Текст книги "День очищения (СИ)"
Автор книги: Павел Иевлев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
Заметки в тетради черновые. На их основании покойный, скорее всего, составлял развёрнутые отчёты и отправлял их в защищённых от вскрытия конвертах кому-то интересующемуся. Вследствие чего и стал покойным. Как вариант. Если кто-то внедряется на закрытое предприятие в целях промышленного шпионажа, а потом его находят убитым, то связь между этими двумя событиями не обязательна, но весьма вероятна. Профессиональный риск, так сказать.
У меня картина происходящего на заводе из записей Калдыря не складывается. Вне контекста все эти артикулы непонятны. Единственное информативное сообщение представляет собой, вероятно, черновик отчёта:
«Помеченные узлы с номерами GFD876875, KLN7896378 и IKJ098666 обнаружены во входящей партии. Таким образом можно уверенно утверждать, что, по крайней мере часть деталей финальной конструкции, инсталлированных в процессе сборки, возвращаются обратно на сборочное производство. Это подтверждается исследованием входящих модулей – все они имеют следы монтажа, часто неоднократного. Промаркировать все детали технически невозможно, но доказанный невидимой маркировкой процент рециклинга достаточно высок, чтобы можно было с уверенностью предположить, что процесс представляет собой замкнутую производственную цепочку. Собранное и отправленное заказчику изделие через некоторое время возвращается на завод в виде деталей, из которых его собирают обратно…»
Никаких выводов из этого странного наблюдения Калдырь не делал. То ли потому, что не понимал причины, то ли, наоборот, потому что она была для него очевидна. У меня никаких мыслей по этому поводу нет. Пожалуй, идея взглянуть самому выглядит всё более привлекательной.
***
– Роберт, вам определённо стоит на это посмотреть! – радуется Заебисьман, лелея свой бокал пива. – Мы буквально творим будущее!

– Я не очень разбираюсь в новых технологиях, – признаю́сь я, протирая стаканы, – даже как пользователь. Боюсь, меня можно смело записать в аналоговые ретрограды.
– Так вот почему вы выбрали этот город! Чаще всего приезжим тут тяжело, но, надо полагать, вам «синдром отказа от цифровой зависимости» незнаком.
– Абсолютно, – кивнул я. – Так для этого есть специальная причина, а не просто милая местная традиция?
– Ну вы даёте, – Заебисьман чуть не поперхнулся пивом, – нельзя же быть настолько нелюбопытным! Знаете, вокруг самого большого в мире радиотелескопа трёхсотмильная зона радиотишины. Там слушают проводное радио, смотрят кабельное телевидение, слушают винил и не имеют мобильников. Даже машины в тех местах только дизельные, потому что бензиновые дают наводки от зажигания. Там проживает куча людей, вполне довольных своим образом жизни. Один минус – толпы психов, считающих, что их облучают, скрывающиеся там от «зомбирующих волн» и прочих голосов из розетки. Единственное, по их мнению, место, где можно безнаказанно снять шапочку из фольги. По этой причине мы стараемся нашу маленькую уютную «зону цифровой тишины» не рекламировать. Зачем нам тут лишние психи?
– А зачем вам «цифровая тишина»?
– Чтобы не создавать помех в настройке продукции. Цифровая техника, представляющая мир в виде нулей и единиц, имеет своеобразный «битовый фон». Люди, будучи существами преимущественно аналоговыми, не замечают его влияния.
– А оно есть?
– Конечно. Встроенный в нас цифро-аналоговый преобразователь не бесплатный, он потребляет некоторое количество вычислительных ресурсов мозга, что является одной из причин снижения когнитивного уровня Человечества в цифровую эпоху. Наша же продукция чрезвычайно чувствительна к битовому фону, поэтому для корректной настройки его приходится исключать. Местные жители не успели выработать цифровой зависимости, но приезжим иногда бывает нелегко. Поначалу. Это как снять с плеч привычную тяжесть – в первый момент дискомфортно, но потом наступает облегчение и уже не понять – зачем мы это на себе тащили? Я вас заинтриговал, надеюсь?
– В некоторой степени, – сказал я осторожно.
– В таком случае повторяю своё приглашение. Завтра жду вас вместе со школьной экскурсией, как раз у вашей сотрудницы очередь подошла. Проведу вам персональный тур!
