Текст книги "Литераторы Дамкин и Стрекозов"
Автор книги: Павел Асс
Соавторы: Нестор Бегемотов
Жанр:
Прочий юмор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
– Я не смогла...
В дверь вежливо протиснулся Стрекозов.
– Не смогла! – передразнил Дамкин, наполнив голос ядом, но тут же смягчился и радостно воскликнул: – Ну, не смогла, так не смогла! Тогда сегодня приходи. Мы будем любить тебя весь вечер! У нас еще куча пива осталась!
– Оставь свои шутки! – возмутилась Люся. – И вообще, я готовлюсь в институт и выхожу замуж!
– Молодец! – неожиданно похвалил Стрекозов.
– Эх, – вздохнул Дамкин. – А ведь было время, я дарил тебе шоколадки!
Стрекозов хмыкнул, вспомнив ту единственную шоколадку, вернее, кусок шоколадки, который Дамкин подарил секретарше главного редактора. Они нашли этот огрызок в кофейне под столом и побрезговали сожрать.
– А что читаешь? – не унимался Дамкин. – О! Какая умная книжка! "Трахтенберг Иосиф Адольфович. Общий кризис капитализма". Это что, новая книжка по сексу? А картинки где?
– У тебя только одно на уме! – рассерженная Люся отобрала книгу. – А еще, наверно, комсомолец!
– Наверно, – подтвердил Дамкин. – А за кого уж замуж невтерпеж?
– Не за тебя!
– Тоже неплохо! Тогда с тебя бутылка!
– Пошел ты... – отвернулась девушка.
– Грубиянка, – заклеймил Дамкин. – Больше я к тебе не приду. И Стрекозов не придет. А мы, кстати, и не к тебе...
Тут Дамкин вспомнил, зачем они пришли, и подергал соавтора за рукав.
– Стрекозов, нам сюда...
Друзья вошли в кабинет. Редактор, склонившись над столом, что-то размашисто писал. На столе стояла остывшая чашечка кофе.
– Ба! – вскричал Дамкин. – Кого я вижу! Стрекозов, это же наш любимый редактор Однодневный!
– А-а, – зловеще протянул Однодневный. – Явились... Я вас, кажется, к одиннадцати вызывал, а сейчас уже два!
– Извини, – сказал Дамкин. – На девять часов раньше пришли.
– У нас нет часов, – добавил Стрекозов и показал руки.
– Пропили небось? – предположил главный редактор.
– Пропили, – миролюбиво согласился Стрекозов. – Вчера водки не хватило, пришлось кое-что из вещей продать.
Главный редактор был старшим братом одноклассника Дамкина. Они дружили с незапамятных времен. Лет пятнадцать назад старший Однодневный учил ребятишек стрелять из рогатки, лазить в чужие сады и приставать к соседским девочкам. Сейчас он уже был лысеющим и женатым, но Дамкин и Стрекозов не давали ему забыть о золотом детстве.
– За три часа, – вещал Однодневный голосом диктора программы "Время", – страна выплавила 213 тысяч тонн чугуна, добыла 545 тысяч тонн угля...
– Выпила 33 миллиона литров пива, – прокомментировал Дамкин.
– Я вами недоволен. Садитесь.
Литераторы сели в глубокие кожаные кресла. Однодневный прошелся по кабинету и остановился напротив них, заложив руки за спину.
– Я всегда относился к вам хорошо, но всему есть свой разумный предел. Из-за ваших выходок я сам скоро вылечу из этого кресла. Вот, – он помахал пачкой бумаги, – жалобы на вас из отделений милиции, медвытрезвителей и других организаций. Вы очень плохо работаете. Возьмем ваши последние статьи. Я не хочу рассматривать их стилистические особенности, хотя и на эту тему можно много говорить, но хоть факты-то надо проверять! Вот тут вы написали: "Завод имени Ильича перевыполнил план в счет будущей пятилетки на 53 процента". А с завода пришло очень обиженное письмо, что они перевыполнили план на 54 процента! Или вот: "Империалисты неуклонно наращивают". Что наращивают?
– Неуклонно, – сказал Дамкин.
