Текст книги "Заблудший ангел"
Автор книги: Патриция Райс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)
Глава 12
Трудно бороться с внезапным желанием,
но помни, что насыщение будет
всегда униженьем высокой души.
Гераклит «Отрывки»
Июль 1864 года
Лежа в душной темноте, Пэйс беспокойно ворочался на смятых простынях. Он никогда не умел, как следует постелить постель, но Доре он этого тоже не позволит. Пэйс не хотел, чтобы Дора крутилась вокруг него. Она заставляла его вздрагивать, ее присутствие внушало ему невозможные мысли.
Господи Боже, да она еще почти ребенок. Он просто слишком долго обходился без женщины, иначе не стал бы таким образом думать о малютке Доре. Да, Пэйс знал, что он самый распущенный ублюдок, но еще никогда не падал так низко – желая овладеть ребенком. Но нет, она уже не ребенок. Пэйс не знал, сколько Доре лет, но он был чертовски уверен, что девушка давно вышла из детского возраста. И сознание этого парализовало все его мыслительные способности.
Пэйс опять повернулся, тело его не знало покоя, как и мозг. Он больше не мог упорядочить мысли, как не мог справиться с мятежным восстанием плоти. Дора неприкосновенна. Он это знал, Пэйс всегда думал о ней как о совершенно невинном создании, чуждом человеческих желаний. Надо найти другую женщину и удовлетворить с ней свою похоть, прежде чем он совершит что-нибудь непростительное. Но одно воспоминание о женщинах, которые у него были прежде, вызывало у Пэйса отвращение. Сладкий запах, исходивший от Доры, ее певучая речь притягивали его неудержимо, но он даже не мог представить себе, как это вдруг он сорвет с нее мрачные серые одежды и сольется с ней своей греховной плотью.
Дора, по его мнению, была выше всего этого. А возможно, она бестелесна под своими бесформенными одеяниями. Но ничто не могло обмануть его естества. Дора – женщина, и тело у нее женское. Он ощущал его прикосновение. Хотя никогда сам к нему не прикасался.
Мысли беспорядочно крутились у него в мозгу по одной, словно наезженной, колее, и он беспрерывно ворочался в постели. Почти с облегчением он услышал приглушенный стук копыт по дорожке. Уже за полночь, слишком поздно для случайных посетителей. Он подумал, каким образом натянуть на себя рейтузы. Прошло несколько болезненных минут, прежде чем он справился с этой задачей. К тому времени когда он наполовину застегнул рейтузы, стук копыт замер где-то поблизости.
Дойдя до задней комнаты, он увидел красный отблеск факелов, отражавшийся в окнах. Желудок у него свела судорога, пока он прилаживал ружье. Его ангел-хранитель предусмотрительно завернул пистолет и убрал в ящик комода, но уже несколько дней, как он его отыскал. Он крепко сжал пальцами спусковой крючок. Пэйс еще никогда не заряжал оружие, действуя только левой рукой, но, по крайней мере, с пистолетом ему было легче управиться, чем с ружьем. Его засмеяли, когда он купил только что выпущенный «смит-и-вессон» – не очень-то пригодный для стрельбы в дальнюю цель. Однако здесь цель будет близко. Пересчитав пули, он вышел через заднюю дверь.
Он слишком часто и много наблюдал знакомую картину, чтобы уж очень сильно разозлиться. Узколобая глупость и людское ханжество не переставали его удивлять, но он уже давно убедился, что только трусы нападают ночью и группами, чтобы навести ужас на свои беззащитные жертвы. Он не считал себя большим храбрецом, но сейчас уже знал, несмотря на уверения отца в противоположном, что и он не трус.
Прислонившись спиной к амбару так, чтобы никто не смог напасть на него сзади, Пэйс осторожно приподнял пистолет и навел его на цель. При свете факела вполне можно было различить силуэты всадников. Ему было совершенно безразлично, кто эти люди. Конечно, можно догадаться, если попытаться. Ярость охватила его, когда он увидел, как из амбара на аркане вывели Джексона, но это лишь облегчало ему исполнение задуманного.
Пэйс прицелился, нажал курок и выстрелил по копытам лошадей. Выстрел в тишине ночи прогремел, как громовой раскат. Лошади попятились и взбрыкнули. Всадники выругались, пытаясь сдержать животных.
