Текст книги "Литераторы Дамкин и Стрекозов"

Автор книги: Павел Асс

Соавторы: Нестор Бегемотов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Глава следующая

День рождения Дамкина

На подоконнике стояли двенадцать утюгов. "Явка провалена", – догадался Штирлиц.

Анекдот

Дамкин родился в конце мая. Нам не хотелось бы указывать точную дату, а то сделают еще этот день национальным праздником, а читатель уже знает, как Дамкин отрицательно к этому относится.

На следующий знаменательный для Дамкина день солнце светило с самого утра, как бы радуясь, что у литератора Дамкина день рождения. Под окнами коты возвращались с ударной ночной смены. Радовались птички, чирикая за окном. Даже муха, бившаяся о стекло своей глупой головой, в глубине души радовалась.

А сами литераторы все еще спали и проспали бессовестным образом до самого полудня. То есть будильник-то, конечно, прозвенел, но сам Дамкин во сне никогда его не слышал, а Стрекозов проснулся, подумал: "Мой что ли день рождения? Нет. Пусть Дамкин и встает!" – и снова закрыл глаза, чтобы досмотреть увлекательный детективный сон.

Будильник потрезвонил и скорбно затих. И только в час дня раздался звонок в дверь.

Стрекозов вскочил, глянул на часы и заорал:

– Дамкин, скотина ты этакая! Гости пришли!

– Чего это они с утра пораньше? – сонно спросил Дамкин.

– Какое утро! Час дня!

Дамкин подпрыгнул, взбрыкнул ногами и под новую трель звонка завопил:

– Где мои штаны?!

– В холодильнике, – съязвил Стрекозов, который в этот день предусмотрительно лег спать в джинсах.

Дамкин нашел на столе отглаженные штаны, прижатые утюгом пионера Иванова, натянул их и бросился в коридор.

Первым пришел, как всегда, Бронштейн, который никогда не опаздывал, потому что приходил на час раньше.

– Здравствуй, Дамкин, – торжественно произнес художник, доставая из сумки коробку с утюгом. – Поздравляю тебя с твоим очередным днем рождения.

– Утюг! – воскликнул Дамкин. – Я как раз вчера жаловался Стрекозову, что у нас утюга нет и брюки нечем погладить. Ну, спасибо! Ты настоящий художник!

– Да ладно тебе... – смущенно потупился настоящий художник и, сняв сандалеты, прошел на кухню, где Стрекозов уже варил кофе. – Может, пора накрывать на стол?

– Брось ты! – сказал Стрекозов. – Светка придет и все сделает. Мы с ней договорились, что она придет на полчаса раньше.

– Повезло вам с секретаршей, – похвалил Бронштейн. – А для салата вы все сварили?

– Какой салат! Светка придет и все сварит.

– Как! – воскликнул хозяйственный Бронштейн. – Она же не успеет! Картошку с морковкой только час варить и чистить!

– Ну, если хочешь, можешь ей помочь! Света будет рада.

Бронштейн схватил кухонный нож и набросился на принесенные им накануне продукты.

– Я слышал, тут говорят о моей секретарше? – спросил Дамкин, входя в кухню и пережевывая кусочек воблы.

– Было дело, – сказал Стрекозов. – Бронштейн говорил, что нам с ней крупно повезло.

– Это точно! – радостно кивнул Дамкин. – Правда, повезло бы еще крупнее, если бы у нее была дача под Москвой, дача в Гурзуфе, машина и много-много денег, и чтобы она была дочерью издателя какого-нибудь толстого журнала...

– Остановись, – попросил Стрекозов.

– Я бы тогда на ней женился, – задумчиво сказал Дамкин. – Или лучше бы ты на ней женился, а я был бы любовником.

– Любовник нашелся! – фыркнул Стрекозов. – Если бы у нее было все, на что ты губы раскатал, она на тебя не обратила бы никакого внимания!

– Неправда! – возразил Дамкин. – Я очень представительный мужчина. А ведь я хорошо помню, как мы с ней познакомились.

Бронштейн уже немало наслушался историй о знакомстве со Светой, но и в этот раз слушал с удовольствием, не перебивая. Каждый раз это были новые истории.

– Решили мы однажды купить со Стрекозовым одеяло. Холодно, понимаешь ли, зимой спать. И купили – хорошее, красное, ватное одеяло. Идем по улице, вдруг слышим крик, смотрим, а с четырнадцатого этажа падает девушка красивая, белокурая, ножки стройные... Мы со Стрекозовым посовещались по-быстрому и решили девушку спасти: развернули одеяло и поймали ее, как пожарники.

