Текст книги "Заблудший ангел"
Автор книги: Патриция Райс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)
Глава 21
Когда Пэйс спешился и пошел к Доре, ему казалось, что холодный ветер пронизывает его до костей. Она побелела как мел, и черты лица под огромным капором казались невыразительными и застывшими. Руки были испачканы грязью и травой – следы ее безуспешной борьбы с особенно упрямыми сорняками. Он заметил, что грязные ногти у нее обломаны. Дора никогда не стремилась выглядеть изящной леди. И никогда не мечтала стать женой политика.
Он взрыхлил лоно этой женщины и посеял свое семя. Он все еще не мог прийти в себя от потрясения. Он боязливо и неохотно уронил взгляд на вздувшуюся юбку и попытался представить себе ребенка, растущего под ней. Но воображение ему изменило. Он чувствовал себя полумертвым, неспособным создать новую жизнь.
Мозг его все же работал, хотя и медленно. Первое, что он сказал вслух, было слово «мой», без вопросительной интонации, просто утверждение права на собственность. Дора не подтвердила это заявление, но и не опровергла его. Ей этого не требовалось. Она была частью его жизни с детских лет. Несмотря на разницу в возрасте и положении, Пэйс знал ее так же хорошо, как самого себя. Только и всего. И он знал, просто знал, что ребенок может быть только его, ничьим больше.
Однако она все молчала, то ли сердилась, то ли, наоборот, так привечала его, и Пэйс, пригладив дрожащей рукой волосы, сказал:
– Я ничего не ел. Что-нибудь осталось от завтрака? Загадочно взглянув на него, Дора опять принялась мотыжить землю.
– В кухне, – последовал краткий ответ.
Пэйс проковылял в мытню, а потом достал из седельной сумки измятую, но чистую одежду. В кухне он нашел несколько тостов и теплую яичницу с беконом, хотя кухарки не было. Затем заставил себя войти в дом, поздороваться с немногими оставшимися домочадцами. Однако мысли его были с женщиной, работавшей в огороде.
Мать поздоровалась с ним так, словно он никуда не уезжал, побранила за неглаженый сюртук и пожаловалась, что завтрак остыл. Пэйс сидел, не вслушиваясь в ее сетования. Он безостановочно крутил в руках шляпу, и так же быстро, беспорядочно, в голове роились мысли.
Он знал, что от него требуется, к чему обязывает честь. Дора не принадлежала к его социальному кругу, как, например, Джози, но она была честной женщиной, а он затащил ее в постель и сделал ей ребенка. Будь она черной невольницей или белой женщиной легкого поведения, Пэйс не чувствовал бы никаких обязательств. Но она была невинной девушкой, и он лишил ее невинности, значит, у него нет выбора, надо расплачиваться по счетам.
По правде, говоря, что бы он ни сделал, Доре все равно придется расплачиваться. Мужем он будет самым незавидным. У него ничего нет, у него нет никакого будущего. Он даже не знает, как управиться с ее жалкой маленькой фермой, чтобы получить хоть какую-то прибыль. Да и с отцовством ему вряд ли удастся справиться лучше, чем его собственному отцу. Это единственный известный ему пример. И никакому ребенку не пожелаешь такого отца. А мужем он будет еще худшим. Да, но у его отца была хотя бы земля, и тот мог устроить на ней семью. А у него даже этого нет.
Несмотря на круговерть подобных безотрадных мыслей, Пэйс твердо знал, что должен защитить Дору, дав ей хотя бы свое имя. Ведь теперь она не найдет других претендентов на свою руку, особенно когда родит, ублюдка. Этого одного достаточно, чтобы разрушить все мечты и надежды на хороший, добрый брак. Конечно, замужество не улучшит намного ее положение, но если повезет и он вдруг помрет или его убьют, то она станет почтенной вдовой. А может, после рождения ребенка Пэйс исчезнет из ее жизни, и Дора так или иначе опять же сможет считать себя вдовой.
Да, пожалуй, это вполне разумное решение. Пэйс рывком поднялся и, прервав на середине материнские жалобы, направился к двери.