– Ещё пива?
– Нет-нет, что вы! Я ещё это не допил…
***
– Хочу поговорить с вами о Господе нашем, – сказал неприятно улыбчивый лысоватый мужчина за пятьдесят.

– Какой напиток вы предпочитаете для таких разговоров? – спросил я.
– Красное вино, разумеется. Напиток причастия.
– Есть неплохое полусладкое, но пресуществление не по моей части.
– Вполне подойдёт. Мне нравится полусладкое. Итак, вас не пугают разговоры о боге?
– Меня вообще не пугают разговоры. Но если вы устроите тут обряд призвания Ктулху, моя уборщица будет против. Он чертовски негигиеничен.
– Нет, ничего экзотического. У нас довольно большая и дружная квакерская община, «Общество друзей», если угодно. Мы решили, что вы уже достаточно освоились в городе, чтобы пригласить вас на наше собрание.
Сегодня что, день приглашений? Заебисьман, теперь этот… Пастор.
– Вы местный пастор? – спросил я, ища взглядом белый воротничок.
– Мы, квакеры, не придерживаемся пасторского служения, считая всех равными перед богом. Так что, скорее, секретарь и немного организатор. Надо же кому-то вести бухгалтерию?
Все, значит, равны, но мой собеседник равнее. Чуть-чуть.
– Я не религиозен.
– Мы не соблюдаем каких-либо обрядов, просто верим, что у каждого человека есть внутри свет. Немного, но есть. Мы собираемся лишь для того, чтобы помочь друг другу его сберечь, не дать угаснуть в тяготах жизни. Взаимная поддержка, решение бытовых и городских вопросов, просто дружеское плечо в тяжёлый момент. Молиться не обязательно. Мы сторонники молчаливой молитвы. Господу не нужны уши, чтобы услышать. Придёте?
– Зачем?
– Чтобы поговорить. Уже пора, Роберт.
– О чём?
– Конечно же, об Очищении. О чём ещё можно говорить сейчас? Приходите, мы будем ждать. Поверьте, вам будут рады.
Экой он… Полусладкий.
***
– У меня очень хорошая память, – сказал Депутатор. – Я не очень умный, никогда не был особо сообразительным, но память идеальная. Виски, пожалуйста.

Я налил.
– Поэтому, когда мне говорят: «Какой ещё второй ребёнок? У нас всегда был один ребёнок!» – я не просто вижу, что мне врут. Я знаю, что он был. Что у этого дома стояли два велосипеда. Что на крыльцо выбегали по утрам два пацана, запрыгивали на велики и катили в школу. Что во дворе сушились два комплекта детской одежды. Не следил специально, но это маленький город, и я ежедневно хожу по его улицам.
– Кто-то скрывает пропажу ребёнка? – удивился я. – Но почему таким оригинальным способом? Дети довольно заметные. Как минимум, у них есть медкарты, метрики, школьные аттестации…
– Вы мне сказали, что есть информация о пропаже детей. Я проверил. По документам всё сходится. Но у меня чёртова абсолютная память, и я спрашиваю: «А где второй ребёнок таких-то? Что-то не вижу его сегодня…» Мне показывают списки учащихся – там такого нет. И не было. Я иду к его родителям, они заявляют: «Господь дал нам только одного ребёнка, увы. Брата у него не было». Очень религиозная семья, а отреклись как Пётр от Иисуса, трижды.
– Вы не выглядите удивлённым, – заметил я, наливая содовую во второй стакан.
– Прошлой осенью было то же самое. Несколько семей. Заметил, что давно не вижу детей, проверил – та же картина. «Какой ребёнок? Господь не дал нам второго…» Судья не подписал ордер, потому что нет состава преступления – как может пропасть ребёнок, которого не было? В этот раз даже просить не пойду.
– А что говорят соседи? Одноклассники? Доктор?
– Врут, – коротко ответил полицейский. – И даже не очень стараются при этом. Знают, что расследования не будет. В прошлом году я пытался…
– Ничего не нашли?
– Нашёл. Три тела. Два мальчика, одна девочка. Их просто бросили в овраге за городом, и я не уверен, что не ускорил их смерть.
– Какие-то улики?
– Тела были раздеты, и я их нашёл… не сразу. Дикие животные успели раньше. Тогда у нас был ещё старый док, не этот, – он показал на пьющего свой коньяк Клизму, – и он категорически отказался работать за коронера. Я не смог его уговорить, он был стар и упрям. Умер этой зимой.
