Текст книги "Вертеп"

Автор книги: Павел Шестаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Глава 3

Обитал Пушкарь от города недалеко, но билет на автобус стоил столько, сколько недавно еще хватило бы добраться до Москвы. За эти деньги и пришлось Мазину основательно потрястись по безнадежно разбитой тяжелым грузовым транспортом дороге, пересекающей городскую «промзону». Долго и уныло тянулись вдоль шоссе бетонные корпуса, свалки промышленного мусора и глухие заборы, на одном из которых он прочитал порядком слинявший призыв: «Долой съезд идиотов и коммуняг!», а на другом – поновее: «Победили фашизм – победим и ельцинизм!» Потом за окном возникла степь – весенняя, темная, не обработанные в этом тяжелом году поля, сливавшиеся на горизонте с таким же темным, затянутым тучами небом. А вскоре автобус, миновав прибрежные холмы, выехал на мощенную мелким камнем широкую сельскую улицу, пересекавшую большой приморский хутор Закатный, вытянувшийся вдоль мелководного серого, как и степь, залива.

– Закатный! – подтвердил водитель и спрыгнул на обочину размять ноги.

Мазин вышел следом.

– Не скажете, мамаша, где тут Пушкарь обитает? – спросил он пожилую, по виду местную женщину.

– Пушкари-то? А вот иди прямо и ихний дом сразу узнаешь. Андрей его недавно весь новым кирпичом переложил, а дед во флигеле, что пониже. Иди! Рядом тут.

– Спасибо, – поблагодарил Мазин, предположив, что у Андрея большая семья, раз деда во флигель отделили.

Женщина указала ориентиры почти точно, только обиталище Пушкаря оказалось не рядом, но Мазин учел сельскую особенность восприятия пространства – то, что непривычному к пешему ходу горожанину кажется продолжительным, для селянина рукой подать.

Дом Пушкаря был большой и казался новым. Стены из светлого, не успевшего потемнеть кирпича возведены были на замшелом каменном фундаменте, из тех, что закладывались в старые времена с запасом прочности на поколения. Зато флигель поодаль смотрелся подлинным ровесником почтенного фундамента. Был он сооружен некогда добротно, но время свое дело сделало, а людская забота обошла стороной. Деревянный флигель выглядел ветхим и мог бы показаться заброшенным, если б не яркие цветы герани в небольших, почти на уровне земли, окнах.

Невысокий крепыш в брезентовой штормовке с откинутым капюшоном с любопытством наблюдал с крыльца, как Мазин приостановился у калитки.

– К нам, что ли? – крикнул он. – Заходите, собака при мне не тронет.

Большой пес простонародных кровей тем временем выскользнул из будки, посмотрел на Мазина, приоткрыв внушительные клыки, потом перекинулся взглядом с хозяином и прилег в ожидании распоряжений.

Сам хозяин с места не сдвинулся, он продолжал стоять, внимательно рассматривая гостя. И чем ближе подходил Мазин, тем больше любопытства и даже удивления мог он прочитать на лице хозяина.

– Вы ко мне? – повторил тот вопрос и, услыхав в ответ: «К вам, именно», – покачал головой, будто недоверия глазам и слуху.

– Здравствуйте, Игорь Николаевич!

– Вы меня ждали? Неужели успел предупредить Афанасьич? – спросил Мазин, довольный тем, что не придется начинать со щекотливых объяснений.

– Дядька? Нет. Дядьку я давно не видел.

– Откуда же?..

– Обижаете, Игорь Николаевич. Как же я мог?.. Мы же на вас, молодые, вот так… – Он приподнял руку. – Вот так смотрели, снизу вверх.

Мазину стало неудобно, но врать не хотелось.

– А я бы вас не узнал.

– Это понятно. Разные погоны носили, – сказал Пушкарь без обиды, – да и время пробежало. Вам за это время сотни людей намелькались, а у меня наоборот. Тут не Рио-де-Жанейро, народу на хуторе наперечет.

Пушкарь провел рукой вокруг, но Мазин по пути и сам заметил, что в большом селе многие дома стояли с забитыми окнами.

– Ну, да что ж это я вам историю с географией… Заходите.

Мазин поднялся на крыльцо.

– Дайте что-нибудь на ноги, чтобы хозяйке не прибирать грязь дорожную.