Дора была в курятнике. Руки она уже вымыла и надела один из своих проклятущих фартуков. Женщина держала в руке корзину для яиц, но пока нашла только два. В первый раз после приезда Пэйс ощутил нечто вроде облегчения. Если она станет швырять в него разные предметы, то под рукой нет ничего тяжелого.
– В городском суде есть проповедник, который нас поженит, не задавая никаких вопросов. Ты сможешь туда доехать?
Тогда она взглянула на него. Ее прекрасные голубые глаза смотрели серьезно и строго. Пэйсу захотелось улизнуть, как школьнику, которого застали со жвачкой во рту, но он все же ухитрился соблюсти приличия. Конечно, он предпочел бы сделать предложение не в курятнике, но, решив, что делать, Пэйс испытывал нетерпеливое желание поскорее со всем покончить. Он не очень разбирался в том, как рождаются дети, но, сдается, этот может появиться на свет в любую минуту.
– Тебе не требуется идти на такие жертвы, – сухо ответила Дора, – все думают, что это ребенок Дэвида.
Он никак не предполагал, что она ему откажет. Пэйс растерянно воззрился на Дору. А та безмятежно принялась искать яйца, словно разговор закончился. Рассудок постепенно уступал место гневу.
– Но ребенок мой. И я имею на него право.
Дора взглянула на него, словно удивленная, что он еще здесь. Надо отдать ей должное, она только и ответила:
– Но я и не оспариваю твоих прав.
– Тогда ты позволишь дать ребенку мое имя, – удовлетворенно решил он.
Выпрямившись, Дора пожала плечами:
– Но ты можешь назвать его как хочешь. Пэйс в ярости заскрипел зубами.
– Законно. Я хочу, чтобы он носил мое имя на законных основаниях. А это значит, что мы должны пожениться.
Дора снова стала удивленно разглядывать его, словно перед ней была некая разновидность диковинного животного.
– Ты говоришь глупости. Ты же не хочешь, чтобы я была твоей женой. Джози овдовела, И будет лучше для всех, если ты женишься на ней и осядешь здесь. Дому и хозяйству нужна мужская рука.
Пэйс стукнул кулаком по деревянной стене. Хилый курятник содрогнулся, и куры, кудахтая и хлопая крыльями, заметались по полу. Дора успокоила их и пошла к двери со странным выражением неловкости и страха на лице, которого он прежде никогда не видел.
Оскорбленный, Пэйс схватил Дору за руку и вытащил ее из курятника на солнечный свет.
– К черту Джози. К черту эту проклятую землю. Это мой ребенок, и я требую его по праву. Если тебе нельзя ездить, я привезу священника сюда. Только приведи себя в порядок и будь готова. Не желаю, чтобы ребенок родился ублюдком.
Наконец она, кажется, поверила в серьезность его слов. Дора перестала вырываться, но, глядя ему прямо в лицо, внешне оставалась холодной и настороженной.
– Ты не можешь этого хотеть, – сказала она, – в твоем будущем для меня нет места. Я не гожусь в жены политическому деятелю. Сомневаюсь, что из меня выйдет подходящая жена и для адвоката. Ты живешь в другом мире. Но ты можешь признать ребенка своим, если он так много для тебя значит. Я никогда и не хотела прятать его от тебя. Ты можешь его усыновить, как папа Джон поступил со мной. Нет никакой необходимости жениться на мне и портить свою карьеру.
Ему невыносимо хотелось расплакаться. Пэйс взглянул на бегущие по небу серые тучи, изо всех сил стараясь сдержать неизвестно откуда взявшиеся горькие, жгучие слезы отчаяния. Пытаясь побороть холод, которым повеяло на него от ее слов, он снова посмотрел на Дору, силясь утаить мучительное сознание того, что от него отступился даже его ангел-хранитель.