– Ох, – тяжко вздохнул главный. – Журналист может быть глупым и бездарным. Но самое главное – у каждого работника пера должна быть четкая гражданская позиция. А у вас? Вот вы пишите о женщине, у которой трое детей от трех мужей, а мужья ей не платят алименты. Кому вы симпатизируете? Почему злостный алиментщик вызывает у читателя симпатию, а алкоголик оказывается умнее и добрее добросовестного участкового? А описание быта рабочих и крестьян? Нет на заводе имени Ильича мраморного бассейна! Нет в колхозе имени Ленина пивного бара с американским джазом и голыми девочками! Создается впечатление, что вы это все из пальца высасываете и пишете свои статьи, не выходя из комнаты!
– Выходя! – возразил до глубины души обиженный Стрекозов. – За пивом.
– Не смешно, – поморщился Однодневный. – Ваши шутки у меня уже во где сидят! В общем так. Или вы пишете то, что нужно нашей газете, или занимаетесь своим творчеством где-либо в другом месте! Я вам даю последний шанс остаться в моей газете. Посылаю вас в такую...
– Задницу, – подсказал Стрекозов.
– Нет! В такую глушь, о которой вы не сможете написать, не съездив туда! На Сахалин!
– Зачем?
– В Южно-Сахалинске состоится открытие памятника Павлику Морозову. В вашем репортаже должно быть...
Стрекозов достал блокнот с грязными потрепанными краями и, взяв с редакторского стола японскую ручку, начал записывать.
– Первое, – говорил Однодневный, – отчет с места открытия памятника. Речи профсоюзных и коммунистических деятелей. Немного об окружающей памятник природе. Второе, о жизни простых тружеников в этом суровом северном краю... нет, крае... нет... в общем, на Сахалине. И написать это надо так, чтобы каждому человеку, прочитавшему вашу статью, захотелось поехать на Сахалин работать, строить в дружном многонациональном коллективе светлое будущее и коммунизм!
– Разве наше светлое будущее и коммунизм не одно и то же? – уточнил Стрекозов.
– Для данного репортажа это не существенно, – в тон ему отозвался Однодневный.
– Все? – спросил Дамкин.
– Все, – ответил редактор.
– Отдай, а то сломаешь, – сказал Дамкин и, отняв у Стрекозова ручку, сунул ее в свой карман.
– Так вот, – молвил Однодневный. – А чтобы вы не продинамили этот репортаж с места событий, билеты на самолет для вас уже куплены. Вот они. Командировочные для вас я тоже получил. Вот они. Я изъял из них двадцать рублей, которые вы мне были должны. Ваш самолет в одиннадцать вечера. Не опаздывайте. Самолет – не главный редактор, ждать не будет. Задание понятно? Вольно. Разойдись.
Друзья вышли из кабинета.
– Досталось? – язвительно спросила секретарша.
– Да нет, – отмахнулся Дамкин. – Когда нам доставалось от Однодневного? Это же наш друг детства. Только вчера у меня на дне рождения говорил тост, что я – цвет советской журналистики, что меня надо наградить орденом имени Дружбы Народов, дать премию Ленинского комсомола...
– Ладно врать-то! – Люся отвернулась от Дамкина.
– Попросил слетать на Сахалин, – сказал Стрекозов. – Там сейчас проводится выставка парижской моды и японского икебанного искусства.
– Так это для вас билеты на самолет заказывались?
– Вот они! – Стрекозов помахал билетами. – Специально заказывались, чтобы нас не утруждать беготней по кассам Аэрофлота. Выставка парижской моды не ждет, в очередях за билетами стоять некогда!
– Вот это да! – затаила дыхание Люся. – Может духи французские привезете? И чулочки?
– Отчего ж не привезти, – согласился галантный Дамкин. – Для такой красивой девушки можно даже презервативы с усиками достать... Только денег нет, а французские духи не меньше полтинника стоят.
Люся открыла сумочку, покопавшись, достала семьдесят рублей и протянула Дамкину.
– Только не спутайте: французских духов, а не корейской жень-шеневой водки!
– При чем тут корейцы?
– Так они же на Сахалине живут! Тут недавно к Однодневному приезжал какой-то кореец и привез жень-шеневой водки. Такая мерзость! Жуть!
– Спасибо за информацию, – поблагодарил Дамкин и протянул ей редакторскую ручку. – Это тебе подарок. Японская!
– Вот здорово! – обрадовалась девушка. – Ручка совсем как у редактора! Большое спасибо!
– Было бы за что! – ответил Стрекозов, и друзья скрылись за дверью.
По дороге вниз между третьим и вторым этажом мимо них пробежал запыхавшийся бородач с рожей научного сотрудника и большим глиняным горшком в руках. Из горшка торчал похожий на ёжика кактус.