– Это можно. Правда, хозяйки у меня нету, но в доме чисто. Сам слежу.

Мазин сбросил ботинки и надел удобные и опрятные войлочные туфли.

Пушкарь не хвастал. В светлой комнате было действительно чисто. Порядок тут поддерживался по-армейски, тщательно и скупо.

– Один живете? – удивился Мазин.

– А… Следующий вопрос неизбежный. Зачем же дом такой выстроил? Это моих земляков волнует, как тайна Бермудского треугольника.

– Извините, я в личные дела не привык…

– Неужели? А чем вы всю жизнь занимаетесь? – поинтересовался Пушкарь не без язвительности.

«Кажется, разговор информацией не обойдется. Не может русский человек без отвлеченных умозаключений», – подумал Мазин, и хотя такое было для него привычным, испытал легкую досаду.

– Когда-то мы одним делом занимались, – заметил он примирительно.

– Не мое дело оказалось. Слава Богу, понял вовремя. На землю вернулся. Обустроился.

– Своими руками обустроились?

Вопрос Пушкарю понравился.

– На руки не жалуюсь, вот голова сначала не туда повела. Не там искал. Я же, как все, смолоду отсюда ноги унести прежде всего старался. Отличником был. Медаль зубами выгрыз. Только бы к вам в город, к чистым людям. – Он засмеялся. – Да такой грязи, как в нынешнем городе, тут и не снилось никогда. Но не знал. На юрфак поступил, гордился. Хуторской парень на страже закона… А закон ваш – закон шайки. Был и остался, да еще похлеще, чем был.

– И меня в шайке держишь?

Пушкарь поморщился.

– Не про вас я. Не обижайтесь. Ко мне привыкнуть нужно.

– На пуд соли у нас времени нет.

– Зачем соль? На стаканчик вина время-то найдется? Или покрепче? У меня есть и такое. Травничок полезный градусов на шестьдесят.

– Если полезнее, чем вино, не возражаю, – согласился Мазин, уступая хозяину, чувствуя, что уступить стоит.

– Вот и хорошо, – обрадовался Пушкарь. – Момент. У меня все рядом.

Он открыл дверь в соседнюю комнату, оказалась она мастерской. Добротный стол-верстак посередине, непонятные Мазину станочки по углам, инструмент, поблескивающий в заботливом порядке на полках.

– Я такой порядок только в американском журнале видел.

– Ну! – отозвался Пушкарь. – Чем мы хуже? Я засранцев, что в нашем бессилии перед Западом расписываются, терпеть не могу. Собственную немочь на весь народ размазывают.

Он щелкнул выключателем, зажигая невидимый свет, и наклонился. Мазин увидел ляду в полу и чугунное кольцо. Пушкарь потянул за кольцо, поднял крышку и спустился в погреб.

– Загляните, какой подвал! Каким камнем выложен! Между прочим, еще в тысяча девятьсот восьмом году. Камень баржами из Крыма возили. А как обработан? Бритву между блоками не просунешь. Грех было на такой основе дом не поднять. Держите!

Он протянул Мазину снизу штоф старинный, сало, завернутое в чистую тряпицу, леща вяленого, соленья на блюде, набрал с десяток яиц из плетеной кошелки.

Поднявшись, довольно потер руки.

– Сейчас по-нашему яишню сообразим. Пища здоровая. Яйца у соседки беру, она курей химией не портит. Перекусим чем Бог послал.

– Бог, я вижу, на тебя не скупится.

– Не жалуюсь. Да я и сам не плох. Пойдемте на кухню, там сподручнее. Кухня у меня новая, импортная. Там чисто.

На кухне Пушкарь скоро и щедро нарезал сало, бросил в чугунную глубокую сковородку, живо вспорол икряного леща.

– По маленькой под чебака, пока сало стает?

– Не откажусь…

– Как пошел?

– Отменно.

– Скажу без скромности, целебная вещь, сам на травах по старинному рецепту изготовил… Ну да будет хвалиться. Теперь ваше слово. Приехали-то по делу?

– По делу, Андрей.

– Чем могу быть полезен?

– Тебе фамилия Дергачева что-нибудь говорит?

Пушкарь посмотрел с любопытством и слегка пожал плечами.

– Родственник навел?

– Ну уж, навел! По старой дружбе координаты твои сообщил. Я ведь больше не при исполнении…

– Как так? – по-настоящему удивился Андрей. – Кто ж вы?

