Текст книги "Пограничное лето"

Автор книги: Павел Петунин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Павел Иванович Петунин
Пограничное лето

От автора

Граница…

Самый край Советской земли, где круглые сутки, в летний зной, в осеннюю непогодь, в зимнюю стужу, несут свою службу часовые рубежей нашей Родины – пограничники, люди в зеленых фуражках. Они всегда настороже, всегда в боевой готовности, всегда готовы дать отпор врагу.

На границе люди живут особой жизнью, в которой увлекательная романтика тесно переплетается с напряженной боевой и специальной учебой.

Вот уже несколько лет подряд я выезжаю на пограничные заставы, присматриваюсь к жизни пограничников, в которой много интересного и поучительного. На заставах встречаюсь не только с солдатами, которые круглые сутки несут свою почетную и ответственную вахту. Живут на заставах и семьи офицеров и сверхсрочников. И в каждой семье есть дети. У них тоже особая жизнь, у этих ребят-пограничников. Вот об этом я и попытался рассказать в своей новой книжке – «Пограничное лето».

Первый день

Надпись на скале

Отец и сын ехали в автобусе. Отец дремал – вот-вот клюнет носом спинку сиденья впереди или боднет сидящего там толстого дядьку в коричневой шляпе. Сын же во все глаза глядел по сторонам, нетерпеливо ерзал и время от времени хмуровато поглядывал на отца: так много интересного кругом, так хочется поговорить, а он свистит носом и ничего не замечает.

Автобус, гудя и чихая мотором, взобрался на вершину очередной горы, и Костя заметил сооружение, которое раньше видел только на картинках в книжках про войну. Он увидел настоящий дот! И захотел поделиться с отцом этим открытием. Но повернулся чересчур резко – форменная фуражка его оказалась на коленях толстого дядьки в коричневой шляпе. Тот испуганно вздрогнул – тоже, наверно, дремал, – впился в Костю свирепыми глазами.

– Эт-то что такое?

– Я нечаянно. Извините, дяденька.

– Путается тут всякая мелочь, – проворчал дядька и кинул фуражку на колени Косте.

А тот шумно вздохнул и обиженно отвернулся к окну. Перед его глазами неторопливо и важно проплывали высокие сосны с отсвечивающими на солнце бронзовыми стволами, отходили назад сумрачные ели, кружились в хороводе белые веселые березки, чудом прилепившиеся к отвесным скалам. Вот полазать бы по этим каменным громадам! С такой высоты, пожалуй, можно увидеть и родной город, хотя до него отсюда больше двухсот километров.

Но автобус шел дальше и вез своих пассажиров в пограничный городок.

Вез сердитого дядьку в коричневой шляпе.

Вез девушку с парнем, которые сидели впереди слева, о чем-то разговаривали между собой неслышными голосами и краснели, когда встречались глазами. «Наверно, влюбились», – предположил Костя.

Вез двух молоденьких краснощеких лейтенантов с артиллерийскими погонами.

Вез седую суровую бабку, которая за эту дорогу уже два раза шлепала свою непоседливую внучку лет четырех-пяти.

У всех этих пассажиров около границы были какие-то свои дела.

До этого Костя был уверен, что там живут одни только военные. Но их из трех десятков пассажиров было только двое – эти лейтенанты-артиллеристы… Наверно, все эти гражданские были из семей офицеров. А если так, то, выходит, и злой толстый дядька в коричневой шляпе тоже член семьи военного? Нет, это уж было бы чересчур!..

Костя размышлял, а автобус между тем шел все дальше и дальше, одолевая одну гору за другой. Вот он обогнул высоченную – с пятиэтажный дом – скалу. А на скале красной краской было написано огромными буквами: «Отважным саперам гвардии капитана Егорычева – слава!» Было видно, что человек, который писал эти буквы, очень торопился.

Костино воображение рисовало картину во всех подробностях. Он слышал стрекот автоматов, видел солдата, пишущего на скале, – очень похожего на школьного учителя рисования Геннадия Петровича; видел вражеских автоматчиков, прячущихся за валунами. Старался представить себе и гвардии капитана Егорычева. Но видел только по четыре звездочки на погонах высокого стройного офицера, гвардейский значок на его широкой груди да фуражку с блестящей кокардой и больше ничего. Хоть и богатая у Кости фантазия, но она никак не могла нарисовать лицо отважного капитана. Отец, наверно, знал Егорычева – он знает многих фронтовиков, потому что сам воевал.

