Текст книги "Тараканьи бега"
Автор книги: Павел Асс
Соавторы: Нестор Бегемотов
Жанр:
Прочий юмор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
Глава следующая,
в которой Дамкин и Стрекозов попадают на кладбище
На кладбище грязь. Полшестого.
Мать-земля сегодня сыра.
Б.Г.
Стоит только на день-два уехать из дома, как начинают происходить события. Тебе приходят письма от забытых любовниц, почтовые переводы гонорара, о котором ты и не подозревал, знакомые неожиданно женятся, кто-то попадает в веселую историю. По возвращении не сразу и узнаешь, что же изменилось, но чувствуешь, что что-то не так.
На этот случай у человека есть друзья. Вернувшись домой, он немедленно бежит к ним и узнает новости, которые валятся на него, как мешки с цементом на голову прораба, когда он слишком сильно заставляет своих подчиненных работать или зажимает им квартальную премию.
Проверено, что все необычайное свершается в твое отсутствие. Так, в детстве, чтобы под елкой оказался подарок, надо уснуть. В нашем взрослом случае – уехать.
Правда, теперь уже ничего не меняется, разве что в худшую сторону. Все перемешалось, поскольку у нас все остается по-старому, как не было денег, так их и нет.
Вернувшись в столицу, Дамкин и Стрекозов выяснили, что метод деда Пахома сработал, квартира полна трупами тараканов, словно произошло побоище между двумя тараканьими группировками. Поэтому друзья скинули рюкзаки и отправились в гости к Ивану Бронштейну на кладбище, где художник работал сторожем. Отворив дверь сторожки, которая заодно служила художнику и мастерской, Дамкин громко поздоровался:
– Привет, Бронштейн!
– Здорово, мужики! – раздался сонный голос из темноты, и к двери вышел Шлезинский в одних трусах.
– Шлезинский! – удивились литераторы. – Ты-то что тут делаешь?
– Живу я тут, – ухмыльнулся музыкант.
– А Карамелькин?
– Карамелькин меня выгнал.
– Приревновал к школьнице, что ли?
– Да нет, – Шлезинский сделал гостеприимный жест. – Вы заходите, в натуре! Сейчас чайник поставлю. Где-то еще печенье оставалось.
Литераторы прошли в мастерскую. Стопки холстов лежали на полу, на небольшом шкафчике, стояли по углам. На возвышающемся посреди комнате мольберте было натянуто недописанное полотно, на котором угадывался Шлезинский, с ангельским выражением лица спящий на надувном матрасе.
Шлезинский поставил чайник, резво сдул надувной матрас, на котором спал, и одел штаны.
Дамкин и Стрекозов уселись за круглый облезлый стол на ящики от пивных бутылок, которые служили Бронштейну стульями, Шлезинский принес большую банку клубничного варенья.
– Откуда такая роскошь? – удивился Стрекозов.
– Знакомая девушка подарила, – скромно сказал музыкант.
Шлезинский все свое свободное время уделял музыке и женщинам. Найдет новую женщину – напишет новую песню. Женщины любили Шлезинского, кормили, когда у него не было денег, часто приглашали к себе жить, чем музыкант охотно пользовался. Но как только любимая женщина начинала предъявлять на него какие-либо права, Шлезинский забирал гитару и возвращался жить к Карамелькину. Сам он был родом из какого-то сибирского города, куда когда-то в первые годы Советской власти сослали его предков. По хвастливым рассказам Шлезинского, он занимался там рок-музыкой и был звездой, но после того, как опрометчиво соблазнил жену главаря городской мафии, смотался в Москву, а пожив немного веселой столичной жизнью, уже не захотел возвращаться домой, хотя главаря давно посадили. Дамкин, впрочем, справедливо полагал, что Шлезинский все врет.
– Хорошо иметь таких знакомых девушек, которые потом угощают вареньем! – скаламбурил Стрекозов и, окунув большую ложку в варенье, начал его есть.
– Хватит жрать! – Дамкин отобрал банку с ложкой и тоже приступил к уничтожению вкусного содержимого двухлитровой банки.
– Парни, подождите, сейчас чай заварим! У нас даже сахар есть! молвил Шлезинский.
– Буржуи! – по-пролетарски чавкая, заклеймил Дамкин.
– Так почему тебя Арнольд выгнал? – спросил Стрекозов.
– Да ему моя шутка не понравилась.
