Текст книги "Колчак"

Автор книги: Павел Зырянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 48 страниц)

Глава пятая
Дым и пепел войны

Лето 1914 года выдалось сухим и жарким. В Петербурге раскалились каменные мостовые. За городом пересыхали болота, разогревались и начинали тлеть торфяники.

 
Расставя лапы в небо, ель
Картонно ветра ждёт, но даром!
Закатно-розовый кисель
Ползёт по торфяным угарам, —
 

описывал то лето Михаил Кузмин.

Сизый горьковатый дым наползал на столицу, на море, на Кронштадт, уползал дальше – к Ревелю. Все с тревогой ожидали большого пожара. И он действительно вскоре заполыхал – всеевропейский, мировой.

В июне 1914 года австро-венгерская армия проводила маневры близ сербской границы. На них прибыл наследник престола Габсбургов, эрцгерцог Франц Фердинанд. 15 июня (по новому стилю – 28-го) он был убит в боснийском городе Сараево 19-летним Гаврилой Принципом, членом национально-революционной организации «Молодая Босния».

Причастность Сербии к этому покушению не была доказана, однако Австро-Венгрия возложила на неё всю ответственность за сараевские события. 10 (23) июля Сербии был предъявлен ультиматум с заведомо неприемлемыми, унизительными требованиями. Было очевидно, что за спиной империи Габсбургов стоит империя Гогенцоллернов – Германия, которая спешит начать войну, пока Россия не закончила перевооружение армии и флота.

Никто не сомневался, что ультиматум будет отклонён – если не полностью, то частично. После этого должна была начаться австро-сербская война. Россия не могла оставаться равнодушной к избиению своего главного союзника на Балканах. Вслед за вмешательством России ожидалось открытое выступление Германии – включалась в действие вся цепь межгосударственных соглашений, и военный конфликт приобретал общеевропейский характер.

Основные силы русского Балтийского флота стояли в Ревеле. 12 июля, когда истекал срок ультиматума, командующий морскими силами на Балтике адмирал Н. О. Эссен собрал совещание флагманов и капитанов. «Может быть, немцы уже идут к нам», – сказал он, открывая заседание. Было решено немедленно начать подготовку к исполнению разработанных на этот случай планов.

Поскольку русский флот был слабее немецкого и существовала угроза Петербургу, план предусматривал постановку минных заграждений на Центральной минно-артиллерийской позиции у входа в Финский залив (между мысом Порккала-Удд и островом Нарген и в шхерах). Вечером минные заградители вышли на исходные позиции. Крейсеры были посланы в разведку.[515]515
  См.: Ренгартен И. И. Дневник мировой войны на Балтийском театре. – РГАВМФ. Ф. Р—29. Оп. 1. Д. 199. Л. 1.


[Закрыть]

По совету из Петербурга Сербия проявила большую уступчивость, отклонив только явно неприемлемые пункты. Австро-венгерскому послу в России вручили ноту с предложением продлить срок ультиматума.

Эссен отвёл эскадру в Гельсингфорс, ближе к Петербургу. В штабе срочно печатались инструкции. Заградители и миноносцы стояли наготове в шхерах. 15 июля стало известно, что Австро-Венгрия начала мобилизацию и объявила Сербии войну.

Вечером 16 июля из Генерального штаба пришла шифрованная телеграмма: «Государь император приказал произвести с полуночи на 17-е мобилизацию Балтийского и Черноморского флотов, Киевского, Казанского, Одесского и Московского округов». Адмирал тотчас же распорядился предупредить флагманов, что в полночь будет «дым».

Ровно в полночь с борта штабного крейсера «Рюрик» ушла радиограмма: «Морские силы и порта. Дым, дым, дым. Оставайтесь на местах. Командующий морских сил Балтийского моря». На разных волнах её отбили девять раз. Условное «дым» означало: «Начать мобилизацию. Вскрыть оперативные пакеты».

Всю эту ночь, до 4 часов утра, группа офицеров во главе с Колчаком составляла инструкцию о бое. В 2 часа ночи от морского министра пришла телеграмма: «Центральное заграждение не должно быть поставлено до получения особого приказания». Эссен остался очень недоволен этим распоряжением. Убеждённый, что войны не избежать, он решил, что в крайнем случае насчёт заграждения распорядится сам.

17 июля командующий вместе с ближайшими помощниками посетил все заградители. Всюду произносил речи перед командами, разъясняя причины начинающейся войны. Ему пришла в голову смелая мысль в ближайшую ночь вывести в море бригаду линейных кораблей в сопровождении миноносцев. Колчак поддержал эту идею, но на командующего насели другие члены штаба и отговорили.