Костя вздохнул и укоризненно посмотрел на отца: нашел время спать!..

Нарушитель режима

Дороге надоело лазить по крутым горам и путаться в скалистых закоулках, и она стала выбираться на равнину, пересеченную довольно широкой рекой.

Перед самым мостом дорогу автобусу перегородила длинная полосатая рука шлагбаума, и в остановившуюся машину проворно вскочил сержант. По зеленой фуражке Костя тут же определил, что это пограничник, и даже узнал его. Месяца два назад Костин отец был у пограничников и сфотографировался с ними. В этой группе был и сержант, веселый, улыбающийся. Теперь же лицо у него было строгим, сосредоточенным. Он поправил фуражку, привычно одернул китель и веско представился:

– Пограничный наряд! – Помолчав, добавил требовательно: – Приготовьте документы!

Отец поднял глаза, туманные и бессмысленные от сна, помигал и снова опустил голову на спинку переднего сиденья и опять стал дремать.

Костя впервые в своей жизни видел настоящего пограничника и теперь глядел на него во все глаза, и ему очень хотелось, чтобы тот обнаружил сейчас шпиона или диверсанта.

Сержант уже проверил документы у половины пассажиров и пока никакого диверсанта не обнаружил. Он очень внимательно разглядывал паспорта, как будто в этих тоненьких книжечках было написано что-то очень интересное. Вот он подошел к отцу, поднес руку к его плечу, чтобы дотронуться, но Костя вдруг осмелел и попросил:

– Не будите, товарищ сержант. Он только что вернулся из командировки и не спал пять ночей.

Пять ночей Костя сочинил для убедительности. В самом же деле отец не спал только ночь. Его замучили не бессонные ночи, а езда по тяжелому бездорожью.

– Не спал… – проворчал дядька в коричневой шляпе. – Как будто это касается пограничников – спал он или не спал.

Сержант даже не повернулся в сторону дядьки, а заглянул отцу в лицо, улыбнулся и теперь стал совсем похожим на того, что был на фотокарточке.

– Ты его сын?

– Ага!

– На тебя тоже есть документы?

– А как же! – важно ответил Костя. – Сам ваш генерал Соловьев подписал.

– Даже сам генерал?

Косте очень хотелось показать эти документы, подписанные генералом: пусть толстяк в коричневой шляпе знает, что за человек Константин Шубин, документы которого подписывает не кто-нибудь, а сам генерал. Он собрался будить отца, но сержант возразил:

– Не надо. Верю… Теперь, значит, и ты к нам в гости едешь? Ты что, тоже военным историком будешь?

– Да нет, я просто так еду… Вообще-то я собираюсь в летчики идти, – ответил Костя.

Но его ответ почему-то рассмешил сержанта, и он не больно щелкнул Костю по носу:

– Вообще-то!.. Эх ты!..

Подошел к дядьке в коричневой шляпе, спросил сухо:

– Ваши документы?

– Одну минутку, товарищ Ваничев.

– Мою фамилию называть не обязательно, – строго заметил сержант. – Прошу документы.

Дядька долго рылся в бесчисленных карманах, в одном из них отыскал свой паспорт и протянул его пограничнику.

Сержант только раскрыл паспорт и тут же спрятал его в своем кармане.

– Это как же понимать, товарищ Ваничев? – испуганно спросил дядька.

– Понимать надо просто, гражданин Яненко. Я вас три дня назад предупреждал? Предупреждал. Вы слово давали? Давали. Да еще честное! Какая же цена вашему слову?

– Подумаешь, неделю просрочил, – капризно, совсем как маленький, сказал толстый Яненко. – Великое дело! Вы же меня отлично знаете.

– В том-то и дело, что знаю. Я здесь третий год служу, а вы уже успели по работе семь мест сменить. А сейчас, может, и права не имеете жить в пограничной зоне. Где вы теперь работаете?

– В пионерском лагере.

– Вот видите – опять уже перелетели! К ребятишкам подались, а неделю назад пивом торговали. Летаете с места на место… Как же вам верить?

– А этому поверили? – спросил Яненко и кивнул в сторону Костиного отца. – Вы даже и в документы его не заглядывали, а ко мне придираетесь.

– Он наш гость.

Сержант подошел к бабушке с внучкой, приложил руку к козырьку и приветливо поздоровался:

– Здравия желаю, Ефросинья Никитична! Из путешествия возвращаетесь?

