Текст книги "Цвет махаона"
Автор книги: Павел Алексеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
9
Билл не появлялся в колледже уже несколько дней. Джессику это беспокоило, ведь его могут исключить. Вечерами он работал, а днём находился дома. Бенктон замкнулся в себе. Часами рассматривал рисунки Чарли.
Мила снова ушла в запой. На работе знали о трагедии, поэтому дали ей отпуск. Она вела себя странно; то ревела, то смеялась, то что-то бурчала под нос. Билл отбирал у неё спиртное, но Мила тут же уходила к соседу Борману, от которого через время приползала в невменяемом состоянии.
Джессика заглядывала к Биллу, но у неё было не много времени. Каждый день после учёбы она помогала своей бабушке, и только потом могла посвятить пару часов Биллу. Иногда они совсем не виделись.
Прошла неделя. В дом пришла Джессика. Билл встретил её безмолвной натужной улыбкой и проводил в свою комнату. Он не хотел, чтобы она видела, как мама себя губит.
– Билли, ты собираешься возвращаться в колледж? – возмущалась Джессика.
– Нет! Какой смысл просиживать там время? Всё равно это ничего не даст!
– А как же мы с тобой? Ты о нас подумал? Или ты хочешь всю жизнь работать в магазине грузчиком? – более возмущённо спросила она.
– У нас всё нормально! Я только что брата похоронил, а ты со своим колледжем привязалась! – взрывался Билл.
Он отвернулся, подошёл к окну и начал всматриваться в осыпанную снегом улицу. Джессика прильнула, положила руки ему на плечи и начала поглаживать их.
– Пойми ты, Чарли уже не вернуть! Жизнь продолжается! – прошептала она.
– Джесс, оставь меня в покое!!! Я вообще никого не хочу сейчас видеть! – озлобленно крикнул Билл, вздёрнув плечами.
– И меня?!
– И тебя!!!
Девушка заплакала и выбежала из комнаты. Через полминуты её в доме будто и не было. Билл так и стоял у окна, провожая бездушным взглядом Джессику устремлённую вдаль. Ему было наплевать на всех кроме бабушки Розы, с которой он изредка разговаривал. Третий день толком ничего ни ел. Его мысли отдавали прохладной серостью. Он вспоминал те славные моменты из жизни, когда всё наладилось, но тут же их застилало бледное бездвижное лицо Чарли. Билл считал, что проклятье чёрно-белой жизни его никогда не покинет.
«Почему вечно всё так плохо? Только жизнь наладится и на тебе, опять чёрная полоса!»
Мила в это время ползала по комнате в поисках недопитой бутылки бурбона. Пьяное ворчание сменялось несколькими гулкими глотками, после которых тишину разметал бубнёж и причудливый смех сквозь слёзы. Так повторялось из раза в раз. Одета Мила во всё тот же замызганный халат, на голове всклокоченная причёска, лицо, как мяч для регби, а под глазами синяки. Та уже потеряла счёт времени и не понимала, где явь, а где сон. Свою мать и сына не узнавала.
– Билл, я пришла! – крикнула бабушка, хлопнув дверью.
Парень спустился и забрал у неё пакеты с едой. Их обоих раздражало, до чего мама себя довела. Ведь именно спиртное послужило толчком. Будь она трезва, то ничего бы не случилось.
– Знаешь, Билл, ничего в этой жизни просто так не бывает, – успокаивала она внука. – Если приглянулся небесам наш Чарли, то его уже было не спасти.
Бабушка присела в кухне на стул, положила локоть на стол и развернулась вполоборота, чтобы видеть, как Билл достаёт продукты из пакетов и раскладывает их по полкам. Она дышала тяжело и устало, а морщинистое лицо омрачала печаль в глазах.
– Всё равно не понятно, почему жизнь состоит из чёрных и белых полос. И я это замечаю уже не первый раз, – сказал Билл, крепко схватившись за консервную банку с кукурузой. Он её прижал к груди и горько смотрел на бабушку.
– Человек сам художник своей жизни. Если в твоих руках есть зелёный карандаш, то почему бы не добавить новых ярких оттенков. Даже, не имея фантазии, можно создать шедевр. Но если у тебя в руке только чёрный карандаш, то и жизнь будет соответствующая.