– Шутки ему всегда не нравились, – заметил Дамкин, работая ложкой, как совковой лопатой. – Особенно, если он их не понимал. А что за шутка?
– Да так, – замялся Шлезинский. – Совершенно безобидная...
Надо сказать, над Карамелькиным все часто подшучивали. Во-первых, потому что он был сильно хорошего мнения о себе, что практически ничем не было обосновано; во-вторых, часто обещал всем сделать что-либо, но, естественно, ничего не делал, так как либо ленился, либо забывал; в-третьих, Карамелькин считал, что все должны делать для него приятное, а если этого не делали, страшно обижался, в то время, как сам он ничего ни для кого хорошего не делал, мог легко обидеть человека и даже этого не заметить.
Шлезинский, к его великому сожалению, не имел московской прописки и жил у Карамелькина. За предоставление жилищной площади ему приходилось покупать продукты, готовить и убираться в квартире. В его же обязанность входила побудка по утрам Карамелькина.
Карамелькина было очень трудно разбудить. Карамелькин спать любил, мог проспать до вечера, а один раз проспал даже целые сутки, встал утром и, придя на работу, весьма удивился, когда у него спросили, почему он пропустил целый день. Часто Карамелькин требовал у друзей, чтобы его разбудили утром, но это было так трудно, что появился даже своеобразный вид спорта – будить Карамелькина. Иной раз друзья специально приезжали, чтобы в этом поучаствовать.
Со временем были изобретены разные методы побудки. Например, Шлезинский записал на магнитофон отвратительный, неприличный звук и по утрам включал его на полную громкость. Соседи программиста сильно ругались и стучали по батарее, но сам Арнольд просыпаться не желал. Сократов поливал Карамелькина из чайника водой, программист просыпался, но после этого очень обижался на Сократова и долго с ним не разговаривал. Верхом совершенства был метод Дамкина и Стрекозова – не будить Карамелькина вообще, а потом, когда он проснется и будет возмущаться, соврать, что его разбудили, и он даже якобы встал с дивана. Успокоенные этим Дамкин и Стрекозов занялись своими делами, а Карамелькин опять заснул.
Когда Карамелькина будили, он отбрыкивался и выдавал очень любопытные фразы, причем, просыпаясь уже ничего не помнил.
– Я тебя как солдат солдата прошу! Дай поспать спокойно!
– Ну дайте поспать еще минут пять! Ну, не надо! Я же человек, я же звучу гордо!
Однажды Карамелькина будил его знакомый по работе Мастюлькин, который не подозревал, что Карамелькин может разговаривать во сне.
– Слушай, – сказал спящий Карамелькин, – вымой пол, я тебе потом все объясню... Это очень важно!
Ничего не понимающий Мастюлькин вымыл пол и снова стал будить Карамелькина.
– Эй! Я уже вымыл пол! Что дальше?
– Спасибо, – отозвался программист. – А теперь дай мне еще пять минут здорового сна...
Да, как выразился однажды Дамкин, Карамелькина и на Страшный Суд не добудишься.
Шлезинский был веселым человеком, любил устраивать разные розыгрыши и больше всего – весело тратить деньги на красивых женщин.
Карамелькин, напротив, стремился быть серьезным и невозмутимым. Он хотел стать очень хорошим программистом, которого признавали бы даже на Западе.
Мир не знал более разных натур. Поэтому Карамелькин и Шлезинский часто ссорились.
По словам Шлезинского, Карамелькин совершенно не понимал юмора, а по словам Карамелькина, Шлезинский постоянно доставал его так, что хотелось "дать этому гаду в нос". Наверно, именно для этого Карамелькин начал заниматься каратэ. Уже около двух месяцев Арнольд ходил на занятия к своему сэнсею, какому-то толстому китайцу. Дамкин как-то раз видел этого китайца, и ему показалось, что уж больно этот китаец на казаха похож... Впрочем, казахи, китайцы – они все на одно лицо.
Не удивительно, что Карамелькин всюду опаздывал. На свадьбу одного из своих лучших друзей он опоздал на четыре часа. Договариваясь с Карамелькиным о встрече, предусмотрительный Стрекозов обычно назначал время на час раньше и никогда не ошибался!
Вот такой был у литераторов друг. Впрочем, как говорил Александр Дюма-старший, друзей не выбирают.
– Так что за шутка-то? – не успокаивался Дамкин, дергая Шлезинского за рукав. – Ну, давай, рассказывай!
