Текст книги "Грезы наяву"
Автор книги: Патриция Райс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)
Он, конечно, больше и сильнее. Но существовали одна или две вещи, в которых они всегда будут равны. Эвелин вспомнились вдруг слова Дейдры, и она улыбнулась, пряча лицо.
Когда он приподнял ее бедра, раздвинул шире ей ноги и сделал мощный толчок, Эвелин, задрожав, вскрикнула от охватившего ее восторга… Они были равны. Но пусть всегда остаются некоторые моменты, когда он будет главным.
Немного позже, когда они лежали в объятиях друг друга, Эвелин решила, что настал момент открыть свою тайну. Алекс уже засыпал, лицо его выглядело таким умиротворенным, что Эвелин было жаль беспокоить его. Но она и так столько ждать. Кроме того, мистер Фарнли сообщил, что девочка уже в пути.
Она погрузила пальцы в густую темную поросль у пего на груди и поцеловала в плечо.
– Алекс? Ты спишь?..
– Да.
Он устроил ее поудобнее у своего бока и стал поглаживать грудь.
– Хорошо. Тогда я не буду рассказывать тебе, что мистер Фарнли нашел твою дочь…
Алекс не шевельнулся, только пальцы продолжали делать круговые движения вокруг напрягшегося соска. Эвелин подумала, что он не расслышал, но переспросить боялась.
– Ее приемный отец умер, и местный викарий опасается, что ее могут обмануть нечистоплотные юристы. Отец оставил ей всю землю… Алекс?
Эвелин поняла только, что теперь Алекс, стиснув руками ее плечи, держит над собой. Вырываться было бесполезно, оставалось только смотреть в его темные от гнева глаза.
– Какой еще отец?.. Эвелин, что ты делаешь?! Я тебя просил ворошить мою жизнь?.. Я хоть раз говорил: «Эвелин, стань моей женой и можешь копаться в моем прошлом, лезть во все мои дела…» Говорил я?..
Он не встряхивал ее, но пальцы, словно железные клещи, впились в руки, и этого было вполне достаточно. Лицо его исказилось от ярости… и от боли. Эвелин умудрилась одной рукой упереться ему в грудь, другой стала нежно гладить щеку.
– Кричи на меня, если так надо. Ругай меня… Может, мне и не стоило в это влезать. Но я слишком люблю тебя, чтобы позволить тебе так страдать из-за того, что давно минуло… Я знаю, что тебе вообще не нужна жена, что я должна быть покорной и благодарной за все, что ты сделал для меня. Но я не могу. Не могу быть меньшим, чем я есть на самом деле. Точно так же, как и ты. И я знаю, что такой человек, как ты, не способен наказывать ребенка за грехи его родителей…
– Тебе не кажется, что ты слишком много знаешь?
Алекс ослабил хватку и, подобрав рассыпавшиеся по своей груди волосы жены, пристроил голову Эвелин у себя на плече. Потом она стала тихо и нежно целовать его: в подбородок, в шею, везде, до чего могла дотянуться. Он крепко сжал ее и поглаживал спину, не давая опять прорваться тому, что клокотало внутри. С тех пор как он впервые положил глаз на эту ведьму, она не переставала изобретать все новые и новые средства мучить его. Как легко было до нее! А теперь она разворошила, вывернула наизнанку всю его жизнь! Выставила на всеобщее обозрение все самое потаенное. Но что теперь – плакать, если уж так случилось?
– С ней все в порядке? – спросил он хриплым полушепотом. Теплые слезинки закапали на его плечо, и Эвелин едва заметно кивнула.
– Мистеру Фарнли доложили, что у нее все хорошо. Говорят, она очень похожа на тебя. Очень умная, уже закончила местную школу… Мистер Фарнли считает, что ее нужно послать учиться дальше.
– Неужели? – мрачно отозвался Алекс. – А сама она хочет этого?.. Как ее зовут?
Эвелин поняла, что гроза миновала, и украдкой улыбнулась.
