Текст книги "Буран"

Автор книги: Павел Голубев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

XV. В ОЖИДАНИИ

Весь следующий день ждали, что приедет новый заведующий, – не приехал; на третий – тоже; прошла неделя, другая – никого!

– Враки! – издевался Мишка над Гошкой, – вот тебе сыты и одеты! Иконы помешали, сразу видно, что нехристи.

Пока что ребята чувствовали себя без всякого начальства.

Катерина Астафьевна и слово сказать боялась: "Кто его теперь знает, по новым-то порядкам, под ответ не попасть бы?".

Ребята совсем перестали ее слушаться.

Даже Шандору, погрозившему в мастерской ребятам, Колька дерзко ответил:

– Тронь только, попробуй! Красные-то недалеко!.. – и Шандор только бормотал по-своему, но "попробовать" не решался.

Только Тайдана еще ребята слушались.

– Думаете, красные за всякие штуки вас по головке будут гладить? – стыдил он иногда расходившихся ребят. – Нет, за озорство они дюже не хвалят.

По вечерам к Тайдану приходил старик Кундюков. Ребята не упускали случая послушать о новостях, которые он привозил либо из города, либо со станции. Кундюков ругался, что "товарищи" замучили на нарядах, лошаденка измоталась, да и сам без отдыха.

– Кабала какая-то! Ну, да постой... – говорил он. – Слышь, Тайдан, Попадейкинские никто не выехал, ни одного коня не дали. Про Богородских болтают, что комиссаров выгнали, а на Барабе что-о-о!.. не знаю верить, не знаю нет!

– Богородские – отчаянные, – вмешался в разговор солдат, – фронтовики там, оружия много попрятано у них всякого. Однако к весне разгорится дело, не иначе.

– Ну, как не разгорится! Только, думаю, напрасно, – сказал Тайдан. – Уж коли до нас дошли да всех генералов с войском погнали на восток, – стало быть, сила! А что против них одни Богородские!?

– Одним только начать! – горячился Кундюков. – Я бы тоже на старости лет, думаешь, смотреть бы стал – да пропади они совсем!

– Знамо, начать только, – поддержал солдат, – мужики все недовольны...

– Ты уж, парень, лучше ни гу-гу! – заметил Тайдан. – А когда мужики бывали довольны? По-моему, надо подождать да посмотреть: плохо будут править товарищи, тогда другое дело, а сейчас война...

– Не знаю, что будет! – махнул рукой Кундюков и ушел домой.

В спальне долго продолжались тихие разговоры: в одном углу Яцура, Мишка и компания обсуждали кундюковские сообщения, всецело были на стороне Богородских и уже рисовали себе будущие победы, а в другом Колька с Сенькой перешептывались:

– Эх Чалдона жалко, какой конь! Теперь бы уж поправился... Кабы не тот бродяга, мы бы катались на нем.

– А мне черного жалко, – сказал Колька. – Я думаю, что он не бродяга. И видать, смелый. Люблю смелых! Никого не боятся и ничего не страшатся!

Колька, помолчав немного, опять зашептал:

– Весной бы пошли с ним по разным городам... Тебе не хочется куда-нибудь далеко зайти, – за море, на край света? И прислать письмо ребятам, которые остались. Они будут думать, что ты пропал где-нибудь, а им все и описать, – где бывал и что видал... Я думаю, везде есть люди, – нельзя проп а сть.

– А если к людоедам попадешь, – съедят! – сказал Сенька.

– К людоедам? Ну, людоедов можно обойти.

– Обойдешь их, как же! Они, брат, похитрее тебя; они все дороги знают, – уверенно говорил Сенька, как будто сам только что вырвался из людоедских лап.

– А я все-таки убегу отсюда. Тут как тюрьма. Ты не был, Сенька, в тюрьме?

– В тюрьме? Зачем я туда попаду, я не вор, чай, – обиделся Сенька.

