Текст книги "Литераторы Дамкин и Стрекозов"

Автор книги: Павел Асс

Соавторы: Нестор Бегемотов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Не успели отцы города разместиться за столом, как откуда ни возьмись рядом с ними появились молоденькие девушки, которые с удовольствием садились к этим достойным гражданам на колени, смеялись и целовались. Дамкина и Стрекозова усадили рядом с первым секретарем.

– Ну, как вам наш праздник? – спросил Иван Семенович, обильно намазывая на хлеб с маслом сначала слой черной, потом красной икры.

– Весьма, весьма! – похвалил Дамкин, еле двигая набитым ртом. Праздник – это просто великолепно. А города такого я еще ни разу не видел!

– Замечательный город! – подхватил Стрекозов, обнимая севшую к нему на колени Свету, которая по какой-то загадочной причине обиделась на Дамкина. – Я думаю, это все благодаря вашим заботам?

– Да, – с удовольствием подтвердил товарищ Журдымбабаев. – Я много сделал для нашего города. Вот недавно построили новый горком на проспекте Ленина. Он затмил собой даже старинный дворец наместника японского императора. Во дворце только два этажа, а у нас в горкоме – целых пять!

– Очень, очень круто! – жевал Дамкин.

После ресторана литераторов отвезли в гостиницу. Отдуваясь после всего съеденного, Дамкин еле-еле нашел в себе силы заказать по телефону кофе.

– Дамкин, – намекнул Стрекозов, расположившись вместе с блондинкой Светой на диване, – а может, ты хочешь принять ванну? С чашечкой кофе?

– А что, – согласился Дамкин. – Было бы неплохо. А вы без меня не будете скучать?

– Постараемся.

Кивнув головой, Дамкин захватил чашечку ароматного дымящегося кофе и отправился принимать ванну.

На следующее утро литераторов повозили на машине по городу, показали новый горком, старый дворец японского наместника, еще раз накормили в ресторане. Дамкин и Стрекозов купили подарки для своих московских девушек. И, наконец, под вечер их привезли в аэропорт.

– До свидания! – жал литераторам руки товарищ Журдымбабаев. – Я надеюсь, вы напишете достойную статью о нашем городе.

– А как же! – заверил его Дамкин. – Мы всегда хорошие статьи пишем.

– Тогда приезжайте к нам еще!

Литераторы сели на самолет, который тут же загудел моторами, пронесся по взлетной полосе и поднялся в вечернее небо. Дамкин и Стрекозов некоторое время смотрели на мелькающие внизу сопки, а после того, как самолет пролетел над Татарским проливом, распили захваченную из гостиницы бутылку "Наполеона" и заснули. Их ждала хлебосольная Москва...

Глава еще одна,

в которой Сократов и Карамелькин

критикуют статью о Сахалине

Когда я слышу слово "культура", я хватаюсь за пистолет!

Доктор Геббельс

Я хочу прожить жизнь так, чтобы потом не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Чтобы каждый мальчик в моем городе мог подойти и сказать: "Здравствуй, папа!"

Доктор Кинчев

На кухне шумно закипел чайник. Стрекозов сбегал, заварил свежий чай и принес чайник в комнату, накрыв полотенцем. Они сидели у Карамелькина за маленьким журнальным столиком (другого у Карамелькина не было), Дамкин и Карамелькин курили, а Сократов с выражением читал статью литераторов о Сахалине.

– Ну, как? – спросил Дамкин, когда Сократов отложил стопу исписанных листов.

– Да фигня какая-то, – заметил Сократов, наливая чай в граненый стакан и кидая два кусочка сахара.

– Как это, фигня? Мы эту статью два часа писали. Извольте объясниться!

– Вы начинаете статью в лучших советских традициях: восхваляете трудовые будни, изображаете симпатичного первого секретаря. Но в некоторых местах вдруг скатываетесь на типичный для вас иронически-антисоветский стиль: корейцы гонят жень-шеневую водку, Ленин смотрит на Павлика Морозова, а потом вообще испошляетесь полностью. Надо было выбрать что-либо одно: или все хвалить, или все обгадить. А так как, если вы все обгадите, вас выгонят с работы, значит, надо все хвалить.

– Мы писали только то, что думаем. Мы честные журналисты, – сказал Стрекозов.

– А репортеры мы еще более честные. Директор одного санатория предлагал нам двадцатку, чтобы мы не писали об отсутствии горячей воды, а мы отказались.

