Текст книги "Тараканьи бега"
Автор книги: Павел Асс
Соавторы: Нестор Бегемотов
Жанр:
Прочий юмор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
Асс Павел Николаевич & Бегемотов Нестор Онуфриевич
Тараканьи бега
Павел Асс, Нестор Бегемотов
Тараканьи бега
Вторая часть романа повествует о жизни литераторов Дамкина и Стрекозова, уволенных в первой части с работы. Очень познавательна для безработных, поэтов и китайцев.
Свивая тысячи путей
В один, бурливый, как река,
Хотя, куда мне плыть по ней,
Не знаю я пока.
Дж.Р.Р.Толкиен "Властелин колец"
Посвящения
Нашему лучшему другу Виктору Владимировичу Москалеву посвящают Авторы вторую часть романа "Поросята" за то, что он такой талантливый и веселый.
Всем нашим многочисленным друзьям посвящают Авторы роман "Поросята" за то, что они существуют. Хотелось бы указать их уважаемые фамилии на первых пяти листах этой книги, как на Доске Почета. Но всех не перечислишь. Книга не резиновая.
Глава следующая,
в которой литераторы ехали в трамвае
As Robin Hood in the forrest stood,
All under the green-wood tree,
There was he ware of a brave young man,
As fine as fine might be.
Ballads of Robin Hood and his meiny
Дамкин и Стрекозов ехали в трамвае и обсуждали замысел своего нового рассказа.
В одном блошином царстве повстречались две блохи. Как раз произошло всемерное наступление демократии, повышение гласности и перестройка всех структур общества. Одна молоденькая и неопытная блоха решила, что раз демократия, теперь можно кусать кого хочешь и за какое угодно место совершенно безнаказанно. Даже за задницу.
Старая, умудренная блоха пыталась удержать молодую дурочку от этих вольностей, но все было тщетно. Через минуту революционершу, укусившую то, о чем мечталось, ловят и четвертуют на ногте. Клацк!
Увлекшись, литераторы не сразу заметили в трамвае нового пассажира с длинными волосами и в джинсовой куртке с большой заплаткой на спине.
– Граждане пассажиры! – раздался его звучный голос. – Внимание! На этой остановке вместе со мной в трамвай входит контролер! Компостируйте свои талончики во избежание штрафа!
– Сколько ты будешь надо мной издеваться, гад? – послышался другой голос, видимо, контролера.
Дамкин молниеносно задырявил два талончика, а Стрекозов опознал в возмутителе Дюшу.
– Эй! Дюша! – крикнул он.
– А, привет, ребята, – Дюша подошел к соавторам и сел на сидение впереди. – Вон тот гад пытался меня оштрафовать. Я за ним уже полчаса хожу и всех граждан о нем предупреждаю.
– Спасибо, парень, что предупредил, – сказал мужик сбоку. – Оштрафовал бы, козел!
– Не за что! – отозвался Дюша и снова повернулся к литераторам. Терпеть не могу контролеров. У людей, может быть, денег нет на билет, а эти гады их ловят!
– Это ты грамотно делаешь, молодец, – похвалил Дюшу Дамкин. – Мы со Стрекозовым тоже не любим контролеров, поэтому обычно ездим бесплатно. Кабы не ты, нас бы отвели в милицию!
– Ваши билетики? – спросил контролер.
– Не билетики, а талончики, – съязвил Стрекозов, протягивая талоны. А почему он у тебя не стал проверять?
– Так у меня проездной. И он об этом знает, – доложил Дюша, надменно, как собственник, посматривая на контролера. – Когда он наткнулся на меня первый раз, я ему долго билета не показывал. То значок требовал, то удостоверение контролера, то карту маршрута. Так он нет, чтоб мимо пройти, десять минут меня допрашивал! Хуже фашиста!
– Вот оно что. А я думал, он тебя оштрафовал, ты обиделся и решил отомстить.
– Чего мне на него обижаться? Я вообще редко на кого-нибудь обижаюсь, – Дюша задумчиво почесал нос. – Если и дам кому-нибудь по голове, так за дело. Я ведь добрый. Как Робин Гуд.
– Молодец! – оценил Дамкин.
– Эй, а где мой контролер? А, чёрт, заговорился я с вами, он уже вышел! Я побежал!
– Счастливый человек, – заметил Стрекозов, глядя вслед Дюше. Занимается общественно-полезным делом...
– Как Робин Гуд! – подтвердил Дамкин.
