Текст книги "Дьявольски красив"
Автор книги: Патриция Райс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Ужаснувшись мысли, что в хорошенькой головке мисс Каррингтон может скрывался больший тактический талант, чем у него, Блейк дал себе минуту, чтобы остыть, и лишь потом спустился вслед за женщинами. Ему следовало поинтересоваться, почему она здесь одна. Ему, черт возьми, следовало сделать много чего, вместо того чтобы удовлетворять свою похоть. Правда, ему это не удалось, поэтому он и злится.
– Мистер Монтегю полагает, что нам нужен трубочист, чтобы прочистить дымоходы, и стекольщик, чтобы привести в порядок зимний сад.
Мистер Монтегю ничего такого не думал. Эти идеи принадлежали исключительно мисс Каррингтон. Мистер Монтегю предпочел бы находиться в своей квартире, попивать бренди и ломать голову над проклятым французским шифром, вместо того чтобы таскаться по дому за болтающими женщинами, вдыхая запах их духов. На его месте должен быть повеса Атертон. Это как раз для него.
Блейка злило, что его семейство мало–помалу втягивает мисс Каррингтон в свои сети.
– Вы уже назначили дату, дорогой? – спросила его мать.
– Если бы вы не вмешались, – Блейк едва успел перехватить ответ, чуть не сорвавшийся с его языка, – то теперь могли бы уже назначить. Приезжайте на следующей неделе, и, быть может, у меня будет время все подготовить.
Блейк понимал, что теперь уже не имеет значения, какие условия договора выдвинет его отец. Они в ловушке. Придется ему довольствоваться тем, что дадут. Он скомпрометировал леди перед своей семьей. Хорошо это или плохо, но его свободным холостяцким денькам пришел конец.
– Разрешение на венчание без церковного оглашения было бы романтично, но это, вероятно, даст повод для сплетен, – весело отозвалась мисс Каррингтон.
Блейк чуть было не предложил бежать в Гретна–Грин, но, к счастью, не сделал этого.
– Мне нужно время, – предупредил он. – На оглашение требуется три недели, а мы еще даже не выбрали церковь.
– Леди Белден живет в чудесном приходе, – сказала его мать. – Если оглашение будет сделано там, то церковь вполне подойдет. Уверена, дом может быть готов через три недели.
Три недели! Блейк даже не уверен, что он сам будет готов через три недели. Планирование ухаживаний – вот все, к чему он подготовился. События развиваются слишком стремительно.
– Не торопи нас, мама. Мы сделаем все так и тогда, как и когда нам будет удобно. Ты же не ждешь, что я приведу жену в дом, который находится в таком плачевном состоянии.
Маму, похоже, обидел его ответ, но он так злился на себя, что ему было все равно.
Подождав, когда мать и сестры войдут в следующую комнату, он поймал свою невесту за локоть и придержал.
– Я не позволю манипулировать мной, мисс Каррингтон, – сказал он вполголоса. – Пусть наше решение пожениться только что было вырвано у нас из рук, но я не спешу перевернуть свою жизнь с ног на голову, потому что так желает моя семья… или вы.
Ее теплые голубые глаза подернулись инеем, сделавшись серыми.
– Сэр, грубее, нелюдимее и упрямее человека, чем вы, я еще никогда не встречала. Ни я, ни ваши родственники не виноваты, что вас застали в компрометирующей ситуации и теперь вам придется жениться. Не срывайте на нас свое раздражение!
Что, следовало признаться, он и делал, да вот только проблема вовсе не в отсутствии выбора. Проблема в том, что он разобьет сердца своих родных, как бы ни поступил, поэтому будет лучше, если он станет держать их на расстоянии. Как и для жены будет лучше держаться подальше от него. Так что они уже сейчас вполне могут сформулировать условия соглашения.
– Всю жизнь я старался избегать их назойливого вмешательства и не намерен позволить им взять власть сейчас. Если вы согласны это терпеть, Бога ради, но от меня ничего подобного не ждите.
– Прекрасно. Почему бы вам в таком случае не оставить свою квартиру в городе, – презрительно бросила она, предлагая ему тот выход, который он уже обдумывал. – А я буду принимать ваших родных здесь. Они мне нравятся больше, чем вы.