Девушка лежала на одеяле без сознания, ярко-красные губы были слегка приоткрыты, словно ожидали поцелуя, а когда она распахнула глаза, то они оказались голубые-голубые. И звали ее Светочка.

– Мы ей потом подарили это одеяло, – добавил Стрекозов, разливая кофе по чашечкам.

Бронштейн поставил кастрюли на огонь и принялся резать колбасу. В дверь позвонили.

– А вот и Светочка, – сказал Дамкин и пошел открывать.

– Оставь дверь открытой, – крикнул вслед Стрекозов, готовя четвертую чашку. – А то эти гости замучают ходить им дверь открывать!

Это был чисто выбритый и благоухающий дорогим одеколоном "Шипр" Сократов. Вручив Дамкину утюг и крепко пожав руку, Сократов с порога закричал:

– Сейчас такой анекдот расскажу, только что придумал – вы упадете! Решил мусульманин стать евреем и пришел в синагогу делать обрезание.

Сократов обожал еврейские анекдоты. Но так как он их сам, в основном, и придумывал, то частенько их было достаточно трудно понять. Работал Сократов начальником в мастерской по ремонту телевизоров. Дамкин и Стрекозов вот уже год просили его починить им телевизор, на что Сократов логично отвечал, что он – начальник, и ничего чинить не умеет и не должен. Зато он может прислать к ним мастера. Когда литераторы соглашались на мастера, Сократов тут же возражал, что мастеру все равно придется платить, а он, Сократов, платить за них не намерен.

Читая много умных книг, он без ложной скромности считал себя философом, таким как Сократ, но не греком. Он очень любил рассуждать на различные темы, а также критиковать своих друзей, особенно Дамкина и Стрекозова, которых считал весьма посредственными литераторами и изрядными бездельниками.

– Ну, – не понял Дамкин. – И как, сделал? Чего молчишь, где продолжение анекдота?

– Какие вы тупые! – удивился Сократов. – Объясняю. Один мусульманин Саид приходит в синагогу, говорит: "Хочу быть евреем". Раввин Абрам Израилевич ему отвечает: "Надо сделать обрезание. Без этого ты не можешь стать евреем". "Мне уже сделали обрезание, чтобы я стал мусульманином!" возмутился Саид. "Жаль, – сказал раввин. – А мог бы стать хорошим евреем!"

– Не смешно! – прокричал с кухни Стрекозов. – Иди кофе пить!

– Теперь у меня два утюга, – задумчиво сказал Дамкин.

– Утюг – вещь полезная, – заметил Стрекозов. – Если сломается, можно использовать, как молоток. Или вместо пресс-папье, рукописи придавливать.

– Подаришь один Стрекозову, – посоветовал Сократов, прошел в кухню и взял предложенную чашку. – А вот еще...

– Сократов, у тебя кроме как про евреев есть анекдоты? – спросил Стрекозов.

– Есть, – гордо сказал Сократов. – Сидят два француза в одном еврейском ресторане...

– Как же я этих евреев ненавижу! – послышался голос из коридора. Дамкин, я тебе утюг дарю!

Это был обрусевший поляк Шлезинский, замечательный музыкант, умеющий играть на любом музыкальном инструменте от саксофона до консервной банки. Гитара в желтом чехле из кожзаменителя и сейчас висела за его спиной.

Шлезинский работал в том же НИИ УРАУА, что и программист Карамелькин, простым вахтером. Работа была непыльная – день сиди, три отдыхай – и поэтому Шлезинский много времени уделял музыке и девушкам. Пылкость Шлезинского доходила до того, что он пел по ночам романсы под окнами малознакомых девушек, чем весьма сильно доставал соседей и нередко имел неприятные отношения с некоторыми мужьями, если девушки оказывались замужем. Что ж, тут не Испания!

Так же, как Стрекозов у Дамкина, музыкант Шлезинский жил на квартире у программиста Карамелькина, хотя мир еще не видел двух таких разных людей. Квартира принадлежала Карамелькину, но в ней постоянно жили разные друзья программиста, которых он сердечно приглашал, а потом долго не мог выгнать. Так как у Карамелькина никогда не было денег, платил за жилье Шлезинский, который время от времени подрабатывал в ресторанных оркестрах.

