Текст книги "Анизотропное шоссе [СИ]"
Автор книги: Павел Дмитриев
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
На мгновение меня обдало смертельным холодом, я с отчаянной тоской представил, как сияющее солнце и далекие сосны будут равнодушно наблюдать за моим медленным погружением в трясину, сперва по пояс, потом по грудь и, наконец, за последними пузырями, которые торжествующе булькнут на том месте, где только что была моя голова. Почему-то не так страшно, как безмерно обидно стало при мысли о такой бессмысленной смерти. Тем временем лишенные контроля мозга ноги бессильно подогнулись, и вместо тщетных попыток вызволить ноги из трясины я как стоял, так шлепнулся в траву спиной вниз.
Плеснувшая в лицо вода оказалась прекрасным лекарством от идиотских фантазий. Осознав, что чем отчаянней будут рывки и движения, тем ближе будет гибель, я раскинул руки широко в стороны, затем медленно и постепенно, анализируя каждый трепет и колебание спасительной корочки, отделявшей мое тело от жадной болотной массы, стал выкручивать ноги из капкана. Сантиметр за сантиметром, осторожно и плавно, и минут через десять, показавшихся мне целым столетием, я смог, наконец, распластать их, как и руки. Из окна, проделанного ногами в поверхности болота, широкой струей с противным фырканьем и пузырьками выливалась на зеленую траву коричневая жижа трясины, словно стараясь не выпустить меня из своей власти.
Отплевавшись от залившей лицо бурой гадости, пополз обратно, не решаясь сразу встать на ноги. Лишь удалившись метров на двадцать, поднялся, отдышался и быстро пошел по своим старым следам обратно, с замиранием сердца воспринимая каждое колебание почвы. Уверен, на второе спасение мне не хватило бы ни сил, ни удачи.
Добравшись до ручья, я постирался и помылся, сил не было терпеть болотную грязь, чуть было не отправившую меня за грань реальности. Заодно, уже в который раз, отвесил нижайший поклон безвестным мастерам будущей поднебесной империи, сшившим рюкзачок, благодаря которому у меня сохранились годная еда и комплект сухой одежды. Бинокль пережил купание только наполовину – жидкость проникла в левый монокуляр, заметно подпортив картину увеличенного отражения реальности. В завершение списка потерь одна из гафф умудрилась отвязаться и сейчас, вероятно, медленно дрейфует через толстый слой ила в сторону центра Земли.
Усталые, надорванные стрессом мускулы просили привала минуток на шестьсот-семьсот, но чувство самосохранения только крутило пальцем у виска при самой мысли о ночевке перед тупиком. Разум без длительных совещаний внял последнему, лишь отметил: еще неделька в тайге, и не далеко до «эффекта Голлума», то есть раздвоения сознания и поедания сырой рыбы.
Выбираться пришлось на север, в противоположную сторону болото приобретало какие-то неимоверные, уходящие за горизонт размеры. Причем вставший на моем пути микрососняк с частым вкраплением микроболот оказался настоящим квестом, движение получалось исключительно по принципу два шага вперед, один назад. Промучившись в природном лабиринте добрых часа три, я неожиданно услышал невдалеке смутно знакомую, но все ж непривычную разухабистую песню под гармонь:
Источник обнаружился быстро: по открывшейся за кустами лесной дороге, немилосердно скрипя и подпрыгивая на камнях, шустро катились аж целых три повозки, густо обсаженные со всех сторон красноармейцами. Нелепые, выцвевшие чуть не добела картузы-фуражки с мягкими матерчатыми козырьками как маячками проблескивают малиновой эмалью звездочек, мешковатые гимнастерки прячут далекие от упитанности животы, а тяжелые, измазанные в грязи ботинки видали лучшие виды. Однако на лицах самозабвенные улыбки, аж завидно, и глотки дерут так, что шишки сыплются с ветвей.
Вот только обольщаться не следует. Винтовки не сложены в телеги, они в руках бойцов, пусть не всех, но у большинства. Еще и штыки примкнуты,[84]84
На винтовках Мосина штык снимался только для чистки и перевозки, но ГГ про это не знает.
[Закрыть] в закатном сумраке виден тяжелый серый цвет грубо откованного металла. Или командиры и политруки успели вколотить в головы вчерашних крестьян любовь к оружию, или, что куда вероятнее, опасаются неведомого врага, причем явно не того, что ходит по лесу без обувки, ведь за все время «похода» я не встретил ни одного отпечатка медвежьей лапы.[85]85
В настоящее время медведь распространен в Карелии повсеместно. Однако в конце ХIХ – начале XX столетий он был в этих местах почти полностью истреблен.
