Текст книги "Дворец наслаждений"
Автор книги: Паулина Гейдж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)
Выпрямившись, Па-Баст повернулся к офицеру спиной и пошел в дом, всем своим видом демонстрируя собственную правоту и власть. Его лицо горело, вот только предательски дрожала закушенная нижняя губа. Он знал, так же как и я, что, если солдаты сейчас применят силу, мы не сможем их остановить. В доме Мена не было вооруженных стражников. Однако, немного поразмыслив, офицер отдал резкую команду, и отряд покинул дом. В передней снова стало светло. Я судорожно вздохнул и принялся одеваться.
Примерно через час в нашем доме появился еще один солдат, на этот раз в сопровождении слуги из дома Несиамуна, который спрашивал, не получили ли мы известий о местонахождении госпожи Тахуру. И снова Па-Баст был вынужден лгать. Он был ужасно рассержен, но не потому, что гневался на несчастного слугу, который был встревожен не меньше, чем его господин, а потому, что попал в историю, унизительную для любого честного управляющего. Я понимал, что еще немного, и в поисках женщины из Асвата, сбежавшей из ссылки, будет перевернут вверх дном весь город, и мне оставалось только молиться, чтобы до нашей усадьбы добрались после того, как вернется Мен. Что будет, если господин решит задержаться в Фаюме, чтобы встретить свой караван и вернуться с ним? При одной мысли об этом меня бросало в дрожь.
Но я волновался напрасно. Через час после захода солнца мирную тишину нашего дома внезапно нарушил невероятный шум и гам, поднялись топот и суетня.
– Па-Баст! Каха! Камен! Где вы? Выходите! Мы вернулись!
Пробегая мимо комнаты Камена, я услышал спокойный голос Шесиры:
– Не кричи так, Мен! Они уже знают, что мы приехали. Тамит, немедленно отнеси кошку на кухню и умойся. Мутемхеб, прикажи забрать сундуки с одеждой и ларцы с косметикой и отнести их наверх. Остальное может подождать, пусть слуги сначала поедят. Камен! Дорогой мой! О боги, неужели ты всегда был таким высоким?
Я знал, что, прежде чем отдохнуть и поесть, Мен пойдет в свою контору проверять, как идут дела, но, едва он крикнул, чтобы я шел к нему, а я спустился с лестницы и на минуту остановился, чтобы полюбоваться на веселую беготню, в передней появился Камен и, подойдя к старшей сестре, взял ее за руку и что-то прошептал на ухо. Видимо, он предупредил ее, что комната матери занята. Я очень надеялся, что у него хватило ума не прятать Тахуру в своей комнате. Сестра кивнула, улыбнулась, поцеловала его и обернулась к слугам, разбирающим кучу сундуков и коробок.
Шесира распростерла объятия.
– Мой прекрасный сын! – пропела она. – Подойди, обними меня! Паис заставляет тебя слишком много работать. Или ты слишком много времени проводишь в пивной. Ты выглядишь совершенно изможденным. Как поживает Тахуру?
Увидев, что Камен замялся, я сразу понял, что происходит в его душе. Сейчас он сравнивает стоящую перед ним ласковую, милую женщину, уверенную в себе, ибо она занимает высокое положение, и ту, другую, почти чужую, с темным, хотя и незаурядным прошлым, которая вобрала в себя все его чувства и перевернула все его представления о добре и зле. Он подошел к приемной матери, позволил ей заключить себя в жаркие объятия, затем мягко отстранился и коснулся губами ее седеющего виска.
– Я выгляжу усталым, мама, только и всего, – сказал он. – Скажи мне, вы хорошо отдохнули? Как дела в Фаюме? Что будет сажать отец в этом году?
– Понятия не имею, – ответила она. – Они с управляющим все ходили, хмурились и что-то обсуждали. Я хочу попросить его расширить наш дом в Фаюме. Скоро он станет мал для нашей семьи, учитывая, что вы с Тахуру подарите мне внуков. Фонтан во дворе почти сломался, а твой отец все не может найти времени, чтобы вызвать каменщика. И все равно, – тут она улыбнулась, блеснув ровными зубами, – это благословенное место, и я ужасно люблю туда ездить. Правда, от постоянного безделья Мутемхеб стала совсем раздражительной, а Тамит приходилось чуть не силой усаживать за уроки.
