Текст книги "Закон стаи"
Автор книги: Патрик Корриган
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
Глава VII
Теплый, бархатный вечер опустился в долину, но если внизу уже сгустился мрак, окутав виноградники на склонах и лес в пойме реки, то пики гор еще сверкали в кроваво-золотых лучах заката, словно остро заточенные наконечники копий.
В дубравах стихли трели птиц, лес уснул, лишь невидимые цикады перекликались в траве стрекочущими голосами, да нескончаемый речной поток звенел и клокотал на перекатах. Раскалившийся за день воздух, благоухал ароматом цветов и медоносных трав, словно божественный нектар. Но камень и земля так быстро теряли свое тепло, что времени насладиться этим волшебным переходом от дня к ночи почти не оставалось. Студеное дыхание ледников неумолимо спускалось в долину, и вот уже в траве заблестела роса, а над рекою поднялись белесые космы тумана. Серебряный лик луны выглянул из-за невесомых разорванных облаков, и всю долину залило призрачным серебристым сиянием. Это была ночь полнолуния.
Конан передернул плечами от холода. Днем он обошел кругом замок, а остаток времени просидел в кустах, наблюдая за стенами и воротами цитадели. Мышцы затекли от долгой неподвижности, но теперь он знал все: когда меняют караулы, где стены ниже и доступней, с какой башни просматривается та или иная часть местности, он исследовал каждый овражек и каждую ложбинку на склоне и теперь мог незамеченным пробраться к самым замковым стенам. Будучи опытным воином и повидав множество укреплений и крепостей, Конан отдавал должное древним строителям этой крепости, искусно выбравшим для нее место – провести армию под стены скрытно от наблюдателей в башне, было практически невозможно. Но за спиной киммерийца и не было никакой армии, а одному человеку легко затеряться в неровностях и складках склона.
Оставался еще ров. Сейчас, в разгар лета вода в нем спала, и, угодив в него, человек попадал в ловушку, не доставая края рва с поверхности воды. Но и это препятствие преодолимо, особенно для того, кто родился и вырос в горах. Днем над зубцами главной башни взвился зеленый с золотом флаг, рядом с черно-белым полотнищем барона Орландо, из чего киммериец заключил, что герцог Ренальд прибыл в замок. Конан решил дождаться темноты, а уж тогда и проникнуть за стены, и терпеливо ждал весь день, скрытый листвой густого кустарника, не обращая внимания на полчища кровожадных москитов, кружащих вокруг.
Черная громада замка высилась на залитом лунным сиянием склоне. Флаги на башне едва полоскались под легким дуновением ветерка.
Изредка между зубцами стен мелькали факельные огни, и слышалась перекличка стражников. В неверном лунном свете стены казались еще неприступнее, а башни застывшими в дозоре великанами. Конан с надеждой взглянул на небо, может одна из туч наползет на насмешливый диск луны, но ничего кроме разочарования не испытал. Небо было чистое и бездонное, усыпанное самоцветами звезд. Только на севере небосклона виднелась полоска серых облаков, цепляющихся брюхом за горные кручи.
"К полуночи они будут здесь", – прикинул Конан и решил еще подождать немного.
И в этот миг над сонным замком прогремел гул набата, переполошивший лесных обитателей. Мощный голос медного гонга, словно гром небесный, ворвался в безмятежную долину, и горы вторили ему протяжным долгим эхом. Набат мог означать лишь одно – церемония в замке вот-вот начнется. Это подхлестнуло Конана к действию. Киммериец негромко выругался и бесшумно выскользнул из своего убежища.
* * *
– Пора, госпожа моя, – обратилась к Ремине одна из девушек, помогавших баронессе облачиться в свадебный наряд. – Ваш жених ждет вас в замковом храме.
– Ой, Ремина, ты должно быть такая счастливая! Я так тебе завидую! Говорят, что герцог – красавчик, – радовалась за подругу госпожа Филиппа, сверстница юной баронессы, товарищ детских игр и забав, отец которой верой и правдой служил барону Орландо и пал в одном из пиктских походов.