Из Генерального штаба пришло сообщение, что часть германского флота ушла из Киля в Данциг. Эссен тут же решил: «Пусть меня потом сменят, а я ставлю заграждение». Но потом раздумал: а вдруг ожидание войны затянется и на минах начнут подрываться купцы? Приказал, однако, заготовить телеграмму на «высочайшее» имя.

На следующий день, когда Эссен, Колчак и Ренгартен (главный штабной специалист по радиоделу) стояли на капитанском мостике «Рюрика», принесли телеграмму от главнокомандующего, великого князя Николая Николаевича: «Разрешаю ставить заграждения». «Слава Богу», – сказал Эссен и перекрестился. Перекрестились Колчак и Ренгартен.[516]516
  Там же. Л. 2–6.


[Закрыть]

В этот день, 18 июля, в России началась всеобщая мобилизация.

19 июля в Штабе Эссена была получена телеграмма от Григоровича: «Германия объявила войну». Эссен приказал отслужить молебен. Затем произнёс перед матросами речь о тех задачах, которые возложило на них Отечество в час испытаний. Окончил он следующими словами: «Разойдись, ребята. Теперь я буду беречь вас; но настанет день, и он близок, когда Россия потребует наши жизни, и тогда я ни себя, ни вас не пожалею».[517]517
  РГАВМФ. Ф. 757 (Н. О. Эссен). Оп. 1. Д. 2. Л. 12.


[Закрыть] «Потом оркестр играл гимн, – записал в своём дневнике Ренгартен, – и команда кричала такое ура, что я… не выдержал, бросился по трапу наверх и кричал вместе с другими, все пели гимн и, можно сказать, вошли в настоящий восторг».[518]518
  Там же. Ф. Р—29. Оп. 1. Д. 199. Л. 10.


[Закрыть]

«…На „Рюрике“, в штабе нашего флота, – рассказывал впоследствии Колчак на допросе, – был громадный подъём, и известие о войне было встречено с громадным энтузиазмом и радостью. Офицеры и команды все с восторгом работали, и вообще начало войны было одним из самых счастливых и лучших дней моей службы».[519]519
  АРР. Т. X. С.198.


[Закрыть]

В мае 1920 года, когда в Омске проходил суд над группой членов колчаковского правительства, государственный обвинитель А. Г. Гойхбарг, бывший меньшевик, буквально потрясал этой фразой, называя её «ужасающим мысль человека признанием» «заматерелого империалиста».[520]520
  Процесс над колчаковскими министрами. Май 1920 / Отв. ред. В. И. Шишкин. М., 2003. С. 30.


[Закрыть] Гойхбаргу, возможно, такое и в самом деле трудно было понять. Как правоверный марксист, он твёрдо усвоил исконный догмат своей веры: «Пролетариат не имеет отечества».

Но то, что на флоте царило приподнятое и даже радостное настроение, – это подтверждают и другие свидетели. Кроме И. И. Ренгартена, можно сослаться на С. Н. Тимирёва, в то время – командира учебного судна «Верный». «Настроение на всех судах, особенно боевых, – писал он, – было смутно-тревожное, но в то же время бодрое и радостное: личный состав не мог полностью оценить всех трудностей предстоящей войны и радовался с редким единодушием возможности осуществить своё прямое назначение – принять участие в морской войне».[521]521
  Тимирёв СИ. Воспоминания морского офицера. СПб., 1998. С. 7.


[Закрыть]

Радовались тогда, как видим, не только офицеры, но и рядовые. Это была радость воинов, идущих в бой, чтобы защитить Отечество, которому объявила войну соседняя держава. Такая радость – это святое чувство.

Война на Балтике

К моменту столкновения с Германией русский Балтийский флот был не намного сильнее, чем после Цусимы. Всё ещё достраивались четыре дредноута, заложенные в 1909 году. Вступивший в 1912 году в строй броненосец «Андрей Первозванный» за несколько дней до начала войны, как на грех, получил пробоину от неосторожного маневрирования и отправился в ремонт. В Балтийском море силы русского флота были несопоставимы с мощью германского, а кроме того, ожидалось вмешательство в конфликт Швеции на стороне Германии.

Особенно тревожными были несколько дней между объявлением Германией войны России и вступлением в войну Англии (с 19 по 22 июля). «Надо думать, что немцы идут сюда, может быть, будут завтра», – записал в своём дневнике Ренгартен 20 июля 1914 года.[522]522
  РГАВМФ. Ф. Р—29. Оп. 1. Д. 199. Л. 10.