Он выпустил руку Доры и сдернул с ее головы отвратительный капор. Льняные локоны засияли в солнечном свете. Цепляясь за соломинку, Пэйс глубоко вздохнул и без всякого выражения сказал:
– У меня нет никакой карьеры. Избиратели скорее повесят сторонника федералов, чем допустят его на важную должность. И не думаю, чтобы такое положение вскоре изменилось. Я могу сесть за стол, фиксировать завещания и сделки, но окружающие вряд ли простят мне мои политические взгляды. Мы, наверное, будем голодать на мое нищенское жалованье. Тебе лучше остаться с Джози и моей матерью, пока я не отыщу себе место где-нибудь подальше. И мне будет легче, если в этих трудных обстоятельствах ты будешь носить мое имя. Ты же ни в чем не виновата. Я не хочу, чтобы из-за меня тебя подвергли презрению. Ты имеешь такое же право носить фамилию Николлз, как Джози и моя мать.
Пэйс чувствовал, как она испытующе разглядывает его своим неземным взглядом. Иногда раньше ему казалось, что этими глазами на него смотрит сам Бог, и поэтому Пэйс нервничал и чувствовал себя неловко, что, впрочем, понятно. Он понимал, что Дора может охватить умом все стороны дела, даже то, чего не способен увидеть он. Пусть смотрит, это взгляд самой справедливости. Он видит то, что есть на самом деле и что человеку несвойственно видеть. Да, рассуждает он сейчас иррационально, однако Дора еще никогда не обманывала его ожиданий.
Дора слегка наморщила лоб, словно искала, что можно возразить на то, что он сейчас сказал и почему. Пэйс почти воочию увидел, как она поверила, что он сейчас не старается вызвать жалость к себе, что в основе его объяснений лежит правда. Она с беспокойством спросила: – А куда же ты хочешь уехать? Не такого вопроса он сейчас ожидал. Вздрогнув от безысходности и взлохматив свои и без того растрепанные волосы, Пэйс снова, прежде чем ответить, нервно взглянул на большой живот Доры. Он мог бы поклясться, что видел, как он слегка вздрогнул, наверное, двигался ребенок, и Пэйс почувствовал необъяснимое желание прикоснуться к этому месту. Он подавил желание, но ощущение необходимости действовать немедленно только усилилось. Ребенок готовился к появлению на этот свет, и Пэйсу хотелось утвердить права отцовства. Этого требовала его честь. Он отказывался признать, что им владеют внезапно воспрянувшие собственнические инстинкты. Они ему никогда не были свойственны. Ему ничто и никто не указ. Он желает сделать то, что считает справедливым честным.
– Сейчас это не имеет никакого значения. Главное – доставить тебя к священнику, и как можно скорее. Подробности мы можем обсудить позднее. Ты выдержишь поездку?
Пэйс сомневался, что сама Дора весит больше ста фунтов. Ребенок, наверное, прибавляет еще двадцать дополнительного бремени. Как она может носить такой груз: Но на вид она словно невесомая птичка, готовая расправить крылья, задумавшаяся над его вопросом.
– Я не хочу выходить замуж, – ответила она резко. – Не хочу становиться собственностью мужа.
Пэйс растерянно уставился на Дору, он не понимал, о чем та говорит. Она может родить каждую минуту. Он буквально видел, как ребенок шевелится в ее чреве. Какое, черт возьми, ко всему этому имеет отношение собственность? Он сейчас перекинет ее через плечо и помчит к священнику, если она не перестанет болтать чепуху. Наверное, это из-за беременности. Пэйс порыскал в своем адвокатском мозгу, отчаянно пытаясь найти какие-то разумные аргументы.
– Ты уже принадлежишь мне, – ответил он так же резко. – Ты что думаешь, я теперь позволю другому мужчине дотронуться до тебя? И пока ты здесь, в пределах досягаемости, ничего не изменится. И ты уже обещала, что не станешь отнимать у меня ребенка. Таким образом, если ты сама не бросишь его и не уедешь, придется иметь дело со мной. Ты, Дора, уже моя жена, только пока не носишь моего имени. И всякие легальные выражения не смогут ничего изменить между нами.