Мазин вздохнул и пояснил, в очередной раз одолевая неловкость.

Пушкарь покачал головой.

– Чудны твои дела, Господи! Могли я подумать, когда мне в управлении в первый раз ребята вас показали, что оба мы в роли частников встретимся!

– Нехорошее было слово.

– Народу так внушили.

– А мы разве не народ?

– Вот именно. Меня всегда удивляло, как же так? Вроде бы вся страна из народа состоит, но каждый в отдельности под сомнением. Ну да ладно. Я-то вас понимаю. И одобряю. Грех свой талант в землю закапывать. Талант не виноград, закопаешь – не сохранишь. Одного не пойму, что же вы спрашиваете, раз с дядькой говорили. Уж он-то все знает.

– Афанасьич сказал, что Дергачеву не нашли, но тебе по этому делу кое-что известно.

– И все?

– Я не допытывался. И за это ему благодарен. Не счел нужным в подробности вдаваться, значит, имел основания.

– Деликатность ему помешала. Не захотел рассказывать, как племянник из-за этой Дергачевой с погонами распрощался.

– По такому делу? – не мог понять Мазин. – С погонами?

– Дело на принцип вышло… – Пушкарь вдруг прервался. – А яишенка как?

– Если полфунта сала десятком яиц залить, как ты сделал, количество в качество переходит, я думаю.

– Точно, Игорь Николаевич. Угощайтесь. Так что же вас ко мне привело? Неужели убийцу разоблачили?

– Нет. Однако появились, как говорится, дополнительные данные. Предположительно жива Дергачева.

Пушкарь поставил стопку.

– Не может быть. Выходит, я сраный сыщик оказался?

Мазин слегка приподнял руку.

– Не нужно так резко. Расскажи-ка лучше, что знаешь по делу. Я вижу, за столько лет ты не только не забыл это дело, а переживаешь, будто вчера все случилось.

– Верно, давно было, но быльем не поросло. Ведь жизнь моя переменилась из-за этой истории. И хотя не жалею, а все-таки, смешно сказать, веру утратил.

– Во что?

– А во что человек верит? В справедливость, в людей, в долг служебный… Тогда, между прочим, еще многие верили.

– Так в одночасье вера и рухнула?

– Ну, внутренний процесс, конечно, предшествовал. Не слепой же я. Дергачева только детонатор. Сама по себе история-то не Бог весть. Исчезла дамочка, судя по всему, довольно пустая, на любовных связях сосредоточенная, хотя семья у нее, муж, дочка…

– Сестра, – добавил Мазин, уточняя. – А что со связями?

– Нормально. Любовник.

– Любовник?

– А как же без него? Раз баба в историю попала, шерше мужик, – вольно перефразировал Пушкарь.

– И что же, нашли мужика?

– Взяли. Посадили, – сказал Андрей без энтузиазма.

– Ты хочешь сказать, что убийцу Дергачевой нашли?

Мазин был в недоумении.

«Зачем же приходила ко мне Лиля?»

– Я хочу сказать, любовника посадили. А убийцу я тоже нашел, – усмехнулся Пушкарь, – но его-то не осудили.

– Расскажи по порядку, – попросил Мазин, сосредоточиваясь.

– Подробно?

– Сначала факты в общих чертах.

– В общих так было. Заявил муж, что жена уехала в санаторий и не вернулась. Ну, я взялся со служебным рвением. Выяснил, что в санаторий путевка в самом деле у нее была, из города она уехала, но на лечении не появилась. Потом удалось узнать, что был у Дергачевой любовник, и он за пару дней до ее отъезда подался в тот же город-курорт и снял там комнату. Он не отрицал, что поездка была согласована, что ждал он ее и даже ходил встречать на вокзал, но Дергачева не приехала. Он решил, что раздумала, попереживал немножко и успокоился. Но следствие посмотрело иначе, и суд определил – виновен. Был обвинен в убийстве и осужден. Хорошо, что адвокат, баба энергичная, его с трудом, правда, вытащила. Хотя не сразу. Года три отсидел с предварительным, пока освободили за недоказанностью.

– Выходит, не убили ее?

– Убили, – произнес Андрей убежденно.

– Кто?

– До вашего прихода был уверен, что муж, а вы говорите… Что ж это за дополнительные данные объявились? – спросил Пушкарь недоверчиво.