[Закрыть]
Пропустив мимо себя густое облако махорочного дыма, следующего за бойцами РККА в качестве авиационного прикрытия, я уже, было, решил забиться обратно, поглубже в чащу, как в голову стукнулась шальная мысль: не будут же они с песней переть мимо патруля или засады? Ведь наверняка остановятся перекинуться парой слов? И со встречными не разъедутся. А мне всего-то надо несколько километров отбить, из проклятущего болота вылезти!
Выждав, когда кавалькада скроется за поворотом, я обул трофейные сапоги, не дело пятнать торное место ребристыми подошвами 21-го века, аккуратно просочился на дорогу и, зажав на всякий случай в руках боевой топор, пустился неторопливой трусцой вслед удаляющемуся краснознаменному хору.
Как ни приятно чувствовать под ногами относительно ровную, утрамбованную землю, удовольствия мало: нервы напряжены до последнего предела, глаза ловят любую качнувшуюся ветку, странный кустик, мозг заранее выбирает укрытия, за которыми можно спрятаться, но самое главное – слух, ведь каждый новый куплет по сути означает лишние двадцать-тридцать шагов вперед. Не бездельничает и паранойя, она без продыху грызет душу вопросами типа: «А ну как кого-нибудь из бойцов приспичит пос…ть так, что и темный лес не напугает» или «Вдруг у замыкающей телеги отвалится колесо».
Хватило меня лишь на полчаса – именно такое время длилось непрерывное выступление бойцов. Жизнеутверждающий мотив очередной красбаллады прервался на самом романтическом месте:
Выяснять причину заминки я не стал, немедленно свалил на запад. Уж лучше пять километров по нетронутой тайге, чем один, но эдакой нервотрепки!
Тем более лес встретил меня как давнего друга. Для начала я в буквальном смысле упал в приличную кладку какой-то птицы, раздавив всего пару из дюжины крупных, почти куриных по размеру, но только бурых, в темно-коричневую крапинку яиц.[87]87
Вероятнее всего, тетеревиных.
[Закрыть] Маскировка у гнезда восьмидесятого левела, можно найти только на ощупь. Страшным самогипнотическим усилием удержался, чтобы не выпить все яйца сразу, но уже после четырех штучек жизнь заиграла совсем иными красками – наконец-то я заметил чудесные, горящие как настоящие оранжевые факелы кончики сосен, подсвеченные с севера «вроде бы» давно ушедшим за горизонт солнцем.
А затем судьба подкинула новую путеводную речушку,[88]88
Река Кивийоки.
[Закрыть] не широкую, но и не ручей, способный потеряться в болоте. Хотя, надо признать, что данный подарок оказался на любителя. Нетронутая природа радовала шикарной рыбалкой, спокойным отдыхом, даже ночевкой у теплого костра. Вот только жалкие пятнадцать километров я продирался, другое слово не найти, аж двое суток! Основная причина задержек – скалы и каменные сыпухи, через которые приходилось искать проходы или устраивать настоящие альпинистские восхождения, причем обычно к ним прилагались опасные, зажатые в теснине пороги, не дающие и малейшего шанса пройти по реке вброд или вплавь. Хотя, однажды, видимо для разнообразия, в единственном проходе попался ельник, да такой густой, что я не смог протиснуться между ветвей, и дорогу пришлось буквально прорубать.
На утро третьего дня я не выдержал. Забрался на скалу повыше, прилег в ложбинку на вершине, что покрыта лишь серо-зеленым узором чахлого карельского мха, да прикинул дорогу напрямую туда, где буквально в нескольких километрах западнее маячили набившие оскомину озера. Хорошо хоть относительно небольшие и без явных признаков жилья по берегам.
Обольщаться последним, к счастью, не стал. На проверку местность вокруг очередного скопления озер[89]89
Район озера Тироярви.
[Закрыть] оказалась плотно изрезана многочисленными просеками, нахоженными тропинками, дорогами, вдобавок попалось рукотворное чудо: первая за все время линия телеграфных столбов. Темп пришлось снизить, осторожность удвоить, а чуть позже утроить. Не напрасно – на берегу, неожиданно открывшимся за очередным поворотом тропы, комфортно разместились трое бойцов, с увлечением давно не кормленых котов наблюдавших за полудюжиной мужиков, тягающих сети в озере. Едва ли они были в состоянии заметить меня, даже выскочи я на них бегом, но будь при них песик… Не хочется на своей шкуре выяснять качество обоняния и слуха немецкой овчарки.