Он видел, как в глазах ее блеснул страх, словно у плененной лани. Но и одного этого короткого проблеск было достаточно, чтобы надорвать ему сердце. Потом ее взгляд выразил холодное согласие с логикой его доказательств. Он закрыл глаза и вздохнул с облегчением, подавив собственные сомнения, когда она, наконец, ответила:
– Я могу поехать. Мы должны взять повозку. Лошадей для экипажа больше нет.
Он выругался, и Дора, вздрогнув, отшатнулась. Взяв корзину с яйцами, она повернулась, чтобы уйти, когда он, как бы извиняясь, схватил ее за руку.
– Прости. Я слишком долго был в мужском обществе. Мой Рыцарь может ходить в упряжке, и я его сейчас запрягу. Тогда можно будет взять коляску. У нее есть, по крайней мере, рессоры. Не хочу, чтобы тебя растрясло. Она удивилась тому, как он беспокоится.
– Но я не яичная скорлупка. И не так уж легко меня разбить. Не хочешь, чтобы я погладила твою одежду, прежде чем мы поедем?
– Нет, пусть это сделают проклятые слуги, – сказал он и понял, что слуг больше не осталось.
Из хижин больше не доносилось песен, не слышалось смеха из кухни, никто не окликал из верхних окошек лошадей, бездельничающих внизу. Теперь он понял, почему табачная плантация еще не вспахана. Пэйс сжал челюсти, с губ рвались еще с десяток вопросов, и покачал головой: – Найду что-нибудь подходящее у себя в комнате, ты тоже переоденься и сбрось этот фартук. Человек женится, как правило, один раз. Мы должны совершить о подобающим образом.
Словно они до этого всегда поступали подобающим образом, подумал Пэйс, помогая Доре подняться в коляску. Он, наконец, подсчитал, что она уже семь месяцев как беременна. Их поженит незнакомый священник, в чужой церкви, не будет никого из родных и друзей. Да, это не такая свадьба, о которой он когда-то мечтал, но при сложившихся обстоятельствах выбирать не из чего.
Дора убрала свои локоны под кружевной чепец, сняв совсем скрывающий волосы капор. Пэйс нехотя согласился с этим нововведением, тем более что на мартовском ветру волосы, если их не прикрыть, будут в беспорядке. Она надела чистое платье, не такое поношенное, как первое, и он понял без слов, что лучшего у нее нет. Да к тому же ей и трудно подобрать что-нибудь по фигуре. Да и к чему сейчас говорить об этом. Он обследовал отцовский скудный запас и раздобыл всего несколько долларов, – тратить на новую одежду не из чего.
Когда он сел рядом, Дора молча подала ему золотое кольцо. Он взглянул на ее бесстрастное лицо и так же молча опустил кольцо в карман сюртука. Пэйс никому никогда не давал обещания жениться, но кольцо почти подразумевало обещание. Что ж, теперь он его выполнит. И сумеет как-то позаботиться о ней. Правда, как – он еще не знал.
По дороге они мало разговаривали. Несмотря на облака, солнце все же ухитрялось светить, хотя ветер был порывистым и холодным. Дора дрожала в своем плаще, и Пэйс проклинал себя за неспособность защитить ее даже от непогоды. О чем сейчас думает Дора, ему знать не хотелось, и он был благодарен ей за молчание. Наверное, она бы предпочла выйти замуж в своей собственной, квакерской церкви с ее странным ритуалом. Пэйс уже понимал, что квакеры не примут его в свою общину и не признают брак действительным, но Дора об этом ни словом не обмолвилась. Самому ему в голову приходили сейчас только извинения, но они сейчас были ни к чему. Даже если Дора и сама этого желала, он уложил ее в постель, не думая о последствиях. Он был опытным мужчиной. Она не имела никакого опыта. Черт возьми, она, наверное, и понятия не имела, что в таких случаях бывает. Вся эта интрижка целиком на его совести. Пэйс старался не думать о том унизительном стыде, который ей приходилось терпеть все эти месяцы по его вине, и она бы продолжала терпеть, если бы его, пьяного, не погрузили в поезд, идущий в Кентукки. Теперь-то он понимал, что могло быть в ее не прочитанном им письме. Никакие извинения не смогут искупить его поступка. И он целиком признавал свою вину. Теперь он возьмет ответственность на себя и частично исправит содеянное зло.