По привычке отсалютовав вахтеру проездным, Дамкин и Стрекозов вышли на улицу. У парадного все так же сиротливо курил милиционер Хибабулин.
– Все стоишь? – спросил Стрекозов.
– А чо еще делать? – отозвался Хибабулин.
– Мог бы мусор убрать!
– Чего мне делать больше нечего?! – пожал могучими плечами милиционер.
– Тоже правильно, – сказал Дамкин, и, неторопливо перешагивая через лужи, литераторы скрылись за углом.
Тут с верхнего этажа со свистом упал горшок с кактусом. И опять мимо.
Глава следующая
О том, как литераторы решили отложить
поездку на Сахалин
Билл Штофф притянул к себе Мэгги, обнаружив, что она уже на все согласна.
Дамкин, Стрекозов "Похождения Билла Штоффа"
– Слушай, Дамкин, – сказал Стрекозов, шагая по улице вместе с уныло молчащим соавтором. – Что-то мне сегодня абсолютно не хочется лететь ни на какой Сахалин.
– Какое к черту "сегодня"! – горестно всплеснул руками Дамкин. – Мне туда вообще лететь не хочется!
– Да нет, слетать-то, конечно, надо, – рассудительно произнес Стрекозов. – Во-первых, на Сахалин посмотрим, а во-вторых, про него нам не написать, если не съездим. Это редактор правильно заметил. Но сегодня нас лететь никто не заставляет. Сдадим билеты, отдохнем от твоего дня рождения, потом в ресторан сходим – благо, деньги у нас есть!
– Да? – обрадовался Дамкин. – Это ты грамотно придумал. Давай, ты съездишь в какую-нибудь кассу Аэрофлота, сдашь билеты. Я в это время посмотрю, в каком свинском состоянии наша квартира.
– Карамелькину позвони, пусть приезжает и выключатель чинит.
– А вечерком возьмем Светку, а то она обиделась, и сводим в ресторан.
– В "Прагу", – порекомендовал Стрекозов. – Очень приличный ресторан. Кстати, давай в туалет зайдем.
Литераторы завернули в туалет, на двери которого красовалась табличка с синей буквой "М". Спустившись по лестнице в вонючий полумрак, они неожиданно обнаружили почтенную толстую женщину в цветастом ситцевом платье, сидевшую за небольшим столиком при входе. Над ее верхней губой росли усы, и она была удивительно похожа на мужика грузинской национальности. Литераторы вполне могли бы принять эту мадам за мужчину, если бы не наличие необъятной груди и больших сережек в ушах. Зачарованные ее образом, соавторы остановились, а женщина посмотрела на них мутными глазками и тяжело засопела.
– Это точно мужской туалет? – на всякий случай спросил Дамкин.
– Туалет платный, – заявила женщина басом. – Десять копеек.
– Что? – поразился Дамкин. – За что десять копеек?
– За услуги.
– Какие тут услуги? Сексуальные? Я от вас никаких услуг не хочу! А других дам здесь не видно.
– Пошел отсюда! – дама угрожающе привстала из-за стола и попыталась преградить Дамкину путь.
– Что значит "пошел отсюда"? – возмутился Стрекозов. – Мы зашли в общественный туалет, а вы нас гоните! Это безобразие! Я буду жаловаться в райком партии, горком комсомола и еще в три организации! Меня там хорошо знают!
– Хватит безобразничать! – женщина села на место. – Платите десять копеек, делайте свое дело и отваливайте!
– Десять копеек – это по-маленькому или по-большому? – деловито осведомился Дамкин.
– Как хочешь, – сказала толстуха.
– Хоть по-среднему, – добавил Стрекозов. – Советский сервис! Полное самообслуживание. Убирать, надеюсь, нас тут не заставят?
– Будем надеяться! Содрали десять копеек, обругали, на "ты" назвали, а сортир все тот же самый! Да еще и справлять нужду, извиняюсь, придется под присмотром этой милой дамы. Вот засада!
"Милая дама" опять открыла рот, чтобы ответить наглому посетителю, но тут в туалет вошел старичок, а литераторы поспешно скрылись в кабинках.
Через несколько минут они снова встретились возле двух желтых потрескавшихся раковин.
– Десять копеек, – ворчал Дамкин, застегивая ширинку, – а даже сортирной бумаги нет! Да если за каждый заход в сортир платить, никакой нашей зарплаты не хватит! Уж лучше тогда найти подворотню и там сделать свое черное дело.