– Сидела бы на месте, да не дают ваши ребята. На левый фланг в гости ездила.

– Интересно же молодым солдатам поглядеть на живого героя, – улыбнулся сержант. – К нам бы заехали. Ведь с прошлого года не бывали.

– Может, когда попозже выберусь. Чего-то не шибко мне здоровится: кашляю, одышка берет… Ты, сынок, поклон передай капитану.

– Обязательно передам. Не хворайте, Ефросинья Никитична!

– Спасибо, сынок, на добром пожелании…

Проверив документы у остальных пассажиров, сержант подошел к толстому дядьке в коричневой шляпе:

– Подымайтесь, гражданин Яненко. Пойдем уточнять вашу личность.

Кряхтя и охая, Яненко поднялся и вышел вслед за сержантом. От расстройства он даже забыл прикрыть шляпой свою лысину.

И пусть был изловлен не шпион, а только нарушитель паспортного режима, но Костя все-таки был доволен: хоть маленькое, да приключение!..

Загадки

Отец чихнул и проснулся.

– Почему мы стоим, а не едем? Что тут происходит, Костя? – спросил он.

– А ничего особенного, – тоном бывалого человека ответил Костя, как будто он сто раз видел такие сцены. – Сержант уволок какого-то подозрительного дядьку личность выяснять.

– Значит, уже КП? – удивился отец. – Лихо я вздремнул! Уже полдороги отмахали!

Из будки, стоявшей возле полосатого шлагбаума, показался толстый Яненко с кислым выражением на лице, потом вышел сержант Ваничев, озабоченный и серьезный. Яненко на ходу тер платком вспотевший лоб и шею. Шляпу он по-прежнему нес в руке, и на глянцевой лысине бегали веселые солнечные зайчики.

Еще с дороги, только подходя к автобусу, сержант помахал Костиному отцу рукой. Тот ему тоже помахал.

Яненко с шумным вздохом грузно опустился на свое место и уткнулся глазами в пол.

Отец, поднявшись, поздоровался с сержантом за руку. Костя пробежался глазами по лицам пассажиров, и ему показалось, что они с завистью смотрят, как здоровается его отец с пограничником. Один только Яненко не оборачивался.

– Придется ехать, сопровождать этого, – сержант кивнул в сторону Яненко. – Сдам в милицию… Пойдем-ка, Сергей Иванович, посидим там, сзади.

– Пошли, – с готовностью поднялся отец. – И ты шагай, Костя.

Костя тоже перебрался на заднее сиденье. На то самое сиденье, на которое он хотел пристроиться еще тогда, когда садились в автобус. Интересно там ездить, особенно когда дорога неровная: на ухабах подбрасывает чуть не до потолка. Сердце, пожалуй, станет холодеть и замирать. Это вполне сошло бы за предварительную тренировку, которая обязательно пригодится в будущем, когда он выучится на летчика. Но молоденькая кондукторша решительно воспротивилась, сказала строго:

– Проходите на свое место – здесь садиться нельзя!

– Почему нельзя?

– А потому… здесь места для пограничников, – и отвернулась к окну…

И все-таки он оказался там, где хотел. И кондукторша теперь не возражала, даже улыбнулась ему приветливо. Это и понятно: пограничники не каждого приглашают посидеть рядом с собой.

По правде-то говоря, у Кости не было особых оснований задирать нос кверху, потому что пригласили-то не его, а отца. Но ведь отец-то не чей-нибудь, а Костин!..

– Вы, конечно, на горностаевскую заставу едете? – спросил сержант Ваничев.

– Туда. Она мне родной стала.

– Позавидуешь ребятам, которые служат там! У них вон и Ефросинья Никитична живет… А теперь еще к празднику готовятся: должна приехать Мария Васильевна Горностаева с сыном. Он уже лейтенант и тоже пограничник… И для тебя, парень, есть у них одна интересная новость: поймали зверя.

– Какого? – спросил Костя.

– Обыкновенного, – улыбнулся сержант Ваничев. – Лесного.

– А как поймали? Наверно, служебные собаки помогли? Или в капкан?

– Этого, брат, я не знаю и врать не хочу – не в моей привычке. Вот узнай-ка сам да потом мне расскажи…

Отец и Ваничев затеяли длинный разговор про какие-то инспекторские стрельбы, которые должны начаться через два-три дня.

Стрельбы – это еще куда ни шло. А инспекторские – наверняка тоска зеленая. Заставят эти инспектора ходить всех по струнке. Надо бы подговорить отца уехать на это время куда-нибудь на рыбалку.