И Шлезинский все рассказал.
Глава следующая
О том, как Шлезинский поссорился с Карамелькиным
Я буду бомбой, ты – запалом,
Я буду страх, ты будешь вздох.
Я слышал, как ты закричала,
Ты закричала, я оглох.
Дамкин, Стрекозов "Толстая книга"
Сидел как-то Карамелькин дома, пил чай и смотрел телевизор. Было уже три часа дня, но программист только-только проснулся и не успел еще даже умыться. Вдруг кто-то позвонил в дверь. Карамелькин поставил стакан на журнальный столик, лениво потянулся и пошел открывать. За дверью во всей своей красе стояла шикарная блондинка, абсолютно Карамелькину незнакомая.
– Привет! – бросила блондинка и, резво пройдя в кухню, начала вынимать из сумки продукты.
Когда остолбенение Карамелькина прошло, он сразу же заметил, что на нем надеты только семейные трусы и тапочки. Программист застеснялся незнакомой девушки и, схватив брюки, бросился в ванную. За десять минут Арнольд успел одеться, умыться, побриться и вышел к даме, благоухая одеколоном "Шипр", который у него когда-то забыл Сократов.
Блондинка суетилась на кухне. Весело скворчала яичница на сковородке, на неизвестно откуда взявшемся блюде лежали аппетитные бутерброды с маслом и сыром.
– Ты сегодня отлично выглядишь, – томно молвила блондинка и чмокнула Карамелькина в щечку.
"Ничего не понимаю, – подумал Карамелькин. – Она ведет себя так, как будто мы с ней очень давно знакомы. А, между тем, я ее совсем не знаю!"
Девушка с любовью погладила Карамелькина по голове и начала рассказывать о том, как литераторов Дамкина и Стрекозова выгнали с работы.
"Дамкина знает, – размышлял Карамелькин, уплетая яичницу. – Может, и я ее знаю, но откуда? Нет, такого просто не может быть!"
Весело болтая о том, о сем, упоминая лучших друзей Карамелькина, девушка сварила кофе и поставила перед носом программиста чашечку, кинув в нее полтора кусочка сахара.
"Даже знает, сколько класть сахара! – поразился Карамелькин. – Что же это такое? Неужели я мог забыть такую женщину? Или у меня что-то с головой?"
Распахнулась входная дверь, и в квартиру влетел жизнерадостный Шлезинский.
– Здорово, Танька! – поздоровался он. – О! Вы тут кофе пьете! А мне нальют?
– Нальют, – ответила Танька, – если будешь хорошо себя вести.
– А чего у вас в комнате телевизор работает, а вы сами на кухне? спросил Шлезинский, опускаясь на табуретку и принимая из рук блондинки чашечку.
– Я сейчас выключу! – Танька побежала в комнату. – Эй, ребята, а тут мультики!
– Женщины! – добродушно усмехнулся музыкант. – Как дети!
– Э... – задумчиво протянул Карамелькин. – Слушай, Шлезинский, а она кто?
– Что значит "кто"? – не понял Шлезинский.
– Ну, вообще, – Карамелькин замялся. – Откуда я ее могу знать?
Шлезинский сделал круглые глаза и постучал по голове безымянным пальцем.
– Ну, ты даешь, старик! – поразился он. – Это же твоя девушка!
– Да? – удивился Карамелькин. – Знаешь, а я ее почему-то не помню...
– Карамелькин, ты чего, заболел? Ты с ней уже года два гуляешь!
Карамелькин перепугался.
– Может, я с ней и переспать успел?
– Ну ты спросил! Мне-то откуда знать? Вы меня из комнаты всегда выгоняли, когда спать ложились!
– Вот как? – Карамелькин нахмурился.
"Может, я действительно заболел? – подумал он. – Или у меня травма после тренировки? В прошлый раз китаец слишком сильно ударил меня по голове..."
Арнольд печально посмотрел на своего друга.
– Неужели такую – и не помнишь?! – Шлезинский вскочил от возмущения. Да ты ей даже предложение делал!
– Я делал?!
– Ну, не я же! Хотя, если ты хочешь, могу я сделать. Но ты же меня потом убьешь!
– Ничего не помню! – Карамелькин схватился за голову.
– Танька! – позвал Шлезинский. – Карамелькин тебя забыл!
– Подожди! – шепотом оборвал его Арнольд. – Чего ты болтаешь?
