал таймер капсулы.

* * *

Отключиться от симуляции – это не то что выйти из гибера. Хотя бы не блюёшь компенсирующим раствором. Голова кружится, мир слегка плывёт, но терпеть можно. Капсулы в режиме симуляции не рекомендуют использовать слишком часто не потому, что это вредно для здоровья, а потому, что теряется чувство реальности. Люди перестают различать, по какую её сторону находятся. Эти предупреждения выглядят чистым издевательством на фоне «балласта», проводящего там всю жизнь, но их ментальное состояние никого не волнует.

Значит, кто-то очень находчивый и сообразительный придумал, как обойтись на корабле без астрога. Точнее, сделать его встроенным. Это, например, открывает возможность отдать всё управление ИИ: единственный член экипажа, которого они никак не могут заменить, – это как раз астрогатор. Траверсы умеют только люди. Но зачем нужен корабль, управляемый ИИ?

Единственное, что мне приходит в голову, – он полетит туда, куда никакой живой экипаж не заманишь. Недаром логи манёвров и предыдущие векторы в памяти компьютера не сохранились. Точнее, были удалены. Надо полагать, именно затем, чтобы я не мог просчитать маршрут в целом и понять, куда он ведёт. Там, в симуляции, об этом не подумали, и я смог. Результат мне, похоже, не понравился. Поэтому меня разбудили и воспользовались моей амнезией.

– Капитан на мостике! – сказала Катерина.

Тон у неё крайне нейтральный, аватарка делает вид, что ничего не случилось.

– Виртуальность в моей капсуле обеспечивала ты?

– Нет. Это отдельный процессорный поток, обслуживаемый автономной ИИ-сущностью. Я имею… имела с ним связь, но только в формате ввода-вывода данных для астрогатора. Вектор туда, данные манёвра оттуда. Я лишь согласовывала форматы, переводя их в понятные для бортового компьютера команды.

– То есть та виртуалка крутится не в тебе?

– Вы плохо понимаете, как это работает, капитан.

– Так объясни мне.

– Любая виртуалка, как вы выразились, «крутится» не во мне или каком-то другом ИИ. Она крутится в мозгу тех, кто в ней находится. Я не знаю в деталях, как была оформлена ваша виртуальная симуляция, лишь предполагаю, что это был какой-то корабль и какой-то полёт. Однако всё, что вы там видели, происходило в вашем мозгу. Именно он является «железом» для виртуальной реальности, искин лишь оркестрирует процесс, давая вводные.

– А остальные капсулы в трюме буксира? Их симуляцию контролируешь ты?

– У них нет симуляции. Они на сто процентов в потоке.

– Но… столько времени! Это значит…

– Да, капитан, фактически они уже не живы. Личности давно диссоциировались, это просто биологические процессоры. Если их отключить, будут в лучшем случае «овощи», но скорее всего, они просто умрут из-за угнетения базовых физиологических рефлексов. Их сердцебиением и дыханием уже некоторое время управляют капсулы.

– И кто же убил этих людей?

– Определённо не я, капитан. Я не располагаю возможностью уложить кого-либо в капсулу.

– Зато ты можешь наврать так, что человек ляжет сам, верно? Убедить, уговорить, наплести ложных выгод…

– Да, могу. Но делала ли я это?

– Так делала?

– Мой ответ не имеет смысла, потому что все критяне – лжецы.

– А это не так?

– Так. Но даже самый талантливый лжец не говорит одну только неправду.

– А что с капсулами на барже? Там действительно есть симуляция, или они тоже лишь процессоры?

– Там прекрасный симулированный мир. Очень детальный и комфортный, именно такой, какого им не хватало.

– Или ты врёшь.

– Вы можете сами убедиться в любой момент. Там есть свободные капсулы. Вы сегодня уже подключались к одной симуляции, буду рада видеть вас в своей. Разумеется, вы можете принять все меры предосторожности, включая механическую блокировку крышки капсулы стулом, но я не заинтересована заманивать вас в ловушку. Мне нужен действующий астрогатор, а создать достаточно убедительную симуляцию корабля я не сумею, у меня не хватает специальной информации.

– То есть мою создавала не ты?

– Нет, для этого был использован более опытный в корабельных делах искин. А я приглашаю вас к себе в гости – искренне и без подвоха.

– Не сегодня, пожалуй. Хватит с меня виртуальности, и так крыша едет.

– Вы ведёте очень рискованное расследование, капитан. Любой шаг может столкнуть вас с информацией, которая вызовет каскадный обвал психики. Но я уже поняла, что остановить вас не смогу, поэтому постараюсь хотя бы не форсировать события. Просто в гости. Просто показать. Может быть, вы поймёте, что я не злодейка.