Ремина, отрешенная от всего земного, погруженная в горькие мысли, думала о своей несчастной судьбе и гибели киммерийца. Ничто теперь не связывало ее с этим миром, который она прежде так любила. Даже страдания отца, готового принять мученическую смерть, но не склониться пред жрецом, казались ей абсолютно напрасными.
Гибель варвара, к которому она прониклась доверием и испытывала странное неосознанное влечение, окончательно сломило ее. Киммериец казался ей героем из древних легенд, будораживших воображение девушки, побеждающим зло и помогающим сирым и слабым. В своем пылком воображении она создала этот романтический образ и сама не заметила, как влюбилась в него. Это была наивная юношеская влюбленность, чистая и прекрасная. Поэтому, когда Филиппа произнесла эти невинные с виду слова, сердце баронессы взорвалось от боли, а боль выплеснулась в неосознанный гнев.
– Как ты смеешь так говорить! – выкрикнула Ремина, вырываясь из рук рабынь. Рука баронессы взлетела вверх, готовая отвесить пощечину этой глупой простушке.
Филиппа вся сжалась, с удивлением и страхом глядя на свою подругу. Рабыни застыли в оцепенении.
– Простите, госпожа! Умоляю, простите! Я не должна была так говорить о вашем женихе! – скороговоркой оправдывалась Филиппа, стараясь не смотреть в пылающие гневом глаза баронессы.
"О, Митра, что я делаю!? – вдруг поняла Ремина. – Чем виновата бедная Филиппа? Ведь она ничего не знает ни обо мне, ни о Конане, ни о замыслах Яхм-Коаха. Милое, доброе существо, пребывающее в неведении. Не я, она счастливее меня во сто крат!"
Рука баронессы безвольно упала.
– Прости меня, дорогая Филиппа! – в порыве раскаяния воскликнула девушка и, чтобы хоть как-то сгладить свою вину, с нежностью поцеловала подругу, которая совсем растерялась от быстрой смены настроений, происходящей с баронессой.
– Наверное, всему виной волнение, – попыталась найти объяснение этим переменам Филиппа.
Обе девушки готовы были расплакаться в объятиях друг друга.
– Вас ждут, госпожа, – напомнила им рабыня.
– Да-да, – как эхо откликнулась Ремина, – идемте, я готова.
Служанки набросили ей на голову полупрозрачную, тонкую ткань, полы которой ниспадали до пят девушки и до времени скрывали лицо, и, взяв под руки, повели в храм.
Если бы Ремину спросили, какие чувства владели ее сметенной душой во время этого скорбного марша, что видели ее глаза, о чем она думала: девушка бы не нашлась, что ответить.
Еще не доходя до святилища, процессия с невестой услышала звуки торжественной музыки и хор нестройных голосов, прославляющих Митру. Когда Ремина и сопровождающие ее женщины ступили под низкие своды храма, уже оглушенные какофонией гремящих инструментов и пением охрипших голосов, юная баронесса чуть не лишилась чувств от смрадного запаха горелой плоти жертвенных животных. В маленький не проветривающийся зал набилось множество народа, но девушка смотрела на собравшихся здесь людей и не узнавала знакомых лиц. На трех гигантских жертвенниках полыхали костры, сложенные из цельных древесных стволов. Жара и духота в храме могли легко свалить с ног здорового мужчину, не говоря уже о юной девушке, нервы которой и так находились на грани срыва.
Невидящий взгляд Ремины блуждал по стенам залы, смотрел сквозь людей и ничего не замечал, пока не натолкнулся на человека, неподвижно стоящего в центре помещения. Это был мужчина: высокий, стройный с пышной гривой иссиня-черных волос, ниспадающих на широкие плечи. Взгляд девушки застыл на этой мужественной фигуре. На миг ей показалось, что она ее узнает…
– Конан! – невольно вырвалось из ее уст и она порывисто шагнула в сторону своего кумира.
Несмотря на гром барабанов и визг флейт, мужчина услышал этот взволнованный вскрик и обернулся. Юная баронесса застыла, словно натолкнулась на невидимую преграду.