– Дочка утверждает, что Дергачева прислала ей телеграмму.

– Телеграмма – штука весьма сомнительная.

– Там есть слово Лапушка. Так ее мать называла в детстве. Дочка уверена. Пришла просить помочь разыскать. Сама она в том, что мать жива, между прочим, никогда не сомневалась. Дома ей говорили, что мать бросила их с отцом. С другой стороны, о любовнике, что сел, она, насколько я понимаю, понятия не имеет. Да и наверняка не с ним мать сбежала, если взяли его.

– Да, не с ним, если сбежала… Он тут, в городе, и сейчас живет.

– А ее в живых нет? Муж убил, по-твоему?

– Уверен был, что муж, – подтвердил Пушкарь.

Слово «был» звучало приглушенно, вынужденной уступкой уважаемому гостю, но Мазин пришел сюда за фактами, а не за уступками.

– Доказать, выходит, не смог?

– Непробиваемое алиби, – честно признал Пушкарь. – Сам проверял.

«Наверняка надежно проверил, обстоятельный человек», – не усомнился Мазин и поймал себя на том, что признанное торжество факта над сомнительной уверенностью не порадовало его.

– Проверил все время, каждый час, когда он убить мог после ее отъезда, – добавил Пушкарь хмуро.

– А ты уверен, что она уезжала? Ведь любовник на вокзале, по твоим же словам, ее не встретил?

– Вот тут загвоздка. Уехала она железно, но почему не встретились они, сказать не могу, и тогда не понял, можно только предположить смену настроения, хотя предположение это правдоподобное, в женском характере.

– То, что она ехала в поезде, доказано? Откуда железная уверенность?

– Железней не бывает. Проводница ее назвала без колебаний. Дергачева к ней по пути в служебное купе заходила. И мужа, который провожал, проводница опознала, и одежду ее описала подробно, а знакомые подтвердили – сумка им известна, и плащ и так далее. В том, что она ехала в своем вагоне согласно билету, сомнений нет.

– А дальше? Куда девалась, когда приехала?

– Тут и начинается. Алферов – это любовник – показал, что минут на пять к приходу поезда опоздал. Размышлял по-нашему, поезда вовремя не приходят. А тут, как назло, тютелька в тютельку, минута в минуту. Короче, по словам Алферова, он к вагону подбежал, когда часть пассажиров вышла уже. Дергачевой на перроне не было. Он подождал, пока остальные выйдут. Нету! Побегал возле вокзала, там, между прочим, пятачок маленький, не спрячешься. Да и зачем ей прятаться? Наоборот, подождать бы возле вагона, она же знала, что он ее встретить должен. Но ждать не стала. Алферов огорчился, конечно, подумал, что обиделась, на такси укатила. Поехал в санаторий, и там глухо! «Такая не приезжала».

– Как же Алферов на ее исчезновение отреагировал?

– На мой взгляд, нормально. Решил, что наплевала она на него, и остался отпуск проводить. Быстро утешился, подхватил какую-то курортницу и неплохо провел время. Муж сначала тоже не особенно беспокоился. Представьте себе, он получил телеграммку, как положено – «доехала благополучно целую Эрлена». Только к концу срока он в санаторий телеграфировал: «почему молчишь беспокоимся». Оттуда известили: отсутствует, потому что не приезжала. Тогда-то и всполошились.

– Телеграмма и уведомление в наличии оказались?

– Еще бы! – обрадовался Пушкарь. – Муженек будто ждал, что затребуют.

– Ты и его заподозрил?

Андрей кивнул и предложил:

– Давайте еще по маленькой?

– Ну, если по маленькой.

– Не беспокойтесь, напиток проверенный. Дед мой его уважает, вон он вышел подышать, видите?

Мазин взглянул в окно. На врытой в землю скамейке возле флигеля сидел старик в собачьем треухе и смотрел на ожившее тем временем море. Тучи поредели, и по серой воде то там, то поближе пробегали светлые полосы, серебрили поднявшуюся рябь.

– Любит он так сидеть. Жизнь у него не дай Бог сложилась, теперь кончины ждет. Воздух, однако, поддерживает, да и стопочка. Ну да отвлекся я. Ваше здоровье!