Блондинка вошла на кухню.
– Как забыл? У него что, другая женщина появилась?
– Нет... – на кислое лицо Карамелькин стоило поглядеть! – У меня нет никаких женщин!
– Как нет? А я?
– Ну, я имею ввиду, кроме тебя...
– Поцелуй меня, милый! – потребовала Татьяна и подставила ярко накрашенные губки.
– Конечно, конечно, – Карамелькин встал и старательно, как перед телекамерой, поцеловал Таню в щечку.
– За это – люблю! – сказала девушка.
Карамелькин сел и подпер щеку рукой.
– Знаешь, – нежно сказала блондинка. – Я согласна.
– На что согласна? – спросил непонятливый Карамелькин.
– Ну, стать твоей женой... – девушка смущенно потупилась.
– А... О! – Карамелькин то открывал, то закрывал рот, уподобляясь рыбе, выброшенной на берег. – Я страшно рад, что ты согласилась...
Тут Шлезинский не выдержал и громко заржал. Вслед за ним засмеялась Татьяна.
– Эй, вы чего? – Карамелькин вообще перестал что-либо соображать. Чего тут смешного?
– Ну, круто! – стонал Шлезинский сквозь слезы. – Поверил! Ну, грамотно!
– Вы что, меня разыграли? – тихо спросил Арнольд.
– Да! – весело смеялась Таня. – Какое у тебя было лицо, когда ты мне дверь открыл в одних трусах!
– Смеяться надо мной! – вскипел Карамелькин. – В моем собственном доме! Вон отсюда! Чтоб я вас больше никогда не видел!
– Да брось, Карамелькин, – всхлипывал Шлезинский. – Это же шутка!
– Вон!!! – возопил Карамелькин и окончательно вышел из себя. Он вытолкнул музыканта с блондинкой за дверь, выставил вслед гитару, выбросил надувной матрас Шлезинского и с грохотом захлопнул дверь.
Глава еще одна,
в которой литераторы сочувствуют Шлезинскому
О своем друге можно думать все что угодно при условии, что он об этом не знает.
М.Дрюон "Французская волчица"
– Вот так, – печально сказал Шлезинский радостно ржущим литераторам, он меня и выгнал.
– Это, действительно, веселая шутка! – Дамкин вытер слезы. – Но ты не волнуйся, Шлезинский, мы сейчас пойдем и помирим тебя с Карамелькиным.
– Как?
– Увидишь. Бронштейна нам жалко. Мало ему "Левого рейса" было, теперь еще и Шлезинский тут поселился.
– А меня вам не жалко?
– Да тебя за такие шуточки Карамелькин вообще покалечить мог! Пойдем сходим к нему, надо вас помирить.
– А у вас получится?
– Да, – кивнул Стрекозов. – Собственно, мы сами хотели некоторое время у Бронштейна пожить.
– У меня есть по этому поводу план! – заявил Дамкин. – Надо только к Карамелькину Светку пригласить, и он помирится с тобой, как миленький!
Литераторы оставили в сторожке свои вещи, Шлезинский закинул за спину гитару в кожаном чехле, взял под мышку матрас, и они вышли на улицу.
Недалеко от дома Карамелькина им попался шагающий по улице студент Евсиков. Вслед за ним шли три девушки с огромными рюкзаками, а сам Евсиков был налегке, с одной маленькой сумочкой на плече.
– Здорово, Евсиков!
– Привет, литераторы! – обрадовался Евсиков. – Пошли с нами в лес! Евсиков приподнял свою сумочку, и в ней загремели бутылки. – А? Посидим с девочками у костерка...
– Э! – сказал Дамкин. – А кто-то совсем недавно говорил, что от женщин в лесу одни неприятности!
– Был неправ, – сознался Евсиков. – Но я исправлюсь.
– Я уж вижу, – Дамкин покачал головой. – А зачем тебе целых три женщины?
– А куда мне больше? – резонно ответил Евсиков. – Ну, так как, идем?
– Нет, – отмахнулся Дамкин. – В лесу комары.
– Брось ты! Комаров еще очень мало, ты даже не заметишь!
– Да у нас ничего для похода нет, замерзнем в лесу.
– Ничего страшного! У нас даже лишняя палатка есть, – Евсиков хозяйственно посмотрел на снаряжение своих спутниц. – И топоров много.
– Мы тут со Шлезинским...