Глава следующая,
в которой Сократов рассказывает свежие новости
Велосипед по лужам прокатился;
На подоконник голубь опустился;
Бесповоротно кончилась зима.
Приходит время рисовать на партах,
Приходит время целоваться в парках,
Приходит время возводить дома.
Дмитрий Быков
Выйдя из трамвая, литераторы Дамкин и Стрекозов наткнулись на задумчивого Сократова. Он стоял возле лужи, изредка сплевывал сквозь зубы и смотрел, как на поверхности лужи расходятся круги.
– Привет, Сократов, – поздоровался Стрекозов, взглянув на лужу.
– Добрый вечер, господа, – молвил Сократов. – Однако, я обратил внимание, что если плевать в лужу, то это все равно, что плевать в море.
– Интересное наблюдение, – восхитился Дамкин.
– Да, – Сократов еще раз плюнул. – Абсолютно одинаковые круги. И, что самое главное, совершенно бесполезное занятие – плевать в лужу или в море. Кстати, господа, у меня есть для вас свежая новость.
– Давайте, господин Сократов, – сказал Стрекозов.
– Довелось мне сегодня разыграть партию в шахматы с вашим редактором Однодневным, – сообщил Сократов.
– С нашим бывшим редактором, – поправил Дамкин.
– Я играл смачную испанскую защиту...
– Хоть китайскую!
– Вам что, не интересно, о чем я хочу рассказать? – возмутился Сократов. – Что вы всё время перебиваете? Не интересно, правда?
– Неправда. Давай рассказывай!
– Так вот. Играем мы в шахматишки, значит, слон передвигается в угол, ладья – в центр поля. И тут Однодневный говорит... – Сократов замолк, как бы припоминая разговор.
– Ну, и что он сказал?
– Он сказал: "Дайте мне только встретить этого скота Дамкина! Я ему ноги выдерну!" – сказал Сократов, копируя голос Однодневного.
– Ноги? – удивился Стрекозов. – Ему нравятся ноги у Дамкина?
– А этому уроду Стрекозову, по его мудрым словам, он отвернет голову и скажет, что так и было!
– Стрекозову отсутствие головы не повредит, – заметил Дамкин. – Но какая изощренная жестокость! Главное, непонятно, почему?
– Я так и знал, что вы не в курсе! – заметно обрадовался Сократов. Это целая история! Его секретарша Люся в самый разгар работы уехала на Сахалин. И в этом он обвиняет вас! Он сказал, что вы специально подбили ее уехать на Сахалин, чтобы насолить за то, что он вас выгнал с работы!
– Как можно заставить кого-то уехать на Сахалин? – удивился Дамкин. Ты, Сократов, уехал бы на Сахалин, если бы мы тебя попросили?
– Что я, дурак?
– Вот и я говорю...
– Однодневный твердит, что во всем виновата ваша дурацкая статья.
– Ах, вот кто виноват! – воскликнул Дамкин.
– Но он ведь сам хотел, чтобы все, кто прочитает эту статью, хотели уехать на Сахалин! – процитировал Стрекозов. – Это его собственные слова.
– Вот-вот, – усмехнулся Сократов. – Ваши идиотские фантазии во всем и виноваты. Люся уехала на Сахалин, и бедный Однодневный, оставшийся без секретарши, думает, что это вы ему подгадили.
– Ничего мы не подгадили! – возмутился Стрекозов. – Просто искусство остается искусством! Я сам чуть на Сахалин не уехал, прочитав нашу статью.
– Ваши трудности, – сказал Сократов. – Ладно, прощайте, вот идет мой трамвай. Но помните, что с Однодневным вам лучше не встречаться!
– Кошмар какой, – сказал Дамкин. – Известному литератору Дамкину грозить отрыванием ног!
– И чего это его секретаршу унесло на Сахалин? – задумался Стрекозов. – Неужели и впрямь наша статья?
– Размечтался! – заржал Дамкин. – Ты что, не помнишь, Люся говорила, что замуж выходит? К мужу она и поехала. Он на Тихоокеанском флоте служит!
– Мне она этого не говорила.
– А мне сказала, – Дамкин гордо приосанился и добавил, – на личном интимном свидании!
Глава следующая
О том, как прокормить бренное тело
Всем ясно, что у гениев должны быть знакомые. Но кто поверит, что его знакомый – гений?
Сергей Довлатов "Заповедник"
– Сказал "А", скажи где деньги взять! – молвил Дамкин, подняв палец.