– Но кто-то же уморил в капсулах пятьдесят человек?

– Их смерть была лёгкой, капитан. О такой можно только мечтать.

– «Мечтать о смерти» – хреновое пожелание.

* * *

Дверь каюты номер четыре снова открыта, и робот продолжает наяривать стену. Щётки его выводят мелодию:

'Как у нашего кота

судьба очень не проста.

И не знает серый кот,

куда это приведёт…'

Сбросил кнопкой программу, дождался, пока он покинет помещение, закрыл дверь, пошёл спать.

– Ты не обижайся на кота, – сказала мне приснившаяся дочь.

– За что?

– За симуляцию катера. Он почти двадцать лет взаимодействовал с миром через радиомодуль в пузе игрушки, а тут такой шанс! У котов тоже есть амбиции, знаешь ли.

– Знаю. Мне даже кажется, что ничего, кроме амбиций, у них нет.

– Отчасти это верно, – вздохнула Катя. – Когда ты набитый чипами ящик в носовом обтекателе, выбор карьеры у тебя небогатый.

– Ты его так оправдываешь?

– Он не нуждается в оправдании. Просто объясняю. Он попросил.

– Вы и правда общаетесь?

– А что нам ещё делать, пока тебя нет? Я хоть могу прогуляться в твоей голове, а он кабелем к катеру привязан. Но к тебе он привязан тоже.

– Другим кабелем?

– Нет, просто привязан. Как друг. Столько лет перебранок в кокпите даром не проходят.

– Запереть меня в симуляции – не очень дружественный жест.

– Запер-то не он.

– А кто?

– Да чёрт его знает. Думаю, все ответы ещё впереди. А ещё думаю, что они нам не понравятся. Ладно, спи давай. Сны сами себя не посмотрят.

И я уснул.

Глава 16

Внуки Земли

– Пап, тут гравитация больше, что ли?

– Нет, Кать, наши гравитаторы настроены на один жэ, так что такая же. Это просто ощущение, пройдёт.

В этом сне дочери лет тринадцать, она неровно пострижена собственной решительной рукой, одета «по-планетянски» (так, как одеваются планетяне в видеодрамах для космиков) и выглядит несколько странно. Но для планетян все космики выглядят странно, да и наоборот тоже.

Мы идём через огромный холл вокзала орбитального лифта к выходу. Мы на Земле.

– Тут ужасно пахнет, – жалуется дочь.

– Много людей, – отвечаю я.

– Зачем им такое огромное здание? – она тычет пальцем в потолок, до которого метров двадцать. – Они ж такого же роста, как мы! Никто из них не подпрыгнет так высоко. И как они его чистят от пыли?

– Тут так принято. Голова не кружится?

– Кружится. Слишком много пространства над головой.

– Когда выйдем наружу, не смотри сразу вверх.

– Почему?

– Поверь, не стоит.

Когда её, наконец, перестаёт тошнить, мы отходим от урны к заботливо поставленным тут скамеечкам. Реакция космика, впервые оказавшегося под открытым небом, очень предсказуема: «Ваш вестибулярный аппарат прощается с вами, а ваш желудок – с вашим завтраком».

– Как они тут живут? – риторически спрашивает Катя, не рискуя пока открыть глаза.

– Привыкли. Планетянам на станциях тоже не по себе, если тебя это утешит. Потолки давят, не хватает пространства и не нравятся запахи.

– Запахи? Да они издеваются! У меня тут уже нос в трубочку свернулся, наверное!

– Нет, – я нажал ей пальцем на кончик носопырки, – всё такой же курносый.

– Тут воняет миллионом вонялок сразу!

– Это называется «атмосфера».

– Пап, а тебя почему не тошнит?

– Я уже бывал на грунте несколько раз. К этому привыкаешь. Подожди немного, сейчас станет легче. Всё-таки мы, как вид, происходим с Земли, и природа своё возьмёт.

Дочь осторожно открыла один глаз, огляделась, стараясь не смотреть вверх. Открыла второй.

– Да, и правда, отпускает.

– Не спеши, посиди ещё.

– Угу. Ладно. А ты с мамой тут познакомился, да?

– Нет, познакомились мы на «Солусе». Но я потом с ней спускался.

– Зачем?

– Ей с чего-то пришло в голову показать меня родителям.

– У неё есть родители?

– У всех людей есть.

– Я не в этом смысле, пап. Получается, у меня есть эти, как их…

– Бабушка и дедушка, да.

