Текст книги "День очищения (СИ)"

Автор книги: Павел Иевлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

– Я умею, – кивнула блонда. – Меня отец учил. Ну, тот отец, который мой.

– Не уверен, что ты сможешь выстрелить в его ипостась.

– Я его зубами загрызу, босс! – кровожадно сказала Швабра. – Пусть только сунется!

– Он дал время до завтра и вряд ли нарушит обещание, но, если кто-то попробует вломиться в бар, палите смело. Думаю, полиция вас поймёт.

– Я буду максимально снисходителен, – подтвердил Депутатор. – Но только в случае самообороны. Поэтому заприте двери и не выходите.

– Я впишусь за герлиц, чел, зуб даю, – заявил панк. – А ты не боишься идти без этой штуки?

– Без ружья я опаснее.

– Вот рили верю, чел, без бэ.

***

Депутатор шагает так, что еле за ним успеваю.

– Что случилось? – спросил я.

– Дети. Которых вы привели вчера. Они… ведут себя очень странно. Я не знаю, что делать.

– В чём это выражается?

– Проще показать. Почти пришли.

Я впервые у него в доме. Он выглядит не вполне обжитым: никаких личных вещей, никаких предметов быта, кроме самых утилитарных. Уверен, что здесь ничего не изменилось с тех пор, как город выдал ему ключи. Как будто он приходит с работы и выключает себя тумблером. Хотя, может быть, именно так он и делает.

– В подвал, – показал он на люк.

– Тут тоже есть?

– Да. Я не знал, пока они туда не полезли. Просто не смотрел. Тут пять комнат, но в четыре из них я не заходил. Мне просто не нужно столько пространства.

– А зачем они туда полезли?

– Пусть сами расскажут.

Подростки лежат и сидят на полу, горят свечи. Почти то же самое, что я видел в шахте, но никто не привязан и нет крови.

– Это он! – обрадовалась мне светленькая девушка. – Тот страшный человек!

Остальные посмотрели на меня. В глазах их странное выражение – не то страх, не то надежда, не то тоска…

– Вы пришли убить нас? – спросила она.

– Зачем мне вас убивать? – удивился я.

– Потому что мы отродья. Отродья должны умереть.

– Поэтому вы залезли в подвал?

– Конечно. Так заведено. Подвал, свечи, мучения, смерть.

– Мучения не обязательно, – возразил ей чернявый парень. – Я слышал, что можно просто убить.

– Просто всем нравится мучить, – добавил другой. – Если бы отродьем оказался брат…

– И что бы ты с ним сделал? – заинтересованно спросила черноволосая девушка, сидящая на полу.

– Лучше не спрашивай. Стошнит.

– А тебя бы не стошнило?

– Ещё чего. Я столько лет себе это представлял! Каждый момент, в деталях. Ну почему отродьем оказался не он?

– Радуйся, что он до тебя не добрался.

– Это точно, – парень вздохнул так, что пламя свечей заметалось, бросая хаотичные тени на стены, – я почти целый, только рожа разбита. Не помню, кто это сделал, но точно не брат. С ним я бы так легко не отделался.

– Так вы нас убьёте? – спросила снова светленькая. – Или нам как-то самим надо?

– Не планировал, – ответил я коротко.

– Жаль, – сказала она разочарованно, – самим больно, наверное.

– Может, нам того, друг друга? – предложил тот, что переживал насчёт брата. – Попросим нож. Я вас зарежу, а потом себя.

– Чего это сразу ты? – возмутилась лежащая на полу рыжеволосая девица. – Почему не тебя?

– Можно и меня, – не стал спорить тот. – А ты умеешь, ножом?

– А что, сложно разве? – удивилась девушка. – Бери да режь.

– Сложнее чем кажется. Я тренировался на собаках. Вроде ерунда, а чуть не туда ткнул – и ни фига. Просто дырка и кровь. Люди тоже живучие, страсть. Для брата старался, но не пригодилось.

– А я считаю, – сказала брюнетка, – что нам надо пойти и убить их.

– Кого? – спросил парень.

– Мою сестру. Твоего брата. Наших всех.

– Так мы же отродья?

– Вот именно. Значит, терять нечего. И лично я не хочу думать о том, что моя сестричка будет завтра плясать на осеннем празднике, пока меня будут закапывать в яме без гроба. Пусть её тоже закапывают!

