Текст книги "Киндер-сюрприз для зэка"

Автор книги: Павел Светличный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Глава третья

Новеньких было шестеро: четыре девочки и двое пацанов. Из них в группу к Птице попала лишь одна, самая маленькая и зачуханная, готовый кандидат в «отстой». Девчонка была низенького роста, сутулая, со впавшей грудью и выдавшимися вперёд плечами, длинным тонким носом и невообразимой шапкой непослушно-жёстких, вьющихся в разных направлениях, волос, из-под которой настороженно блестели крохотные угольно-чёрные глаза. Они были слишком близко посажены и слегка косили в сторону. В общем, ребёнок с такой внешностью мог быть только изгоем, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

– Вот, девочки, знакомьтесь: ваша новая подружка, – провозгласила их воспитательница Маргарита Антоновна, держа новенькую за плечи и выставив перед собой как щит. – Её зовут Виктория. Я надеюсь, вы с радостью примете её в свой дружный коллектив.

– Всё. Пиздец косоглазой, – негромко, но отчётливо произнесла Наташка Дядюра, самая здоровая девчонка в их группе, с мерзким характером, грубым голосом и таким же лицом, словно неловкий плотник вырубил его топором из колоды.

– Жить теперь вы будете вместе, – сделав вид, что не слышит слов Дядюры, фальшиво-весёлым тоном продолжала Марго. – Одной большой семьёй. И я надеюсь, девочки, что все вы поможете Виктории привыкнуть к нашей обстановке и порядкам, так чтобы она не чувствовала себя здесь чужой.

Воспитательница наклонилась к уху стоявшего перед ней чучела:

– Думаю, тебе здесь понравится. Ну, иди познакомься с девочками, – и легонько оттолкнула её от себя.

Новенькая, покачнувшись, сделала два робких шага вперёд и остановилась, нахохлившись.

– Ну-ка, поприветствуем нашу Вику, – воскликнула Марго, по-дирижёрски взмахнув руками.

– Доб-ро по-жа-ло-вать. Мы о-чень ра-ды ви-деть те-бя, – по слогам заученно проскандировали девочки. Выражения лиц при этом у всех были абсолютно разные, от равнодушных до откровенно злорадных.

– Иди-иди, чума, – сказала худая как вобла Тонька Нечипоренко, лучшая подруга Наташки Дядюры. Все девчонки прыснули, отворачивая лица.

– Нечипоренко, перестань! – не очень грозно прикрикнула Маргарита Антоновна и обвела взглядом веселящуюся группу. – Кстати, напоминаю, что завтра перед обедом все идут в актовый зал главного корпуса на лекцию.

– А какая лекция, Маргарита Антоновна? – крикнула Жанка Полуян, притворяясь, что она ничего не знает.

– Лекция будет о правилах санитарии и личной гигиены. Приедет врач из районной санэпидстанции…

– Опять будут рассказывать как вшей гонять, – нарочито громко вздохнула Жанка и звонко шлёпнула сидевшую перед ней Катьку Волошину по затылку с едва отросшим ёжиком волос. – Слышь, Катька? Это для тебя. Пойди послушай, а не то – опять полную голову гнид натаскаешь.

Девчонки заржали уже громко, во весь голос.

– Это касается всех. А тебя, Полуян, в первую очередь, – Марго погрозила пальцем веселящейся Жанке. – Ещё неизвестно, какие паразиты по тебе ползают. Поэтому явка на лекцию должна быть стопроцентная.

– Маргарита Антоновна, что такое «стопроцентная»? – пискнула Рита Аробиджан, смуглая до того, что казалась вечно немытой.

– «Стопроцентная» – это значит все. Кто не явится, лишается обеда. Ясно? Смотрите мне…

Закончив на этой угрожающей ноте свою воспитательную работу, Марго вышла из класса и зацокала каблуками в сторону учительской. Девчонки тем временем обступили новоприбывшую, сбившись вокруг неё в тесный кружок. Громче всех оттуда доносился громкий голос Дядюры с преобладавшими в нём издевательскими интонациями.