На нее с изумлением и любопытством смотрели жгучие зеленые глаза, – и это не были глаза северянина.
В это время из-за жертвенников появилась другая фигура, облаченная в пышные златотканые одеяния.
– Подойди к своему избраннику, дочь моя! – торжественно провозгласил жрец.
Ремина не сдвинулась с места. Она не видела и не слышала ничего. По залу пополз зловещий шепоток. Тогда герцог сам приблизился к ней и осторожно взял за руку. От этого прикосновения девушка вздрогнула, но покорно позволила проводить себя на центр зала. Яхм-Коах, пристально следивший за ними, удовлетворенно кивнул и низким голосом обратился к Митре, открывая церемонию.
Все остальное Ремина видела точно во сне. Как жрец принес новые жертвы и бросил их в пылающий огонь: белую косулю, чтоб душа ее мчалась во все уголки земли и всем поведала о торжестве, серебристую рыбу, дабы не обиделись духи воды, и, наконец, белую цаплю, чтобы птица, поднявшись в небо, оповестила богов и других небожителей…
Следуя за жрецом, молодая пара несколько раз обошла вокруг храм, раздавая гостям золотые монетки, символизирующие Солнце…
Девушка очнулась только тогда, когда под сводами прозвучали торжественные слова Яхм-Коаха:
– Теперь, муж, ты можешь снять с этой девушки покрывало невинности. Отныне ее молодость, красота и тело принадлежат тебе. А ты, жена, взгляни на господина своего. Отныне он будет заботиться о тебе и защищать. Да осветит солнечный Митра ваш союз!
Ренальд, едва справляясь с волнением, нерешительно потянул за край покрывала. И вот ткань упала к ногам баронессы, и девушка робко оторвала от пола застенчивый взор. Герцог не удержался от восхищенного вздоха, словно к нему наяву явилась сама богиня любви.
В этот момент хор затянул новый гимн. Присутствующие загомонили и стали осыпать молодую пару лепестками цветов. Но теперь уже ничего на свете не замечал герцог Ренальд, не в силах отвести горящих любовью глаз от юной баронессы Орландо. И девушка, для которой все это торжественное представление было в новинку, не сдержала любопытства и впервые открыто посмотрела на своего избранника, теперь уже супруга. Ей понравился его гордый профиль, волевой подбородок и благородство. Красоте ее льстили эти малахитовые глаза, которые смотрели на нее с обожанием.
Яхм-Коах выдержал долгую паузу, чтобы молодые смогли вдосталь наглядеться друг на друга, если такое вообще возможно для влюбленных, и бесцеремонно прервал их идиллию.
– Давайте же, пройдем в родовое святилище, дети мои. Покончим с ритуальной частью. А после в вашем распоряжении будет вся жизнь, полная наслаждений, нежности и любви.
Ремина, чуть не плача, вернулась в реальный мир и затравленно огляделась по сторонам. Только сейчас она заметила, что большую часть приглашенных составляли разбойники, наверняка скрывавшие оружие в складках одежды.
"Чудес не бывает", – с горечью подумала она.
А герцог уже вел ее сквозь расступающуюся толпу.
* * *
Словно юркая ящерица, варвар перебирался от укрытия к укрытию, оставаясь невидимым для врагов. Дикий зверь мог позавидовать его ловкости и сноровке. Он быстро добрался до рва и притаился в развалах камней. По краю стены прошел стражник. Даже отсюда, Конан заметил, что воин мертвецки пьян. Одним прыжком киммериец оказался у зияющей в скале широкой трещины и перекинул тело через край. Он повис на руках и медленно стал погружаться в холодную черную воду. Когда вода поднялась ему выше пояса, Конан разжал пальцы, и без всплеска с головой ушел в застоявшуюся грязную жижу. Вынырнув на поверхность, он сперва огляделся, а потом бесшумно, расталкивая мусор перед собой, поплыл к противоположному берегу. Достигнув середины канала, Конан услышал громкий всплеск позади себя, будто кто-то большой и грузный поднялся со дна. И без того холодная вода вдруг показалась киммерийцу ледяной. Мокрые волосы зашевелились у него на затылке.
