355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Павел Зырянов » Колчак » Текст книги (страница 20)
Колчак
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 15:09

Текст книги "Колчак"


Автор книги: Павел Зырянов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 48 страниц)

Эссен сочувственно относился к этим планам и давно продвигал Колчака в адмиралы. После этого он собирался поставить его во главе Минной дивизии. Благоприятный случай для осуществления задуманного, казалось, давали посещения Балтийского флота великим князем Николаем Николаевичем и императором Николаем П.

24 февраля 1915 года, с раннего утра, вдоль дороги по льду на штабной крейсер «Россия» шпалерами выстроились моряки (не менее 9 тысяч человек). Ждать на морозе пришлось долго. Автомобиль с Николаем Николаевичем и его свитой подкатил только в первом часу. Среди свиты, по словам Ренгартена, оказался и «неизбежный Альтфатер».

За длинным столом в кают-компании был дан парадный завтрак. Гремела музыка, стол был украшен цветами, офицеры были в парадной форме и при орденах. «В центре – главный гость, – записано в дневнике Ренгартена, – старенький, старенький милый человек с белой бородой, ясными, почти детскими глазами. Он всё забыл и ничего не помнит, впрочем, желает всем добра. Среди завтрака встаёт и тихим, сердечным голосом, от души говорит: „Я рад видеть славный Балтийский флот, который, несмотря на ограничение поставленных ему задач, сумел положить мины в Балтийское море… Здоровье Балтийского флота!..“» Армейские генералы прокричали «ура», а морские офицеры недоумённо переглянулись: кто же ограничивал, как не он сам, главнокомандующий, а теперь поднимает тост за то, что преодолели некоторые его ограничения.

«Всё это комедия, – с горечью отмечал Ренгартен, закончив описание торжественного завтрака. – Было чувство досады, что оторвали зря от работы, что всё это не нужно, что милый старик бесконечно чужд нашему флоту, что всё это пустота, пустота с трезвоном».[552]552
  РГАВМФ. Ф. Р—29. Оп. 1. Д. 199. Л. 120–121.


[Закрыть]

«Милому старику» в ту пору было 58 лет. Был он почти двухметрового роста, ярким полководческим дарованием не обладал, но пользовался популярностью среди армейского офицерства и разделял его ревнивое отношение к офицерам флота.

На следующий день Балтийский флот принимал Николая П. Открытый автомобиль с императором проделал путь между шпалерами матросов, остановился у трапа. Николай II поднялся на борт «России», принял рапорт, поздоровался с офицерами (руку подавал только тем, кто был чином не ниже старшего лейтенанта). Эссен представил ему адмиралов и командиров крупных судов. Затем император поздоровался с командой и сфотографировался с офицерами. На этом снимке Колчак стоит за спиной императора и довольно далеко от него, в несколько напряжённой позе, чуть втянув голову в плечи, смотрит куда-то в сторону.

После «России» Николай II побывал в крепости, на линкоре «Петропавловск» и в лазарете для раненых. На завтрак в императорский поезд были приглашены адмиралы, а обед был «для ещё более избранных». Эссен был у государя с докладом, который был хорошо принят, на прощание Николай поцеловал командующего флотом.

Вечером на вокзале в Гельсингфорсе собралось много народу. Император появился в окне на площадке своего вагона, лёгкой улыбкой отвечая на шумные приветствия. Поезд тронулся, медленно увеличивая ход.[553]553
  Там же. Л. 122–123.


[Закрыть]

С. Н. Тимирёв вспоминал, что государь показался ему на этот раз постаревшим и утомлённым.[554]554
  Тимирёв С. Н. Воспоминания морского офицера. С. 22.


[Закрыть]
Многие мемуаристы подтверждают, что во время войны Николай II стал быстро стареть.

Высокие гости уехали, а Колчак адмирала не получил. Тимирёв объяснял это трениями, существовавшими между Эссеном и «придворной партией, имевшей на царя большое влияние».[555]555
  Там же.


[Закрыть]
Вряд ли, однако, он понимал это выражение («придворная партия») так, как понимают его современные историки (императрица, Распутин, Вырубова и прочие). Скорее всего, он включал в это понятие и великих князей вместе с Николаем Николаевичем. Ибо именно последний мог быть против Колчака, который осенью побывал у него в Ставке и добивался – возможно, очень напористо – расширения района деятельности флота. А без санкции Верховного главнокомандующего в то время высшие назначения в армии и флоте не производились.