Костя очень хорошо знал, что это за народ – инспекторы. Когда учился еще в третьем классе, у них целый день просидела на задней парте строгая очкастая тетя, инспектор гороно. И все эти четыре урока она что-то записывала в своем большом блокноте. И ни одного слова не проронила за это время.

После уроков инспекторша больше часу разговаривала с Анной Николаевной в учительской. Некоторые ребята пытались подслушать, но не разобрали ни одного слова. Через дверь просачивалось в коридор ровное и непонятное бормотание инспекторши: бу-бу-бу. И больше ничего. Наслушавшись этого инспекторского бормотания, Анна Николаевна целую неделю жаловалась на головные боли и ходила с завязанной щекой – что-то стреляло у нее в зубах… Так что Костя по собственному опыту знал, что это за народ – инспекторы…

И потому было совершенно непонятно, почему отец и сержант Ваничев с таким радостным оживлением говорят об инспекторских стрельбах. Ведь взрослые же оба. И неужели им еще не приходилось встречаться с инспекторами?

Далекие выстрелы

Сегодня Костя ехал электричкой, потом пересел на поезд, после этого перебрался на автобус. Но вот и автобус пришел на конечную станцию – на уютную площадь небольшого городка, утонувшего в сосновом лесу.

Здесь сержант Ваничев простился с Костиным отцом и пошагал в милицию с молчаливым и насупившимся Яненко.

На площади Шубиных ожидал зеленый автомобиль-коротышка ГАЗ-69. И ждал он не только их, но и Ефросинью Никитичну с ее непоседливой внучкой – они уверенно направились к машине. Костин отец привычно называл бабку по имени-отчеству, помог ей донести до машины ее огромную корзину, заполненную пакетами и кулечками.

Этот путь оказался самым коротким – ехали не больше двадцати минут. И всю эту недолгую дорогу Костина фантазия рисовала разные картины. То ему казалось, что, приехав на заставу, они будут свидетелями допроса только что задержанного нарушителя. То, заслышав приглушенные расстоянием короткие автоматные очереди, Костя представлял кровавый бой, который ведет сейчас застава с вооруженной бандой. И только успеет машина подойти к заставе – грузноватый Костин отец бросит свой объемистый чемодан и побежит в атаку, а суровая бабка, спрятав внучку в придорожной канаве, начнет перевязывать раненых. Только для себя пока не придумал Костя подходящего дела.

А у взрослых не было никакой фантазии. Заслышав автоматные очереди, бабка проворчала:

– Пуляют, пуляют, а все толку нет!

– Как же нет толку, Ефросинья Никитична? – возразил отец. – Пятое место в отряде держат.

– Так ведь пятое – это не первое! – отрезала бабка и сурово поджала губы.

Пятое место – это действительно не первое. Бабка сразила отца этим доводом. И он не стал спорить, только покачал головой.

– Новички нас крепко подводят, – пояснил шофер и глубоко вздохнул.

Бабка ничего не сказала, лишь хмыкнула себе под нос да с сожалением глянула на шофера.

«Критикует, а, наверное, и автомат от швабры не отличит», – подумал Костя.

Лесное эхо уже не доносило звуков стрельбы. Солнце, уставшее за бесконечный летний день, склонялось к горизонту. Часа через два уже можно будет сказать, что день все-таки подошел к концу. Первый день из двадцати, которые проведет Костя Шубин на границе.

Второй день

Полная самостоятельность

Вчера, подъезжая к заставе, Костя на предстоящий вечер составил солидный план: увидеть лесного зверя, побывать у пограничного столба, посмотреть на работу служебных собак, расспросить про лейтенанта Горностаева, послушать, как назначаются пограничные наряды, разузнать, есть ли на заставе знаменитые пограничники, и если найдутся, то обязательно познакомиться с ними и подарить значки – Костя привез этих значков не меньше полусотни.

Санька Чистов, сын начальника заставы, оказался не только ровесником Кости, но и полным его единомышленником, и он сразу же решил помогать Косте выполнять его план. И, конечно, помог бы, но тут вмешалась Нина Васильевна. У всех взрослых, особенно у матерей, есть эта неприятная привычка – обязательно вмешиваться в ребячьи дела, хотя никто их об этом и не просит. Из-за этого вмешательства Костин план полетел вверх тормашками.

– Погляди-ка, Саня, на часы. Что они показывают? – спросила Нина Васильевна.