– Предлагаю вам, джентльмены, отпустить этого человека, прежде чем я выстрелю во что-нибудь более ценное. Я, знаете, могу и промахнуться в своем теперешнем состоянии.
В страхе от света факелов, озарявших зловещим багрянцем ее дом, Дора внезапно застыла на дорожке, услышав эти спокойные, холодные слова Пэйса. Пэйс не только встал с постели, но еще и ухитряется с одной здоровой рукой сдержать натиск нескольких вооруженных людей. Да, он или сумасшедший, или же задумал свести счеты с жизнью.
Она подобралась поближе и услышала, как, один из всадников ответил:
– Ты уже выпустил всю обойму, Николлз. Как это ты собираешься опять зарядить ружье с полуоторванной рукой? Лучше не вмешивайся. Это дело тебя не касается. Мы просто хотим немного проучить здешних ниггеров. Или ты примкнул к этим черномазым?
– Мне этот человек нужен для работы в поле, и я не спущу никому, кто захочет его у меня украсть. Я вам предлагаю отпустить тот конец веревки, прежде чем я выпалю из этого изобретения. Я уже сказал вам, что не очень хорошо целюсь, и если выстрелю в эту проклятую веревку, то могу попасть кое во что очень личное. Но ведь это было бы ужасно стыдно, кастрировать приятеля, а?
Всадники сердито заспорили между собой. Один, державший конец веревки, дернул ее, и Джексон упал на колени. Будь она одна, Дора смело бы подошла к мужчинам, пристыдила бы их и заставила отпустить жертву. Но в данных обстоятельствах ей лучше остаться не замеченной Пэйсом как можно дольше. Пока всадники спорили, она скользнула вокруг амбара и очутилась за спиной Пэйса и Джексона.
– Тебе следовало бы кастрировать вот этого ниггера, – крикнул один из всадников. – Незачем черномазым шляться там, где живут белые женщины, даже если они квакерши и предпочитают ниггеров. Это подает другим плохой пример.
– Вряд ли я попаду в веревку, Хауэрд, нет, скорее – в твой поганый язык, – лаконично отвечал Пэйс.
Дора ойкнула и поспешила к Джексону, потому что Пэйс поднял свой отвратительный пистолет. Джексон пробормотал:
– Уходите отсюда, мисс Дора, – в то время как она пыталась развязать его запястье. Однако она пренебрегла предупреждением и развязала ему руки прежде, чем ее заметили.
– Ой, смотри-ка. Эта сука развязала черномазого. А ну-ка дерни его за веревку и вытащи отсюда.
Один из всадников повернул лошадь, чтобы покрепче ухватиться за веревку на шее Джексона, а другой спрыгнул, чтобы задержать Дору.
Прогремело два выстрела.
Державший веревку выпустил ее из рук, когда при первом же выстреле лошадь отпрянула и сбросила седока. А тот, что хотел наброситься на Дору, вскрикнул от боли и ярости, потому что пуля, взрыв землю, попала ему рикошетом в ногу.
– Если ты сделаешь хоть один шаг к моей женщине, я не твою проклятую щиколотку прострелю, – предупредил Пэйс, выходя из тени амбара и направляясь к Джексону и Доре.
– Из чего, черт возьми, ты стреляешь, Николлз? Бросив попытки совершить задуманное, третий всадник, все еще в седле, внимательно и с интересом наблюдал за приближением Пэйса.
– Никогда в жизни не видел ничего подобного.
– А это потому, что ты невежественный дикарь-южанин, Хауэрд. У янки есть оружие и получше, чем этот дерьмовый пистолет, но мне, чтобы отстрелить тебе голову из ружья, требуются обе руки. Так что сейчас я подойду поближе и отстрелю ее вот этой штуковиной. И, кстати, я на твоем месте не стал бы рисковать, наезжая сюда снова.
У Доры занялось дыхание, когда Пэйс здоровой рукой дернул ее к себе, переложив пистолет в раненую. Она в ужасе смотрела на дымящееся оружие, но и слова не промолвила, потому что здоровой рукой он твердо, как собственник, обхватил ее за талию. Это и его слова «моя женщина»! Когда всадники уедут, она вырвется из его объятий, но только не сейчас. У Доры было такое ощущение, словно сердце бьется у нее в горле.