* * *

В начале 1915 года русские войска добились некоторых успехов, в том числе и на побережье Балтики. 6 марта был занят Мемель. Первой, под сильным огнём неприятеля, в город ворвалась флотская команда во главе с капитаном 2-го ранга А. Н. Никифораки. Было установлено телефонное сообщение с Либавой. В занятом русскими войсками городе побывал Колчак. Видимо, Штаб Эссена заинтересовался возможностью использовать порт. Однако через три дня немцы отбили Мемель.[556]556
  РГАВМФ. Ф. Р—29. Оп. 1. Д. 199. Л. 127, 129, 130.


[Закрыть]

А в апреле германо-австро-венгерские войска начали широкое наступление от Галиции до Балтики. 25 апреля была потеряна Либава. Возникла угроза Рижскому заливу и Моонзундскому архипелагу, который играл важную роль в обороне Финского залива.

Оборона Рижского залива не входила в круг задач Балтийского флота. Тем не менее Эссен отправил туда броненосец «Слава» и основную часть Минной дивизии. Вход в Рижский залив (Ирбенский пролив) был заграждён минами. Начальник Минной дивизии контр-адмирал П. Л. Трухачёв, старший брат товарища Колчака по выпуску, возглавил оборону Рижского залива.

Эссен планировал также осуществить глубокую разведку в южной части Балтийского моря и воспользоваться для этого хотя бы одним из дредноутов – «Севастополем». Разрешение дано не было. Дредноуты простаивали без дела, а между тем русский Балтийский флот, имея преимущество перед непосредственно противостоящими ему немецкими силами, ничего не мог с ними сделать: не хватало лёгких быстроходных крейсеров, миноносцев, был слаб подводный флот. «Трудное наше положение на Балтийском море, – записал Ренгартен в дневнике, – война оборонительная в самом полном значении этого слова, с длительным тяжким выжиданием. И от этого ворох бумаг, от этого потоп организационных и административных дел, но нет поэзии войны».[557]557
  Там же. Л. 135, 152.


[Закрыть]

Эссен решил перевести свой Штаб в Ревель, поближе к театру военных действий. Начались подготовительные работы. Командующий флотом старался ускорить затянувшееся строительство крепости и военного порта.

1 мая Эссен почувствовал себя плохо, но на следующий день уехал на миноносце в Ревель. 3 мая вечером ему стало совсем худо. Сердечная недостаточность соединилась с воспалением лёгких. Эссен умирал четыре дня. Что вспоминал он, что вставало в его воспалённом сознании в те промежутки времени, когда выплывал он из небытия, чтобы опять в него погрузиться? Может быть, видел он себя вновь стоящим на мостике своего «Севастополя». Броненосец медленно уходил под ним в воду. А он стоял, ухватившись за ограждение. Его пытались от него оторвать, но он держался крепко, изо всех сил. Но силы слабели. А корабль уходил в воду. И это уже не «Севастополь». Это – «Россия». Россия, которой он служил. И вот уже сил не осталось. Тогда чьи-то руки подняли его и унесли ввысь. А большой корабль медленно шёл на дно…

7 мая, в половине седьмого вечера адмирал скончался.[558]558
  Там же. Л. 155.


[Закрыть]
«Пограничник» сослужил ему последнюю службу, переправив гроб с телом из Ревеля в Петроград.

Штаб Эссена считал, что заменить его может только Кербер.[559]559
  Там же. Л. 156.


[Закрыть]
Но в Ставке рассудили иначе. Кербер слишком напоминал беспокойного Эссена. И потому на пост командующего Балтийским флотом был назначен более спокойный вице-адмирал В. А. Канин. Это означало, что Кербер должен покинуть пост начальника Штаба. Талантливый флотоводец некоторое время был фактически не у дел, пока не был назначен командующим флотилией Северного Ледовитого океана. Но это, конечно, не отвечало масштабам ни его дарований, ни тех дел, которые он делал вместе с Эссеном.

Колчак тоже не вписывался в новый Штаб. И хотя Канин, как вспоминал Тимирёв, относился к Колчаку и Непенину как к «высшим существам»,[560]560
  Тимирёв С. Н. Указ. соч. С. 26.


[Закрыть]
ни в чём не ограничивая их самостоятельность, было ясно, что Колчак долго при Канине не задержится.