– Из Тамит выйдет хорошая жена, тихая и спокойная, – заметил Камен. – Она добрый и милый ребенок, и совсем не амбициозна. Не дави на нее слишком сильно, мама.
Обведенные черной краской глаза Шесиры скользнули по лицу сына.
– Тебя что-то беспокоит, Камен, – тихо сказала она. – Теперь я ясно вижу, что с тобой что-то происходит. Я устала, голодна и очень хочу помыться, но вечером, прошу тебя, зайди ко мне. Каха! Вот ты где! Завтра я хочу услышать полный отчет о состоянии хозяйства, это касается тебя и Па-Баста. Приближается тиби, а с ним и праздник Коронации Гора. – Она вздохнула от счастья. – Как хорошо быть дома!
Я поклонился, и в это время из-за спин слуг, все еще таскавших вещи, показался Мен, который резко приказал мне следовать за ним. Зажав под мышкой свою палетку, я быстро подошел к нему, и вскоре мы оказались в тишине конторы. Следом за мной туда вошел Камен.
Мен, как обычно, острым взглядом окинул свою святыню. Затем, чуть улыбнувшись, предложил нам сесть. Камен занял один из стульев, а я, как всегда, уселся на полу, скрестив ноги.
– Ну? – спросил Мен, с видимым удовольствием садясь за свой письменный стол. – Как идут дела, Каха? Есть что-нибудь важное? О караване что-нибудь слышно? Камен, как ты себя чувствуешь? Надеюсь, лучше, чем перед моим отъездом.
Камен взглянул на меня, и я быстро рассказал хозяину, как идут дела в доме. Мен слушал внимательно, только иногда хмыкая или покашливая.
– Я привез отчет управляющего из поместья в Фаюме, – сказал он, – относительно видов на урожай с учетом разлива реки в будущем году. Завтра включи его в общий отчет. Шесира меня совсем доконала со своим фонтаном. Будь любезен, Каха, найди хорошего каменщика и отошли его на юг. Честно говоря, я бы на месте этого фонтана построил пруд с рыбками. В Фаюме тучи мух. Напиши также прорицателю и сообщи, что травы, которые он заказывал, прибудут вместе с караваном. Пусть подождет. Что-нибудь еще?
Я взглянул на Камена. Он сидел, сложив руки, и постоянно сглатывал слюну, словно пытался проглотить кость, застрявшую в горле.
– Да, отец, еще, – сказал он, – но я думаю, что тебе нужно сначала поесть и вымыться, прежде чем ты об этом узнаешь.
– Что-то серьезное? – поднял брови Мен. – Лучше я сначала узнаю, в чем дело, а уж потом пойду есть. Тебя что, уволил Паис?
– Нет, – нерешительно ответил Камен. Затем встал и, подойдя к полке, взял маленький резной ларец, в котором Мен хранил свои личные бумаги, и поставил его на стол.
– Речь пойдет об одном папирусе, который лежит вот здесь, – сказал он, – только я не знаю, с чего начать. В нашем доме находится Тахуру, отец.
– Что? В нашем доме? Почему же она не вышла поздороваться с нами, Камен? Она будет у нас ужинать?
– Нет, эту ночь она провела в комнате матери. Ее жизнь в опасности. Моя тоже. Нас ищет Паис. Мы…
Мен жестом остановил его.
– Сядь, – приказал он. – Каха, приведи сюда Тахуру и скажи Па-Басту, чтобы на стол не накрывали, пока я не скажу. И принеси нам кувшин вина.
– Каха должен остаться здесь, – сказал Камен. – Он тоже замешан в этом деле.
Мен уставился на сына.
– Мой писец? Мой слуга? Что здесь происходит? Вы что, сошли с ума, пока я отсутствовал? Каха, иди и делай, что тебе велят.
Поклонившись, я вышел из комнаты.
Тахуру молча сидела в комнате Камена, и я повел ее с собой. К счастью, нам никто не встретился. Из ванной комнаты раздавался плеск воды и женские голоса. Постучав в дверь конторы и впустив туда девушку, я пошел разыскивать Па-Баста, после чего вернулся, прихватив с собой кувшин вина.