Джексон снял петлю с шеи и встал. Дора чувствовала, что его переполняет яростный гнев, но он тоже молчал. Здесь главным был Пэйс. А эти люди – его добыча. И он знал, как с ними управиться.
– Черт побери, если она твоя, так и владей ею, возражений не имею. Но ты не должен разрешать ей дружить с твоим наемником. Разговоры всякие идут.
Человек, очевидно, возглавлявший группу всадников, взял поводья и повернул лошадь.
– Поехали, ребята. Давайте отсюда. Может, найдем кое-какое оружие в военном лагере. Оно бы нам здорово пригодилось.
Пэйс по-прежнему крепко прижимал Дору к себе, глядя на уезжающих. Она стояла неподвижно и даже не могла бы сказать сию минуту, кто кого держит. Колени ее дрожали, но Пэйс все тяжелее и тяжелее опирался на нее. Не надо было ему выходить. Он едва-едва поднялся с постели, но казался таким большим и сильным. Все же она постаралась дать ему побольше опереться на нее.
– Тебе нужно сейчас же в дом, – прошептала она, едва мародеры скрылись из виду.
– А ты собираешься отнести меня на руках? – насмешливо спросил Пэйс. – А может, хочешь понаблюдать, как я поползу обратно?
Джексон молча подошел к ним и обвил здоровую руку Пэйса вокруг своей шеи.
А Дора кинулась вперед, чтобы все приготовить. По телу разливалось тепло. Кровь горячо струилась в жилах. Еще никогда она так не волновалась, даже когда ее окружили кольцом рабовладельцы. Странные, сумасшедшие мысли лихорадочно теснились в голове. И она никак не могла их унять усилием воли. Ей казалось, что рука Пэйса оставила вечный знак у нее на боку, огненную метку на коже, как от ожога. Она все думала и думала, как он опирался на нее всей своей тяжестью, чувствовала слабый запах морского рома, видела дымящийся пистолет, слышала ворчливый голос над ухом. Зубы у нее почти выбивали дробь, а потом она вдруг представила себе Джексона с петлей на шее, и ее едва не вырвало.
Она бросилась в дом, чтобы перестелить постель для Пэйса. Простыни были немилосердно измяты. Она поспешно разгладила нижнюю простыню, встряхнула покрывало и взбила повыше подушки. Затем нашла пузырек с опиумными каплями и влила немного в стакан с водой. Теперь, после такой непомерной траты сил, ему надо успокоиться и отдохнуть.
Пэйс как раз и застал ее за этой последней процедурой и раздраженно крикнул:
– Не давай мне этой бурды. Не хочу лежать как бревно, когда эти ублюдки вернутся.
Дора взглянула в тревоге:
– А они вернутся?
– Не сегодня, мисс Дора, но если вернутся, меня они здесь не застанут.
Джексон осторожно подвел Пэйса к постели, помог уложить его и выпрямился, освободившись от ноши.
– Я сейчас отсюда дам деру, пока время позволяет.
– А как же Лиза?
Дора в ужасе уставилась на Джексона. Этот последний удар лишил ее возможности что-либо соображать.
– Я для нее там больше сделаю, чем здесь. – И Джексон передернул плечами. – Я просто затаюсь, пока не смогу за ней вернуться.
– Не валяй дурака, Джексон, – сердито проворчал Пэйс, устраиваясь поудобнее. – Они конфискуют твое имущество и все твои деньги, если ты сбежишь. Просто тебе надо спать в доме, пока я не смогу переговорить с армейским командованием. Может, мы сможем их убедить, что твой хозяин – лояльный федерал и если ты согласишься вступить в армию, они тебя выкупят у него, и ты станешь свободным. И накопленные денежки тогда сбережешь. Там, за рекой, добровольцам хорошо платят. Ты, может, даже удвоишь свои сбережения.
– Ты его посылаешь на фронт, но его там убьют, – возразила Дора. – Какой же ты ему друг? Нет, надо найти другой путь.