– Совсем ничего?
– Они были убиты острым цилиндрическим предметом, воткнутым в сердце. Довольно толстым, повреждены рёбра. На руках и ногах, там, где осталось, что осматривать, были следы верёвок.
– Знакомая картина.
– Именно. Но всё ещё надеюсь, что ошибся.
– И вы не ищете?
– Вы помните содержание записки в деле о пропаже подружки вашей уборщицы?
– У меня не такая абсолютная память, как у вас… А, понял. Там сказано, что её убили раньше, чем планировали, потому что вы начали искать пропавших детей.
– Так она пропала вместе с остальными? Простите, у меня не сразу сошлось.
– Да. Её тело не было найдено, но я думаю, что и те трое – случайная находка. От тел избавились второпях, когда я спугнул убийц. Поэтому я боюсь, что, если начну активно искать, то ускорю события.
– Тела тогда опознали?
– Нет. Их родители соврали. Похоронили как «неизвестных бродяг, ставших жертвами несчастного случая». Расследование не проводилось.
– Ох уж эти маленькие тихие городки, – вздохнул я. – В них всегда происходит столько интересного…
– Я надеялся, – тихо сказал Депутатор, – что вы… ну… тайный следователь. Внедрились под прикрытием. Что эта история стала каким-то образом известна… там… снаружи. Что вас к нам прислали… Что вы разберётесь… Это не так?
Я протираю стакан и молчу.
– Можете не отвечать, – вздохнул он, – но я не верю, что вы здесь случайно.
Я не знаю, что ему сказать. Оба ответа: «Да, не случайно», – и: «Нет, случайно», – будут равно и верными, и ложными.
– Не имею права просить у вас помощи в расследовании, – сказал Депутатор, – потому что расследования нет. Но я уверен, что хотя бы некоторые из этих ребят ещё живы.
Глава 21. Шнырь Портвешок

– Мне бы портвешку, – смущённо, но решительно сообщает бывший напарник Калдыря, нервно косясь на «Утренний Клушатник».
Дамы сверлят его такими ледяными взглядами, что можно отморозить жопу, но Шнырь всё равно садится на табурет у стойки.
– Не ожидал увидеть вас в числе клиентов, – признаюсь я, доставая бутылку.
– Да, я человек простой. Но ребята попросили с вами поболтать, типа мы уже знакомы и всё такое. И даже скинулись мальца, чтоб не насухую.
– Ваш портвейн.
– Спасибо, – он отхлебнул и зажмурился от удовольствия. – Да, это вам не самогонка. Редко могу себе позволить, особенно чтобы вот так, в культуре.
– И какую тему вы собирались обсудить со мной под портвейн?
– Знаете, про вас слухи ходят.
– Любопытно. И какие же?
– Ну, что вы… этот… ну, в общем… – Шнырь нервно оглянулся и понизил голос, – …типа дьявола. Уж вы только не обижайтесь, это не я придумал.

– А кто?
– Ну… Говорят. Люди. Ребята рассказывали, вы в шалмане…
– Что?
– Не знаю. Им с перепугу аж память отшибло. Что-то жуткое. Да и сам чую… Есть в вас… такое.
– Дьявол, значит, – усмехнулся я как можно мефистофелистее. Меня постоянно принимают за кого-то другого, но это, кажется, рекорд. – И что же вам нужно от Нечистого?
– Да вы не подумайте, – испуганно заёрзал Шнырь, – мы без предрассудков! У всех свои недостатки, подумаешь, Дьявол… Просто мы с ребятами покумекали и решили, что это наш шанс.
– Шанс на что?
– Ну, понимаете, господин Чёрт…
– Зовите меня просто Роберт.
– Да-да, как скажете, ваше диавольское… то есть, Роберт. Конечно, Роберт. В общем, ловить тут, сами видите, особо нечего. Особенно нам. Кроме самой паршивой работы за самые тухлые гроши, когда концы с концами еле сводишь. Жена смотрит как на дерьмо, дети ни в хрен не ставят, а всей радости – поганой самогонки налакаться. Разве это жизнь?
Я молча пожал плечами, протирая стакан. Вопрос явно риторический.