Птица вздохнула и отвернулась к окну. Там, во дворе, завхоз Семёныч, размахивая руками, что-то кричал рабочим, которые заделывали цементным раствором выбоины на ступеньках вытянутого, как солдатская казарма, здания хозгруппы. На рабочих были одеты защитного цвета брезентовые куртки, заляпанные мазутом и краской, которые резко контрастировали с дорогим и даже несколько щегольским костюмом Семёныча. Один из рабочих поднялся и принялся что-то кричать в ответ, помогая себе недвусмысленными жестами. Перебранка начала набирать обороты. Увлечённая этим зрелищем Лина даже встала со своего места и подошла к окну, чтобы увеличить обзор происходящего внизу действа.

Семёныч, известный живостью и взрывной силой своего характера, сейчас был на высоте. Рабочие, побросавшие мастерки, лопаты и корыто с раствором, вились вокруг завхоза, словно рассерженные мухи возле аппетитно пахнущей кучи. Этот суетливый хоровод минут пять топтался под окнами учебного корпуса и закончился полной и безоговорочной победой руководящего звена, после чего рабочие вернулись к своим прежним обязанностям, а Птица с сожалением отвернулась от окна.

То время, пока она увлечённо наблюдала за творившимся внизу, не прошло даром для новенькой. Её нос слегка распух, а причёска, и без того не слишком аккуратная, сейчас была растрёпана окончательно. В глазах Виктории стояли слёзы, но она пока держалась и не ревела. Разгорячённая девчоночья свора всё также обступала её плотным кольцом.

– А ну, ползи, – доносился из толпы басовитый рык Дядюры. – Я кому сказала! Становись на колени и ползи по проходу.

Звук удара. Всхлип новенькой. Восторженный вздох толпы, наблюдающей за происходящим.

– Ты что, глухая?

– Не буду!

Звук удара. И опять всё по новой.

Птица равнодушно прошла к своему месту, достала рюкзак и принялась рыться в нём. Наблюдать за издевательством у неё не было никакого желания, а помогать новенькой – тем более. Точнее говоря, такая мысль даже не пришла ей в голову. Из учебника по русскому языку Птица вынула фотографию, где они с мамой стояли у ёлки, и принялась осторожно разглаживать её ладошкой.

За её спиной новенькая вдруг отчаянно вскрикнула и попыталась ударить Наташку. Дядюра с остервенением набросилась на неё. Девчонки восторженно завизжали.

– Шухер, девки, – подала сигнал Жанка, появляясь в классе. – Александровна идёт.

Все начали нехотя расходиться. Дядюра напоследок ещё раз толкнула новенькую так, что та ударилась спиной о парту и еле устояла на ногах. На её щеке расплывалось красное пятно, била Наташка, как всегда, крепко и с душой.

– Торба тебе, чума, – предупредила Дядюра с охотничьим азартом в глазах. – Готовься.

Птица, пряча фотографию в учебник, подумала, что уже догадывается, какое прозвище будет у новенькой.

Нина Александровна вошла в класс с грозным видом боярыни, вздумавшей учинить расправу над своими смердами.

– Ваш крик слышно даже на третьем этаже…

Птица вздохнула.

Урок начался.

После обеда, во второй половине дня, когда все разошлись по своим корпусам, был объявлен внеочередной «субботник» по уборке территории, из-за звонка о возможном приезде какой-то комиссии, то ли из отдела народного образования, то ли из райсовета, то ли ещё откуда-то.

Викторию разместили в одном блоке с Птицей, в соседней комнате, на месте Лизы Кулаковой, которая сейчас лежала в изоляторе. Ходили слухи, что Лизку вообще будут переводить в специнтернат из-за того, что у неё нашли какую-то болезнь сердца. С точки зрения девчонок, Лизке крупно повезло, потому что, по словам всеведущей Полуян, кормили в спецуре намного лучше, чем здесь.

Ставившая их группе «трудовые задачи», Маргарита Антоновна отправила часть девочек на уборку мусора перед центральным входом и подметание дорожек, а остальных оставила для наведения порядка внутри помещения. Птице вместе с новенькой выпало мыть панели в их коридоре.

Эта работа считалась не из самых лучших. Птице было не очень-то по душе возиться в тазике с холодной мыльной водой, поэтому она обратилась к Марго с просьбой перевести её на вытирание пыли, мотивируя это признаками надвигающейся ангины. На что воспитательница заявила, что пыль они должны будут вытереть и так, после «субботника», и чтобы Воробцова не выдумывала лишнего, не то – её заставят драить панели вплоть до самого уголка отдыха. Птице пришлось, скрепя сердце, взять в руки тряпку и теперь, сидя на отведённом ей участке рядом с новенькой, она вяло протирала стену, создавая видимость работы.