– Об этом ты спросишь у мистера Фарнли. Алекс, я очень беспокоилась о ней. Я знаю, каково это – остаться одной и самой отвечать за все… А она еще так молода. Кругом шныряет столько грязных проныр, готовых из-за денег сломать девушке жизнь.
– Значит, этот старый козел оставил ей всю свою землю? Не знаю – от большого ума или от глупости. Он ведь знал, что ребенок не его. – Алекс вздохнул и почесал голову. – Но я не могу сейчас поехать туда. Сейчас нужно закончить то, что мы заварили в парламенте. А пока до этих твердолобых тори что-то дойдет…
– Я понимаю, – шепнула Эвелин, прижимаясь к нему. – И за это люблю тебя еще больше. Видишь, какая я неправильная? Люблю тебя именно за твою противоречивость… Мистер Фарнли сказал, что викарий и его жена уже все объявили девочке. И она решила, что ей на самом деле лучше на некоторое время покинуть ферму. Так что она уже на пути сюда…
– О господи! – простонал он и лежал некоторое время, зажмурив глаза. – И что я ей скажу? «Здравствуй, доченька! Где ты была все эти годы?» Ты сама-то себе все это как представляешь? Это невозможно…
– Нет в жизни ничего невозможного, – твердо ответила она, соскальзывая с него и укладываясь на собственную подушку. – Придется пройти и через это. Она уже не ребенок, и вопросы у нее к тебе будут наверняка нелегкие. Насколько я знаю Хэмптонов, особо теплых чувств она к тебе не испытывает. Тебе еще придется пережить немало неприятных минут.
Алекс взял ее за руку.
– Сильный характер – благо. Люди уважают силу…
– Люди – глупцы… Самая большая сила на земле – любовь. Только любящий человек готов на все. Но любовь – такая сила, с которой далеко не всякий может справиться. Тогда она легко превращается в злобу, в ярость. На это способен и младенец. А вот любить по-настоящему…
– Угу. И как ты собираешься объяснить все это четырнадцатилетнему ребенку, который только что узнал, что его отец – вовсе не его отец, а настоящий его отец – самовлюбленный ублюдок, который знать о ней не хотел все эти годы?
– Очень спокойно. С любовью.
Алекс фыркнул, перекатился на живот и погрузил лицо в душистый водопад ее волос.
– Расскажи мне все это опять. Расскажи, каким сильным я должен быть, чтобы справиться с гневом и не задушить тебя во сне. Только спокойно и с любовью…
Эвелин негромко рассмеялась и нежно обняла его.
– Я люблю тебя, и можешь задушить меня хоть сейчас. Если у тебя хватит на это сил.
Глава 32
Экипаж подъехал к крыльцу после обеда, когда Алекса не было дома. Дейдра, которой Эвелин все рассказала, вышла вместе с ней в холл.
– Не волнуйся, ты все сделала правильно, – говорила она, сжимая руку Эвелин. – Давай не будем стоять как истуканы, а спустимся и встретим их. Думаю, поездка была не из легких.
– Может, послать за Алексом? Я знаю, что он очень хочет видеть ее, хотя и боится. Посоветуй, я сейчас ничего не могу сообразить.
Дейдра с улыбкой посмотрела на юную родственницу. Со времени приезда в Лондон Эвелин сильно изменилась внешне, приобрела много новых привычек. Ее длинные волосы были теперь завиты и искусно уложены, а элегантное платье из светлосерого атласа мало напоминало те, которые она привезла из Бостона. Никто и подумать не мог, что всего несколько месяцев назад она приехала из колоний. Но светской дамой Эвелин так и не стала. Ее мало интересовала светская жизнь, и Дейдра, в общем, одобряла это. Алекс никогда бы не смог быть счастлив с женщиной, которая все свое время посвящает светским сплетням и званым вечерам.