– А я думаю, что мы должны умереть, – не соглашается с ней светленькая. – Отродья должны умереть, это все знают.

– Но нигде не сказано, что должны умереть только отродья!

С активной жизненной позицией барышня.

– Что мне делать, Роберт? – спросил меня Депутатор, отводя в сторону. – Они то требуют, чтобы я их убил, то просят оружие, чтобы совершить суицид. А теперь вот новая идея, видите.

– А что вы хотели, вмешиваясь в природный биоценоз?

– Вообще-то вы их привели, – напомнил полицейский.

– Вы их разыскивали, – отказался брать вину на себя я, – я только помог.

– Но что теперь делать?

– Верните родителям, это по правилам. Они ещё часов шесть как несовершеннолетние.

– Это рискованно, их могут убить. В городе какой-то массовый психоз.

– Тогда заприте и не давайте ножей. Может, перебесятся.

– Да, вы правы, – задумчиво покивал Депутатор, – возможно, это просто посттравматическое расстройство. Закрою этих и пойду спасать других. Буду обходить дом за домом, требовать открыть подвалы, вытаскивать тех, кого найду.

– Возьмите пистолет, – посоветовал я. – Становиться на пути естественного отбора чревато.

***

– Это я! Спокойно! – предупредил я импровизированный персонал бара.

Вовремя – блонда уже направила в мою сторону дробовик.

– Уф, босс, напугал, – нервно сказала Швабра.

– Слы, чел, всё норм, чел. Я на стрёме, чел! – успокоил меня панк.

– В городе тоже тишина, – подтвердил я, – как вымерло всё.

– Так, может, уже и вымерло, – зловеще заявила уборщица, – нам почём знать?

– Нет, – покачала головой блонда, – всё начнётся в полночь. Придёт День Очищения.

– Значит, у нас есть время передохнуть. Какие будут предложения?

– Предлагаю втащить пивца! – быстро сориентировался Говночел. – Чтобы не насухую, значит, помирать, если чо.

– Отказать, – постановил я. – Алкоголь плохо на тебе сказывается.

– Во ты рили обломщик, чел! Тогда я пас, сами придумайте.

– Босс, – сказала Швабра, – помнишь, ты просил сводить тебя на озеро?

– Да, как-то не сложилось, жаль.

– А пошли сейчас?

– Все вместе?

– Рили круто, – согласился панк.

– Нет, мы лучше тут останемся, – перебила блонда, коснувшись его руки.

– Тогда рили некруто, – тут же передумал Говночел. – Мы с блонди покараулим тут, будь спок. Встанем на страже имущества, чел.

– И никакого пива, – предупредил я.

– Я прослежу, Роберт, – заверила блондинка. – Идите вдвоём.

– Решила оставить их наедине, – призналась Швабра, пока мы шли по улице.

– У них всё настолько далеко зашло? – удивился я.

– Знаешь, босс, не могу сказать, что одобряю её выбор, но, чёрт побери, вряд ли мы проживём ещё сутки. Едва ли она успеет пожалеть о сделанной глупости, так что пусть развлекается. Да и я хочу искупаться напоследок.

– Как-то ты слишком мрачно настроена.

– Я по жизни унылое говно, босс. Но завтра День Очищения, отродья и чужаки должны сдохнуть. И пофиг, что меня зачистят как отродье, хотя я чужачка. Результат-то один и тот же. И остальных тоже, даже если они считают себя неприкосновенными, как твой толстый приятель с Завода. Разве что ты, может быть, уцелеешь. Ты не такой, как другие, хотя я и не знаю, чем именно.

– Не холодно будет купаться?

– Да пофиг, – пожала она плечами. – Простыть я тоже, скорее всего, не успею.

Мы свернули с центральных улиц, прошли несколько кварталов заброшенных дощатых халуп, нырнули в какой-то овраг, который я днём не видел, и вылезли из него под сенью высоких деревьев.

– Тут недалеко уже, – сказала Швабра. – Люблю это место. Только его и люблю. Прихожу, когда стемнеет, чтобы воображать, что оно только моё. Пока везло, никого не встречала.

– И ты привела сюда меня?

– Прикинь, да. Ты первый. Цени, босс, – грустно усмехнулась она.

– Ценю, – ответил я совершенно серьёзно.

Озеро открылось внезапно – небольшое, окружённое деревьями, освещённое поднявшейся над лесом большой луной.

– Красиво, – сказал я.