– А я был. Там посадят человека – и на замок, и нет ему ни входа, ни выхода. На двор захочешь, – делай в шайку, точно маленький. Окошко высоко, у потолка, да и то маленькое с решоткой. Я два года в тюрьме жил. Дядя у меня там надзирателем. Как напьется пьяный, все бывало кричит: "Я тебя, подлеца, в пятый номер посажу, будешь шкодить!"

– А что это пятый номер? – спросил Сенька. – Страшно?

– Ой-ой-ой! Я, брат, видел... Привезли раз одного, конвойные в контору его отвели, и дядя с ними – он дежурный был. А когда дядя дежурил, часовые меня всегда пропускали вместе с ним. Вот привели того в контору – допрос снимать. Начальник злющий был. Я притаился в коридоре, чтобы начальник не видал... Слышу, там как заорут, ногами затопают! Мне захотелось посмотреть – что делается в конторе, и на кого там кричат. В двери щелочка осталась. Вижу, там офицер жандармский и начальник, а перед ними стоит арестованный, бледный такой.

"Никогда, говорит, не узнаете моих товарищей!"

"Скажешь, врешь! Сгноим тебя здесь", – это начальник на него.

"Сгноить, говорит, можете, а товарищей не выдам", – а сам так смотрит на начальника смело, как будто ему ничего не страшно...

Начальник пуще разозлился, велел заковать его в кандалы и закричал:

"В пятый его! Вот в пятом посидит, так помягче будет!"

Я притаился, повели его мимо меня, а я вслед за ними. Спустились в подвал. Темно, ничего не видно.

Дядя долго отпирал: дверь-то заржавела. Я думал, что и конца не будет. Отпер, наконец, заскрипела дверь, а там темнота. Втолкнули закованного, он закричал:

"Здесь мокро!"

А дядя захохотал:

"А ты думал – тебя в горницу ведем, ишь-ты!" и захлопнул дверь. Другой тюремщик тоже засмеялся:

"Ничего, – говорит, – остынет, – шелковый будет".

Заключенный что есть силы стучал в дверь, кричал, – никто даже и не обернулся...

– Понимаешь, Сенька, как я разозлился на дядю, на всех людей!..

Кабы сила была, разбил бы все эти подвалы, тюрьмы. Тюремщиков бы этих... не знаю, что бы с ними сделал!

Колька замолчал; слышно было, как у него скрипнули зубы.

– Ну, а что же с тем-то – скованным– то, – выдал он? – допытывался Сенька.

– Не знаю. Я тогда скоро от дяди убежал. Там разве узнаешь? Попадет туда человек, – как будто и на свете такого никогда не было. Потом, когда водили партии закованных, смотрел, нет ли того, – не было.

– Знаешь, Сенька, – зашептал опять Колька, помолчав, – убежим! Гошку подговорим.

– Ну, он как трусливый заяц – всего боится. Вот не позвать ли солдата с собой, все-таки он большой, – предложил Сенька.

– Солдата нельзя, – он красных боится, его могут схватить. И так, говорит, по ночам мерещатся ему красные, с саблями за ним гоняются, вот-вот зарубят.

– А куда у нас, Колька, сабли спрятаны? – вспомнил Сенька.

– За трубой над мастерской зарыты. Надо нам по ножу сделать из них, без ножа нельзя бежать.

Долго еще продолжались такие разговоры в спальне, пока сон не затуманил ребячьи головы, не прервал их смелые замыслы.

XVI. НОВЫЙ ЗАВЕДУЮЩИЙ

Прошел месяц. Морозные туманные дни сменились ясными солнечными. Кой-где на полях вытаяли кочки, на которых вороны и грачи чистили свои носы.

Гришка, заядлый голубятник, все чаще и чаще стал отлучаться из мастерской и пропадал целыми часами на чердаке тайдановой избушки, где у него в голубятне две хохлатые голубки сидели на яйцах.

– Гришко! корзинко работать надо! – ворчал Шандор.