Вскоре после смерти Эссена случилось у Колчака ещё одно потрясение. 22 мая у входа в Финский залив был торпедирован немецкой подводной лодкой заградитель «Енисей». Командовал им капитан 1-го ранга Константин Прохоров, третий по списку в колчаковском выпуске, если считать с Филиппова, а не с великого князя. Участвовал он в Цусимском сражении, и тогда уже было оплакали и похоронили его. Но оказалась ошибка в приказе по флоту – вернулся он живым из плена. Как и Колчак, командовал миноносцами, а на «Енисей» перешёл ещё до войны. Когда она началась, водил свой «Енисей» к германским берегам, устанавливал там мины. Действовал всегда хладнокровно и решительно – как и в последние минуты своей жизни. Стоял на капитанском мостике, спокойно отдавал распоряжения, а когда увидел, что гибель неминуема и близка, – запел гимн «Боже, царя храни». Команда подхватила, так с пением и ушли на дно. Спаслось всего 20 человек.[561]561
  Там же. С. 26–27.


[Закрыть]

На следующий день Колчак съездил в Петроград к вдове своего товарища.[562]562
  РГАВМФ. Ф. Р—29. Оп. 1. Д. 199. Л. 167.


[Закрыть]
Неизвестно, кому было тяжелее – ему рассказывать или ей слушать.

Отголоском эссеновских времён и достойной ему памятью стала крейсерская экспедиция 18–19 июня 1915 года, проведённая под командованием контр-адмирала Бахирева. Ставилась задача обстрелять Мемель, воспользовавшись тем, что все крупные корабли немецкого флота ушли в Киль на императорский смотр.

Сильный туман мешал движению крейсеров, так что «Рюрик» и эскадренный миноносец «Новик» отстали от основного отряда и пошли самостоятельно. Между тем служба связи Непенина сообщила, что в центральной Балтике находятся германские крейсеры «Роон», «Аугсбург» и «Любек», заградитель «Альбатрос» и семь миноносцев. Канин по радио передал Бахиреву приказ перехватить этот отряд.

Встреча состоялась утром 18 июня у острова Готланд, причём для немцев она была неожиданной. После получасового боя неприятельские миноносцы поставили дымовую завесу. Смешавшись с туманом, она сделала видимость почти нулевой. В дыму и в тумане немецкие крейсеры и миноносцы ушли, оставив не столь быстроходный «Альбатрос» на растерзание противнику. Объятый пламенем, он выбросился на берег Готланда.

Через некоторое время «Роон» наткнулся на «Рюрика». Поединок двух бронированных крейсеров сложился не в пользу первого. Несколькими залпами «Рюрик» накрыл «Роона», и тот поспешно ушёл. Так закончилось, с преимуществом русских, крейсерское сражение у Готланда – единственное в своём роде за всю войну на Балтике. Поход на Мемель пришлось отменить из-за того, что крейсеры сильно израсходовали свой боезапас.[563]563
  Золотарёв В. А. и др. Указ. соч. С. 282; Тимирёв С. Н. Воспомина ния морского офицера. С. 28.


[Закрыть]

Продолжая наступление в Прибалтике, немецкие войска 5 июля 1915 года заняли Виндаву, а в середине месяца вышли на побережье Рижского залива. Здесь они оказались в довольно затруднительном положении, поскольку русские миноносцы и броненосец «Слава» мешали их продвижению вдоль берега. В конце июля немецкое морское командование, сосредоточив у Ирбенского пролива значительные силы, начало штурм минных заграждений. Несмотря на обстрел тральщиков русскими кораблями и скрытное возобновление минирования, немцы упорно продвигались вперёд. 6 августа, потеряв несколько тральщиков и миноносцев, неприятельский флот вошёл в Рижский залив. Но… через несколько дней ушёл из него. Что заставило немецкое морское командование принять такое странное решение, осталось неясным.[564]564
  Золотарёв В. А. и др. Указ. соч. С. 282–283; Тимирёв С. Н. Воспо минания морского офицера. С. 29–30.


[Закрыть]
После этого русские вновь заминировали Ирбенский пролив.

* * *

В начале сентября 1915 года командующий Минной дивизией и обороной Рижского залива контр-адмирал Трухачёв во время качки сильно вывихнул ногу и выбыл из строя. 10 сентября на его место временно был назначен Колчак. Это было то самое дело, о котором он давно мечтал.

Прибыв в дивизию, Колчак прежде всего съездил в Ригу, чтобы встретиться с командующим 12-й армии Северного фронта генералом Р. Д. Радко-Дмитриевым. Они быстро договорились о совместных действиях и, более того, сразу понравились друг другу.