Камен твердым голосом рассказывал историю, которую я знал слишком хорошо. Тахуру, выпрямившись, с бледным лицом, молча сидела на стуле. Я налил всем вина и занял свое место на полу. Мен, не сводя глаз с лица Камена, залпом выпил свою чашу и велел наполнить ее снова. Когда Камен закончил свой рассказ, кувшин с вином был уже пуст.
Долгое время Мен не произносил ни слова. Он сидел, сжав руки, но я знал, что сейчас он напряженно думает. Через некоторое время он провел ладонью по лысой голове и тяжело вздохнул.
– Если бы я не знал, кто твои родители, я сказал бы, что вся эта история – самая большая глупость, которую я слышал в своей жизни, – мрачно заметил он. – Генерал Паис – знатный и уважаемый человек, на его репутации нет ни единого пятнышка. Более того, он близкий друг твоего отца, Тахуру. Прорицатель лечит членов царской семьи, а кроме того, он величайший провидец Египта. Ты говоришь о двух самых влиятельных людях страны. У тебя есть доказательства, что вся эта история – не выдумки сумасшедшей из Асвата?
Камен показал на меня.
– Каха провел несколько лет в доме прорицателя. Он знал о заговоре против фараона, решающую роль в котором должна была сыграть моя мать. Скажи им, Каха.
С разрешения хозяина я поведал им все, что знал.
– Я долго молчал, – сказал я под конец, – и до сегодняшнего дня не выдавал тайну моего господина.
Это было неуклюжей попыткой напомнить Мену, что мне можно верить, однако не думаю, что он меня слушал. Он сидел, нахмурившись, барабаня пальцами по пустой чаше.
– Все равно идти к принцу еще рано, – проговорил он. – Ты ведь этого хочешь от меня, верно? Чтобы я пошел во дворец? Но даже если Рамзес согласится меня выслушать, что я донесу до его ушей? Какую-то несусветную историю.
Камен оперся грудью о стол, и за его спиной я увидел напряженное лицо Тахуру.
– У меня есть доказательства! – горячо сказал юноша. – Одно из них лежит в земле в хижине моей матери в Асвате. Это тело наемника, которого я убил.
Мен упал на стул. Его губы плотно сжались, превратившись в тонкую линию.
– Надеюсь, все вы понимаете, что если мы представим еще одно подобное доказательство, то заработаем очень крупные неприятности, – сказал он. – Госпожа моя Тахуру, вы можете что-то добавить?
Девушка шевельнулась.
– Нет, – прошептала она. – Но я верю Камену, и я слышала рассказ его матери. Сегодня в наш дом приходили солдаты Паиса. Потом он присылал их еще раз. Молю, помогите нам, достопочтенный Мен.
Мен взглянул на Тахуру и вдруг улыбнулся и легонько толкнул меня ногой.
– Иди позови сюда Па-Баста, – приказал он. – Ты записывал наш разговор, Каха?
Я встал и положил палетку на стол.
– Нет, – ответил я.
– Хорошо. Поторопись.
Па-Баст находился в обеденном зале, он разговаривал со слугами. Увидев меня, он подошел, вопросительно глядя мне в глаза, но вдаваться в объяснения у меня времени не было. Когда мы вошли в контору, Мен встал из-за стола.
– Я вижу, тебя тоже завлекли в эту невероятную историю, Па-Баст, – сказал он. – Похоже, мир изменился, пока я был в отъезде. Немедленно ступай в дом Несиамуна и попроси его приехать ко мне. Иди сам, никого другого не посылай. Скажи ему, что я вернулся и срочно хочу его видеть и что это связано с исчезновением его дочери. А мы пока поедим.
Он хлопнул в ладоши. Управляющий поклонился, и, когда мы сели за стол, его уже не было.
Обычно старшие слуги, такие как я, Па-Баст, Сету и другие, обедали вместе с хозяевами. Обед должен был проходить в атмосфере общего веселья, но хотя Тахуру и пыталась поддерживать оживленную беседу с Мутемхеб, а также делать вид, что внимательно слушает безыскусную болтовню Тамит, ее глаза неотрывно смотрели на дверь и еда на тарелке осталась нетронутой. Шесира все время поглядывала на Тахуру, а Мен не сводил глаз с Камена. Вскоре атмосфера стала совсем гнетущей – все замолчали, даже Тамит, и в зале раздавались лишь тихие шаги слуг и звяканье посуды.