– Наверное, ты права! – тихим монотонным голосом сказал он, поставил банку на стол и сел на рядом стоявший стул.
– Чёрные и белые полосы в жизни – это миф, – продолжила она. – Люди придумали его для собственного успокоения. Сам подумай, Билли… посмотри на тех бродяг на улице, которые целыми днями стоят с протянутой рукой. Они разве считают, что их жизнь, как зебра? Радуются каждому новому доллару, который вскоре будет пропит? Многие из этих бедных, отчаявшихся людей, даже назад не оглядываются; не вспоминают, как до такого скатились, а ведь могут устроиться на мало-мальски оплачиваемую работу, чтобы заработать, хоть что-то, или уйти в церковь, где им позволят жить и будут кормить… Не хотят они что-то менять, вот и спихивают всё на чёрную полосу.
– А как же те, у кого дом сгорел, кто потерял работу не по своей вине, те же самые инвалиды? – спросил Билл. – У них не наступила чёрная полоса?
– Я считаю, что такие моменты делают человека сильнее, – говорила бабушка. – Те, кто не справляется с этим, остаются на улице, а другие продолжают улыбаться. Пусть по лицу их ты этого не видишь, но в душе они остаются прежними, такими, как до трагедии.
– Ты хочешь сказать…
– Вода камень точит! – перебила она. – Для людей вода – это время, а испытания – это сильные волны, которые могут тебя потопить, а могут сделать острее.
– А как же ты, бабуль? – спросил Билл. – Ты рада своей жизни? Тому, к чему пришла, что было и что может случиться?
– Я прожила долгую жизнь и не могу похвалиться тонной радости. Старшую сестру похоронила, когда мне было тринадцать. Я точно и не помню, от чего она умерла… знаю, что долго болела и мучилась. Иногда я вспоминаю её раздирающие душу крики, кровь на подушке и жёлтые, как папирус, глаза. Их я точно никогда не забуду…
– Сколько ей было? – спросил парень, невольно кладя в рот мякиш белого хлеба.
– Кажется, семнадцать… а может и больше. Я не помню, – говорила бабушка, смотря туманным взглядом в мрачный холл. – Грета точно была моложе тебя. Потом с разницей в два года я похоронила своих родителей…
– А что с ними? – перебил он.
– Мама тоже болела. От малярии тогда многие умирали. А отца за долги убили. Он пытался построить бизнес, открыл продуктовую лавку, а для этого одолжил много денег у местных, как оказалось, гангстеров. Вовремя не вернул сумму и всё… Это случилось на моих глазах. Мне тогда было семнадцать. Я выглядывала из своей комнаты. Видела, как отец пошёл открывать дверь, а потом…
– Что потом? – с интересом спросил Билл.
– Ворвались двое мужчин. Сначала они долго разговаривали, а папа всё время просил меня уйти, но я настолько испугалась, что стояла, как вкопанная. Я видела, как один из них достал пистолет и наставил на папу. Тогда я сильно закричала, но мой крик перебил выстрел… потом второй, а за ним третий. Когда я опомнилась, то видела только папу. Он лежал на деревянном полу и тянул ко мне руку. Я подошла и взялась за неё. Она была холодной и тяжёлой. Отец смотрел на меня пустыми глазами, но уже ничего не мог сказать.
– А что потом? – спросил Билл.
– Я долго не знала, что мне делать. Как ты говоришь, настала чёрная полоса… Хотя со смерти Греты она никуда и не уходила.
– А дальше наступила белая полоса? – с интересом спросил Билл.
– Если можно так считать, – говорила бабушка. – В Нилзе жила моя тётка, сестра матери. Она забрала меня из Бронса. Вскоре я познакомилась с твоим дедушкой…
Роза налила себе стакан воды, сделала несколько глотков и поставила его рядом. Она туманно водила по кромке стакана указательным пальцем. Шмыгнула носом и продолжила говорить:
– Это было в начале тридцатых годов. Потом родилась твоя мама. Казалось, вот она белая полоса, но и та длилась недолго. И десяти лет не прошло. В сорок втором году твой дедушка ушёл на войну. Спустя восемь месяцев мне прислали письмо. Представь себе, я не пустила ни единой слезы, так как выплакала всё, когда провожала его. Незадолго до этого злосчастного письма он прислал посылку прямо с фронта. Это была маленькая баночка с мидиями и записка… записка, которую я часто перечитываю ровно в десять вечера. В это время я получила посылку. Я понятия не имею, откуда он взял мидии во время войны, но в записке он ими восхищался.