– Ну так что, я не работаю, что ли? выйти нельзя! – огрызался Гришка.

И Тайдан все чаще выходил из своей избушки, смотрел не небо, на солнце, на скворешники.

– Вот-вот скворцы должны быть, – говорил он ребятам, и лицо его расплывалось.

– Весна идет!

В один из таких дней в приют явился незнакомый человек, спросил заведующую.

Сенька повел его к Катерине Астафьевне и слышал, как он сказал:

– Я – новый заведующий.

Через минуту по всем углам неслось:

– Новый заведующий, новый заведующий!..

А Сенька через двор бежал уже к Тайдану. Приоткрыл дверь и крикнул:

– Новый заведующий!

Манька-Ворона подсматривала в щелочку двери и разочарованно говорила столпившимся девочкам:

– О-о! какой-то простой мужик... и ножа у него никакого, и вил не видать...

– Дура! – обругала ее Зойка, – болтай, болтай... в кладовку захотела?

– А хоть и в кладовку посадят – не боюсь! И богу буду молиться! буду! буду! И в коммунию не запишусь! Что они со мной сделают?

– Замолчи, Манька! – зашикали на нее девочки. – Чтобы из-за тебя и нам попало!

Растворилась дверь. Девочки отскочили как ошпаренные.

– Это вот наши девочки, – рекомендовала Катерина Астафьевна.

Заведующий поздоровался. Осмотрел спальню, спустился вниз к мальчикам, в мастерскую.

Мальчишки притихли.

– Как сыро здесь и грязно, – сказал заведующий, – давно белили?

– Два года не белено, – не дают ни денег, ни извести, что поделаешь? – ответила Катерина Астафьевна.

Прошли в спальню, где вплотную стояло 20 кроватей, и только около самых стен можно было проходить.

– Здесь еще сырее, – пожимал плечами заведующий.

Вечером после ужина собрались в столовой. Новый заведующий расспрашивал ребят, кого как зовут, откуда они, есть ли отец и мать, давно ли в приюте.

Сначала ребята неохотно отвечали, боялись проговориться, как бы чего не вышло: неизвестно, для чего спрашивает.

Заведующий рассказал про себя, откуда он, где бывал, что видал. Оказалось, что он чуть не всю Сибирь исколесил, всяких людей видал, в других странах бывал.

Тут и ребят разманило рассказывать про свою жизнь.

Жихарка поведал, что он во всех городских приютах перебывал.

– Ну и что же? – спросил заведующий.

– Ничего, – везде одинаково.

– Хорошо или плохо?

– Плохо. Все-таки дома лучше. Там мать, по крайней мере, каждый праздник...

Но Жихарке не дали договорить, наперебой ударились все в воспоминанья.

Вспоминали дом, отцов, матерей, сестер. Зойка, самая старшая из девочек, всплакнула, вспомнив свою тяжелую жизнь на улицах города после смерти матери. Колька рассказал про дядю-тюремщика: он к дяде никогда не пойдет, хоть обсыпь его золотом, – ни за что!

– Ну, ребята, довольно печальных воспоминаний, – сказал заведующий. – Что было, то прошло... Ваша жизнь впереди. Надо быть смелым, бодрым и веселым. Давайте лучше песню споем. Вы какие знаете?

– Сени! – сказал смеясь Жихарка.

– Сени? Ну, сени так сени. Давайте!

Пели "Сени", потом погрустили над "Колодниками", перешли опять к веселым песням; все разошлись, Гришка вышел из круга и пустился в плясовую.

Все закончили общим хороводом.

– Ну, и довольно для первого знакомства, – сказал заведующий, – пора и спать! Покойной ночи, ребята!

– Спокойной ночи, приятного сна! – кричали ребята, расходясь по спальням, довольные и веселые.

Степанида и Тайдан делились впечатлениями.

– Чудной какой-то, – заметила Степанида.

– Да, чудило! А ребятам любо, да и нам ничего.