В обычный, будничный, трудовой день около окружного суда стояло всего несколько лошадей, запряженных в повозки, и деревенская телега, наполовину загруженная припасами, перед лавкой. От дыхания лошадей, стоявших на булыжной мостовой, поднимался пар. Пэйс ухитрился поставить своего мерина перед самым подъездом. Дора нервно стиснула руки, глядя на величественное кирпичное здание, однако Пэйс пренебрег ее волнением. Он должен исполнить свой долг как подобает, с соблюдением всех формальностей.
– Я думала, что мы едем к священнику, – прошептала Дора, отодвигаясь от него. – С меня достаточно и священника.
Он никак не мог взять в толк, откуда такая нерешительность, как раньше не понял, почему она ему отказывает, и поэтому был не очень-то покладист и сговорчив.
– Это лишь формальность, Дора. Конечно, если хочешь, мы можем сначала пойти к священнику. Но я хочу, чтобы брак был зарегистрирован окружным судьей.
– А вы не можете это сделать без меня?
Он так привык к ее «ты» и «твой», что всегда замечал их отсутствие. А она опускала такое обращение, когда была чем-то очень расстроена, не пытаясь это скрыть.
– Ладно, пойдем сначала к священнику. Он даст нам документ на подпись, и я смогу приехать потом и оформить его. Так тебе подходит?
Не глядя на Пэйса, Дора поспешно кивнула. А у него не было времени и терпения выяснять эту маленькую тайну, и он повел ее по улице в жилой квартал за площадью, на которой располагалось здание суда.
Он все время помнил о ее бремени, но Дора двигалась с какой-то осторожной грацией, не то, что другие женщины, которые в ее положении ходят подобно уткам, переваливаясь с ноги на ногу. К тому времени как они достигли скромного дома священника, ему уже очень хотелось взять часть ее бремени на себя. И при этом Пэйс понимал, что через пару месяцев он действительно возьмет этот груз на руки. И эта мысль ужаснула Пэйса.
Обряд был совершен в крошечной гостиной священника. Его жена и дочь были свидетелями. В щель между тяжелыми занавесями скользнул солнечный луч, осветивший льняные локоны Доры и сделавший еще прозрачнее ее тонкую кожу. Больше чем когда-либо прежде она казалась ему ангелом, если не смотреть на ее фигуру. Маленькая грудь, которую он когда-то целовал, вдвое увеличилась в объеме, и ему было бы любопытно увидеть ее обнаженной. И скоро он это осуществит.
При этой мысли он вдруг чертовски разозлился. У него жена, брюхатая уже семь месяцев, которая, очевидно, ненавидит его мужские достоинства, а он уже думает, скоро ли затащит ее в постель. Да он ублюдок хуже не придумаешь.
Пэйс надел золотое кольцо на палец Доры, повторил за священником обеты, даже не слыша собственных слов, и нагнулся, чтобы беглым поцелуем коснуться сухих губ новобрачной. В церемонии явно не было ничего торжественного или священного. Он не удивился, когда священник дал ему подписать свидетельство, на котором была предусмотрительно поставлена дата 1864 вместо 1865. Он был счастлив, что в карманах у него нашлось несколько долларов. Священник, конечно, рассчитывал на весомую благодарность.
Дора не заметила несоответствия дат. Зная ее склонность к правде, Пэйс безмолвно вознес благодарственную молитву. Его главной заботой было узаконить рождение младенца, но в будущем они с приятностью оценят подтверждение, будто поженились до наступления беременности. С годами правда забудется.
Он отблагодарил священника и с осторожностью вывел Дору из дома. Они женаты. Она стала его женой. Пэйс, не веря своим глазам, поглядел на ее спокойное лицо. Он и суток не пробыл дома, а уже закован в цепи мужа и будущего отца. Можно ли пасть еще ниже?