– Уведи ее отсюда, Джек, – пробормотал Пэйс, откидываясь на подушки и закрывая глаза, – чтобы больше нас с тобой не пилила…
– Пилила…
Дора оттолкнула Джексона, подошла к постели, выдернула подушку у Пэйса из-под головы, чтобы попышнее взбить ее, и с размаху сунула опять ему в руки, словно избегая прикосновения к его голове. – Я не пилю! Ты не смеешь войти сюда, перевернуть вверх дном мою жизнь и рассчитывать, что я буду помалкивать. Ты сказал тому человеку, что я твоя женщина! Что он теперь обо мне подумает? Я не смогу людям в городе в глаза смотреть. Я должна буду объяснить свое поведение на собрании. А теперь ты к тому же посылаешь Джексона на войну, чтобы его там убили. Ты ужасный, ты страшный человек, Пэйсон Николлз, и хотела бы я, чтобы ты занимался лишь тем, что тебя касается.
– Если бы он думал только о своих делах, мисс Дора, я бы сейчас был мертвяком, – сухо заметил Джексон.
– Не был бы. Я бы тебе помогла. И мне не пришлось бы для этого стрелять в того заблудшего беднягу. Насилие порождает лишь насилие. Неужели ты в этом еще не убедился?
Не открывая глаз, Пэйс потер свою гудящую голову здоровой рукой.
– Уходи, Дора. Выметайся, пока я не приказал Джексону вынести тебя отсюда. И, Джексон, возьми мое ружье, когда будешь провожать ее до дома. К черту закон!
Никогда в жизни Дора не была так сердита и растерянна. Ей хотелось кричать, швырять и бросать вещи. Но она, разумеется, не могла себе этого позволить. Как повелось еще с детских дней, она укрыла свою ярость под обычным спокойным умиротворенным видом, приподняла окостеневшими от напряжения пальцами юбку и выплыла из комнаты.
Когда она вышла на дорожку, ее охватила нервная дрожь. Она твердила себе, что это просто от волнения при мысли, что могло произойти. Добрый христианин мог бы этой ночью погибнуть. Она знала, что в мире существует зло, но от этого знания столкновение с ним было не легче. Вцепившись пальцами в юбку, она зашагала быстрее.
– Жалко мне бросать вас одну в такой заварухе, мисс Дора, – сказал Джексон, идя рядом с ней. Он без труда успевал, своими длинными ногами подлаживаясь под ее торопливый мелкий шаг. – Но сдается мне, что урожай так и так уже погиб. И может, вам подумать, как продать ферму?
– Я скорее продам ее тебе, чем этим несчастным вороватым бездельникам. Нет, Джексон, я держусь за свою землю и никому из них не удастся заставить меня ее продать.
Джексон с минуту молчал. А когда заговорил, то голос его был тускл и монотонен от безнадежности: – Вряд ли они позволят мне осесть здесь и заниматься землей, мисс Дора. Я так думаю, что если стану солдатом, то на свои сбережения выкуплю Лизу и увезу ее за реку. А если вернусь, то снова буду арендатором. У меня спина крепкая.
– А у тебя есть здесь друзья, Джексон?
Дора усилием воли взяла себя в руки, чтобы обратиться мыслями всецело к бедственному положению Джексона. Когда думаешь о других, гораздо легче забывать о себе.
– Нет, мэм, с тех пор как хозяин продал мою маму с маленькой сестренкой на сторону, я не знаю, где они сейчас. Надеюсь, что теперь, когда мистер Линкольн сказал, будто мы все свободны, они освободились тоже, но я от них ничего не слышал. А здешние, по правде говоря, не намного лучше живут, чем беглые.
–Пока Север не победил и не заставил опять конфедератов войти в Союз штатов, Декларация об отмене рабства мало что стоит, – печально ответила Дора. – Дэвис Джефферсон с тем же успехом может объявить свободными всех рабов Севера.
Джексон ухмыльнулся.
– Да, это, пожалуй, и вправду так. Но если Север победит и всех нас, черномазых, сделает свободными гражданами и позволит нам голосовать, наверно, можно и шеей за это рискнуть.
Надежда воспламеняет даже тех, кто перестал надеяться, отметила про себя Дора, но она были не настолько наивна, чтобы поверить, будто день, о котором мечтает Джексон, придет скоро или легко.