– И его возьмем! Очень хорошо, что он с гитарой, песни у костра попоем!
– У нас дела! – отмахнулся Дамкин. – Нам надо к Карамелькину зайти!
– Ну, тогда в другой раз. Бывайте! Мы пошли, а то девушкам тяжело рюкзаки держать!
Студент Евсиков, подгоняя своих девушек, пошагал дальше.
Стрекозов почесал в затылке.
– Сходить, что ли, с ним как-нибудь в лес... Шашлычка откушать...
– Как-нибудь сходим, – согласился Дамкин. – А сейчас надо устроить дела Шлезинского, а то ему жить негде. Правда, Шлезинский?
Музыкант, поправив на плече гитару, посмотрел вслед девушкам Евсикова и любвеобильно вздохнул.
Глава следующая,
в которой Карамелькин в очередной раз обижается
на Дамкина и Стрекозова
...обиды нужно наносить разом...
Макиавелли "Государь"
Позвонив по дороге своей секретарше, литераторы встретили ее около дома Карамелькина и прихватили с собой. Шлезинского оставили подождать у подъезда, чтобы в нужное время пригласить к Карамелькину. Шлезинский сел на лавочку и, достав из чехла гитару, начал неторопливо перебирать струны.
Дверь открыл хмурый Карамелькин.
– Привет, Арнольд! – воскликнул Дамкин. – А мы к тебе в гости!
– Здравствуйте, ребята, – молвил программист. – Здравствуй, Светочка!
Карамелькин звонко чмокнул Свету в румяную щеку.
Стрекозов прошел на кухню и привычно поставил чайник.
– Мы тебе пожрать принесли, – сообщил он, доставая купленные Светой продукты. – Целый килограмм докторской колбасы и батон хлеба.
– Спасибо, вы – настоящие друзья, не то что некоторые...
– Это ты о ком?
– Есть такие сволочи, которых считаешь своими друзьями, последнее с ними делишь, а потом оказывается, что они тебя постоянно смертельно обижают!
– Арнольд, – Дамкин провел Свету в комнату и усадил на диван. – Ты, говорят, со Шлезинским поссорился?
– Он меня так обидел, ребята...
– Знаешь, – сказал Стрекозов, – а ведь если вдуматься, то он совсем и не виноват!
– Как это не виноват? Это почему же?
– Ну, смотри, он подослал женщину, а ты не помнил, знаешь ее или нет. У кого память дырявая? У тебя или у Шлезинского?
– У меня, – признал объективный Карамелькин.
– Он тебя разыграл, а потом тут же в этом сознался. Это разве плохо? Представь, что он ничего бы не сказал, и ты был бы уверен, что у тебя склероз! Разве он неправильно поступил?
– Правильно...
– У нас такое ощущение, Арнольд, что ты не понимаешь шуток.
– Шутки и остроты я понимаю, – возразил Карамелькин, – но то, что сделал Шлезинский – это просто издевательство. Среди приличных людей так поступать не принято!
– А на нас ты случайно не обижаешься?
– Нет, – удивился Карамелькин. – А за что мне на вас обижаться?
– Да мы тебя тоже разыграли, только гораздо круче, чем Шлезинский.
– Это как же? Что-то я не припомню...
– Светка, ты помнишь те письма, которые ты писала под нашу диктовку? спросил Дамкин.
– Которые нужны были для рассказа о школьницах? – невинно спросила секретарша. – Где она признавалась в любви?
– Вот, вот! – Стрекозов сел поудобнее. – Карамелькин, твоя школьница это мы с Дамкиным!
Карамелькин позеленел.
– Света, – сказал он строго. – Значит, это ты писала мне эти отвратительные письма?
– Я же думала, что пишу новый рассказ Дамкина и Стрекозова, а машинки тогда под рукой не было... – сказала Света и невинно поджала губки.
– Что? – вскричал Карамелькин.
Минут пять он тупо смотрел на друзей, потом с криком вскочил и начал размахивать руками.
– Знать я вас больше не желаю! Какие вы сволочи! – выпалил программист сквозь стиснутые зубы. – А еще друзья! Да я вас!..
– Страшно! – поежился Дамкин. – Сейчас нас умочит, как его китаец учил...
– Уходите! – Карамелькин распахнул дверь и театральным жестом указал на выход. – Вон!!!
Дамкин и Стрекозов встали.