У Шлезинского был один пунктик – он был веселым, жизнерадостным человеком, с которым было приятно общаться, пока речь не заходила о евреях. Тогда антисемит Шлезинский становился совершенно не в себе и, брызгая во все стороны слюной, начинал поносить и обличать евреев, которые, по его мнению, были виноваты решительно во всем, даже в плохой погоде, а уж про продажу России и говорить не приходится. Литераторы часто подсмеивались из-за этого над Шлезинским, за что тот обзывал Дамкина космополитом, а Стрекозова – жидомасоном.

– Третий! – восхитился Дамкин.

– Кто третий? – поинтересовался Шлезинский. – Я? Третьим буду. А вы что, уже пьете?

– Третий утюг, – пояснил Сократов, вылавливая из кофе дохлую муху.

– Фигня! – махнул рукой Шлезинский. – Подарите кому-нибудь.

– А где Карамелькин? – спросил Дамкин, пристраивая третий утюг на сервант рядом с остальными.

– Да пошел он в задницу, этот ваш Карамелькин! – воскликнул Шлезинский. – После того, как он насмотрелся видеофильмов со Шварценеггером, Карамелькин стал просто невыносим!

– Где это он их насмотрелся?

– Да у какого-то знакомого своего школьного друга, физика, Шлезинский вздохнул. – Недавно Карамелькин записался в секцию каратэ, вот уже два дня встает рано утром, в десять часов, бьет по стене кулаками, обливается холодной водой и меня, гад, обливает! Да еще на мне приемы каратэ отрабатывает, а я потом с синяками хожу!

– У Карамелькина бывают заскоки, – задумчиво сказал Дамкин, внимательно разглядывая утюг.

– Очень хороший утюг, – сказал Шлезинский, наблюдая за Дамкиным. Целых полчаса в очереди стоял, там двое так долго выбирали утюги, прям достали! Один – такой черненький, еврей, кажется, а другой – наоборот! И взяли десять штук, спекулянты чертовы! Я не удивлюсь, если настанет время, когда утюг негде будет купить, кроме как у спекулянтов!

– Кофе будешь? – отвлек его Стрекозов.

– Хорош кофе хлестать! – возмутился Бронштейн. – Пора уже на стол накрывать!

– Черт! – встревожился Дамкин. – А где же Светка?

– Да обойдеся как-нибудь...

– Кто тут без меня обойдется? – вошла в квартиру любимая секретарша Дамкина и Стрекозова.

– Ну, наконец-то! – завопил Дамкин. – А мы тут тебя ждем уже часа три! Где ты пропадаешь?

– Привет, ребята, – сказала Света, прошла в кухню и чмокнула каждого за столом. На кухне сразу же стало как-то радостнее и светлее.

– Дамкин, я тебе подарок принесла.

– Утюг? – с надеждой спросил Дамкин.

– Нет, книжку.

– Светочка, да ведь Дамкин не читает книжек, – сострил Сократов.

– А что за книжка? – Стрекозов, наливая кофе и секретарше, посетовал, что ему не удалось намекнуть вчера Свете про утюг.

Света присела на табуретку, положив одну красивую ножку в черном чулочке на другую, не менее красивую.

– Книжка называется "Похождения Билла Штоффа". Я за нее пятерку отдала.

– Ого! – изумились литераторы, хватая отпечатанную на ЭВМ книжку. Наш "Билл Штофф"! И что это за гады наживаются на нашем любимом романе?

– Распечатка, – сказал Шлезинский. – На ЕС ЭВМ сделана. У Карамелькина точно такие же Стругацкие были, только толще.

– Информация об издателях и авторах отсутствует, – Света, держа чашку изящной рукой с накрашенными желтым лаком ногтями, сделала глоток кофе.

– Вот сволочи! – злопыхал Дамкин, листая книгу. – Наших фамилий нет, обложка мягкая, бумага сортирная! Да, кстати, отсутствует строка "Билл Штофф перемахнул через плетень и пошел, не оглядываясь, в прерию"... И вот тут еще строки нет... Ха! Лучше б ты водки купила!

– Вот еще! – надула губки секретарша. – Я водку не пью и вас не собираюсь спаивать! Я вам пива принесла.

– Господи! – простонал Дамкин. – У нас этого пива и так больше чем три ящика!