– А что же дальше? – спросил Билл.
– Дальше пустота… такая пустота, о которой я не хочу вспоминать. Я не убивалась, не рыдала, не загоняла себя в угол. Просто хотелось тишины и спокойствия. Я держала себя в руках, поэтому и сейчас перед тобой я спокойна. Знаю, что всё это тяжело пережить, но если в тебе есть силы, то со всем этим можно справиться!
– Да уж, не знал, что всё так сложно, – сказал Билл.
– Нет в этом ничего сложного. Всегда бывают сладкие моменты. Для меня это было ваше с Чарли появление на свет, новые знакомства, победы Чарли в конкурсах. Этих моментов полно, просто в голове остаётся осадок чаще от плохого.
– Боюсь, мне долго ждать таких моментов, – сказал Билл.
– А вот это ты зря, Билли. Их не нужно ждать. Они сами приходят ниоткуда, будто их кто-то присылает в награду за стойкость.
– Возможно… – задумался парень.
– Просто нужно жить дальше, – продолжила бабушка. – Помни, что Чарли тоже жив, пока ты его помнишь. Если ты всё же веришь в полосы, то просто возьми цветные карандаши и разукрась свою жизнь и судьбу по-своему. Билли, мы все художники своей жизни и выбор цвета в ней играет большую роль!
Билл впервые за несколько дней искренне улыбнулся. Но в глазах его всё же чувствовались нотки грусти. Нет, это печаль не по Чарли, а по тем словам, что сказала бабушка. Бенктон понимал, что художником жизни можно стать в любой момент. Даже, если сейчас тяжёлые времена.
Бабушка приготовила ужин. Билл смог затолкнуть в себя пару кусков мяса и залить их стаканом молока. Парень решил прогуляться перед сном. Свежий воздух был полезен. Всю прогулку он думал о разговоре с Джессикой, чувствовал себя виноватым за то, что нагрубил ей. Чтобы загладить вину, ему нужно было появиться в колледже, куда он так не хотел возвращаться. Взвесив в уме все «за» и «против», Билл всё же решил на следующий день сходить на занятия.
Снег маленькими крупинками парил над головой. Дорога была устелена словно лёгким ситцевым покрывалом. Морозный воздух врезался в пересохшие губы, нос, щёки и мочки ушей. Он водил по лицу своими жгучими коготками, оставляя румяные следы. Билл остановился под фонарём, поднял взгляд в небо и влажными глазами смотрел на парящих белых ангелочков. По губам Бенктона скользил тёплый пар, вскоре сливавшийся с холодным ветром. Через минуту Билл потёр руки, ссутулился и неспешно побрёл по заснеженной, казалось, не хоженой дороге
Придя домой, он снова наблюдал ту мерзкую картину. Мама елозила по истоптанному годами разноцветному ковру с изображёнными на нём ромбами, кругами и квадратами. Лицо измазано склизкими соплями, изо рта текли слюни, рядом лежала бутылка из-под бурбона. Билл, как и бабушка, не понимал, откуда у мамы берутся деньги на выпивку. Её кошелёк пуст, в карманах халата дырки, а в заначках, где раньше хранились украшения, уже давно шаром покати. Так или иначе, Билл договорился с бабушкой не выпускать на улицу маму и забирать у неё всю выпивку.
На следующее утро Бенктон пошёл в колледж. Он стоял у входа и ждал Джессику, чтобы извиниться и поговорить с ней. Время шло, но девушки не было. Он увидел её подружек и подбежал к ним, чтобы спросить, где Джессика, но те дружно пожали плечами. Билл нахмурился, отошёл в сторону и начал ходить из стороны в сторону. Парень потирал потную ладонь о джинсы. В голове витали разные мысли, он тяжело сопел и постоянно зачёсывал волосы назад. Плюнув на занятия, Билл помчал к её дому. Немедля постучал, после чего открылась дверь. Перед ним стояла хмурая высокая в меру упитанная женщина, одетая в бирюзовый халат. Это была бабушка Джессики. На вид ей лет шестьдесят, однако Джессика говорила, что она гораздо старше.