– Вам больше нравится дом, чем я. Теперь наконец мы поняли друг друга.
Блейк был почти рад этой размолвке.
Мисс Каррингтон натянуто улыбнулась.
– Отлично. Мы заживем каждый своей жизнью и будем счастливы.
Она высвободила руку, которую Блейк держал, и вышла из комнаты.
И хотя мисс Каррингтон сказала именно то, что Блейк хотел услышать, после ее ухода ему вдруг стало холодно, как будто солнце зашло за тучу.
Глава 12
В тот вечер Джослин все еще пребывала в замешательстве от высокомерного поведения мистера Монтегю и почувствовала облегчение, поскольку решение принято было без ее согласия. Теперь ей придется выйти за него замуж. Конечно, ее мучает совесть из–за того, что придется отдать деньги Гарольду, но она непременно сделает это. Ричард беспомощен, а мистер Монтегю нет. Придется ему подождать несколько месяцев, прежде чем стать офицером и нестись в Португалию. И поделом ему за то, что он такой несносный.
Переживания из–за денег были предпочтительнее переживаний из–за ее необъяснимой реакции на поцелуи несносного мистера Монтегю и того поразительного факта, что они ей нравятся. Их первый поцелуй был восхитителен, но следующий… Его руки, его ласки, его губы пробуждали такие волнующие, чудесные ощущения, что у нее кружилась голова и учащенно билось сердце.
Джослин знала, что не стоит ничего ждать от мужчины. Ей не следовало надеяться.
Лишь после того как увидела дом в таком ужасном состоянии, она все время отчаянно боролась со слезами и желанием убить Гарольда. Поцелуй Блейка прогнал уныние и предлагал соблазнительные обещания и мечты, на которые она никогда не осмеливалась, – мечты о настоящей любви и браке.
Он целовал ее так, словно она была дорога ему. Сердце ее взволнованно забилось. Джослин была бы счастлива, если бы что–то значила для такого в высшей степени достойного, образованного и самодостаточного джентльмена как мистер Монтегю…
«И не мечтай об этом», – сказала себе Джослин. Он скорее захочет придушить ее, чем оценить по достоинству, как только обнаружит, что она задумала. Джослин уже отправила письмо поверенному леди Белден с просьбой оформить окончательную передачу опекунства над Ричардом ей. Огромная сумма, четыреста фунтов, перейдет к Гарольду лишь после того, как у нее на руках будет этот подписанный им документ.
Мистер Монтегю, возможно, никогда больше не поцелует ее, когда узнает, что она сделала.
Об этом Джослин старалась не думать. Готовясь к вечернему развлечению, Джослин подняла волосы с шеи, чтобы горничная могла застегнуть пуговки сзади на лифе.
– Меня терзают сомнения, когда я думаю об этом браке, – сказала Джослин.
Леди Белден подняла глаза от почты, которую ее секретарь только что доставил.
– Он делал неприличные авансы? – сухо поинтересовалась она. – Мужчины, они такие. Если перспектива близости тебе неприятна, ты должна пересмотреть свое решение.
– Вы человек весьма широких взглядов, – проворчала Джослин, садясь перед зеркалом, чтобы горничная уложила ей волосы. – Почти все женщины говорят, что эта сторона брака – крест, который они должны нести.
Джослин ничего не знала о предмете, который они обсуждали. Но слышала кое–что от своих замужних сестер, и иногда с помощью намеков она давала понять, что знает больше, чем на самом деле, чтобы вызвать людей вроде леди Белл на откровенность. Потому что действительно хотела знать, чего от нее ждут.
Почему, ради всего святого, кто–то стал бы возражать против того, что мистер Монтегю делал с ней сегодня днем? Воистину это были самые восхитительные ощущения… Если бы можно было получать поцелуи, но не мириться с его раздражительностью, Джослин с трепетом и нетерпением ждала бы предстоящего брака. Кто бы мог подумать, что мужская грудь может быть такой крепкой, а губы – такими требовательными? Или что язык может пробуждать такие восхитительные ощущения!