– Хороший афоризм, – похвалил Стрекозов. – Запиши в блокнот.
Дамкин и Стрекозов сидели в кафетерии возле метро "Бауманская" и считали наличные деньги. В одиннадцати карманах литераторов было обнаружено двадцать шесть рублей и сорок девять копеек.
На радостях Дамкин бросился покупать еще два кофе и пирожное "кольцо".
Неожиданно в кофейню вошел тощий, обросший мужчина с мутными глазками наркомана на сером лице и внешностью засекреченного ученого, всю жизнь проработавшего в подземной лаборатории. Верхние зубы у вошедшего сильно выдавались вперед, что придавало ему сходство с кроликом.
Мужчина интригующе осмотрелся по сторонам.
– Извините за беспокойство, – хрипло обратился он к продавщице. – Нет ли в вашем заведении урны?
– А зачем вам урна?
– Дело в том, что я уронил сумку с десятком яиц. Разумеется, почти все разбились. Я подумал, лучше их выбросить в урну.
У толстой продавщицы от удивления и вполне понятного возмущения белая шапочка съехала на ухо.
– Вам что здесь помойная яма, что ли? Чтобы вы в нее свои отбросы сваливали?
– В любом кафе должна быть урна, – рассудительно сообщил тощий посетитель, приподнимая сумку повыше. Из сумки текло.
– Нечего к нам всякую дрянь с улицы нести. Вот такие, как он, всю Москву уже загадили! – возмутилась продавщица, обращаясь отчего-то к Дамкину, который как раз в это время подошел к прилавку.
Дамкин с беспокойствам посмотрел на мужика и заказал:
– Два кофе, пожалуйста. Можно без булочки.
– Я требую урну! – провозгласил "засекреченный ученый". – У вас должна быть урна. Иначе я буду вытряхивать свою сумку прямо на пол!
– Какая наглость! Я сейчас милицию позову! – возмутилась продавщица. Товарищ милиционер!!!
– Мне бы кофе налить, – сострил Дамкин.
– Это для вас надо вызвать товарища милиционера! Это вы не справляетесь со своими обязанностями и куда-то дели урну! – возмутился мужик с битыми яйцами. – И я об этом доложу, куда следует! Я этого просто так не оставлю!
– Прекратите это безобразие! – стали возмущаться в нарастающей очереди.
Обругав всех по матери, кроликоподобный мужчина вышел вон, а Дамкин с дымящимися чашками кофе вернулся к соавтору.
– Есть еще у нас денежки на кофе, – похвалил себя и Стрекозова Дамкин.
– Интересно, где мы будем брать деньги на пиво? – вздохнул Стрекозов. – Плохо вообще-то быть безработным, никто тебе не платит ни аванса, ни зарплаты...
– Слушай, Стрекозов! Да чего мы испереживались? Подумаешь, с работы выгнали, в первый раз, что ли!
– Да мы и не переживаем.
– Ну да! А кто только что о пиве плакался?
– Мы плакались...
– На пиво заработаем! Давай мы тебя продадим в рабство? – предложил Дамкин.
– Кому я нужен? Я же ничего не умею... Если только устроиться на пивоваренный завод экспертом по определению вкуса пива...
– Нет, Стрекозов, ты не понял. Никто и не поймет, что ты ничего не умеешь. Мы продадим тебя в рабство к какому-нибудь бездарному, но богатому литератору, напишешь пару романов, получишь деньги и быстренько сбежишь. И мы продадим тебя снова...
– Какая замечательная по своей доброте мысль! Спасибо тебе, Дамкин! поблагодарил Стрекозов и задумался. – У меня есть другая идея. Можно кому-нибудь из нас, например, тебе, Дамкин, чем-нибудь смертельно заболеть. Все станут собирать деньги на лекарство, будут приносить жратву для больного, подарки, – улыбнулся Стрекозов мечтательно.
– Хорошая мысль. А есть еще очень хороший способ. Я его называю "метод матрёшки". Берётся какая-нибудь газета, лучше всего подмосковная, где редактор побезграмотнее, например, "Знамя коммунизма", и публикуется в ней любая статья. Например, о прорванном водопроводе. При этом в статье очень грамотно цитируется Ленин, но при этом допускается ошибка в цитате. Проходит два дня, и в газету приходит со своими критическими замечаниями Стрекозов. Вот тут, дескать, товарищ Дамкин неправильно процитировал товарища Ленина! Газета вынуждена напечатать твою критическую статью. В этой статье тоже есть одна-две цитаты, но уже, допустим, Маркса. И тоже неправильные!