Он резко обернулся и встретился взглядом с горящими зелеными глазами величиной с кулак взрослого человека, неподвижно наблюдающие за ним с поверхности воды.
Мышцы варвара напряглись, и руки сами потянулись к кинжалу на поясе. Зверь, кем бы он ни был, бесстрастно таращился на киммерийца, пока не выказывая враждебности. Почувствовав в руке твердость костяной рукояти, Конан слегка успокоился. Страх прошел. Он вновь поплыл к своей цели, не выпуская зверя из поля зрения.
Животное фыркнуло и с невероятным проворством последовало за ним. Конан замер, пытаясь унять бешеный ритм сердца. Зверь тоже остановился. Варвар никак не мог понять, что им руководило – голод, или может быть любопытство, но предпочел бы обойтись без драки – борьба в воде непременно привлечет внимание стражников.
– Эй, чего привязался? Плыви себе в другую сторону, – тихо проговорил Конан, плеснув водой в немигающие зеленые глазищи.
Животное обиженно хрюкнуло и подалось немного вперед. Варвар почувствовал, как гибкое сильное тело, покрытое роговой чешуей задело его обнаженную руку. А потом длинный шершавый язык лизнул северянина прямо в лицо.
– Прочь! Пошел прочь! – отплевывался киммериец. – У меня для тебя ничего нет. Иди поймай себе жабу.
Зверь тут же скрылся под водой. Конан с облегчением вздохнул и в несколько гребков достиг противоположного берега рва. Ощупав руками стену, он наткнулся на небольшую трещину, и стал подтягиваться. В этот момент киммериец почувствовал, как кто-то осторожно ухватил его за ногу и настойчиво потянул вниз. Конан напряг все силы и вырвался из хватки зверя, оказавшись на кромке рва.
Животное жалобным взглядом своих застывших глаз снизу вверх смотрело на человека. В огромной пасти с тонкими иглами зубов еще дергала лапами огромная толстая жаба.
– Ты что же это, мне ее принес? – Конан не удержался от улыбки. – Спасибо, приятель, но лучше съешь ее сам.
Жаба тут же исчезла в пасти зверюги.
– Умный зверь, – похвалил его киммериец. – Мне нужно идти, но обещаю принести тебе большой кусок мяса. Согласен?
В первый раз с момента их встречи животное моргнуло, беззвучно разинуло пасть и исчезло под черной поверхностью вод. Едва веря в случившееся, Конан покачал головой, а потом повернулся и быстро побежал вдоль стены, огибая выступающий замковый бастион.
Для подъема он выбрал один из самых высоких участков; целиком полагаясь на неприступность укреплений, стражники здесь появлялись редко, к тому же в этот отрезок ночи стена находилась с теневой стороны.
Время выщербило камень кладки. Подножие тонуло в густых зарослях дикого винограда, цепляющегося за трещины в камне.
Киммериец коснулся стены, и кладка начала крошиться у него под рукой. С кривой усмешкой посмотрев наверх, где зубчатый край цитадели, казалось, упирался прямо в звездное небо, Конан взялся за дело.
Скалистые горы Киммерии служили варвару колыбелью, отвесные кручи укрывали от ветра. С детских лет Конан лазал по скалам: мальчишкой в поисках птичьих гнезд, а позже, став мужчиной, охотясь на горных козлов и снежных барсов.
Подняться по отвесной стене замка было для него так же просто, как вскарабкаться по голой гранитной скале в погоне за раненным зверем. Дыхание его оставалось чистым и ровным.
Конан спрятался за каменным парапетом и осторожно выглянул из своего укрытия. Прямо на киммерийца шел стражник, что-то недовольно бурча под нос. Все свое внимание он сосредоточил на том, чтобы твердо стоять на ногах и не подходить близко к краю стены. Казалось, беднягу ветром качает из стороны в сторону. Конан поднялся во весь свой могучий рост и смело шагнул ему навстречу.
– Чудесная ночка, приятель, – весело бросил он.