– Да, очень. Тихо так. Словно и нет этого говённого городишки с его говёнными людишками. Кажется, что тут ничего не менялось веками. Города не было, а озеро было. Я искупаюсь всё же.

Она разулась, стянула брюки, сняла рубашку и осталась в одних трусах. Зашла в воду по колено, остановилась, глядя на лунную дорожку в воде.

– Вода тёплая, босс. Если хочешь, искупайся тоже.

– Забыл свой водолазный костюм дома.

– Водолазный… Ах, да, – засмеялась Швабра. – Вспомнила. Знаешь, я многое теперь вспоминаю, как будто не про себя, а словно сон или прочитала где-то. Не бойся, меня не стошнит. Меня уже давно не тошнит. Я помню, что тошнило, но не помню, почему.

– Уверена?

– Да, я даже на тебя попялюсь немного. Сделай вид, что не замечаешь.

– Договорились.

Я тоже разделся до трусов и зашёл в воду. Она и вправду тёплая, как будто и не осень. Встал рядом с девушкой.

– Тут глубоко?

– Да, очень. Ещё шаг, и обрыв в бездну. Пойдёшь?

– Да, с обрыва в бездну – вполне в моём духе. Всегда так делаю.

– Я так и думала, – Швабра пошла вперёд и исчезла под водой почти без всплеска.

Вынырнула двумя метрами дальше и неторопливо поплыла вперёд. Я последовал её примеру.

Девушка плавала долго, ныряя и выныривая, смешно фыркая от попавшей в нос воды, убирая с лица намокшие волосы и ныряя снова. Я вылез первым и сел на берегу, у самой кромки воды. Тут растёт трава с широкими длинными листьями, как зелёно-бурые плотные ленты. Я подёргал, покрутил в руках – да, из таких плести корзинки сложно.

– Эй, мы так не договаривались, – сказала, выходя из воды, Швабра, – это я собиралась на тебя пялиться, а не ты на меня.

– Отвернуться?

– Нет. Не надо. Как хочешь. Я правда не очень страшная?

– Ты красивая, – сказал я.

Сейчас, в полосе лунного света, она выглядит прекрасно. Худая, с маленькой грудью, длинными стройными ногами, тонкой талией, идеальной осанкой и глазами, похожими на озёра тёмной воды.

– Врёшь, – ответила Швабра, но улыбнулась, и эта улыбка удивительно преобразила её лицо. Оно как будто засветилось изнутри.

– Красивая, – уверенно подтвердил я.

Девушка, не одеваясь, села рядом, коснулась голым плечом моего.

– Здесь хорошо, – сказала она. – Я рада, что привела тебя. Сомневалась, но теперь вижу, что правильно. Ты подходишь этому месту.

– Я подхожу любому месту, где оказываюсь.

– Да, наверное. Месту, людям, обстоятельствам. Я заметила. Кто ты, Роберт? Только не отвечай «бармен» и «твой босс». Я не об этом.

– А что ты хочешь услышать?

– Правду, наверное. Здесь и сейчас можно, поверь.

– «Я – части часть, которая была

Когда-то всем и свет произвела.

Свет этот – порожденье тьмы ночной

И отнял место у неё самой», – процитировал я.

– Ха, я знаю, откуда это! Но обычно цитируют другие строки:

«Часть силы той, что без числа

Творит добро, всему желая зла».

– Это не про меня. Я не творю добра и зла не желаю. Но ты и правда хорошо училась в школе.

– И что же ты творишь, если не добро, о части часть? – приняла игру Швабра.

С воды потянуло холодным ветерком, она покрылась зябкими мурашками, но не стала одеваться, а прижалась ко мне плотнее.

– То, что нужно, наверное. Точнее нет, не так, – я задумался, как бы точнее описать моё странное место в картине мира, – то, что я делаю, становится нужным.

– Это как?

– На самом деле, я не делаю ничего особенного. Ты знаешь, что такое «катализатор»?

– Да, вещество, которое ускоряет реакцию, но не участвует в ней. По химии проходили.

– Вот, я, пожалуй, такой катализатор. Я оказываюсь в нужном месте в нужное время, вокруг меня начинают происходить нужные события. Именно нужные – не хорошие, не добрые, не устанавливающие торжество справедливости, не спасающие и не помогающие кому-то.

– Для чего нужные?

– Понятия не имею. Наверное, для восстановления какого-то равновесия в чём-то. Мне так кажется. Это не точно.