– А что, – сказал Стрекозов, стоя перед зеркалом и пытаясь пригладить торчащие в разные стороны волосы. – Скоро, я думаю, так и будет. Туалеты будут платными, а все подворотни и подъезды станут туалетами. Эволюция, как у Дарвина.
– Что вы здесь все ходите? – снова надвинулась на литераторов туалетная вахтерша. – Справили нужду и идите на выход!
– Мы деньги заплатили? – спросил Дамкин. – Заплатили. Сеанс указан? Не указан. Сколько хотим, столько и ходим. Может я еще не до конца справил нужду. Может мне надо еще пива попить, а потом еще раз справить!
– Ну ее, Дамкин, пошли отсюда. Клозет платный, а вонь в нем, как в любом другом советском сортире. Чего тут задерживаться?
– Хороший образ, – сказал Дамкин. – Страж туалета. Обязательно вставлю в какой-нибудь роман.
Литераторы прошли мимо потной и злой женщины, Дамкин приветливо помахал ей рукой, и они, поднявшись по лестнице, вышли на свежий воздух. Около выхода, прямо на ступеньках справлял нужду мужичок в рваном пиджачке.
– Вот, – молвил Стрекозов. – Что я говорил? Зачем платить, когда можно и так!
– Ты, как всегда, прав. Да ничего, будем считать, что на экскурсию сходили, – подтвердил Дамкин. – Ну, ладно. Пора делами заниматься! Ты знаешь, где есть кассы Аэрофлота?
– Еще бы! Каждый год провожу отпуск на Таити!
Друзья пожали друг другу руки и разошлись.
Дамкин доехал на троллейбусе до дома и подошел к подъезду. Только он протянул руку, чтобы открыть дверь, как вдруг от удара чьей-то ноги дверь распахнулась сама, едва не ударив Дамкина по носу. Из подъезда лихо выскочил пионер Максим Иванов. Мировая скорбь была написана на его лице.
– Привет, Максим! Что ты такой грустный? – спросил Дамкин.
– Обстановка в мире напряженная, – хмуро ответил пионер Максим Иванов. – Империалисты-гады чего творят, а!
Дамкин был абсолютно аполитичен и совершенно не представлял, чего же такое творят неизвестные ему империалисты. Но на всякий случай поддакнул:
– В натуре, забурели солобоны!
– Ладно, дядя Дамкин, – сказал Максим. – Мне в школу надо бежать. На собрание вызывают.
– Натворил что ли чего-нибудь?
– Да нет, – махнул рукой пионер. – Октябрята тут недавно интересовались, как скворечники делать, я их научил. А они, козлы, когда доски со стройки таскали, попались. А на меня теперь баллоны катят!
– Дак ведь не ты же попался!
– Эти комсомольские крысы, наши шефы, говорят, я научил, значит, я и виноват!
– А ты что же, их учил доски на стройке воровать?
– Не воровать, а брать! Если плохо лежит, значит, никому не нужно. Я же замки никакие не взламываю! Там у них даже забора нет!
– Ну, комсомольским крысам ты это не докажешь.
– Да, – вздохнул Максим. – Могут и исключить...
– Ты не волнуйся. Если станет совсем худо, мы со Стрекозовым статью в газете напишем, что ты – пионер-герой, который бдительно следит за сохранностью социалистической собственности. Пусть тогда попробуют тебя исключить!
– Правда напишете?
– Когда я тебя обманывал?
– Вот здорово! Спасибо, дядя Дамкин! Ну, теперь я им покажу! вскричал пионер Максим Иванов и помчался по улице.
– Эх, детство золотое, – вздохнул литератор и открыл дверь.
В комнате за столом сидел дед Пахом. Читая газету, дед доедал остатки вчерашнего пиршества, прихлебывая при этом самогон прямо из горлышка трехлитровой банки.
– Здорово, робята! – поздоровался дед хриплым голосом. – Принимайте гостя дорогого!
– Дед Пахом! – обрадовался Дамкин, бросаясь обнимать своего деревенского друга, у которого литераторы часто отдыхали летом. Знакомым они сообщали, что едут отдыхать в свое деревенское поместье, а приезжая к деду Пахому, говорили, что приехали поработать над новым романом.
– Осторожно, не опрокинь, – добродушно усмехнулся дед Пахом.
– А что такое?
– Дык, самогончика вам привез. Первоклассный первач!