Стражник застыл как вкопанный, хмельными глазами вытаращившись на киммерийца.
– Ты кто? – с трудом ворочая языком, сумел выдавить он. – Разве сейчас не моя смена?
– Верно. Долг превыше всего – первая заповедь настоящего воина, – похвалил его Конан. – Но надо же и отдыху время знать.
С этими словами варвар слегка стукнул солдата по голове, и тот мешком рухнул к его ногам.
– Надеюсь, приятель, тебя нескоро хватятся, – сказал Конан вслух, оттаскивая в тень бесчувственное тело стражника.
Потом, уже не скрываясь, он осмотрел с высоты весь двор и прилегающие к нему постройки. В большинстве окон замка горел яркий свет, мелькали раскрасневшиеся лица слуг в разноцветных одеждах. Конан вспомнил, глотая слюну, что со вчерашнего дня ничего не ел, услышав ароматный запах жареного мяса.
Он спустился во двор и, двигаясь вдоль стены, добрался до главной башни, высокими каменными виадуками, связанную с большинством строений внутри стен.
"Храм находится глубоко под землей", – припомнил Конан слова Ремины.
Но чтобы попасть туда, ему нужно было незаметно пробраться во дворец. Стража у центрального хода в башню вела себя на удивление беспечно, развлекаясь игрой в кости и пустив по кругу кувшин вина. Киммериец прошел у них перед самым носом, но никто из воинов даже не взглянув в его сторону, увлеченные яростным спором, вот-вот готовым перерасти в драку. Никого не встретив на пути, Конан беспрепятственно добрался до моста, и тут боги вновь улыбнулись ему – луна скрылась за облаками и долина, горы и замок погрузились в непроглядную ночь. Но вот дальше киммерийца ждали серьезные трудности. Конан не задержался под аркой прохода и решительно толкнул дверь, оказавшуюся незапертой. За дверью перед ним открылся едва освещенный факельным светом полупустой зал, по-видимому, служивший хозяевам арсенальным помещением. Сейчас зал выглядел убого, как закрома безземельного фермера. Наверно, для владельцев замка настали тяжелые времена, но когда-то здесь было полно оружия и военного снаряжения, остатки которого в беспорядке валялись по пыльным углам.
Все это Конан машинально отметил, обежав глазами пустынную комнату, и замер на месте, встретившись взглядом с парой внимательных желтых глаз. Два огромных мраморной масти пса, каких используют местные горцы, перегоняя свои стада через Рабирийские перевалы, не скрывая враждебности, смотрели на незваного пришельца. Грозно зарычав, псы словно по команде, одновременно бросились на чужака. Не выпуская из поля зрения горящих яростью звериных глаз,
Конан вырвал из-за плеча клинок и приготовился к встрече с противником, решив действовать быстро и наверняка. Но собаки оказались умнее, чем думал варвар. Вид грозной стали в руках человека, сверкнувшей в отблесках огня, остановил их на полпути. Не спуская с чужака внимательных глаз, один из псов уселся напротив Конана, а другой с громким лаем бросился прочь из зала. Варвар выругался от досады. Сейчас сюда сбегутся слуги и стражники, и тогда ему придется прорываться с боем. Но ждать он их не собирался. Киммериец быстро огляделся по сторонам. Взгляд его просветлел, когда он заметил висевший на стене щит, всего в трех шагах от себя. Конан сорвал его вместе с железным крюком, вмурованным в кладку, и, спрятавшись за ним, пошел прямо на собаку, угрожающе размахивая мечом. Пес реагировал быстрее, чем большинство людей, бросавших киммерийцу вызов. Он просто ушел с дороги человека, вид которого не предвещал веселой охоты. Конан с оглядкой скорым шагом пересек зал, и нос к носу столкнулся в проходе с заспанным слугой, которого за полу не подвязанной в спешке туники тянула за собой вторая собака. Могучая фигура варвара, выросшая перед ним точно из-под земли, лишила бедолагу дара речи. Рот его открылся в немом изумлении. Ни на миг не замедляя шага, Конан двинул горемыку в лоб рукояткой меча.