Мазин пригубил стопку. Напиток был в самом деле хороший, а воздух не чета городскому, но кончины он пока не ждал, еще много хлопот предстояло, требующих самоограничений и трезвой головы.

– Как дальше дело шло?

– Дальше не пошло, шлагбаум опустили. Стоп. Кирпич. Зона.

– Что за зона?

– Несмышленым вход воспрещен. Следователь сказал мне: «Ты, Пушкарь, молодой еще, не знаешь, где остановиться нужно». – «Где же?» – «А вот здесь. Сделал дело и точку поставь вовремя. Не мудри. Яснее ясного, Алферов убил». А я говорю: «Если убил, как же она домой улететь смогла?»

Мазин улыбнулся манере Пушкаря преподносить неожиданное, как давно известное.

– Об этом я пока не знаю. Поясни, пожалуйста, как узнал, что вернулась Эрлена в город? Как докопался?

– Копать-то нечего было. В авиакассе выяснил. В тот же день, что приехала, взяла гражданка Дергачева Эрлена Михайловна, предъявив паспорт, на законном основании билет на рейс до родного города.

– Выходит, приехала поездом и в тот же день вернулась самолетом?

Мазина все больше интересовала эта запутанная история.

– Точно.

– А Алферов остался?

– Факт!

– Чем же объясняешь?

– По-моему, просто. Не поладили в чем-то, не та встреча произошла.

– Но, по твоим данным, они не встречались.

– Это он так показал. Сразу понял, что его подозревают. Перепугался, решил все отмести, благо свидетелей нет.

– Доказать факт встречи невозможно?

– Ну и что? Думаю, он себе этим враньем только навредил.

– Ладно. Оставим пока Алферова. Значит, Эрлена вернулась…

– Как пить дать.

– Доказано?

– Следователь разъяснил мне, что не доказано, – с обидой произнес Пушкарь.

– И билет не принял во внимание?

– Билет, – сказал, – Алферов мог для отвода глаз взять по ее паспорту. Большое, мол, дело, что не положено! Не знаешь ты, салага, как преступник исхитриться может. С обратным билетом убийца себе фальшивое алиби попытался устроить. На такого простака, как ты, то есть я, рассчитывал. Не выйдет! У нас ясность. Преступник в руках, а «от добра, дескать, добра не ищут». Так и сказал, сволочь, от добра добра…

Пушкарь сжал вилку в кулаке.

Мазин перебросил со сковороды на тарелку еще пару яиц с выжаренным салом.

– Хороша яичница.

– Ешьте на здоровье, – разжал кулак Андрей.

– Значит, следователь убежден был?

– Шутите? Ему лишь бы дело состряпать. Зачем журавль в небе, если Алферов в руке? Авиабилет, конечно, взят, но вот бортпроводницы пассажирку не запомнили. Понимаете, с поезда проводница подтвердила точно, а этим шлюшкам все до лампочки. Лишь бы в свидетели не попасть.

– Ну, они-то Эрлену мельком видели, могли в самом деле не запомнить. Да и пассажиры сплошь и рядом не на свои места садятся. Не суди строго.

– Строго Алферова судили. Выкарабкался, конечно, но ведь насиделся! И время ушло. Сами видите, всплыла история, а факты уплыли.

Мазин не только видел, кожей ощущал досаду, злился, как профессионал, но откликнулся полушутя:

– Чем бы я теперь на хлеб зарабатывал, если б следователь твой добросовестным оказался!

– Опять шутите? Нельзя халтуру прощать. Рано или поздно вред от нее обязательно проявится. Потому и не смог я руки брехней марать…

Наверно, Пушкарю хотелось еще высказаться по больному вопросу о поколебленной вере и уходе из милиции, но Мазин не поддержал, смолчал. Слишком много он про чистые руки за сознательную жизнь наслушался, чтобы теоретизировать. Говорили, говорили, а руки постепенно и перед едой мыть перестали. Не боимся ни Бога, ни вируса, мелкой твари Его. А уж последствий дел своих тем более.

– Неужели вы Эрлену разыскать надеетесь? – прервал молчание Пушкарь.

– Пути Господни неисповедимы. Если телеграмма от нее…

– Однако сомневаетесь, что от нее? – поинтересовался Пушкарь с плохо скрытой надеждой.

Мазин засмеялся.