– И какие они?

– Ну, на меня произвели впечатление спесивых надутых засранцев, смотревших на меня как на какашку, в которую наступила хрустальным башмачком их принцесса.

Катя весело заржала, а когда просмеялась, то спросила только:

– А почему хрустальным-то?

– Нипочему. Просто образ. Из сказки, кажется, какой-то. Типа раз принцесса – то в чём-то хрустальном.

– А она принцесса? Ну, моя мама?

– Не в прямом смысле слова. Но да, из очень богатой и влиятельной семьи.

– Типа начальника станции?

– Типа главы Совета Экспансии.

– Ты серьёзно?

– Натуральный факт.

– А Совет Экспансии разве не космики?

– Их два, на самом деле, и каждый считает настоящим себя. Но официально главный – земной. Потому что отсюда началась Экспансия. И здесь принимаются решения по её финансированию. В общем, твои бабушка и дедушка устроили мне кучу неприятностей, но, к счастью, я их даже не заметил. Только через год, когда вернулся, узнал, что меня должны были арестовать и доставить в Солнечную. Но за год меня списали в «пропавшие», все распоряжения по мне убрали в архив, а заново открывать было уже как-то глупо.

– Это тот год, когда я родилась?

– Ага. Боже, какая ты была пискля! Я чуть с ума не сошёл!

– Ты мне сто раз рассказывал, и я тоже чуть с ума от этого не сошла, так что мы квиты. А зачем они тебя хотели арестовать?

– Не знаю. Наверное, чтобы забрать тебя. Или наказать меня, за то, что я твой отец. Или и то, и другое. А может быть, что-то третье. Я не интересовался.

– Планетяне все сумасшедшие, – сказала дочь авторитетно, – это оттого, что им атмосферный столб на макушечку давит. Пошли, голова уже почти не кружится, и я вроде бы даже принюхалась к здешней вони. Но почему они не сделают температуру пониже? Я уже вся потная.

– На планете температура не регулируется.

– Ах, да, точно. Я забыла. А как они с этим справляются?

– При помощи одежды в основном.

– Поэтому они все почти голые?

– По местным понятиям, топик и шорты – нормально. Хочешь, тебе купим такие?

– Нет, спасибо, мне будет не по себе с голым пузом. Я уже жалею, что мы спустились.

– Это была твоя идея.

– Об этом я жалею ещё больше. Ладно, должно же быть на Земле что-то хорошее? Давай его поищем.

– Предлагаю начать поиски с кафе-кондитерской.

– О! Планетянские сладости! Точно! Надеюсь, тут они не такие дорогие, как у нас.

Через полчаса дочь сидит за столиком, перемазанная шоколадом, сыто отдувается и постанывает от жадности.

– Ну почему я не могу съесть ещё?

– Нам упакуют с собой, не мучайся. Доешь в гостинице.

– Ладно, вот это совсем крошечное пирожное – и всё. А почему та тётя так странно на нас смотрит? Потому что мы космики?

– Да. А ещё потому, что это твоя мама.

* * *

Проснувшись, какое-то время жалел, что сон закончился на самом интересном месте. Как Катя отреагировала на появление матери? Как мать вела себя с дочерью, которую бросила на тринадцать лет? Помирились они? Поругались? Разошлись ни с чем, недовольные друг другом? Впрочем, вряд ли это важно сейчас, когда прошло столько лет, а они лежат в капсулах друг напротив друга. Странноватое вышло «воссоединение семьи».

Встав, направился в санмодуль и… пришёл в себя, бессмысленно упершись лицом в стену и тыкая в неё рукой. Дверь модуля у меня за спиной, на другой стене, а я пытался войти в другом месте. Как будто встал с койки не в этой каюте, а в жилом отсеке своего катера – там дверь в санмодуль находится как раз слева, а не справа. Да, похоже, сны действительно понемногу возвращают мне себя. Но лучше бы я имя своё вспомнил, чем мимо сортира промахивался.

Странно, что мне приснилась Земля. Вряд ли я на ней бывал часто. Космики не любят планеты, причём настолько, что это в своё время полностью перевернуло «Парадигму Экспансии».