– Ну, дедуля, ты – орёл! – уважительно протянул Дамкин.
– Да, я – орёл, – согласился дед. – Садись, налью. Бабахнем по одной! Или по две.
– Нет, дед Пахом, не хочу, – сказал Дамкин, оглядывая квартиру.
Бронштейн отлично прибрался в квартире, даже полы помыл. Подаренные накануне утюги красовались на серванте, поблескивая металлом, как старинные рыцари перед турниром.
– Ты слышь, чего пишут... – усмехнулся дед Пахом, тыкая в газету пальцем. – Леонид Ильич тут вот сказал...
– Дед Пахом, так это ж прошлогодняя газета. В этом году мы газет не выписывали.
– Да, дерьмо это все, – согласился дед. – Ты мне лучше скажи, где тут у вас колбасы можно купить?
– Да где угодно, – Дамкин залез в холодильник. – Дед, а где пиво, ты не в курсе?
– Я когда приехал, тут под столом у вас такой лохматый спал...
– Шлезинский, что ли?
– Ну. Он-то мне и открыл. Душевный парень! Пусть он тоже ко мне в деревню приезжает огород копать...
– Дед, а пиво-то где?
– Так вот. Этот ваш Шлезинский разбудил еще одного, лохматого. Мы решили выпить за встречу. От самогонки, правда, они отказались, но половину пива выпили, а вторую половину с собой унесли. А зачем тебе пиво, если самогонка есть?
– Вот сволочи! – рассердился Дамкин. – Ни бутылки не оставили!
Дамкин подошел к телефону и набрал номер.
– Шлезинский? – спросил он в трубку.
– Ну, – ответил недовольный сонный голос.
– Некто Дамкин беспокоит. Тебе там случайно не стыдно?
– С какой стати? – спросил Шлезинский после минутной паузы.
– Утащил у нас все пиво и еще спрашивает! Ну, наглец!
– Пошел ты на фиг, Дамкин! – возмутился Шлезинский. – Во-первых, я утром у вашего деда спросил, нужно вам пиво или нет, он меня заверил, что раз есть самогон, то пиво ни к чему. Во-вторых, вспомни-ка, как две недели назад вы со Стрекозовым приперлись в гости к Карамелькину и выжрали мой ящик пива! Но я не такая сволочь, как вы! Я вам две бутылки оставил!
– И где же они, интересно?
– Я спрятал их за холодильником, чтобы никто случайно не выжрал. Так что нечего меня тут голословно обвинять!
– Ладно, ладно, – примирительно сказал Дамкин. – Карамелькин там проснулся?
– Да вот, рядом сидит.
– Позови-ка.
– Да? Я у телефона! – возник в трубке вежливый Карамелькин.
– Здравствуй, Карамелькин. Это некто Дамкин тобой интересуется.
– Здравствуй, Дамкин, – задумчиво сказал Карамелькин. – Хорошо, что ты позвонил, я как раз хотел у тебя кое-что спросить.
– Слушаю тебя, Карамелькин, – так же задумчиво сказал Дамкин.
– Дамкин, у вас столько знакомых, нет ли у них книжек по культуризму или по каким-нибудь восточным единоборствам?
– Я в этом очень жестоко сомневаюсь, – ответил Дамкин.
– Жаль... Ну ты все равно поинтересуйся.
– Поинтересуюсь. Кстати, Арнольд ты наш ненаглядный, а когда ты собираешься чинить наш выключатель?
– Какой выключатель? – удивился Карамелькин. – Ах, выключатель...
– Да, выключатель! – раздраженно передразнил Дамкин. – Уже успел забыть? Кокнул нам выключатель! Я свет боюсь включать! А ну, как током долбанет?
– Ладно, вы пока посидите без света, я сейчас приеду, – пообещал Карамелькин. – А у вас запасной выключатель есть?
– Почему он у нас должен быть? Мы же не знали, что ты его расколотишь! Сам купи в магазине. Или, на худой конец, у себя скрути.
– Ладно, что-нибудь придумаю, – Карамелькин тяжело вздохнул и положил трубку.
– Анафема! – неизвестно к чему вымолвил дед Пахом, доев салат и запив его тремя большими глотками самогона.
После трехминутного раздумья Дамкин снова взялся за трубку.
– Светочка?
– Кто это? – спросила секретарша литераторов, сделав вид, что не узнала Дамкина.
– Это Дамкин, – виновато сказал литератор.
– Какой Дамкин? Ах, Дамкин...