В своей избушке Тайдан нашел солдата, который спрятался на чердаке, когда узнал, что приехал новый заведующий.

– Ну, как? Про меня не было разговору? – спросил он встревоженно.

– По мне, так тебе и бояться нечего. Веселый мужик, видать, душевный.

– Да, на них тоже положись! Нет, пока не буду показываться, а ты как-нибудь к слову спроси: как, дескать, солдат, который ежели отстал от своих, – что с ним сделают?

– Ладно, спрошу, не тревожься, – успокоил Тайдан. – Он, наверно, завтра еще в город уедет... Так приезжал – посмотреть, ознакомиться.

XVII. ЖИЗНЬ ПО-НОВОМУ

Как-то все живо пошло само собой: новый заведующий подружился с ребятами, ребята с ним.

Катерину Астафьевну совсем проводили в город; девочки для порядка всплакнули, но через час после отъезда все уже и забыли о ней, так как в этот день все было необычайно ново.

Столовая была превращена в зал собрания. Все уселись чинно за столами, даже малыши Санька и Тимка сидели важно за передним столом и ждали, что будет.

Тайдан, Шандор, Степанида и няня, – все были налицо.

– Надо выбрать председателя собрания и секретаря, который будет записывать все, что мы здесь постановим, – предложил заведующий.

– Кого председателем?

– Тайдана! – закричали ребята, – Тайдана!

– Михаил Федорович, – назвал заведующий Тайдана, – садитесь вот за этот столик.

Тайдан сконфузился, не знал, как ему быть и что делать: может, шутит все заведующий? Только узкие, как щелочки, глаза, спрятанные в лучистые морщины, выдавали его радость.

Секретарем выбрали Андрейку, самого смирного мальчишку, хотя по грамоте лучше всех был Мишка.

Степанида с няней сидели у печки и ничего не понимали.

Заведующий объявил, какие вопросы будут обсуждаться на собрании.

Председатель не знал, как вести собрание, ребята не знали, что говорить, а секретарь не знал, что писать. Заведующему пришлось на все три фронта разрываться.

Первый вопрос – привести все в порядок и навести в доме чистоту своими силами – решен был единогласно.

Санька поднятие рук понял так, что это ребята меряются, кто выше, встал на стол и поднял обе руки:

– Вот я какой! дядя, смотри!

– Да, да, большой, – засмеялся заведующий, снимая его со стола; засмеялось и все собрание.

Вторым делом – надо перенести работы из дома в настоящую мастерскую, где зимой стоял скот, а для коровы наладить стойку под навесом.

– Это нужно для того, – пояснил заведующий, – чтобы нам было посвободнее, и чтобы была наверху одна свободная комната, где мы все вместе будем собираться вечерами. Но, ребята, одно условие: мы должны будем делать все сами, своими руками. Представьте вы себе, что мы – на необитаемом острове, как Робинзон Крузо, – слыхали про такого?

– Слыхали, читали, – ответило несколько голосов.

– Вот, значит, все мы Робинзоны, понимаете? и надеяться нам не на кого, только на себя. Но нам лучше, чем Робинзону: у него ничего не было, у нас все есть; нам остается только поработать. А вы знаете советский закон: "Кто не трудится, тот не ест"! Это означает: кто хочет есть, тот должен и потрудиться! Правильно это?

– Правильно! – согласились все, и Санька с Тимкой кричали: – правильно!

Тайдан решил сказать о солдате: подходящий момент, ребята поддержат.

– Еще бы вопросец один, – робко заявил Тайдан.

– Пожалуйста, какой вопрос? – спросил заведующий.

– Солдат тут у нас, спасенный ребятами.

– Какой солдат? Из Красной армии?

– Нет, из белой...

Ребята все замерли: – "Эх, напрасно Тайдан сказал", – думали они.

– Кто его спас, от чего? – заинтересовался заведующий.

– Вон они, Гошка с Колькой, обмороженного подобрали ночью, чуть сами не замерзли, – докладывал Тайдан.