– Да не волнуйся ты так, я только две банки купила. Зато немецкое! На, держи!

Света достала из сумочки две красивых баночки пива. Банки пошли по рукам. Таких еще никто из присутствующих не видел.

– Ну, круто, а? – стонал Дамкин. – Ну, грамотно!

– Не немецкое, а голландское, – сказал знаток Сократов, прочитав надписи.

– Банки поставим на сервант, – предложил Стрекозов. – Они очень украсят нашу комнату. Будем коллекцию собирать.

– Попробуем? – Дамкин откупорил банку, раздался хлопок, и в кухне запахло пивом.

Все сделали по глотку.

– Хорошее пиво, – оценил Сократов. – Жалко мало.

– Спасибо, милая, – литераторы Дамкин и Стрекозов подошли к любимой секретарше с двух сторон и поцеловали ее в розовые щечки.

– Мы будем накрывать на стол или не будем? – заорал Бронштейн.

Света и Бронштейн начали лихорадочно накрывать на стол, расставляя немногочисленные в этом доме тарелки и рюмки.

– Поставьте это около моего стула, – молвил Сократов, доставая бутылку "Столичной". – Зная, что у вас денег никогда не бывает, я принес все, что надо, с собой.

– И у меня есть, – похвастался Шлезинский и достал из сумки еще одну бутылку. – Только "Московская".

– Ну, – потер руки Стрекозов. – С такими друзьями мы не пропадем!

– А то! С такими друзьями, как мы, можно зайти далеко, – иронично усмехнувшись, молвил Сократов. – Это как в анекдоте, приходит один русский к другому еврею...

– Здорово, мужики! – из коридора в комнату вошел импозантный редактор газеты "Путь к социализму" по фамилии Однодневный, мужчина лет тридцати семи в полосатом пиджаке и с двумя девушками под руку. – Дамкин, с днем рождения тебя!

– Обязательно! Друзья, все ли знают нашего дорогого и уважаемого редактора Однодневного? – воскликнул сияющий Дамкин.

– Еще бы его не знать! В одном подъезде, однако, живем, – пробурчал Сократов, с которым Однодневный иногда играл в шахматы. Сократов почти всегда проигрывал, поэтому недолюбливал Однодневного.

– А эти девушки – это тоже мне подарок, правда? – с надеждой спросил именинник.

– Нет, – ответил Однодневный, снимая пиджак и аккуратно вешая его на спинку стула. – Это мои приятельницы. Я привел их сюда, чтобы доказать, что я лично знаком с авторами знаменитого "Билла Штоффа", а то они мне не верят. Смотрите, девушки, это Дамкин!

– Если наш роман такой уж знаменитый, то что бы не издать его в вашем издательстве? – спросил Стрекозов, на всякий случай улыбающийся девушкам Однодневного. – А то всякие спекулянты уже продают его на улицах.

– Бешеные деньги можно сделать! – поддержал соавтора Дамкин. – Главный редактор легко сможет купить себе машину!

– Ребята, если я его издам, то перестану быть главным редактором. А то и хуже, получу свежую магаданскую прописку. А вы, кстати, не забыли, что вам завтра нужно зайти ко мне в редакцию? Сегодня у вас праздник, не буду портить вам настроение, а завтра у нас будет суровый разговор!

– Завтра, так завтра, – беспечно сказал Дамкин.

– А как же этих девушек зовут? – игриво спросил Шлезинский, целуя ручку сначала одной, потом другой незнакомке.

– Вот эта красавица – Машенька, а эта, не менее красивая – Оленька, представил своих спутниц редактор.

– Везет же некоторым, у которых такие приятельницы, – галантно сказал музыкант. – Сегодня я буду петь исключительно для вас!

– Мы очень рады, – скромно ответила Оленька.

Машенька достала из целлофанового пакета две бутылки русской водки и поставила их рядом со "Столичной" и "Московской".

– Коллекция, – сказал Дамкин, глядя на этот натюрморт.

– Мужики! Открывайте консервы! – скомандовал Бронштейн, раскладывая вилки около тарелок.

– Пропустим по стакашке? – предложил под шумок Однодневный Сократову.

– Отчего ж не пропустить, – согласился Сократов.

– Ой, блин, чуть подарок не забыл! – вскочил Однодневный. – Утюг я тебе, Дамкин, купил. Иногда думаешь послать тебя на какую-нибудь конференцию, а ты ходишь вечно неглаженный, словно хиппи какой, смотреть на тебя стыдно.