Все оживились, когда в передней послышались голоса и торопливые шаги. Тахуру вскочила из-за стола и выбежала из зала. Вскрикнув, Шесира рванулась было за ней, но Мен удержал ее.
– Потом, – сказал он. – Камен, Каха, идите за мной.
Мы вышли из обеденного зала. В передней, обнимая дочь, стоял Несиамун; при виде Камена он ужасно удивился.
– Что это значит, Мен? – спросил он.
Вместо ответа Мен поклонился и распахнул дверь конторы.
– Мы поговорим здесь, – сказал он. – Па-Баст, теперь можешь идти поесть.
Рассказывать мою историю Несиамуну оказалось гораздо труднее, чем хозяину. Управитель фаянсовыми мастерскими не был благодушным торговцем. Аристократ, отпрыск старинного рода, человек острого, холодного ума, он неоднократно прерывал мой рассказ вопросами или обескураживал меня возражениями. Конечно, он не мог сбить меня с толку, поскольку я говорил чистую правду, но и жалеть меня он явно не собирался. Когда он обращался к Камену, его лицо ничего не выражало, но юноша отвечал ему как равный.
Наконец Несиамун произнес:
– Мы с Паисом дружим уже много лет. Я хорошо его знаю и иллюзий на его счет не питаю. Он гениальный полководец или стал бы им, попади он на войну, но вместе с тем он человек жадный и неискренний. Неужели он еще и предатель и убийца? Вы говорите мне, что это так. Ты честный человек, Камен, поэтому я вынужден заключить, что либо ты говоришь правду, либо введен в заблуждение наложницей, родившей тебя. Можешь ты поклясться своим божественным покровителем, что убил и похоронил в Асвате наемного убийцу, чтобы спасти себя и Ту?
– Да, могу, – твердо ответил Камен. – А вы можете получить аудиенцию у принца? Вы знатный человек, господин Несиамун. Он не станет вам отказывать. Чем дольше мы ждем, тем меньше у моей матери шансов спастись. Если вы скажете, что хотите видеть царевича в связи с похищением своей дочери, он примет вас немедленно. Городская полиция ее по-прежнему ищет, верно? – Несиамун кивнул. – Значит, весть об ее исчезновении уже достигла ушей царевича.
– Похоже, ты все продумал, – заметил Несиамун. – Для того ты и привел ее к себе? Чтобы заручиться моим согласием?
– Нет, отец, – возразила Тахуру. – Не для того. И если ты откажешься нам помочь, я пойду к Рамзесу сама. Только он может нас защитить.
Несиамун удивленно уставился на дочь.
– Не смей разговаривать со мной таким тоном, – сказал он. – Ты еще не замужем. – Он повернулся к Мену. – Я думаю, что нам следует пойти к Паису и его брату и поговорить с ними. Прежде чем мы обратимся к царевичу, нужно дать им шанс оправдаться.
Тахуру схватила отца за руку.
– Нет! – крикнула она. – Отец, я боюсь. У тебя не было времени все хорошенько обдумать, иначе ты бы нас понял. Разве я не разумная девушка? Разве Камен не искренний и честный человек? Как ты мог подумать, что мы окажемся столь доверчивы, чтобы поверить пустым россказням? Но ведь есть еще и Каха. Никто не нанял бы писца, имеющего репутацию лжеца. Напиши послание Рамзесу, напиши прямо сейчас! Пожалуйста!
Несиамун встал.
– Тахуру, ты немедленно вернешься со мной домой, – сказал он. – Мне нужно подумать, ответ я дам утром. Мои стражники смогут тебя защитить, если тебе потребуется защита.
Быстро поднявшись, Камен встал между отцом и дочерью.
– Либо Тахуру останется здесь, либо я ее действительно украду, – заявил он. – Она права. Вы не понимаете, насколько мы все уязвимы. Моя мать бродит сейчас по городу, спит в каком-нибудь грязном переулке или в лодке или жмется к чьему-нибудь порогу вместе с нищими. И вы считаете, что, проведя в ссылке семнадцать лет, она сбежала просто так, из своей прихоти? Вы поможете нам или нет?
Они в упор смотрели друг другу в глаза. Несиамун не отвел взора, но все же было видно, что он не сердится.