– Было дело, – вспомнил Стрекозов, – вернее, двадцать рублей мы взяли, а потом все равно написали, что в санатории нет горячей воды и в номерах убирают очень плохо.

– Очень интересно, – саркастически произнес Сократов, так что стеклышки его позолоченных очков воинственно блеснули. – В таком случае, совершенно непонятно, откуда вы в конце своей статьи взяли ресторан, отцов города и молоденьких девушек... Очень сильно все это напоминает вашего "Билла Штоффа".

– Ну и что? Художник имеет право на некоторый исторический вымысел.

– Имеет, имеет. Это вы все Однодневному скажете. Такую статью нельзя нести в редакцию, – Сократов отхлебнул чай и с удовольствием зажмурился. Вас выгонят с работы.

– Да брось ты! – сказал Стрекозов. – За что? Как Однодневный может нас выгнать за такой блистательный репортаж?

– Сократов прав, – глубокомысленно молвил Карамелькин, стряхивая пепел на пустое блюдце. – Это очень плохая статья.

– Да ты вообще ни в чем не разбираешься! – накинулся на него Дамкин. Тоже мне, критик!

Карамелькин обиженно засопел.

– А кроме того, – усмехнулся Стрекозов, – мы и нормальную просоветскую статью тоже написали. Если первая не пройдет, отдадим вторую.

– Так что все схвачено! – торжествующе воскликнул Дамкин.

– Арнольд, – спросил Стрекозов. – Ты говорил, курить вредно! Разве ты не бросил? Какого черта ты тут куришь? Сам отравляешься и нас отравляешь!

– Я постепенно бросаю, – объяснил Карамелькин. – Неделю не курю, потом немножко курю, потом опять не курю...

– А Шварценеггер вообще не курит!

– Я тоже брошу в конце концов.

– Ну, ну! – бросил Стрекозов.

– Да! – вспомнил Дамкин. – Мы же секретарше главного редактора обещали духи купить!

– И чулочки, – добавил Стрекозов. – И не мы, а ты!

– Вы бы ей еще японский телевизор пообещали привезти, – усмехнулся Сократов.

– Где бы деньги взять на эти духи? Сократов, одолжи сто рублей!

– Да пошел ты! Нашел у кого спросить. Я сам от зарплаты до зарплаты еле дотягиваю.

– Дамкин, – задумчиво произнес Стрекозов. – А у нас дома еще куча утюгов есть.

– Много на них не заработаешь, – махнул рукой Дамкин. – Что же делать?

– Завтра что-нибудь придумаем, – Стрекозов налил себе еще стакан. Арнольд, а как твоя пэтэушница?

– Не пэтэушница она! – возмутился Карамелькин. – Сколько раз можно говорить!

– Откуда ты знаешь? Ты что, с ней уже встречался?

– Нет, но я думаю, что скоро встречусь.

– Потом расскажешь? Мы напишем об этом любовный роман.

– Расскажу, – пообещал Карамелькин. – Но роман я вам об этом писать не позволю!

– А жаль, крутой был бы роман, – подумал Стрекозов вслух. – Как "Анна Каренина"! Но смешнее...

Глава следующая,

в которой Карамелькин получил второе письмо

...И кушать творог – так полезней,

И покупать себе цветы,

Уже на ты не мыслить сверстниц,

Бежать от всякой суеты,

И таять северной болезнью,

Бродя по комнатам пустым.

Аня Мамченко "Не-врастения"

Утром Дамкин и Стрекозов встали пораньше. День предстоял хлопотный, надо было придумать, где взять денег на духи для секретарши Люси. И, по возможности, не только придумать, но и достать эти деньги!

На единственной в комнате кровати спал Карамелькин. Около балконной двери укрытый спальником на надувном матрасе храпел Шлезинский, вернувшийся поздно ночью.

Дамкин поставил чайник. Стрекозов обнаружил, что в доме Карамелькина нечего есть – нет даже хлеба. Дамкин, горько вздохнув, выключил чайник, и литераторы, собрав последнюю мелочь, пошли за хлебом.

Спустившись на лифте вниз, соавторы обнаружили на почтовом ящике Карамелькина жирный крест, нарисованный красным фломастером.

– Карамелькин – старый бабник, – осудил Дамкин. – На молоденьких девочек его, видишь ли, потянуло!

Стрекозов ухмыльнулся, и они вышли из подъезда.