– Чем вам хиппи не нравятся? – спросил вошедший в комнату Дюша с букетом из трех гвоздик – белой, розовой и красной.

– Заходи! – подбежал Стрекозов. – Это мой друг Дюша! Прошу любить и жаловать! Дамкин, познакомься с хорошим человеком!

– А он тоже принес в подарок утюг?

– Нет, – сознался Дюша. – У меня только цветы. Дарю.

– Единственный нормальный человек в этой компании, – одобрил Дамкин и побежал на кухню за вазой.

– Тоже мне подарок – цветы, – усмехнулся Шлезинский. – Я понимаю, женщине цветы подарить. А для Дамкина лучше чего-нибудь более материальное. Например, утюг.

– Утюг – это только деньги переводить, – возразил Дюша, принимая от Сократова полный стакан. – Пользуешься раз в году, а мешаться под ногами будет всю жизнь! Кроме того, на утюг деньги нужны, а у меня их нет.

– На что же ты цветы купил?

– Я их не покупал. Проходил мимо памятника Ленину, смотрю, неплохой букетец лежит. Ленину, я думаю, цветы и вовсе ни к чему, а у нас стол украсят!

– Логично! – сказал Дамкин и поставил вазу за своей спиной на сломанный телевизор, который никак не хотел чинить ленивый Сократов.

Глава следующая

День рождения Дамкина

(Продолжение)

Там, где грязь, кишит жизнь. Где вода чиста, не бывает рыбы.

Хун Цзычэн "Вкус корней"

Вслед за Дюшей гости посыпались, как кокосовые орехи с финиковой пальмы. Пришла школьная подруга Дамкина, а ныне валютная проститутка Зина с каким-то подвыпившим американцем – мистером Джеком Фондброкером. Зинаида относилась к литераторам с большой душевной теплотой и очень любила читать их рассказы.

Несколько лет назад друзья часто встречали ее, тогда еще молодую и неопытную, в ресторанах. Два раза им даже удавалось вырвать Зинаиду из цепких рук милиционеров, выдавая ее за свою сестру. Теперь Зинаида в совершенстве знала английский язык, похорошела собой, поумнела – работала только за валюту, и уже не ходила по советским ресторанам, где ее могли встретить литераторы. Но их бескорыстная дружба продолжалась.

Зина тоже подарила Дамкину утюг. Простой, добротный, американский утюг.

Пришел уже пьяный в стельку доктор Сачков, который принес с собой урну в виде пингвина и поставил ее на видное место около дивана. Сачков был другом Бронштейна, хотя даже Бронштейн не знал, в какой профессиональной области Сачков получил звание "доктора" и где он вообще работает. Дамкин называл Сачкова "педиатром", а Стрекозов – "доцентом". Кроме урны доктор притащил початую бутылку "Зубровки", видимо найденную им в этой же урне.

Заявился Остап, грустная личность с лошадиной физиономией, работающий в КГБ, правда, простым инженером, что ничуть не мешало этому обстоятельству служить поводом для многочисленных шуток. Дома Остапу не позволяла пить жена, и он пришел к Дамкину с двумя бутылками коньяка. Нечего и говорить, что предупрежденный Стрекозовым Остап подарил утюг.

Зашли еще две приятельницы Дамкина и Стрекозова. Поочередно целуя Дамкина, они тоже вручили по утюгу. С каждым новым подарком Дамкин радовался утюгам все искреннее, а двенадцатый принял вообще подпрыгивая от восторга.

В небольшой комнатке литераторов, не рассчитанной на такую толпу народа, сразу стало тесно, но уютно, так как каждый чувствовал себя, как дома.

– Слушай, Однодневный, я давно хотел у тебя спросить, – спросил у редактора Сократов. – Однодневный – это фамилия или псевдоним?

– Конечно, фамилия! – сказал Однодневный. – Хорошая русская фамилия! Старинная.

– Отличная фамилия! – вставил Шлезинский. – Не то, что у Бронштейна!

– Садитесь жрать, – пригласил Бронштейн, усаживаясь за стол. – А то все остынет!

– Я вижу, что Карамелькина еще нет, – сказал Дамкин.

– Да он, как всегда, опоздает часа на три, – заявил Шлезинский.

– На пять, – возразил Стрекозов. – Потому что на три и на четыре часа он уже опаздывал!