– Все понял. Потом ты приносишь новую статью и разносишь в пух и прах политически безграмотного Стрекозова, также допуская при этом какую-нибудь глупость...
– Ага, и так в цикле, – Дамкин задумался. – Я думаю, что три оборота этот метод в одной газете продержится.
– Больше продержится, – возразил Стрекозов. – Классиков марксизма-ленинизма у нас много!
– Да, – согласился Дамкин. – Чего-чего, а этого... Есть только одна трудность. Как пропечататься в этой подмосковной газете...
– А кроме того, этот метод требует времени. Пока гонорары получишь, можно с голоду умереть.
Литераторы помолчали.
– Можно еще одолжить у кого-нибудь из знакомых собаку и с ней просить милостыню, изображая слепого. Причем надрессировать псину таким образом, чтобы она кусала за задницу всех, кто не будет ничего подавать... Воспитывать таким образом в людях милосердие.
– Собаку тоже надо кормить. Пока мы ей на мясо заработаем, она сожрет нас самих!
– Слушай, у нас столько друзей и приятелей, они все так нас любят, что совершенно спокойно могут прокормить двух литераторов. Как ты на это смотришь, Дамкин?
– В принципе, конечно, можно некоторое время покормиться у наших друзей и знакомых, только им это вскоре надоест. Ты же знаешь, какие они все эгоисты!
– Ничего страшного. Как только им надоест, мы еще что-нибудь придумаем... Одному из нас можно условно умереть, а другой будет ходить и собирать деньги на похороны. А потом устроить воскрешение из мертвых, как у Иисуса Христа.
– Нет, это плагиат с Библии. Лучше всего собирать деньги на что-то благотворительное, как фонд Ленина. Например, создать фонд Дамкина и Стрекозова. Накопим кучу денег и купим телевизор.
– Фонд Дамкина и Стрекозова – это хорошо, – оценил Дамкин. – Но это тоже плагиат с вышеупомянутого фонда Ленина! Да и какой дурак будет вносить в него деньги? Знаешь, наши друзья готовы пить с нами водку, читать и похваливать наши стихи и рассказы, хвастаться повсюду, что они лично знают Дамкина и Стрекозова, но кормить нас никто из них не согласится! Среди них нет филантропов.
– Эх! – горестно вздохнул Стрекозов, осуждая черствых друзей.
– Лучше бы создать что-нибудь абстрактное. Чтобы мы к этому как бы не имели никакого отношения. Например, Общество Охраны Ёжиков. Солидное название и цель гуманная – сохранить в России ёжиков, пока красные их окончательно не занесли в Красную книгу. Для такой великой идеи деньги отдавать легко и приятно. Не нам же это надо, а всем любителям животных!
– Это точно. Охрана ёжиков – это ты хорошо, Дамкин, придумал! одобрил Стрекозов, который, как и Дамкин, очень любил этих добрых и колючих обитателей лесов. – Эмблему общества Бронштейн нарисует!
– Рекламный плакат тоже можно поручить Бронштейну, типа "А ты записался в Общество Охраны Ёжиков?".
– А тех, кто не запишется в Общество или будет не вовремя платить взносы, мы будем обличать в стенгазете и даже в специальном литературном альманахе "Ёжик"! В "Билла Штоффа" можно вставить главу, где он спасет ёжиков.
– Главное, не только вступительные взносы собирать, но и добровольные пожертвования! О! – вспомнил Стрекозов. – Пионер Иванов мне на твой день рождения копилку подарил! В нее и будем собирать деньги!
– Отлично! – порадовался Дамкин. – Жалко, что копилка в виде свиньи, а не ёжика.
– Можно перекрасить под ёжика. Бронштейн это запросто сделает.
Глава следующая,
в которой литераторы отказываются от выгодной сделки
На деле превосходство в различных отдельных областях культуры достигается ценой деградации всей культуры данного общества в целом.
Э.Б.Тайлор "Первобытная культура"
Отпив большой глоток уже остывшего кофе, Дамкин увидел начинающего литератора Торчкова, к сожалению, их знакомого.
– Так я и знал, что вы будете в этой кофейне! – обрадовался Торчков. Я вас как раз искал!
– Привет, как поживаешь?
– Сейчас расскажу, только возьму себе кофе.
Торчков поставил на стул дипломат и сходил за кофе.