И тут Дора тоже посмотрела на него своими всевидящими глазами. Пэйс ждал осуждения с ее стороны, но она одарила его легкой улыбкой и сказала:
– Я благодарю тебя, Пэйс. Думаю, я научусь любить такого человека, как ты.
И у него появилось такое ощущение, словно она выбила почву у него из-под ног.
Глава 22
Конец ее владычеству со свадьбой!
Свободу отдает взамен на цепь
И, созидая из рабов господ,
Изменников творит из прежде верных.
Джон Краун «Английский странствующий монах»
Дора не понимала, почему она произнесла эти слова. Пэйс был неприятно поражен ими, и ей захотелось взять их обратно. Но они сказаны, и так должно быть, если она хочет оставаться честной. Дора не очень легко поддавалась опасным эмоциям, но Пэйс уже дал им однажды волю. Он легко может снова поступить так же. Однако они постараются ужиться. Ее пылкие чувства к Пэйсу не имеют никакого отношения к браку. Сейчас главное – это чувство облегчения, ведь теперь она разделит бремя, которое прежде несла одна.
Дора взяла Пэйса под его слегка скрюченную руку, и они снова направились к зданию суда.
– Немногие люди знают, что правильно. Еще меньше тех, кто правильно поступает. И ты один из этого благородного меньшинства.
Выражение его лица смягчилось, он принял ее слова как выражение благодарности.
– Я сделал только то, что должен был сделать на моем месте любой человек. Я ведь не совсем негодяй, Дора, и сожалею, что тебе пришлось страдать из-за моего грешного поведения, но теперь с этим покончено, и я бы не хотел больше об этом говорить.
Она быстро и застенчиво улыбнулась:
– Я ведь и не знала, что мы делаем то, отчего рождаются дети, иначе я, возможно, и не пошла бы на это. Но я виновата столько же, сколько и ты.
– Проклятие, Дора, – разозлился Пэйс, – я же сказал, что больше не желаю об этом слышать. Я и так чувствую себя последним негодяем.
Итак, он решил себя наказать. Что ж, пусть. Ее донимали другие мысли, например, что в суде они могут встретить шерифа. Ей бы очень не хотелось доводить до его сведения, что они с Пэйсом поженились только что. А вдруг на этом основании шериф опротестует свое прежнее решение по недвижимой собственности? И может ли быть, что Пэйс не получил ее письма?
Ей довольно трудно было начать разговор на эту тему. Пэйс впал в одно из своих мрачных раздумий и вряд ли сознавал ее присутствие. Они подошли к коляске. Он молча помог ей сесть. Она его окликнула, но он отмахнулся и быстро поднялся по ступенькам в здание со свидетельством о браке. Дора сидела в коляске, сцепив руки, то ли от волнения, то ли собираясь молиться, непонятно.
Когда он вернулся, вид у него был не более хмурый, чем обычно. Дора восприняла это как добрый знак, но когда Пэйс спросил, не хочет ли она пойти в ресторан, Дора отрицательно покачала головой. Ей хотелось как можно скорее очутиться подальше от здания суда, прежде чем случится неизбежное.
Она просто не привыкла лгать. Дора уже подыскивала в уме слова, чтобы спросить, как обстоят дела с документом, когда Пэйс прервал поток ее размышлений вопросом:
– А где Джози и Эми?
– Они болели. И Джози решила сразу уехать, как только Эми немного оправилась, чтобы вынести дорогу. Они побудут несколько дней у родителей Джози.
Тут Дора закусила губу, надеясь изменить тему разговора, но Пэйс, думая о своем, продолжал расспрашивать.
– А почему поля не вспаханы? Неужели никого из работников не осталось?
– Только Солли. Он не может все успеть. В хижинах еще осталось несколько женщин, но у них маленькие дети и они не могут пахать.
– А почему бы не нанять работников? Почему Джози этого не сделала?
Дора пожала плечами:
– А кого нанимать? Президент объявил, что рабы свободны. Штат Кентукки этого не признал. Законы за время твоего отсутствия не изменились. Свободный негр не может жить в Кентукки как законный гражданин. И во всем штате не найдется ни одного белого, который согласился бы выполнять работу негров. Я бы сама этим занялась, но сейчас я не в состоянии. И если такое положение продолжится, мы все будем голодать.