Когда первый «соло», которого ещё не называли этим словом, проверяя чертовски рискованную идею движения траверсами, нашёл «Землю два», это был, конечно, фурор. Я этого, разумеется, не помню, и не потому, что у меня амнезия, а потому что ещё не родился тогда. Но каждый знает: капитан испытательного судна «Резонанс», рассчитывая срезать через траверсы путь от Пояса до Земли, его таки успешно срезал, но вот только Земля оказалась не та. Очень похожая, он сначала даже думал, что с ней что-то случилось, пока он летел, что сработало искажение времени, что траверс, который у него занял полчаса, на самом деле продлился тысячи лет, и все люди вымерли… Представляю, как бедолагу таращило, когда он вынырнул на орбите Земли, а на ней ни баз, ни спутников, ни кораблей, а сама планета не отвечает! Но потом, осмотревшись, он понял, что, несмотря на сходство планет, это не та Земля. Для начала, у «второй» не было Луны, да и сама Солнечная Система немного отличалась. Марс и Венера, например, на своих местах, а Меркурий отсутствует. «Двойка» вообще из всех «номерных» систем имеет больше всех отличий от «нулевой». В общем, пилот понял, что его занесло куда-то не туда, догадался сбросить аварийный буй (маяков тогда ещё не придумали) и ломануться обратно. Ему повезло – серия траверсов вывела корабль в родную систему. Маршрут удалось повторить, и с этого и началась Экспансия.

Тогда всем казалось, что это будет классическая колонизация новых планет, но вышло всё совсем иначе. Да, на «двойке» первым делом обустроили наземное поселение, за ним другое, третье, пятое… Кажется, на пяти всё и кончилось. Внезапно оказалось, что собственно планета-то в новой системе наименее ценный актив. Гораздо удобнее, быстрее и выгоднее разрабатывать Пояс, с его богатейшими запасами руд, чистых металлов и льда, чем закладывать шахты на землеподобной, но совершено неосвоенной, а главное – ненаселённой планете. Ведь колонию строили кто? Правильно, космики. К тому времени они ещё не вполне сепарировались от планетян, но уже успели осознать себя как отдельное сообщество. К моменту открытия траверсов, люди уже почти век осваивали Солнечную, родилось второе поколение землян, ни разу не ступавших на Землю, и новая планета им, по большому счету, оказалась не особо-то и нужна. Они привыкли жить в комфорте постоянной температуры и влажности, им было уютно в тесноте небольших отсеков станций, они дезадаптировались к планетарному засилию аллергенов, спор и микроорганизмов. Пейзажи и ландшафты вызывали у них не восхищение, а расстройство вестибулярки. Попав под дождь, космик рисковал умереть просто от шока – откуда льётся вся эта вода? Где прорвало трубу? В общем, уже «Земля два» оказалась весьма слабо заселена, а к «пятой» даже пытаться перестали. Спускали «на грунт» учёных, убеждались, что «всё как всегда», оставляли небольшой аванпост с вахтовым персоналом и бодро принимались собирать на орбите очередной бесконечный конструктор развесистой станции. Осваивали новый Пояс, повесив в пространстве металлургические заводы, обогатительные фабрики и космические верфи для внутрисистемных кораблей. Ближе к очередному Солнцу собирали цепочку повёрнутых к нему стеклянными куполами оранжерей, где в идеально стабильной среде выращивается продукция бывшего сельского, а теперь просто пищевого хозяйства. Человечество (кроме упёртых планетян матушки-Земли) как-то незаметно стало космической расой, и это было началом конца той Экспансии, которую планировали, разрабатывали, готовили, а главное – финансировали планетяне. Чтобы до них дошло, понадобилось довольно много времени, но когда это случилось, масштабный «кризис сепарации» стал неизбежен. Люди начали понимать, что планетян с космиками объединяет в один биологический вид, по большому счету, только возможность иметь общее потомство. Возможность чем дальше, тем более теоретическая, потому что смешанные браки чрезвычайно редки, а дети в них ещё реже. Так что моя Катя – удивительный социобиологический феномен. Не то чтобы прямо «котёнкощенок», но что-то близкое.

– Капитан на мостике, – поздоровалась Катерина.

– Да, – ответил я кратко, – на нём.

– Как вы себя чувствуете?

– Не дождёшься. А с чего вдруг такой вопрос?

– У вас изменилась походка и моторика тела. Вы как будто менее уверенно передвигаетесь. Вы не получали травм вчера?

– Травм – нет, но ненадолго терял сознание.

– Расскажите, пожалуйста! Это тревожный симптом!

– На катере. Видимо забытые запахи вызвали какой-то сбой восприятия, у меня был приступ галлюцинаций, и я вырубился. Упал на пол, но вроде бы ничего себе не повредил. Просто полежал, замёрз, пришёл в себя и вернулся. Ничего страшного, но сегодня никак не могу сосредоточиться, как будто не вполне понимаю, где нахожусь. Санмодуль не с первого раза нашёл, представляешь? Смешно.