– Что вам нужно, молодой человек? – спросила та, сурово опустив редкие брови к переносице.
– А вы не подскажете, Джессика дома? – улыбчиво спросил парень. – Я её друг, Билл.
– Она сейчас не может ни с кем видеться!
– Бабуль, пусть он пройдёт! – крикнула девушка, выглядывая из своей комнаты.
Женщина нехотя впустила в дом Билла, но косо поглядывала на него. Он увидел Джессику. Та стояла с костылями.
– Что случилось, милая? – подбежав к ней, с дрожью в голосе спросил он. – Почему ты на костылях?
– Поскользнулась и подвернула ногу, когда вчера от тебя уходила! – сердилась она.
Билл чувствовал в этом свою вину. Он нежно обнял Джессику и прошептал на ушко:
– Прости меня, родная!
Она улыбнулась. Джессика чувствовала, что не безразлична Биллу. Девушка пригласила его попить вместе кофе. Он согласился. Во время беседы познакомился с её бабушкой Лизой. Она оказалась весьма добродушной и внимательной женщиной старой закалки.
– А вы с моей бабушкой Розой подружились бы! – заявил Бенктон.
– Ещё подружимся! – подмигнув, сказала бабушка Лиза.
После небольшого застолья Билл предложил помочь по дому, так как Джессика сейчас была не в силах. Он прибрался, помыл плафоны, что висели высоко под потолком, вынес мусор и даже починил дверь в кладовую, что постоянно скрипела и срывалась с одной петли. Билл понравился бабушке, и она пригласила его в гости на следующий день. Он согласился и пошёл в комнату к Джессике, где пробыл ещё порядка двух часов. Бенктон рассказал, что решил пересмотреть свои взгляды на жизнь. Теперь он возьмётся за учёбу. Они долго разговаривали на разные темы. Уходя, он поцеловал Джессику и пожелал всего хорошего бабушке Лизе.
Городские часы прогромыхали двенадцать раз. Билл шёл по пустой улице. Облака стальным полотном растянулись до горизонта. Они грозно нависали над головой, и их, казалось, можно погладить пальцами вытянутой руки. Безмятежное небо вот-вот обрушится снегопадом, о котором всё утро из радиоприёмников трезвонили синоптики. Они часто ошибались, но в этот день им будто кто-то намекнул, что прогноз сбудется. Синицы издавали звонкую пинькающую трель, кружа в небе, то перед ногами, то за спиной. Эти милые маленькие пернатые своим поведением и видом заставляли умиляться.
Билл вошёл в дом. Из кухни доносился голос матери. Бабушка Роза с мамой сидели и разговаривали, попивая чай из больших кружек. Мила выглядела странно, глаза блестели, щёки полыхали красным, но голос был таким, будто она не пила уже несколько недель. Со дня трагедии Билл впервые её такой увидел.
– Сынок, чай с нами попьёшь? – спросила мама.
– Нет, спасибо. Я у Джессики перекусил.
Билл поднялся к себе в комнату. Он чувствовал лёгкость на душе после разговора с Джессикой. Удивляло и то, что мама, наконец, одумалась.
«Неужели и в правду мы художники жизни? – удивлялся он. – Ещё вчера всё было хмуро и плохо, а сейчас светло. Может быть, и мама трезва, потому что я взглянул на жизнь по-другому. Возможно, она это как-то почувствовала».
Билл на минутку задумался. Но ведь за хорошим будет что-то плохое. Это насторожило.
«Так, плохие мысли уйдите прочь! – думал он, зажмурившись и массируя виски пальцами. – Оставьте меня в покое. Я хочу, чтобы это всё прекратилось!»
День пролетел в два счёта. Весь вечер семья провела вместе. Они смотрели телевизор и общались. Пытались не вспоминать о Чарли, чтобы не навести тоску, но это сделать сложно. Почти в каждой семейной истории участвовал младший брат. Конечно, все воспоминания о нём светлые. Главное, нужно было не зацепить маму, чтобы она снова не схватилась за бутылку. Психика её окончательно рассыпалась. И внезапные перепады настроения были тому фактом.