– Хм… – задумалась девушка, – а если ты будешь делать ненужное?

– Это, кажется, невозможно. Катализатор не выбирает, какие реакции ускорять. Что бы я ни сделал, это окажется нужным.

– А как ты это определяешь? Что оно именно нужное?

– Просто чувствую. Я ведь никогда не знаю конечной цели.

– Не знаешь?

– Нет. Я понятия не имею, что произойдёт завтра и чем закончится для нас следующий день. Но уверен – произойдёт именно то, что должно.

– Что бы ты ни сделал?

– Что бы я ни сделал.

– А если ты не будешь делать ничего?

– Значит, именно это от меня и требовалось.

– А если ты меня поцелуешь сейчас?

Девушка придвинулась так, что мы сидим вплотную. Я чувствую её дыхание на своей щеке, её бедро своим бедром, её грудь касается моей руки.

– Значит, это будет правильно.

Я повернул к ней лицо, и наши губы соприкоснулись.

***

– Я искупаюсь ещё, – прошептала она, когда всё закончилось. – Чуть-чуть полежу и пойду.

Мы валяемся на траве у берега, но нам совсем не холодно, а уютно и мягко. Её голова на моём плече, её нога закинута на мои, её губы щекочут мне ухо.

– Я слышала, что ты говорил Училке. Про то, что не годишься для отношений. Я и не претендую, не думай. Мне по-прежнему не нужно от тебя ничего. Просто так почему-то было правильно.

– И хорошо, – добавил я.

– Ага. Отлично вообще. Я даже не ожидала. От первого-то раза.

– Я подхожу любому месту, где оказываюсь, – напомнил я.

– Тьфу на тебя, – фыркнула девушка, – прозвучало чертовски пошло.

Мы полежали ещё немного в тишине, и она спросила:

– Так ты, выходит, тоже что-то вроде отродья?

– Тебя это шокирует?

– Нет, ничуть. Моя подруга отродье. И она лучше всех так называемых «людей» в тысячу раз. Просто смешно, что мой первый мужчина – не человек. Хотя чего ещё ожидать от такой нелепой девки, как я?

– То, что выглядит как человек, говорит как человек и убивает как человек и есть человек, – сказал я. – Жители города – самые настоящие люди. Они не рождены женщиной, они порождения древнего духа убитого людьми озера, части Белой Ведьмы, но всё равно они люди, потому что ведут себя как люди. Глупо, жестоко и бессмысленно.

– То есть они все отродья?

– Ты не знала?

– Догадывалась, наверное. Поэтому не покидают город?

– Да, они не могут уехать от Ведьмы, как твоя нога не может уехать от тебя, – я погладил её по худому бедру, она прижалась плотнее.

– Но я же могу, да?

– А ты хочешь?

– Больше всего на свете. Знаешь, зачем мне так нужны деньги?

– Скажи.

– У владелицы кафе есть старая машина, она её продаёт. Недорого, я уже набрала. Куплю, сяду и уеду к чертям. Куда глаза глядят.

– Что же не уехала, раз набрала?

– Не поверишь, уже решилась, но потом поняла, что не могу бросить подругу. Буду всю оставшуюся жизнь думать, пережила ли она День Очищения? Или снова, как в прошлый раз… – девушка вздрогнула всем телом. – Брр. Ужас. И мать… ну, то есть никакая она мне не мать, конечно, ещё недавно я собиралась сдать её в приют для инвалидов при заводе и свалить, не оглядываясь. Но ей становится лучше, она меня почти узнаёт. Вдруг она выздоровеет? Тогда я смогу уехать с чистой совестью. Так что завтра я с вами, и будь что будет. А ты? Ты уедешь? Когда всё закончится?

– Да, уеду.

– А куда? У тебя где-то есть дом?

– Нет. У меня нет даже меня.

– Это как? – девушка поднялась, села и теперь смотрит на меня, лежащего, сверху. Её лицо подсвечено луной, это красиво.

– Однажды я просто еду куда-то. На машине, поездом, самолётом. Иногда пешком. Совсем редко – на корабле. Не знаю куда, не знаю зачем. Куда – узнаю́, когда приехал. Зачем – не узнаю́ вообще. Могу только догадываться, как тут. Никто мне не удивляется, каждый принимает за кого-то другого.

– И я?