[Закрыть]

За эти дни германский флот мог, ценой вполне приемлемых потерь, протаранить минно-артиллерийскую оборону и разгромить русский флот. После этого можно было высадить десант под самым Петербургом, где неприятелю должна была противостоять относительно слабая 6-я армия (главные силы сосредоточивались на границах), и Россия сразу попадала в критическую ситуацию.

Неприятельского десанта ожидали и в других местах побережья. После того как немецкие крейсеры в самом начале войны обстреляли Либаву, из неё начался спешный выезд офицерских семей. Софья Фёдоровна, обременённая малыми детьми, смогла вывезти только несколько чемоданов. Остальное имущество осталось в Либаве.

Адмирал Эссен, с началом войны получивший права командующего флотом, сосредоточил силы в Гельсингфорсе. В районе Центральной минно-артиллерийской позиции стояла завеса из крейсеров. Аэропланы вели воздушную разведку. Каждый день эскадра выходила в море, развёртывалась и проводила учения.[523]523
  См.: Золотарёв В. А., Козлов И. А., Шломин В. С. История флота го сударства Российского. Т. 1. М., 1996. С. 266.


[Закрыть]

В Гельсингфорсе ввели затемнение, но ночи были ещё светлые. Когда эскадра возвращалась на базу, панорама города открывалась в непривычном виде. На фоне неба чертились шпили соборов, золотели купола в последних лучах солнца. Постепенно всё это меркло, гасло, опускалось во тьму, на небе зажигались звёзды, а в городе начинали мелькать крошечные светлячки – это прохожие освещали себе путь карманными фонариками.

21 июля пришли известия о первых стычках на сухопутном фронте, а 23-го стало известно, что Англия объявила войну Германии. В тот же день поступило сообщение, что главные силы германского флота ушли через Кильский канал в Северное море. Как видно, немецкое командование не собиралось нападать на Петербург-Петроград. У него были заранее разработанные военные планы, и оно не любило от них отступать.

Вскоре выяснилось, что против России на Балтике действуют только лёгкие крейсеры, миноносцы и заградители, укомплектованные командами в основном из резервистов. Эссен сразу же начал выводить эскадру по секретному фарватеру в центральную часть Балтийского моря. В его Штабе началось оживлённое обсуждение планов действий против ослабленных германских сил.

Эссен был человеком живого дела и не любил «канцелярщину». Под стать себе он подбирал и своих помощников. Начальник Штаба контр-адмирал Л. Б. Кербер был смелым офицером и талантливым флотоводцем, но отличался повышенной возбудимостью, часто ссорился со своими сотрудниками, особенно с Колчаком. Занимая должность флаг-капитана по оперативной части, Колчак должен был бы быть первым помощником Кербера. Но они были слишком схожи по темпераменту, никто не хотел уступать, и Эссену часто приходилось их мирить. Со временем Колчак, как говорят, стал признавать только Эссена, как единственного своего начальника, которому всегда непосредственно и докладывал. С. Н. Тимирёв вспоминал, что Колчак обладал «изумительной способностью составлять самые неожиданные и всегда остроумные, а подчас и гениальные планы операций».[524]524
  Тимирёв С. Н. Указ. соч. С. 14.


[Закрыть] Крупный недостаток Колчака – его непоседливость, нелюбовь к длительной и систематичной кабинетной работе – восполняли два его помощника – старшие лейтенанты князь М. Б. Черкасский и М. А. Петров.

Эссен, по-видимому, вскоре понял, что сделал ошибку, поставив на главные должности в Штабе людей, близких ему по характеру и темпераменту. Всё чаще он обращался за советом к контр-адмиралу В. А. Канину, командиру отряда заградителей, сумевшему в критический момент быстро и без потерь «закрыть» Центральную позицию. Канин не был столь яркой и талантливой личностью, как Кербер или Колчак. Но он обладал выдержкой, спокойной рассудительностью и «большим запасом здравого смысла», как писал о нём Тимирёв.[525]525
  Там же. С. 20.


[Закрыть] Выдвижение Канина на роль первого советника и даже друга Эссена вызвало чувство ревности у Кербера. Возникшее соперничество впоследствии решило его судьбу.