– В большинстве своем женщины глупы, – просмотрев свою почту, леди Белл бросила одно письмо на трюмо перед Джослин. – Или так сильно хотят выйти замуж, что принимают предложение первого мужчины, который его сделает, не задумываясь о физической стороне брака. У тебя же есть выбор.
Уже нет, но Джослин не сказала этого леди Белден. Что ей действительно хотелось бы знать, так это будут ли и дальше поцелуи мужа такими волнующими или вовсе прекратятся после того, как он узнает, как она предала его.
– Трудно принять решение. – Джослин попыталась разглядеть почерк на конверте, который леди Белл бросила ей. – Когда мистер Монтегю ведет себя наилучшим образом, он может быть очень… милым.
Возможно, «милый» не совсем верное слово, но ей нравится разговаривать с ним, когда он не рычит. Иногда ей даже нравится его цинизм. Она давно поняла, что улыбкой чаше добивается того, чего хочет, но мужчины есть мужчины. Они могут позволить себе быть неприятными, если пожелают, – как и леди Белден, когда ей это нравится.
– Но?.. – подсказала маркиза, глядя с интересом.
– Он терпеть не может свою семью, – ответила Джослин со вздохом. – Ощетинивается как злая дворняжка, когда они рядом. Он не любит увеселения. Он еще более нелюдим, чем бедный Ричард, Я этого не понимаю, потому что он обладает врожденным благородством. Даже когда кричит на меня, он помогает мне перейти через грязь, спасает от падений и отгоняет свиней. Но характер у него невыносимый.
– Отгоняет свиней? – недоверчиво переспросила леди Белден.
Когда служанка наконец отпустила ее, Джослин отмахнулась и взяла письмо. И потрясенно уставилась на изящный почерк. Ричард! Ричард живет у Элизабет, их сестры. В сущности, в ее амбаре. Он никогда не писал писем. Это он даже не запечатал. Она развернула листок и расправила сильно измятую бумагу.
«Он открыл окна и выпустил их всех» – вот все, что там было написано.
Джослин не сдержала слезы и схватила носовой платок, чтобы стереть их, но не сумела сдержать дрожи.
– Джослин? – озабоченно спросила леди Белден. – Плохие новости?
Она покачала головой, не в силах ясно объяснить, что эти несколько слов значат для нее, и тем более как они ужасны для бедного Ричарда.
Очевидно, их зятю надоел птичник Ричарда, и он выпустил все новые экземпляры, которые ее брат так старательно собирал эти последние несколько лет. Для Ричарда это равносильно тому, чтобы лишиться семьи. Во второй раз за свою короткую жизнь он потерял всех, кого любил. Как он переживет такой удар?
Джослин должна дать ему надежду. Никто не понимает Ричарда так, как она. Они вместе росли и терпели грубое обращение своих сводных сестер и брата, которые их ненавидят. Их мать лишена родительского инстинкта и никогда не защищала своих детей. Ричарда презирали и отталкивали до тех пор, пока Джослин не повзрослела настолько, чтобы изображать отцовскую сестру Матильду и использовать свою внешность, дабы обманывать и отвлекать, пока не добилась своего.
Ричард просто не способен на обман. Он никогда не научится выживать в реальном мире. И если это будет зависеть от Джослин, ему и не придется. Она надеялась и молилась, чтобы такой здравомыслящий человек, как мистер Монтегю, оценил эксцентричный ум ее брата, – для Джослин это единственный выход.
Джослин сунула драгоценный листок, за корсаж. Ричард пишет очень редко; неизвестно, когда напишет в следующий раз.
– Мужу сестры, видимо, надоела моя семья, – сказала Джослин с наигранной веселостью. – Я должна выйти за мистера Монтегю как можно скорее.
Ее проницательная хозяйка нахмурилась, но воздержалась от каких–либо вопросов относительно отчаяния в голосе своей гостьи.
Не имея камердинера, Блейк позволил Атертону завязать его шейный платок таким замысловатым узлом, который ему удастся развязать, не иначе как разорвав ткань в клочья.
– Приходил Берни, – сказал Блейк, ворочая шеей, чтобы избавиться от ощущения, будто на ней затянута веревка. – Он думает, если я ухаживаю за мисс Каррингтон, то знаю, где найти его чертову птицу.