Тут, позвонив в дверь, вбежал пионер Максим Иванов.

– Дядя Дамкин! Родители волнуются насчет утюга! Что-то говорят про разных аферистов...

– А, прости, – извинился Дамкин. – Забегался с этим днем рождения и забыл.

– Да, с днем рождения вас, дядя Стрекозов! – поздравил Максим.

– И тебя также, – отозвался Стрекозов. – Водочки не желаешь?

– Нет, я не пью. Дядя Дамкин, мне бы утюг...

– Выбирай любой, – Дамкин щедрой рукой показал на ряд стоящих утюгов. – Какой больше нравится, тот и бери.

Расчетливый пионер выбрал самый красивый, американский, и напомнил:

– А вы мне еще значок обещали?

– Стрекозов! – спросил Дамкин. – У нас где-то валялся значок с Лениным, который нам на Ижорском заводе подарили?

– Валялся, – отозвался Стрекозов. – Целых два, твой и мой. Только сейчас разве найдешь? Тут такой бардак!

– Ты потом как-нибудь зайди, – посоветовал Дамкин. – Хотя, подожди. Мужики, есть у кого-нибудь значок с Лениным? Вроде я видел у кого-то.

– У меня есть, – привстал редактор Однодневный, отцепляя от лацкана пиджака, висящего на спинке стула, красный значок с портретом великого вождя. Стул вместе с пиджаком упал, редактор, уже вкусивший "Столичной", тоже свалился на пол, девушки завизжали.

– Ну вот, началось, – покачал головой Стрекозов.

Редактор выполз из-под стола с находкой и вручил Максиму значок. Пионер со знанием дела покрутил презент в руках.

– Крутой значок! Спасибо, дядя Дамкин, и вам, дядя, спасибо!

Нацепив Ильича на свою майку, пионер умчался к себе, едва не сбив с ног входящего программиста Карамелькина. Карамелькин тяжело дышал, капелька пота блестела на его лбу, очки, оправа которых была замотана изолентой, съехали на кончик носа.

– Здравствуйте, ребята! – молвил Карамелькин с порога, приветливо подняв руку. – Дамкин, я тебя поздравляю. Я тебе и подарок хороший придумал – утюг. Только подарю я тебе его не сейчас, а попозже, когда заработаю много денег.

– Можно и попозже, – согласился Дамкин. – Главное, что ты не забыл и все-таки пришел...

– Не прошло и года! – заметил Стрекозов, стоявший с поднятым для тоста стаканом. – Сегодня ты рано, Карамелькин. Всего на час опоздал! Садись вот здесь.

– Продолжайте пока без меня. Мне надо в ванную, – важно сказал программист, шокируя незнакомых девушек.

– В ванную? Ты уверен? А зачем?

– Носки постирать.

– У Карамелькина появилось чувство юмора, – едко заметил Сократов.

– Не смешно, – обиделся Карамелькин. – У меня носки грязные, а тут девушки. Не могу же я сидеть на дне рождения рядом с девушками в грязных носках!

– Брось ты, Карамелькин, – махнул рукой Дамкин. – Мы бы тебе на кухне накрыли...

– Если бы не твой день рождения, я бы обиделся, – значительно сказал Карамелькин и ушел в ванную.

– Надо будет Карамелькину посоветовать новую технологию, – заметил Стрекозов. – Если носки покрыть лаком, то они не будут пачкаться и грязниться, так что стирать их не придется.

– А еще можно эти носки сделать на молнии, чтобы снимать было удобнее.

– Только Карамелькину это не говорите, а то он обидится. Он теперь постоянно на всех обижается, – напомнил Шлезинский.

– Тише, тише! Сократов сейчас скажет тост! – пронесся за столом испуганный шепот.

Все действительно замолчали, Сократов встал, поднял свой наполненный до краев стакан и с умным видом сказал:

– Дамкин, мы тут все тебя любим, поэтому предлагаю тебе за это выпить!

Гости, опрокинув кто по рюмочке, кто по стаканчику, накинулись на закуску, приготовленную заботливым Бронштейном.

– На водочные изделия советую особо не налегать, – объявил Стрекозов, – скоро с кухни подтащут пиво!

Вскоре настал момент, когда все стали пить и разговаривать, не следя ни за именинником, ни за за общей темой разговора.

Антисемит Шлезинский пристал к художнику Бронштейну.