Трудно сказать, какие планы спешно разрабатывались в Штабе Эссена, когда стало известно, что главные силы германского флота отвлечены в Северное море. 29 июля была получена телеграмма из Ставки: «Верховный главнокомандующий не допускает активных действий при настоящей политической обстановке. Главная задача флота Балтийского моря – прикрыть столицу, что особенно теперь достигается главным образом его положением в Финском заливе». «Вот! Обрезали нам крылышки…» – записал Ренгартен в дневнике.[526]526
  РГАВМФ. Ф. Р—29. Оп. 1. Д. 199. Л. 21–22.


[Закрыть]

Верховный главнокомандующий, великий князь Николай Николаевич по-прежнему считал, что флот является вспомогательным средством борьбы, самостоятельного значения не имеет, а потому должен находиться в распоряжении сухопутного командования. Поэтому Балтийский флот был подчинён не Ставке верховного командования и даже не командованию Северного фронта, а 6-й армии, развёрнутой по побережью Финского залива. Не вовлечённое в активные боевые действия, занятое пассивным ожиданием противника, командование этой армии такой же образ действий диктовало и флоту. «Задачей флота Балтийского моря остаётся охрана столицы с моря. Необходимо сохранить флот для этой цели», – такую директиву получил Эссен от командующего 6-й армией. Офицеры Штаба Эссена задавали друг другу недоуменный вопрос: «Что это значит: сохранить флот? Разве можно сохранить в полной целости армию во время войны?»[527]527
  Там же. Л. 47.


[Закрыть]

Несколько позднее высшее командование определило для флота оперативную зону действий по линии Дагерорт – Утэ (у входа в Финский залив) и запретило выходить за её пределы. В начале сентября 1914 года, когда немецкая эскадра была замечена у Виндавы (Вентспилса), Эссен получил от Николая Николаевича приказание оставаться с флотом в Финском заливе, даже если начнётся высадка десанта где-нибудь в другой части балтийского побережья.[528]528
  Там же. Л. 66, 82.


[Закрыть]

Ставка, таким образом, заперла свой собственный флот в Финском заливе. «Я никогда не предполагал, что во время войны мы будем стрелять по щитам», – писал Колчак В. М. Альтфатеру, имея в виду затянувшиеся учения под прикрытием Центральной позиции.[529]529
  Из переписки В. М. Альтфатера и А. В. Колчака. Публикация В. Петрова // Источник. 1997. № 5. С. 10.


[Закрыть] (Альтфатер, с которым Колчак когда-то вместе воевал на «Аскольде», с началом войны был прикомандирован к штабу 6-й армии.)

Между тем немецкая эскадра, несмотря на ослабленный свой состав, действовала активно. Лёгкие неприятельские крейсеры-разведчики рыскали вдоль побережья, обстреливали береговые посты и маяки вплоть до Дагерорта. Близ Центральной позиции появлялись даже броненосцы. А подводные лодки проникали в глубь Финского залива, проходя под минным заграждением.

Начались обидные неудачи. 4 августа дозорные крейсеры «Громобой» и «Адмирал Макаров» под командованием контр-адмирала Н. Н. Коломейцева встретились у входа в Финский залив с двумя лёгкими немецкими крейсерами, тремя миноносцами и заградителем. Русские броненосные крейсеры были сильнее и должны были вступить в бой, но Коломейцев почему-то стал ждать подкреплений, а немецкие корабли тем временем ушли. Дело ограничилось одним залпом, да и то с недолётом.[530]530
  Золотарёв В. А. и др. История флота государства Российского. С. 267; РГАВМФ. Ф. Р—29. Оп. 1. Д. 199. Л. 32.


[Закрыть] Эссен был очень недоволен и с тех пор не давал Коломейцеву ответственных поручений.

15 августа Балтийский флот понёс первые потери, когда подорвался на мине тральщик «Проводник». А 28 сентября немецкие подводные лодки торпедировали крейсер «Паллада». Колчак, со свойственным ему военным объективизмом, писал Альтфатеру: «Такой работы по чистоте отделки я не предполагал. „Паллада“ существовала после взрыва ровно столько, сколько надо было столбу воды и дыма рассеяться, после чего оказалось буквально пустое место и очень немного мелких деревянных обломков. Ни одного человека, ни одного тела до сего дня не обнаружено».[531]531
  Источник. 1997. № 5. С. 10.


[Закрыть] Гибель «Паллады» показала, что во время войны от потерь невозможно уберечься никакими минными заграждениями.

Но однажды русским морякам всё же улыбнулась удача. В ночь на 13 августа, заблудившись в тумане, сел на мель у острова Оденсхольм (вблизи Центральной позиции) лёгкий немецкий крейсер «Магдебург». Подошёл другой крейсер, «Аугсбург», подошли миноносцы, пытались стащить «Магдебург», но тщетно.