– Хорошо. Я пошлю кого-нибудь за Алексом, а ты пока прими гостей… Потом уж пусть сам решает…
– Будем надеяться, что ему не придет в голову напиться для храбрости. – Эвелин покачала головой. – Хотя сейчас я бы его поняла.
Дейдра лишь рассмеялась в ответ. А вокруг уже сновали слуги: одни – с чемоданами и сундуками, другие – помогая ошеломленным и замерзшим путешественникам освободиться от задубевших накидок и салопов.
Пока гости снимали верхнюю одежду и осматривали прихожую, Эвелин имела возможность рассмотреть их самих. Девочка стояла чуть поодаль от явно нервничающих викария и его жены и рассматривала фрески на стенах вдоль лестничных маршей. Она была чуть ниже Эвелин ростом, непокорные темные волосы волнами рассыпались по плечам. Кожа была не такая бледная, как у Элисон, но бронзовый загар, свойственный сельским жительницам, много бывающим на воздухе, отсутствовал. Когда девочка поняла, что за ней наблюдают, и подняла глаза, Эвелин поразилась. Ошибиться было невозможно. Та же самая темная, тревожащая глубина, опушенная густыми ресницами. Глаза Алекса.
Только за эти глаза Эвелин буквально сразу влюбилась в нее. Поспешив навстречу, она взяла ледяные пальцы девушки в свои и крепко пожала. Именно девушки, а не ребенка. И лицом и телом дочь Алекса выглядела старше своего возраста. Теперь стало понятно, почему так беспокоился викарий. Правда, в движениях еще сохранялась детская неловкость да в глазах то и дело мелькала совсем ребячья непосредственность. Но она тут же сменялась холодноватой бесстрастностью, слишком знакомой Эвелин.
Эвелин для начала решила вести себя сдержанно. Выпустив пальцы девушки, она обратилась к ее престарелым спутникам:
– Я леди Грэнвилл. А вы, должно быть, мистер и миссис Грэхем? Очень рада с вами встретиться. Сюда, пожалуйста, к огню. Дорога, наверное, утомила вас. Мы очень благодарны, что вы отважились на такое путешествие.
Говоря без умолку, чтобы скрыть волнение и растерянность, она повела гостей в семейную гостиную, где их поджидала Дейдра. Чета Грэхемов отвечала на все вопросы односложно и вежливо, девушка молчала.
Эвелин представила гостей Дейдре. Та подошла к девушке, взяла ее за руку и подвела чуть ближе к свету.
– А это, конечно, Элизабет-Маргарет… Как тебя зовут дома? Элизабет, Бет, Бесси?..
– Маргарет, так же, как мою бабушку Хэмптон… Но она теперь не Хэмптон. Ее все называют леди Бартон.
Эвелин не знала, что сказать, но Дейдра пропустила все мимо ушей и указала гостям на кресла.
– Матушка вашего отца никогда не принадлежала к семейству Хэмптонов, только носила некоторое время эту фамилию. Но со стороны вашей матери было весьма разумно рассказать вам о вашем происхождении… А леди Бартон все еще живет в тех местах?
Девочка молчала, вместо нее ответил викарий:
– О да, миледи. Она много лет была женой баронета и всегда помогала церкви. Но сейчас она очень больна и теперь редко показывается в деревне.
Эвелин и в голову не приходило, что мать Алекса может быть жива. Он никогда не упоминал о ней, кроме той ночи в гостинице, и здесь тоже никто не произносил ее имя. Эвелин не понимала таких отношений в семье. Неудивительно, что Алекс не любил делиться своим прошлым.
Гостям принесли чай и горячий шоколад, чтобы они согрелись в ожидании обеда. Эвелин заметила, что густой сладкий шоколад девочка пила с удовольствием, но в то же время продолжала внимательно разглядывать окружающую обстановку и время от времени бросала короткие взгляды на нее.