– И вот мы подумали, если всякая чистая публика, – он осторожно показал большим пальцем за плечо, в сторону «клушатника», – с вами взасос общается, то нам, простым работягам, тем более не зазорно поиметь свой бизнес.
– Бизнес?
– Ну, вы же не просто так здесь под восемнадцатую осень появились? Всякому понятно, зачем.
– И зачем же? – заинтересовался я.
– Хотите, чтобы сказал? – вздохнул Шнырь. – Ну ладно. Чего уж. Вы же скупать приехали?
– Скупать что?
– Ну, что может скупать Дья… То есть такой, как вы? Души, само собой.
– Надо полагать, у вас есть ко мне коммерческое предложение?
– Я понимаю, – вздохнул Шнырь, – что вы чело… дья… покупатель солидный. Оптовик и всё такое. Вы с Директором, Судьёй и прочими шишками дела крутите. Мы вам не в уровень. Но вы не спешите отказываться! Да, по отдельности мы – мелочь. Но ведь нас таких много! И жадничать не будем, почём у Директора берёте – так и нам, небось, сойдёт.
– То есть, – уточнил я, – вы ходите продать мне свои души мелким оптом? Вскладчину?
– Не, – Шнырь аж подпрыгнул на табурете, – божеупаси! Наши-то нам самим пригодятся.
– А чьи?
– Как чьи? Отродий, вестимо. Их сейчас много… освободится. Чего добру зря пропадать?
– А вы считаете, что у отродий есть душа?
– Ну, так-то я точно не знаю, – вздохнул он. – Пастор, вроде как говорил, что у всех есть. Может, не такая дорогая, как у людей, но всё же чего-то да стоит. Не зря же вы сюда приехали?
– А почему вы считаете себя вправе продавать души отродий?
– Да мы с ребятами прикинули, директор-директором, но тут кто первый встал, того и тапки! К чёрту Директора! Сами договоримся!
– И каков размер… партии?
– Да мы пока не знаем, – вздохнул Шнырь. – Осенний праздник вот-вот, там и поймём, кто чего стоит. Но мы с ребятами давно приглядываемся – много их! Как есть много! Так что вы, уважаемый дья… Роберт, подумайте. Наше предложение хорошее, не прогадаете.
– Что же, – кивнул я, – над чем подумать, тут определённо есть.
– Вот и я ж говорю ребятам, – с заметным облегчением выдохнул Шнырь: – «Он, мол, нормальный, хоть и… Небось, мимо выгоды не пройдёт! Поднимемся чуток, не всё ж начальству…» А можно мне ещё портвешка? Типа на удачу?
– Непременно, – сказал я, наливая, – угощайтесь. За счёт Инферно.
– Уф, спасибо… – уборщик припал к стакану. – А вы не такой страшный, как кажетесь. Жутковатый, непонятный, но дело иметь можно.
– Польщён вашей оценкой моих деловых качеств.
– А скажите… Ну, чисто гипотетически… А если свою душу продавать, почём выйдет? Я не себе, друг интересуется…
– «Мене, текел, упарсин», – процитировал я, сделав загадочное лицо.
Шнырь не понял, но переспросить не решился.
***
– Босс, ты серьёзно собираешься на экскурсию? На Завод? Вместе со мной?
– А что тебя так удивляет? Дневного лимонадного стола не будет, твои одноклассники тоже туда идут. Вполне могу прогуляться.
– Что удивляет? Ну, ты даёшь! Да нас всё утро стращали страшными страхами, что будет с теми, кто не пойдёт, а ты добровольно отправляешься?
– А тебе не интересно?
– Мне? Да я бы бежала оттуда впереди своего визга, просто не хочу неприятностей.
– Да что там такого страшного? Это же завод.
– А что там может быть хорошего? Это же Завод! Впрочем, тебе-то они, небось, ничего не сделают…
– А тебе?
– Не знаю. Не хочу проверять. Но, блин, придётся…
– Не волнуйся, я уверен, что тебя не схватят и не прикуют к станку. В конце концов, ты уже трудоустроена.
– Хорошо тебе говорить…
– Обещаю, что прослежу, чтобы тебя выпустили. Не могу же я остаться без уборщицы?
– Ловлю на слове, босс.
– Здравствуйте, Роберт, – сказала вошедшая с улицы блондинка.