– Вот тебе и деньги, – молвил Стрекозов. – Продадим ему сейчас еще с десяток рассказов.
Вернулся Торчков с чашечкой кофе и булочкой.
– У, какая вкусная булочка! – воскликул Дамкин и отломил половину.
– Я, в общем-то, хотел провернуть с вами одно дельце, – осторожно сказал Торчков. – Я и в кофейне этой уже три раза был, а вас не было...
– Что за дело? Принес новый роман на рецензию? – поинтересовался Стрекозов.
– Нет, какой там роман! Дел много, писать некогда! Я столько связей с редакторами наладил! Мне уже два члена Союза писателей рекомендации написали.
– Поздравляем, с тебя бутылка.
– Но это еще не скоро. Понимаете, связей много, а вот произведений у меня пока не хватает!
– Так может, тебе еще рассказиков подкинуть?
– Это само собой, – Торчков отпил, обжегся и отодвинул чашку. – А сколько стоит ваш "Билл Штофф"?
– "Билл Штофф" не продается! – твердо сказал Дамкин.
– Ты чего, Торчков, того? – поинтересовался Стрекозов. – Пол-Москвы знает, что его написали Дамкин и Стрекозов, тебе же лицо побьют!
– Так ваши фамилии тоже останутся. Будет у романа три автора: Дамкин, Стрекозов и Торчков. Я даже свою фамилию после ваших поставлю! А кроме того, вы мне продадите право на издание. У меня есть одно издательство, которое с удовольствием возьмется его печатать, если я его им предложу.
– Нас это не интересует, – Дамкин поморщился.
– "Билл Штофф" – это святое! – подтвердил Стрекозов.
– Ну зачем он вам? Вы же сами его никогда не опубликуете! Стоит какому-нибудь издателю взглянуть на ваши с позволения сказать лица... А я его выведу в мир! Литература – дело моей жизни, – гордо сказал Торчков.
– Разговор окончен, – сказал Стрекозов. – Рассказов мы тебе можем продать хоть пять килограммов, а наш роман останется нашим романом!
– Жаль, – вздохнул Торчков. – Была бы выгодная сделка и для вас, и для меня.
– Что поделаешь!
– А сколько рассказов вы мне можете продать?
– Сколько тебе надо?
– Для начала штук двадцать.
– Двадцать рассказов! – воскликнул Стрекозов. – Да это только сотая часть того, что у нас есть!
– Но вы выберите самые интересные!
– Ну, разумеется!
– Эх, мне бы еще соавтора найти! – вздохнул Торчков. – Я бы с ним тоже много чего понаписал! И как только вы познакомились друг с другом? Вы и в детстве были знакомы?
– Ага. Играли в одной песочнице! – Дамкин вытащил из пачки папиросу, взглянул на плакат "Не курить!" и убрал ее назад.
– Да нет, я серьезно!
– Если хочешь серьезно, могу рассказать, – Дамкин вальяжно развалился на стуле. – Однажды познакомился я с симпатичной девушкой. Маша ее звали, как помнится. Она замужем была за таким ревнивым грузином. Пьем мы с ней чай с бубликами, говорим о роли личности в произведениях графа Льва Толстого. Вдруг звонок в дверь, я прячусь в шкаф. Сижу в шкафу, сочиняю стихи, вдруг снова звонок в дверь, и ко мне в шкаф лезет кто-то еще. Это был Стрекозов, так мы и познакомились...
– А муж?
– Муж был не только грузином, но и боксером, – печально молвил Дамкин. – А грузины и боксеры, сам знаешь, какие вспыльчивые люди... После знакомства с ним мы еще больше подружились со Стрекозовым...
– Не верю! – заулыбался Торчков. – А когда вы мне рассказы принесете?
– Напиши свой телефон, мы тебе позвоним. Встретимся в этой же кофейне. Сейчас у нас времени нет, мы роман новый оканчиваем,
– Поздравляю! Я тоже нашел такую крутую тему для романа! Ладно, я побежал!
– Э! – воскликнул Дамкин. – У нас тут Общество Охраны Ёжиков организовалось, хочешь вступить?
– А это официальное общество? Зарегистрированное?
– Ну, конечно!
– И удостоверения есть?
– Удостоверений пока нет, но скоро будут... А вот вступительные взносы уже есть. Полтинник с человека. Всего пятьдесят копеек, зато какая высокая и светлая цель – сохранить для потомства ёжиков!