Кроме следов, которые я при первой же возможности топил в попадавшихся на пути речушках, особую опасность представляли собой лысые верхушки холмов и скал. В отсутствии леса силуэт каждого, кто оказывался на гребне, становился четко виден на фоне неба чуть более чем со всей округи. Уверен, чекисты и красноармейцы, на следы которых я начал постоянно наталкиваться, прекрасно изучили эту особенность рельефа и пользовались ею для ловли бегунков. Поэтому постоянно приходилось искать проходы, кусты или переползать опасные места, укрывшись травой и ветвями.
Однако новые опасности не смущали, наоборот, они привели меня в восторг! Еще бы, без малого месяц скитаний по лесам in the middle of nowhere, выдерживая направление на два лаптя правее солнца, подсчитывая пройденное расстояние с точностью плюс-минус сотня километров… А тут надежнейшее свидетельство о приближении к советской, самой охраняемой в мире границе.
Радость не смогла омрачить ни вынужденная дневка в ожидании ухода патруля на практически голом скальнике, под толстым одеялом маскировочного мха и лишайника, ни большой, осложненный переправой обход оборудованной заставы, крайне неудачно втиснутой промеж двух крупных озер. Не смутил меня и голод – рыбачить и жечь костер в насыщенной патрулями местности мог лишь безумец, так что запасенная рыба и корневища камыша кончились через два дня. А еще через день в ход пошла последняя плитка пеммикана.
Следовать вдоль русла[90]90
Река Валда, так называется верхнее течение длинной и полноводной реки Писта.
[Закрыть] реки, кстати сказать, очень удобной, я не решился, опасался засады. Поэтому пер напрямик, без троп, по компасу, но все равно хоть раз, но умудрился подставиться под патруль.
Солнце клонится к закату, пронизывая игрой отдельных лучиков гущу высокого леса, до которого осталось пройти совсем чуть-чуть через широкую и длинную, малость заболоченную долину. Капюшон вырван с мясом неудачно подвернувшимся сучком, накомарник проще связать новый, чем починить. Так что проклятые насекомые роем вьются около опухшего от укусов лица, заглушая звуки как огромная подушка. Купленные в интернет-магазине ботинки пару часов назад утоплены в болоте, они до последнего спасали мои ноги от увечий, но даже у капроновых ниток и синтетических клеев есть предел. Ноги, обутые в уродские трофейные сапоги, тяжело переступают в густой траве, мокрые штаны, когда-то водонепроницаемые и удобные, а сейчас протертые на камнях, изодранные ветками и прожженые искрами от костра, неприятно сковывают ноги.
И вдруг сзади мальчишеский крик:
– Эй, ты, стой! Стрелять буду!
Уж не знаю, на какую реакцию рассчитывал юный боец, но я, как подстегнутый мощным электрическим разрядом, длинным косым прыжком рванул вперед.
– А ну, стоять! – вторил парню кто-то взрослый.
Томительные мгновения, и вот первый выстрел прорезал тишину. Гул еще катился по долине, когда я нырнул в сумрак тайги. Следом прозвучал целый залп, не иначе стволов из пяти, совсем рядом щелкнул по сосне горячий свинец. Понимая, что винтовка пробивает любое дерево навылет, а шальная пуля ничуть не полезнее обычной для здоровья, я, не сбавляя скорости, рухнул на четвереньки, пытаясь по-мартышечьи уйти из-под бешеного, но уже не прицельного обстрела.
Бегом, на одном дыхании одолел полкилометра, перебрался через противную порожистую речку, чуть отдышался и опять волчьим скоком вперед, на запад. В крови адреналин и азарт, ведь мне опять повезло! Попадись на таком смешном расстоянии вместо красноармейцев настоящие пограничники с собакой – не уйти. Теперь же попробуйте для начала догнать!
Часа через три, со всей осторожностью пересекая очередную просеку, я заметил в траве кусок рыжей бумаги. Поднял… кулек! Двойной кулек из крепкой проклеенной бумаги. А внутри крошки настоящего белого хлеба, какого я не видел со времен 21-го века! Мог ли советский пограничник затрофеить буржуйский товар? Безусловно, но… я стал внимательнее приглядываться к деталям ландшафта.
Вот через болотце прокопаны осушительные канавки. Раньше подобная агротехника на глаза мне не попадались, но, кто знает, может быть, именно тут разместился образцовый совхоз ГПУ? На тропинке отрывок газеты, язык похож на финский, на котором я не понимаю ни слова. Однако с равным успехом подобную газету могли издать в Петрозаводске для местных карел. Чуть подальше коробка от чего-то табачного с финской маркой… В которой осталась нетронутой лопнувшая папироса. Последнее показалось мне убойным аргументом – я перешел на обычный походный шаг, а чуть позже, наткнувшись на очередную торную дорогу, не стал пересекать ее со всей осторожностью и скоростью, а расположился на отдых неподалеку, впрочем, с западной стороны и в удобном для дальнейшего бегства месте.
Ждать пришлось долго. Раздеваться для просушки одежды и заворачиваться в одеяло и брезент от комаров, как обычно на привалах, я опасался. Спать тем более. Разве что сменить портянки, подремать, да попробовать пришить, наконец, капюшон, не забывая отмахиваться от полчищ озверевших летающих крокодилов. Наконец, часа через три, когда я уже совсем, было, собрался продолжить поход, на дороге показалась пара пешеходов с винтовками за спиной. Я лихорадочно схватился за бинокль и с трудом сдержал вопль радости: дошел! На солдатах красовались кепи, причем прямо над козырьком блестели одна над другой пара пуговиц, а еще выше – эмблема в виде двойного белого круга.
Остатки здравого смысла подсказали, что долговязый, грязный и оборванный, да еще заросший месячной бородой детина мало похож на розовощекую девочку в белом передничке и красной шапочке. То есть доверия своим видом не вызывает. Да и про финнов в СССР поговаривали всякое – и что пять тысяч русских расстреляли в Выборге в 18-ом,[91]91
Выборгская резня – эпизод Гражданской войны в Финляндии, когда после захвата Выборга войсками генерала Маннергейма 29 апреля 1918 года, были проведены аресты и массовые расстрелы финских красногвардейцев и гражданского населения (всего около 3-5 тысяч человек). Из них русских около 380-420 человек.
[Закрыть] и что в 21-ом проклятые шюцкоровцы[92]92
Шюцкор – отряды самообороны, самоорганизовавшиеся в 1917 году по примеру спортивного общества «Союз силы». С 1918 года формировались из добровольцев по территориально-милицейскому принципу, по сути вспомогательные войска.
[Закрыть] как раз в этих краях войной пошли против «молодой советской республики»,[93]93
Вторая советско-финская война, или Карельская авантюра. В октябре 1921 года в Тунгудской волости (столица село Ухта) началось «кулацкое» восстание, на помощь которому из Финляндии было направлено около 2,5 тысяч бойцов. В основном подавлено РККА к декабрю 1921 года, но отдельные стычки продолжались до 1924.
[Закрыть] а успокоились только вдосталь умывшись кровью. Поэтому вылезал я из леса, не торопясь, избегая делать резкие движения, и, как часто показывали в американских боевиках, с широкой улыбкой и заранее поднятыми руками.
Увы, ни немецкого, ни русского, ни английского или французского языков бравые финские вояки почти не разумели. Но после отдельных международных слов, жестов и энергичной пантомимы о долгом пути с Соловков (данный топоним им оказался хорошо знаком), ребята реально прониклись, даже не обыскали, лишь угостили сказочно вкусным сэндвичем с черничным вареньем и показали жестами куда двигаться.
Пара часов ходьбы до небольшой деревушки при пограничной заставе, и вот в моем распоряжении настоящая баня! С наслаждением, впервые за два последних года отмылся горячей водой с белым мылом, с немалыми мучениями и порезами, но все же уничтожил бороду и усы одолженным ретростанком Gillette со сменными пластинками-лезвиями (оказывается, тут это совсем не редкость в отличие от Советского Союза), выстирал белье и в виде, отдаленно похожем на человеческий, стал ждать развития событий.
Скоро в предбанник вошел какой-то благодушный финн в неожиданных ярко-желтых кожаных сапогах, потрепал меня по плечу, весело улыбнулся и пригласил жестом за собой.
«Небось, отведут в местное КПЗ», – мелькнуло у меня в голове. – «Только почему без вещей»?
Между тем на заставе дело явно шло к ужину. Невдалеке, на веранде уютного домика начальника охраны стоял укрытый полотняной скатертью стол, в центре которого парил огромный открытый пирог из мелкой рыбы. Рядом под расшитым вручную полотенцем томилась кастрюля с каким-то варевом, на деревянной тарелке высилась стопка блинов или больших лепешек, с краю притулилась пара кувшинов с молоком и какие-то мелочи. Простенько по меркам 21-го века, но, черт возьми, после трех последних дней, которые пришлось провести на подножном корме в совершенно буквальном смысле этих слов, я был бы рад любому сухарю. Однако пока мне оставалось лишь отвернуться, чтобы не травить лишний раз душу.
К моему несказанному удивлению меня провели именно к этому столу и любезно пригласили сесть. Наверно хозяева догадывались, как опасно оставлять человека из леса рядом с едой, поэтому буквально через несколько минут за трапезой собралась вся застава, то есть полтора десятка мужчин, женщин и детей. Все улыбались мне, пожимали руку, говорили по большей части непонятные, но явно доброжелательные слова, и никто не намекнул ни интонацией, ни движением, что я арестант, неизвестный подозрительный беглец, может быть, преступник.[94]94
Данная сценка, за исключением деталей, позаимствована из мемуаров Б. Л. Солоневича.
[Закрыть]
Признаться, ровно до сей поры у меня в голове гнездился страх, что продержат денек-другой, дождутся злой директивы от начальства, да погонят под прицелом обратно к границе, где сбагрят мою ни разу не ценную персону советским коллегам на расправу. Если не проще – бездонных болот в Карелии хватает. Даже прикидывал чрезвычайный план объяснения или сопротивления. Но тут я окончательно и бесповоротно понял: не выдадут.
Наверно, мне следовало переполниться чувствами радости, толкнуть полную пафоса речь, вытереть скупую мужскую слезу с уголка глаза или сделать еще что-нибудь киношное. Но вместо этого в сознании отложилась некая пустота. Как у художника, который успешно и в срок завершил тяжелую и даже опасную роспись купола огромного храма. Позади этап длинной работы. Но стены… Они все еще стыдливо белеют обнаженной штукатуркой. И каждую предстоит превратить в такое же сложное и законченное творение души и разума. Получится ли? По силам ли задача?
Тем временем хозяйка успела налить каждому в тарелку густого рыбного супа со сливками.
«Обо всем этом я подумаю завтра!» – вооружаясь ложкой и укрепив силу воли для поддержания человеческой скорости потребления пищи, я отбросил прочь все сомнения ради куда более актуального вопроса: «Интересно, как тут насчет добавки?».
5. Не все писатели одинаково полезны.
Киев, апрель 1930
Ровно в девять ноль-ноль, под мерное подрагивание купе на быстром ходу раздался не слишком громкий, но настойчивый стук в дверь. Пришлось встать, кое-как натянуть брюки и отпереть закрытый на ночь замок. Ожидал кондуктора, но в коридоре меня встретили нарочитые улыбки двух парней в строгих, до хруста белых сорочках и синих бабочках.
– Добр-рое ут-тро, – в унисон сказали они энергичными голосами, и… принялись аккуратно пропихивать в купе тележку с едой.
«Официанты!», – наконец-то я приметил небольшие белые колпаки на их головах.
Работники местного общепита свою работу знали на отлично. Не задавая лишних вопросов, они ловко выставили на столик у окна пару сочных лангетов с жареным картофелем, свежим (откуда только взяли!)[95]95
Можно привести цитату из письма Л. Ю. Брик от 23.05.31: «Ехали мы (поездом из Москвы в Свердловск) хорошо, но очень пыльно. В ресторане ели рябчиков, жареные грибы и свежие огурцы…»
[Закрыть] огурцом на продолговатых никелированных тарелках, лососевые салаты, взбитые сливки, несколько теплых булочек, горячий дымящийся кофе и нежные пирожные из слоеного теста с чудесными глазочками из засахаренных фруктов, каким-то чудом уместив всю кулинарную роскошь на крошечном пространстве.
С вежливым полупоклоном выдали листочек счета, за двоих вышло четыре рубля шестьдесят семь копеек, впрочем, от сдачи с «синенькой» успевший проснуться Яков отмахнулся, не глядя.
Позавтракали с шиком, вдобавок мой спутник, позер патентованный и неисправимый, добавил к кофе гадкую толстую сигару из того немалого запаса, что он умудрился натуральной контрабандой протащить из Турции. Я же, закинув ногу за ногу и откинувшись на подушку кресла с чашкой в руках, скромно налег на оставшиеся без его внимания, но очень недурные пирожные.
– Почитать ничего не желаете-с? – ворвался в мою блаженную полудрему голос проводника. – Газеты? Журналы?
– Пожалуй, – я вернул чашку на блюдце, запуская пальцы в предложенную переносную корзинку. И почти сразу со словами: – Ого, «За рулем» уже печатают! – вытащил несколько уже потрепанных, но неплохо сохранившихся номеров от 1928 года.
– Благодарствую, – чуток поклонился вагоноблюститель, принимая мой двухгривенный. – Если еще надо чего, спрашивайте-с.
Содержание, сверх всякого чаяния, оказалось достойным внимания. С не успевших пожелтеть страниц журналисты-автомобилисты рассказывали про жуликов-таксистов в Париже, обсасывали детали новейшей многоуровневой развязки на шоссе Франкфурт-Базель, грозили властям города Москвы фотографиями страшных ям и ухабов в булыжной мостовой, с попутным экскурсом в классификацию каменюк по форме, материалу и региону добычи, обсуждали новую модель Ford, подвеску грузовика Citroen, устойчивость спортивного трехлитрового Bentley на итальянских серпантинах, доказывали достоинства триплекса и многоугольного рулевого колеса. А под копией рекламной листовки General Motors с мудреным лозунгом «А used car is unused transportation» организовывали полноценную правительственную дискуссию по целесообразности закупки в Америке пользованных автомобилей, да еще эдак разборчиво, Chevrolet брать или Ford, ибо последний дешевле, но имеет недопустимо большую разницу в передаточных числах между первой и второй передачей.
Если не обращать внимания на едва заметную ретроспецифику, то создавалось полное ощущение 21-го века: доступность иномарки любому и каждому, сопричастность с мировой культурой паневропейского автотуризма, изрядная толика рекламы бензина, масла и «совершенно обязательных» автоаксессуаров, ну и, конечно, уверенность в скором и окончательном решении вопроса рытвин и кочек на отечественных дорогах.
Особо стильно в канву сюжетов а-ля будущее укладывался пространный репортаж про вновь начинающийся мировой кризис и падение спроса на автомобили в Америке. Не претерпел заметных изменений и логический вывод из сего досадного факта: корпорация GM уже не сможет, как в былые тучные времена, продавать по два миллиона автомобилей в год,[96]96
Всего в США на 1928 год ездит 22 миллиона автомобилей, из них в штате Нью-Йорк 1,7 миллиона.
[Закрыть] поэтому вот-вот попадет под пресс категорически неразрешимых экономических проблем, соответственно, непременно начнет выкидывать рабочий класс целыми цехами на грязные улицы Чикаго. А там подтянутся забастовки, манифестации, обрушение многотрилионной пирамиды долгов, и в завершение – полный крах «цитадели демократии».
Ощущение портила лишь одна ложка дегтя. По странному стечению антисоветских обстоятельств, на следующей же странице чья-то добрая душа с задором и надеждами на скорые перемены подробно описала, как самого предсовнаркома, товарища Рыкова катают по Сталинградской губернии на лучшем из имеющихся Mercedes-Benz… 1912-го года издания. Ни грамма не постеснявшись, а скорее, просто не осознавая комизма ситуации, бойкий щелкопер в красках отобразил починку колеса восемнадцатилетнего рыдвана в деревенской кузнице путем насадки пары деревянных ободов с подкладкой из плотно свитой соломы отечественного производства. В качестве же оправдания сего прискорбного факта шла сдача главной военной тайны страны: чего ждать от Поволжья, если в самом Ленинграде зарегистрировано только 726 легковушек?[97]97
На весь СССР приходится около 20 тысяч автомобилей, в основном довоенного выпуска, чуть меньше чем в Польше.
[Закрыть]
Общей картины, впрочем, сей забавный сюжет не ломал. Мне пришлось в очередной раз признаться самому себе: победители в революции и гражданской войне, они же обладатели членских книжечек ВКП(б) за дюжину лет умудрились вполне комфортно устроиться на обломках Российской Империи. Еще и местечко оставили для свиты из примазавшихся попутчиков и лизоблюдов. И пусть прямо сейчас им не по карману даже мечта клерка – Ford Model A, в душе коммунисты-начальники вполне готовы катать в его аскетичном салоне жен в магазины и любовниц на доставшиеся в наследство от «проклятого царизма» роскошные имения-дачи.
Порукой тому очень недурные зарплаты и возможности практически неограниченного карьерного роста. При отсутствии старых кадров даже полные бараны умудряются удерживать статусные руководящие посты, а чуть более грамотные и шустрые мгновенно дорастают до несусветных должностей. Они получают премии, пайки и комнаты с мебелью в отобранных у контры квартирах. К ним на шею с самыми что ни на есть серьезными намерениями вешаются юные красавицы. Доступны веселые загородные кутежи с девочками и бильярдом, попойки в ресторанах, а также прочие скучные патриархальные забавы: охота, пьянка и рыбалка. Наконец те, что в чинах чуть повыше среднего, не имеют проблем с выездом за границу.
В дополнение к перечисленному не стоит забывать: над «авангардом пролетариата» ГПУ невластно, в случае любого, в том числе махрово-уголовного преступления коммуниста сперва должна судить Партколлегия местной или, при наличии высокого поста, центральной Контрольной Комиссии. Соответственно машина убийства и унижения может добраться до них лишь после «исключения из рядов»,[98]98
Данный порядок был введен в 1923 году и формально действовал как минимум до 40-х годов. Однако уже в середине 30-х исключение из партии проводилось по требованию ГПУ-НКВД формально, часто – задним числом.
[Закрыть] что есть дело крайне непростое – друзья и соратники не сдадут без боя. Поэтому чувствуют они себя в полной безопасности, совсем как дворяне эпохи «золотой Екатерины», эдакий достаточный для управления страной неподсудный и неподатный процент.[99]99
Численность партии на момент XVI съезда в июне 1930 года – 1 260 874 членов и 711 609 кандидатов. С другой стороны, по данным переписи населения 1897 года, в Российской Империи насчитывалось 1 221 939 дворян, что составляло 0,97% всего населения.
[Закрыть] Для поддержки своего «высокородного» статуса многие из партийцев тренируются с оружием как настоящие господа, всего разницы – наган вместо благородной шпаги. Никак не пойму только, почему они так стеснялись пускать его в ход в тридцать седьмом.
Восхищаться ли мне коммунистами? Ненавидеть? Завидовать? Какие глупости! Наивные, трудолюбивые коняги местного «Скотного двора»[100]100
Книга «Скотный двор» (Animal Farm) Д. Оруэлла была опубликована в 1945 году. Но ГГ ее разумеется читал и основные моменты помнит.
[Закрыть] достойны лишь жалости. Они вступали в ряды ВКП(б) за повешенным перед мордой лица благородным лозунгом «все животные равны», надеялись дать власть советам, недра народу, землю крестьянам. Многие до сих пор и совершенно искренне гробят за фальшивую мечту здоровье, а то и саму жизнь. Однако простить их, особенно после близкого знакомства со свежеоткормленными псами или стражами революции не могу и не буду. Кто-то же обязан нести ответственность за молчаливое сглатывание подлой добавки «…но некоторые животные равнее других» и закономерное перерождение правящей партии в монстра. За назидательный пример, в котором «честное исполнение своего долга множеством умных и добрых людей» приводит к втаптыванию в лагерную пыль миллионов ни в чем не повинных крестьян, рабочих, управленцев, инженеров… А также их жен, детей и прочих близких и дальних родственников.
Нужно остановить метаморфозу. Любой ценой, хуже все равно быть не может.
– Леш, уж не пойти ли нам до ресторана? – прервал мою задумчивость жизнерадостный голос Якова. – Гляди, время за полдень ушло, скоро Киев, он хоть не столица,[101]101
С 1917 по 1934 год столицей советской Украины (УНРС-УСР-УССР) являлся Харьков.
[Закрыть] да оголодавшим гражданам до того дела нет. А ну как понабьются по вагонам, толком не поесть будет.
Риторический вопрос! Какие могут быть возражения? Опыт завтрака и его побочное следствие – досадная капелька соуса на брюках, показали – вкушать местные деликатесы за маленьким, подрагивающим столиком не слишком удобно. Да и хоть чуть-чуть размяться явно не мешает.