Радко-Дмитриев был болгарином, участвовал в Балканских войнах, а в 1913 году был назначен полномочным посланником Болгарии в Петербурге. Когда началась война и болгарское правительство пошло на сближение с антирусской коалицией, Радко-Дмитриев оставил свой дипломатический пост и вступил в русскую армию. Колчак высоко ценил этот мужественный шаг болгарского генерала, патриота своей страны и друга России.

Немцы вели наступление на Ригу. Для борьбы с русским флотом они установили в ключевых точках мощные береговые батареи. Вскоре после назначения Колчака, когда «Слава» вела дуэль с одной из таких батарей, снаряд залетел в амбразуру боевой рубки и убил нескольких человек, в том числе командира корабля, капитана 1-го ранга князя С. С. Вяземского.[565]565
  Тимирёв С. Н. Воспоминания морского офицера. С. 32.


[Закрыть]
Борьба с береговыми батареями, начатая при Трухачёве, продолжалась и при Колчаке. Но главное, о чём договорились с Радко-Дмитриевым, – всеми силами сдерживать наступление немцев вдоль берега.

Боевым участком, выходившим к морю, командовал князь Меликов, командир 20-го драгунского Финляндского полка. Позиции располагались в болотистой местности, а ближайший город Кеммерн был уже занят немцами. Собственная артиллерия у князя была слабая, и все надежды возлагались на помощь с моря. По договорённости между Меликовым и Колчаком, в море, напротив фланга русских позиций, была установлена бочка, прикрытая мысом Рагоцем от береговой батареи противника. К бочке был подведён телефонный кабель. Став на бочку, корабль мог сразу соединиться со штабом боевого участка, а также и с корректировщиками на наблюдательных пунктах.[566]566
  Фомин Н. Г. Георгиевский крест адмирала А. В. Колчака // Мор ские записки. 1949. Т. 7. № 1. С. 32.


[Закрыть]

Заняв Кеммерн, немцы приостановили наступление. Колчак оставил в Риге несколько миноносцев для экстренной помощи фронту, а сам занялся осуществлением плана операции в тылу врага.

Штаб Балтийского флота был против такой операции, опасаясь, что она спровоцирует новые попытки немецкого флота прорваться в Рижский залив. Но Колчак настоял на своём, хотя и пришлось сократить масштабы операции до минимума и придать ей чисто демонстративный характер. На берег предстояло высадить две роты морских стрелков, эскадрон драгун и подрывную партию (всего 22 офицера и 514 нижних чинов). Руководил операцией сам Колчак, десантом командовал капитан 2-го ранга П. О. Шишко, боевой офицер, известный своим бесстрашием. Десант был посажен на две канонерские лодки, прикрывали операцию 15 миноносцев, линкор «Слава» и авиатранспорт (авиаматка) «Орлица». 6 октября отряд вышел в море.

Первоначально предполагалось высадиться в местечке Роэн, где была небольшая бухта с пристанью. Но поднялся ветер, и Колчак решил, что при большой волне высадить десант будет трудно. Тогда решили отклониться немного к западу, к мысу Домеснес, который защищал от волн ближайшее побережье.

На рассвете 9 октября отряд подошёл к берегу и началась высадка десанта с помощью гребных шлюпок и катеров. Вскоре, однако, они упёрлись в мелководье, и морским стрелкам пришлось добираться до берега вброд. Неприятель оказался не осведомлён о высадке и не чинил ей препятствий.

Стрелки сняли сторожевой пост у маяка, разгромили спешно направленную против них пехотную роту. Другие подкрепления были атакованы гидросамолётами и обстреляны миноносцами. Десант уничтожил неприятельский наблюдательный пункт, захватил пленных и трофеи и вернулся на суда. Немецкие потери составили более 40 человек, а среди десанта было только четверо тяжелораненых. Отряд благополучно отбыл, доказав возможность таких операций в более широких масштабах. Немцам же пришлось оттянуть на защиту побережья часть сил с фронта.[567]567
  Золотарёв В. А. и др. Указ. соч. С. 283–284; Тимирёв С. Н. Воспо минания морского офицера. С. 33–34, 164.


[Закрыть]

К середине октября погода на Балтике ещё более ухудшилась. Постоянно штормило, шли снегопады. Колчак отвёл миноносцы в Моонзундский архипелаг, в гавань Рогокюль. «Слава» стояла в бухте Куйвасто. Однажды поздно вечером на флагманский миноносец «Сибирский стрелок» поступила телефонограмма, никому не адресованная. Её передали из Риги в Ревель, а оттуда, через Службу связи Непенина, – в Рогокюль. Текст гласил: «Неприятель теснит, прошу флот на помощь. Меликов».