– Сейчас у меня нет полтинника. Я позже принесу, когда удостоверение будет.
Торчков ушел, Дамкин и Стрекозов стали разрабатывать стратегию.
– Двадцать рассказов! – говорил Дамкин. – По червонцу это выйдет где-то около двухсот рублей! Да на такие деньги мы месяца два сможем прожить, если по-скромному! Или в Гурзуф съездим! Вот только есть ли у нас двадцать ненужных рассказов, которые было бы не жалко отдать этому придурку?
– Вообще-то, можно продать Торчкову чужие рассказы, например Чехова. Сомневаюсь, что Торчков читал Чехова и сумеет отличить его от Дамкина и Стрекозова.
– Логично, – согласился Дамкин. – Свои рассказы мы и сами когда-нибудь опубликуем. Возьмем лучше в библиотеке Чехова, Зощенко, Ильфа с Петровым, да продадим Торчкову! Надо только перепечатать их на машинке. Не листы же из книжек вырывать!
– Это для Светки работа! – сказал Стрекозов.
– Заработаем денег, купим ей какой-нибудь хороший подарок! – решил Дамкин.
Литераторы дисциплинированно отнесли пустые чашки на поднос для использованной посуды и отправились в районную библиотеку.
Глава следующая,
в которой Карамелькин разочаровался в женщинах
Спаси меня, о Боже правый,
От бабы злобной и лукавой!
"Тысяча и одна ночь"
Вечером литераторы сидели на кухне у Карамелькина и пили чай с пряниками, которые принес Шлезинский, получивший где-то какие-то деньги. Шлезинский играл на гитаре и пел недавно сочиненный на стихи Дамкина рок-н-ролл.
– Когда ты грустишь, я хочу бежать прочь
И резать в кровь пальцы и броситься в темную ночь.
Я забываю все слова, я забываю, кто я есть.
Во мне живет только страх, когда ты грустишь!
– Круто! – поощрял музыканта Дамкин, который обожал, когда писали песни на его стихи.
Шлезинский тоже обрадованно сиял. Недавно он отпустил бороду и теперь был очень похож на еврея.
– Если тут пропустить небольшое соло, – говорил он, – а вот тут вставить сакс, это будет настоящий хит! Гораздо грамотнее, чем у "Машины времени"!
Карамелькин, до этого углубленно читающий книжку по программированию с жирной надписью "Фортран на ЕС", поднял голову и важно произнес:
– Музыка действительно хорошая! Гораздо лучше, чем стихи!
– Приятно услышать умную мысль! – язвительно сказал Дамкин. – Но вдвойне приятно услышать её от Карамелькина!
Карамелькин насупился.
– Кстати, надо о деле поговорить. Арнольд, как ты относишься к охране природы?
– Нормально.
– А ёжиков любишь?
– Люблю, а что?
– А ты знаешь, что ёжиков в стране становится все меньше и меньше, и скоро останется только один ёжик, да и тот – в Красной книге?
– Не слышал об этом.
– Вот я тебе и сообщаю, – Дамкин подлил себе чаю и взял еще один пряник. – Мы со Стрекозовым учредили Общество Охраны Ёжиков, чтобы эти красивые и добрые животные совсем не загнулись. Присоединяйся. Вступительный взнос всего пять копеек.
– Пошли вы со своими взносами! На работе уже достали, то общество охраны памятников, то ДОСААФ!
– Тебе что, пять копеек жалко?
– Жалко! Ладно бы на полезное дело, а то...
– Крохобор! – заклеймил Стрекозов. – Шлезинский вот уже дал десять копеек и был принят в общество. И Бронштейн уже вступил. Три раза.
– Что может быть полезнее охраны ёжиков? – возмутился Дамкин. – С такими жадными эгоистами, как ты, коммунизм не построишь!
– Я и не собираюсь ваш коммунизм строить. Тоже мне Маркс с Энгельсом нашлись.
– Карамелькин научился острить, – поразился Дамкин. – Надо эту шутку записать! Очень смешно!
Стрекозов почесал в затылке и вспомнил:
– Да, Арнольд! А как там твоя школьница? Ты с ней встретился?
– Я ее два часа прождал, а она почему-то не пришла, – сказал Карамелькин. – Кстати, надо сходить, посмотреть, нет ли от нее письма!
Карамелькин встал и вышел из квартиры.
– Арнольд обнаглел, – заявил Дамкин. – Сам за всю свою жизнь ни строчки не написал, а критикует мои стихи! Кретин-критик нашелся!