– О, мне бы этого очень хотелось, Джексон, – сказала она слегка насмешливо.
– Я могу себе представить, как ты, Солли и Одел направляетесь голосовать, а я сижу дома и жду, кого большие сильные мужчины решили послать во Франкфорт взимать налоги с моего крошечного земельного надела. Как ты думаешь, если я пойду в армию служить, мне позволят тоже голосовать?
Джексон рассмеялся. Она подошла к ступенькам крыльца, а он помедлил, опираясь на ружье и глядя на нее.
– Я бы хотел, чтобы это вы голосовали, а не Солли, да смею сказать, когда это настанет, мы уже на все будем любоваться с неба. Вы идите в дом, мисс Дора, а мы с Пэйсом позаботимся друг о друге.
– О, представляю, как вы со всем прекрасно управитесь. Но если я найду клопов у себя в шкафу, я вас обоих заставлю все выскрести дочиста.
– И вы можете посылать к нам Энни для проверки. Он остановился у крыльца, глядя ей вслед. Когда она уже подошла к двери, он негромко крикнул вдогонку:
– Вы заслуживаете мужа получше, чем мистер Пэйс, мисс Дора, но я позабочусь о нем ради вас.
Дора притворилась, что не расслышала.
Глава 13
Июль 1864 года
Пэйс старался терпеливо сидеть в кресле около постели матери, но его взгляд постоянно странствовал то к окну, то к двери. Рука болела, но это был пустяк по сравнению с прежней болью. И меньше она болела из-за женщины, которая была где-то рядом, но избегала его.
– Тебе надо бы съездить повидаться с Джози и ребенком, – сказала мать, – может быть, ты сумеешь ее убедить, как глупо жить в гостях, когда ее дом здесь. И что скажет Чарли, когда вернется, а жены нет?
Пэйс знал, что мать брюзжит больше потому, что Чарли ничего не пишет, чем по поводу отсутствия Джози, но не возразил.
– Съезжу сегодня вечером, мама. Как бы то ни было, я хочу посмотреть на свою племянницу, прежде чем снова уеду.
– Уедешь? – Вид у нее стал встревоженный. – Куда? Ты недалеко уедешь с такой-то рукой, а?
Пэйс нетерпеливо вытянул раненую руку. Он уже снял повязку, и все время старался разрабатывать мышцы, но рука плохо слушалась.
– Все будет отлично, мама. Просто надо немного поупражняться. Дора прекрасно ее залечила.
Он не ответил на вопрос, но мать этого не заметила. Теперь, когда он заговорил о Доре, мысли миссис Николлз потекли в другом направлении.
– Не знаю, чтобы я делала без этой девушки. Эти черные теперь гроша ломаного не стоят, бездельники. Я уже говорила твоему отцу, что их всех надо продать, но он и слышать об этом не хочет.
Пэйс знал, что мать не разговаривала с отцом уже несколько лет. Очевидно, этот разговор произошел лет десять назад. Тогда, помнится, его родители очень часто спорили относительно слуг.
– Мама, да почти уже некого продавать. И понятия не имею, где можно нанять работников. Дора не в состоянии делать все сама.
– Позови ее сюда, ладно? Я хочу, чтобы сегодня к обеду испекли булочки. Мне до смерти надоел кукурузный хлеб.
Харриет Николлз рассеянно расправила покрывало, стряхивая воображаемые соринки, и разгладила простыни, не глядя в глаза сыну.
– Я им передам на обратном пути, – ответил он успокаивающе. – Зачем заставлять Дору бегать вверх-вниз, только чтобы сказать о булочках.
– Но Дора всегда ко мне заглядывает в это время дня, – брюзжала Харриет. – Что ее могло задержать?
Пэйс прекрасно знал ответ на этот вопрос. Решив, что на сегодня мать имела уже достаточно посетителей, он поднялся и направился к выходу.
– Я, наверное, сейчас встречу Дору, мама. А ты успокойся и побереги себя.
Взгляд Харриет сразу же устремился к сыну, стоявшему у порога.
– Ты с каждым днем все больше похож на дедушку. А он был воплощением зла, – заявила она.
– Знаю, мама, – терпеливо отвечал на это Пэйс, – а ты все же успокойся.