– Твоя искренняя решимость действует обезоруживающе, – примирительно сказал он. – Хорошо. Я немедленно напишу послание во дворец с просьбой об аудиенции по той причине, которую ты мне подсказал. Если же ты лжешь или сам введен в заблуждение, отвечать за последствия я не стану. Сегодня ночью, Тахуру, когда ляжешь спать, думай о том, как страдает твоя мать, ибо я не могу ей сказать, где ты находишься. Доброй ночи, Мен.
Не дожидаясь ответного поклона Мена, Несиамун быстро вышел из комнаты. Мы переглянулись.
– Не беспокойтесь, – дрожащим голосом сказала Тахуру. – Он рассержен и озадачен, но если бы действительно нам не верил, то сразу отказался бы помочь, а меня вытащил бы отсюда силой. Отец сдержит свое слово.
Не думаю, что кто-то из нас спал в эту ночь. Камен лежал на тюфяке в коридоре возле комнаты Шесиры, которая не задала ни единого вопроса, когда Мен сообщил ей, что сегодня Тахуру будет ночевать в ее комнате. Мутемхеб удивленно подняла бровь и насмешливо взглянула на брата, прежде чем удалиться в свои покои, а Тамит, уставшая после долгого путешествия по реке, отправилась спать без всяких уговоров. Мен приказал Па-Басту отправить двух садовников охранять главные ворота и не пускать в усадьбу никого, кроме посланника из дома Несиамуна. Сам хозяин улегся спать прямо в передней, возле входной двери. Я видел, как он теперь сожалеет, что не держал в доме вооруженной охраны. Я вернулся в свою комнату, где провел всю ночь, ворочаясь с боку на бок и думая о Ту.
Утром от Несиамуна не пришло никаких известий. С возвращением всех домочадцев наш дом стряхнул с себя дремоту. Едва взошло солнце, Мен отправился в свою контору, а я занял свое обычное место на полу возле его письменного стола. Сквозь закрытую дверь, перекрывая голос хозяина, который диктовал мне очередное послание, слышались умиротворяющие звуки кипучей жизни большого дома. Звонкий голосок Тамит, отчаянно спорящей с матерью, и спокойный, ласковый голос Шесиры, уговаривающей дочь. Музыкальные упражнения Мутемхеб и тихое шарканье сандалий в зале – старшая сестра Камена явно не теряла времени даром и пригласила подружек, чтобы обменяться последними новостями. Голос Па-Баста, распекающего слугу. Звон разбитой посуды где-то в дальнем конце дома и приглушенные проклятия. Дом снова ожил, став таким, как прежде, но как хрупок был установившийся в нем мир и покой! Никто не знал, что ждет нас впереди.
Мне было трудно сосредоточиться на письме, а моему хозяину – на своих обычных делах. Как-то он прервал диктовку прямо на середине фразы и взглянул на меня.
– Он называл ту женщину матерью, – сказал он. – Ты заметил? Чем бы теперь ни закончилась эта история, наш Камен будет уже другим. Нужно чем-то утешить Шесиру. Камен и Тахуру сидят наверху, забились в угол, как загнанные зверьки. Почему Несиамун молчит?
Я положил перо и палетку.
– Она его мать, господин, – ответил я. – Вам следовало все ему рассказать до того, как он узнал об этом сам. Он беспокоится за нее и разгневан на вас, поскольку все это время вы ему лгали. Но придет день, и его любовь к Шесире вернется. Она живет в его памяти, а не Ту.
Мен задумчиво провел рукой по своим седеющим волосам.
– Думаю, ты прав, – сказал он. – Я хотел, чтобы он рос не на глупых фантазиях, но, кажется, ошибся. Я больше не могу выносить это ожидание! Так на чем я остановился?
Мы попытались продолжить работу, но хозяин постоянно сбивался с мысли, так что в конце концов он отпустил меня, а сам скрылся в глубине дома.
В тот день я не обедал. Я вышел в сад, растянулся на траве и принялся смотреть, как над моей головой в ярко-синем небе порхают птицы. У меня тоже больше не было сил ждать. Мне хотелось броситься во дворец, растолкать стражников, прорваться к царевичу и выложить ему всю нашу историю. Я понимал, что сейчас рискую своей карьерой писца гораздо больше, чем Камен рискует карьерой военного, после всего того, что произошло в Асвате. Если мы проиграем, его накажут, впрочем, не слишком сурово, поскольку принц все же приходится ему сводным братом; карьера же писца всегда строилась на его верности своему господину, а я предал прорицателя. Кому какое дело, почему я так поступил? Не выгонит ли меня из дома Мен? А если выгонит, возьмет ли меня к себе Камен? От всех этих мыслей мне стало казаться, что даже трава стала колкой, а от мелькания листьев зарябило в глазах. У меня не было семьи, которая могла бы меня принять, не было жены, которая утешила бы меня. Я целиком и полностью зависел от милостей своего господина, а потому был совершенно одинок.