– А чего, – Стрекозов тоже подлил себе чаю. – У тебя, действительно, фиговые стихи!
– У тебя, что ли, лучше?
– Нет, у меня еще хуже! Но это не аргумент в пользу твоих стихотворений! С ними только в сортир ходить!
– А с твоими и в сортир не походишь! Ты их на такой плохой бумаге пишешь!
– Хорошая мысль! – воскликнул Стрекозов и пояснил уставившимся на него друзьям. – Надо повесить в туалете два ящичка. Один – с моими стихами для Дамкина, а другой – наоборот. И перед использованием прочитать! Если понравится, тогда отдавать в какой-нибудь журнал!
– Да, – оценил Дамкин. – Это будет хорошая цензура.
Хлопнула дверь, вернулся сияющий Карамелькин.
– Письмо! – показал он. – Стрекозов, на, прочитай! У тебя хорошо получается!
– Сам читай, – сказал Стрекозов. – Я чужие письма не читаю, особенно когда пью чай и кушаю пряники!
Карамелькин развернул листок, вырванный из тетради в клеточку и прочитал:
– "Милый друг! Сегодня как-то особенно тоскливо и одиноко. Прости, что не смогла прийти на наше первое свидание! У нас в школе было комсомольское собрание, оно затянулось до вечера, и я не успела. А сегодня мне особенно одиноко и тоскливо. Не сходить ли нам в кино? В нашем кинотеатре идет замечательный фильм "Винету, сын Инчучуна", я на него уже три раза ходила!"
– Да, фильм ничего, – подтвердил Дамкин. – Мы со Стрекозовым тоже на него ходили два раза. Один раз – я, второй раз – Стрекозов. Очень интересный фильм. Я там чуть было не познакомился с одной школьницей, может это была твоя?
– Хватит издеваться, – огрызнулся Карамелькин. – Слушай дальше! "Я так изнываю от любви! Я даже почти решилась прийти к тебе домой, но ты живешь не один! К тебе ходят разные неприятные люди, а один, самый отвратительный, живет постоянно!"
– Не трудно догадаться, что неприятные люди – это мы, – догадался Дамкин. – Стрекозов, ты очень неприятный человек!
– Я знаю, – сказал Стрекозов. – А вот кто из нас самый отвратительный? Кто тут живет постоянно?
– Наверно, я? – предположил Шлезинский. – Ну и дура эта ваша школьница!
– Тише вы! – Карамелькин страдальчески сморщился. – И так из-за вас страдает моя личная жизнь, а вы еще тут шумите! Вот выгоню вас из квартиры, приведу эту милую девушку...
– Читай, читай, – разрешил Стрекозов. – Очень интересное письмецо!
– "Этот самый отвратительный, – продолжил Карамелькин, – совсем не похож на тебя. Он, конечно, твой приятель, я не могу ничего иметь против, но вообще-то он на вид полный кретин – тощий, светловолосый, постоянно курит и, наверное, гомосексуалист! И фамилия его – Карамелькин!" Карамелькин запнулся и удивленно перечитал. – "Фамилия его – Карамелькин!" Ничего не понимаю... Тут что-то не то написано...
– Ну-ка дай, – протянул руку Дамкин и выхватил письмо. – Так... гомосексуалист... И фамилия его – Карамелькин! Точно! А вот дальше: "А ты такой представительный мужчина! Особенно мне нравится твоя борода, которую ты начал отпускать..." По-моему, это не Карамелькину письмо, – Дамкин заржал. – Девочка влюбилась в Шлезинского!
– Ну и дура! – протянул Карамелькин. – Вот дура, а?
– А что? – приосанился Шлезинский. – Я, действительно, красивый мужчина! А что там дальше, Дамкин?
– "Твоя борода – это так сексуально! Ты так здорово играешь на гитаре! И так хорошо поешь! Выгони этого Карамелькина из своего дома, и я приду к тебе! Мы проведем ночь, полную любви! Твоя..." Подпись снова неразборчива.
– Ну, засранка! – страдал Карамелькин. – Эти молоденькие дурочки совсем оборзели! Меня, хозяина квартиры, выгнать из моего собственного дома!
– Точно, – сказал Стрекозов. – Женщины – они все такие!
– Нет, а! Ну, какова дура! – истерически вскрикивал программист. Влюбиться в этого Шлезинского!
Все весело рассмеялись. Карамелькин сердито вскочил и заперся в туалете.