Пэйс еле слышно выругался.
– Но почему тогда Джози не продаст проклятую усадьбу? Это дало бы возможность продолжительное время жить не нуждаясь.
Дора вопросительно взглянула на него:
– Но ферма не принадлежит Джози. Оба, и Чарли, и твой отец, выбрали наследником тебя.
Наверное, она не очень ясно выразилась в письме, но Пэйс так был поражен ее словами, что у нее не хватило духу сказать о решении шерифа и документе, на котором стоит ее подпись.
– Меня? Они сделали меня владельцем? Какого черта они ожидали от меня, каких действий? Я никакого понятия не имею о земледелии.
Дору развеселило его удивление, и она засмеялась:
– Но и Джози тоже. Думаю, у них обоих было подозрение, что она продаст усадьбу при первом же подходящем случае.
Дора перестала смеяться и взглянула на Пэйса внимательнее.
– Думаю, они считали, что ты скорее, чем она, захочешь оставить за собой владение.
– Ну, значит, они ошиблись. Я ничего не смыслю в фермерском труде и не собираюсь учиться.
Через минуту он поуспокоился, вздохнул и сказал:
– Ну, сдается мне, надо нанять человека, который в этом разбирается. И тебе, и остальным надо где-то жить, пока я не найду себе пристанище. И тебе потребуется какой-то доход. Не знаю, можно ли эту собственность продать так, чтобы какое-то время продержаться.
– У меня есть собственный дом, – негодующе возразила Дора. – Тебе нет нужды беспокоиться обо мне.
Он быстро взглянул на ее большой живот.
– Конечно, нет. Ты ведь пойдешь сама пахать, родишь в кустах и, покончив с родами, снова примешься за пахоту. Не глупи, Дора. Ты теперь моя жена. И, так или иначе, но я должен за тобой присматривать.
– Я не желаю, чтобы за мной присматривали, – ответила она по-детски капризно. – Я устала от постоянной опеки. И для разнообразия хотела бы сама о себе позаботиться. Ты можешь идти своим собственным путем. До этих пор я прекрасно обходилась своими силами.
– О да, поистине прекрасно. Ты только что призналась, что была слишком невежественна и не подозревала, как делаются дети. Черт побери, на свете еще много такого, о чем ты не знаешь, и я не допущу, чтобы ты узнавала об этом на собственном тяжком опыте. Кто-то должен заботиться о простодушных созданиях вроде тебя.
Наверное, он был прав, но Доре это все не нравилось. Она замолчала и зло смотрела вперед на дорогу. Она еще не вполне осознала, что уже замужем и что Пэйс имеет право на все эти пространные заявления. И она это скоро поймет. Вопреки всем разумным основаниям, она купила законное имя для своего ребенка в обмен на тиранию брака. И может быть, она сама нуждается в хозяине.
Наконец к ночи небо покрылось тучами, похолодало и запахло дождем. Под дубами уже цвели маргаритки и на иудином дереве набухли кроваво-красные бутоны. Погода в штате Кентукки не жаловала посланцев весны.
Дора что-то неразборчиво бормотала себе под нос, надевая тяжелую фланелевую ночную рубашку. Под порывом северного ветра в окнах дребезжали стекла, он гулял и в спальне, грозя погасить свечу. В маленькой комнате, рядом со спальней Харриет, не было ни камина, ни печи. Дора уже считала, что с зимними холодами покончено. Теперь, оказывается, снова необходимо укрыться тяжелым шерстяным пледом.
Она пыталась не думать о том, что сейчас делает Пэйс. Он наскоро перекусил и уехал в город сразу же после того, как они вернулись из окружного суда. И даже не потрудился объяснить матери, что теперь они с Дорой законные супруги, предоставив это жене. Старуха восприняла новость очень благодушно, хотя, наверное, забыла о ней через две минуты. Но так или иначе, на этом месяце беременности подобное известие воспринималось как счастливое разрешение всех проблем.