– А ты не знаешь? – спросил Ник с кривой ухмылкой:
– Он оскорбляет меня, ставя под сомнение мою честность. – Настроение окончательно испортилось. – А все из–за нее. А теперь я обидел ее и даже не могу сказать, зачем и почему, – пожаловался он.
Очень хорошо было согласиться на квартиру в городе, но он остался без женщины в своей постели. Мисс Каррингтон заставила его практически мечтать об алтаре только по этой причине, и будь он проклят, если даст надеть на себя кандалы задаром. Если он должен обзавестись женой, ему надо знать, что делает ее послушной.
– Как мне исправить то, чего я не понимаю?
Он зло посмотрел на узел своего шейного платка и нарочно расслабил его.
– А оно тебе надо? – весело полюбопытствовал Атертон. – У нее куриные мозги. Она сведет тебя с ума.
– Сомневаюсь, что у нее куриные мозги, но с ума она меня уже сводит, – проворчал Блейк, выуживая свою шляпу из–за высокой стопки книг. – Каждый раз, когда я вижу ее, меня обуревает желание либо придушить ее, либо поцеловать. Это чертовски раздражает.
Атертон рассмеялся:
– Тогда ты непременно должен жениться на ней. Никакая другая женщина, не пробуждала в тебе такой страсти. Это полезно для здоровья, старик. Волнует кровь, знаешь ли.
Блейк бросил на друга насмешливый взгляд.
– И это говорит человек, чья кровь в вечном волнении. Сомневаюсь, что для здоровья полезно, если чей–то муж пристрелит тебя или отвергнутый любовник снесет тебе голову.
Он нахлобучил шляпу на голову и открыл дверь.
Комнаты, которые он снимал, располагались на верхнем этаже старого дома. В узком извилистом коридоре горела одна–единственная лампа, и ни одно окно не освещало лестницу. Блейк тысячи раз без происшествий спускался по этим ступенькам, поэтому оказался не готов, когда его нога ударилась о что–то твердое на верхней. Не успев ни за что схватиться, он кубарем покатился на площадку и остановил падение только благодаря тренировкам на боксерском ринге, изогнувшись так, что плечо приняло удар.
Атертон схватил лампу в комнате и поднял ее повыше.
– Ты жив?
Злой как тысяча чертей, Блейк ухватился за балясину и, подтянувшись, поднялся на ноги, не думая о том, что у него могут быть сломаны кости.
– Обо что, черт побери, я споткнулся? Кому–то не поздоровится за то, что бросил здесь валяться какой–то хлам.
Атертон быстро, но внимательно оглядел его, спрятав облегчение, прежде чем осмотреть половицы.
– Подставка для дров, по–моему. Ее скоба так прочно застряла между перилами, что я не могу ее вытащить. Ты имеешь привычку терять каминные подставки, старик?
– У меня угольная плита, а не камин. – Хромая сильнее прежнего, Блейк поднялся по ступенькам и попытался вытащить тяжелую железяку. – Я должен поговорить со своей квартирной хозяйкой.
Атертон наконец соблаговолил проявить озабоченность.
– Она выходила, как раз когда я поднимался. А не мог кто–нибудь положить ее здесь специально?
Квартира Блейка на верхнем этаже. Если подставка была оставлена намеренно, то это только для него.
– Но это же бессмысленно. У меня нет ничего, что могло кому–то понадобиться. Думаю, мы выясним, что миссис Бизель сама зачем–то принесла ее сюда, когда убирала у меня в комнатах, а потом просто забыла.
Атертон снова нахмурился.
– Конечно, наверняка все так и было, если только за тобой не следят французские шпионы, которые охотятся за той чертовой бумажкой, – ведь всему Лондону известно, что она у тебя.
Блейк чуть не рассмеялся.
– Поскольку она попала ко мне с поля боя, логично предположить, что французам уже известно ее содержание. Кроме того, для них уже слишком поздно пытаться скрыть код. Мой вариант всего лишь копия. Оригинал где–то в Уайтхолле, его изучают эксперты, если вообще кто–нибудь дал себе труд взглянуть на него.