– И ты. Тебе нужен был босс, тебе нужны были деньги, тебе нужно было прислониться к кому-то спиной, чтобы в неё не плевали. Ты приняла меня за него.

– Только не развивай эту мысль, ладно? – попросила Швабра. – А то окажется, что эта ночь тоже не то, чем кажется. Не хочу.

– Не буду развивать. Ночь чудесная.

– А что в промежутках? Когда ты не едешь в очередную задницу Мироздания и не изображаешь там бармена?

– Ничего. Наверное, возникаю, только когда где-то нужен. Проявляюсь, как симптом болезни.

– И тебе не обидно?

– Мне не с чем сравнивать.

– Но ты хоть помнишь те места, где возникал?

– Да.

– Значит, и меня запомнишь?

– Ты незабываема.

– Врёшь, – фыркнула она, вставая, – но как приятно! Я купаться, подожди меня. И не одевайся пока, пусть тебе будет что вспомнить.

Я смотрел, как легко и изящно она идёт к воде, и думал, что это действительно стоит запомнить. Я редко вижу что-то хорошее, я симптом плохого.

– Ты отказал мне, но не ей! – укоризненно сказала Ведьма. – Причём на моём озере!

– Спасибо, что согрела и сделала мягко.

– Заметил? Ушлый какой… – она села на траву рядом и принялась беззастенчиво меня рассматривать. – Хорош, слов нет. Красавчик.

Ведьма провела пальцем по моему животу, обводя мышцы пресса.

– Вот, оказывается, что ты такое, – заметила она наконец.

– Подслушивала?

– Мне не нужно. Это место и есть я. Тут мои правила. Так что могла бы получить, что хочу, но не стану. Слишком уж мы похожи. Зачем ты вообще приехал?

– Не знаю. Думаю, из-за той штуки, которой скармливают твоих детей на Заводе.

– Они должны умирать, какая разница? Чужаки давали всякое взамен и не лезли в мои дела, а завтра их всё равно не станет.

– Наверное, то, что они задумали, не должно совершиться, и это настолько важно, что Мироздание высрало им на голову меня. Но это лишь предположение, я никогда не знаю наверняка.

– Фу, как грубо, – поморщилась ведьма, убирая, наконец, палец с моего живота. – Мне нет до них дела. И до тебя нет. Ещё сутки, и вас не будет. Вон, идёт та, которую ты лишил девства. Хочет закрепить результат. Развлекайтесь и проваливайте, скоро настанет новый день. День Очищения. От вас.

Глава 30. Роберт Бармен

– Это же всё из-за завода? – спрашивает Швабра, пока мы неторопливо идём обратно.

Вокруг нас городские задворки, и, если обернуться, то никакого леса там не будет. Как говорят местные, «обманчивый рельеф».

– Наверное.

– Что же за дрянь они хотят сотворить?

– Мне пытались объяснить, но я не очень хорошо понял. Каждый раз я знаю ровно столько, сколько нужно, не более. Видимо, квантовая физика в минимальный набор не входит. Что-то вроде супервычислителя, позволяющего менять события постфактум, влияя на причины через их последствия.

– Зачем?

– Ради денег, наверное. Или власти. Впрочем, это два конца одной палки. Те, кто допускает другие мотивы, обычно слишком слабы и наивны, чтобы устроить действительно масштабную гадость.

– А зачем им отродья?

– Они делают эту штуку из них. Каким-то образом. Смерть как математическая функция.

– Поэтому их убивают?

– Сложно сказать, где тут причина, где следствие. Они говорят, что только пользуются результатом, но с учётом тезиса обратимости процессов всё не так просто.

– Выглядит мерзко.

– Обычное для меня зрелище.

– Слушай, а кровь им зачем?

– Наверное, через неё устройство связано с твоими одноклассниками. Кровь непростая субстанция.

– Угу, – задумчиво почесала нос Швабра. – Знаешь, я очень хочу нагадить им напоследок. Пусть у них ни черта не получится!

– Зачем тебе это?

– Может быть, тогда всё пойдёт иначе? Может быть, твоя миссия завершится досрочно, ты увезёшь нас всех отсюда и всё кончится хорошо?

– Мне кажется, это так не работает.

– Но ты же не знаешь точно?

– Я никогда не знаю точно.

– Я бы попробовала, чесслово. Ты же не против?

– Что бы я ни сказал, это станет правдой. Что бы я ни сделал, это станет верным.

– Тогда помолчи и не мешай.