– Слушай, Светка, ты прям как Арнольд Карамелькин. "Какой Дамкин? Ах, Дамкин..."! У тебя что, много Дамкиных? Дамкин, девочка моя, он единственный и неповторимый в своем роде...
– Дамкин, а иди-ка ты...
– Тихо! Тихо! – перебил Дамкин. – Успокойся! Ты чего такая сердитая?
– Я сердитая? Я всегда такая! А вот вы сволочи со Стрекозовым. Ушли в ресторан, а меня с собой не взяли! А еще секретаршей своей называют!
– С чего ты взяла, что мы ушли в ресторан?
– Сократов сказал.
– Нашла кого слушать! Сократова! Он ни фига не понял, а только дезинформацию навел! Вчера мы ушли проводить иностранца, с которым хотели договориться об издании книжки. А тот и так напился в задницу. Куда ему еще было в ресторан идти, ты сама подумай? А Сократов случайно услышал, что мы сегодня хотели сходить с тобой в ресторан, но по своему обыкновению все перепутал!
– Дамкин, ты меня опять обманываешь!
– Вот те крест! – перекрестился Дамкин. – Чтоб мне сдохнуть на помойке, как самому последнему бродячему музыканту! Можешь у Стрекозова спросить, он мне не даст соврать!
Секретарша молчала.
– Мы тебя сегодня приглашаем в "Прагу"! Приходи часов в семь, мы будем ждать тебя у входа.
– А деньги у вас есть? – спросила наконец Света.
– Денег навалом!
– Откуда?
– Гонорар получили! И... Да чего там! Что мы денег не найдем, чтобы с любимой секретаршей в ресторан сходить?
– Значит, в семь? – растаяла Света.
– Ну, конечно! И не опаздывай! Ты же знаешь, как я не люблю, когда кто-то опаздывает!
– Постараюсь, – прошептала секретарша и чмокнула в трубку.
Дамкин как можно громче чмокнул несколько раз в ответ и нажал на рычаг. Телефон тут же зазвонил опять.
– Дамкин? – спросила трубка.
– Ну!
– Это Карамелькин, – трубка задумалась и, наконец, сказала: – Извини, у меня тут вышла накладка, я сегодня не смогу подъехать. Давай перенесем починку вашего выключателя на завтра.
– Если меня тряхнет током и я стану инвалидом, это будет на твоей совести! – сказал Дамкин. – Но сегодня я добрый. Ладно, приезжай завтра. Только не забудь!
– Не забуду, – заверил Карамелькин. – Я в записную книжку записал, что надо обязательно починить вам выключатель.
– Ну, ну, – Дамкин бросил трубку.
– Дамкин, – позвал дед Пахом. – Ты мне обещал магазин с колбасой показать.
– Дед, а может завтра? Мне еще к ресторану надо приготовиться, брюки погладить...
– Можно и завтра, – согласился дед Пахом. – Стрекозов тоже в ресторан идет?
– Конечно! У него должны быть деньги за билеты на самолет.
– Жаль, не с кем будет поговорить, – сокрушился дед Пахом.
– А ты в кино сходи. Или в парк. Пообщаешься там с пенсионерами, а завтра мы с тобой колбасы купим. Тут недалеко есть один магазинчик, где очереди почти никогда не бывает. Магазин "Стекляшка". Там обычно есть "Останкинская" колбаса из останков и "Докторская", которую врачи кушают. "Докторская" тебя устроит?
– Да мне по-фигу, лишь бы полный рюкзак набить.
– Зачем тебе так много? – удивился Дамкин. – Она же испортится!
– Ты ничего не понимаешь в жизни, – усмехнулся дед. – У нас в деревне почитай с семнадцатого года колбасы не бывало! Я ее с полпинка продам!
– Бизнесмен! – уважительно отозвался Дамкин.
Отворилась дверь и вошел Стрекозов.
– Сдал билеты? – кинулся к нему Дамкин.
– Сдал, – сказал сияющий Стрекозов. – О, привет, дед Пахом!
– Здорово, голубь! – отвечал дед, обнимая литератора. – Мы тут с Дамкиным поговорили, жду вас в этот... в творческий отпуск! Так что приезжайте в любой момент, старуху я к сестре отправил, воротится нескоро...
– Спасибо, дед, обязательно приедем, – поблагодарил Стрекозов. Дамкин, ты как относишься к "Наполеону"?