Колчак заволновался: «Не такой человек Меликов, чтобы зря звать на помощь – выхожу немедленно со всеми силами, будь что будет». Начальнику группы миноносцев в Риге была послана радиограмма: «Передайте немедленно Меликову: буду утром со „Славой“ и миноносцами. Капитан 1-го ранга Колчак». Послали радиограмму и командиру «Славы».

Теперь предстояло самое трудное: ночью, в пургу по узкому каналу выйти из Моонзунда. Пошли самым малым ходом, освещая вехи прожекторами. Пурга усилилась, вехи не стало видно. Тогда пошли по счислению. Но ветром корабли отнесло немного в сторону. «Сибирский стрелок» и ещё два миноносца сели на камни, к счастью, на малом ходе, не повредившись. Часа полтора безуспешно пытались сняться, пока само море не пришло на помощь: вода прибыла, и миноносцы всплыли. Мало того, разорвалась завеса пурги, и стал виден маяк на выходе из архипелага. Прибавили ходу, и уже в Рижском заливе обогнали «Славу», шедшую с предельной скоростью в 16 узлов.

Часов в семь утра миноносцы подошли к побережью, где шёл бой. Ухали разрывы немецких снарядов, трещали пулемёты, слышалась ружейная стрельба. На мысе Рагоцем ещё держались русские части, отрезанные от остальной армии.

«Сибирский стрелок» стал на бочку и соединился со штабом Меликова. Оттуда начали поступать приказания: «Стрелять по цели в квадрате №…». «Сто сажен южнее…», «Неприятель ведёт наступление на правом фланге, цепи выходят на берег, прошу обстрелять». К берегу подошли несколько мелкосидящих миноносцев и открыли шрапнельный огонь по наступающим.

Над миноносцами появились немецкие аэропланы, пытались бомбить, но неудачно, и улетели. Зато неприятельская батарея за мысом вдруг начала прицельно бить по миноносцам. Очевидно, с самолётов были сделаны фотоснимки. Все миноносцы, за исключением флагманского, изменили позицию. «Сибирский стрелок» не мог отойти от бочки и положился на судьбу. Судьба не подвела, а бой постепенно стих. Русские войска, немного отступив, удержали позиции.

Под вечер Колчак сошёл на берег, повидался с Меликовым и вернулся весёлый: «Удивительный человек Меликов, просит нас уходить домой, говорит, что немцы понесли такие потери, что не скоро рискнут снова нас атаковать. Просит нас прийти через несколько дней, когда сам перейдёт в атаку для захвата Кеммерна. Мы должны будем произвести артиллерийскую подготовку». На другой день Колчак увёл свой отряд, оставив несколько миноносцев для поддержки армии.

Дней через десять пришло сообщение, что армия приготовилась к наступлению. Миноносцы заблаговременно вышли на старую позицию и осторожно, сделав один-два выстрела, пристрелялись к целям. Распределили огонь так, чтобы прикрыть всю линию атаки. «Слава» со своими 12-дюймовыми пушками взяла на себя бетонные укрепления. Миноносец «Храбрый» должен был заняться береговой батареей, приближаясь к ней и отдаляясь, отвлекая её полностью на себя. Другим миноносцам было приказано не сходить с места. Против аэропланов средств не имелось, но их надо было просто терпеть.

Утром, по сигналу второй пушки «Сибирского стрелка», флот открыл стрельбу. В это же время «Храбрый» затеял дуэль с береговой батареей. Вскоре налетели аэропланы. Их бомбы порой падали близко к миноносцам, но те не сходили с места. Не прошло и часа, как Меликов сообщил, что немецкие позиции и город Кеммерн заняты, противник бежал, не оказав сопротивления, так что и связь с ним временно потеряна. Потом говорили, что это была первая успешная наступательная операция русских войск после великого отступления 1915 года, хотя это, может быть, неточно.

Вечером, когда флот ещё оставался на прежней позиции, из Ставки поступила телеграмма от Николая П. Государь сообщал, что по докладу командующего 12-й армией генерала Радко-Дмитриева он награждает капитана 1-го ранга А. В. Колчака орденом Святого Георгия 4-й степени. Ночью, когда Колчак уже спал, боевые друзья нашили на его тужурку и пальто георгиевские ленты. А потом пришёл миноносец из Ревеля, с которым Непенин прислал ему своего Георгия.[568]568
  Морские записки. 1949. Т. 7. № 1. С. 32–35.