***

Блонда с Говночелом в баре и лица имеют такие сложные, что сразу видно – провели время с пользой. Девушка раскраснелась, помада стёрта, причёска растрёпана, сидит в халатике. Панк имеет ошалевший вид от внезапно свалившегося на него счастья.

– Слы, чел, – сказал он хриплым шёпотом, когда подружки ушли в туалет приводить себя в порядок. – Ты не поверишь, рили.

– Пусть это останется между вами.

– Да, чел. Ты рили прав, чел, а я опять чуть не наговнял. Я постараюсь не наговнять. Я, блин, не знаю даже как постараюсь. Я за неё, чел, что угодно, вообще. Я в жизни таких не встречал, как она. Хрена с два я её заслужил, но я, блин, в лепёшку разобьюсь, чтобы снова не обосраться.

Швабра вышла обратно в новом платье и встала в свете висящей над стойкой лампы, слегка красуясь.

– Решила, когда ещё, как не сейчас, – пояснила она.

– Отлично выглядишь, – кивнул я.

– Да, жаба, рили кул, – подтвердил панк.

– У нас появилась идея, – сказала блонда. – Насчёт Завода. Скажите, Роберт, сколько крови можно взять, чтобы это было безопасно?

– У кого?

– Допустим, у меня.

– Чуть меньше пол-литра. Донорская норма четыреста пятьдесят.

– Всего-то?

– Больше уже опасно. Литр – почти смертельно.

– А те пробирки, в клинике, там сколько?

– Четыре миллилитра.

– Значит, я могу заполнить больше сотни!

– Вроде того, – подтвердил я, – а зачем?

– Они так не хотели, чтобы моя кровь попала в их устройство, так пусть там будет только она!

– Блин, блонди, – сказал озабоченно панк, – я не сильно вдупляю, но звучит как какой-то кринж. Рили крэйзи. Они чо, вампиры там, как в комиксах? Чел, вон, говорил, что вампиров не бывает.

– Что вы задумали? – спросил я.

– Хотим пробраться в клинику, – заявила решительно Швабра. – И подменить им столько пробирок, сколько успеем. Ночью там никого нет. Поможешь нам, Роберт?

– Ого, – удивилась блондинка, – «Роберт»? Не «босс»? Ночные купания пошли тебе на пользу!

– Отстань, – отмахнулась та. – Поможешь, босс? Это не нарушит твоей концепции «делать только нужное»?

– Что бы я ни делал, оно станет нужным, – пожал плечами я, – почему бы и не ночной налёт на клинику?

– Я с вами, пиплз, – вздохнул панк, – но если заметут, то с вас передачки в тюрягу. Я же, блин, под этим, чёрт его… залогом!

***

– Это проход в старые шахты, – сказал я, открывая ворота. К счастью, их так никто и не запер обратно. – Но, если пойти в эту сторону, как мне сказали, можно попасть в клинику.

– И кто тебе показал эти задворки? – спросила Швабра, оглядываясь.

– Неважно. Уже никто.

– Блин, чел, ты рили стрёмный чел. Я говорил?

– Много раз.

– Блин, круто, что ты с нами, а не с ними. А то я тебя сцу.

Пробирок много, они надписаны, упакованы и явно предназначены для отправки. Честно сказать, я думал, что их давно пустили в дело, но, видимо, ждут финального запуска.

– Давайте, пока я не передумала, – сказала блондинка, садясь в медицинское кресло и пристраивая руку на подлокотник. – Страшновато всё же.

– Ты рили храбрая, – восхитился панк, глядя на неё сияющими влюблёнными глазами.

Я ввёл иглу в вену, показал, как менять вакуумные пробирки. Швабра пристроилась рядом на стуле с упаковкой пустых, а Говночел взялся переклеивать этикетки.

Я оставил их за этим занятием, велев не увлекаться, а сам пошёл дальше. Первое, что увидел, – спящего в коридоре на кушетке доктора. Похоже, он так и не уходил со вчерашнего дня. Заглянув в палату, понял, почему – все стационарные кровати заняты, а несколько школьников лежат на складных. В остальных то же самое. Похоже, Депутатор времени зря не теряет. Сложно сказать, насколько его спасательная активность конструктивна, но он иначе не может, а значит, делает то, что нужно. Почти как я.

Подростки перевязаны, в пластырях и бинтах, резко пахнет антисептиками – видимо, сюда попали самые пострадавшие. Даже под снотворным руки их дёргаются, глаза мечутся под закрытыми веками, некоторые глухо постанывают.

Я тихо прикрыл дверь, оставляя их судьбе. Какова бы она ни была.

Внизу, в приёмном, хлопнула дверь, затопали ноги, раздались раздражённые голоса.

– Устроили тут приют для отбросов, – выговаривает кому-то Директор. – Почему Завод должен за это платить? Выкинуть их, и всё! Пусть полицейский их сам лечит, если ему хочется! Зачем сюда тащить?

– Сюда он несёт только сильно раненых, – отвечает ему незнакомый голос, – тех, кто может ходить сам, собирает в школе. Там уже полно народу.

– Это нам не помешает? Ну, в запуске?

– Научный отдел говорит, что нет. Отродья так или иначе умрут, а какие именно – нам без разницы. То, что он собрал их в кучу, может быть, даже и к лучшему. Расчёт ускорится.

– Где этот чёртов доктор? Где образцы?

– Доктор где-то здесь, а образцы в лаборатории. Они уже подготовлены, осталось загрузить в машину. Через полчаса подойдут лаборанты, заберём, не волнуйтесь.

– Если бы вы знали, что стоит на кону, то тоже бы волновались. Тащите сюда доктора! Чёртов чужак, как он мне надоел…

Я осторожно обошёл спящего врача и вернулся в лабораторию, заперев на всякий случай за собой дверь.

– У вас полчаса, а то и меньше, – предупредил я.

– Босс, мы не успеваем! – нервно сказала моя уборщица.

– Я вам не городской фонтан! – возмутилась блонда. – Я не могу быстрее!

– Может, мне тоже типа стать донором? – спросил панк.

– Нет, не тебе, – отстранил его я, садясь в кресло. – Дай запечатанный комплект. Замешаем им коктейль, или я не бармен?

– Ты уверен, Роберт? – спросила Швабра.

– Я всегда уверен! – ответил я, прицеливаясь иглой в собственную вену. Меня охватило чувство правильности происходящего, а значит, я там, где нужен, и делаю, что нужно. Даже если не понимаю, что и зачем. Особенно, если не понимаю.

Когда в коридоре послышались шаги, мы уже были готовы – всё упаковали как было, пробирки вакутайнеров стройными рядами в кассетах-держателях, наклейки аккурат там, где были. Вряд ли Клизма быстро хватится своего запаса пустых, думаю, ему сейчас не до того.

– Что с этими-то делать? – Говночел встряхнул пакет с образцами крови местных. – Блин, чел, мне сейчас даже жаль, что вампиров не бывает. Мы могли бы неплохо расторговаться, рили.

– Скинем в шахту, – решил я. – Пусть не достанутся никому.

– Ох, как голова кружится! – воскликнула блонда.

– Обопрись на меня, – радостно подхватил её панк, обнимая несколько более фривольно, чем требует ситуация.

– Пошли уже, – нервно сказала Швабра. – Ещё не хватало попасться.

***

В баре я налил блондинке бокал красного – для восстановления крови. Её подружка отказалась, а Говночелу отказал я. Слишком у него реакция на алкоголь непредсказуемая.

– День Очищения начался, – сказала Швабра, когда мы с ней вышли на крыльцо, подышать. – Уже два часа как.

– Пока тихо, – ответил я, и тут же сглазил.

В квартале от нас послышались какие-то крики, с треском взметнулось выше крыш пламя.

– Там мой дом! – вскрикнула в испуге девушка. – А вдруг это он?

«Сдох-ни! От-ро-дье! – скандируют люди. – Сдох-ни! От-ро-дье!»

Деревянная халупа полыхает как костёр.

– Там мама! Там всё! – рвётся из моих рук Швабра.

– Уже поздно, – удерживаю её я. – там уже никого нет.

– Она даже почти не ходит! За что!

Её крики наконец-то расслышали за треском пламени.

– Она здесь! Её не было в доме! – закричал кто-то из поджигателей.

– Где ты шлялась, отродье? – заорал другой. – А ну, иди сюда, как раз разгорелось!

– В огонь отродье! В огонь!

Я аккуратно опустил на землю бьющуюся в истерике девушку и шагнул им навстречу.

***

– Боже, что это было, Роберт? – спросила меня Швабра, размазывая по щекам копоть и слезы.