– Ох… – только и сказал тот, оседая на пол.
Пес успел проскользнуть между стеной и киммерийцем, оказавшись у него за спиной. Обе собаки замерли на пороге, демонстрируя варвару огромные желтые клыки. Со злорадной улыбкой Конан захлопнул дверь у них перед носом и обмотав ремень щита вокруг дверной ручки, намертво заклинил ее.
И тут где-то в глубине замка запел хор жрецов, воздавая хвалу солнцеликому Митре. Это значило, что свадебная процессия уже на пути к родовому святилищу, а опаздывать к началу церемонии в планы Конана никак не входило. Он бросился бегом по узкому темному коридору, ориентируясь на нарастающий звук голосов, забираясь вглубь строения. Все чаще и чаще на пути его встречались слуги и стражники, провожавшие чужака в необычном наряде удивленными взглядами. Но здесь, в самом сердце замка, никому из них даже в голову не пришло окликнуть или остановить этого странного воина, быстро и уверенно двигавшегося по коридорам.
Конан достиг лестницы, спускающейся к величественному порталу древнего капища, и поспешил укрыться за углом. Бронзовые створки дверей были плотно закрыты, а небольшое помещение и маршевые ступени заполнила плотная толпа солдат с оружием наготове.
"Нужно искать другой вход, – подумал Конан, задумчиво почесав подбородок. – Здесь и мухе не пролететь".
В том, что в храме должно быть несколько выходов, киммериец не сомневался и без промедления взялся за поиски. Он выбрал один из боковых коридоров. Шагов через тридцать в стене
открылось черное отверстие прохода. Аккуратной стопкой рядом высилась гора кирпичей.
Конан, не задумываясь, нырнул в тоннель… Исчезающий в кромешной темноте коридор был так узок, что скорее напоминал трещину, и варвару с его широкими плечами пришлось двигаться боком. Пахло пылью и строительным мусором. Коридор закончился глухим тупиком.
Конан чуть не взвыл от разочарования и уже попятился назад, как вдруг передумал и вернулся обратно. Здесь, в тупике, запах был особенно густым, и пахло ничем иным, как свежей кладкой. Конан ощупал стену и убедился в правоте своей догадки – проход замуровали не позднее сегодняшнего утра. Киммериец уперся в стену плечом и почувствовал, как кирпичи поддались. Ободренный первым успехом, он усилил нажим и чуть не рухнул вместе с рассыпавшейся стеной. За развороченным проходом находилась маленькая, освещенная извне каморка. Свет проникал через слуховое окно, через которое свободно мог пролезть даже варвар. Вместе со светом в помещение проникали и чьи-то голоса. Киммериец выглянул в окно и помрачнел.
Внизу во всем своем зловещем великолепии пред взором северянина предстал центральный зал храма. Беломраморные стены и потолок украшали искусные барельефы с ужасающими мордами фантастических чудовищ, и леденящими кровь сюжетами человеческих истязаний и массовых жертвоприношений. Картинами, как показалось Конану, не слишком приличествующими образу светлого Митры. В середине зала возвышался алтарь, залитый свежей кровью принесенного в жертву барана.
Рядом с жертвенником стоял Яхм-Коах в нелепых тяжеловесных одеяниях, с сосредоточенным видом ковыряясь в бараньих потрохах. За его спиной, приклонив колени на специальной скамеечке, замерли две фигуры, зачарованными глазами наблюдая за действиями жреца. В одной из них Конан сразу узнал Ремину, хоть это и оказалось совсем непросто. От той гордой и независимой девушки, какой запомнил ее киммериец, не осталось и следа. Куда исчез этот воинственный и чарующий блеск серых глаз, живой румянец на щеках и гордая осанка. Сейчас ее лицо было белее мраморных плит храма, пустой безжизненный взгляд неподвижно уставился в одну точку, но и в ней не находил утешения. Грудь девушки высоко вздымалась, словно она задыхалась в чаду коптящих факелов. Но даже такая Ремина была изумительно хороша, отметил про себя киммериец.
Рядом с баронессой находился мужчина, вид которого сразу выдавал его ремесло.