– Блонди! Прива! – по лестнице ссыпался, расплываясь в глупой улыбке, Говночел. Наверное, в окно увидел, что она идёт. – Я рили рад! Помочь с клумбой? Я бегом!
– Чуть позже, ладно? – кивнула она приветливо. – Я тоже рада тебя видеть, но у нас тут небольшое дело.
– Я помогу, рили!
– Это только для девочек, не нужно.
– Как скажешь, блонди, я тогда шланг пока размотаю…
– Держи свой шланг в штанах! – рявкнула на него уборщица. – Думаешь, я не знаю, кто там в кустах ссыт?
– Вот чего ты такая злая, жаба?
– А у тебя он из рук ест, – сказала раздражённо Швабра подружке, когда панк умчался на задний двор.
– Показывай чуть меньше агрессии и ты удивишься результату, – улыбнулась та.
– Ещё меньше? Шутишь? Да я его даже почти не бью!
– Я готова, – сказала блондинка. – А ты?
– Иди, я сейчас…
Блонда пошла в сторону туалета, а Швабра, нервно оглянувшись ей вслед, тронула меня за локоть:
– Босс, можешь помочь? Только, чур, не спрашивать!
– В чём дело?
Я очень сильно удивился, но не тому, что у неё есть ко мне просьба. Швабра меня коснулась! Сама, по доброй воле, подошла и дотронулась! До сих пор она даже деньги из рук не брала, я их клал на стойку.

– Ты знаешь, как пользоваться этой штукой?
Она протянула на ладони медицинский набор для взятия крови – стерильная игла и вакутайнер.
– Знаю, – кивнул я.
– Это же не очень сложно?
– Проще, чем шприцом.
– Расскажи, как.
– Перетягиваешь бицепс жгутом… У тебя есть жгут?
– Да, его я тоже спёр… запаслась.
– Несколько движений кулаком, чтобы вены проявились, вводишь эту иглу, затем надеваешь на неё вакуумный контейнер. Задняя часть иглы прокалывает крышку, вакуум всасывает кровь.
– Звучит просто.
– Некоторый навык всё же желателен, иначе можно повредить вену.
– Это очень опасно?
– Как правило, нет, просто больно и синяк потом огромный.
– Чёрт. Чёрт. Чёрт. Ладно, спасибо за консультацию.
– Зачем тебе брать кровь?
– Босс, ты обещал не спрашивать!
– Не обещал.
– Блин, – сказала Швабра с досадой, – и правда, не обещал же. Ну так сейчас пообещай!
– Поздно, я уже спросил.
– Ты сильно обидишься, если я не отвечу?
– С каких пор тебя это волнует?
– Э… чёрт, не знаю. Я как-то странно себя чувствую в последнее время. Как будто я не я, а кто-то другой. Какие-то глупости в голову лезут всё время.
– Типа «поиграть в медсестру»?
– Нет, я не про это. Это просто надо, босс. Я бы сказала, но слишком много всего объяснять.
– Как скажешь. Вату возьми. И водку. Протереть надо кожу перед тем, как кровь брать.
– Да, точно.
Она вздохнула и решительным шагом ушла в туалет.
– Чел, слы, чел, а где блонди? – выглянул из подсобки панк.
– В туалете.
– А жаба?
– Там же.
– Блин, чел, что они там вдвоём столько времени делают?
– Без понятия.
– Слы, чел, они же не того, не этого? Ну, не лесбы? Блин, у меня на блонди лютый стояк!
– Вряд ли. В любом случае вряд ли бы они занимались этим в сортире.
– Успокоил, чел, рили. Ладно, пойду, подожду во дворе.
Блондинка выглянула из двери и помахала рукой, привлекая моё внимание.
– Роберт, – спросила она, когда я подошёл, – можно вас попросить о помощи?
– Не надо, не втягивай в это босса! – задушенно донеслось изнутри.
– Ты блюй, блюй, не отвлекайся, – сказала она, обернувшись туда, потом снова повернулась ко мне:
– Мне надо…
– Взять кровь из вены и не спрашивать зачем?
– Да, мы хотели сами, но…
Из туалета донеслись звуки рвоты.
– У неё с детства реакция на стресс. Ничего не может с собой поделать.
– Я заметил.
– Вы поможете?
– Ты так уверена, что я умею брать кровь?
– Конечно. А разве нет?
– Умею, – признался я. – Но отчего-то мне кажется, что вы втягиваете меня во что-то не очень законное.
– А мне отчего-то кажется, – твёрдо сказала блондинка, – что вас это ничуть не пугает.
Интересно, за кого она меня принимает?
– Может быть, и так, – не стал спорить я, – но я хотел бы понять, что происходит.
– Вам сложно это сделать?
– Не сложно. Но кровь есть кровь.
– К чёрту его! – выдавила из себя Швабра. – В конце концов, я перестану блевать! Мне уже практически нечем. Я справлюсь!
– Ладно, – решилась блондинка, – заходите. Я вам расскажу.
– Не вздумай! – возмутилась Швабра, но новый приступ рвоты обратил её внимание в сторону унитаза.
Я зашёл в туалет – две кабинки, одна из которых занята блюющей девушкой, рукомойники, зеркало. Мы встали возле него, там светлее. На столике лежит распечатанный, но пока неиспользованный комплект вакутайнера, ватные диски, початая бутылка «Столичной». Блондинка села прямо на стол, болтая в воздухе ногами, вытянула руку.
– Сначала объяснение, – покачал головой я.
– Не говори ему! – крикнула из кабинки Швабра.
– Прекрати, – укоризненно ответила ей подруга, – нельзя бесконечно отталкивать всех.
– Ещё как можно… Бу-у-э-э….
– Не обращайте внимания. Она всегда такая. Делайте, я расскажу.
Я затянул пряжку жгута:
– Поработай кулаком.
Девушка послушно несколько раз сжала кисть.
– Достаточно.
У неё тонкая очень белая кожа и вены прекрасно видны. Очень удачно, у меня не так чтобы много практики.
Взял за руку, меня как из душа окатило ванилью и желанием. Но я был готов и справился. Я с чем угодно могу справиться. Если хочу.
– Простите, это от меня не зависит, – тихо сказала она.
– Я понял. Ничего страшного. Сейчас будет чуть-чуть больно. Как комарик укусил.
– На заводе будет медосмотр. Обязательный для всех школьников. Будут брать кровь. Очень важно, чтобы её кровь на анализ не попала. Единственное, что нам пришло в голову, – подменить образец.
– Это так просто?
– Анализы будет брать наш доктор, он не очень внимательный, это как раз его пробирка.
– Я её спёрла, босс, – сказала, выходя из кабинки бледная Швабра. – Ух меня и выполоскало… Но уже легче. Отпустило. Может, ты и права, надо было сразу всё рассказать.
– Готово, – я запечатал вакутайнер и протянул Швабре.
Она убрала его в карман рубашки.
– Прижми ватку. Вот так. Подержи минут десять, чтобы синяка не было. И что не так с её анализом? Что такого он покажет?
– Блин, босс, вот оно тебе надо? – мрачно спросила Швабра. – Договаривались же не лезть. Какое тебе до меня дело?
– Боюсь, что уж влезли. Мне нет дела до твоих секретов, но, похоже, они часть того, до чего мне дело есть.
– Ладно. Я не местная.
– А как же мать?
– Не родная. Отец приехал сюда со мной. Мне было три, и он сразу исчез. Не знаю, куда делся, мать сначала не хотела говорить, а потом не могла.
– Приехал с тобой и братом?
– Да каким братом, о чём ты? С чего ты взял какого-то брата? Мать растила меня одна. Ну, пока не… пока не заболела. Главная проблема была в том, что я старше остальных детей. Мне не семнадцать, босс. Мне двадцать. С половиной. С детства мелкая и худая, но шестилетку с девятилеткой не спутаешь, поэтому в школу пошла с пятого класса, там уже разница не такая заметная. Старый доктор нас покрывал, не знаю почему. Что-то он был матери должен, мне кажется. Так что по документам я просто много болела. Но мать слегла, пришлось как-то крутиться самой, на её крошечную заводскую пенсию по инвалидности. От нового доктора я до сих пор успешно бегала, но анализ меня спалит.
– Почему?
– Здесь у всех первая отрицательная, а у меня три плюс.
– У всех одна группа? – уточнил я.