– Некоторая забавная особенность моей природы. Я не только делаю нужное, но и отменяю ненужное.

– Отменяешь? Так это называется? Я не знаю, что я видела, но это запредельно жутко.

– Отменяю. Как будто оно никогда не случалось. Если верить научному директору завода, они добиваются такого эффекта много лет, ну а я это просто могу. Точнее нет, не то чтобы «могу» – это, скорее, моё свойство. Травматично для Мироздания, но оно и не такое стерпит. Заживёт. Будет шрам на ткани причинности, множество необъяснимых противоречий – ведь у них были семьи, родители, жёны, дети, работа, обязанности… Но постепенно всё сгладится. Люди легко замещают такие лакуны, выдумывая новые связи взамен исчезнувших, а на нестыковки просто закрывают глаза. Тебе легче?

– Да, наверное. Это был такой шок, что я пришла в себя. Я не успела её полюбить. Она превратилась в овощ раньше, чем я толком выросла. Где-нибудь в другом месте меня бы, наверное, отправили в приют, но здесь всем плевать, и я о ней заботилась, как могла.

– Тяжело было?

– Да, наверное. Я почему-то с трудом вспоминаю детство, как будто чего-то не хватает… Словно дырка в прошлом. Может быть, у меня тоже эти, как ты сказал, лакуны?

– Может быть, – не стал спорить я. – Пойдём отсюда. Дом почти догорел, делать тут нечего.

Мы медленно пошли обратно к бару, я поддерживаю всхлипывающую Швабру, обняв её за плечи. От её волос пахнет пеплом и горем. Вдруг она остановилась, уткнулась мне в грудь чумазым лицом, плечи затряслись. Я сначала решил, что она рыдает, но потом понял, что смеётся.

– Что с тобой?

– Прости… кажется… у меня истерика… Но… чёрт, там были все мои деньги! Всё, что я скопила! Всё, что я заработала в баре! Всё, что я хотела потратить на машину, чтобы свалить из этого города! Разве… это… не… смешно? – она снова затряслась в моих объятиях.

– Как-то не очень, – признался я, прижимая её к себе.

Так мы и простояли, пока её не отпустило.

– Мне кажется, за эту ночь я пережила больше, чем за всю предыдущую жизнь, – сказала она, высвобождаясь.

– А мне кажется, ночь ещё не закончилась, – констатировал я, увидев приближающегося к нам Депутатора.

Стальной полицейский выглядит вымотанным, как настоящий, и идёт с трудом, медленно шагая под грузом двух бессознательных тел. Одно на левом плече, другое на правом. Две девушки, и обе довольно полненькие.

– Роберт, – сказал он скрипящим от усталости голосом. – Знаю, что вы считаете это бесполезным. Наверное, вы даже правы. Но я должен хотя бы пытаться.

– Никто из нас не может уйти от своей природы, – согласился я.

– Что там так горело?

– Её дом.

– Кто-то пострадал?

– Её мать.

– Соболезную.

– Благодарю, – сухо кивнула Швабра. Кажется, сил на эмоции в ней больше не осталось, и это, наверное, даже хорошо сейчас.

– Поможете донести их до клиники? – спросил меня полицейский.

– Если завернём в бар. Оставлю там девушку, ей на сегодня хватит впечатлений.

– Конечно, это по пути, – сказал Депутатор, перегружая одну из девиц на плечо мне.

Я сдал Швабру в заботливые руки подруги, шепнул той, что случилось, и она, заохав, повела её к стойке. Блондинка урождённая барвуман, сообразит, что налить, что сказать и как выслушать. Панку строго велел хранить трезвость, запереть дверь и помнить про дробовик. Надеюсь, на бар аборигены не покусятся, всё-таки общественное достояние.

Я не так крепок телом, как железный Депутатор, поэтому до клиники добрел на последнем издыхании. Девушка словно становилась тяжелее с каждым шагом. Мы постучали в дверь, никто не ответил.

– Доктор, эй, доктор! – закричал я. – Просыпайтесь! Пополнение! Надеюсь, у вас ещё есть свободные койки.

– Сюда, я здесь! – послышался слабый голос сверху, из клиники. – Помогите, скорее!

Депутатор дёрнул по лестнице так, словно не перетаскал за ночь полкласса подростков, я побрёл за ним, пыхтя и отдуваясь. Зачем так раскармливать отродье, которое собирались прикончить? Не к столу же её подавать собирались? Хотя с них станется…