На скамеечке возле дома сидели две старушки, и одна из них, сильно переживая, говорила другой:

– Совсем эта молодежь распоясалась! Нету никакой управы! Вот неделю назад Васька из 148 квартиры у бабки Маруси пододеяльник украл и в Карлсона играл. Такой маленький, а уже преступник! А позавчера какой-то хулиган в подъезде выключатель свинтил. Теперь свет не включишь!

Дамкин тихо сказал Стрекозову:

– Кажется, я знаю, что за мерзавец скрутил в подъезде выключатель.

– А ты думал, Карамелькин его купил? Станет он деньги тратить!

Литераторы зашли в магазин, купили хлеба, масла и вернулись домой. Шлезинский все так же храпел, а Карамелькин, к великому удивлению Дамкина и Стрекозова, уже проснулся и, повесив на стену кипу газет, озлобленно долбил по ним кулаками.

– Арнольд, ты что, пришизел? – спросил Стрекозов, в то время, как Дамкин вновь ставил чайник.

– Я тренируюсь, – тяжело дыша, сказал Карамелькин. – Кулаки должны быть набиты, а то можно о чью-нибудь морду пальцы разбить.

– Стенку проломишь!

– Не проломлю, она крепкая. Я так уже две недели тренируюсь.

– И помогает?

– Еще как! Тут недавно такой случай был! – глаза Карамелькина воинственно засверкали. – Сидел я в очереди в домоуправлении рядом с симпатичной девушкой. Она так неприятно ела эскимо, просто кошмар! Я сидел, сидел, а потом и говорю ей: "Девушка, вы так мерзко пожираете мороженое, у вас при этом такое дебильное выражение лица, что вы становитесь похожи на анацефала!"

– Так и сказал? Ну ты даешь! Так это ты с ней подрался?

– Да нет же! Тут подбегает мужик и вопит: "Что вы себе позволяете? Это моя жена!". Я ему вежливо отвечаю: "Я вам искренне сочувствую". Он мне: "Пойдем выйдем!". Я говорю: "Пойдем". Ну, вышли. Он попытался меня ударить, попал по уху, я подставил блок, а потом как врезал ему промеж глаз! Он и отвалился!

– Карамелькин, мужик вступился за свою жену, а ты ему навесил, разве это хорошо? – спросил Стрекозов.

– Но у нее действительно было дебильное лицо, когда она с таким отупением ела мороженое. Я ей просто чисто по-дружески посоветовал, ей же на пользу – красивее будет. Так-то она ничего была, симпатичная...

Арнольд перестал избивать стенку, достал из-под кровати канализационный люк, лег на пол и начал, отдуваясь, поднимать его над собой.

– Кошмар какой! – Стрекозов округлил глаза. – Вылитый Шварценеггер! и литератор прошел на кухню.

Дамкин налил чай в стаканы, порезал хлеб и намазал его маслом. Литераторы позавтракали. Карамелькин крикнул из коридора:

– Я ушел заниматься бегом!

– Совсем Карамелькин свихнулся на своей физкультуре! – сказал Стрекозов.

– И главное, заметь, у него все это наплывами. Посмотрит фильм про каратэ, вдохновится. Целую неделю занимается спортом, не курит, встает рано утром. А потом расслабляется, опять спит до двенадцати...

Литераторы попили чай. Дамкин выкурил папиросу.

Хлопнула дверь, и в кухню вбежал Карамелькин.

– Вот! – воскликнул программист, помахивая письмом.

– Пэтэушница? – спросил Стрекозов.

– Она! – выдохнул Карамелькин. – Только она не пэтэушница!

– Это мы уже слышали. Ты уже прочитал?

– Сейчас прочитаем! – заверил друзей Карамелькин, присел к столу, вытащил из конверта густо исписанный листок в клеточку и стал читать.

– "Милый, любимый, единственный мой!"

– Какой высокий слог, а! – вставил Стрекозов. – Как у Пушкина в "Евгении Онегине"!

– Да не перебивай ты, а то я читать не буду! – нетерпеливо подпрыгнул Карамелькин.

– Я ведь только похвалил!

– "Милый, любимый, единственный мой! – начал читать Карамелькин. Милый друг! Снова пишу вам. Я видела вас в последний раз каким-то озабоченным. Может быть вы поссорились со своей возлюбленной? И потому так напились? Я думаю, что у вас было много женщин, это всегда сразу видно. Вы так красивы, ловки. Я так боялась, что слишком настойчива, и как же я была рада, что ты нарисовал на почтовом ящике знак нашей любви! Я так скучаю по тебе, так хочется, чтобы ты меня обнял, прижал к своему сердцу! Я так много думала о тебе, что в школе по географии получила тройку..."

– Что я говорил! Школьница! – воскликнул Стрекозов. – Да еще и троечница!

– Да не перебивай ты, урод! – возмутился Карамелькин. – "Вообще-то, я отличница, но сейчас не могу ни о чем думать, кроме моей любви к тебе, поэтому получаю тройки. А вообще я круглая отличница, и все мальчики из нашего класса за мной ухаживают. Ты бы им запросто дал в нос, они все слюнтяи, грубые и неженственные. Предлагаю встретиться. Только не в нашем районе, а в парке культуры и отдыха имени Горького, где можно погулять по тенистым аллеям, посидеть в кафе, поговорить о нашей любви! Приходи сегодня в три часа дня к главному входу в парк. Я сама к тебе подойду. До встречи, дорогой! Твоя..." Подпись неразборчива.

– И ты пойдешь? – спросил Дамкин.

– А как же! – радостно вскочил Карамелькин. – Цветы куплю, свожу девушку в кафе!

– А как же растление малолетних? – поинтересовался Стрекозов.

– Дурак ты, Стрекозов! Это ты, может, ее сразу бы изнасиловал, а у меня будет к ней чистая любовь!

– Да, – протянул Дамкин. – Это очень романтично! А может, и нам с тобой сходить? Посмотрим на твою школьницу, оценим...

– Нет уж, спасибо! – отмахнулся Карамелькин. – Вы мне все испортите!

– А чего портить-то, если это у тебя будет только чистая любовь?

– Да идите вы! Никакой любви не будет! У меня самые честные намерения. Мы встретимся, я угощу девушку мороженым и объясню ей, что когда-нибудь она действительно познакомится с молодым человеком, которого сможет по настоящему полюбить...

– Дамкин, – сказал Стрекозов. – Не приставай к влюбленному юноше. Нам с тобой надо думать, где денег взять.

– Да, Карамелькин, а на какие шиши ты ее в кафе поведешь?

– Есть у меня пять рублей...

– Богатенький Буратино, – завистливо покачал головой Дамкин.

– Ладно, – Стрекозов встал. – Собирайся, Дамкин. Пойдем деньги зарабатывать.

– Как это ты их заработаешь?

– Легко! – объяснил Стрекозов. – Если найдем у Карамелькина шляпу, можно почитать стихи на Арбате. Там кого-нибудь из знакомых встретим, одолжимся. А еще помнится, мы недели две назад относили с десяток рассказов в редакцию журнала "Колхозное раздолье". Может, там что обломится. Пошли.

– Ну, пошли, – сказал Дамкин, допивая чай. – Только я кофейку бы вмазал в какой-нибудь кофейне.

– Кофейку – это не помешает, – согласился Стрекозов.

Глава следующая

Дамкин и Стрекозов встречаются с чутким редактором

и еще одним литератором

Всего же больше он мечтал о славе писателя.

И.А.Гончаров "Обыкновенная история"

Дамкин и Стрекозов прокатились на метро, вылезли из душных подземелий на свежий воздух и, размышляя по поводу вечной нехватки денежных средств, поплелись по улице в сторону редакции журнала "Колхозное раздолье", куда две недели назад предприимчивый Дамкин отнес с десяток рассказов и стихотворений.

– Там редактор – вполне симпатичный мужик, – говорил Дамкин. – Так вежливо разговаривал, даже спасибо сказал. Обещал, что обязательно чего-нибудь напечатает.

– А он читал "Билла Штоффа"? – ревниво спросил Стрекозов.

– Говорит, не читал. Но очень наслышан.

– Надо будет ему подарить экземпляр с дарственной надписью.

– Подарим, – Дамкин закурил. – О! Смотри-ка! Евсиков!

– Привет, литераторы, – важно поздоровался студент Евсиков, шагающий навстречу Дамкину и Стрекозову с огромным рюкзаком за плечами и двумя баулами в руках.

– Ты что, Евсиков, за колбасой собрался, мешочником стал? – миролюбиво поинтересовался Дамкин.

– Какая еще колбаса? В поход иду, – пояснил студент. – Такие клевые места обнаружили! Уже третий раз туда едем. Хотите, поехали с нами, у нас компания веселая.

– Опять без женщин? – спросил Стрекозов.

– Ну, почему же, – Евсиков поставил баулы на асфальт и подпрыгнул, поправляя рюкзак. – Идут с нами три девочки.

– Так ведь от женщин в лесу одни неприятности!

– Да нет, – возразил Евсиков, снова подхватывая баулы. – Есть определенная польза. Обед сварить, посуду помыть...

– Эксплуататор, – заклеймил Дамкин. – Разве можно женщин заставлять так работать?

– А чего им еще в лесу делать? – удивился студент. – Ну, ладно, заболтался я тут с вами, на электричку опаздываю!

И Евсиков побежал дальше.

– Интересная у людей жизнь, – заметил Стрекозов завистливо. – В походы ходят... Надо было у него денег стрельнуть.

– Брось, – Дамкин выплюнул недокуренную папиросу и взялся за ручку двери здания редакции. – Сейчас редактор нас расцелует, выдаст гонорар, вот тебе и деньги.

Литераторы прошли по длинному коридору мимо разных дверей, из-за которых слышались звуки музыки, стук пишущих машинок, громкие, хорошо поставленные мужские голоса, читающие нечто похожее на статьи, женские визги. Наконец, Дамкин и Стрекозов остановились у двери с табличкой: "Аркадий Натанович Равнодушный. Главный редактор".

– Кажется, нам сюда, – сказал Дамкин.

– Как же ты любишь, Дамкин, общаться с главными редакторами, вздохнул Стрекозов, и литераторы, постучавшись, вошли.

– Здравствуйте, – сказал вежливый Дамкин.

– Вы к кому? – поинтересовалась симпатичная секретарша-брюнетка, сидевшая за столом перед пишущей машинкой.

– К Аркадию Натановичу. Мы – литераторы Дамкин и Стрекозов.

– Подождите, – сказала секретарша. – У него там уже сидит один литератор.

– Вот как? – Дамкин подошел к секретарше. – А как вас зовут?

– А вам зачем?

– Ну, как же! Мы теперь сюда часто будем ходить. Ваш журнал будет наши рассказы печатать.

– Надя.

– Надежда, – с восторгом произнес Дамкин. – Какое имя, а, Стрекозов! Мы сюда пришли с надеждой, повстречали здесь Надежду!

Стрекозов уселся в кресло возле огромного фикуса, стоящего в горшке, и закинул ногу на ногу.

– Сразу возникает целая масса вопросов. Вот интересно, а что вы делаете сегодня вечером? – не отставал Дамкин.

– Вечером я учусь в вечернем институте.

– Не может быть! – восхищению Дамкина не было пределов. – Ну, надо же! Мало того, что девушка красива, она еще и умна! Это, скажу я вам, такая редкость в наше время!

Дверь в кабинет главного редактора открылась, и оттуда выпорхнул чернявый молодой человек с бегающими глазками.

– Хорошо! Завтра же принесу переделанный вариант повести, – закончил он начатый разговор. – До свидания, Аркадий Натанович!

Склонив голову, еще один литератор закрыл дверь и, повернувшись к секретарше, восторженно проговорил:

– Замечательный человек! Все объяснил, указал на все недочеты! Ах, чернявый заметил Дамкин и Стрекозова. – Это, кажется, литераторы Дамкин и Стрекозов? Авторы "Билла Штоффа"? Я вас недавно видел на Арбате! Очень был поражен! Я думал, вы – мистификация, чей-нибудь розыгрыш, а вы оказались вполне живыми людьми...

Секретарша с уважением посмотрела на таких известных литераторов.

– А я тоже литератор, – молодой человек бросился пожимать руки Дамкину и Стрекозову. – Моя фамилия Торчков! Я тоже когда-нибудь стану известным. Вступлю в Союз писателей. Или, на худой конец, в Союз журналистов! Вы к редактору? Идите, идите! Это такой замечательный человек! Я вас здесь подожду! Возле Наденьки!

Оставив словоохотливого Торчкова наедине с секретаршей, Дамкин и Стрекозов вошли в кабинет главного редактора.

– Здравствуйте, – смущенно молвил Дамкин. – Я заходил к вам недавно, приносил несколько рассказов...

– Как же, как же! – воскликнул Аркадий Натанович. – Я вас прекрасно помню. Вы – Шашкин! М-м-м... То есть, Пешкин!

– Дамкин, – подсказал Дамкин.

– А, ну да! Дамкин! Я ваши рассказы просмотрел. Особенно вот этот, про грузина Гиви Шевелидзе и пришельца. Очень хороший рассказ! Изящный и в то же время не без иронии. Непременно его напечатаем. Есть у меня, правда, пара замечаний. У вас тут написано: "Ничто не волновало Гиви, ему было наплевать на холодную войну" и так далее. Это, знаете ли, несколько аполитично! Советского человека не могут не волновать такие острые вопросы современности. Надо исправить и написать, что он был очень озабочен "холодной войной" и так далее. Затем, вот тут у вас пришелец превращается в обнаженную девушку. Это, знаете, слегка аморально. С вашего позволения, девушку мы уберем. Вы не против?

– Ну, в общем, конечно...

– Вот и отлично! – просиял редактор Равнодушный. – Тогда этот рассказ мы поместим в следующем номере.

– А остальные?

– Остальные я еще не успел внимательно просмотреть, зайдите в следующий раз. Но я думаю, мы будем с вами активно сотрудничать! Если вы еще и статьи можете писать, например, о сельском хозяйстве, это вообще для нас находка!

– Можем, – согласился Дамкин. – Сельское хозяйство мы хорошо знаем. Стрекозов даже родился в деревне. А вот как насчет гонорара?

– Гонорары у нас хорошие. Правда, выплачиваем мы их раз в два месяца... А это будет, – здесь редактор задумался. – А это будет ровно через десять дней и четыре дня!

"Наверное это по китайскому исчислению", – подумал Дамкин, пораженный этой цифрой, но все же спросил:

– А авансом нельзя получить?

– К сожалению, – развел руками Аркадий Натанович. – Заходите еще, приносите побольше рассказов, стихов и так далее! Романов там, повестей! Можете даже сценарий какой-нибудь написать для сельского клуба.

– До свидания, – хмуро сказал Дамкин.

Литераторы вышли. К ним тут же подскочил Торчков.

– Ну, как? Правда, отличный мужик? Как он понимает нашего брата-литератора! Вы сейчас куда?

– Кофе пить, – вздохнул Стрекозов.

– Я с вами, – решил Торчков. – До свидания, Наденька!

Литераторы вышли из редакции в подавленном состоянии. Вслед за ними, подпрыгивая, словно кто-то дергал его за невидимые нити, бежал Торчков, разглагольствуя:

– У меня на днях такой рассказ написался! Очень хороший! А вы знаете, сколько рассказов надо опубликовать, чтобы приняли в Союз писателей?

– Не знаем.

– Много, – Торчков погрустнел. – Надо не меньше тридцати публикаций. Я очень хочу вступить в Союз, а рассказы так медленно пишутся. Вы не хотите написать что-нибудь со мной в соавторстве?

Литераторы вошли в кофейню.

– Я угощаю, – Торчков заплатил за кофе, и они уселись за столик. – Ну, так как насчет соавторства?

– Вообще-то, мы только вдвоем пишем. У нас характер тяжелый, – сказал Дамкин.

– Жаль, – огорчился Торчков. – А может темы какие для рассказов подкинете?

– Да темы тут кругом, – Дамкин обвел окружающий мир рукой. – Только успевай записывать.

– А у меня мало тем. Записывать я успеваю, а темы нахожу с большим трудом.

– Слушай, Торчков, – Стрекозов наклонился к новому приятелю. – Хочешь, мы с Дамкиным тебя пропихнем в Союз писателей?

– Да! А как?

– У нас полно накопилось рассказов, сами мы редко печатаемся. Что, если ты их опубликуешь под своей фамилией?

– А это не будет плагиатом? – задумался Торчков.

– Нет, ты что! Плагиат – это, когда кто-то у кого-то что-то списывает. То есть ворует. А у нас все по мирному договору!

– Ну, тогда другое дело! – просиял Торчков. – А какие ваши условия?

– Червонец – рассказ. Даешь сейчас сто рублей, едем к нам, мы тебе даем десять наших лучших рассказов.

– Поехали, – вскочил Торчков.

– Подожди, – остановил его Дамкин. – Надо кофе допить.

Глава следующая,

в которой Дамкин и Стрекозов общаются со спекулянтом

Склонен до всего коснуться глазом

разум неглубокий мой, но дошлый,

разве что в политику ни разу

я не влазил глубже, чем подошвой.

Игорь Губерман

Иногда Дамкин писал рассказы в одиночестве, и бывало, Стрекозову эти рассказы не нравились. И наоборот, Стрекозовские опусы частенько не восхищали Дамкина. Такие произведения они относили в туалет и использовали бумагу по назначению.

Продав Торчкову двенадцать таких рассказов (на все деньги, что были у будущего члена Союза писателей), Дамкин и Стрекозов отправились к знакомому спекулянту Хачику покупать обещанные секретарше Люсе духи и колготки.

– Секретарша, Дамкин, – заметил Стрекозов, – это самое важное в газетной жизни, важнее, чем сам редактор.

– Я это всегда говорил! – согласился Дамкин.

Армянин Хачик Абрамянц жил в том же доме, что и литераторы. Приехав три года назад из Еревана поступать в МГИМО, Хачик, имевший нулевые познания, естественно, не поступил ("Не хватило денег," – горестно говорил он), но возвращаться в родной город не захотел, а провернул хитрую операцию с фиктивной женитьбой и прописался в Москве. Затем Хачик купил комнату и тут же обменял ее на однокомнатную квартиру. Предприимчивый армянин покупал и продавал все, что только можно было купить или продать, а продавалось, естественно, все. В любое время дня и ночи у него можно было купить, в принципе, любую вещь, а про то, чего у Хачика не было, он говорил:

– Падажди, слущай! Завтра прихады, я достану!

Через некоторое время Хачик обзавелся новыми "Жигулями", ездил по Москве в шикарной дубленке с шикарными женщинами, сорил деньгами в ресторанах.

Дамкин позвонил в обитую кожей дверь. Мелодичный звонок проиграл "Турецкий марш" Моцарта, и женский голос из-за двери спросил:

– Кто?

– Стрекозов, – сказал Дамкин.

– И с ним Дамкин, – добавил Стрекозов.

Дверь открыла красивая дама в китайском халате. Халат, густо расшитый цветами, драконами и иероглифами, распахнулся на груди, и Дамкин с удовольствием отметил вслух, что женщины с большой грудью ему очень нравятся. Улыбнувшись Дамкину, дама запахнула халатик и томным голосом осведомилась:

– К кому?

– А что, – спросил Стрекозов, – тут кроме Хачика еще кто-то живет? Хачик! Ты дома?

– Э! – отозвался голос из ванной. – Я дома!

Дверь ванной отворилась, и вышел абсолютно голый Хачик.

– Здорово! – деловито молвил армянин, вытирая голову полотенцем. Прахады в комнату! Дорогая, – обратился он к женщине. – Кофе хачу!

Литераторы прошли в хорошо обставленную комнату.

– Женился что ли? – спросил Дамкин. – Классная бабенка!

– Что я, с дуба рухнул? – возмутился Хачик, надевая такой же, как у женщины халат. – Еще чего! Жениться! Свобода дороже!

В зависимости от настроения Хачик мог говорить и без кавказского акцента. В основном, акцент появлялся у него в разговоре с женщинами или с важным начальником, от которого Хачику было что-нибудь надо. Подойдя к серванту, спекулянт достал непочатую бутылку армянского коньяка.

– Садитесь, – он радушным жестом указал на кресла. – Слушай, Дамкин, я тут для вас машину нарыл... Вам машина не нужна?

– Вообще-то... – протянул Дамкин.

– Вижу, нужна! – Хачик налил коньяк в рюмочки. – Дорогая! Где кофе?!

В комнату вошла женщина, соблазнительно покачивая бедрами, с подносом, на котором стояли три чашечки кофе, источающие непередаваемый аромат.

– Хорошо быть богатым, – молвил Дамкин, следя за движеньями женщины восхищенным взглядом. – Когда разбогатею, познакомлюсь с каким-нибудь гаремом...

– Бабник, – заклеймил Стрекозов, взяв с подноса чашечку. Когда-нибудь женщины тебя погубят, и ты сопьешься.

– За нас, мужчин! – провозгласил Хачик, поднимая рюмку. – Если бы не было нас, разве кто-нибудь смог бы оценить женскую красоту?

Они выпили. Хачик, прикрыв глаза, почмокал губами.

– Настоящий армянский коньяк! Знаешь, Сталин очень любил армянский коньяк!

– Не Сталин, а Черчилль, – поправил Стрекозов. – Это я тебе прошлый раз в ресторане говорил.

– А, точно! – Хачик стукнул себя по лбу. – Память немножко как у верблюда стала! Так вот. О машине. Собственно, это не машина, а так... "Запорожец". Но в рабочем состоянии! Зверь, а не машина! И недорого! Всего за тысячу!

– У нас нет тысячи, – честно сознался Дамкин.

– Ну, вам по знакомству уступлю за девятьсот!

– У нас и девятисот нет, – не меняя тона, сказал Стрекозов. – Мы к тебе по другому делу. Нам нужны духи французские, по возможности самые хорошие и дешевые. И еще чулки какие-нибудь.

– И один самый большой презерватив с усиками, – добавил Дамкин.

– Один на вас двоих? – спросил армянин.

– Это не для нас, – Стрекозов допил кофе. – Это подарок.

– Да! – при слове "подарок" Дамкин вспомнил об утюгах. – Хачик, тебе утюги не нужны? Оптовая партия!

– Ну, штук десять точно есть! – поддакнул Стрекозов.

– Советские?

– Ага! У меня, понимаешь, недавно день рождения был, понадарили одних утюгов...

– Почем?

– Сколько дашь, столько и возьмем, – Дамкин махнул рукой. – Нам столько утюгов на фиг не нужно.

– Заноси, посмотрим.

– Сам бы зашел как-нибудь в гости, – предложил Дамкин. – Живем в одном доме, а видимся раз в год!

– Э! Некогда! Я сейчас квартиру хочу обменять на двухкомнатную. Беготни много! Но как-нибудь обязательно зайду.

– Так как насчет духов? – напомнил Стрекозов.

– А, духи! – Хачик вскочил и достал из шкафа красивую коробку. – Такие подойдут?

– Дай посмотреть! – Дамкин внимательно повертел упаковку, понюхал и, хотя запаха из запечатанной коробки не уловил, одобрил. – Пахнут хорошо. И ни одной надписи по-советски нету. Подойдут! Отличные духи! Сколько?

– Сто.

– Так дорого? – поразился Дамкин. – Ты чего, офонарел?

– Ни одной советской надписи! – сказал Хачик. – Это разве дорого? Я их сам за девяносто пять купил! Кому чужому за сто пятьдесят продал бы! Но вы же друзья, вам за сто уступаю!

Тут маршем Моцарта заиграл звонок. Пышногрудая приятельница Хачика открыла дверь, и в коридоре послышались голоса. В комнату вошла девушка невысокого роста с коротко остриженными черными волосами и курносым носиком. На плече у девушки висела объемная сумка.

– Привет, Хачик, – поздоровалась она. – Ксерокс готов?

– Здравствуй, дарагая! – воскликнул Хачик с акцентом. – Как жизнь маладая!

– Спасибо, хорошо! Ксерокс готов?

– Канэшно! – Хачик достал из-под дивана пачку бумаги. – Как у пионеров, всегда готов! Палучите!

– Вот деньги, – девушка протянула пачку червонцев, Хачик не считая бросил их на стол.

– Хачик, угостил бы девушку кофе, – предложил Дамкин.

– Нет, я не хочу, спасибо, – быстро ответила девушка и взглянула на литераторов. – Скажите, а вы случайно не Дамкин и Стрекозов?

– Случайно вы угадали, – согласился Дамкин.

– Дамкин и Стрекозов, почти как настоящие, – сказал Стрекозов.

– О! – девушка округлила глаза. – Вы-то мне и нужны!

– Да ну! – удивились литераторы. – Какая неожиданность! А мы уже уходить собирались!

Девушка плюхнулась в кресло и представилась:

– Меня зовут Лена. Я из редакции неофициального журнала "Уксус". Может быть слышали?

– Нет. Самиздат, что ли?

– Да. Это андеграунд, о нас даже на Западе знают. У меня еще псевдоним – Волчок.

– А у нас есть знакомая проститутка, она работает под псевдонимом Анжелика, – сказал Дамкин.

– Какие-то у вас странные ассоциации, – обиделась Лена.

– Какие уж есть. Это я так, к слову...

– Вы что, пользуетесь ее услугами? – подкольнула она в ответ Дамкина.

– Нет, что ты! Во-первых, она наша школьная подруга. А во вторых, у нас валюты нет.

– Дамкин просто терпеть не может разные псевдонимы, – разъяснил Стрекозов.

– Ладно, это все не важно. Я уже давно мечтаю взять у вас для нашего журнала интервью!

– У нас? – удивился Стрекозов. – Интервью? Это по поводу чего?

– Как! Это же вы написали "Билла Штоффа"!

– Ну и что? Мало ли мы всякой ерунды понаписали.

– Э! – появился с кухни Хачик. – Вы духи берете или нет?