[Закрыть]
(Среди георгиевских кавалеров был распространён обычай меняться орденами в знак дружбы и восхищения.) Указ о награждении Колчака орденом Георгия датирован 2 ноября 1915 года.[569]569
  РГАВМФ. Ф. 406. Оп. 9. Д. 1900. Л. 15.


[Закрыть]

Вскоре после этого адмирал Трухачёв вернулся в дивизию и Колчак отбыл на прежнее место службы – в Штаб Балтийского флота. Здесь он разработал план операции по минированию Виндавы, который был успешно выполнен. Постановка мин в этом районе для немцев была неожиданной, так что сразу же здесь подорвалось несколько миноносцев и крейсер.[570]570
  АРР. Т. X. С. 200–201.


[Закрыть]

В середине декабря у адмирала Трухачёва возникли новые проблемы со здоровьем, и Канин перевёл его на более спокойную должность – начальником 1-й бригады крейсеров. На освободившееся место командующего Минной дивизией Балтийского флота был назначен Колчак.[571]571
  РГАВМФ. Ф. 406. Оп. 9. Д. 1900. Л. 15.


[Закрыть]
Редкое назначение, вспоминал Тимирёв, «приветствовалось столь единодушно всем флотом».[572]572
  Тимирёв С. Н. Воспоминания морского офицера. С. 34.


[Закрыть]

Едва вступив в должность, Колчак решил провести ещё одну минно-заградительную операцию. В сочельник, 24 декабря, отряд миноносцев вышел из Ревеля, взяв курс на Виндаву. Но в самом начале пути подорвался миноносец «Забияка». Пришлось вести его на буксире обратно в Ревель. «Это первое предприятие, которое у меня не увенчалось успехом», – говорил Колчак.[573]573
  АРР. Т. X. С. 201.


[Закрыть]

Наступившая зима оказалась очень холодной. Все проходы забило льдом. Ледяным панцирем сковало значительную часть акватории Балтийского моря. Минная дивизия зазимовала в Ревеле.

* * *

В конце 1914 года капитан 2-го ранга Сергей Николаевич Тимирёв получил назначение в Штаб Эссена. 6 января 1915 года он выехал из Петрограда в Гельсингфорс. Провожать его на вокзал приехала его жена.

Анна Васильевна Тимирёва родилась 5 июля 1893 года. По материнской линии она доводилась внучкой И. А. Вышнеградскому, выдающемуся математику и механику, министру финансов при Александре III. Отец её, Василий Ильич Сафонов, был известный пианист, дирижёр и музыкальный педагог. С 1889 по 1905 год занимал пост директора Московской консерватории. Затем, поссорившись со студентами, которые увлеклись политикой, оставил консерваторию, переехал в Петербург и стал надолго уезжать в зарубежные гастроли. Семья была многодетной. Братья и сестры, все до единого, учились музыке. Многие увлекались рисованием и живописью, писали стихи. Из сафоновской семьи вышло несколько профессиональных музыкантов и художников. Анна Васильевна тоже тянулась к искусству. В Петербурге она закончила женскую гимназию, одновременно посещая частную художественную студию.

Крупных художественных и музыкальных дарований у неё не было, или, может быть, они не проявились, уступив место главному её таланту. Выросшая в художественно-артистической обстановке, Анна Васильевна была очень талантлива в другом смысле – чисто в женском. Мало кто умел, как она, проникнуться духом и делами любимого человека, создать вокруг него атмосферу любви и поэзии повседневных отношений, тактично, в шутливой форме высказывать ему дельные советы и пойти за ним хоть на край света, посвятив ему, живому или мёртвому, остаток жизни.

Всё это, конечно, – забегание вперёд. Ибо к тому времени, о коем сейчас речь, этот главный талант у Анны Васильевны ещё не раскрылся, хотя с 1911 года она была замужем, и в 1914 году у Тимирёвых родился сын Владимир.

Тимирёвы стояли на платформе Финляндского вокзала, когда мимо них быстро прошёл невысокий, широкоплечий офицер. «Это Колчак-Полярный. Он недавно вернулся из северной экспедиции», – сказал Сергей Николаевич, забыв, видимо, что после возвращения Колчака из последней экспедиции прошло уже четыре года. «У меня, – вспоминала Анна Васильевна, – осталось только впечатление стремительной походки, энергичного шага».