– Ну, Андрей! Ты, вижу, твердо на своем стоишь – нет ее в живых, а мужа в убийцах держишь? Но факты-то вещь упрямая? Сам его алиби подтвердил.

– Не дали мне до конца докопать.

– Закопал бы муженька?

Пушкарь пожал плечами.

– Я не изверг. Для меня этот вопрос принципиальный. Я с тем следователем заочный спор много лет закрыть не могу. Тем более мы сейчас на одну доску попали.

– Как это? Не понял.

– Что тут понимать! Если Эрлена живая, выходит, и мне цена не многим выше, чем следователю. Только другого человека губил. Он на халтуре доказательства строил, а я на упрямстве бездоказательном. Вот и судите, чей Митька старше.

– Думаю, твой, – подбодрил Мазин хозяина, – раз ты не по своей вине до истины не добрался. Но ты все-таки кровожадный. Не хочешь, чтобы я Эрлену нашел. Хочешь, чтобы убийцу. Зачем? Пусть живет женщина. Тем более раскаявшись.

– Потаскуха… Не возражаю, конечно, если вы Эрленину дочку порадуете, но я б на ее месте такую мамашу подальше бы послал.

– Боюсь, Андрей, не порадую. Жизнь хрупка. Ее отнять нетрудно. И не только муж или любовник такое сделать может.

– Факт. Но если ее случайный подлец убил или маньяк какой, не завидую я вам. Иголку в стогу сена искать придется, да еще в прошлогоднем. Жаль, от меня вам помощи нет, – развел Пушкарь руками.

– Ошибаешься. Ты помог. И немало. И еще поможешь.

– Чем это? – спросил Пушкарь с сомнением и долил стопки.

– Любовника приоткрыл хотя бы.

– Да нет! Не виноват он. Не тратьте время.

– Твое здоровье, Андрей!

– Не верите?

– Мне сейчас любая информация важна.

– И мужем займетесь?

Мазин уловил, что спрашивает Пушкарь с надеждой, не просто интересуется.

– Дался тебе этот муж. Сам же проверял. Говоришь, он ее провожал на вокзале?

– Факт, – вздохнул Пушкарь. – Проводил и сам из города смылся.

– Не следом ли отправился?

– Наоборот, совсем в другую сторону. На море. С дружками в загул. Я их каждый час проследил.

– А успокоиться не можешь?

– Как говорится, червь сомнения.

– В себе сомневаешься?

– Я тоже человек, ничего человеческого не чужд, тем более ошибок.

Мазин слегка поморщился.

– Противоречиво говоришь – то про непробиваемое алиби, то про ошибки возможные. Короче, у тебя упор на интуицию. А в фактах проверенных сам сомневаешься.

– Вот и перепроверьте. Докажете, спасибо скажу.

– Если море следы не смыло. Да ты хоть мотив назови. Зачем ему убивать? Только не говори, что жена надоела. Если за это убивать, мы бы уже половины населения лишились.

– Он, однако, на сестренке женился.

– Дочка мне рассказывала. По ее мнению, она их и сблизила. Тетка Лилю растить помогала, возилась с ребенком, по хозяйству помогала. Это, по-моему, дело естественное.

– Так выглядит, согласен. Но что Эрлену муж не любил, тоже факт.

– Уверен?

– Еще бы! Искать-то не шибко бросился.

– Не сразу узнал.

– А откуда знать? Кроме телеграммы, ни одного письма ни туда, ни оттуда. Это любовь, по-вашему?

– Это быт, Андрей, но еще не криминал. Нелюбовь-то, как и любовь, широка – от равнодушия до ненависти. А ненависти я тут пока не замечаю. Но ты прав, конечно, насчет перепроверки, обдумать со всех сторон нужно.

– Флаг вам в руки.

– Придется взять… из твоих.

Мазин посмотрел на крупные рабочие руки Пушкаря.

– Значит, новой жизнью доволен? Есть где развернуться?

– Разве я так говорил?

– Так я тебя понял. Сам себе хозяин.

– Хозяин я, Игорь Николаевич, на наших с дедом сотках ничтожных. А на больших полях хозяева старые, мне туда пока дороги нет. Контору обойдешь, ценой за горло схватят.

– Я ехал, видел, земля не засеяна. Разве не можешь взять?

– Дед мой уже брал в восемнадцатом. Дорого заплатить пришлось. Хотите расскажу?