– Когда немного согреешься, я покажу тебе твою комнату, – обратилась она к Маргарет. – Я сама здесь недавно, всего несколько месяцев назад чувствовала себя так же, как ты сейчас Этот дом до сих пор немного пугает меня. Он слишком большой… Надеюсь, тебе будет удобно. Но если захочешь, мы найдем тебе другую комнату. Можешь выбрать сама, когда получше узнаешь дом…
И вдруг девочка ответила резко и зло:
– Это вы послали за мной? Я знаю… Но зачем? У вас что, своих детей нет?
Так мог спросить только Хэмптон. Но Эвелин сумела сохранить на лице улыбку.
– Если бы на твоем месте был сейчас твой отец, он спросил бы о том же самом и тем же тоном. Что поделаешь, наверное, все Хэмптоны такие… Не на все простые вопросы можно ответить легко и однозначно. Я с каждой минутой все больше узнаю в тебе Алекса. Его вопросы тоже легко могут обидеть человека. Но постарайся, чтобы твои вопросы не обидели его.
– А что такого? Тогда он возьмет и отошлет меня назад. Я и без него прекрасно жила…
Маргарет изо всех сил старалась казаться невозмутимой, но Эвелин видела, как дрожат у нее пальцы, когда она ставила чашку на поднос.
– Это потому, что у тебя был любящий отец. Он бы, конечно, никому не отдал тебя. Но как согласилась твоя мать?
– А ей-то что? – Девочка пожала плечами. – Она живет, как жила, и ухажеров новых хватает. Она и не спорила с преподобным Грэхемом, когда тот называл меня ублюдком. Хотя он, конечно, совсем не так говорил.
– У тебя есть имя. И никакой ты не ублюдок. Когда-нибудь отец расскажет тебе, как все было. А пока я не позволю никому, даже тебе самой, называть тебя таким словом… Если не хочешь больше шоколада, идем, посмотрим твою комнату.
Эвелин встала и протянула руку. Другие в напряжении замерли, глядя на девочку. Та секунду колебалась, потом встала и вложила свою руку в руку Эвелин.
Когда они спускались по лестнице, из холла донеслись какой-то шум, перебранка, потом все перекрыл разъяренный бас Алекса. Слов было не разобрать. Отвечал ему визгливый, истеричный женский голос. Эвелин, замирая, догадалась, кому он принадлежит.
– Ты не можешь так поступить со мной, Александр! Это публичное оскорбление… Как ты можешь! Все эти годы мы пытались не обращать внимания на эти позорные слухи. А теперь ты сам!.. Ты не можешь перед всеми признать этого ублюдка, Александр!.. Это невозможно. Я стану посмешищем всей округи. Как я покажусь на улице?..
– Моя дочь никакой не ублюдок, мадам! – Алекс старался сдерживаться, но его голос все равно рокотал под сводами, как раскаты грома. – Если вы еще раз назовете ее так, я не пущу вас на порог своего дома!.. Вас никогда не заботила моя жизнь, и я сам сделал из нее то, что смог. А сейчас я не нуждаюсь в ваших указаниях!
Эвелин видела, как девочка отступила от нее на шаг и с такой силой вцепилась в перила, что побелели костяшки пальцев. Совсем не так представляла она себе встречу дочери с отцом, но что теперь поделать? Она осторожно взяла Маргарет за плечи и легонько подтолкнула вперед.
– О господи!.. Александр! Я не вынесу этого, мне плохо!.. Помоги мне сесть… И это мой сын говорит мне такие слова…
Женский голос перешел в надрывное рыдание.
– Бертон, усадите мою мать в кресло. Она сейчас отдохнет и поедет обратно… Где моя жена? – резко спрашивал Алекс, не обращая внимания на горестные завывания.
Эвелин, все еще держа Маргарет за плечи, вышла на свет. Теперь и они увидели все, что происходило в холле. Небольшая женщина в отороченной мехом накидке полулежала в кресле и театральным жестом прикладывала руку ко лбу, изображая муку. Заслышав голос Эвелин, она забыла о своих страданиях и быстро обернулась.