– Наполеон Бонапарт был величайшим полководцем, – четко сказал Дамкин, – но романов о нем написана целая куча.
– А к коньяку?
– Положительно!
– Принимай! – Стрекозов вынул из-за спины пузатую бутылку с красивой этикеткой. – Настоящий. Прямо из Франции. У спекулянта купил. Бешеные деньги отдал.
– Отлично! – возрадовался Дамкин. – А я со Светкой помирился. Она нас будет ждать около "Праги" в семь часов.
– Дамкин, так ведь уже шесть!
– Ну и что? Мне только штаны погладить, и я готов.
– Опять ты за свое! Почему у меня всегда приличные джинсы, а у тебя штаны вечно мятые? – недовольно пробурчал Стрекозов. – Скажи мне спасибо, что теперь у нас хоть утюги есть. Гладь свои штаны и пошли!
Дамкин подошел к шеренге утюгов, выбрал самый блестящий и, декламируя стихотворение, включил его в сеть.
– Беру утюг я нежно в руки,
Он нагревается в момент.
Утюг горячий гладит брюки,
Я в этих брюках – джентльмент...
Глава следующая,
в которой Дамкин и Стрекозов
ухаживают за собственной секретаршей
Секретарши были второй страстью Бормана. Он то и дело увольнял одних и нанимал других, менялся секретаршами с Гиммлером, Шелленбергом, просил Мюллера подарить секретаршу, но Мюллер отказал.
П.Асс, Н.Бегемотов "Штирлиц, или Как размножаются ёжики"
Несмотря на отлично выглаженные брюки Дамкина, в ресторан "Прага" литераторов и их секретаршу не пустили. Напрасно Дамкин размахивал руками и кричал, что он корреспондент газеты "Путь к социализму", известный советский писатель, что он тоже имеет право посидеть в ресторане. Надменный швейцар даже не открыл перед ними дверь. Стрекозов показал сквозь стекло сначала пятерку, потом червонец, потом фигу, наконец, отвернулся и сказал:
– Больше я ему не дам.
– Я бы вообще ему ни копейки не дал, – проворчал злой Дамкин. – Разве что по морде!
– Ну, что вы, ребята! – Света взяла их под руки. – Пошли они все, куда подальше, проживем и без них. Все равно в этих мажорных ресторанах противно сидеть, там одни спекулянты пьянствуют. Давайте лучше сходим в какое-нибудь приятное кафе, где есть кофе и мороженое.
– Ты у нас умница, – литераторы чмокнули ее в щечки. – Веди нас, куда хочешь! Денег у нас много, хватит на любое кафе.
– Я знаю тут недалеко отличное местечко. У меня там школьная подруга работает.
– О! – воскликнул Дамкин. – Она такая же красивая, как ты? Меня с ней познакомишь?
Света шутливо стукнула его в живот, Дамкин сделал вид, что ему больно, согнулся и замычал.
Они прогулялись по вечерним улицам и зашли в приятное заведение, где Света быстро переговорила с тощей брюнеткой. Хихикая, брюнетка провела литераторов к столику в тихом уголке и подала меню.
– А тут недурно, – заметил Стрекозов, доставая бутылку коньяка. Элвис Пресли, опять же, поет... В старых песнях есть свое очарование.
– Обожаю Пресли! – сказала Света, двигаясь в такт музыке.
– Еще бы! Под эту музыку негры в пампасах считают и пересчитывают деньги, – сострил Дамкин. – Светка, а знаешь, как господин Пресли стал кумиром миллионов?
– Ну как?
– В молодости Элвис Пресли никому не был нужен, его не узнавали на улице и даже не брали интервью. Но как только Пресли стал наркоманом, эгоцентристом и гомосексуалистом, к нему сразу же пришла всемирная известность и офигительные деньги.
– Какие Дамкин умные слова знает, – покачал головой Стрекозов. Эгосексуалист, гомоцентрист... Бедный Элвис!
– А знаешь, какая в его биографии мораль?
– Какая?
– Надо уметь пользоваться своими недостатками, – всхрапнул Дамкин.
– Светку эта мораль не касается, – отозвался Стрекозов, – у нее нет недостатков!
Секретарша улыбнулась. Из динамиков послышалась медленная музыка, в полумраке зала стали танцевать парочки. Туда-сюда сновали официантки в белых передничках. Кафе было очень уютным.
– И почему ты нас сюда раньше не водила?