Пэйс вернулся раньше, чем она предполагала. Он отвел лошадь в конюшню и вычистил ее. Там Пэйс застал Солли, и, наверное, они обсуждают, с чего начать. И ей вовсе не следует рассчитывать на какие-то перемены в раз и навсегда заведенном порядке только потому, что сегодня их первая с Пэйсом брачная ночь. Судя по всему, Пэйс женился на ней только из-за ее живота. Хотя сейчас она, наверное, кажется ему безобразной.
Дора задула свечу и вползла под одеяло. Ее еще била дрожь. Она обняла себя, чтобы поскорее согреться, и впервые за весь прошедший день полюбопытствовала, а каково бы это было спать в одной постели с мужем. Как странно звучит это слово. Она не собиралась выходить замуж. И не чувствовала себя замужней. Листок бумаги, узаконивший ее отношения с мужчиной, еще не перевернул ее жизнь вверх дном. Став замужней, она занялась теми же повседневными обычными делами. Пэйс с тем же успехом мог еще пребывать в армии, так мало было заметно его присутствие в доме. Можно было сделать вид, что они вернулись в прежние времена, когда она находилась в доме на положении гостьи, а он был студентом и изучал право.
От подобных мыслей ее отдых не стал спокойнее. Ребенок безостановочно толкался в животе, и Дора попробовала найти более удобную позу. Скрипнула кровать, и женщина замерла, надеясь, что Харриет ничего не услышала. Иначе она может попросить принести воды или еще что-нибудь, узнав, что Дора расположилась рядом, ей так не хотелось вылезать из теплой постели на холод. Ветер свистел и стучал задвижками. Похоже, выпадет снег. Она это чувствует. Дора повернулась спиной к двери, притворяясь, что вовсе не прислушивается, не раздадутся ли на лестнице шаги Пэйса. Он имел полное право провести всю ночь вне дома, пить до рассвета и вообще делать что заблагорассудится. Она же имеет право только на его имя, и будет ему благодарна, если он станет с ней обращаться, как обращался всегда и ей не придется опасаться неприятностей, связанных с ее представлением о том, что такое жена.
Дора почти убедила себя во всем этом, когда дверь спальни скрипнула. Наверное, она была в полудреме, потому что не услышала, как он поднимался по лестнице. Зачем он пришел?
Дора знала, что это Пэйс. Она каким-то непостижимым образом ощущала его физическое присутствие, его рост, вес, даже плотность сложения. Это не Джози, та намного ниже и легче. В доме не было других мужчин, и сомневаться в принадлежности неизвестного пришельца к мужскому роду невозможно.
– Она ощутила, как пахнет конским потом, виски. И тот особый мужской запах, который издавал только Пэйс. Дора притворилась спящей. Он сейчас уйдет к себе в комнату. Неизвестно, что ему здесь понадобилось, но она совсем обессилела и ничего не может ему сейчас дать. Ребенок вытягивал из нее все силы и соки; хотя Дора и старалась бодриться, но ей не хотелось, чтобы Пэйс об этом знал. Она не желала, чтобы ощущение бремени, которое он взял на себя, тяготило его еще больше.
Услышав шорох снимаемой одежды, она вся сжалась от напряжения. Но он же не ляжет? Кровать слишком узка и мала, а комната – смежная со спальней его матери. И она на седьмом месяце беременности. Как он думает вести себя в подобных обстоятельствах?
Но он уже ложился рядом с ней.
Ледяные ладони коснулись ее рукава. Дора было, запротестовала, но он уже вытянулся, прижавшись грудью к ее спине, чтобы поскорее согреться. Дора едва не задохнулась от негодования, когда вдруг почувствовала, что он совершенно голый.
– Что ты задумал…
– В комнате просто стужа, – прошептал он ей в затылок. – Как ты можешь терпеть такой холод? Сними рубашку, чтобы мы могли теснее прижаться друг к другу.
Снять рубашку? Дора бросила на него недоумевающий взгляд через плечо. Голый волосатый мужчина влез к ней в постель и требует, чтобы она сняла рубашку. Да такое даже присниться не может.