В Гельсингфорс Колчак и Тимирёв ехали вместе. Они были знакомы ещё с Морского корпуса, затем оказались в Порт-Артуре. Теперь предстояло вместе служить в Штабе Эссена. Недолгий путь от Петрограда до Гельсингфорса занял разговор об оперативной обстановке на Балтике и о штабных делах, причём Колчак рассказывал, а Тимирёв расспрашивал.[574]574
  Cм.: Книпер (Тимирёва) А. В. Фрагменты воспоминаний / В кн.: «Милая, обожаемая моя Анна Васильевна…» [Сб. документов]. Соста вители: Т. Ф. Павлова, Ф. Ф. Перчёнок, И. К. Сафонов. М., 1996. С. 73; Тимирёв С. Н. Воспоминания морского офицера. С. 11.


[Закрыть]

Через некоторое время, той же зимой, Анна Васильевна приехала к мужу в Гельсингфорс, чтобы, как она вспоминала, «осмотреться и подготовить свой переезд с ребёнком». Герой Порт-Артура Н. Л. Подгурский, в годы этой войны командовавший на Балтике подводными лодками, пригласил Тимирёвых к себе на вечер. Там же оказался и Колчак. «Вы рассказывали что-то об „элементах и нервах“, и было хорошо и просто», – вспоминала впоследствии Анна Васильевна в одном из писем Колчаку.[575]575
  Милая химера в адмиральской форме. Письма А. В. Тимирёвой А. В. Колчаку. 18 июля 1916 – 17–18 мая 1917 г. Изд. подготовили А. В. Смолин, Л. И. Спиридонова. СПб., 2002. С. 28.


[Закрыть]
Просто изложить оккультные теории об «элементалах» (духах) четырёх стихий мог, наверно, только Колчак.

«Не заметить Александра Васильевича было нельзя, – вспоминала Анна Васильевна, – где бы он ни был, он всегда был центром. Он прекрасно рассказывал, и, о чём бы он ни говорил – даже о прочитанной книге, – оставалось впечатление, что всё это им пережито. Как-то так вышло, что весь вечер мы провели рядом».[576]576
  «Милая, обожаемая моя Анна Васильевна…» С. 74.


[Закрыть]

«К весне», то есть в конце зимы, семья Тимирёвых перебралась в Гельсингфорс – «красивый, очень удобный, лёгкий какой-то город», как писала Анна Васильевна. В это же примерно время туда из Петрограда переехала и Софья Фёдоровна с детьми. Воспоминания Анны Васильевны очень точны, но маленькую Маргариту она почему-то не запомнила, считая, что у Колчаков был только один ребёнок – Славушка. Впрочем, человеческая память способна и не на такие причуды. Колчак, например, ко времени иркутского допроса совсем забыл, что в 1915–1916 годах Балтийским флотом командовал Канин – у него получалось, что все приказы по-прежнему шли от Эссена.

«Это была высокая и стройная женщина, лет 38, наверно, – рассказывала Анна Васильевна о Софье Фёдоровне. – Она очень отличалась от других жён морских офицеров, была более интеллектуальна, что ли».[577]577
  Там же. С. 75.


[Закрыть]
На самом деле в 1915 году Софье Фёдоровне исполнилось 39 лет. Она начинала стареть, была поглощена заботами о детях, и у неё, конечно, не было того артистического обаяния, каким обладала Анна Васильевна.

Софья Фёдоровна и Анна Васильевна сразу подружились, тем более что мужья чаще всего были в Штабе или в море. На лето Колчаки и Тимирёвы сняли дачи поблизости друг от друга – на острове Бренде. Дружеские отношения двух семейств продолжались и осенью. Анна Васильевна ни о чём не подозревала, и Александр Васильевич по ночам ей не снился, хотя она видела, что он за ней ухаживает. А тот, несомненно, уже тогда ничего не мог поделать с охватившим его чувством.

Всё изменилось с одной встречи. Шёл дождь, затемнённый город еле освещался синими фонарями. Анна Васильевна шла одна, думая о своём (что будет дальше? какие ещё несчастья принесёт война?), и вдруг перед ней вырос Александр Васильевич. Они поговорили, как вспоминала Анна Васильевна, не более двух минут, условились о встрече в дружеской компании, разошлись. Вдруг Анна Васильевна подумала: «А вот с этим я ничего бы не боялась».

Сергей Николаевич был человек не менее надёжный. С Александром Васильевичем, имевшим авантюрную жилку, пожалуй, было даже опаснее. Так что дело не в этом. Просто вдруг родилось ответное чувство. Оно не было таким бурным и поглощающим, как у Колчака. Оно горело ровнее и спокойнее, но Анна Васильевна с этих пор, как завороженная, шла за этим огоньком.