– Что ж, значит, рассеянные домовладелицы, а не французские шпионы. Как скучна твоя жизнь, старик. – Он подал Блейку его трость. – Тебе может это понадобиться. Насколько я понимаю, тебе грозит опасность.
– Твои пассии – и их мужья – куда опаснее каминных подставок. Кто–нибудь из твоих прелюбодеек – или чей–нибудь разъяренный супруг – того и гляди приставит тебе нож к горлу.
Блейк вернулся к их прежней теме, пытаясь между тем быстро решить загадку, кто же может хотеть его смерти и не является ли семейное проклятие чем–то большим, нежели предрассудок. Ни одно ни второе не казалось правдоподобным. Это больше походило на цепь случайных неудач. И все же Берни только что был у него. Могли он?.. Нет, это еще бессмысленнее. Убив Блейка, он не вернет птицу.
– В последнее время мне больше по вкусу богатые вдовушки. – Нимало не стыдясь этого признания, Атертон стал спускаться по лестнице вслед за Блейком. – Если бы не орлиный глаз Квента, я бы приударил за леди Белл. Вот уж кто созрел для интрижки.
– Эта драконша откусит твою глупую башку. Оставь ее Квентину. Они друг друга стоят, – отмахнулся Блейк. – А мне вместо шахмат следовало изучать стратегию ухаживания. Как я заставлю мисс Каррингтон снова заговорить со мной?
– Как мне обидно видеть, что еще один мой друг попался в матримониальные сети, скорбно заметил Ник, когда они вышли из дома. – Правда Фиц, похоже, вполне счастлив, так что, возможно, в супружестве действительно что–то есть.
– Деньги, – коротко бросил Блейк, шагая по улице на суаре, где, как он знал, мисс Каррингтон будет присутствовать. – Возможность заплатить по счетам – это счастье.
Ник фыркнул.
– Возможность иметь свою курочку, которую можно топтать когда захочется, тоже счастье; впрочем, такому монаху, как ты, этого не понять.
Блейк наверняка поймет, если это будет мисс Каррингтон, прелестная леди Пташка.
– Удовольствия плоти ослабляю т концентрацию, – возразил Блейк. – Ты – прекрасный тому пример. Клянусь, у тебя каждую неделю новая женщина. Ты не в состоянии сосредоточиться на одной или двух.
– На небе так много красивых звезд, как же я могу выбрать всего одну? Ну хватит тебе брюзжать, давай–ка лучше придумаем, как тебе помириться с милашкой мисс Каррингтон и заманить ее в постель, а ее денежки в свою казну.
– Бога ради, не читай нам лекцию о том, что должен будет сделать Уэллсли, когда вернется на континент, – взмолился сэр Бартон. – Лучше расскажи, как приручил леди Пташку.
Обедневший баронет из Озерного края, Бартон находился в поиске богатой жены весь последний год, если не больше.
– Если я расскажу вам, как сделал это, вы все кинетесь увиваться за ней.
Окруженный другими холостяками у буфетной стойки, Блейк прислонился к греческой колонне и скрипнул зубами, когда его нареченную так фамильярно назвали. Он бы предпочел, чтобы только у него было право называть ее этим именем.
– Монтегю кричит на мисс К., – объяснил Ник, откусывая хлеб с паштетом.
Только потому, что Атертон его друг, Блейк сдержался и не залепил ему сандвичем в физиономию. Кроме того, его побитое тело слишком одеревенело, чтобы двигаться.
– Ты кричишь на нее? – поинтересовался сэр Бартон. – И это помогает?
– Не рекомендую это с другими дамами, – предостерег Ник. – Похоже, это помогает только с мисс Каррингтон.
Поскольку Ник был опытным покорителем женских сердец, несколько идиотов глубокомысленно покивали и потихоньку улизнули от буфетной стойки, как только мисс Каррингтон вошла в гостиную. Вот она, причина, чтобы сделать публичное объявление об их помолвке, мрачно подумал Блейк. Это отгонит прочь всех тупоголовых щеголей, увивающихся вокруг женщины, которую он намерен сделать своей.
Но прежде чем предпринять этот шаг, хотелось бы поговорить с мисс Каррингтон.