Вечером пришел посланник от Несиамуна. Царевич согласился принять его, и завтра утром Несиамун должен явиться во дворец. Когда посланник покидал наш дом, я потихоньку отозвал его в сторону.
– Кто-нибудь еще знает об этой аудиенции? – спросил я.
Посланник удивленно взглянул на меня.
– Только писец моего господина и помощник управляющего, – ответил он. – Они находились в доме, когда из дворца прибыл царский посланник. Ах да, и еще генерал Паис. Он последнее время часто бывает в нашем доме и очень беспокоится за семью моего господина.
– Он что-нибудь говорил по поводу послания?
– Только то, что очень рад, что наш господин не стал тратить время на заявление в суд. Он старый друг моего господина. Он послал много солдат на поиски госпожи Тахуру.
Поблагодарив слугу, я отпустил его. Только бы не спугнуть удачу! Нужно молиться, чтобы Несиамун после долгих размышлений не счел наш рассказ выдумкой и не позволил Паису увлечь себя беседой, в которой рассказал бы ему больше, чем следует. Несиамун – человек прямой, не склонный к уверткам, зато Паис очень наблюдателен. Даже если Несиамун ему ничего не рассказал, генерал вполне мог почувствовать, что его старый друг что-то скрывает. И если так, что станет делать Паис?
Ответ на мой вопрос был скорым и печальным. Семья заканчивала ужинать, когда в передней послышался шум. Бросившись туда, мы увидели отряд солдат, заполнивших всю переднюю. За их спинами был виден один из садовников Мена, который сидел на земле, держась за кровоточащую рану на виске. Мен обернулся к женщинам.
– Тамит, Мутемхеб, немедленно идите к себе! – приказал он.
Те повиновались, бросая через плечо испуганные взгляды.
– Простите меня, господин, – с трудом проговорил садовник. – Я попытался их остановить.
По его виску струилась кровь, стекая на шею.
– Ты все сделал правильно, – спокойно ответил Мен. – Спасибо. Шесира, уведи его и вели промыть ему рану.
Жена шагнула к нему.
– Но, Мен… – начала она.
Он не дал ей договорить.
– Иди, Шесира, пожалуйста, – повторил он тихим и ясным голосом, по которому все домочадцы сразу узнавали, что их господин сильно разгневан. Шесира замолчала и послушно увела садовника. Я и Па-Баст остались на месте.
– Какое у вас ко мне дело? – спросил Мен офицера. Тот шагнул вперед и протянул ему свиток папируса. Мен бросил на меня холодный взгляд, и я взял папирус.
– Я пришел, чтобы арестовать вашего сына Камена по обвинению в похищении, – не слишком уверенно произнес офицер. – Сразу хочу сказать, что этот приказ получен мною от самого царевича Рамзеса.
– Это невозможно! – воскликнул Мен, но я уже читал приказ. На нем стояла царская печать.
– Он говорит правду, господин, – сказал я, передавая Мену папирус.
Он пробежал его глазами. Его руки дрожали.
– Кто выдвинул это обвинение? – спросил Мен. – Это же смешно! О чем думает этот Несиамун?
– Обвинение поступило не от достопочтенного Несиамуна, – ответил офицер. – Вернувшись из его дома, генерал Паис попросил повелителя принять его и имел с ним беседу. У генерала есть веские основания предполагать, что госпожу Тахуру держат в этом доме.
– Какие у вас доказательства? – прервал его Мен. – Вы не можете арестовать человека по одному лишь обвинению!
– Нам не требуется предоставлять доказательства, чтобы обыскать ваш дом, – упрямо сказал офицер. – Если вы немедленно не приведете к нам сына, мы найдем его сами.