Встречались они чаще всего где-нибудь у друзей. Круг офицерский тесен – всегда это была примерно одна и та же компания. «Где бы мы ни встречались, – вспоминала Анна Васильевна, – всегда выходило так, что мы были рядом, не могли наговориться, и всегда он говорил: „Не надо, знаете ли, расходиться – кто знает, будет ли ещё когда-нибудь так хорошо, как сегодня“. Все уже устали, а нам – и ему, и мне – всё было мало, нас несло, как на гребне волны».[578]578
  «Милая, обожаемая моя Анна Васильевна…» С. 76.


[Закрыть]

Все это видели, все знали, и пересуды, конечно, были неизбежны. Внешне две женщины сохраняли дружеские отношения. Что происходило в семействах, нам, к счастью, неизвестно. Той же осенью, забрав детей, Софья Фёдоровна переехала в Гатчину. О причинах можно только гадать. Скорее всего, она хотела вырваться из того невыносимого положения, в каком оказалась. В Гатчине умерла Маргарита, не прожив и двух лет.[579]579
  Колчак Р. А. Адмирал Колчак. Его род и семья // Военно-исторический вестник. Париж, 1959. № 16. С. 17.


[Закрыть]
Софья Фёдоровна через некоторое время вернулась в Гельсингфорс. Однако потеря маленькой дочери, как видно, ещё более отдалила супругов друг от друга. Софья Фёдоровна с этого времени стала как-то более безучастно относиться к роману своего мужа с другой женщиной. «Вот увидите, – говорила она одной из своих подруг, – Александр Васильевич разойдётся со мной и женится на Анне Васильевне».

Однажды в Морском собрании устроили вечер, на который дамы должны были явиться в русских нарядах. Александр Васильевич попросил Анну Васильевну сфотографироваться в этом наряде и подарить ему фото. Анна Васильевна выполнила просьбу. Снимок, очень хорошо получившийся, она подарила ещё кое-кому из своих друзей. «А я видел ваш портрет у Колчака в каюте», – сказал один знакомый. «Что же тут такого, – отвечала Анна Васильевна, – этот портрет не только у него». – «Да, но в каюте Колчака был только ваш портрет и больше ничего».

В свою очередь Анна Васильевна вспоминала, что в те дни её мысли были тоже только о нём. «Я думаю, если бы меня разбудить ночью и спросить, чего я хочу, – я сразу бы ответила: видеть его».[580]580
  «Милая, обожаемая моя Анна Васильевна…» С. 76–77.


[Закрыть]
Немного подтрунивая над собой и над ним, она называла его «милая моя Химера», вкладывая в это двойной смысл. Резкими чертами лица Колчак действительно напоминал химеру с Собора Парижской Богоматери. Но с другой стороны, химера – это какая-то несбывшаяся мечта, фантастический сон, не имеющий отношения к реальности. «Милая химера» – значит прекрасная мечта, прекрасный сон.

Любовь, как стихия, – приходит и уходит помимо человеческой воли. Но в зрелом возрасте (Колчаку в 1915 году исполнился 41 год) она вызывает тяжёлые переживания и может разрушить человека. Любовь А. В. Колчака и А. В. Тимирёвой – об этом в наши дни много говорят и пишут – имела не только поэтическую сторону. Не будем слишком высоко возносить культ Афродиты – была и теневая сторона. Забегая немного вперёд, можно сказать, что она, несомненно, мешала Колчаку командовать Черноморским флотом, хотя он и носился с мечтой положить к ногам возлюбленной Константинополь (все влюблённые немного как дети). Она, эта любовь, попортила ему нервы в те самые дни и месяцы, когда от него особенно требовались спокойствие, выдержка и хладнокровие. Она окончательно разрушила его семью, оставив от неё только видимость. Разрушена была и семья Тимирёвых, и потом каждый из них умирал в одиночку.

* * *

С началом весны 1916 года немцы возобновили наступление на Ригу. Морские силы Рижского залива активно им противодействовали. В распоряжении Колчака в это время, кроме «Славы», были также крейсеры «Адмирал Макаров» и «Диана». Своим огнём они задерживали продвижение противника. Те участки побережья, которые были уже заняты немцами, Колчак начал минировать, используя мелкосидящие заградители, переделанные из колёсных пароходов. Таким образом исключалось передвижение вдоль берега неприятельских транспортов и подводных лодок.[581]581
  Тимирёв С. Н. Воспоминания морского офицера. С. 47.


[Закрыть]


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю