Текст книги "Пограничное лето"

Автор книги: Павел Петунин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Хозяйственная комната

А дел у ребят было не так уж и мало. После обеда одни кролики отнимали не меньше двух часов: пока убираешь в клетках да пока припасаешь им траву и другой корм, – глядишь, уже и вечер подкатил. А теперь новая работа прибавилась – сборка радиоприемника. И со всеми этими делами ребята должны были управляться до половины одиннадцатого – точно в это время Нина Васильевна загоняла приятелей в постели. И тут что ни придумывай и как ни отговаривайся – она все равно настаивала на своем.

– Смолоду привыкайте, мальчики, к твердому порядку. Это вам потом очень пригодится в жизни, – говорила она.

Костя был уверен, что из Нины Васильевны вполне бы мог получиться настоящий начальник заставы – куда строже самого майора Чистова и его заместителей.

Утром, да и днем, ребята не очень экономили время, а уж под вечер дорожили каждой минутой. И эти минуты почему-то казались чуть ли не секундами – летели так, как будто кто-то недобрый подгонял их, да еще и укорачивал вдобавок…

На втором этаже заставы была небольшая комната, которая называлась хозяйственной. Там стоял длинный узкий стол. Здесь пограничники приводили в порядок свою одежду: гладили брюки и гимнастерки, пришивали белоснежные подворотнички, доводили до солнечного блеска медные пуговицы, проявляли фотопленки и печатали снимки.

Сейчас хозяйственная комната стала временным жильем Сергея Ивановича – Костиного отца.

А теперь у этой комнаты появилось третье назначение: по вечерам она превращалась в Костину мастерскую. Отец на это время уходил в канцелярию или отправлялся на берег реки размышлять о своих сочинительских делах.

О том, что здесь Костя собирает приемник, знали только Сергей Иванович да Санька. Сегодня пришлось открыть эту тайну еще одному человеку – ефрейтору Кузнецову, который до армии работал радиотехником-сборщиком на заводе. Здесь, на заставе, Кузнецов отвечал за внутреннюю связь и сигнализацию…

Еще по дороге сюда Костя чувствовал какую-то смутную тревогу. Она постепенно переходила в уверенность, что он забыл дома что-то очень нужное. А что именно – как ни бился, не мог припомнить. И вот теперь, когда разложил на столе все свое радиохозяйство, – сердито шлепнул себя ладонью по голове:

– Электропаяльник оставил дома!

– Как же так? А без паяльника нельзя? – осторожно справился Санька.

– Что ты! – с досадой возразил Костя. – Это самый главный инструмент!

Вид у Кости был такой растерянный, что и Санька загоревал.

– Есть выход! – вдруг воскликнул он. – Паяльник можно попросить у Кузнецова.

– Побежали скорей! – подхватил Костя.

Ефрейтор Кузнецов только что вернулся из наряда, и по распорядку дня ему полагался отдых.

Санька с Костей слетели по лестнице в нижнюю – первую солдатскую казарму. Кузнецов, позевывая, раздевался – собирался спать. Это был высокий рыжеватый парень с хитрыми глазами.

– Вам? Паяльник? – спросил он, выслушав Санькину просьбу. – Для чего же это он вам понадобился? Если ломать, так для этого можно подыскать отбросы из утильсырья. Могу указать адрес. А паяльник – это, друзья, военное имущество.

На улице еще светило солнце. Но в казарме стоял полумрак: все окна были завешаны плотными шторами. В дальнем конце казармы кто-то сонно посапывал… Кузнецов плотно прижал палец к губам – предостерегал, чтобы не разговаривали громко. Хотя, сказать по правде, предостерегать ему надо было самого себя.

– Тихо, ребята! – сказал он свистящим шепотом. А закончил в полный голос: – Не могу я вам дать паяльник.

И Косте пришлось открыть свою тайну.

Через минуту Кузнецов уже был одет, а через другую – читал в хозяйственной комнате схему будущего радиоприемника.

– Тут уже кое-где карандашом нацарапано, – покачал он головой и спросил строго: – Ты что – уже собирал по этой схеме?

Костя кивнул согласно.

– И работает? – спросил Кузнецов.

Костя опять кивнул.

– Смотри ты, какая шустрая пошла молодежь!.. Я в твои годы умел только девочек за косички дергать. Значит, тут у тебя кое-что варит. – Кузнецов легонько ткнул себя пальцем в лоб. – Это хорошо, когда варит. А вот с карандашом елозить по схеме – это, дружок, никуда не годится! Запомни на всякий случай. Настоящий мастер должен работать чистенько и опрятно.

Схему приемника он похвалил и велел показать свое паяльное мастерство.

– Паять можешь. А вот зачистку и всякую подготовительную работу делаешь шаляй-валяй… Дядя Вася, мой мастер на гражданке, тебе бы двойку вкатил! Ты на это обрати внимание. А так – молодец! Не ожидал! Целиком и полностью доверяю тебе паяльник.

Минуту-другую поглядел на Костину работу и поднялся со вздохом:

– Эх, посидел бы с вами, да в три часа ночи в наряд заступать. Пойду с подушкой разговаривать. Завтра посмотрю, что вы тут наработали.

Костина лягушка

Как лосенок определял время – никому не было известно, но определял очень точно. Ровно в половине девятого он появлялся перед домом начальника заставы и, стройный, с ног до головы позолоченный веселыми лучами утреннего солнца, стоял, как часовой на посту, нетерпеливо поглядывая на окна.

Именно в это время Санька с Костей, подпоясанные полотенцами, в одних только трусиках выбегали из дому – такой они установили для себя распорядок.

Лосенок получал от них утреннюю порцию сахару и неторопливой рысцой сопровождал мальчишек до пограничной купальни. А там, разлегшись на краю берега, наблюдал за ребятами внимательными глазами, как будто контролировал: а правильно ли Санька обучает Костю плаванию и прыжкам в воду.

Если бы лосенок умел разговаривать, то, наверное, сделал бы Саньке замечание: очень уж он торопился выковать из Кости настоящего пловца и прыгуна. По правде-то говоря, и Косте не терпелось поскорее изучить все секреты. Но на то они и секреты, что не сразу даются в руки: они любят, чтобы добывали их трудом и не торопясь…

Прыжки в воду Костя решил осваивать не с чего-нибудь, а сразу с «ласточки». Санька не противился: он считал, что у Кости хорошие спортивные способности – ведь далеко не каждый мальчишка уже на второй раз начнет так уверенно мерять воду настоящими «саженками», как это получилось у Кости. И потому не возражал.

Но Санька переоценил Костины возможности. Костя за это жестоко поплатился, а Санька отделался некоторым испугом.

Костя не очень внимательно выслушал на берегу Санькины объяснения насчет того, как держать руки и ноги во время прыжка и под каким углом прыгать. Даже перебил учителя нетерпеливо:

– Ну, что тут объяснять, когда все ясно? Я же видел, как ты прыгаешь!

Птицей взлетел на мостки и прыгнул в воду. Если бы сфотографировать его тело в короткий миг полета над водой, то оно скорее напоминало бы фигуру лягушки, но только не ласточки.

С грохотом и плеском взметнулись вверх брызги воды, и вдруг раздался отчаянный мальчишеский вопль:

– Ой-ой-ой!

Вопль этот был такой пронзительный, что лосенок испуганно вздрогнул и вскочил на ноги, а старик по ту сторону границы перестал бранить батраков. Приложил к глазам ладонь козырьком и стал внимательно вглядываться: что же это такое произошло на территории соседнего государства?

Когда улеглись брызги, то перепуганный Санька над поверхностью заливчика увидел исказившееся от нестерпимой боли Костино лицо. Костя крутился на месте, взвизгивал по-собачьи, фыркал и отплевывался. Санька бросился к нему на помощь и за волосы подтащил к берегу. Костя сделал два шага и упал на песок.

– Что с тобой?

– Ой-ой-ой! На что-то твердое упал, – простонал Костя в ответ.

Он поднялся с земли. Держась за живот, согнулся в три погибели и стал кланяться земле, как заведенный.

Никакого твердого предмета не было на воде. Просто-напросто в короткий миг полета с мостков у Кости выскочили из головы все Санькины наставления и он, вместо того чтобы нырнуть в воду головой, как советовал приятель, плюхнулся плашмя и сильно ударился животом об воду…

– Хорошо, что низкие мостки, а то бы запросто разбился насмерть, – сказал Санька.

Он хмурился, с трудом сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, – очень уж смешно было смотреть сейчас на Костины страдания.

Выразил свое отношение и лосенок: он подошел к пострадавшему и ткнул его в шею бархатной мордочкой – сочувствовал, наверно…

Маляры

Ребята, конечно, не стали рассказывать о происшествии в купальне. Они просто умолчали об этом. Нина Васильевна поинтересовалась:

– Ты что это, Костенька, такой бледный сегодня? Не захворал ли?

Костя буркнул в ответ что-то неопределенное.

А вскоре ребята и совсем забыли об этом – у них появилось множество дел.

Каких-то полтора часа бегали Костя с Санькой на речку. Но за это время застава, обычно тихая, неузнаваемо изменилась: она кипела, звенела возбужденными голосами множества людей. Возле заставского дома деловито суетились солдаты, парни в гражданском, девушки в пестрых цветастых платках. Они таскали доски, бревна, стучали топорами и молотками. Застава начала одеваться в строительные леса.

Полтора часа назад не было никого, и вот на тебе – такое сборище!

Мальчишки, конечно, никак не могли оставаться в стороне от такого большого дела. Они быстро позавтракали, переоделись во что похуже и побежали на заставу. Костя бежал так бойко, как будто это не с ним, а с кем-то другим приключилась недавно беда.

Забыла про свои хвори и Ефросинья Никитична. Она тоже суетилась возле заставы – заглядывала в бидоны с краской и просила Сергея Трубникова составить колер посветлее и повеселее.

– Чтоб сердце радовалось, когда будешь смотреть на заставу.

– Будет радоваться! – заверил Трубников.

– Вон какую темно-синюю краску навел. Какая же радость от темноты?

– Светленькую добавим. Вы не волнуйтесь, Ефросинья Никитична. Будет полный порядок! Вы лучше отдыхайте, поправляйтесь после болезни.

– Ты мне про болезни не толкуй. Ты лучше добавь светленькой краски.

Потом она пошла советовать что-то парням, воздвигавшим леса…

Трубников, по всему видать, был за бригадира. Он ходил вдоль строящихся лесов, что-то говорил плотникам, и те согласно кивали головами. Увидев мальчишек, крикнул:

– Вот молодцы, что пришли! У меня как раз для вас работенка припасена.

Он подвел ребят к бидонам, наполненным синей масляной краской. Сначала поколдовал над бидонами сам, добавил туда белил, подлил немножко золотистой охры, подбавил олифы и еще какой-то жидкости. Потом дал ребятам в руки по деревянной лопаточке.

– Работа у вас на вид простенькая, но самая ответственная – мешать краску вот этими инструментами. И, чур, не торопиться и не халтурить. Ясна задача?

Показал, как надо мешать краску, и побежал к машине, которая только что пришла. Машина привезла полный кузов девушек. Машину сразу же окружили пограничники. Прыгать на землю девушки опасались, но вроде бы и не хотели идти к протянутым рукам пограничников.

– Задаваки! – хмуро сказал Санька.

– Девчонки всегда задаются, – заметил Костя. – Такой у них характер.

Но вот одна из девушек осмелилась и шагнула к краю кузова. Пограничник бережно взял ее на руки и вроде бы не очень-то спешил опустить на землю. За первой набралась храбрости вторая. А вскоре уже все девушки были на земле. Среди них Костя узнал ту, которая ехала в автобусе рядом с Сергеем Трубниковым. Снял ее с машины незнакомый пограничник. К ней сразу же подошла Ефросинья Никитична и обняла ласково:

– Здравствуй, здравствуй, Наденька!

Теперь возле заставы было столько народу, как будто здесь проходила демонстрация. И каждому Сергей Трубников нашел дело.

Будничное вроде бы это занятие – работа, но она походила на праздник: звенели молодые голоса, не смолкал смех, у всех было приподнятое настроение. Кажется, прошло совсем немного времени, а уже по самую крышу поднялись леса, сколоченные из тонких бревен и досок. Уже маляры – их было человек десять – приготовили свои кисти.

Надя несколько раз подходила к Саньке с Костей, окунала в краску щепку, которая тут же из белой превращалась в небесно-голубую, пристально разглядывала щепку и говорила ребятам одно и то же:

– Почти готово. Еще немножко потрудитесь, мальчики, – и все.

Подходила к ним и Ефросинья Никитична:

– Вон какую веселенькую краску замешали, вроде бы как ясное небо.

Мальчишкам казалось, что краски так много, что можно покрыть не только заставу, но вполне хватило бы ее и на покраску складов, сарая, бани. Но Сергей Трубников катил им еще по бидону:

– Вот вам добавочка!

– Так ведь хватит же! – воскликнул Санька.

Трубников хитренько сощурил глаза:

– Надоело?

– Не очень, – уклончиво ответил Санька. – Ведь много же! Куда столько краски? Тут, наверно, хватит на целых пять застав!

– Хватит на пять застав? Ну-ка прикинь, грамотей. Не забыл арифметику за каникулы? На квадратный метр площади уйдет, примерно, сорок граммов. А сколько тут квадратных метров? Ну-ка перемножь метры на граммы. Как раз и получишь сто восемьдесят килограммов.

Оказывается, и малярам надо знать эту науку, арифметику.

– А может, вы отдохнуть хотите? – сочувственно спросил Трубников. – Тогда я девушек сниму с лесов и подошлю к вам на помощь.

Но Санька с Костей были гордые люди, и они наотрез отказались от такого предложения.

Старая гвардия

Среди шустрой молодежи, приехавшей на заставу, был пожилой человек с очень приметным лицом, иссеченным глубокими шрамами. Пограничники этого мужчину в гражданской одежде называли по-военному – «товарищ капитан», Надя – домашним словом «папа», а майор Чистов – Андреем Андреевичем.

Санька пояснил Косте:

– Бывший наш замполит, Надин отец.

Андрей Андреевич принялся носить доски, но его мягко отстранили?

– Нет уж, вы отдыхайте, товарищ капитан. Не для вашего сердца такая работенка – таскать доски…

Непоседливая Ефросинья Никитична подхватила было малярную кисть и стала подыматься по сходням лесов. Но успела сделать только шагов пяток-десяток, как вдруг Сергей Трубников торопливо загремел сапогами навстречу ей и загородил дорогу:

– Нет уж, тетя Фрося, и не пытайтесь проскользнуть – все равно не пущу!.. Для кого это на днях вызывали из города «Скорую помощь»?

Ефросинья Никитична заворчала и, очень расстроенная, сошла на землю…

И вот теперь старая гвардия – Ефросинья Никитична и Андрей Андреевич – сидела на скамейке и грелась на теплом летнем солнышке. Сидели они недалеко от мальчишек, старательно размешивавших краску. Гвардия свой разговор начала с воркотни: что рано еще записывают их в старики эти молодые ребята, что они еще на любой работе заткнут за пояс любого из этих девчонок и парнишек, что у них есть еще порох в пороховницах… После этого они заговорили о семейных делах.

– Когда же ваши свадьбу-то собираются играть? – спросила Ефросинья Никитична.

– А кто их знает? Теперь вот ждут квартиру в новом доме, чтобы одновременно и свадьбу и новоселье отпраздновать. Это, пожалуй, и правильно: пусть сразу и живут отдельной семьей.

Потом их разговор незаметно переметнулся на пограничные дела. Заговорили об инспекторских стрельбах, которые начнутся не завтра, так послезавтра.

– Ты бы, Андрей Андреич, поговорил с солдатами-то. Не шибко хорошо они стреляют. Порассказал бы, как мы в старину стреляли.

– Поговорю.

– Вот и ладно. Тебя-то они послушаются.

Говорили и глядели, как работает молодежь. Похвалили: хорошо работают ребята. Глядишь, к приезду Марии Васильевны Горностаевой застава будет новенькой…

К ним подсел Сергей Иванович. Костя подумал: хорошая у отца специальность – столько знает он хороших людей. Ведь любой из этих стариков – это же целая история, это же настоящая книга – только успевай записывать…

Праздники

Борьба на дороге

Есть люди, которые говорят, что масляная краска пахнет плохо. Но если спросить об этом Саньку и Костю, – они в один голос сказали бы совсем другое: масляная краска пахнет очень хорошо! И никто бы не переспорил их. А еще бы они сказали, что самый красивый цвет на свете – это голубой. Потому что в этот цвет была окрашена застава: как будто не дом стоял на земле, а кусочек неба, который доставили сюда небесные братья – космонавты. И люди-мастера высекли из этого кусочка двухэтажный дом.

Санька с Костей бежали с речки, возвращались с обычной своей утренней прогулки. За ними неторопливо трусил длинноногий лосенок.

Это была неразлучная троица. Доведись пограничникам увидеть мальчишек одних, без четвероногого провожатого, они подумали бы: а не приключилась ли с лосенком какая-нибудь беда? Но пока не было повода для такой тревоги.

Бежали мальчишки мимо заставы. И на душе у них было так хорошо, что бежать спокойно и то не могли. Хотелось прыгать, кувыркаться. Их радовало все: и яркое солнце, и новенькая застава, и залитые светом бронзовые сосны. А еще они радовались потому, что Костя научился прыжкам в воду. Правда, не «ласточкой», а «столбиком», или «солдатиком». Но и это уже была большая победа.

Отличное сейчас было настроение у Кости, и ему хотелось прыгать, кричать восторженно, бороться с лосенком. Но ничего этого делать не стал, а просто шлепнул небольно Саньку по загорелой спине. Тот обернулся на бегу, спросил с улыбкой:

– Ты что это?

– Просто так.

– Понятно!

И Санька затеял борьбу. Минут десять катались мальчишки – сначала на трапе, а потом незаметно перекатились на пыльную дорогу, стараясь положить друг друга на лопатки. Победителем в конце концов оказался Санька. Шумно дыша, он признался:

– Я в своем классе мигом побеждаю. А ты вон сколько сопротивлялся. Скоро мне с тобой и не справиться будет.

Очень неприятно быть побежденным. Но как ты будешь сердиться на Саньку, если он хоть и победил, но все-таки признает твою силу?

– Привет чернокожим!

Это сказал ефрейтор Кузнецов. Он и еще один солдат шли по дороге, направляясь к заставе.

– А теперь бегите к Нине Васильевне – она очень обрадуется, – начал насмешливо Кузнецов. – Она вам объявит благодарность с занесением в личное дело. Правда ведь, Валентин?

– Обязательно объявит – по заднему месту! – очень серьезно сказал попутчик Кузнецова.

Мальчишки поглядели друг на друга, и у обоих от ужаса округлились глаза: черной грязью были покрыты не только спины и бока, но и физиономии борцов. Даже лосенок глядел на них с недоумением – как будто не узнавал своих друзей. Они пулей сорвались с места и помчались к речке.

– Через час буду в вашей мастерской! – крикнул вдогонку Кузнецов.

– Ладно! – ответил Санька.

«Говорит Москва!»

Санька с Костей задержались дома довольно долго. Когда пришли в хозяйственную комнату, Кузнецов был уже там и не терял зря времени – старательно начищал пуговицы на выходном кителе.

– Ну, как? Объявила Нина Васильевна благодарность? – справился он.

– А мы искупались, всю грязь смыли. И потом уже не боролись, – сказал Санька. – Мама, конечно, спросила, как это можно торчать в воде целых два часа? Потом заставила мерить температуру, думала: вдруг простудились?

– Матери любят перестраховку – это уж точно! У меня такая же мамаша, – авторитетно сказал Кузнецов и накинул китель на вешалку. – Давайте, братцы, делом займемся. Показывайте, что вы там напаяли и намонтировали.

Старшая Костина сестра работала на заводе электроприборов и рассказывала ему про ОТК. Сначала Костя думал, что это сокращенное имя какого-то очень строгого и придирчивого дядьки, который все видит насквозь и ни за что не пропустит даже маленького брака. Теперь-то Костя знал, что ОТК – это отдел технического контроля. А познакомившись с ефрейтором Кузнецовым, был уверен, что из этого пограничника мог бы выйти настоящий контролер ОТК, не хуже той неизвестной Люськи, которая часто портила настроение Костиной сестре – браковала ее изделия…

– Ты что, на пожар торопился? Не напаял, а наляпал! – строго сказал Кузнецов, разглядывая Костину работу. – Так не пойдет! Придется перепаять эти два провода.

Костя перепаял четыре – у двух обнаружил дефекты самостоятельно.

– Молодец! – похвалил Кузнецов.

Всю главную работу он постепенно забрал в свои руки. Короткие толстые пальцы Кузнецова были удивительно ловкими – пальцы настоящего мастера. Костя с завистью следил за их неуловимо быстрыми и точными движениями – как будто на кончике каждого пальца были свои глаза.

Надо собрать сто приемников, а то и больше, чтобы научиться работать так.

– Скажу по секрету, – загадочно проговорил Кузнецов, взглянув на Костю. – Несколько дней назад один мой знакомый пацан брякнулся животом об воду да так взвыл, что за границей поднялся переполох.

Костя вздохнул, исподлобья посмотрел на Саньку и проговорил сердито:

– Ты разнес?

– Честное пионерское, я никому не говорил! – горячо воскликнул Санька.

– Правду сказать, Костя, я это видел собственными глазами и чуть не умер со смеху, – сказал Кузнецов. – А еще я видел, что этот знакомый пацан сегодня утром прыгал уже хорошо. Настойчивый, скажу, парень. Умеет добиться своего. Не любит отступать. Это мне нравится. Хороший из него может получиться пограничник.

– Я в летчики собираюсь.

– Что ж, летчикам тоже нужны настойчивость и закалка.

– А как это вы увидели мои прыжки?

– Обыкновенно – глазами.

– Наверно, где-нибудь рядом в секрете лежал, – предположил Санька.

– Угадал, – подтвердил Кузнецов.

Костя удивился:

– А как же мы вас не видели?

Кузнецов посмотрел на него и серьезно ответил:

– На то и пограничники, чтоб уметь маскироваться. На то и секрет, чтоб его не видели.

– А в каком он месте был, этот ваш секрет? – поинтересовался Костя.

– Этого, браток, я не скажу даже родной матери. Есть на свете такое дело – военная тайна. Слыхал?

– Слыхал.

– А спрашиваешь!

Косте стало неловко, и, чтобы скрыть это, он стал разыскивать что-то в своем чемоданчике…

Сборка подходила к концу. Один Костя провозился бы с радиоприемником еще дня два, а сообразительный ефрейтор Кузнецов намного сократил это время. И вот наступила минута, когда он сказал:

– Ну, мастера, а не пора ли нам послушать, что творится на свете?

Бывалый и умелый был человек ефрейтор Кузнецов. Много радиоприемников прошло через его руки. И все-таки он волновался. А про мальчишек уже и говорить не приходилось. Присмиревшие, они следили за последними приготовлениями Кузнецова. Вот он пробежался глазами по сложному переплетению разноцветных проводов, по зеркально отсвечивающим лампочкам. И не пытался скрывать от мальчишек, что осмотром этим остался очень доволен. Положив свою широкую ладонь на Костино плечо, он привлек паренька к себе:

– Ну, мастер, твое полное право включить приемник самому первому.

Вроде бы чего тут хитрого и очень уж ответственного – повернуть одну из рукояток по часовой стрелке, пока не раздастся легкий щелчок. Но Костей овладело что-то похожее на страх: а вдруг они что-нибудь перепутали и после щелчка рукоятки включения приемник ответит не живым человеческим голосом, а мертвым молчанием?

Но произошло все-таки то, что должно было произойти: раздался легкий треск атмосферных разрядов, потом что-то негромко засвистело. И все эти звуки перекрыла четкая торопливая дробь радиотелеграфиста.

– Полный порядок! – обрадованно сказал Кузнецов и широко улыбнулся.

Костя осторожно продолжал вращать рукоятку. И вдруг свист и дробь прекратились, из приемника донесся мужской голос:

– Внимание, говорит Москва!

Голос был такой спокойный, как будто диктор там, в далекой Москве, нисколько не сомневался, а был давно уверен в том, что его обязательно услышат на самом краю Советского Союза.