– Не ночь же показывают, только десятый час вечера, – хмуро отозвался Санька. Он уже знал цену таким вот с виду безобидным вопросам матери.

– Правильно, десятый, – согласилась Нина Васильевна. – Значит, дружочек, ботиночки надо расшнуровывать, а не наоборот.

– Мы только на минутку, мама.

– Про какие еще минутки можно говорить? Ты только погляди на гостя – он же валится от усталости! Вон какие у него красные глаза!

– Тетя Нина, какая усталость? Я еще десять километров могу пробежать! – горячо возразил Костя.

Чернявая и полная Нина Васильевна по внешности совсем не походила на мать Кости – худенькую и беленькую Валентину Николаевну, но характер как будто заняла у нее: Валентину Николаевну тоже трудно в чем-то убедить, а еще труднее – разубедить.

– Рекорды, Костенька, будешь ставить завтра, – серьезно сказала Нина Васильевна. – Я даже специально посмотреть выйду, как ты бегаешь. А сейчас, мужичок, ужинать и сразу же спать.

И тут Санька доказал, что парень он все-таки находчивый:

– Мам, так мы же с Костей за нашими отцами собирались сбегать, позвать на ужин.

Если бы Нина Васильевна согласилась отпустить их, то ребята по пути за отцами заглянули бы к лесному зверю, о котором говорил сержант Ваничев, немного поиграли бы с кроликами, которых Санька очень хотел показать, минуту-другую поговорили бы с часовым заставы. Словом, по пути за отцами выполнили бы чуть ли не половину Костиного плана. Но Нина Васильевна разгадала этот хитрый маневр.

– Зачем зря ноги ломать, когда есть телефон. Возьми да позвони, – сказала она.

Санька поморщился, досадливо махнул рукой и сердитыми глазами посмотрел на телефон: и к чему только люди изобрели эту штуку!..

Но нет худа без добра: Нина Васильевна положила мальчишек спать не на оттоманку в большой комнате, чего всерьез опасался Санька, а на терраску. Лежа на раскладушках, вдали от надоедливых взрослых, можно проговорить хоть до самого утра. И Санька стал рассказывать гостю историю, как они с сестренкой Леной нашли у границы в старых окопах заржавленный немецкий пулемет. Но Костя, как только его голова коснулась краешка подушки, сразу же сонно засопел.

– Эх ты! – укоризненно проговорил Санька и отвернулся к стене.

– Глаза слипаются… Ты не сердись, Саня, – вяло и виновато сказал Костя. – Зато мы завтра с тобой встанем часов в шесть, а то и раньше.

Вконец заморенный усталостью, больше уже Костя не мог говорить…

А утром слово свое он сдержал не совсем точно – проснулся в десятом часу. Санька в одних трусиках стоял у раскрытого окна, весь залитый солнечным светом.

– Ага, проснулся, соня! – сказал он весело. – А я уже физзарядку сделал.

Костя соскочил с раскладушки и хотел было одеваться, но Санька остановил его:

– Что ты? Побежим в одних трусиках!

– А тетя Нина?

– Ее дома нет, да и была – так ничего не сказала бы: папа велел закаляться. А кровать убирай сам – у нас такой порядок. Одеяло, простыни и подушку клади сюда, а раскладушку – за шкаф.

– И куда же мы побежим?

– Как куда? На речку!

Бежать в одних трусиках на речку – это уже было здорово! Такого Костина мать ни за что бы не разрешила: еще насморк подхватишь! А тут можно закаляться, и, главное, – полная самостоятельность – благо, о котором Костя мечтал всю свою жизнь. Самостоятельность!.. Первое утро на пограничной заставе начиналось очень хорошо.

Никого из взрослых дома не было. На обеденном столе лежала коротенькая записка, в которой Нина Васильевна сообщала, что она ушла в городской магазин и велела подогреть гречневую кашу или поесть холодной крольчатины. Санька с Костей, конечно, свой выбор остановили на крольчатине: зачем тратить лишнее время на подогревание каши? В конце записки она просила накормить кроликов и подмести пол на терраске.

– Ну, это уже, мамочка, и без твоей просьбы сделано, – сказал Санька.

– А сестренка все еще спит? – спросил Костя.

– Разве я тебе не говорил о ней? – удивился Санька. – Она в пионерском лагере. Если бы дома была, давно уже трещала бы. Она без трескотни жить не может.

– У меня сестры в точности такие же, – со вздохом признался Костя.