– Я здесь, мой супруг. – Эвелин не старалась скрыть иронии. Алекс быстро глянул на нее. – Как все удачно получилось! Ты не представишь меня своей матери?.. Я хочу также, чтобы ты познакомился со своей дочерью Маргарет.
В холле повисла оглушительная тишина. Эвелин чувствовала, как девочка невольно начинает отступать под взглядом огромного разъяренного мужчины, уставившегося на нее. Хорошо, что бежать ей было некуда. Эвелин ободряюще потрепала ее по плечу.
Не сводя глаз с дочери, Алекс начал говорить:
– Мама… леди Бартон, это моя жена, Эвелин. А это моя дочь Маргарет, которую, по какой-то непонятной причине, назвали в твою честь. Хотя ее мать никогда не отличалась большим умом…
– Алекс! – укоризненно сказала Эвелин и отпустила плечо Маргарет, чтобы поздороваться с леди Бартон. – Я так рада видеть вас, миледи. Не хотите ли выпить чаю? Леди Грэнвилл и Грэхемы в салоне, да и нам будет приятнее разговаривать у огня.
– Я ни за что не пойду туда, где будет… где меня будут принимать вместе с этим… ребенком. – Леди Бартон отдернула руку и повернулась к сыну. – Алекс, мне нехорошо. Пусть мне покажут мою комнату.
Алекс, все еще продолжая разглядывать дочь, раздельно и внятно произнес:
– Сначала поздоровайся с моей женой и дочерью. А потом тебе покажут комнату.
На лице Маргарет мелькнуло какое-то подобие улыбки. Она привыкла смотреть на эту даму в кресле как на что-то недосягаемое и наверняка побаивалась ее. А Эвелин даже представить не могла, как бабушка и внучка смогли прожить столько лет в одной деревне и ни разу у старой дамы не возникло желания поговорить с девочкой. Но теперь все странным образом переменилось.
Когда бабушка в ужасе глянула на внучку, Маргарет лишь гордо вздернула подбородок.
В конце концов леди Бартон с горестным стоном поднялась из кресла и в сопровождении слуги вышла из комнаты.
– Найдите ей где-нибудь каморку, – сказал Алекс, без особой любезности похлопав мать по плечу. – Она скоро придет в себя… – Потом обернулся к жене и дочери. – Что-то здесь чертовски холодно. Идемте туда, где потеплее…
Эвелин, взяв Алекса за руку, посмотрела на Маргарет. В глазах у девочки блестели огоньки восхищения, когда она протянула свою руку. Трудно ей было сразу поверить, что огромный громогласный мужчина был ее отцом… А старая леди? Эвелин даже оглядываться не хотела. Она сама сделала свой выбор. Пусть и будет по сему.
В гостиной все радостно приветствовали вновь прибывших. У всех, чего греха таить, на душе было смутно. Никто предугадать не мог, как все сложится. Но пока все складывалось неплохо. Убедившись, что их миссия закончилась удачно, Грэхемы стати прощаться.
Несколько обескураженная их столь быстрым уходом, Эвелин попыталась вовлечь Маргарет в разговор об изменениях, которые можно сделать в ее спальне. Алекс неподвижно сидел в своем кресле, с непроницаемым выражением на лице разглядывая свою единственную дочь. Глядя на них по очереди, Эвелин всякий раз изумлялась тому, насколько они похожи.
Когда женский разговор сам собой иссяк, Алекс, внимательно посмотрев на дочь, осторожно спросил:
– Маргарет, нам сказали, что ты хотела бы продолжить учение и закончить школу. Так ли это?
Комкая в руке перчатку, Маргарет взглянула на столь внезапно появившегося в ее жизни отца. Он был внушителен и до кончиков ногтей – граф, именно такой, как она себе представляла. Что-то гораздо более значительное, нежели окрестное дворянство, которое она наблюдала в церкви и в повседневной жизни.