– Раньше, – сказала Света, – моя подруга здесь еще не работала. А кроме того, раньше вы меня никуда не приглашали!
– Ты заказывай все что хочешь, – предложил Дамкин секретарше. – Ни в чем себя не ограничивай. Но помни, что тебе надо беречь фигуру.
– Я уже все заказала, сейчас Инна принесет.
– Инна? – переспросил Дамкин. – Какое красивое имя! А ты сказала ей, что меня зовут Дамкин? Она мне так понравилась! А я ей понравился? Можешь у нее спросить?
– Сейчас еще раз получишь! – предупредила Света. – Вы привели в кафе меня или кого?
– Тебя, тебя, – успокоил Стрекозов, отвинчивая пробку у "Наполеона". Если Инна нам принесет стаканчики, мы отвернем этому императору голову.
Вернулась Инна, с любопытством поглядывая на двух кавалеров своей приятельницы. Девушка быстро накрыла на стол, Стрекозов разлил по рюмочкам коньяк.
– За нашу любимую секретаршу! – провозгласил он.
Они выпили.
– Хороший коньяк, – оценила Света, закусывая салатом из свежей капусты.
– "Камю" лучше, – сказал Дамкин.
– Тоже мне знаток нашелся!
– А что, – приосанился Дамкин. – Конечно, знаток! Уж в чем, в чем, а в коньяках я разбираюсь!
– Ты только в них и разбираешься, – бросила девушка.
– Неправда! – обиделся Дамкин. – Я еще и в девушках разбираюсь, особенно в красивых. Как ты, например.
– Да, – вспомнила секретарша. – Давно хотела об этом поговорить. Прошел тут слух, что я – ваша любовница. Ко мне уже женщин пять подходили и спрашивали, как вы, литераторы, в постели.
– Ай, ай, ай, – сокрушился Дамкин. – И тебе нечего было ответить? Это надо срочно исправить!
– Я тебе сейчас исправлю! – брови девушки в негодовании изогнулись, красные губки от волнения задрожали. Света была просто прелестна!
– Помилуйте! – вскричал Стрекозов. – И из-за этого ты расстроилась?!
– Да-а! Я ведь честная девушка!
– Ну и что? Я тоже честный юноша! – заявил Дамкин.
– Это же вы сами все эти слухи распускаете! Заладили: "Любимая девушка, любимая девушка"! Стихи мне посвящаете, рассказы, скоро еще роман какой-нибудь посвятите!
– А кому же нам еще посвящать? – поинтересовался Стрекозов. – Ты, действительно, наша любимая девушка, самая симпатичная, добрая, ласковая. У нас к тебе очень большая, чистая любовь!
– Ты не расстраивайся, Светка, – воскликнул Дамкин, наливая еще по рюмочке. – Мы тебе напишем опровержение, этакую справку, что ты никогда не была нашей любовницей.
– Опровержение?
– Ага. Напишем открытое письмо всем заинтересованным женщинам. Проверено: слухи не подтвердились. Общение литераторов Дамкина и Стрекозова со своей секретаршей до сих пор носит чисто платонический характер. Объединяет их любовь к искусству и к замечательным произведениям Дамкина и Стрекозова особенно. Во время написания новых гениальных произведений секретарша Света вообще находится в другой комнате за большим амбарным замком.
– Да! – загорелся Стрекозов. – Дверь в комнату секретарши Дамкина и Стрекозова обита оцинкованным железом, за дверью сидит зубастый кровожадный волкодав. И все ради того, чтобы похотливые литераторы не нарушали целомудренный покой своей любимой девушки. Чтобы любовь была, но чистая и светлая, как небо в морозный зимний день!
– Общаются литераторы со своей секретаршей только по местному телефону, – подхватил Дамкин, опрокинув рюмочку и зажмурившись от удовольствия. – Они диктуют в трубку свои гениальные произведения, а напечатанные рукописи Света просовывает в щель под дверью. А когда Дамкину и Стрекозову хочется выпить кофе, они предупреждают об этом Свету и запираются в ванной. Света выходит в сопровождении бдительного, щелкающего зубами волкодава и варит на кухне этот вкусный напиток, который только у нее получается таким замечательным! Оставив две чашечки на столе, девушка снова уходит назад, за железную дверь.
– А чтобы литераторы могли поцеловать любимую девушку, художник Бронштейн нарисовал на этой двери ее портрет. В порыве страсти то Дамкин, то Стрекозов подбегают к двери и целуют розовые нарисованные щечки.