– Ах, вот как, – и заведующий посмотрел на Гошку и Кольку.

– Мы не знали, что за человек, темять была и буран, – оправдывался Колька.

– Ого! Совсем герои! А где солдат-то, нельзя ли позвать?

Ребята видели, что заведующий не рассердился, а скорее доволен, что спасли человека, – повеселели.

Позвали солдата. Тот робко вошел, поздоровался.

– Здравствуйте, – ответил заведующий, – я и не знал, что у нас еще и пленник...

Солдат понял, что его сейчас свяжут, как пленника, и отправят в город – в тюрьму.

Побледнел, руки задрожали.

– Вы куда меня хотите отправлять? Я ведь что ж... человек... подневольный, куда посылают, туда и иду. Не пойдешь, – все равно пуля.

– Я никуда вас не хочу отправлять, я вас не знаю, а вот как собрание скажет, куда вас?

– Оставить бы у нас пока... – нерешительно сказал Гошка.

– Как, ребята? Он – хороший человек? Михайло Федорович, вы его знаете?

– Тайдан, оставить! – уж более настойчиво твердили ребята.

– Надежный парень, – сказал Тайдан, – нам в хозяйстве помогает.

– Значит, оставить?

Все закричали:

– Оставить, оставить!

– Садитесь, вы теперь равноправный член нашего дома, – сказал заведующий солдату.

Всем опять сделалось весело.

Порешили работу начать завтра с утра.

Звонок дежурного к вечернему чаю прервал собрание.

Санька скакал по полу, хлопал в ладоши и кричал:

– Я Лобинзон Пузо... Лобинзон Пузо!

Ребята смеялись, а заведующий схватил Саньку за руки, поднял его выше головы и смеясь говорил:

– Ты еще только Пузо, а Робинзоном потом будешь!

С утра работа закипела: кто вытаскивал кровать во двор, кто месил глину, кто чистил мастерскую.

Ребята с азартом хватались за работу.

Заведующий, весь забрызганный известкой, белил потолки, стены.

Когда было все замазано, выбелено – осталось самое трудное и неприятное – мыть полы.

– Это девчонкина работа, мы не будем мыть! – сказал Васька.

Заведующий запротестовал, так как девочки все работали так же, как и мальчики.

Притащили горячей воды. Заведующий взял тряпку и спросил – кто будет мыть с ним большую комнату?

Ребятам стало неловко. Подскочили Колька с Гошкой, выхватили тряпку у заведующего.

– Мы одни вымоем!

– Нет уж вы меня не обижайте, – возражал заведующий. – Думаете, мыть не умею? Давайте, кто лучше!

Даже Мишка Козырь, и тот взял тряпку и начал мыть. А Мишка очень не взлюбил заведующего: при нем ребята перестали бояться Мишки.

Через несколько дней позеленевшие от сырости и почерневшие от копоти комнаты стали неузнаваемы.

Грязная спальня мальчиков превратилась в светлую столовую, мастерская в уютную спальню. Наверху освободилась большая комната, где каждый вечер, после трудового дня, начались беседы, рассказы, сказки, песни...

Осталась только избушка Тайдана, которую решено было прибрать потом.

Случай представился.

Тайдан был послан в город за сапожным товаром.

– Ну, ребята, Тайдану подарок – вымоем ему избушку, побелим, – предложил заведующий.

Такое предложение было встречено с восторгом, и девочки и мальчики приняли в работе самое живое участие.

Весь Тайданов скарб был вытащен из избушки, вытрясен и разложен во дворе на солнышке.

Шандор с ребятами обмазывали щели, солдат белил потолок, печку. Заведующий с Колькой чинили переборку, налаживали двери, заменяли разбитые стекла в рамах новыми.

Санька-Пузо, как теперь его стали звать ребята, и Тимка стояли на часах и смотрели вдаль – не покажется ли на дороге Тайдан, чтобы предупредить ребят: всем хотелось поразить Тайдана.