Утром Билл встал рано. За завтраком бабушка сообщила, что ей нужно уехать на пару дней в Нилз. Мила подозрительно цвела в радости и напевала песенку, а Билл сидел молча и уплетал завтрак. Весь его день уже был расписан: с утра колледж, потом в гости к Джессике, а в шесть вечера на работу.
– Сынок, а как там Джессика? – поинтересовалась мама. – Сильно подвернула ногу?
– Не особо, мам, – ответил Билл. – До свадьбы заживёт.
Конечно, так ответил он в шутку, но все удивились. Они и впрямь решили, что Билл планирует ей сделать предложение. Он пока не задумывался над этим. Парень всегда говорил, что сначала нужно крепко стоять на ногах, а потом заводить семью.
– Передавай ей привет! – сказала мама. – И попроси прощения от меня за моё ужасное поведение!
– Хорошо, мам! – ответил Билл.
Он встал из-за стола, со всеми попрощался, оделся, прихватил рюкзак и поспешил на учёбу. В колледже Билл не был уже больше недели, и появляться на учёбе ему казалось чуждым. Взяв волю в кулак, он пересилил себя и свои внутренние страхи. В колледже на него уже не смотрели так, как до этого, а наоборот, многие удивлялись его настроению и бодрости духа. Преподаватели соболезновали утрате, а сверстники молча хлопали его по плечу.
После учёбы Бенктон торопился к Джессике, поэтому совсем забыл купить ей мазь от растяжения, что она просила днём ранее. Постучал в дверь. Перед ним снова стояла бабушка Лиза, но на этот раз она не хмурилась, а приветливо улыбалась.
– Проходи, Билли!
– Спасибо! – сказал Бенктон, робко переступая порог.
Джессика ждала его в дверях своей комнаты. Она светилась от счастья и даже не злилась на него за забывчивость. Поцеловала и пригласила к себе. В комнате они занимались математикой, веселились и слушали музыку. Бабушка в это время пекла пироги к чаю. Через несколько часов они вышли. Билл подхватил Джессику на руки и отнёс в кухню. Она смеялась, а бабушка только радовалась за счастливые годы внучки. Вместе перекусили и поболтали о жизни и будущем. Биллу нужно было бежать на работу, поэтому задерживаться он не мог, хотя и уходить из тёплой компании тоже не желал. Бабушка собрала ему небольшой паёк, после чего проводила его, закрыв за ним дверь.
На работе время для Билла летело с неимоверной скоростью. Там он не протирал штаны, как в колледже. Машины для отгрузки подъезжали одна за другой. Бенктон так уставал, что иногда приходил домой «без задних ног» и моментально вырубался. В эту смену из-за сильного снегопада две машины пришли с опозданием, поэтому Биллу пришлось задержаться почти на час.
После работы он подходил к своему дому. С улицы было видно, что в маминой комнате горит ночник. Обычно она его включала, когда выпивала или читала книгу. Но с утра та была трезва и из разговора не собиралась пить. Открыв ключом дверь, он громко сказал:
– Мам, я дома! Ты не спишь?
Ответа не последовало. Ткацкой нитью расправились нервы, а сердце словно сжала чья-то рука. Холодную тишину растлевала тихая джазовая музыка, а хриплый голос Луи Армстронга мелодично рассказывал, как прекрасен мир. Билл медленно прошёл в комнату. Через секунду отпрянул к стене, он будто забыл, как дышать. Сердце освободилось и заколотилось в попытке нагнать упущенное, а пальцы рук онемели. В стылом свете ночника с потолка свисало тело мамы. Через приоткрытое окно закрадывался лёгкий сквозняк и играл телом, как сломанной, но висевшей на тоненькой коре веткой. Оно покачивалось над полом, аккуратно задевая бледными пальцами ног стул, лежавший рядом. Глаза сквозь спутанные, когда-то цветущие, тёмные волосы молчаливо смотрели на Билла. Комната была наполнена запахом спиртного, а сигаретный дым ещё не успел рассеяться. Тело овивали серые прозрачные струйки горького дыма. Они гладили бледно-синие сухие губы приоткрытого рта. И только Луи Армстронг из проигрывателя издевательски повторял, как прекрасен мир.