– Тебя как зовут? – не выдержала, наконец, новоприбывшая, после того как первые десять минут прошли в полном молчании.

– Лина, – нехотя ответила Птица. Разговаривать с этой Чумой не входило в её планы. Сейчас начнёт распускать сопли и жаловаться, как ей одиноко и плохо.

– А меня…

– Я знаю – Вика.

– Вообще-то, мама называла меня Витой.

Птица замолчала. Упоминание о маме всколыхнуло в её душе чувства, которые нельзя было открывать никому. Воспоминания окружили Лину, сжимая ей сердце. Если бы Птица была нормальным ребёнком, она бы заплакала, но годы жизни в детдоме и интернате выжгли её изнутри, и она давно забыла, как это делается взаправду. Плач теперь она могла только имитировать.

– Моя мама умерла, – сообщила Чума и, вздохнув, добавила, – давно уже. А твоя?

– Мою маму убили, – глухо ответила Птица.

– Правда? – широко раскрыла глаза Чума. – Кто?

– Не знаю. Какая-то пьяная сволочь, – Птица с силой сжала тряпку, выжимая из неё последние капли воды. – Когда-нибудь я узнаю, кто.

Чума перестала мыть свой участок панели, с состраданием глядя на Птицу. Она подошла к ней поближе и хотела положить руку на плечо, но Птица резко отстранилась, блеснув глазами.

– А папа есть? – тихо спросила новенькая.

Птица мотнула головой так, что золотистые пряди рассыпались по лицу, и принялась яростно тереть стену.

– А у меня есть, – сообщила Чума и опять вздохнула. – Только он в тюрьме. Когда выйдет оттуда, он меня заберёт. И покажет всем этим…

Чума погрозила кулаком в неопределённом направлении. А Птица только пожала плечами, продолжая молча орудовать тряпкой. Вообще-то у половины здешних отцы находились в таинственном месте, называемом «зоной». В представлении Птицы это было что-то вроде их интерната, только для взрослых. И многие из воспитанников бравировали этим, хвастаясь за какое преступление находится там тот или иной родитель. Большинство немного привирали для значимости, остальные врали с той же целью по-крупному. Скорее всего и эта Вита «грузила», чтобы придать себе весу, и никакого отца у неё не было вообще. Вернее был, но где-то там, в необозримых далях, где обитался и папанен Птицы.

Чего греха таить, Птица сама временами мечтала, как хорошо, если бы её отец оказался не заурядным «женилой», а каким-нибудь моряком, ушедшим в дальнее плавание, который вернётся назад, узнает, что мама умерла, и будет искать Птицу, пока не найдёт. Или, чего уж там, пусть даже и бандит, который всё это время сидел в тюрьме. Только он обязательно будет хорошим, как те разбойники, что помогали бедным в сказках, и будет любить свою дочь Лину больше всего на свете.

Об этих мечтах Птица не заикалась никому, хотя девчонки напропалую рассказывали друг дружке что-либо подобное. И даже себе приходилось лицемерить, так как она понимала, что мечты эти глупые и неисполнимые. А Лина была очень практичной девочкой.

Птица тёрла и тёрла тряпкой ненавистные ей стены, стараясь не вслушиваться в то, что бубнила за её плечом новенькая. А умолкать та, похоже, и не собиралась, рассказывая то о предыдущем детдоме, откуда её перевели сюда, как и Птицу, то о подругах, которых разбросали по другим интернатам, то об отце, то… Птица несколько раз предлагала ей заткнуться, Чума умолкала на несколько минут, а затем всё начиналось сызнова. Лина уже жалела, что вообще вступила с ней в разговор. Это как погладить бездомную собаку на улице – потом не отвяжется.

– Да замолчи ты, – в который раз не выдержала Птица, швыряя тряпку в ведро с мыльной водой так, что мутно-белые брызги веером рассыпались по полу.

Чума засопела и, повернувшись к ней спиной, заработала тряпкой с преувеличенным усердием. Её сутулые плечи дёргались в такт резким движениям рук.

В этот момент в дальнем конце коридора нарисовались две фигуры: грузная и массивная Наташки Дядюры и похудосочнее, выглядывавшей из-за её спины, Таньки Нечипоренко.

– Чума, – зычно гаркнула Дядюра, – а ну иди сюда!

Новенькая замерла с тряпкой, прижатой к стене.