– Последнее время слово "Вон!" у Карамелькина стало одним из любимых, – заметил Дамкин. – Светочка, пошли вон!
Дверь за литераторами захлопнулась.
– Ну, вы даете, мужики! – сказала Света. – Обидели Карамелькина!
Читатель уже, наверное, заметил, что когда Света была ими довольна, называла мальчиками, а когда нет – мужиками. Видимо намекала, что все мужики – сволочи, а ее литераторы – напротив, невинны и не сволочи.
– Ладно, что понаписали ему писем, но зачем было об этом ему сообщать? Повеселились бы, и все!
– Зато теперь выходка Шлезинского покажется ему детской забавой, усмехнулся Дамкин.
– И меня втравили в эту историю, теперь он и на меня обиделся, продолжала переживать Света.
– Не волнуйся, Светочка, мы тебе опровержение напишем.
– Как это?
– Сейчас придем домой, поставим на плиту чайник, усадим тебя за машинку и напишем! – сказал Дамкин
– Не домой, – поправил Стрекозов, – а к Бронштейну. Или ты забыл, что мы у него хотели пожить?
Около лавочки, на которой Шлезинский во всю наяривал рок-н-роллы, собралась толпа пятнадцатилетних подростков. Девочки и мальчики пританцовывали.
– Шлезинский! – позвал Дамкин. – Кончай тут фигней заниматься! Пора завершить начатое дело!
– Все! – объявил Шлезинский подросткам.
– А еще когда-нибудь поиграете? – смазливые молоденькие девочки строили глазки довольному Шлезинскому. – Вы так хорошо поете! Лучше Макаревича!
– И лучше Кобзона! – сообщил Стрекозов. – И даже лучше Леонтьева! Он вам вечерком еще поиграет!
– Правда?
– Правда, правда, – кивнул Шлезинский.
Подростки разошлись.
– Он что, на меня больше не обижается? – спросил музыкант.
– Ну как тебе сказать, – протянул Дамкин. – Пока, может быть, еще немного дуется. Но гораздо сильнее теперь он обижается на нас.
– Когда это вы успели его обидеть?
– Помнишь письма, которые ему писала школьница?
– Которые она мне писала, – поправил Шлезинский, – а он их получал и читал.
– Ну вот, тут выяснилось, что это мы со Стрекозовым их писали, вот он на нас и обиделся.
– Вы со Стрекозовым? – Шлезинский засмеялся, распугав двух кошек. Во, здорово! "Неприятный тип"... Га!!! Этого он вам никогда не простит!
– Да ерунда это все! – ухмыльнулся Стрекозов. – Все равно он через неделю об этом забудет! Это же Карамелькин!
– А что, если он в записную книжку все записал? – спросил Шлезинский.
– Ну, ну, надеюсь до завтрашнего дня он ее не потеряет. Да и забыл записать, наверное, – поиздевался Дамкин.
– Ясное дело, забыл, – усмехнулся Стрекозов. – Ты минут через пять к нему зайди якобы за какой-нибудь забытой вещью, он наверняка тебе будет на нас жаловаться, а о своей обиде на тебя позабудет...
– Спасибо, ребята, – ответил Шлезинский. – А я придумал новый розыгрыш. Ночью, когда Карамелькин будет спать, я надену на себя бюстгалтер, засуну в него два надувных шарика и лягу к Карамелькину. Он спросонья подумает, что это женщина вот с такой грудью, – Шлезинский показал размеры, – а когда наткнется на мою бороду, как заорет! Представляете!
– Представляю! – хохотнул Дамкин. – Только тогда он на нас перестанет обижаться, а опять обидится на тебя.
– Да нет, – сказал музыкант. – Я этого делать не буду, раз он шуток не понимает.
– Иди, не упускай свой шанс, а то ты уже Бронштейна, наверное, достал, – Дамкин зевнул. – А мы, пожалуй, пойдем какой-нибудь новый рассказ напишем. Светка, пошли с нами!
– Нет, – любимая девушка отрицательно покачала головой. – У вас дома такие полчища тараканов!
– Да не к нам! Мы сейчас временно у Бронштейна на кладбище живем!
– Тем более! Только кладбища мне еще не хватало!
– Елки-мочалки зеленые! – неожиданно вскричал Стрекозов.
– Ты что? – обеспокоились его друзья. – Тебя укусил кто?
– Дамкин, мы с тобой идиоты!