К вечернему чаю работа была закончена: в избушке стало чисто, светло, пахло смолистой пихтой, за которой Сенька с Жихаркой нарочно ходили на "Сухую".

– Вот Тайдан ахнет! – радовались ребята, и им всем непременно хотелось видеть, как Тайдан откроет дверь в свою избушку.

После чая ребята на пологой крыше амбара растянулись на солнышке отдохнуть.

Часовые – Санька и Тимка, – завидев Тайдана, закричали:

– Идет! Идет! – и побежали ему навстречу.

Ребята встретили его в воротах, взяли у него мешок с товаром, и все пошли к избушке.

– Ах, дуй вас горой! – воскликнул Тайдан, – никак я дверьми ошибся: не моя хата! Кто это тут подменил мою избу? – обернулся Тайдан к ребятам, весь сияя от радости.

– Твоя, твоя! – весело кричали ребята и под руки ввели Тайдана в избушку, где заходящее солнышко играло на стенах и чисто вымытом полу.

Ребята были довольны, что поразили Тайдана, а им больше ничего и не нужно было.

Так начали ребята жизнь по-новому.

XVIII. В ЧУЖОМ ПИРУ ПОХМЕЛЬЕ

Прилетели скворцы, зашумели ручьи, снежные бугры накренились. Правый берег реки обтаял и местами уже обсох.

На этих сухих островках ребята простаивали часами, наблюдая, как река выбивается на волю.

А посмотреть было что!

С страшным треском ломая лед, громадные льдины, как дикие звери, вставали на дыбы, скрежетали краями и топили друг друга в воде.

Целый день и ночь на реке стоял шум и треск. А на утро лед поредел, понесло дрова, бревна, доски, а то и оторвавшийся баркас, плоты леса...

Вся деревня высыпала на берег. У кого были лодки, спустили их на воду – ловить бревна и дрова.

Ребята тоже спустили свою лодку, и самые отчаянные – Гришка и Яцура, вооружившись баграми и веревкой, отправились на добычу.

Уцепятся багром за бревно и тянут его к берегу, а тут уже артель, во главе с заведующим, подхватывает веревкой и – на берег.

Весело шла работа, все были рады солнцу, освободителю реки, и хорошей добыче.

– Довольно, ребята! – скомандывал заведующий, когда уже порядочная куча бревен и дров была сложена на берегу.

Уставшие и довольные, все отправились домой.

К вечеру река уже совсем очистилась, а на другой день утром пароходный свисток разбудил ребят.

Все повыскакали из дому посмотреть первый пароход.

Заведующий с этим пароходом уехал в город, напомнив ребятам, что на сегодня намечена рубка дров в лесу.

День выдался на славу: теплый, ясный.

Ребята с солдатом отправились в лес пилить дрова. Пахло сосной, пели птицы на разные лады.

На повороте к монастырскому бору ребят остановили три солдата с винтовками.

– Стой! дальше нельзя итти. Кто вы такие? – спросили они.

– Мы – приютские, – ответили испуганные ребята.

– А это кто? – указали они на солдата.

– Наш же... у нас живет... Из Богородского он.

– Из Богородского? – как-то многозначительно повторил один из солдат, с красной звездочкой на рукаве.

Солдат перепугался, побледнел.

– Белый? Документы!

Солдат отрицательно мотнул головой.

– Давно из Богородска?

– С осени еще, – тихо ответил солдат.

– Как с осени?

– Да он, дяденька, давно у нас живет, с зимы, – вмешался в разговор Сенька, думая разъяснить дело.

– То с осени, то с зимы! Путаете вы все, вот что, – рассердился со "звездочкой". – Знаешь, что сейчас в Богородском творится? – спросил он солдата.

Тот покачал головой.

– Неужто бунт?! – выпалил простодушный Сенька.

– Откуда ты знаешь? – пристал к нему "со звездочкой".