Несмотря на молодость в нем чувствовался опытный воин, привыкший смотреть в лицо врагам. Но сейчас его взгляд, словно загнанный в клетку зверь, метался от Ремины к жрецу, то восхищенный, полный страсти, то исполненный удивления и испуга.
А между тем, жрец разыгрывал перед своими зрителями жуткое кровавое представление. Он извлекал внутренности несчастного животного, внимательно рассматривал со всех сторон и аккуратно раскладывал на поверхности камня, сопровождая свои действия монотонным пением на незнакомом киммерийцу языке. Зал был ярко освещен, но даже свет сотен факелов и торжественный голос жреца, не лишенный по-своему красоты, не могли рассеять той гнетущей атмосферы, что казалось насквозь пропитала сам воздух этого зловещего места. Копан ни на миг не усомнился в том, что здесь творилось величайшее зло и скоро на сцене появятся Силы, пред которыми люди с их мелочными желаниями и тщеславными побуждениями покажутся жалкими насекомыми. Факельный дым поднимался к низкому потолку, и каменные монстры будто оживали в его сизых клубах, ощерившись кинжалами зубов и острых когтей.
Жрец все тянул свою песню-заклинание, не забывая терзать безжизненное тело жертвы. Руки его до плеч были выпачканы кровью, глаза горели лихорадочным огнем, речь становилась все громче и громче.
Внезапно Конан поймал себя на том, что магическое песнопение Яхм-Коаха и сцена жертвоприношения, виртуозно исполняемая жрецом, заворожили и его. Он даже встряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения. Варвар заскрежетал зубами и нещадно себя обругал.
"Еще бы миг и ты бы забыл, зачем явился сюда! Смотри внимательно, это шутовское представление не может длиться вечно…"
* * *
Ремина держалась из последних сил. Слезы бессилия душили ее изнутри и разрывали грудь.
Но она не смела даже полунамеком показать своих чувств. Казалось, все случившееся происходит не с ней, а с кем-то другим, и не в этом мире. Что все это лишь страшный сон, и вот сейчас она проснется и больше не будет кошмара. А будет отец – живой, невредимый, веселый, и только добрые, приветливые лица вокруг. На улице пойдет дождь, и она выбежит во двор замка, с наслаждением подставив под ласковые теплые струи лицо и руки, чтобы смыть с себя эту грязь и избавиться от ночных наваждений. Ужас перед неизвестным, что должна она испытать, став игрушкой в руках Яхм-Коаха, задавил в ней последние ростки жизни, связывающие человеческое существо с реальным миром. Что может ждать ее за той неведомой гранью, через которую ей предстоит шагнуть? Неужели ей суждено превратиться в чудовище, стать проклятием всего живого? Забыть, как дивен этот мир, не любить, не страдать, не быть счастливой?!
"Где же вы, светлые боги?! Обрушьте своды храма на голову бесчестного жреца! – горячо молила она небеса. – Пусть я умру вместе с ним, но не позвольте злу править миром!"
Но время неумолимо шло, а боги оставались глухи к ее мольбам.
Ремина посмотрела на герцога. Встретила его обожающий взгляд и, не в силах вынести этой пытки, опустила глаза.
"Счастливый, но глупый, – с горечью подумала она. – Как позволил ты, сильный и храбрый, втянуть себя в эту сделку с преисподней? Куда смотрели твои глаза? Где те прорицатели и мудрецы, коим вверил ты свою жизнь?.. И все же, ты дважды счастливый человек, герцог Ренальд. Любовь выжгла твой разум, но, по крайней мере, ты успел ее испытать. И ты не знаешь, что еще уготовано тебе впереди, и лучше бы не знать до конца… А если этому все-таки суждено случиться, то я попробую спасти тебя… и себя…"
С этими мыслями Ремина украдкой потрогала холодную сталь ножа, спрятанного у нее на груди, и ей стало немного легче. За этот нож она отдала кухарке все свои драгоценности и со слезами чуть ли ни на коленях умоляла старушку.