– Нет, вы этого не сделаете! – рявкнул Мен. – Да знаете ли вы, что Несиамун уже получил разрешение на аудиенцию у самого царевича и завтра предстанет перед ним? Ему не пришло в голову подозревать в похищении своего будущего зятя. Кроме того, я не знаю, где сейчас находится Камен. Я приехал, и мне сообщили, что Камен пропал и весь дом в смятении. Разве генерал Паис не присылал сюда своего солдата, когда Камен не вышел на очередное дежурство, Па-Баст? – Крепко сжав губы, управляющий кивнул. – Вы видите? Не понимаю, что заставило царевича принять столь непонятное решение, но это не важно. Камена здесь нет. Убирайтесь из моего дома!
Ничего не ответив, офицер сделал знак солдатам, и те мгновенно рассыпались по дому. Один взялся за ручку двери конторы, двое направились к лестнице. Мен с криком бросился к ним, Па-Баст загородил им дорогу. Офицер вытащил меч.
И в этот момент раздался голос Камена, который стоял на верху лестницы.
– Нет, отец, нет! Не сопротивляйся! Это безумие! – Сбежав по лестнице, он встал перед офицером. – Ты знаешь меня, Амонмос, – сказал он. – Это я, Камен, твой старый приятель. Ты в самом деле считаешь, что я похитил женщину, которую люблю?
Офицер покраснел.
– Прости, Камен, – пробормотал он. – Я всего лишь выполняю приказ. Генералу я бы мог что-нибудь наплести, но сейчас у меня приказ из дворца. Я не смею ослушаться. Где ты был? Где Тахуру?
– Я здесь. – Девушка, держась спокойно и с достоинством, как подобает знатной даме, спускалась по лестнице. – Кто здесь говорит о похищении? Я гощу в этом доме, и мой отец это прекрасно знает. А знает он о том, что вам велено вытащить Камена из собственного дома? Предлагаю вам вернуться к генералу и объяснить ему эту ошибку. Надеюсь, царевич его как следует отчитает.
Смелая попытка, и на какое-то мгновение у меня мелькнула надежда, что она сработает. Амонмос явно пребывал в нерешительности, но вот он расправил плечи.
– Не понимаю, что тут у вас происходит, – сказал он, – пусть лучше во дворце разбираются. Ты пойдешь со мной, Камен, и, если это ошибка, все быстро прояснится. У меня четкий приказ.
– Нет! – крикнула Тахуру. – Если вы заберете его с собой, его убьют! Он не дойдет до дворца! Куда вы с ним пойдете?
Офицер бросил на нее насмешливый взгляд.
– Послушайте, госпожа, – попытался убедить он Тахуру, – его же посадят под арест, а не отдадут палачу. Просто генерал хочет задать Камену несколько вопросов и имеет на это разрешение царевича. А если вы, – закончил он, – находитесь в этом доме в качестве гостьи, то почему из-за вас прочесывают весь город? Идите домой, к отцу.
Он отдал короткую команду, и Камена окружили солдаты. Еще одна команда – и его повели к выходу.
– Отец, немедленно иди к Несиамуну и отправляйтесь во дворец, – громко сказал Камен. – Не ждите до утра! Каха, рукопись!
Его увели. Мы стояли, оцепенев от ужаса. Тахуру заплакала.
– О боги, какой я дурак! – воскликнул Мен. – Па-Баст, оставляю Тахуру на твое попечение. Не отдавай ее никому, даже слугам отца. Каха, одевайся. Поплывем к дому Несиамуна в лодке.
Взлетев по лестнице, я бросился в свою комнату, на ходу забежав в комнату Камена. Там сидел Сету.
– Мне нужен кожаный мешок, который Камен привез из Асвата, – торопливо сказал я. – Достань его, Сету. Он велел отвезти его царевичу, и я сделаю это сегодня, а не завтра.
– Камен ничего мне об этом не говорил, Каха, – ответил Сету, но все же достал мешок из сундука.
– Он сам бы его взял, если бы его не арестовали, – сказал я, забирая мешок. – Пожалуйста, верь мне. И помоги Па-Басту присматривать за Тахуру.
Заскочив к себе, я схватил плащ и бережно завернул в него рукопись Ту. Затем сбежал вниз по лестнице.
Глава девятая
Мен ждал меня у дверей, завернувшись в плащ.