И он вышел, кипя от бесцельности посещения и со свербящим чувством, что ему чего-то не хватает. Он никогда особенно не рассчитывал на ласку матери и никогда ее не видел, так что обычно выходил от нее почти с облегчением. И поэтому не понимал, почему сейчас ему так не по себе. Может быть, его рана требует большего внимания, чем ей оказывают. Но если так, то это просто глупость. Он мог голову себе разбить о плиту, а мать бы все равно ничего не заметила.
Пэйс нашел Дору в кухне. Она что-то размешивала в кастрюле. Ему сильно захотелось пошвырять о стены посуду и вообще разозлиться как следует, потому что здесь место не Доре, а рабам, но он подавил это желание. Пэйс уже как-то пообещал себе, что будет лучше владеть собой в ее присутствии. Он взрослый человек, опытный адвокат, офицер армии. Надо быть дисциплинированнее по отношению к этой худышке.
– Мама ждет тебя. Ты бы лучше поднялась к ней прямо сейчас. А где кухонная прислуга? Она хочет, чтобы к обеду подали булочки, а не кукурузный хлеб.
Дора тщательно поскребла деревянной ложкой о край кастрюли, чтобы очистить, и положила ложку на блюдце. Потом так же тщательно вытерла руки о полотенце и лишь тогда взглянула на Пэйса.
– Отнеси ей пока лимонаду. У меня не очень хорошо получаются булочки на дрожжах, но постараюсь. Но только уж не жалуйся, если ими можно будет играть в мяч.
Пэйс метнул на нее обиженный взгляд. Иногда, вот как сейчас, у него возникало такое чувство, словно она совершенно не изменилась внешне со дня их первой встречи. Дора была все такая же серая, хрупкая, будто воробей, состоящая из огромных глаз и взъерошенных перьев, ничем не приметная для взгляда. Но он видел и как она вспыхивает румянцем, и слышал ее смех, и задорный голосок, и песни. А сейчас под ее серым оперением он угадывал женское тело. И поэтому все в ней его сейчас злило и раздражало.
– Я вовсе не прошу тебя печь булочки. Ведь у нас еще остались кое-какие слуги, разве нет? Просто скажи, чтобы испекли. Что касается меня, то я, очевидно, уеду, так что обо мне не беспокойся.
Глаза ее тревожно расширились.
– Куда ты едешь? Рука у тебя еще слишком слаба, чтобы удержать поводья. И Солли сейчас в поле на работах и не сможет отвезти тебя.
Пэйс сморщился и пошел к двери.
– Ты мне не мать, Дора. Я сам о себе позабочусь.
И хлопнул дверью. Да, черт возьми, она ему не мать. Да ему сейчас мать и не требуется. Ему женщина нужна. Вряд ли Джози любезно предложит ему свои услуги, а в его теперешнем настроении небольшая любовная интрижка не повредила бы. А больше у него здесь знакомых нет. Может быть, ему поехать в Луисвилл, к проститутке? Но не хватит ли Дору удар, если она узнает об этом? Да не котенок же она, в самом деле, если думает, что он просто уехал покататься.
Он сумел-таки устроить так, что Джексон записался в армию, просто-напросто послав его к рыбачьим хижинам. Рыбаки переправили его через реку и привезли обратно. Идти к Энндрьюсам ему по такой жаре не хотелось. И вообще, если он хочет снова вернуться в армию, то придется вскоре сесть на лошадь; и почему бы сегодня не потренироваться в езде? Нынешний день такой же подходящий, как все прочие.
Он видел, что отец выехал из дому рано утром, так что не ожидал вмешательства с этой стороны. Пэйс даже не ел сейчас в столовой, чтобы лишний раз с ним не встречаться. Он уже узнал от Джексона, Доры и во время своих кратких наездов в город, что отец сильно недолюбливает солдат Союзной армии, которые завладели властью в штате. Пэйса, привыкшего к постоянным разногласиям, это совсем не тревожило, но ему не хотелось беспокоить других домочадцев стычками с отцом.