Получив сообщение, Эссен ещё до рассвета послал к Оденсхольму четыре крейсера. Затем были посланы миноносцы. На одном из них, на «Лейтенанте Буракове», к месту происшествия отправился начальник Службы связи, капитан 1-го ранга А. И. Непенин. Затем вышел и «Рюрик» под флагом Эссена. Ещё в пути стало известно, что у острова завязался бой. Затем сообщили, что «Аугсбург» ушёл вместе со своими миноносцами, а «Магдебург» прекратил огонь.

Вскоре после полудня, когда «Рюрик» был уже на подходе, навстречу ему попался «Лейтенант Бураков». С его борта была послана телеграмма: «На крейсере „Магдебург“ поднял русский флаг, взял сигнальную книгу, сдались в плен командир, два офицера, 54 нижних чина. С крейсера можно снять шесть пушек. Непенин».[532]532
  РГАВМФ. Ф. Р—29. Оп. 1. Д. 199. Л. 37–38.


[Закрыть] В Штабе Эссена не знали, радоваться или рвать на себе волосы. Важнейшее сообщение о захвате неприятельской сигнальной книги – было послано открытым текстом!

Адриан Иванович Непенин закончил Морской корпус на два года раньше Колчака. Но, в отличие от него, учился плохо, бездельничал, часто сидел в карцере. Потом, уже офицером, попал в «кутильную компанию» и был на плохом счету у начальства. Но воевал в Порт-Артуре отважно, командуя миноносцами «Расторопный» и «Сторожевой». А дослужившись до старших офицерских чинов, вдруг переменился и обнаружил недюжинные организаторские способности. Под его руководством во время войны Служба связи и разведки, подслушивая и пеленгуя радиопереговоры противника, знала все его перемещения и даже предсказывала ближайшие действия.[533]533
  См.: Ненюков Д. В. Воспоминания. – ГАРФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 533. Л. 69–70.


[Закрыть] Но это – в дальнейшем. А на первых порах Непенин иногда допускал нелепые ошибки в этом новом для него деле.

Вскоре показался сидевший на камнях «Магдебург» в окружении русских крейсеров и миноносцев. Во время боя на нём произошёл взрыв, так что нос совсем отвалился. Колчак с группой младших офицеров перешёл на миноносец, а потом побывал и на «Магдебурге». Корабль был в полузатопленном состоянии, сдвинуть его с места было действительно трудно. Всюду были видны следы разгрома, учинённого в суматохе немцами и русскими.

Через несколько дней водолазы отняли второй экземпляр сигнальной книги у немецкого телеграфиста, который лежал на дне, прижимая её к груди. Эту книгу высушили и отправили в Моргенштаб (во время войны его стали называть Генмор). Оттуда её переслали англичанам.

Непенин был вызван к адмиралу, чтобы получить взбучку. Эссен кряхтел, пыхтел и кипятился, а Непенин понуро его слушал и, наконец, обезоружил коротким ответом:

– Прос. л, ваше высокопревосходительство!

С Ренгартеном же условились говорить, что найден всего лишь международный свод сигналов, не имеющий ценности.[534]534
  РГАВМФ. Ф. Р—29. Оп. 1. Д. 199. Л. 38–39.


[Закрыть]

Немцы, как видно, всё же не засекли телеграмму, дважды отбитую Непениным. Телеграфная книга, добытая на «Магдебурге», надёжно служила русским и англичанам вплоть до 1915 года, когда немцы, почувствовав неладное, изменили шифр.

Изучив захваченные на «Магдебурге» документы, офицеры Штаба Эссена убедились в том, насколько слабы немецкие силы, непосредственно им противостоящие. Снова встал вопрос о переходе к активным действиям, тем более что вернулся в строй «Андрей Первозванный». 19 августа отряд крейсеров и миноносцев вышел в море. На «Рюрике» был поднят флаг командующего флотом. Вместе с ним в море вышли все ведущие офицеры Штаба, в том числе Колчак. Только Кербер остался с эскадрой, временно заменяя Эссена.

Перед отрядом ставилась цель выловить лёгкие немецкие крейсеры-разведчики. Этого сделать не удалось. Отряд дошёл до Готланда (в центральной части Балтийского моря), долго и безрезультатно гонялся за «Аугсбургом» и повернул домой.

По возвращении была получена телеграмма из немецкого штаба: «Фон Эссену. Вторая армия русских слишком безумно атаковала и уничтожена под Танненбергом. Взято в плен 70 тыс. солдат». – Это сообщалось об окружении части армии генерала А. В. Самсонова в Восточной Пруссии. Почти одновременно пришла другая телеграмма, из Генмора, – о взятии Львова армией генерала А. А. Брусилова.[535]535
  Там же. Л. 44–46.


[Закрыть]

Между тем директива высшего командования «беречь флот» находила отклик у некоторых адмиралов и старших офицеров. Колчак очень возмущался этим. «Я пришёл к убеждению, – писал он Альтфатеру, – что наш командный состав в виде адмиралов, за редким исключением, выполнять своего назначения не может. Это всё почтенные буржуа, рантье, существующие на проценты от мирной деятельности… вести войну они не хотят, они только в мирное время кричали о боевой готовности…»[536]536
  Источник. 1997. № 5. С. 12–13.


[Закрыть]

25 августа, на собрании флагманов и капитанов, Эссен вновь поставил вопрос о выходе в открытое море. Ему возражал вице-адмирал барон В. Н. Ферзен, опиравшийся на мнение некоторых других присутствующих. Он говорил, что не видит оснований для выхода в море, раз главнокомандующий приказал «беречь флот». Как это, наверно, напоминало Эссену князя Ухтомского и других подобных ему порт-артурских «сидельцев»! Адмирал ответил кратко и жёстко:

– Так вот, завтра мы выйдем.

– А если встретим неприятеля? – спросил Ферзен.

– То вступим с ним в бой, – ответил Эссен. Действительно, на следующий день вся эскадра вышла в открытое море. Однако неприятеля не встретили. Заходить далеко к берегам Германии Эссен не решился, зная, что в случае малейшей неудачи на него ополчатся и Министерство, и Ставка. Вернулись в Гельсингфорс, испытав моральное удовлетворение, но не причинив неприятелю никакого ущерба.[537]537
  РГАВМФ. Ф. Р—29. Оп. 1. Д. 199. Л. 48–49.


[Закрыть]

В начале сентября в Штабе состоялось совещание, на которое Эссен пригласил Кербера, Колчака и Черкасского. Рассматривали подготовленный к совещанию новый план операций более активного характера. План одобрили и решили, что Колчак поедет его защищать перед командующим 6-й армией, а если будет надобно – то и перед главнокомандующим.[538]538
  Там же. Л. 65.


[Закрыть]

Отправляясь в штаб армии, Колчак надеялся на содействие Альтфатера, с которым вёл оживлённую переписку. Но, видимо, поддержки не получил. В воспоминаниях С. Н. Тимирёва приводится нелестная, но, как думается, вполне обоснованная характеристика Альтфатера, который, по его словам, «являл собой яркий пример очень умного, ловкого и совершенно беспринципного карьериста». В отличие от большинства офицеров, неохотно говоривших о политике, Альтфатер любил рассуждать о пользе самодержавия для России и слыл крайним монархистом. Говорили, что он мечтает получить звание флигель-адъютанта, то есть быть причисленным к императорской свите, и таким образом обеспечить себе карьеру. В дальнейшем, когда произошла революция, оказалось, что путь от монархизма к большевизму очень короткий. Альтфатер перешёл на службу к большевикам и помогал им заключать Брестский мир.[539]539
  Тимирёв С. Н. Воспоминания морского офицера. С. 42–43.


[Закрыть] (Много лет спустя, уже в недавние годы, выяснилось, что и обратный путь, из коммунистов в монархисты, тоже достаточно краток и лёгок.)

В штабе 6-й армии Колчаку сказали, что командующий такие вопросы решать не может, а потому следует представить доклад Верховному главнокомандующему.

Колчак немедленно выехал в Ставку, в город Барановичи. Вернулся он в конце сентября, очень мрачный. Активные выступления флота были признаны преждевременными. Более того, главнокомандующий поставил вопрос о дредноутах, которые к концу года должны были вступить в строй. Эти корабли, подчеркнул великий князь, останутся в распоряжении императора, и от него будет зависеть, давать ли разрешение на их использование в той или другой операции. Чувствовалось, что к Эссену в Ставке относятся настороженно, хотя при отъезде Колчаку было велено «нарочито кланяться Николаю Оттовичу».[540]540
  РГАВМФ. Ф. Р—29. Оп. 1. Д. 199. Л. 74–75.