– Шо, не слышишь? – всё так же громко крикнула Натаха. – Бегом, я сказала.

– Подорвалась по-быстрому, – подала свой голос и Танька. – А то, если мы подойдём, хуже будет.

Но Чума всё так и стояла у стенки, не трогаясь с места.

– Ну всё, хана тебе, – злорадно пообещала Наташка, и обе фигуры деловито направились к ним по длинному коридору.

– Ленка, врежь ей там, – крикнула Танька, приближаясь.

– Пошла на хер, – ответила ей Птица, осматривая коридор и думая о том, что хорошо хоть работу успели закончить.

Бить новенькую, впрочем и защищать, она не собиралась. Её дело – пусть сама и разбирается.

Чума обернулась и тоскливо посмотрела на Птицу. Взгляд у неё был затравленный, как у зверька, которого со всех сторон обложили охотники.

Глава четвёртая

Лицо Генки Абезгауза, окутанное сизым облачком дыма от тонкой сигары, слегка расплывалось, теряя свои очертания. А, может быть, в этом была виновата стоявшая на столе бутылка текилы, уже лишившаяся значительной части своего содержимого.

– Ты скажи конкретно, кто тебе нужен, – сказал Крокодил Абезгауз, помахивая рукой, отчего кончик сигары описывал в воздухе замысловатую светящуюся дугу. Металлический браслет «Ролекса» ритмично позвякивал в такт каждому взмаху.

– А кто у тебя есть?

Абезгауз лишь загадочно усмехнулся.

– Подойдёт любой человек из горсовета, – сказал Макс, – рангом чуть пониже мера. Можно одного из его замов…

– Пожалуйста, – щедро пообещал Гена.

– В идеале лучше бы выйти на кого-нибудь из членов самой комиссии. В смысле опекунского совета…

– Найдём и из совета. Там тоже люди сидят, – успокоил его Абезгауз. Он посыпал себе в ямку между большим и указательным пальцами немного красноватой соли, махом опрокинул в себя стаканчик текилы, слегка подержав её во рту, проглотил и зализал солью.

Макс принял свою дозу, сопроводив её, выловленной из стоявшего перед ним блюдца, оливкой. Жидкий огонь пробежал по пищеводу и брызнул искрами по всему телу. Макс потянулся за распечатанной пачкой сигарет, вытянул одну и с наслаждением затянулся. После второй затяжки он заметил, что держит сигарету нормально, двумя пальцами, а не в горсти. И спина расслаблена. Исчез рефлекс, весь день заставлявший мышцы спины напрягаться во время курения в ожидании окрика сзади. К свободе привыкаешь быстро. Гораздо быстрее, чем отвыкаешь от неё.

Макс медленно обвёл глазами зал. На них с Абезгаузом никто не обращал внимания. Никаких знакомых лиц. За стойкой работают какие-то молодые девушки, похоже только со школьной скамьи. Да и сам интерьер «Царской охоты» претерпел значительные изменения: свет стал более приглушённым, поменялась внутренняя отделка помещения, даже расположение столиков стало иным. Вместо непременного магнитофона с колонками, развешенными по стенам, появилась крохотная эстрада, на которой сейчас сидели два длинноволосых парня с гитарами, наполняя пространство кафе звуками фламенко. Воистину, в одну воду не войдёшь дважды. И, оказавшись выброшенным из этой жизни на восемь лет, нельзя ожидать, что по возвращении застанешь всё таким, как оно сохранилось в памяти.

Гена Абезгауз небрежным жестом подозвал официантку и принялся излагать ей зародившиеся у него идеи касательно продолжения банкета. Макс без особого интереса следил за ними, думая о том, что сегодняшний день потрачен впустую. Последние полгода и всю дорогу сюда он втайне надеялся, что сможет увидеться с Витой сразу же по возвращении, обнять её, прижать к себе и прошептать, что скоро, очень скоро она сможет уйти вместе с ним.