– Мы? – с сомнением спросил Дамкин.
– Мы же должны были встретиться с Торчковым! Встреча на двести рублей!
Дамкин звонко хлопнул себя по лбу.
– Да, мы – идиоты! Прошло уже несколько дней! Торчков может передумать!
– Кто такой Торчков? – спросила Света.
– Да так, знакомый один, – уклончиво сказал Дамкин. – Слушай, ты рассказы из книжки уже перепечатала?
– А как же! Там работы было всего на пару часов.
– Может быть, мы в таком случае сходим к тебе? Заодно и кофе попьем...
– Почему бы и нет? – улыбнулась секретарша и взяла соавторов под руки. – Пошли.
Литераторы посидели некоторое время у любимой девушки. Кофе, сваренный Светой по старинному рецепту, был восхитителен. Дамкин зачитал наизусть новую поэму про свои похождения в деревне. Света смеялась.
Затем Стрекозов позвонил Торчкову и договорился о встрече в кофейне через полчаса.
– Светочка, где рассказы? – спросил он, положив трубку.
– Вот, – Света протянула литератору папку с рассказами Чехова. – А зачем они вам?
– Есть одно маленькое дельце. Мы тебе потом расскажем... А пока большое спасибо!
Дамкин и Стрекозов подошли к девушке с двух сторон и звонко поцеловали ее в пухлые розовые щечки, очень уж они это любили делать.
Глава маленькая
О том, как Карамелькин проспал все на свете
– А ну, негодяй, брось пистолет, а не то я брошу гранату! – строго приказал Билл Штофф и закурил свою любимую кубинскую сигару.
Дамкин, Стрекозов "Похождения Билла Штоффа"
днажды Карамелькин уснул и проснулся только через трое суток, проспав все на свете, в том числе и работу. Правда, последнего никто не заметил, кроме вахтера, а тот никому ничего не сказал, потому что боялся, что Арнольд даст ему в нос.
Глава маленькая
О том, как Карамелькин наконец-то проснулся
– Ты плохо кончишь, Костлявый Джек, – намекнул Билл Штофф. Когда-нибудь у тебя кончатся патроны...
Дамкин, Стрекозов "Новые похождения Билла Штоффа"
Однажды Карамелькин проснулся и понял, что он все это время спал и видел сны. Реальный мир настолько поразил его воображение, что он сначала задумался, а потом снова беспробудно уснул. И опять снились ему его друзья Дамкин и Стрекозов, которые пришли к нему в гости с рюкзаком пива и новыми рассказами про него, Карамелькина...
Насколько интереснее спать, чем жить реальной жизнью!
Глава маленькая
Повесть о том, как культурист Карамелькин,
которого друзья уважительно называли Арнольдом,
знатно умочил двадцать мафиозных уругвайцев
в ресторане "Арагви"
– Какой маразм! – заметил Билл Штофф и достал огромный ручной пулемет.
Дамкин, Стрекозов "Последние похождения Билла Штоффа"
Нет смысла приводить здесь эту повесть целиком, все и так уже наслышаны об этом знаменательном событии. Да и не случилось ничего интересного в этом ресторане, чего зря бумагу переводить?
А чтобы узнать об этой истории вкратце, прочитайте еще раз название главы. И не забывайте, что это шутка! Хы, хы, хы!
Глава следующая
Встреча с Торчковым
Выпуск под своим именем чужого научного, литературного, музыкального или художественного произведения или иное присвоение авторства на такое произведение, а равно принуждение к соавторству наказывается исправительными работами на срок до двух лет или штрафом до 300 руб.
УК РСФСР, Часть 1, Статья 141
Спустившись в любимый подвальчик кофейни, Дамкин и Стрекозов сразу же обнаружили Торчкова.
Торчков сидел важный и задумчивый, как большой павиан, вождь целого племени павианов поменьше. Перед ним стоял остывший стакан чая, на коленях будущего члена Союза писателей лежала папка с листами бумаги в клеточку, Торчков аккуратно прикладывал к листу линейку и красным фломастером проводил жирную вертикальную линию.
– У вас не занято? – поинтересовался Дамкин, присаживаясь на соседний стульчик.
– Занято, – не поднимая головы, ответил Торчков. – Я жду...
– Здравствуй, Торчков! – молвил Стрекозов. – Кого это ты, интересно, ждешь?
– А, это вы! – оживился Торчков. – А я как раз вас и жду!