– Кундюков давно еще говорил, что, как только река вскроется, будет бунт...

– Кто это Кундюков?

– Наш деревенский, к Тайдану ходит...

– А что это за Тайдан, татарин что ли?

– Да наш Тайдан, сапожничает у нас, – сказал Сенька.

– Ага! Ну разберемся со всеми. Взять его, – указал "со звездочкой" на солдата. – А вы – марш назад, да живо! – скомандывал он ребятам.

Солдата повели к монастырю.

Ребята, испуганно перешептываясь, зашли в лесок, а потом повернули обратно к монастырю – посмотреть.

– Красных-то что, гляньте! – тихонько сказал Колька.

Действительно, около монастыря, на горке, целый отряд солдат, с красными звездочками на шапках, устанавливали пулеметы, направляя их в сторону реки, а другой отряд цепью обходил сосняк, захватывая всю деревню.

Ребята вернулись домой и только что начали рассказывать Тайдану о случившемся, как в ворота въехал небольшой отряд вооруженных.

– Кто здесь Тайдан? – спросил старший, тот самый, что арестовал солдата.

– Я – Тайдан.

– Давно ты был в Богородском? – начал допрос старший.

– В Богородском? – да... годов с пяток, пожалуй, будет.

– А богородские к тебе давно заезжали?

– Совсем не бывали... да я там никого и не знаю.

– Совсем никого?

– Совсем...

В воротах показался арестованный солдат под конвоем.

– И этого не знаешь? – указал старший на солдата.

– Ну этот наш, работником у нас живет, ребятенки обмороженным его подобрали, отходили его, он так и живет.

– Пойдешь с нами и ты, одевайся! – сухо сказал старший Тайдану и дал знак конвоирам.

– Произвести обыск! – распорядился старший.

Красноармейцы перевернули все вверх дном в избушке Тайдана, в сеновале, в амбаре. На чердаке мастерской под мусором нашли десятка полтора новых котелков, пачки патронов, две сабли и револьвер.

– А это откуда? – спросил старший у Тайдана.

"Ну, теперь моя песенка спета, – подумал Тайдан, – засыпали ребята!.."

– Не, знаю, – сказал он громко, – что хотите, делайте со мной, а не знаю.

Спросили солдата, – он тоже не знает.

Мальчишки перетрусили, и все отперлись, что и они не знают.

Красноармейцы, забрав все найденное, взяли Тайдана и солдата и уехали в монастырь, где у них расположился штаб отряда.

Арест Тайдана совсем обескуражил ребят, все сбились в кучу – и мальчики и девочки.

– Что делать? Как выручить Тайдана?

Девочки ревели. Зойка упрекала мальчишек, что они не сказали красноармейцам про оружие, что это они спрятали. Теперь Тайдана судить будут, – может, и расстреляют.

– Правду тогда говорил Тайдан, – вспомнил Яцура. – "Кого к ответу? – Тайдана", вот так и вышло.

– Эх, зря тогда не отнесли старосте все, теперь бы ничего Тайдану и не было, – горевал Сенька.

– А Тайдан знал, что мы спрятали, а не сказал! Вот это человек! – с гордостью сказал Колька. – А мы что?!

Девочки настаивали, чтобы мальчики сейчас же шли к красным и выручили Тайдана.

– А они и нас арестуют, – сказал Жихарка.

– Так вас и надо, – пусть арестуют, не хватали бы чего не надо, – горячилась Зойка.

– Да, ступай сама! Больно смела, какая выискалась! – огрызался Жихарка.

– И пойду! Думаешь, не пойду? Сейчас пойду! А вы все трусы.

– Пойдем, Зойка, и я с тобой пойду, – решительно заявил Колька и пошел с Зойкой

– И я с вами, – присоединился к ним Гошка.

– Вернитесь лучше, – кричали ребята, – все равно, и вас расстреляют.

– Не вернемся... трусы! – уж издали крикнула Зойка.