Раньше она ни перед кем не испытывала страха, но теперь, глядя на фигуру отца, немного побаивалась. Она не знала, чего хотела, но в одном была уверена – ей не хотелось, чтобы эти люди опять забыли о ней на долгие годы. Но как это сделать, она не знала.
– Я одно время хотела выучиться на гувернантку, но теперь, когда папа умер, думаю… А есть школы, где учат, как управлять фермой?
Алекс не мог удержаться от улыбки, но тут же согнал ее с лица.
– Если бы такие были, я бы сам пошел туда учиться. Теперь, когда кузен умер, всеми поместьями в Корнуолле придется управлять мне. Задачка нелегкая. Может, когда ты станешь достаточно взрослой и сама сможешь вести хозяйство, я смогу тебя чему-нибудь научить. А тем временем можешь пойти в школу, где обучают французскому языку и всяким премудростям этикета… Или чему там еще учат?
Эвелин была уверена, что Маргарет неспроста упомянула о ферме. Это было для нее чем-то вроде пробного камня. До этого наверняка ни один мужчина даже слушать не хотел о ее планах. А то, что Алекс отнесся к ее намерениям достаточно серьезно, наверняка придаст ей смелости. Но Эвелин уже предвидела, что скажет девочка о роли французского языка в жизни фермера.
– Конечно, дом твой будет здесь, Маргарет, – вмешалась она. – Если ты хочешь, мы наймем домашнего учителя, но по соседству нет девочек твоего возраста. Да и в Корнуолле мы почти не знаем соседей. Может, тебе лучше будет среди своих сверстниц? Некоторых из них ты сможешь приглашать к себе домой на каникулы… Не нужно решать скоропалительно. У тебя есть время. Мы просто хотим устроить твою жизнь как можно лучше.
Маргарет, опустив голову, долго смотрела на свои руки.
– А зачем вам это нужно? – наконец проговорила она. Эвелин вздохнула и посмотрела на Алекса. У него взгляд был не менее растерянный. Но отвечать все же надо было ему.
– Я хотел сделать это с самого начала, Мэг. Я никогда не хотел отказываться от тебя. Твоя мать сама выбрала другого мужчину. Может быть, она поступила правильно. Я был тогда очень молод и не смог бы, наверное, стать настоящим отцом… Если тебе никто не говорил об этом, то могу сказать, что в молодости я был отнюдь не примером для подражания. Но сейчас это все в прошлом, и давай больше не будем об этом говорить. Я очень рад, что у меня есть такая дочь, и теперь я готов сделать все, чтобы помочь тебе определиться в жизни… Может быть, когда-нибудь, когда у тебя самой будут дети, ты поймешь это.
Девочка сердито вскинула голову:
– Я не собираюсь выходить замуж и иметь детей! Я лучше буду учить детей других людей, а своей жизнью распоряжусь, как сама захочу.
Алекс и Эвелин обменялись понимающими взглядами.
– Прекрасно, это меня вполне устраивает, – согласился Алекс А теперь – переодеваться, я умираю от голода…
В будущем предстояло обсудить тысячи вопросов, но самое главное было решено: Маргарет готова остаться. Эвелин взяла девочку за руку и, когда они проходили мимо, поцеловала Алекса в щеку.
– Я люблю тебя, – прошептала она.
Алекс проводил их веселым взглядом, а сердце Эвелин колотилось от давно забытой радости. Наконец она сделала что-то необходимое и правильное.
Ночью, когда они уже собирались ложиться, Эвелин обратила внимание, что Алекс был как-то необычно задумчив. И когда он подошел к ней, запустил пальцы ей в волосы, она положила ладони ему на грудь и вопросительно вскинула брови.
Он ответил на ее немой вопрос почти с горечью:
– Она очень красивая. Или мне кажется?
Сердце Эвелин заколотилось где-то у самой гортани. Не вполне отдавая себе отчета, начала расстегивать его рубашку.