– Я уже предупредил Шесиру, – сказал он, когда мы пошли по дорожке, ведущей к реке. – Если за Тахуру придут, она спрячет ее в амбаре, а там пусть солдаты обыскивают дом. Ну и проклятое же дело!
Догнав хозяина, я схватил его за руку.
– Господин, я думаю, нам нельзя брать лодку, – сказал я, – Паис наверняка продумал, каким будет наш следующий ход, и расставил своих людей у ваших ворот и ворот Несиамуна, а может, и возле входа во дворец. Давайте выйдем через заднюю калитку и пойдем в обход усадеб. Прикажите паре слуг закрыть лица и вести лодку к дому Несиамуна, только медленно. И конечно, запретите им разговаривать.
– Хорошо. Жди меня здесь, – ответил Мен и скрылся. Вскоре он вернулся в сопровождении Сету и еще одного слуги. Оба были закутаны в длинные накидки.
– Старайтесь не показывать своего лица, пока не отплывете подальше, – велел им Мен. – Когда подплывете к причалу Несиамуна, привяжите лодку и никуда от нее не отходите. Сделайте вид, что о чем-то спорите. Нам с Кахой нужно выиграть время. Скорее всего, люди Паиса следят за нашими усадьбами.
Хлопнув слугу по плечу, Мен двинулся по дорожке. Я последовал за ним. В глубине сада, возле окружающей его стены, находился колодец, выступ которого мы когда-то использовали, чтобы перебраться через стену и попасть на грязную улочку, которая, делая крутой поворот, одним своим концом упиралась в узкий проход, ведущий к озеру, а другим выходила к солдатским казармам. На эту улочку выходили задние дворы многих усадеб, но никто по ней никогда не ездил, поскольку земля утопала в грязи и отбросах, которые сюда сбрасывали ленивые кухарки из многих домов, а кроме того, все окрестные кошки использовали ее в качестве отхожего места. Мы свернули налево, поскольку Несиамун жил недалеко от устья озера и своих фаянсовых мастерских.
По дороге мы никого не встретили. Пробираясь в темноте вдоль стен поместий, спотыкаясь чуть не на каждом шагу, мы медленно продвигались вперед. Каждая стена, освещенная холодным лунным светом, казалось, не имела конца, уходя куда-то в черную пустоту, и, чтобы сделать шаг, нам приходилось осторожно нащупывать землю сандалией. Наконец Мен остановился.
– Кажется, пришли, – прошептал он. – Я где-то сбился. Нет, вот, кажется, ветка большой акации, которую Несиамун запретил рубить. Каха, залезай мне на плечи. Спускайся в сад и иди искать Несиамуна. Я уже слишком стар, чтобы лазать по стенам.
Положив мою драгоценную ношу у стены, я снял сандалии. Мен пригнулся, и я, встав на него и опершись рукой о кирпичную кладку, взобрался на стену. Я посмотрел вниз. В саду было тихо. В тени кустов и деревьев виднелись серые ленты причудливо изгибающихся дорожек. Нужно было торопиться. Поднатужившись, я закинул одно колено на стену, затем, удерживая равновесие, подтянул вторую ногу и спрыгнул на траву по ту сторону стены.
Мне хотелось хоть немного полежать, чтобы перевести дух, но времени не было. Поднявшись на ноги, я, прячась за кустами, побежал к дому. Первого солдата я увидел сразу. Он стоял у дорожки, прислонившись к дереву, и наблюдал за домом. Обойти его было нетрудно, но я умирал от страха, представив себе, что могу наткнуться на второго. Я подождал, следя за входом в дом и уже не сомневаясь, что его также охраняют солдаты, как и причал на озере, и главные ворота усадьбы. Никто не прошел бы незамеченным через главный вход.
Наконец я добрался до самого дома, подойдя к нему с задней стороны. Как мне попасть внутрь? Тренированный человек легко взобрался бы по стене, оттуда на крышу, а с нее, возможно, протиснулся бы через верхнее окошко и попал в дом, но мои физические упражнения ограничивались лишь азартным плаванием один раз в день, так что выполнить подобную задачу мне было не под силу. С крыши в комнату Тахуру вела лестница, но до нее нужно было еще добраться. Закрыв глаза, я попытался унять приступ отчаяния. Если я ничего не придумаю, мне придется вернуться назад, к своему господину, и мы пойдем во дворец, не имея мощной поддержки в лице Несиамуна.