Но, всё оказалось не так просто. Нужных людей из опекунского совета на месте не оказалось. Пожилая сухопарая дама, сидевшая в соседнем кабинете, сообщила Максу, что поимённого списка детей, содержащихся в учебно-воспитательных заведениях города, он здесь не найдёт. Ему придётся самостоятельно объездить все интернаты, чтобы узнать, в каком из них содержится его дочь. Как оказалось, в городе сейчас насчитывалось лишь два подобных заведения: детский дом № 1 (бывший номер два, переименованный в связи с расформированием своего предшественника) и областная школа-интернат для подростков страдающих тяжёлыми заболеваниями. Прямиком из горисполкома Макс направился в детский дом, чудом успел застать на месте его директора, крепкого черноволосого мужчину, скорее похожего на кузнеца или тяжелоатлета, чем на педагога, каким его представлял себе Макс. «Учитель физкультуры, – решил он. – Или, вообще, человек слева, пробравшийся на должность по волосатой руке». И не угадал. Артём Александрович, как представился засидевшийся допоздна директор, оказался самым что ни на есть химико-биологом по образованию. «Ботаник», – с удивлением отметил про себя Макс, разглядывая мускулы директора, которые не мог скрыть дешёвый серый костюм из синтетической ткани.

Артём Александрович мигом «въехал» в проблему Макса, согласился задержаться, завёл его в кабинет и дал полную выкладку по своим воспитанникам. Но Виты среди них не было. Макс несколько раз прошёлся по спискам, внимательно вчитываясь в фамилии, прежде чем принять этот неутешительный результат. Кроме того, «ботаник», пошевеливая могучими плечами, поведал Максу о том, что полтора года назад в области началась программа так называемой реорганизации учебно-воспитательных учреждений. Саму программу Артём Александрович охарактеризовал кратко и крайне нелестно по отношению к её создателям, используя выражения, которые редко можно услышать от представителей его профессии. Суть программы, как уловил Макс, была в том, чтобы залатать дыры в прохудившемся бюджете за счёт слияния детских учреждений, находящихся на балансе городского совета. Один из детских домов был расформирован буквально на днях. Детей из него распределили по другим заведениям области, и теперь Вита могла оказаться в любом из этих интернатов. Кроме того, Артём Александрович подтвердил, что из-за творящейся сейчас кутерьмы, ни в опекунском совете, ни в отделе народного образования действительно никто не скажет Максу, где именно находится его дочь, и единственный выход для него – самому навести справки во всех интернатах. А их на данный момент, по прикидкам Артёма Александровича, было около десятка во всей области.

– Вот список всех учебно-воспитательных заведений в исполкоме есть. Вместе с адресами, – сказал «ботаник».

– А если обзвонить все интернаты?

– Это самое простое, – согласился Артём Александрович. – Хотя, повторяю: из-за того бардака, что они наделали своими «слияниями», возможны всякие накладки. Не отчаивайтесь, если не найдёте свою девочку с первого раза. Просто проедьте по всем детдомам лично и ещё раз просмотрите все списки.

Нечего и говорить о том, что оптимизма эта беседа Максу не добавила. И хотя он не сомневался, что рано или поздно разыщет Виту, но задержка, которой он не ожидал, да ещё в самом начале, накалила Макса лёгкой злостью. Он предугадывал долгую бумажную волокиту во время оформления своих прав на ребёнка, тем более при его судимости, но чтобы вот так сразу? И в таком пустячном вопросе..?

И сейчас, сидя перед вдохновенно разглагольствовавшим Генкой Абезгаузом, он раздумывал о том, как начинать завтрашний поиск, к кому сперва обращаться и, действительно, идти ли в милицию или же отложить это ещё на один день.

– …не хочешь? – вывел его из задумчивости вопрос Абезгауза.

– Что? – переспросил он.

– Я говорю, вон ту брюнеточку за столиком справа, не хочешь?

– Нет, – отрезал Макс, опять улавливая странность происходящего.

Ещё сутки назад провести первый вечер на свободе без женщины казалось немыслимым. Нормальный секс был необходимой частью превращения зека в «вольного». И эта тема не сходила с языка у каждого, кто готовился к «откидке», вызывая невольную зависть и глухое раздражение остальных. Макс, не терпевший пустой болтовни, тем не менее тоже представлял себе, как вернувшись назад, закатит сумасшедшую ночь со сговорчивой девчонкой, а то и двумя, благо сил накопилось на целый батальон. И, наверное, так и было бы, если бы он узнал, где Вита. А теперь чувство тревоги и неясности переполняло его, мысли были заняты дочерью, а все желания, ещё недавно так предвкушаемые, куда-то исчезли.