Путешествие по коридорам не заняло и пары минут. И вот он, элитный советский вагон-ресторан. Никакого сравнения со скромными европейскими собратьями, напротив, полное отсутствие дорожного аскетизма и компромиссов форм. Тяжелые, но с изыском столы красного дерева, на выставленных тарелках словно отлитые из гипса пирамиды салфеток. Стулья с убедительными мягкими округлостями сидений и спинок, обшитых плюшем в тон к тканевым вставкам панелей стен. Едва прозрачная застиранная кисея и плотные бордовые шторы с неуклюжими ламбрекенами погружают изрядно сдобренное табачным дымом пространство под приятный рассеянный свет. Посетителей немного…
– Бл…ь! – тихо матюкнулся мне в спину партнер. – Папиросы забыл!
Он развернулся и быстро зашагал назад, так что я догнал его уже в тамбуре.
– Старый знакомый засел, с…ка, – прояснил Яков ситуацию в ответ на мой удивленный взгляд. – Слева, колобок в очках и черной рубашке. Издали не срисует, ведь столько лет прошло, но вблизи непременно смекнет. Придется обедать в купе.
– Может быть…– сконфуженно замялся я.
Яков осуждающе хмыкнул, однако увидев в моих глазах некстати разбуженный грех чревоугодия, расслаблено махнул рукой:
– Ты-то оставайся. Но не вздумай знакомиться и беседы разводить, чекист[102]102
Оперативной работой И. Э. Бабель не занимался, в 1918 работал переводчиком в иностранном отделе ЧК.
[Закрыть] он, хоть и бывший, сам понимаешь.
– А зовут-то как его?
– Изя, кажется. Фамилия Бабель.
– Ого! – отчетливо щелкнуло у меня в сознании. – Читал… когда-то давно.
В начале кратких одесских каникул я частенько не понимал смысла в повсеместно употреблявшихся фразах типа «смотреть официальным глазом», «снять со стенки верного винта» или «отдавать кровь в первом ряду». Но позже осознал: Бабель в советской стране бешено популярен, куда больше чем Пелевин в моем времени. Так что всякий оболтус, мнящий себя хоть каплю образованным, обязан знать десятка полтора красивых цитат из «Конармии» или «Бени Крика», чтобы с поводом и без оного вкручивать их в любой разговор. Перечитать смутно припоминаемые по школьной программе романы[103]103
ГГ ошибается, И. Э. Бабель ни одного романа не написал, перечисленное выше – сборники рассказов.
[Закрыть] желания не возникло, но сам факт в памяти отложился прочно.
Вернулся в ресторан я в гордом одиночестве, однако последовать совету партнера и спокойно пообедать не смог. Не иначе, уловил знаменитый писатель эфирные эманации моего интереса. А может, проще и материалистичнее, не понравилось ему, что кто-то за спиной поесть пристраивается. Так или иначе, только выдвинув стул, я неожиданно услышал тонкий, чуть ироничный голос:
– Товарищ, присаживайтесь лучше сюда, коли вы не против составить компанию пьяному еврею.
Отказаться не сложно, да только как это сделать, если гложет любопытство? Ладно выдающийся писатель, таких у меня полный учебник литературы, но ведь он числился чуть не официальным любовником жены будущего наркома Ежова![104]104
Данная версия спорна, то есть имеет как сторонников, так и противников. Однако факт близкой дружбы Бабеля и его постоянного общения с супругой Н. И. Ежова Е. С. Хаютиной (урождённой Фейгенберг) не вызывает сомнений.
[Закрыть] По крайней мере, эту деталь биографии я твердо запомнил из рассказа молоденькой училки, когда-то тщетно пытавшейся найти подход к нашему буйному одиннадцатому классу. Поэтому колебался недолго, то есть после секундной заминки сделал пару шагов к соседнему столику и с улыбкой протянул руку:
– Алексей.
– Ах, да, так неудобно, – Бабель с легким, чуть шутейным поклоном привстал и энергично пожал мою ладонь. – Меня зовут Айзек, можно на ты и без отчества, хотя зрение мое слабо, но я таки вижу, что по возрасту мы не сильно отличны.[105]105
И. Э. Бабелю в 1930 году 36 лет, ГГ – 25 лет.
[Закрыть]
Я же в этот момент замер в ступоре. Наверно, во всем мире не найти человека, менее подходящего на роль дамского угодника. Низкий, толстый, начавший лысеть очкарик, с короткой шеей и смешным носом уточкой над широкими, чуть припухлыми губами, вдобавок одет вызывающе серо и не модно. С такой внешностью, да в постели к дамам высшего советского света?! Тут я приметил на столе среди остатков еды сильно початую бутылку госспиртовской «Английской горькой» – так он еще пьет сам с собой!