[Закрыть]

Колчак тяжело переживал эту неудачу. Е. Н. Шильдкнехт, офицер из Генмора, как-то раз этой осенью встретил его на Финляндском вокзале в Петрограде и ехал с ним в Гельсингфорс в одном купе. Александр Васильевич «был чрезвычайно нервен и жаловался на чрезмерный бюрократизм, мешающий продуктивной работе». Он плохо выглядел, так что Шильдкнехт даже спросил насчёт здоровья.[541]541
  Морские записки. 1958. Т. 16. № 1. С. 88.


[Закрыть] Такова была особенность Колчака: неудачи сразу же отображались на его внешнем виде.

Некоторую разрядку Колчаку давало его новое увлечение. В свободное от службы время он летал на самолёте в качестве пассажира и испытывал новые бомбы. Однажды, как обычно, они вдвоём с лётчиком полетели за город на специальный полигон, где проводились испытания. Но сначала, забыв об осторожности, решили покружить над Гельсингфорсом. Бомба сорвалась и упала на чей-то огород, вырыв порядочную воронку. Жертв, к счастью, не было и скандал удалось замять.[542]542
  Тимирёв С. Н. Воспоминания морского офицера. С. 19–20.


[Закрыть] За всю войну это была единственная бомбардировка финской столицы.

Тем временем в Штабе Эссена созрел новый план: воспользовавшись тем, что немцы ослабили бдительность, начать систематическую работу крейсеров и миноносцев, чтобы, как писал Колчак, «завалить минами всё германское побережье».[543]543
  Источник. 1997. № 5. С. 12.


[Закрыть]

Первые такие постановки мин были проведены в конце октября 1914 года у Мемеля (Клайпеды). А 6 ноября отряд кораблей под командованием Кербера, при штормовом ветре и снежной пурге, выставил минную банку вблизи острова Борнхольм.[544]544
  Cм.: Золотарёв В. А. и др. История флота государства Российско го. С. 275–276.


[Закрыть] Успех не заставил себя долго ждать. 4 ноября в районе Мемеля подорвался на мине и затонул немецкий броненосный крейсер «Фридрих Карл».[545]545
  Источник. 1997. № 5. С. 18.


[Закрыть]

Дальнейшие операции по постановке мин проводились уже в зимних условиях. Одна из них – под Новый, 1915 год. Было запланировано поставить мины на трассах движения немецких кораблей из Киля на восток и север, то есть у мыса Аркона (на остров Рюген) и у банки Штольпе, в 20 милях от острова Борнхольм. Постановка мин была возложена на крейсеры «Россия», «Богатырь» и «Олег», а прикрывать операцию должны были крейсеры «Рюрик», «Адмирал Макаров» и «Баян». Руководство операцией Эссен возложил на контр-адмирала Канина. Вместе с ним в поход отправился и Колчак, разработавший план операции. Проводить её следовало в условиях полной скрытности, поскольку основу отряда составляли старые и тихоходные крейсеры.

Рано утром 30 декабря, в тихую и пасмурную зимнюю погоду отряд вышел в море. Было холодно, но по мере движения на юг, к берегам Германии, становилось теплее. Миновав оостров Готланд, отряд разделился: «Богатырь» и «Олег» повернули к банке Штольпе, а «Россия», под флагом Канина, пошла дальше на юг.

Прошли остров Борнхольм, на котором ярко горел маяк. И тут телеграфисты доложили, что слышны усиленные переговоры между неприятельскими кораблями, которые находятся очень близко. Осторожный Канин приказал повернуть назад. Но на капитанском мостике возникли жаркие споры и кто-то пошёл будить Колчака, который отсыпался после нескольких бессонных ночей. Колчак поднялся на мостик, вошёл в курс дела и сказал спокойно и просто: «Ваше превосходительство, ведь мы почти у цели». И адмирал велел лечь на прежний курс.

Когда вдали начали просматриваться смутные очертания берега и стал виден затемнённый свет маяка Арконы, Канин приказал начать постановку мин. Через час, сбросив в море последнюю мину, крейсер пошёл к родным берегам, выставив напоследок четыре фальшивых перископа, сделанных из баркасных мачт и вертикально торчавших в море.

Ближе к полуночи, когда офицеры собрались в кают-компании для встречи Нового года, Канин поднял тост за Колчака. «Благодаря вам, Александр Васильевич, – сказал он, отбросив ложное самолюбие, – мы исполнили свой долг до конца».