Обескураженный Абезгауз засопел, подозрительно косясь на Макса, и заёрзал на сидении, раздираемый мучительной этической дилеммой – задавать вопрос или нет? Но бдительность сдерживающих центров уже изрядно притупилась и отшлифовалась горькими парами текилы, поэтому он для храбрости откашлялся и, избегая называть вещи своими именами, осторожно спросил:

– А ты там… может того? В смысле…

И замолчал, потому что обтекаемые слова вдруг все куда-то подевались, а в голове осталось только вбитое гвоздём «пидорас», которое грозило вот-вот скатиться на кончик языка. Крокодил поспешно захлопнул рот, опасаясь, что проклятое слово всё-таки вырвется, в результате чего понесёт ущерб не только обстановка ресторана, но и, главным образом, его самого, Геннадия Иосифовича Абезгауза, внешность.

– По настроению, – мрачно ответил не понявший смысл вопроса Макс.

Этот ответ поверг Абезгауза в состояние лёгкой паники. Он внезапно вспомнил, что завтра у него тяжёлый и насыщенный день, и что надо бы, хоть немного, но отоспаться. Что же касается Макса, то он сам с нетерпением ждал следующего дня, чтобы приняться за поиски Виты. Поэтому против предложения Генки сворачивать пьянку возражать не стал, вследствие чего вечер закончился бы скоропостижно и несколько скомкано.

Однако, как оказалось, существовал некто, имевший свои планы по поводу его продолжения.

Когда Абезгауз рассчитывался с подошедшей официанткой, Макс выхватил взглядом крепкоголового парня в «воронинском» костюме и резко диссонирующей с ним чёрной рубашке, украшенной золотистым орнаментом из тех, что так нравятся цыганской братве. Парень шёл весьма целеустремлённо, и Макс готов был поставить сто к одному, что маршрут его закончится именно у их столика.

Так и оказалось. Крепкоголовый подошёл ближе, мазнул взглядом по съёжившемуся вдруг Абезгаузу, подвинул себе стул, сел на него, выпятив грудь и широко расставив ноги, что, по его мнению, должно было показывать «ху из ху» и кто здесь хозяин, после чего повернул откормленную репу к Максу и, лениво цедя слова, произнёс:

– Это ты, что ли, Штурман?

От старого прозвища у Макса больно кольнуло сердце. Он тяжело вздохнул и посмотрел на Крокодила. Гена виновато опустил глаза, шелестя бумажками и отсчитывая купюры замершей рядом с ним официантке.

– Ты чё, оглох что ли? – всё так же лениво поинтересовался парень, перекатывая во рту жвачку. Челюсти его ходили при этом так усердно, что двигались даже уши на круглобоком, как футбольный мяч, черепе.

– Не чавкай за столом, – сделал ему замечание Макс.

Парень выкатил глаза. Челюсти его остановились, но скорее от неожиданности, чем вняв полученному совету.

– Пойдём, что ли? – бросил Макс Крокодилу Гене.

Абезгауз кивнул, суетливо поглядывая то на него, то на замершего истуканом парня.

Макс развернулся и, не дожидаясь пока Генка решится выбраться из-за стола и последовать за ним, медленно направился к выходу. Сзади послышался грохот опрокидываемого стула и топот ног.

– Слышь, ты! – прошипел ему в ухо парень, кипя от злости. – Сейчас выйдешь отсюда и пойдёшь со мной.

Он хотел толкнуть Макса плечом, но тот слегка ускорил шаг, и парень лишь качнулся в воздухе, едва не потеряв равновесие.

– Да пошёл ты…, – искренне пожелал ему Макс.

До сих пор присутствие людей удерживало обоих от активных действий. Но здесь крепкоголовый не выдержал. Он сделал резкое движение, и Макс почувствовал, как ему в бок упёрлось что-то твёрдое. Явно не шариковая ручка.

– Сука! Кончу, падло, прямо здесь, – наклоняясь к уху Макса и держа руку с зажатым в ней предметом под полой пиджака, мстительно произнёс парень.

Они уже вышли из зала и сейчас пересекали фойе, приближаясь к входным дверям.

– А тебе как приказали меня доставить, живым или с дырой в боку? – уточнил Макс, выходя на улицу и с тоской оглядываясь по сторонам.