Билл почувствовал слабость. Он упал на колени, не понимая, что происходит. Мороз обволок кожу, а перед намокшим взором расплывались тёмные пятна. Парень понимал, что это должно было случиться, но не думал, как скоро. Утром ничего не предвещало беды. Видимо Мила к этому готовилась.
На столе стояла недопитая бутылка бурбона, под которой лежал листок бумаги с написанным маминым почерком текстом:
Билли, сынок, прости меня, если сможешь! Я не могу так больше жить! Бабушка позаботится о тебе.
P.S. Джон твой отец. Мы боялись в этом признаться. Думали, что не поймёшь его и не примешь. Прощай!
10
Билл, стиснув зубы, завыл. Он смял записку и швырнул в сторону. В голове безостановочно крутилась фраза бабушки: «Мы художники своей жизни!» Он сходил в кухню за ножом и вернулся. В шоковом состоянии цветные моменты прошлого сменялись чёрно-белыми кадрами настоящего. Секунду назад мама с Чарли сидела на голубом диване, а моргнув, она висела в белой петле среди бездушных стен. Комната питалась морозом поздней осени. Билл не чувствовал холода, его телом овладел жар, по вискам тёк пот. Взобравшись на табуретку, он начал перерезать верёвку, один конец которой был привязан к забитому в потолок крючку, а другой овивал шею матери. Спустя несколько минут хрупкое тело Милы упало на пол. Билл снял петлю с шеи, взял мать на руки и аккуратно положил на диван.
Он умылся в ванной и побежал к соседу мистеру Моррисону. Разум пришёл в себя и оттенки чёрно-белого уже не тревожили, однако в голове всё ещё стоял подозрительный гул. На часах полночь. Улицы города в снегу. Вьюга насмешливо роняла Билла в сугробы, но он вставал и продолжал идти, утопая в них по щиколотку.
– Мистер Моррисон! – кричал Билл, ударяя кулаком по двери. – Мистер Моррисон, откройте, это Билл Бенктон!
Дверь открылась. Сонный Филип стоял в бледно-синей пижаме, на голове пешкой возвышался смешной ночной колпак.
– Что случилось, Билли?
– Мистер Моррисон, – задыхаясь, бормотал парень. – Мама… она повесилась…
Филип впустил его в дом и налил ему стакан воды. Сам ушёл в свою комнату переодеваться. Билл в это время позвонил по телефону, находящемуся в гостиной, бабушке Розе. Не сказать, что та была ошарашена. По голосу чувствовалось некое равнодушие. Она сказала, что вызовет такси и в ближайшее время приедет. После этого Билл вызвал скорую помощь. Адрес даже не называл. Им хватило услышать фамилию Бенктон.
Дождавшись Филипа, Билл направился обратно в дом. Там всё так же жутко, тихая музыка противно ныла, а в комнате главенствовал сквозняк.
– Жаль Милу, – уронив взор, произнёс Филип. – Хорошая женщина была. Правда, алкоголь ей был совсем не к лицу.
Они присели на стулья, находившиеся в комнате и стали дожидаться бабушку Розу. Билл выключил проигрыватель, поставил на стол два стакана и налил в них бурбон. Моррисон фыркнул, глядя на стакан, и отмахнулся рукой.
– Сынок, алкоголь убивает всё живое. Последний раз я пил, когда находился по работе в СССР. Это был 1959 год, если не ошибаюсь. Водка у них отменная, ничего не скажешь. Напился, а контракт полетел к чертям. После приезда на родину, я решил бросить.
– Из-за водки?
– Что? – спросил Филип.
– Контракт полетел…
– Ааа… нет. Не договорились. А бросить решил из-за Мег. Она сильно заболела и не переносила запаха спиртного. Сам помнишь, какая она была на свадьбе Милы с Джоном…
– Не нужно! – отрезал Билл, с треском поставив стакан на стол. – Не упоминайте Джона!
Старик взглянул на Билла. Его пышные седые брови напряглись. Он шмыгнул большим носом и сказал:
– Если тебе человек не нравится, то не стоит всю семейную жизнь перечёркивать. В конце концов, ты…
– Хватит! – сказал Бенктон.
Хлопнула дверь. Вошла бабушка Роза. Её лицо не отличалось от повседневного. Ни радости, ни горечи не прочесть.