– Слушай, Бронштейн, если ты русский, да к тому же Иван, то почему бы тебе не сменить свою еврейскую фамилию на какую-нибудь более благозвучную?

– Например, Стрекозов! – подсказал ласковый Дамкин.

– Да у меня хорошая фамилия, – смутившись, сказал Бронштейн. – Мне ее в детском доме воспитательница дала. Между прочим, еврейка, но очень хорошая женщина. Так что ты, Шлезинский, со своим антисемитизмом очень неправ.

– Это я-то неправ? Да вот у меня на работе еврей есть, глаза, как у креветки, постоянно сопит, губищи свои раскатывает и бубнит: "Товарищ вахтер, почему вас никогда на месте не бывает?".

– А ты бываешь?

– Да не это главное! Я ему и не нужен вовсе, он же специально так, из еврейской своей вредности! Еврей, он и в Африке еврей, только черный!

– Ну, разве он виноват, что он еврей? – вступилась одна из девушек.

– А что, я виноват?! – взвился в победоносном аргументе Шлезинский.

– Брось ты, Шлезинский, – сказал Стрекозов. – Ублюдки не имеют национальности, как и хорошие ребята. Среди русских тоже много уродов, может быть, даже гораздо больше, чем среди евреев. Впрочем, кто их считает? Я имею ввиду ублюдков.

– И вообще, что вы за тему тут подняли? – возмутилась Зина. – Что о вас подумает наш американский друг?

Дамкин глянул на свою школьную подругу. Клиент бессмысленно смотрел прямо в глаза Стрекозова.

– Зинка, – спросил Дамкин. – А он действительно американец?

– Конечно, – улыбнулась Зина. – Ты же знаешь, я советских клиентов не беру. Если хочешь, можешь с ним познакомиться. Я разрешаю. Его зовут Джек Фондброкер, занимается бизнесом в Нью-Йорке. Компьютеры продает или еще что-то в этом роде...

Американец согласно закивал кучерявой головой.

– Он, кстати, всерьез занимается русской литературой, – продолжала Зина. – Очень любит Достоевского, но и вашего "Билла Штоффа" читал. Я ему переводила на ночь, чтобы уснул побыстрее... По-моему, ему очень понравилось!

– Может издаст нас на Западе? – заинтересовался Стрекозов, и они с Дамкиным подсели к американцу. Тот выпил рюмку "Московской", передернулся, запил стаканом пива.

– Сейчас оклемается, я его уже давно знаю, – заметила Зинаида, иногда мне кажется, что он больше ко мне прилетает, чем заниматься делами...

Фондброкер икнул, после чего посмотрел на соавторов неожиданно осмысленным взглядом и заулыбался.

– Джек! Эти двое – мои френдз Дамкин и Стрекозов, – представила Зина. – Они андеграунд райтер. Авторы романа "Билл Штофф".

– О! Йес! – восхитился Джек. – "Билл Штофф" – это... – американец заглянул в блокнот, – весьма круто!

– Здорово он насобачился по-русски, – похвалил Дамкин, еще не решаясь обратиться прямо к заграничному гостю.

– Да, я есть учился в колледж русскому языку пять лет.

– Какими судьбами к нам в Совок?

– Анжелика, что есть "Совок"?

Зина, работающая под псевдонимом Анжелика, разъяснила:

– Советский Союз, сокращенно.

– О, я есть записывать, – Джек полез за блокнотом. – Совок...

– Давай я тебе запишу, – сказала Зинаида, забирая у него блокнот и ручку. – Ничего без меня сделать не может...

– Значит, "Билл Штофф" вам понравился?

– О, да. Я читал ваш книга. Мне понравился ваш роман. Мне нравится ваша водка. И мне нравятся ваши женщины!

Джек хватанул еще рюмочку и обнял Зину-Анжелику.

– Ну, наши женщины всем нравятся, – дипломатично заметил Стрекозов. А вот как насчет издания нашего романа в Америке?

– Америка любит Достоевского, – ни к селу, ни к городу заявил мистер Фондброкер.

Сократов, прислушавшийся к разговору, на этих словах довольно фыркнул.

– На фиг вы кому нужны! – сообщил он литераторам. – Ваш роман – это преклонение перед западным образом жизни.

– Когда это мы перед кем-то преклонялись?