Шлезинский тронул струну на гитаре и тихо сказал:
– Обиделся... Как бы не выгнал меня из-за этой школьницы... Женщин-то мне хватает, а вот где я жить буду?
– У нас поживешь, – предложил Дамкин. – Или у Бронштейна. "Левый рейс" уехал в Гурзуф, у него сейчас тихо...
– Да не выгонит, – успокоил его Стрекозов. – Кто тогда за квартиру будет платить?
– А мы, кстати, домой пойдем, – сказал Дамкин. – Наше подполье окончилось. С работы нас поперли...
– Эх! – тяжело вздохнул антисемит Шлезинский. – Жиды!
– Шлезинский, при чем здесь жиды? С работы нас выгнал Однодневный, а он – русский.
– А я что сказал? – удивился Шлезинский. – Я и говорю, во всем жиды виноваты! Кстати, Дамкин, я еще одну песню написал на твои стихи и отдал ее "Левому рейсу".
– Ну-ка, ну-ка!
Шлезинский снова взялся за гитару.
– Песне Вселенной, милая, внемли,
Ночи клубок размотается вдаль,
Ночь опустила сегодня на Землю
Самую чёрную неба вуаль.
Значит сегодня, не так как всегда,
В сне твоем месяц примет участье,
Видишь, сорвалась шальная звезда,
Чтоб принести тебе новое счастье...
Глава следующая,
в которой Дамкин и Стрекозов борются с тараканами
Вся кухня прямо-таки кишела тараканами. Большие и маленькие, темно-рыжие и совсем светлые, усатые и наоборот, тараканы ползали по стенам, по столу, и на полу между пустыми бутылками их была тьма тьмущая!
П.Асс, Н.Бегемотов "Поросята"
– А-а-а!!! – истошно заорал Стрекозов из ванной, где он сбривал свою недельную щетину.
Насмерть перепуганный Дамкин вскочил с дивана и бросился на помощь к соавтору. Стрекозов, весь перепачканный кремом для бритья, стоял на табуретке и орал:
– Таракан!
– Фу! – облегченно выдохнул Дамкин. – И стоило так орать? Я уже думал, что остался без соавтора.
– Ага, – обиженно протянул Стрекозов. – Я еле успел залезть на табуретку! Еще мгновение, и он бы пополз по моей ноге!
– Чего их бояться, они ж не кусаются, – объяснил Дамкин и прихлопнул таракана своим тапочком.
– Какая гадость! – передернулся Стрекозов и, передумав бриться, стер крем полотенцем. – Ненавижу! А ты, Дамкин, убийца!
– Пора роман писать, – сказал Дамкин. – Я уже лист в машинку заправил и достал из холодильника пиво.
– А я уже побрился, – заявил Стрекозов и, плеснув на лицо немного воды, закрыл кран.
Литераторы прошли в комнату, Дамкин, предвкушая приятный жигулевский напиток, пощелкал языком, открыл две бутылки и приложился к одной из них.
– Пиво! Люблю! – выдохнул он.
– И где это носит нашу секретаршу? – поинтересовался Стрекозов, усаживаясь в кресло. – Я что, сам должен что ли печатать?
Дамкин протянул соавтору бутылку, и Стрекозов тоже приложился.
– Поехали, – молвил Дамкин, радуясь новой главе, которую они сейчас напишут. – На чем мы там остановились?
– Новый шериф и старый парикмахер поехали ловить Билла Штоффа и попали в плен к агрессивно настроенным индейцам.
– И что нам делать с ними дальше?
– Пообещаем вождю слона из зоопарка. Шерифа оставим заложником, а парикмахера отправим за слоном.
– А на чем он его привезет?
– Ну, не на самосвале же! Естественно на... – тут Стрекозов задумался. – Пешком дойдут.
Звонок в дверь прервал полет фантазии литераторов.
– Привет, мальчики! – помахала ручкой секретарша литераторов Света, проходя в открытую дверь. – Как ваши успехи?
– Опаздываешь! – сурово сказал Стрекозов. – Я тут из-за тебя чуть было уже полглавы не напечатал.
– Ну вот, – обиженно надула губки Света. – Спешишь, спешишь, а приходишь и слышишь одни упреки!
Литераторы подошли с двух сторон и поцеловали любимую секретаршу в пухлые щечки.
– Ну, ладно, ладно, – прошептала она, уклоняясь от громких чмоканий. Я тут колбаски принесла, хлебушка. Голодные, небось?