Он подчистил свою тарелку – его единственная нормальная еда за весь день. Очень скоро ему понадобятся силы. Приемы Ника настолько очевидны, что и пятилетний ребенок разгадал бы их.
– Они отправились кричать на твою невесту, – весело заметил Атертон.
– Чтобы я мог ее спасти? Какой продуманный ход.
Блейк отдал тарелку проходившему официанту и пошевелил плечами в тесном фраке. Да, они вправду кричал на мисс Каррингтон не один раз, но как еще разговаривать, с женщиной? Однако это вовсе не означает, что он хочет, чтобы кто–то другой занимался тем же.
– Мисс Карринггон, я настаиваю, чтобы вы присоединились ко мне в этом дуэте, – громко потребовал Бартон в соседней комнате, схватив ее за локоть и потянув в той властной, не допускающей возражений манере, в которой Блейк, к своему стыду, узнал себя.
Ему не доставляло удовольствия быть вожаком собачьей своры, но он не мог допустить, чтобы на мисс Каррингтон лаяли щенки. Поморщившись, он оттолкнулся от стены. Еще одна такая несчастная случайность, и его понесут к алтарю на носилках.
– Прошу прощения, сэр, вы в своем уме? Я не пою.
Смеющийся голос Джослин разнесся по комнате, и все повернулись в ее сторону. Общество обожает мелодрамы.
– Ну конечно же, поете, – подала голос одна из дам постарше; – Вы пели, когда выходили в свет со своим отцом. Вы были таким не по годам развитым ребенком.
Блейк, проходя по комнате, с трудом воздержался, чтобы не закатить глаза. Из того немногого, что он успел узнать об эксцентричных Каррингтонах, это неподходящий стимул, чтобы поощрять леди.
Мисс Каррингтон вскинула глаза при приближении Блейка и одарила его улыбкой, которая могла бы заморозить горящие свечи.
– Вы тоже пришли приказать мне спеть?
Она играла с этим чертовым веером, словно ей на все на свете наплевать, но он уже успел узнать, что ее улыбки обманчивы. Если бы здесь был пистолет, Бартону грозило бы лишиться пальца на ноге.
– Разве я похож на чокнутого? – спросил Блейк, неодобрительно вскинув бровь, прежде чем повернуться к Бартону. – Полагаю, Френсис е большим удовольствием споет с вами дуэтом.
Не обращая внимания па оскорбленный взгляд Бартона, Блейк предложил руку леди:
– Пройдемся по комнате, или я все еще у вас в немилости?
– Вы не пристрелили сэра Бартона, поэтому временно прощены. Уверена, вы найдете какие–нибудь другие способы досадить мне, прежде чем закончится вечер.
Она взяла предложенную руку, в то время как его сестра и сэр Бартон начали блеять какую–то популярную песенку под аккомпанемент бедного фортепиано.
Бессмысленно фланируя по комнате, как того требовал этикет, со странно молчаливой мисс Каррингтон, Блейк пытался занять себя загадкой «несчастных случаев», после которых все его тело было в синяках и болело. Неужели он настолько надоел кому–то из своих знакомых, что они могли пойти на такую крайность как убийство, лишь бы только избавиться от его общества?
Разумеется, невозможно было ясно мыслить, когда тонкий цветочный аромат мисс Каррингтон витал вокруг него, а юбки задевали его ноги, напоминая о том, что он мог бы иметь, если бы не забывал о манерах. Ее поцелуй прожег дыру у него в черепе, и он боялся, что, если скоро не переспит с ней, его серое вещество вытечет через щели, – весьма пугающая перспектива.
– Тогда давайте сократим вечер тем, что я вызову ваше недовольство сейчас и перейду прямо к делу, – решительно заявил Блейк. – Моя семья не простит мне, если я не поступлю как должно и не сделаю оглашения. Вы предпочитаете выйти за меня или увидеть, как меня вышвырнут из гнезда?
Во взгляде, которым она одарила его, заключались все тайны вселенной. Вопреки здравому смыслу, она восхищала его. Другая женщина уже стукнула бы его по голове первым попавшимся под руку твердым предметом.
– Странно, что вас волнует мнение вашей семьи, лишь когда вам не приходится разговаривать с ними, – заметила Джослин. – Сегодня днем вы были непростительно грубы. Так вы намерены обращаться со мной, если мы поженимся? По принципу: чем ближе знаешь, тем меньше почитаешь?
Блейк подумал, что уж лучше бы она все–таки стукнула его. Он поморщился и, наконец, сделал неловкое признание:
– Моя мать суеверна и живет в постоянном страхе, что я умру, не дожив до тридцати лет. Френсис и отец не любят бывать в Лондоне в это время года, но мама не уедет, пока не убедится, что я останусь жив. Это мучительно, когда мать ходит за тобой по пятам.
– Умрете… не дожив до тридцати? – испуганно переспросила мисс Каррингтон.
Блейк приподнял черные волосы на виске, обнаруживая под ними седую прядь.
– Семейное проклятие, которое настигает всех, у кого есть такая прядь в волосах. Естественно, все это суеверная чушь.
Хотя любимого дядю Блейка, у которого тоже была такая прядь, унесло течением в двадцатилетнем возрасте – жертва прорвавшейся плотины. Однако это был просто несчастный случай, только и всего.
– Отца заботит не столько суеверие, сколько тот факт, что мои братья еще не произвели на свет наследников, – продолжил он. – Поэтому родители спят и видят, как бы поскорее меня женить. А меня раздражает их назойливое внимание. Не стойте у меня над душой, и я буду боготворить землю, по которой вы ходите.
Она рассмеялась. Он был серьезен, но ему доставил удовольствие ее смех. По крайней мере, она не из тех, кто придирается и пилит. Во всяком случае, он уповал на это, потому что все присутствующие наблюдали за ними и к утру сплетни разлетятся по всему городу. Он не привык быть предметом досужих разговоров.
– Могу заверить вас, сэр, что ни в коей мере не собираюсь стоять у вас над душой. Но я бы предпочла, чтобы вы боготворили меня, а не землю. Еще никто никогда меня не боготворил, если не считать Ричарда.
Блейк остановился в слабо освещенном углу и удивленно воззрился на нее.
– Вы, конечно же, шутите. Вы созданы для обожания.
Обожания, которого он не может дать. Проклятие! Но она заслуживает лучшего, к своему глубокому огорчению, осознал он. Ему следовало бы подтолкнуть в ее сторону кого–то более достойного, но он был слишком эгоистичен, чтобы отпустить ее. Вот вам и вера в то, что он жертвует собой ради благого дела.
Изумленная, Джослин округлила глаза. Она вскинула руку, начала было что–то говорить, но покачала головой, словно не могла найти слов.
Озадаченный, Блейк внимательно посмотрел на нее. Насколько ему известно, эта девушка за словом в карман не полезет. Чем он удивил ее? Тем, что сказал, что она достойна обожания? Должна же она знать, насколько привлекательна.
Она снова покачала головой, и бледный локон затанцевал вместе с серьгами. Овладев собой после минутной неуверенности, Джослин ответила:
– Чтобы понять, вы должны как–нибудь познакомиться с моей семьей. Обожание не в наших привычках. Если вы требуете обожания, едва ли мы с вами подойдем друг другу.
Он испытал такое облегчение, что готов был прямо сейчас опуститься перед ней на колени.
– Значит, вы женщина моей мечты, мисс Каррингтон. Позвольте мне сделать объявление.
– Сначала вы должны поговорить с леди Белден. И, быть может, с моим поверенным.
– Тогда утром?
Она смотрела на него с озабоченностью, которая не уступала его собственной, но рука, доверчиво лежащая в его ладони, была теплой сквозь перчатку и уязвимой.
– Если утром все пройдет хорошо с леди Белден и поверенным, мистер Монтегю, тогда да, полагаю, мы сможем сделать объявление.
Завтра петля крепко затянется вокруг его шеи. Блейк потянул узел своего шейного платка, сражаясь с желанием затащить девушку в какой–нибудь укромный уголок, дабы еще раз удостовериться, что это то, чего он хочет.
– Вы оказываете мне честь, мисс Каррингтон, – только и смог сказать он.