– А о чем ваш "Билл Штофф"? О ковбойчиках, американчиках разных. При Сталине вас бы уже давно расстреляли. Да и сейчас, я думаю, досье на вас уже лежит в архивах КГБ. Зачем вам лишние неприятности, связанные с изданием за границей? Денег вы оттуда получить не сможете, эмигрировать не получится – родственников у вас за границей нет, фиг выпустят! А здесь вас вообще печатать перестанут. И КГБ не дремлет. Спросите у Остапа.

– Остап, КГБ не дремлет? – спросил Дамкин.

– Хрен его знает, – отозвался Остап, в который раз прикладываясь к рюмке коньяка, смешанного с пивом. – Я иногда сплю на работе, но поручиться за остальных не могу. Про КГБ никому ничего не известно. Я даже не знаю, что в соседней комнате делают.

– А разве ты не общаешься с сослуживцами?

– Пообщаешься тут! Недавно у одного из соседней комнаты одолжил кипятильник, на следующий день прихожу – их комната опечатана, от мужика ни слуху, ни духу... А вы говорите "КГБ"!

– О, КГБ, – вымолвил Джек и, тупо уставившись в тарелку с салатом, задумался.

– Клиент готов, – пошутил Стрекозов.

– А его сейчас не стошнит? – обеспокоенно спросил Дамкин.

– Еще чего! – обиделась Зинаида. – Он при мне еще ни разу не блевал!

– А вот и я! – в комнату вошел радостный босой Карамелькин, который не только постирал носки, но и голову успел помыть. – Вы еще не все сожрали?

– Ищите и обрящете. Может быть что-то осталось.

Карамелькин быстро оценил расположение за столом и, потеснив двух приятельниц Дамкина и Стрекозова, сел между девушками, чтобы они могли за ним поухаживать.

Так и случилось. Девушки наложили Карамелькину полную тарелку, которую он сразу же придвинул к себе.

– Салат – это хорошо, калорийно, – приговаривал программист. – И помидоры хорошо. Бронштейн, положи мне картошечки. Теперь мне надо питаться как можно лучше. Я теперь каратэ занимаюсь! Дамкин, протяни мне три куска колбасы! Друзья мои, мне бы неплохо потолстеть.

С тех пор как Карамелькин занялся каратэ, он в гостях старался есть самую калорийную пищу. В гости он начал ходить раза в три чаще, а приглашали его в три раза меньше. Сам Карамелькин не мог себе позволить тратиться на продукты и с сожалением видел, что желающих его кормить немного.

– Толстый Карамелькин, да еще каратист – это страшно, – сказал Стрекозов.

– Ну, не толстый, это я погорячился, – Карамелькин сунул в рот ложку салата, подцепил вилкой шпротину и, пережевывая, продолжил разговор. – Буду упитанным и мускулистым. Вы видели хоть один фильм с Арнольдом Шварценеггером?

– Нет, откуда! У нас даже телевизора нет! – Дамкин развел руками. Сократов чинить не хочет...

– Это идеал мужчины! – с энтузиазмом воскликнул Карамелькин.

– Ба, Карамелькин, – удивился Дамкин. – Уж не стал ли ты гомосексуалистом?

– Сам ты козел, – обиделся Карамелькин. – Я имел ввиду эталон физического состояния тела настоящего мужчины. Вот увидите, три месяца тренировок – и я стану как Арнольд. У нас в секции учитель, сэнсей по-нашему, бывший чемпион мира по каратэ. Китаец. Так вот. Сэнсей об Арнольде тоже высокого мнения, хотя он и не каратист.

– Кто, сэнсей или Арнольд? – спросил Дамкин.

– Карамелькин, ты что, действительно думаешь, что можешь стать каратистом? – поинтересовался Стрекозов.

– Да! В нашей секции преподают школу богомола. Очень хорошая школа. И недорого, всего десять рублей за занятие.

– Целых десять рублей! – поразился Стрекозов и замер с раскрытым ртом.

– Так ты теперь каратист? А сколько в тебе каратов? – попытался сострить Дамкин.

– Дамкин, ты дурак.

– Карамелькин! Почему надо обязательно посещать школу какого-то богомола? – не унимался Дамкин. – С таким же успехом ты мог пойти учиться в школу молодого коммуниста или в школу повышения квалификации!

– Главное, бесплатно, – добавил Стрекозов, с трудом выходя из транса. – Глядишь, нам бы взаймы денег дал.

Карамелькин хмыкнул и быстро поднялся с кресла. Девушки осторожно отодвинулись.