– Да, прикинь? Не знаю, почему так. В общем, я вчера влезла в кабинет к доктору и спёрла один набор из тех, что у него для завтрашнего медосмотра заготовлены. И, блин, прикинь, попалась! Уже собиралась свалить, а он вдруг вернулся. Я с перепугу соврала, что у меня сильные боли от месячных. Ну, то есть не соврала даже, у меня, и правда… Но прокатило. Дал таблеток, буркнул: «Пройдёт», – и выпроводил. В общем, обошлось. Ты же не расскажешь своему полицейскому приятелю?
– Одного уголовника в баре мне вполне достаточно. Платить залог ещё и за тебя выйдет накладно.
– Спасибо, босс.
– А что будет, если узнают, что ты не местная?
– Как что? Неужели непонятно? – спокойно спросила Швабра. – Сентябрь же.
Она взяла со столика бутылку с водкой, отхлебнула из горлышка, прополоскала рот и сплюнула в раковину.
– Мне не семнадцать, босс, твоя совесть может спать спокойно, – и вышла.
– Спасибо, что помогаете ей, – сказала блонда.
– Я помогаю себе, – покачал головой я. – Ей я просто не мешаю.
– Всё равно спасибо.
– Не за что. Кстати, ты знаешь, что не отражаешься в зеркале?
– Опять? – она расстроенно посмотрела в пустое стекло. – Сама себя всегда вижу, иначе как бы я красила губы? Но верю на слово. Иногда так бывает. Я не вампир, не пугайтесь.
Она поймала на ладошку падающий из окна солнечный луч. Ничего не зашипело, и дым не пошёл.

– Я знаю.
– А я знаю, что вы знаете.
Всё-таки любопытно, за кого она меня принимает? Впрочем, в любом случае ошибается. Все ошибаются.
– Чел, мне, наверное, не стоит спрашивать, что вы делали в сортире втроём, да? – грустно сказал панк.
– Ничего такого, что уменьшило бы твои шансы.
– Блин, чел, я верю тебе, чел, – вздохнул он. – Сам не знаю почему, но верю.
***
Днём на заводе не так мрачно, а главное, гораздо более людно. Куча людей, которые что-то таскают, грузят, катят, а также собирают и монтируют, скручивая детали на столах отвёртками. Никакой автоматизации, ни единого робота, автоматического манипулятора или просто компьютера. «Зона цифровой тишины», называл это Заебисьман. А вот, кстати, и он.
– Рад вас видеть, Роберт! Вы нашли время посетить нас, это заебись. Пока детишки в очереди на медобследование, давайте я быстренько покажу, что тут у нас как. Потом сможете присоединиться к общей экскурсии, если захотите, но она, скажу честно, не ваш уровень.
Я посмотрел на мрачную и бледную, но решительную Швабру, подпирающую стену у медкабинета, и ободряюще ей кивнул. Она зыркнула на меня исподлобья и пожала худыми плечами.
– Вот это у нас цех финальной сборки, – рассказывает Заебисьман, – здесь мы собираем эффекторы в единую систему с динамической топологией. Обратите внимание, всё вручную. Сейчас такое нигде не увидишь, людей вывели из производственного процесса, они дороги и ненадёжны, но наш Завод – особый случай. Оцените иронию, весь мир страдает от безработицы, а у нас вечный дефицит кадров! Впрочем, новое пополнение вот оно, топчется в коридоре, мы на них очень рассчитываем. Всё будет заебись, Роберт!

– И что станет делать эта штука, когда вы её соберёте?
– А что может делать мультиканальный декогерентор? Разрушать суперпозиции на макроуровне, разумеется.
– Разве они не разрушаются сами собой?
– Нет-нет, что вы! Суперпозиции никогда, слышите, никогда не разрушаются сами собой! Непременно нужен декогерентор. Любое событие выглядит случайным только для наблюдателя, потому что именно факт наблюдения является актом декогеренции суперпозиций. Парадокс в том, что типичный наблюдатель не знает, куда смотреть, поэтому склонен к пробабилизму вместо детерминизма. В результате мы имеем то, что имеем, хаос и энтропию вместо порядка и рациональности. Это, Роберт, совсем не заебись, совсем.
– И вы намерены решить эту проблему?
– Уже решаем, и даже успешно. Наши электромеханические квантовые эффекторы буквально творят чудеса. Буквально!
– И как же они это делают?
– Пойдёмте в первый сборочный, покажу процесс в деталях, вам сразу станет понятнее.