Пэйс постарался здоровой рукой надеть седло на одну из самых смирных кобыл, выругался, когда долго не мог с должной ловкостью подтянуть подпругу, но постепенно ему это удалось. Он надеялся также, что вполне сумеет овладеть мышцами до тех пор, когда это станет необходимостью, а пока смирился, ведь он вообще мог остаться без руки, а то и погибнуть.
К тому времени как кобыла была полностью оседлана и взнуздана, пот катил с него градом и он бы с большей охотой повалился на постель, а не ехал бы, со всеми мучительными трудностями, навестить Джози. Но нет, он не поддастся слабости. Рука подживает. Пора жить прежней жизнью сильного человека.
Он знал, что во дворе встретит Дору, когда будет выводить лошадь из конюшни. У Доры была удивительная способность знать, где он и что намерен делать. Пэйс надеялся, что вид у него будет вполне уверенный. Лошадь капризно загарцевала в сторону, словно отвыкла в последнее время от седока, и Пэйсу пришлось пустить в ход все силы, чтобы, действуя одной рукой, подвести ее к живой изгороди и известить Дору:
– Еду повидаться с Джози и ребенком. Может быть, что-нибудь хочешь передать?
Кобыла натянула узду, и Пэйс заскрипел зубами от боли, но перед Дорой он никак не мог выказать и малейшей слабости, хотя она уже видела его в самом неприглядном положении.
– Но Джози ты там не застанешь, – ответила она спокойно, сложив руки на фартуке. – Она гостит у своих кузин в Цинциннати. Хотелось бы, конечно, чтобы она взяла с собой Эми и Деллу, а не оставляла их в доме матери, но, наверное, было бы ошибкой перевозить Деллу на тот берег.
Она с тем же успехом могла огреть его по голове дубинкой. Он затратил такие неимоверные физические усилия, пока седлал лошадь, и все это, чтобы увидеть женщину, которая в отъезде.
Он разозлился, глядя на Дору сверху вниз:
– Почему же ты мне ничего об этом не сказала заранее?
– Но ты не спросил. Поцелуй за меня Эми. Я по ней скучаю. – И, повернувшись, Дора пошла к дому.
Пэйс готов был ее убить. Пот заливал ему глаза. Рука болела, словно от вывиха, и лошадь, эта проклятая скотина, намерена была припуститься галопом. А Дора так спокойно повернулась и ушла, словно ей совершенно безразлично, что он себя просто убивает.
Да она поэтому и ушла, конечно. Чертыхаясь, Пэйс отдался на волю лошади. Уж если он так сильно выложился, то по крайней мере увидит хоть свою племянницу. Бессмысленно стараться понять такую женщину, как Дора. Да ведь он сам приказал ей не лезть в его дела, вот она и не лезет. Он не мог заподозрить ее в злом умысле заставить его страдать. Нет, он сам во всем виноват.
К тому времени как он снова поставил лошадь в стойло, Пэйс изнемог до последней крайности. Он не знал, когда физически оправится от этой трудной поездки, но ждать у моря погоды больше нельзя. Он должен вернуться в свой полк, и поскорее. Спустившись с лошади, он на мгновение прислонился лбом к седлу, чтобы оставить здесь всю боль сегодняшнего дня, и когда рядом раздался тихий голос, он не вздрогнул. Каким-то непостижимым образом он чувствовал, что Дора обязательно появится.
– Покажи, как надо чистить лошадь. Твой отец уже лег спать, а грума нигде не видно.
Пэйс мысленно выругался. Не поднимая головы, он обиженно ответил:
– Убирайся, Дора, отсюда.
– Да, ты стал очень разговорчив. Дора подошла сзади и стала, внимательно рассматривать упряжь.
– Как это вынуть? Или сначала надо снять седло? Если бы настал его последний час на земле, он и тогда бы не доверил этой пигалице заботу о лошади. Осторожно опустившись на колени, отвыкшие от верховой езды, Пэйс отстегнул подпругу.
– Я договорился, чтобы в субботу утром меня отвезли на станцию. Я бы попрощался с матерью, но, боюсь, она меня не поймет. Объясни ей все после моего отъезда, ладно?
Пэйс даже не взглянул на нее и не видел, как она поражена.
– Ты хочешь сказать, что возвращаешься во Франкфорт к своей адвокатской практике?
