Текст книги "Буран"

Автор книги: Павел Голубев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

XIX. НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА

На улице около тюрьмы стояло несколько оседланных лошадей, их держали красноармейцы.

Сенька ни одной хорошей лошади не пропустит, чтобы не осмотреть поближе, а то и похлопать рукой по груди, по бокам погладить.

У одного красноармейца были гнедой и карий, у другого серый и вороной.

– Вот это кони! – восклицал Сенька, – вот и Чалдон был бы такой, – указал он на серого коня.

– А может быть, это Чалдон и есть, – сказал Колька.

Подошли вплотную.

– Что вам нужно? – сердито спросил красноармеец.

– Хороши кони, – поглядеть охота!

– Смотри, Колька, ведь это Чалдон, – весь встрепенувшись, шепнул Сенька, – вот и ноздри розоватые, и на груди черный пятачок...

– Врешь? – не поверил Колька.

– Ей-богу, он! Я тогда ведь хорошо запомнил. Вот узнать бы, хромает он или нет.

– Это у вас порченый? – спросил Сенька красноармейца.

– Сам-то ты не испортился ли? Много знаешь больно, – обиделся красноармеец. – На-ка, подержи кто-нибудь, – сказал он уже более миролюбиво, – я пойду прикурю.

Сенька подбежал, взял поводья, потрепал коня по груди.

– Он! Сейчас умереть, – он! Вот и пятачок, – указал Сенька на черное круглое пятнышко.

– Чалдон! – сказал он громко.

Конь повел ушами, посмотрел на Сеньку, на Кольку...

– Он и есть! – обрадовался Сенька.

– Чей это конь? – спросил он у подошедшего красноармейца.

– Комиссара военного, – ответил красноармеец, – да вот он и сам идет.

Из дверей тюремной конторы вышел высокий черный человек в военной форме, на рукаве красная звезда и несколько красных квадратиков, у пояса револьвер.

"Он и не он, – думает Сенька, – как бы спросить?"

– Колька, давай спросим, не тот ли черный...

Военный подошел к коню, потрепал по шее.

– Ну, Чалдон, сейчас поедем, – сказал он коню. – Товарищ Лаптев, подержи еще маленько, я вернусь в контору.

Теперь Колька и Сенька были твердо уверены, что это не кто иной, как тот самый черный, который жил зимой в монастырской сторожке.

– Как зовут этого комиссара? – спросил Колька у Лаптева.

– Зачем тебе?

– Мы его знаем, только забыли, как зовут, – слукавил Колька.

– Это – товарищ Иванов. Как вы его знаете? – заинтересовался красноармеец.

– Раньше видали, в деревне он жил, недалеко от нас.

– A-а, все может быть.

– Ну, едем! – раздался голос черного.

– Не узнаешь, товарищ Иванов, ребят-то? Они тебя знают.

– Какие ребята? – спросил черный.

– Да вот эти.

– Где вы меня видали? давно? – обратился черный к ребятам.

– Нынче зимой в избушке, в лесу, – сказал Колька.

– Ба-а! Да вот вы кто! Как же, помню, помню! Ну здравствуйте, здравствуйте! – крепко жал руки ребятам черный. – Как же вы узнали?

– Вот Чалдона сперва узнали, а потом и вас, – сказал Сенька.

– Ну вот что, дорогие товарищи, сейчас я тороплюсь в штаб, по важному делу, а вы заходите ко мне часика через два; я живу на Большой Королевской, на самом берегу, угловой дом, – не забудете? Непременно заходите!

– Найдем, – уверенно сказал Колька, – эту улицу я знаю.

Комиссар сел на коня и галопом поскакал в город.

– Не припадает Чалдон-то, поправился, – заметил Сенька, глядя ему в след, и ребята двинулись по шоссе к городу.

– Вот здорово-то! – радовались ребята. И Тайдана, и Чалдона и черного всех разыскали! Только бы еще солдата найти да из тюрьмы их с Тайданом выручить.

Через два часа ребята уже были на Большой Королевской. Зашли во двор. Чалдон стоял привязанным у крыльца.

Стали подниматься по лестнице, а товарищ Иванов уже кричит:

– Сюда, сюда, товарищи! Ну, вот, будем чай пить, – усаживал он ребят. – Расскажите, что вы тогда подумали обо мне, когда не нашли ни меня, ни Чалдона.

Ребята смутились и молчали, особенно Сенька: ему стыдно было смотреть на товарища Иванова.

– Знаю, знаю: подумали, что бродяга и есть, да еще и вор – верно?

Сенька, не поднимая глаз, кивнул головой.

– Ну, ладно, что было, то прошло, теперь мы узнали друг друга. Знаете, ребята, ведь Чалдон оказал мне большую услугу в ту ночь, да не только мне, а и нашему отряду... Он оказался не так уже попорченным: сначала действительно прихрамывал, а потом разошелся – хоть бы что! Я той ночью верст пятьдесят на нем проскакал, много дела большого сделал... Да вы чего не едите и не пьете? Ешьте досыта, – угощал Иванов.

– У нас Тайдана арестовали и еще одного, солдата нашего...

– Какого Тайдана? Не старик ли такой маленький? Я сегодня такого допрашивал в тюрьме.

– Да, да, он и есть! – и ребята рассказали про все: и про обыск, про сабли и про солдата.

Комиссар слушал внимательно.

– Знаю и солдата, вместе с Тайданом привезли, только Тайдана в общую камеру посадили в № 5, а того отдельно в одиночную.

– Пятая камера – в подвале, куда закованных сажают? – спросил Колька.

– Нет, с чего ты взял? Это большая, светлая во втором этаже. Там в кандалах никого нет. О Тайдане вы не беспокойтесь, мы его выпустим дня через два, а может быть, и раньше, а вот с белым солдатом, с тем потруднее. Его считают замешанным в Богородском бунте... Но по вашим рассказам выходит, что он не при чем. Пожалуй, и его скоро освободим. Постойте-ка. Вот как мы сделаем: вы сейчас поедете домой, а я ваш разговор передам следователю... Если он захочет и сам вас выслушать, – я за вами пошлю вестового, а если не понадобитесь ему, то и поджидайте домой Тайдана и солдата.

Ребята обрадовались.

– Ну, а Чалдона-то вам надо? – спросил, смеясь, товарищ Иванов.

– Нет, пусть у вас, – сказал Сенька, – только, когда вы будете отступать, – не убивайте его, отдайте нам...

– Ха-ха-ха! – рассмеялся Иванов, – друзья вы мои дорогие, мы отступать не будем! А коня вам я другого добуду, чтобы он у вас и пахал, и воду возил, и в город ездил, – хорошо?

– Ладно, – согласились ребята, – нам еще и лучше такой-то.

Стали собираться домой.

– К нам приезжайте когда-нибудь, товарищ Иванов, – приглашали ребята.

– Непременно, как только выдастся денек, – обязательно. Вы тоже как будете в городе, так ко мне. И заведующему скажите, – пусть заходит. Ну, прощайте... я очень рад, что вас встретил.

– И мы рады... до свиданья!.. ждем вас, скорее приезжайте! – весело попрощались ребята и отправились на пристань.

Через два часа ребята были уже дома, где их встретили расспросами: как Тайдан, солдат, видели ли, скоро ли вернутся?

Ребята подробно рассказали про встречу с товарищем Ивановым и про его обещание освободить скоро и Тайдана и солдата...

– Ну и молодцы! – хвалил заведующий Кольку и Сеньку. – И бывают же в жизни такие счастливые случаи!

Прошел день, другой – нет ни Тайдана, ни солдата. Все ребята стали посылать Кольку и Сеньку в город узнавать у товарища Иванова о Тайдане.

Вечером собрались в большой комнате, раскрыли все окна. Погода была тихая, теплая.

Заведующий сообщил, что в будущее воскресенье все поедут в город – праздновать 1-е мая и участвовать в манифестации. После праздника же надо приняться за работу.

– Да, ребята, чуть не забыл, – сказал заведующий, – наш отдел хочет, чтобы мы сплели 200 маленьких корзинок; другие детские дома, где есть мастерские, тоже сплетут, и первого мая всем ребятам детских домов и школьникам будут розданы корзиночки с подарками. Как думаете, успеем сделать?

– Успеем, успеем! – закричали ребята.

В окно ворвался какой-то крик, как будто с той стороны реки.

– Помолчите, ребята, никак кричат?

Замолчали, прислушались.

– Лодку-у! – чуть слышно доносилось из-за реки.

Все встрепенулись.

– Кто бы это мог быть гак поздно?

– Лодку! лодку! – неслось с той стороны.

– Поедем, ребята, – предложил Гошка, переглянувшись с товарищами.

– В такую воду ночью опасно, – сказал заведующий.

– Робинзон-то по морю на бревне плавал, да и то ничего, а у нас лодка, – заметил вскользь Сенька.

– Лодку-у! – все настойчивее неслось из-за реки.

– Ну что ж, ребята, поедем? Докажем Сеньке, что и мы можем быть Робинзонами, – засмеялся заведующий. – Кто со мной?

Всем хотелось поехать и много рук поднялось кверху.

Выбрали самых сильных: Мишку и Яцуру. Остальные должны будут на берегу разложить огонь, чтобы видно было, куда плыть.

Спустили лодку. Мишка и Яцура сели в греби, а заведующий на корму – править.

Отчалили от берега, и темная мгла поглотила их, только было слышно, как скрипят уключины, да весла шлепают по воде.

Звуки все тише и, наконец, совсем стихли.

– Не утонули ли? что-то не слышно, – сказал Гошка. Прислушались... Донесся стук весла о лодку.

– Переехали. Это весла на борт положили, по воде хорошо отдается, – повеселели ребята.

Разожгли костер. Огонь запылал. Стали слушать – опять зашлепали весла.

– Возвращаются!.. Постойте, не шумите! – останавливал ребят Гошка.

Голоса как будто ближе, а не видать.

– O-го – раздался веселый голос заведующего.

– О-го-го! – громко ответили ребята.

– Огонька подбавьте, чтобы светлее было, – совсем уже близко говорил заведующий.

Подбросили хворосту. Огонь высоким столбом взвился кверху, освещая откос крутого берега и играя в быстро мчавшихся волнах.

– Есть! – послышалось у самого берега, и лодка уткнулась в песчаный берег.

– Мужик какой-то. Кто-нибудь из деревенских, – сказал Сенька, разглядывая подъехавших.

Внизу вытащили из воды лодку, опрокинули и стали подниматься по откосу к костру.

– Кто? – спросили ребята вылезших первыми Яцуру и Мишку.

– Не знаем, – какой-то дед.

– Ох, дуй вас горой, да тут все в сборе! – раздался знакомый голос из-за спины заведующего.

– Тайдан! Тайдан! – и громкие радостные крики ребят понеслись в ночную тьму.

XX. ЗАБАСТОВЩИКИ

Заведующий был вызван в город помогать устраивать первомайскую детскую манифестацию. Тайдан отдыхал от пережитых волнений. Шандор получил из города от земляков письмо, что скоро они будут отправлены в Венгрию, так как большевики согласились обменяться пленными, – ходил веселый и даже к великому удивлению ребят, напевал какую-то песню.

Ребята чувствовали себя свободно и настолько осмелели, что перестали слушаться Мишки. Это Мишке очень не нравилось. Он привык, чтобы все его боялись, а тут с приездом нового заведующего власть его над ребятами стала падать с каждым днем. Да и заведующий его не выделял среди других.

"Ну, погодите, я еще покажу вам, – будете знать – думал про себя Мишка.

Второй день ребята готовили корзинки.

– Ну что, не правда? – говорил Мишка. – Один чорт! Раньше сидели и теперь будем целыми днями за корзинами сидеть!

– Да ведь это на праздник, – не мы одни, – приютским же, – возражал Гришка.

– Кому надо, тот пусть и делает, а я не буду для других работать. Что мне теперь за это могут сделать? Мы свободны, – что захотим, то и делаем. Ха! я лучше на реку пойду.

Солнце как будто в союзе с Мишкой, смеялось в растворенное окно, играло на стенах, на потолке, так и манило на улицу.

– И я не буду, – упрямо заявил Васька, – я все равно за белых.

– Отчего же ты с белыми не убежал? – подковырнул его Сенька.

– И убегу! Думаешь, не убегу? А за девчонок пол мыть не буду!

– Ты не за девчонок моешь, а за себя, в своей же спальне, – резонно доказывал Жихарка. – Что же, за тебя заведующий что ли будет мыть?

– Пусть моет, мне какое дело.

За Васькой отказался работать Яцура, потом и Гришка.

– Что мне, всех больше что ли надо? – сказал он и присоединился к забастовщикам.

– Бросай, Жихарка! А не то – во! – и Мишка показал кулак.

Гошка с Колькой торопились докончить урок, они вообще были против забастовки.

Пришел мастер, удивился, почему ребята не работают.

– Будет, наработались. Работай сам, если хочешь, – грубо ответил Мишка. – У нас теперь свобода, – что хотим, то и делаем.

Мастер покачал головой, ничего не сказал.

– Мы – забастовщики, – хвастался Мишка девочкам. – Захотим, будем работать, не захотим – не будем.

В этот день у Мишки чесались руки, он задирал девчонок, а Мишкин подголосок – Васька – забежал в девичью спальню, перевернул все постели, поломал налаженные на окнах кукольные домики и куклам поотрывал головы.

За два дня до праздника вернулся заведующий из города. Вечером, когда собрались в большой комнате, заведующий сказал, что послезавтра все едут на пароходе в город, чтобы 1-го мая с утра быть на празднике.

– А ребята корзинок не плели, – выдала Манька.

– Как не плели, почему?

– Они забастовщики... Куклы наши поломали...

– Забастовщики? – улыбнулся заведующий. – Ну что ж, будем вести переговоры. Эй, забастовщики! выбирайте делегатов да присылайте ко мне для переговоров, – шутил он.

– Да что ж, Иван Николаевич, – выступил Яцура, – вот уж пятый год я тут, и все корзинки да корзинки – сутра до ночи... Надоело.

– Знамо, надоело, не глядел бы на них, – поддержали другие.

– Так у вас всерьез забастовка? – удивился заведующий и перестал шутить. – Надоело, говорите?

– Прямо опротивело, – хором заявили ребята.

– Ну что ж, летом можно будет и не плести корзин, отдохнуть от этой работы: другого дела вдоволь. Будем так делать, чтобы никакое дело не надоедало.

Ребята в первый раз после приезда нового заведующего почувствовали какую-то неловкость перед ним.

Только Мишка ходил героем: чего захочу, то и будет!

XXI. ДА ЗДРАВСТВУЕТ 1 МАЯ!

Накануне в детском доме была большая спешка: Тайдан наскоро чинил ботинки, сапоги, намазывал их дегтем, начищал ваксой. Девочки гладили себе платья, мальчикам – рубашки.

Малыши ревели, что их не берут.

В 4 часа пароход "Республика Советов" стоял у берега и пронзительно свистел.

С красным флагом, веселые отправились ребята в город. Первый раз в жизни они так торжественно ехали на праздник.

У городских пристаней шла оживленная работа: мыли пароходы, убирали их, украшали зеленью и разноцветными флажками.

В городе подметали площади, улицы. К сумеркам весь город разукрасился красными флагами.

Готовилось что-то важное и веселое.

Утром спозаранку ребята уже были на ногах.

День был яркий, солнечный. Празднично-нарядная толпа торопилась в центр. У "Дворца Труда" стройными колоннами пестрели школьники и ребята из детских домов; за ними стояли организации со своими знаменами. Все ждали сигнала к выступлению.

Заиграла музыка, заколыхались знамена, и шествие двинулось.

Море голов и красных знамен заполнило всю большую улицу. В ушах стоял шум от музыки, пения. Грудь наполнялась каким-то новым радостным чувством, бодростью...

– Никогда еще так не было, – переговаривались в рядах ребята.

Выстроились на площади Революции.

С высоких площадок говорили речи, поздравляли с праздником, и все тысячи людей кричали ура.

Мимо ораторов стройными колоннами проходили красноармейцы, рабочие, школьники.

Раздалась какая-то команда, и несколько колонн двинулось в боковую улицу, которая вела на окраину города.

– Куда это? – недоумевали, шагая, ребята.

– Чего это нас с площади-то увели?

Остановились у большого угрюмого здания: тюрьма.

Открылись внутренние тюремные ворота. Грянул оркестр, и громадная толпа мужиков вышла из тюремного двора на площадку.

– Богородские бунтари, – побежало по рядам и среди окружавшей толпы.

Какие-то старушки сокрушались:

– Что же это с ними делать-то будут, неужто казнить?

Мужики, понурив головы, покорно ждали своей участи. К ним за проволочную сетку вошло несколько рабочих и красноармейцев.

У ребят праздничное веселое настроение омрачилось каким-то тревожным ожиданием.

"Что же это будет?"

– Товарищи-крестьяне! – громко заговорил один рабочий с красной повязкой на рукаве. – Что мы вам сделали плохого, что вы пошли против нас?

Мужики молчали.

– Разве не одну лямку мы с вами тянем, разве не для вас мы куем плуги, бороны, косы, топоры? Нам друг без друга никак нельзя! Думали ли вы когда-нибудь об этом?

– Нешто мы против вас? – сказал крайний рыжий мужик. – Мы супротив тех, кто начисто нас обобрать хотел, супротив красных

– Товарищи-крестьяне, вас запутали разные проходимцы! Красные это те, кто поднял красное знамя восстания против кулаков-мироедов, это мы и есть – рабочие! В красной армии – ваши сыновья и наши сыновья и братья, – враги ли они вам? Смотрите, трава выпирает из земли, земля ждет своих пахарей, ваше место там, в поле, за сохой!..

– Да-к рады бы, сами знаем, да видишь, дело-то какое вышло, – ответил мужик с маленькой седой бородой.

– Советская власть знает, что не злоба вас толкала на бунт, а темнота ваша. Верно ведь?

– Знамо, темнота... Несведущи мы... – заговорили разом мужики, ободряясь и поднимая головы.

– Сегодня наш день, – продолжал рабочий, – наш праздник. Во всем мире рабочие празднуют этот день. В этот день рабочая власть прощает ваши заблуждения. Присоединяйтесь к нам, как свободные граждане, как братья! Покажите, что вы не враги себе, не враги рабочим!

– Прости, товарищ, нас – дураков, – поклонился рыжий мужик.

– Прости! – повторили за ним другие.

– Не я, а власть рабочих вас прощает! Помните, товарищи-крестьяне: нам друг без друга нельзя: крестьяне и рабочие должны быть заодно, вместе! Да здравствует союз рабочих и крестьян! Ура!

– Ура! – грянула толпа.

Оркестр заиграл "Интернационал", и мужики, смешавшись с рабочими и красноармейцами, двинулись назад на площадь.

– Вот это здорово! – радостно заговорил Сенька. – Вот рады, поди, мужики!

Ребята повеселели.

– О! да и наши здесь! – услышали ребята сзади знакомый голос.

Обернулись – солдат Илья!

– Ты откуда, где был? тебя выпустили? – забрасывали солдата вопросами обрадовавшиеся ребята.

– Выпустили, сейчас вот, вместе с нашими мужиками. Вон и дядя мой идет, что разговаривал с рабочими-то.

– Ты к нам поедешь теперь? Тайдан давно дома.

– Нет, ребята, сейчас я в нашу деревню. Спасибо вам за все! Приезжайте к нам в Богородское, на пароходе живо ведь. Обязательно летом приезжайте!

Солдат, простившись с ребятами, присоединился к мужикам.

Ребятам стало совсем весело. Расчувствовавшийся Гошка, отвернувшись, вытирал слезы.

Пришли опять на площадь, там председатель Губисполкома говорил мужикам опять речь и, кончая ее, крикнул:

– Да здравствует власть рабочих и крестьян! Ура!

– Ура! – подхватили тысячи голосов, и громко грянула музыка.

Когда все смолкло, какой-то военный с высокой трибуны объявил.

– В пять часов дети организованным порядком отправляются на пристань Советского флота и садятся на пароходы "1 мая" и "Республика Советов". Катанье будет вниз по реке до Орловки и обратно. Богородские товарищи-крестьяне идут на обед в Дом крестьянина, а потом на пароходе "Красный Октябрь" отправляются домой. Пароход отойдет ровно в 5 часов.

Махнул рукой, и оркестр заиграл марш.

Вечером яркая красная звезда, устроенная на высоком шпиле "Дворца Труда", как маяк, далеко бросала свой свет в темноту ночи и серебристой рябью отражалась в быстрых волнах реки.

А поздно ночью веселый смех и говор возвращавшихся с гулянья детей наполнили шумной радостью все улицы и закоулки утихнувшего города.

Целых три дня ребята пробыли в городе. Были в других детских домах, перезнакомились с тамошними ребятами, приглашали их к себе на лето – по грибы, по ягоды.

Все гурьбой ходили к товарищу Иванову, пили у него чай, катались по двору на Чалдоне, а вечером на автомобиле все ездили в красноармейский клуб, где ребята пользовались большим вниманием.

Так было весело и интересно, что не хотелось уезжать из города. Но праздник кончался, и везде принялись за работу.

К вечеру третьего дня маленький почтовый катер помчал их в обратный путь, и через два часа они были встречены дома обрадованными малышами.

XXII. НОВАЯ ВЛАСТЬ

Наступила рабочая пора. Всюду шла организация новой власти на местах.

В детском доме было назначено второе общее собрание для выбора комитета по проведению летних работ.

После горячей предвыборной агитации председателем единогласно был избран Тайдан, первым помощником его Андрейко, вторым Зойка, секретарем Гошка. Мишка был забаллотирован своими даже приятелями, не говоря об остальных.

Решено было приступить к работе на огороде с завтрашнего дня.

Утром мастер Шандор, получивший из города записку, не помня себя от радости, старался что-то объяснить заведующему на непонятном языке. Можно было понять одно: пленные едут домой в Венгрию.

Пришел другой пленный, хорошо говоривший по-русски, перевел, что сегодня отправляется из города эшелон пленных на родину, – Шандор должен уехать.

– Что ж, счастливого пути, – сказал заведующий и распорядился снабдить его в дорогу чем можно.

Все ребята приняли живое участие в сборах мастера, зла никто не помнил, старое забылось, а при новом заведующем Шандор работал наравне с ребятами и бросил прежние повадки.

Колька при прощании жал ему руку, улыбался и говорил:

– Пиши, Шандор, как там, в Венгрии, дела-то.

– Письмо? Корошо, Колько... Не сердись... Не сердись, – обратился он к ребятам, и у самого заслезились глаза.

– Гошко, прощай, Ванько!.. – со всеми прощался Шандор.

Все пошли провожать его до монастырского моста, долго с горки махали ему шапками, платками, пока Шандор не скрылся на повороте за лесом.

– Ох, поди, и рад Шандор! – возвращаясь, говорил Колька. – Дома его не ждут, – думают, что уже не живой, а он и заходит, вроде странника, – ночевать просится... Хорошо!

– А как не пустят ночевать-то? Могут и не пустить, – рассуждал Гошка.