– Она очень похожа на тебя, Алекс. И такая красавица, что я, кажется, начинаю ревновать.
– Ревновать? – Он поднял ее лицо и заглянул в глаза. – Что еще у тебя на уме?
Эвелин наморщила нос и опустила взгляд.
– Она красивая, умная и через несколько лет вполне сможет заменить меня. Сможет быть хозяйкой на твоих обедах, сможет развлекать жен и дочерей твоих друзей, может быть, даже управлять твоим хозяйством. А я тогда стану совсем не нужна…
Алекс с усмешкой повернул ее лицо к себе, попытался заглянуть в глаза. Потом осторожно поцеловал краешек губ и повел череду нежных поцелуев через подбородок, к шее. Пальцы его нащупали бретельки сорочки.
– Да, это на самом деле вопрос. Даже не знаю… Хм. Но для чего-то я взял тебя в жены? И теперь, кажется, знаю – для чего… Я не могу без тебя спать. Дышать мне без тебя тоже трудно. А уж о том, чтобы есть, не чувствуя тебя рядом, и речи быть не может… Так что ты для меня – что-то вроде лекарства. Хотя, когда я представляю тебя в одной ночной рубашке, мне становится не по себе. А что творится со мной, когда я вижу тебя в открытом бальном платье или в ванне, среди пузырьков пены… От всех недугов единственное лекарство – ты. Так что получается – чем больше я о тебе думаю, тем больше ты мне нужна. Какой-то заколдованный круг! И выход из него один – нарожать штук шесть дочерей, которые будут еще красивее, чем Мэг. Потому что их матерью будешь ты. И вот тогда ты никуда не денешься. Тебе придется вместе со мной растить их, воспитывать… И если они унаследуют твой характер, то забот у тебя будет полон рот.
Ночная рубашка скользнула на пол, и Эвелин ощутила, как сильные руки открывают ее от пола и несут на постель. Она попыталась вспомнить, случалось ли ей в этой комнате надевать ночной халат, но мысль тут же исчезла, смятая и отброшенная горячей волной возбуждения. Она не понимала слов, но прекрасно знала все, о чем он говорит, стоя рядом на коленях.
– Ты на самом деле думаешь, что я тебе нужна? – выдохнула она, чувствуя, как его губы скользят по низу живота. – Хоть чуточку?..
– Даже не чуточку. А серьезно и надолго… А вот этого делать не надо, иначе вся дюжина наших дочерей окажется сейчас на простынях!
Он застонал, но руки Эвелин двигались все настойчивее. Задыхаясь от счастья, она лишь рассмеялась в ответ. „
– Дюжина – это много… Вполне достаточно… одной… А потом нужно будет подумать… о наследнике…
– Наследный граф Грэнвилл? Конечно… Этих нам тоже нужно два-три, как минимум…
Алекс приподнял ее ногу, отодвинул в сторону и наконец добрался до цели. Секунду он был слишком занят, потом заговорил опять:
– Сейчас – дочь… в сентябре – сын… и еще, может быть… одна дочь…
Потом Эвелин лишь тяжело дышала и постанывала в такт его ритмичным движениям. Она не могла ничего сказать, даже если бы и хотела.
Придя в себя после сладкой минуты и краткого забытья, Алекс вдруг приподнялся на руках и глянул ей в лицо.
– Сын когда?..
Глаза Эвелин широко раскрылись, на миг в них мелькнуло беспокойство.
– В сентябре… А что?
– В сентябре? – соображал Алекс все еще туго. – Сейчас середина февраля. В сентябре… Это значит…
Мысль так поразила его, что он отпрянул от Эвелин, словно боясь повредить то, что уже было у нее внутри, откатился на край кровати, но не рассчитал и с грохотом свалился на пол.
Из-за двери послышался встревоженный голос слуги. Эвелин подползла к краю кровати, чтобы увидеть, как его светлость граф, с самой глупой и счастливой улыбкой на лице, растянулся во весь рост на холодном полу.