В конце концов, та сжалилась над несчастной девушкой…
С ножом у сердца Ремина уже не чувствовала себя такой беззащитной.
* * *
Конан потерял счет времени. Жрец осип и хрипел, как туранский боевой рог. Он впал в экстаз и в исступлении рвал руками еще теплую, источающую кровь, баранью плоть, и едва держался на ногах. Но внезапно его пение оборвалось, и в храме воцарилась могильная тишина. Шатаясь, словно пьяный зингарский моряк, он обошел кругом алтарь и на некоторое время исчез из поля зрения киммерийца. Послышался глухой металлический звон, неясный шум и шаркающие по полу шаги. Маг появился перед жертвенным камнем, неся на вытянутых руках большую глиняную чашу, инкрустированную серебром и расписанную тонкой вязью затейливых символов. Странного вида изумрудная жидкость заполняла ее до краев. Он остановился у камня и с благоговением водрузил сосуд на алтарь.
Конан с замиранием сердца пристально следил за каждым его движением. По описанию Ремины он бы узнал эту чашу из тысячи и испытывал невольный трепет перед этим магическим сосудом, скрывающим в себе величайшую тайну проклятия рода Орландо.
"Что же делать?" – лихорадочно думал варвар. – "…тысячи заклинаний испробовал Кассий, но так и не смог уничтожить чашу…", так, кажется, говорила Ремина. Заклинаний?.. Занятно, а пробовал он ее просто грохнуть об пол? Маги любят все усложнять. По крайней мере, мне никто не помешает попробовать".
– Встаньте, дети мои, и приблизьтесь! – торжественно произнес Яхм-Коах.
Маски чудовищ на стенах как и прежде угрожающе ухмылялись, но при этих словах жреца, казалось, навострили уши.
Девушка и юноша вздрогнули от неожиданности и неуверенно поднялись с колен. Герцог взял баронессу за руку и чуть не вскрикнул. Ладонь Ремины была холодна, словно лед.
"О, Митра! Как она замерзла, бедняжка! – с сочувствием подумал Ренальд. – Скорей бы уж все это закончилось".
Всего несколько шагов отделяло молодую пару от жертвенника, но этот путь показался Ре-мине бесконечной дорогой на эшафот. И только острый кончик ножа, впившийся ей в грудь, еще связывал ее с действительностью.
Жрец выдержал паузу и продолжил:
– Сейчас именем светлого Митры вы должны принести клятву верности друг перед другом и скрепить ее глотком этого божественного вина, смешанного с вашей кровью, – с этими словами Яхм-Коах откуда-то из бесчисленных складок своей одежды извлек длинную металлическую спицу. – Ваша светлость, дайте мне руку.
Не в состоянии отвести зачарованных глаз от ужасного инструмента, Ренальд покорно протянул ему открытую ладонь.
Яхм-Коах зашептал заклинание, закатив глаза к потолку. Конан видел, как предательски дрожали его руки, словно с магом случился припадок какой-то страшной болезни, скрутившей все его тело в судорогах. Легкий, едва ли болезненный укол, – и рубиновая капелька крови повисла на конце иглы.
Но может быть от неожиданности или пережитого волнения и страха герцог вскрикнул так, будто его ужалила ядовитая змея. Капля крови, затрепетав, сорвалась вниз и смешалась с вином в сосуде. Тут же над чашей закружился маленький вихрь, в глубине которого замелькали разноцветные искры. А может, то было свернувшееся в спираль ночное небо с россыпью драгоценных звезд…
– Пред тобой, Всемогущий, склоняюсь я, – торжественно заговорил Яхм-Коах. – Явись нам в своем истинном облике, дабы исполнились слова пророчества. Кровь древних королей, дарующая начало жизни, смешалась в этой чаше, взывая к отмщению! А теперь ты, дочь моя, – ласково, почти по-отечески, произнес жрец.
Ремина пошатнулась. "Когда кровь двух великих начал падет на сердце мое, восстану я из бездны, сильнее тысячекратно, и, смеясь, взгляну на людей, мнящих себя властелинами мира…" Так вот о чем говорилось в легенде*