– Эта дрянь натворила дел и слиняла?! – сказала она. – Туда ей и дорога!
Несмотря на всю злобу, она подошла к телу. Её лицо невозмутимо. В намокших глазах отражался свет ночника. Она безмолвно стояла полминуты, после чего набрала воздуха в лёгкие и ушла в кухню. Оттуда начал доноситься плач, тихое искреннее завывание, всхлипы, которые длились, казалось, нескончаемо. Конечно, как ты не относись к родному человеку, плохо или хорошо, он всегда будет родным.
Филип посмотрел на часы. Время приближалось к часу ночи.
– Я пойду, – в полголоса сказал он. – Завтра с утра вернусь, и займёмся подготовкой к похоронам.
Когда мама въехала в этот дом, Филип уже жил по соседству. Это был 53 год. Спустя несколько месяцев родился Билл. Сам город начали заселять двадцатью годами ранее. Изначально Райли считался строительным городком. Только потом здесь появились фабрики, школы, детские сады и всё пригодное для жизни молодых семей. Из всех старых соседей остались практически все. Только бутлегер Борман Мэдсен заселился в дом напротив в начале 60-х годов.
Позже приехали врачи. Они осмотрели тело и подтвердили смерть, что и без них было понятно.
– Смерть наступила между одиннадцатью и двенадцатью часами ночи, – угрюмо сказал один из врачей.
«Вернись я с работы немного раньше, маму можно было бы спасти,– подумал Билл. – Но надолго ли? Проклятая работа! Нет… нет же… работа здесь ни при чём! Это моя вина. Я не уследил за ней! А мог ли? Мама утром вела себя странно. И бабушка решила уехать. Здесь всё сыграло. Никто не виноват, кроме меня!»
– Нужно везти тело в морг, – произнёс врач.
– Нет! – отрезал Билл. – Она останется здесь.
– Но это наша работа…
– Я сказал нет!!! – закричал Бенктон.
Мужчина взглянул на раздражённого парня, который встал в оборонительную позу. Бенктон выпятил грудь и выставил кулаки. Он и впрямь готовился ударить испуганного врача. Мужчина, не сводя глаз с Билла, поднял с пола свой чемоданчик с медикаментами и попятился.
– Простите, – сказала бабушка Роза. – Он не в себе.
– Зачем тогда вызывали? – спросил врач.
– Вероятно, Билли посчитал нужным, вызвать вас, – сказала она. – Ещё раз простите!
Мужчина хмыкнул, неодобрительно посмотрел на Билла, махнул головой коллеге, стоявшему в холле, и вместе они вышли из дома.
Билл просидел возле тела всю ночь. Он не смыкал век, постоянно о чём то думал. Бабушка Роза иногда выходила из кухни, но взглянув на тело дочери, возвращалась обратно и плакала. Билл подошёл к бабушке и тихо сказал:
– Бабуль, я тебя люблю! Ты у меня осталась одна!
Та обняла внука и опять пустила слёзы. Он не понимал, что должен испытывать в такие минуты. Ему не хотелось плакать, а улыбка невольно расплывалась по лицу.
Через некоторое время Билл приготовил завтрак, но бабушка отказывалась есть. Кусок в горло не лез. Бенктон же, напротив, съел яичницу, овощной салат и залил всё это большой кружкой кофе. Он вёл себя странно, не горевал, а иногда чему-то радовался.
Позже, как и обещал, пришёл Филип. Принёс с собой рулетку и измерил тело Милы, чтобы заказать гроб. Моррисон взвалил все хлопоты по похоронам на свои плечи.
Немного посидев с бабушкой в кухне, Билл оделся и пошёл к Джессике. Он должен был сообщить ей о случившемся раньше соседей. Таков уж был город.
Погода ухудшалась, с каждым часом снега насыпало всё больше. Снегоуборочные машины не справлялись с таким обилием осадков, из-за чего на дорогах образовывались пробки.
Билл пробирался через сугробы. Подход к дому Джессики был затруднён. Возле их двери на этот случай всегда стояла лопата, поэтому Бенктон, прежде чем стучать в дверь, решил очистить от снега крыльцо и дорожку к нему. Это в окно заметила бабушка Лиза и позвала внучку. Вместе они наблюдали, как ничего не подозревающий Билл чистит их придомовый участок. После двадцатиминутной работы, Бенктон решил постучаться, но не успел этого сделать. Дверь распахнула Джессика. Она была без костылей, сияла и звонко рассказывала, как они с бабулей наблюдали за ним. Однако у Билла не получилось изобразить радость. Губы вздрогнули, а ладонь заёрзала по штанине.