Но рассказать он не успел. Послышались шаркающие шаги в прихожей.

– Дед, – прервал Пушкарь, – при нем не надо. Нельзя его прошлым волновать.

Старик тем временем остановился на пороге.

– Гость у тебя, Андрюша? Здравствуй, мил человек.

Казалось, он смотрел на Мазина, но взгляд скользил мимо, обтекал, устремлялся дальше, через окно в пространство над морем. Так смотрят люди, для которых уже близок час уйти в другой мир, а окружающий, хоть и существует еще, уже отстранен, не волнует, не трогает, как прежде.

– Рюмку пригубишь, дед? – предложил Пушкарь.

– Спасибо. Гостя сначала угощай.

– Угощает ваш внук щедро. Пора и совесть знать. Благодарю за хлеб-соль, Андрей, – поднялся Мазин.

– На здоровье. Надеюсь, не в последний раз.

– Думаю, что придется тебя еще побеспокоить.

– Всегда готов. Как юный пионер. Мне и самому с вами повидаться будет любопытно. – Пушкарь повернулся к старику. – Сиди, дед, – я гостя провожу.

Уже у самой калитки Мазин остановился и задал еще один вопрос:

– Ты адвоката упомянул, что Алферова защищала. Не помнишь, как «бабу энергичную» звали?

– Ее забыть трудно. Армяночка такая, живчик, как ртутный шарик. Симонова по фамилии, Анна Григорьевна, кажется.

Вопрос свой Мазин считал рутинным, на защитника Алферова особенно не надеялся, к адвокатам вообще относился настороженно, вся их энергия шла на то, чтобы свести на нет его профессиональные усилия, и потому видел их по ту сторону баррикады. Но к женщине, которую назвал Пушкарь, Мазин относился иначе.

– Мир тесен, Андрей, но в данном случае это хорошо. Эту женщину я знаю.

– Рад был пригодиться. Звыняйте, або що не так.

И Андрей, улыбнувшись, сжал руку Мазину.

Но на остановке Игорю Николаевичу не повезло. Самодельное объявление, вывешенное на столбе в его отсутствие, гласило: «Автобуса не ждите. Нет горючего».

«Неужели застряну?» – подумал Мазин с неудовольствием, но тут лихо развернулся и остановился рядом с ним «рафик» с рекламной надписью на борту «Посетите Античный полис!». Будто вылетел из прошлого, давно умершего, но оставившего в памяти глубокую зарубку. Даже обидно стало, что раньше не подумал, куда заехал, что рядом известный музей, в котором приходилось бывать не в качестве экскурсанта.

– Что, отец, на мели? – спросил весело высокий парень в вязаной шапочке, в каких ходили сейчас его многочисленные сверстники. – Здесь дыра, учти!

Второй парень тем временем устремился с сумкой в шоп, третий остался за рулем, поглядывая по сторонам без интереса, как смотрят на нечто давно знакомое и порядком надоевшее.

И тут среди замелькавших воспоминаний пробилась мысль практическая.

– А вы не в музей направляетесь?

– Так точно, командир!

– Меня захватите? До трассы.

– Филипп, – обратился парень к водителю. – Человек попал в беду. Воспользуемся несчастьем? За бутылку, шеф, недорого. Это гуманно.

«Пожалуй», – прикинул расстояние Мазин и полез в карман.

Парень радостно схватил бумажку.

– Благородный старик!

И побежал к магазину.

«Сопьется», – подумал Мазин, отметив жадный блеск в глазах.

Распили уже по дороге.

– На троих? – спросил парень в шапочке.

Водитель повел головой.

– Моей долей угости попутчика.

– С ума сошел? Разрушать здоровье пожилому человеку!

Мазину не нравилось, как в каждой фразе фиксировался его возраст, но снова закрутились воспоминания. Смерть Татьяны Гусевой, ее виновники, не замышлявшие, собственно, убийства, и особенно один из них, к кому испытал он острое чувство брезгливости, высокомерный и жалкий Курилов, с которым именно здесь свела эта давняя история Мазина, вот тут, рядом, за селом, у тех вечных колонн, что, назло векам, тянулись к небу, помня греческие триеры и римские легионы.

– Отец! С вещами на выход! – обернулся к нему нагловатый. – Здесь мигом подберут.

И в самом деле, в гору, травя синим ядом окружающую среду, поднимался автобус.