Мы прошли несколько дверей, переходя из цеха в цех. В каждом множество людей, совершающих непонятные мне действия с неизвестными мне предметами. Да, похоже на Заводе действительно занят почти весь город.
– Итак, начало техпроцесса здесь, – показал Заебисьман. Здесь идёт приёмка исходных компонентов.
Десятка два мужчин и женщин занимаются тем, что достают из ящиков упакованные в картон и обложенные мятой бумагой детали. Они представляют собой металлические коробки прямоугольной формы, оборудованные электрическими контактами и механическими приводами. Рабочий персонал двух возрастов: большая часть тридцати пяти лет, меньшая – пятидесяти трёх. Первые распаковывают коробки и выкладывают их на длинный стол, вторые идут вдоль этого ряда, вскрывают каждую специальным ключом, заглядывают внутрь, что-то записывают в толстые тетради и закрывают обратно.
– И откуда поступают эти… исходные компоненты?
– Из нашего филиала.
– Он в другом городе?
– Оба ответа «да» и «нет» будут одновременно верными и неверными. Так же как ответ на вопрос: «Через какую из двух щелей пролетел фотон в опыте Томаса Юнга?»
– Ясно, – кивнул я. – И что с ними делают дальше?
– Переснаряжают, перекомпонуют, иногда меняют настройки эффекторов. В итоге они попадают в тот цех, который мы видели первым, где их собирают в единый комплекс, способный исполнять достаточно сложные цепочки команд абсолютно без использования цифровых компонентов.

– Нечто вроде электромеханического компьютера?
– Электромеханического квантового компьютера. Вы ИИ-луддит? Не любите умную технику?
– Мне не нравится то, что она делает с миром.
– Надеюсь вы, в отличие от… некоторых, не являетесь упёртым копенгагенцем и пенроузианином, а способны хотя бы допустить версию де Бройля – Бома. Что нет никакой раздельности, а есть субквантовый детерминизм.
– Я готов допустить что угодно, – ответил я туманно, но честно.
Для меня и то, и другое звучит набором слов, а потому равноценно в своей непонятности.
– Фактически само место, в котором мы находимся, является прекрасным доказательством того, что квантово-целые системы существуют и квантовый потенциал работает. В общем, наш декогерентор является первым квантовым эффектором, позволяющим разрушать суперпозиции постфактум! Разве не заебись?
– Смотря для чего он это будет делать, – сказал я, – и за чей счёт. Можно?
Я протянул руку и остановил работника, собирающегося закрыть и запереть очередную коробку. Тот жалобно посмотрел на Заебисьмана. Научный директор недовольно пожал плечами, но кивнул. Контролёр отошёл в сторону, и я заглянул внутрь. В металлическом ящике размещён некий механизм, медицинская пробирка с багровой жидкостью и антропоморфная куколка размером с ладонь, отлитая из белого воска. Внутри неё что-то есть, но воск недостаточно прозрачный, чтобы понять, что именно.
– «Любая достаточно продвинутая технология неотличима от магии», – процитировал Заебисьман слегка извиняющимся тоном. – Третий закон Кларка.
– И что, ваше квантовое вуду работает?
– Заработает. Осталось всего несколько дней.
Глава 22. Дамочка Шампусик

– До осеннего праздника всего несколько дней, – сказала блонда, – тебе надо решить с платьем.
– К чёрту платье, – ответила Швабра.
– Роберт, скажите ей!
– Что сказать? – отвлёкся я от подготовки к вечернему открытию.
– Что выпускной бывает раз в жизни. И такое платье попадается раз в жизни. Я попросила его придержать до завтра, и, если его продадут кому-то ещё, я ей не прощу!
– Простишь, не ври, – махнула рукой Швабра.
Она остервенело трёт пол. Подружка сидит на стойке, болтая ногами, Говночел нервно сглатывает, глядя на её коленки.
– Иди, пиво притащи из подсобки, – отправляю я его, пока на девушке юбка не задымилась.
– Ну, как прошло? – спросил я Швабру, когда панк ушёл.
– Без проблем, – ответила она. – У одной дурочки очень удачно случился обморок, и пока доктор её приводил в чувство, я переклеила этикетки.
– Вот, это моя, – девушка достала из кармана рубашки заполненный кровью вакутайнер. – Надо выкинуть куда-нибудь.