Стемнело. Дежурный позвонил на ужин. Ели плохо, всем было не до еды. Всех угнетала мысль, что погубили Тайдана.

Уж поздно приехал заведующий. Степанида передала о случившемся, сказала, что трое ребят ушло на выручку Тайдана, да так и не вернулись...

Заведующий тоже ушел в штаб, узнать, в чем дело, и тоже не вернулся.

Почти всю ночь ребята не спали. Утром рано возвратился заведующий и ребята, а Тайдана и солдата не было.

– Вчера ночью их увезли в город на пароходе, – сообщил заведующий. – Ну, да печалиться нечего, их скоро выпустят, – ведь никакого преступления они не сделали, недоразумение одно, – успокаивал он.

Пришел Кундюков, удивился, что Тайдана арестовали, ругал красных, а когда уходил, то сказал, что в Богородском третий день идет бой, из города два парохода с пулеметами прошли, бьют народ, кого ни попало.

На третий день Колька с Сенькой выпросились у заведующего в город Тайдана навестить.

Степанида с девочками напекли пирогов, нажарили рыбы и полную корзинку отправили с ребятами.

Колька с Сенькой прежде всего отправились в тюрьму, где служил Колькин дядя.

У тюрьмы народу всякого много, все с узелками, с корзинками.

– Что это народу сколько? – спросил Сенька у одной старушки.

– Передача сегодня, вот и народ...

Подошли к двери – часовые.

– Вам кого? – спрашивают.

– Дядя мой тут служит, надзиратель. Корнеев Иван его зовут, – ответил Колька.

– Когда служил?

– Всегда служил, давно... много годов.

– Ну, так, брат, никакого тут Корнеева нет, теперь все новые – красноармейцы.

– А сюда старика да молодого третьеводни не приводили? – набравшись храбрости, спросил Сенька.

– Тут каждый день и стариков и молодых, сколько хошь, водят, – где их запомнить! Идите вон в ту дверь, к дежурному, посмотрите по книге.

Ребята вошли к дежурному, около которого стояла очередь: все справлялись про своих.

– Вам кого? – спросил дежурный, когда очередь дошла до них.

– Тайданом звать одного, а другой Семенов Илья.

– Тайданов, Михаил Федоров?

– Да, да! – обрадовались ребята.

– Здесь. Камера № 5. Передача что ли? – давайте. Другой, говорите, Семенов Илья? – переспросил дежурный, просматривая алфавит арестованных. – Нету такого, – два раза просмотрел. Может быть, в другой тюрьме.

– Разве еще тюрьмы есть? – удивился Сенька.

– О-го! – улыбнулся дежурный, – целых три... Все для нашего брата старались да теперь, видно, и самим сгодились.

Сенька не понял, о ком это говорил дежурный.

– Записки не будет? – спросил дежурный. – Что, карандаша нет? Вот карандаш, на и бумажки.

Дежурный оторвал клочок, на котором Колька и написал:

"Мы, Колька и Сенька, принесли тебе пирогов. Напиши, скоро ли выйдешь".

Красноармеец унес корзинку вместе с другими и через полчаса вынес несколько пустых. Тут была и Колькина.

– Кто Тайдану приносил?

– Мы!

– Берите, спасибо сказал старик.

– А письма нет? – спросил Колька.

– Писем передавать от заключенных без разрешения не полагается, – сказал красноармеец и снова ушел с передачей.

Колька вспомнил, что дежурный сказал "камера номер пять".

– Неужели Тайдан там, в "пятой"? Закован, в подвале?

Колька сказал об этом Сеньке. Тот вспомнил Колькин рассказ о дяде и арестанте, захотел наверное узнать и вернулся к дежурному.

– Тебе что еще? – заметил его дежурный.

– А Тайдан в подвале сидит, закован? – спросил Сенька.

– Ничего не знаю, паренек, не мешай, – вишь очередь какая ждет, – спокойно ответил ему дежурный.

Ребята вышли на улицу.