– Что случилось, Билли? – встревожилась Джессика. – Ты выглядишь плохо. Не заболел?
Парень, до этого улыбавшийся дома, внезапно поменялся в цвете лица. Его затрясло и потянуло к стене слева.
– Бабушка, Биллу плохо! – закричала она.
Бенктон вновь начал видеть чёрно-бело, звон в голове усиливался, он рухнул на пол и начал орать. Виски, как сжимало в тисках. Девушка ходила из стороны в сторону, испуганно поглядывая на страдающего Билла. Она боялась к нему притронуться и что-либо сделать. Бабушка принесла таз с водой, обмочила в нём полотенце и приложила ко лбу парня. Тот изгибался, как горящий пластик, выл, будто что-то из него пытается выбраться.
Спустя мгновение, Билл успокоился. Он лежал на полу и бездушно смотрел в потолок. Его веки не закрывались, а ноги колотились в судорогах. Он не видел ни зелёных, ни синих, ни других цветов, всё было в одних серых тонах. Джессика нагнулась и спросила:
– Что с тобой?
– Она повесилась! – выдавил Бенктон, продолжая таращиться в белый потолок.
Джессика безмолвно опустила взгляд, подбородок запрыгал, а из глаз посыпались слёзы. Она начала бродить по дому. Бабушка Лиза продолжала прикладывать ко лбу парня влажное полотенце, шепча «Всё хорошо, милый! Всё обойдётся!» Джессика смахивала вымученные слёзы рукой. Она старалась держаться, но как только вспоминала Милу и Чарли, сразу же из груди вырывался рёв.
Спустя десять минут, Джессика подняла Билла и отвела в свою комнату. Парень не различал цвета и спотыкался. Ей он об этом не говорил. Бенктон не хотел её пугать и избегал лишних вопросов.
Через время звон из головы испарился. Билл умылся в ванной, и, как будто ничего не было. Его разум так же, как и ранее, стёр чёрно-белую жизнь. Он помнил, что ему открыла Джессика, а моргнув, уже сидел в её комнате. Билл рассказал, как всё случилось. Она не верила своим ушам. Ей Мила очень нравилась.
– Мне нужно идти! – расторг тишину Билл.
– Останься ещё, – просила Джессика.
– Нужно бабушке помочь…
– Я приду, – сказала Джессика.
– Вот ещё, – побеспокоился Бенктон. – Хромаешь!
– И что? Помогу с готовкой!
– Поправляйся!
В доме уже находились коллеги Милы, они пили текилу со льдом. Мистер Моррисон бегал из дома в дом. Он суетился, хотел помочь семье. Бабушка Роза периодически выбегала из кухни, чтобы сделать глоток вина, после чего возвращалась к готовке. Тело Милы нарядно одетое в её любимое красное платье лежало в гробу. Бабушка Роза омыла его ещё утром, а одеть помогли коллеги. Мила была похожа на спящую красавицу. Губы и ресницы накрашены, на щеках расстелился румянец, а лиловый след от удавки закрывало ожерелье одной из подружек. Лицо Милы было пугающе безмолвным, морщины спрятались под тяжёлым слоем пудры. На безымянном пальце левой руки перстень с бриллиантом, который бабушка Роза однажды сняла, пока та спала в пьяном угаре. Это был подарок отца Чарли. Мила не дожила до сорока лет сорок дней.
Суматошный вечер испытывал на прочность, бабушка ничего не успевала, так как еда на поминальный стол быстро уходила на закуску приходящим подружкам мамы. Странно, но те сначала грустили, а после выпитого стакана текилы начинали смеяться, общаясь на свои темы. Их вовсе не смущало, что рядом стоит гроб с телом Милы. В какую-то минуту одна из подруг захотела потанцевать и просила Билла включить музыку. Парень взбесился и начал силой выпроваживать этих подружек. Женщины были пьяны, возмущались и вели себя нахально, однако нехотя уходили.