– Ну, он тогда и назовется... Ах, как бы я хотел куда-нибудь так вернуться невзначай! – мечтал Колька.

После обеда все вышли на огород копать гряды.

Ребята дружно взялись за работу: комитет постановил! Только Мишка Козырь назло комитетчикам захотел сорвать работу; не будет он слушаться комитета, да и все! Что ему могут сделать?

Заведующий был в стойлах, накладывал навоз на носилки. Мишка с Васькой принесли одни носилки да и убежали на реку. За ними Гришка с Яцурой, потом остальные.

Ждал, ждал заведующий с носилками, не дождался; вышел на огород посмотреть, а там только комитетчики: Андрейка, Зойка да Гошка.

– Где же остальные? – удивился заведующий.

– Мишка на реку уманил, не слушаются нас...

– Может быть, устали, – сказал заведующий, – пойдемте и мы купаться, после доделаем.

– Заведующий идет! – крикнула Манька Ворона, завидев заведующего, а сама спряталась за водомерную будку.

Ребята побросались в воду, кто нырнул, кто старался отплыть на середину, чтоб не попадаться на глаза заведующему: все думали, что он будет ругать.

– Далеко не уплывайте! – крикнул с берега заведующий. – Пароход идет!

Действительно, из Юштинской протоки полным ходом шел большой пассажирский пароход.

– Скорее к берегу! захлестнуть может! – кричал заведующий и, быстро раздевшись, бросился в воду и поплыл на выручку.

Пароход был уже совсем близко, громадные валы с шумом приближались к купающимся и немного повыше, с бешенством налетая на берег, разбивались в брызги.

Пароход дал продолжительный свисток, уж он далеко оставил за собой выбивающихся из сил Ваську и Мишку, бывших на самой середине реки.

Валы то подбрасывали их, то падали вниз.

– Лодку скорее! – крикнул заведующий на берег, а сам, пересекая волны, быстро направился к Мишке и Ваське.

– Держись на воде – выплывем! – подбадривал он их.

Васька уже не слыхал последних слов, так как набежавший вал, как шапкой, прикрыл его, и он на поверхность воды больше не показывался.

Заведующий несколькими взмахами достиг того места, где утонул Васька, и тоже исчез под водой.

К месту несчастья Колька с Гошкой что есть силы гнали лодку, завидя которую Мишка приободрился и перевернулся на спинку, чтобы легче было держаться на воде.

Подобрав Мишку, ребята перестали грести. Они ждали, не покажется ли над водой заведующий.

Лодку несло течением. Ребятам казалось, что прошла целая вечность, как заведующий исчез под водой, и что он тоже утонул, как и Васька.

Возвращаться на берег не хотелось.

Вдруг недалеко от лодки раздался плеск воды.

– Сюда, скорее! – с трудом крикнул заведующий.

Колька ловким ударом весла повернул лодку носом; заведующий схватился за кольцо и глубоко вздохнул.

– Скорее принимай, – торопливо сказал он и вытянул из воды за руку Ваську.

Гошка подхватил неподвижного Ваську и положил на дно лодки.

– К берегу, живо! – крикнул заведующий и вскочил в лодку. – Ничего, оживет, недолго был под водой.

Он перевернул Ваську набок, потом приподнял за ноги, и что-то стал делать с его руками.

Мишка, чувствуя себя виноватым, сидел, опустив голову, и дрожал от холода.

Когда лодка врезалась в песчаный берег, Васька очнулся и забормотал.

– Ожил! – обрадовались ребята.

Дома заведующий как будто и не сердился, но и не шутил.

Васька совсем оправился, но избегал смотреть на заведующего: неловко было.

На всех нашло какое-то раскаяние. Никто ничего не говорил, но это сказывалось во всем. И когда заведующий напомнил об огороде, – все горячо принялись за дело, и к вечернему чаю работа была выполнена.

Мишка Козырь на этот раз не хвалился своей победой, он как-то притих, присмирел.

После этого события жизнь в детском доме пошла уже без таких перебоев.