– Чем это ты занимаешься? – спросил Дамкин.
– Очень классную идею придумал, – Торчков выложил папку на стол и показал Дамкину лист. – Бумага делится на две половины. Слева я буду писать рассказ, а справа редактор будет писать свои замечания. Очень удобно!
– Какая забота о редакторе! – восхитился Стрекозов. – Я бы не додумался!
– Я на днях познакомился с классным редактором толстого журнала. Ему-то я и отдам свои новые гениальные произведения, которые вы для меня напишете!
– По этому поводу мы и пришли, – сказал Дамкин. – Слушай, а почему никто кофе не пьёт?
– Кофе нет, только чай.
– Какая жалость, – протянул Дамкин. – Я думал, ты нас кофе угостишь...
– Я вас чаем угощу, – сказал Торчков.
– Чай дешевле...
Торчков принес два стакана светленького чая, на дне каждого стакана толстым слоем лежал неразмешанный сахар.
– Ложечек у них нет, – сказал Торчков и протянул литераторам две палочки от мороженого.
– Все портится, – вздохнул Стрекозов, цитируя свой рассказ, – даже кухня при дворе Его Величества.
Дамкин хмыкнул и начал неторопливо размешивать сахар.
– Ну так как? – спросил он Торчкова. – Ты еще не раздумал покупать у нас рассказы?
– Нет! – горячо воскликнул Торчков, просияв. – Конечно, нет! У меня столько планов! Столько редакций ждут, не дождутся, пока я принесу им новые рассказы, повести, стихи... Вы стихи принесли?
– Пока нет, – сказал Стрекозов. – Стихи мы принесем попозже, когда ты уже станешь известным литератором. Представляешь, в журнале ждут твоих новых рассказов, а ты приносишь стихи. Тут-то они и удивятся! Скажут: "О! Этот Торчков, оказывается, не только хороший писатель, но еще и классный поэт!"
– Повести мы тоже не принесли, – молвил Дамкин, пробуя чай и морщась. – Повесть стоит гораздо дороже десяти рублей.
– Да, – согласился Торчков. – Это справедливо. В повести должно быть больше листов. Ну, насчет повести мы позже договоримся. А где рассказы-то?
Стрекозов вытащил толстую папку с новенькими, недавно отпечатанными рассказами и передал ее нетерпеливому Торчкову. Тот тут же развязал тесемочки и начал пролистывать, читая заголовки.
– "На гвозде", "Толстый и тонкий", "Жалобная книга", "Хамелеон", "Лошадиная фамилия", "Злоумышленник"... Отличные названия!
– Рассказы тоже ничего, – похвалил Дамкин. – Каждый, кто прочитает, поймет, что это написал настоящий гений.
– Отлично! – Торчков просто светился от счастья. – И сколько их тут?
– Двадцать штук, как договаривались. Могли бы и больше, конечно, но вдруг у тебя денег не хватит? По червонцу за рассказ – выходит двести рублей.
Торчков достал из внутреннего кармана пиджака двадцать пять рублей и выложил на стол.
– Пока только четвертной, – сказал он и подвинул купюру к Стрекозову. – Больше у меня пока нет. Остальное отдам после получения гонораров.
– Ты что! – возмутился Стрекозов. – За двадцать первокласснейших рассказов всего четвертной! Торчков, ты не прав.
– Ну, – помялся Торчков и вытащил из другого кармана еще три рубля. Я позже отдам...
– Нет! – воскликнул Стрекозов. – Так дела не делают. Оплатил два с половиной рассказа, их и бери. А остальные, будь добр, верни обратно!
– Я заплачу, – Торчков закрыл папку и быстро сунул ее в сумку.
– Так мы не договаривались! – нахмурился Стрекозов. – Деньги давай!
Будущий член Союза писателей достал еще два мятых рубля и отдал Стрекозову.
– Остальные потом!
– Нет!
– Да ладно тебе, Стрекозов, – Дамкин толкнул соавтора под столом ногой. – Пусть берет. Напечатает, гонорар получит, там и заплатит.
– Золотые слова! – вскричал Торчков и вскочил. – Ну, мне пора!
– Эй, эй, – Стрекозов ухватил его за рукав. – Папку верни! У нас не магазин канцелярских принадлежностей.
Торчков быстро переложил рассказы в свою сумку, после чего убежал по-английски, не попрощавшись, и по-французски, не расцеловавшись.