Оба знали, что поезд во Франкфорт не ходит. Пэйс на нее по-прежнему не смотрел.
– Какой практике? Наш блестящий полководец практически держит правительство в заложниках. Неужели ты думаешь, что кто-нибудь из властей будет разговаривать с офицером федеральной армии? Я еду туда, где смогу быть полезен. Армия окружила Атланту. Как только она будет взята, войну можно считать выигранной.
– Но ты еще недостаточно окреп для военной службы! Какое значение для тебя могут иметь лишние несколько выстрелов? Это самоубийство уезжать на позиции в таком состоянии.
В ее голосе явно звучал страх, но он пренебрег. Хотя знал, что Дора редко выражает свои чувства.
– Не будь смешной, Дора. Неужели ты думаешь, что вся армия состоит из самоубийц? Я же офицер. Я оставил на фронте людей, которые от меня зависят. Дело не в том, сколько выстрелов я еще сделаю. Мое присутствие существенно повлияет на обстановку.
Пэйсу, наконец, удалось стащить седло на землю. Затем он взял скребницу и щетку и начал чистить лошадь.
– Нет, не теперь, – прошептала Дора. Пэйс старался не замечать, как она взволнована, но по телу прошла дрожь. Она говорила так, словно знала нечто ему еще неизвестное. Но он не желал поддаваться ее сверхъестественным способностям провидеть события.
– Ты же не в силах еще ехать, – яростно возразила Дора через минуту, – останься еще на несколько дней. Если они могли обходиться без тебя все эти недели, то, конечно, подождут еще немного.
Он слишком устал, чтобы продолжать глупые препирательства. Дора маячила где-то, но Пэйс ощущал ее присутствие так остро, словно девушка приросла к нему. Она смущала его. Дора должна смеяться и петь, как в тот день, когда он впервые ее увидел. Нет, не должна она стоять рядом и ломать в отчаянии руки и волноваться из-за ублюдка вроде него. Но его голубая птица уже давно улетела, а на ее месте оказалась вот эта встревоженная женщина. Он знал, что духов она не употребляет, но мог чувствовать запах ее свежей кожи. Наверное, она только что мылась. Одна лишь мысль об этом уже его воспламенила. Она была женщиной, а он стоялым жеребцом. Нет, надо выгнать ее отсюда и как можно скорее.
– Я уезжаю, Дора, вот и весь сказ. И убирайся отсюда, пока я как следует не разозлился.
– Неужели нет ничего на свете, что заставило бы тебя пробыть здесь еще несколько дней? – прошептала Дора. – Неужели ничего?
Пэйс фыркнул. Ну, она сама напросилась.
– Ничего, кроме женщины. Мне до чертиков нужна женщина и прямо сейчас. И если ты не желаешь предложить себя, тогда убирайся с дороги.
Он спиной почувствовал, как Дора подалась назад, и угрюмо улыбнулся. В городе Пэйс никого не нашел, но в военном лагере их предостаточно. И как только он получит хоть небольшое облегчение, то отделается от всех своих смешных мыслей на ее счет. А пока необходимо только, чтобы эта маленькая ведьма не попала под копыта лошади.
– Ну, ж-женщину тебе будет не слишком трудно отыскать, – запинаясь, ответила Дора откуда-то сзади.
Черт возьми, она все еще здесь. Пэйс посильнее стегнул кобылу.
– Да мне не нужны городские заезженные клячи, если ты это имеешь в виду. В лагере есть женщины. А теперь, Дора, проваливай. Я не в настроении вести с тобой спор.
– Но ты должен остаться, – прошептала Дора испуганно, но решительно. – Есть же способ задержать тебя здесь. Только на несколько дней. Вот и все.
Да, дело затягивается. И главное, без всякого смысла. Какая разница – несколько дней больше или меньше? Он чувствовал себя безмерно усталым, чтобы видеть во всем хоть какой-то здравый смысл.
Не думая, что делает, Пэйс повернулся, опустил плеть и направил лошадь на Дору, заставив ее прижаться к стене конюшни. Рука болела уже адски, но он слишком был зол, чтобы обращать на это внимание. Сейчас он ее поймает на слове. Дора глядела на него так, словно он спятил. Возможно, так и есть, но ему безразлично, если и так.