От стоящего невдалеке джипа к ним вразвалочку направлялись двое ребят той же комплекции и того же вида, что и тип, сопевший сейчас Максу в шею. Это надо же, в первый вечер и так влипнуть! Чёрт бы побрал трусливого Абезгауза, подставившего его этим гориллам. Только он знал, что Макс этим вечером будет в «Охоте». Ах, Гена, Гена! Большая ты, Гена…

Макса беспокоила не троица, которая его сейчас окружала, а всё то, что могло за этим последовать, и не в смысле самой драки, три недоумка, не прошедшие школу выживания, опасности не представляли, но милиция… Очень не хотелось сейчас скандала. Нет, не так. Сейчас скандал или привод за нарушение порядка грозили огромными неприятностями в главном. Всё это могло помешать или вызвать осложнения в том, что связано с Витой. А к этому Макс относился очень ревностно и именно этого не мог простить Абезгаузу. Хотя, народа на улице почти нет, патрульных машин не видно и если всё сделать быстро…

– Не боишься, что с дуру пальнёшь, а тебя твой шеф за это с говном смешает? – добавил Макс, наблюдая за теми двумя, что приближались спереди.

Он демонстративно остановился и стал рыться в карманах, словно в поисках сигарет. Расчёт на то, что его слова возымеют действие, оказался верен, парень, поколебавшись немного, решил, что баловаться оружием действительно не стоит и убрал пистолет. Вместо этого, размахнувшись что было силы, он направил увесистый кулак в затылок Максу. Если бы удар достиг цели, Макс на долгое время превратился бы в тряпичную куклу. Как минимум. Но, уловив боковым зрением начало движения, он пригнулся, поднырнув под руку парня, и коротко ударил его в живот. Крепкоголовый, округлив глаза, сипло выдохнул и стал складываться пополам. Макс резко разогнулся, при этом с силой ударив его головой в лицо. Парень изменил траекторию движения и, запрокинувшись, сделал два шага назад, после чего упал на спину, разбросав руки в стороны.

Двое других были уже рядом. Макс рывком обернулся к тому, кто оказался ближе и, не дожидаясь пока тот ударит первым, врезал ему ребром ботинка под коленную чашечку. Здоровяка аж перекосило на сторону, чего, собственно, Макс и добивался. Кулак его правой руки звучно упечатался в висок нападавшего. Тот закатил глаза и рухнул, словно бык на бойне.

Третий из нападавших сгоряча не успел сообразить, что случилось с его напарниками, и ринулся в драку с воинственным пылом человека, чувствующего, что перевес на его стороне. Макс едва успел уклониться в сторону от его мощных, но несколько беспорядочных, ударов. Парень повернулся к нему, на мгновение раскрывшись, Макс тут же этим воспользовался и нанёс ответный удар между близко посаженными пуговками глаз противника. Кровь из переломанного носа хлынула потоком, заливая нижнюю часть лица парня. Тот заревел и, мотая головой, ещё сильнее заработал кулаками. Макс выждал момент и подцепил его левой в печень. Нападавший осел и съёжился, однако продолжил надвигаться на Макса, двигая руками, хотя уже и не так интенсивно.

– Отдохни, – посоветовал ему Макс, отступая.

Но слова были сейчас бесполезны. Амок, владевший парнем, делал его глухим и безрассудным.

– Остынь, – сделал ещё одну попытку Макс.

Вместо этого здоровяк с удвоенной силой бросился на него, стараясь попасть в голову. Макс отклонился назад, тот, войдя в раж, насел на него, и вдруг нога Макса, взлетев вверх, впечаталась в его промежность. Руки парня непроизвольно дёрнулись вниз, и он тут же пропустил удар в подбородок, вырубивший его всерьёз и надолго.

Макс остановился, потирая руки. Всё произошло достаточно быстро и не привлекло лишнего внимания. Единственным свидетелем произошедшего оказался шофёр джипа, выскочивший из машины и с недоумением рассматривавший малоподвижные тела.

– Я ухожу, – предупредил его Макс. – Передай хозяину, что у меня с ним дел нет.

Шофёр угрюмо посмотрел на Макса, но, видимо, он оказался умнее своих собратьев, потому что попыток остановить его, или хотя бы приблизиться, решил не предпринимать, а вместо этого наклонился и стал приводить в чувство одного из мордоворотов, лежавшего ближе к нему.

Макс развернулся, ещё раз оглядываясь по сторонам. Абезгауза не было видно. Хитрый Гена исчез в самом начале заварухи или же предпочёл отсидеться в «Охоте». Ну и чёрт с ним!

Ещё раз выругавшись по поводу так неудачно прошедшего первого дня на воле, Макс повернулся и направился к скверу Победы, где, как он помнил, была когда-то стоянка такси.