Впоследствии на минах, установленных 31 декабря, подорвался и еле добрался до гавани доселе неуловимый «Аугсбург». Получил пробоину и лёгкий немецкий крейсер «Газелле».[546]546
  Смирнов М. И. Адмирал А. В. Колчак. Париж, 1930. С. 20; Граф Г. К. На «Новике». Балтийский флот в войну и революцию. СПб., 1997. С. 74–75, 233; Пилкин В. К. Два адмирала // Морские записки. 1951. Т. 9. № 53. С. 65; Золотарёв В. А. и др. История флота государства Российского. С. 276–277.


[Закрыть]

Следующая минно-заградительная операция проводилась в конце января – начале февраля 1915 года. Под командованием Колчака вышло четыре эскадренных миноносца («Генерал Кондратенко», «Сибирский стрелок», «Охотник» и «Пограничник»). Ставилась задача поставить мины вблизи Данцигской бухты. Прикрытие осуществлял отряд крейсеров, которым командовал контр-адмирал М. К. Бахирев. Он же осуществлял общее руководство всей операцией.

Погодные условия на этот раз были сложными: шла пурга, затруднявшая видимость, а между тем надо было всё время быть начеку, чтобы не натолкнуться на ледяное или минное поле.

Вблизи Готланда, ночью, крейсер «Рюрик» задел днищем за камни и получил пробоину. Обнаружилось повреждение и у «Генерала Кондратенко», зацепившегося за льдину. Бахирев приказал всем судам возвращаться. Колчак дал телеграмму командующему флотом: «Ввиду особо благоприятных условий погоды прошу разрешения операцию продолжить». Разрешение было дано, и Колчак повёл свой отряд без прикрытия. Непогода и плохая видимость – лучших условий для скрытной постановки мин не могло и быть. 1 февраля 1915 года миноносцы выставили близ Данцига 140 мин – в том самом месте, который был отмечен вехами как безопасный путь. Затем отряд благополучно вернулся на базу.[547]547
  Смирнов М. И. Адмирал А. В. Колчак. С. 20; Золотарёв В. А. и др. История флота государства Российского. С. 277; Морские записки. 1951. Т. 9. № 53. С. 65; РГАВМФ. Ф. Р—29. Оп. 1. Д. 199. Л. 119.


[Закрыть]

По докладу командующего 6-й армией о «мужестве и отличной распорядительности», проявленных Колчаком «во время опасной операции большого боевого значения», он был награждён орденом Владимира III степени с мечами.[548]548
  РГАВМФ. Ф. 11. Оп. 1. Д. 63. Л. 2.


[Закрыть]

С некоторых пор Колчак стал тяготиться своим пребыванием в Штабе. В общем-то штабная работа не очень подходила к его натуре: он не обладал большой усидчивостью, необходимой для штабного работника, не любил бумаг и бывал с ними небрежен.[549]549
  Там же. Ф. Р—29. Оп. 1. Д. 199. Л. 129.


[Закрыть]

Но, желая перейти на командно-оперативную работу, Колчак меньше всего стремился стать командиром какого-нибудь большого корабля. В конце 1914 года вступили в строй, один за другим, четыре дредноута («Севастополь», «Полтава», «Петропавловск» и «Гангут»). Балтийский флот теперь представлял собою грозную силу. Но командующий флотом без санкции императора не мог двинуть в бой ни одного из этих грозных исполинов. Они занимались учениями, чаще же – стояли на якорях, а команда выполняла какую-нибудь ненужную работу или томилась от безделья и медленно, но неуклонно разлагалась. В октябре 1915 года на линкорах «Гангут» и «Павел I», а также на крейсере «Рюрик» произошли матросские волнения. По уровню дисциплины и боевого духа команд линейные корабли могли бы занять в Балтийском флоте последнее место, если бы оно не закрепилось прочно за 2-й (резервной) бригадой крейсеров,[550]550
  Тимирёв С. Н. Воспоминания морского офицера. С. 39.


[Закрыть] в состав которой входила и «Аврора», впоследствии принявшая участие в октябрьских событиях 1917 года.

Стать командиром дредноута – это для Колчака было бы хуже штабной работы. Его стихией были миноносцы. По-видимому, он понял это ещё во второй своей арктической экспедиции, управляя вельботом, а потому, приехав в Порт-Артур, попросил у Макарова миноносец. Порт-артурский опыт был не очень удачным, но осталась любовь к этой быстрой и маленькой боевой машине, которая всегда в деле, всегда в пути. В Штабе Эссена Колчак неоднократно говорил друзьям, что «венцом его желаний» было бы получить в командование Минную дивизию. По словам Тимирёва, о большем он не мечтал.[551]551
  Там же. С. 33.


[Закрыть]